Текст книги "Брандмаузер (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Неизбежная единственная лампочка освещала совсем небольшой холл, площадью не более пары квадратных футов. Из него вели две двери; Восьмой прошёл через ту, что слева, а я последовал за ним, закрыв за собой входную дверь и заперев все замки. Из четырёх лампочек в потолочной группе, которой гордилась бы любая семья 1960-х, горела только одна. Небольшая комната была завалена деревянными ящиками, вощёными картонными коробками и разбросанными взрывчатыми веществами, расписанными кириллицей. Всё это выглядело очень по-чадски, чей срок годности уже давно вышел.

Ближе всего ко мне стояла стопка коричневых деревянных ящиков с веревочными ручками.

Подняв крышку с верхнего, я сразу узнал тускло-зелёные очертания горшка. Восьмой, ухмыляясь во весь рот, издал звук, похожий на взрыв, его руки летали во все стороны. Казалось, он тоже знал, что это мины. «Видишь, дружище, я понял, чего ты хочешь. Гарантия удовлетворения, да?»

Я лишь кивнул, осматриваясь. Стопки другого снаряжения лежали, завёрнутые в коричневую вощёную бумагу. В другом месте влажные картонные коробки, сложенные друг на друга, обрушились, вывалив содержимое на половицы. В углу лежало с полдюжины электродетонаторов – алюминиевых трубок размером с четверть выкуренной сигареты с двумя восемнадцатидюймовыми серебряными проводами, торчащими из одного конца. Серебряные провода были свободны, не скручены вместе, что было пугающе: это означало, что они готовы были стать антеннами для любого постороннего электричества – например, радиоволны или энергии мобильного телефона – чтобы взорвать их, и, вероятно, всю оставшуюся там дрянь. Это место было кошмаром. Похоже, русские в начале девяностых не слишком беспокоились о том, куда деваются подобные вещи.

Подняв детонаторы по одному, я скрутил провода, чтобы замкнуть цепь, затем проверил остальную часть комплекта, разрывая картонные коробки. Восьмой сделал то же самое, то ли чтобы убедить меня, что он знает, что делает, то ли просто из любопытства. Я схватил его за руку и покачал головой, не желая, чтобы он играл ни с чем. Было бы здорово выбраться отсюда со всеми своими вещами, не лишившись при этом ещё одного пальца.

Он выглядел обиженным, поэтому, как только я закончил разбирать детонаторы и убрал их в пустой ящик из-под боеприпасов, я достал полис, чтобы занять его. «Что тут написано, Ворсим?» Я предположил, что он умеет читать на родном языке.

Пока он двигался под светом, я заметил тёмно-зелёный детонационный шнур. Он был не на удобной катушке на 200 ярдов, как мне бы хотелось; казалось, там оставалось два ярда, там ещё десять, но потом я увидел частично использованную катушку, где ещё оставалось, наверное, восемьдесят или девяносто ярдов, которая, безусловно, подошла бы.

Я отложил катушку детонационного шнура в сторону и пошёл проверять остальные комнаты. Это было достаточно просто, потому что каждая из них была размером примерно с чулан для метёлок; там была крошечная кухня, совмещенная с ванной и туалетом, и спальня ещё меньше. Я искал пластиковую взрывчатку, но её не было. Единственные взрывчатые вещества здесь находились в противотанковых минах, и их было определённо достаточно, чтобы получить оценку «изобилие».

Я вернулся в главную комнату и вытащил один из них из открытого ящика.

Это были либо TM 40, либо TM 46, я так и не смог вспомнить, какой из них какой; я знал только, что один был сделан из металла, а другой из пластика. Эти были металлические, около фута в диаметре и весили около двадцати фунтов, из которых более двенадцати фунтов приходилось на полиэтилен. Они были похожи на старомодные латунные грелки для постели, такие, что висят на каменных каминах рядом с конскими медными седлами в сельских гостиницах. Вместо длинной метлы у этих штук была поворотная ручка для переноски, как на боку котелка.

Вытаскивать ПЭ из этих вещей будет целой и невредимой, но чего я ожидал?

Положив мину на голые доски пола, я попытался открутить крышку, которая находилась по центру верхней части. Перед установкой нужно было всего лишь заменить крышку детонатором (обычно это комбинация взрывателя и детонатора), а затем отойти подальше и ждать танка.

Когда он наконец начал двигаться, сдвигая многолетнюю грязь, образовавшую уплотнение, я сразу понял, что это действительно старый снаряд. Запах марципана ударил мне в ноздри. Зеленоватая взрывчатка в последние годы вышла из употребления. Она всё ещё работала, выполняла свою работу, но нитроглицерин портил не только броню, но и голову, и кожу любого, кто её готовил. Вам гарантирована была ужасная головная боль, если работать с ней в замкнутом пространстве, и невыносимая боль, если порезаться. Я и так принимал достаточно аспирина, чтобы не иметь с этим дела.

Восемь вспыхнул: «Эй, Николай, эта газета действительно классная».

«Что там написано?»

«Во-первых, его зовут Игнатий. Потом, там написано, что ты его человек.

Всё, что тебе нужно, должно быть твоим. Он защищает тебя, мой друг». Он посмотрел на меня. «Это становится тяжёлым. Там написано: «Если ты не поможешь моему другу, я убью твою жену; а потом, после того как ты проплачешь две недели, я убью твоих детей. А ещё через две недели я убью тебя».

Это серьезная штука, чувак».

«Кто такой Игнатий?»

Он пожал плечами. «Он же твой человек, верно?»

Нет, это был не он, а Вэл. Картёжники точно узнали это имя, это точно. Я взял полис из рук Восьмого и сунул его обратно в карман куртки. Теперь я понял, что Лив имела в виду, когда говорила, что Тому угрожают так, что британцы по сравнению с ним выглядят слабаками. Неудивительно, что он молчал и просто отсидел свой срок.

Мы вдвоем отнесли несколько коробок к машине, пройдя мимо ребёнка, всё ещё лежавшего там, где я его оставил. В последний раз Эйт запер квартиру, и мы стояли у «Лады» на фоне гула и стонов завода. Он собирался пойти оттуда пешком, потому что хотел навестить друга.

Я попрощался, чувствуя к нему немалую жалость. Как и всё остальное в этом месте, он тоже был просто облажался.

«Спасибо большое, приятель. Я верну машину примерно через два дня».

Я пожала его холодную руку, а затем схватилась за дверную ручку, когда он уходил.

Он крикнул мне вслед: «Эй, Николай. Привет!» – в его голосе вдруг послышалась неуверенность. – «Можно мне поехать с тобой в Англию?»

Я не оглядывался, просто хотел продолжить свой путь. «Зачем?»

«Я могу работать на вас. У меня отличный английский».

Я слышал, как он приближался. «Давай я пойду с тобой, мужик. Всё будет круто. Я хочу поехать в Англию, а потом в Америку».

«Знаешь что, я скоро вернусь, и мы поговорим об этом, хорошо?»

"Когда?"

«Как я и сказал, два дня».

Он снова пожал мне руку всеми оставшимися пальцами. «Круто. Скоро увидимся, Николай. Всё будет хорошо. Продам машину и куплю новую одежду».

Он буквально подпрыгнул и побежал обратно по дороге, махая мне рукой и думая о своей новой жизни, пока я подбадривал стартер, заводил его и, сделав разворот в три приема, выезжал на улицу, по пути обогнав Восьмого.

Я проехал всего сотню ярдов, остановился и включил заднюю передачу. Чёрт возьми, я так не могу.

Когда я подъехал и опустил стекло, он поприветствовал меня широкой улыбкой. «Что случилось, дружище?»

«Извини, Ворсим, я не могу тебя отвезти», – поправил я себя, – «не отвезу тебя в Англию».

Его плечи и лицо опустились. «Почему бы и нет, чувак. Почему бы и нет? Ты только что сказал, чувак…»

Я чувствовал себя полным придурком. «Тебя не пустят. Ты русский. Тебе нужны визы и всё такое. А даже если и пустят, ты не сможешь у меня пожить. У меня нет дома и нет никакой работы, которую я мог бы тебе дать. Мне очень жаль, но я не могу и не буду этого делать. Всё, приятель. Я привезу машину через два дня».

Вот и всё. Я закрыл окно и поехал обратно в центр города, чтобы знать, где я нахожусь, и снова сесть на главную дорогу Нарва-Таллинн.

Я мог бы солгать ему, но я помнил, как в детстве родители меня куда-то возили, все подарки, которые мне дарили, все обещания хороших каникул и всё прочее дерьмо, которое так и не случилось. Это было сказано просто для того, чтобы я молчал. Я не мог позволить Восьмому так надуться, сжечь мосты, и всё это просто так. Лив была права: иногда лучше отвалить людям правдой.

Я сориентировался в городе и направился на запад. Моя цель – номер в отеле, где я мог бы подготовить всё барахло, что лежало в багажнике.

Мне всё ещё было очень жаль Восьмого. Не из-за того, что я его бросила, потому что знала, что так будет правильно, а из-за того, что его ждёт в будущем. Полное дерьмо.

Передо мной появилась заправка, точно такая же, как в Таллине: ярко-синяя, чистая, яркая и непривычная, словно инопланетный космический корабль. Я подъехал и заправился. Припарковавшись сбоку от здания, я пошёл платить как раз в тот момент, когда двое сотрудников уже подумали, что у них уже есть первый клиент за эту ночь.

Я был единственным их покупателем. В магазине был небольшой отдел, где продавались автозапчасти; остальное пространство было отведено под пиво, шоколад и сосиски. Я взял пять синих нейлоновых буксировочных тросов – весь их ассортимент – и все восемь рулонов чёрной изоленты, выставленные на продажу, а также дешёвый многофункциональный набор инструментов, который, вероятно, сломается при втором использовании. Наконец, я взял фонарик и два комплекта батареек, причём две маленькие прямоугольные с клеммами сверху. Я не мог придумать ничего другого, что мне сейчас было бы нужно, кроме шоколада, мяса и пары банок апельсиновой газировки.

У парня, который взял мои деньги, прыщей на голове было больше, чем клеток мозга. Он пытался посчитать сдачу, хотя кассир ему всё подсказал. В конце концов он протянул мне мои пакеты с покупками; я попросил ещё и указал. «Ещё? Ещё?» Потребовалось несколько секунд мимики и пара мелких монет, но я всё же вытащил полдюжины запасных.

Настало время сосисок и шоколада. Я сидел в машине с работающим двигателем, набивая рот едой и глядя на главную улицу. За ней находился огромный плакат, демонстрирующий чудеса плёнки Fuji, занимавший весь фасад здания, пока мимо с визгом проносились грузовики. Я их не винил; я тоже спешил выбраться из города.

Чувствуя тошноту после того, как съел всё, что купил, я вернулся в дорожный хаос. Моим пунктом назначения была Вока, прибрежный городок к северу, между Нарвой и Кохтла-Ярве, где я собирался подготовиться к нападению завтра днём. Я выбрал Воку лишь потому, что мне нравилось это название, и, поскольку он находился на побережье, там, вероятно, было больше шансов найти комнату.

Вока оказалась именно тем, чего я и ожидал: небольшим пляжным городком с одной главной улицей. Возможно, в советские времена он был довольно популярным местом, но, судя по тому, что я видел в свете фар и изредка работающего уличного фонаря, теперь он выглядел очень обветшалым и обшарпанным, эстонским аналогом викторианских британских местечек, которые исчерпали себя в семидесятых, когда все начали летать в Испанию. Когда несколько лет назад русские паковали чемоданы, это место, должно быть, тоже перевернулось и умерло.

Вокруг не было ни души; все, вероятно, были дома и смотрели конец очередного фильма Кирка Дугласа.

Я медленно ехал по прибрежной дороге, слева от меня виднелось Балтийское море, а машину покачивал морской ветер.

В квартирах справа от меня света было мало, только изредка горел телевизор.

В конце концов я нашёл отель с видом на море. На первый взгляд он больше походил на четырёхэтажный жилой дом, пока я не заметил маленькую мерцающую неоновую вывеску слева от его двойных стеклянных дверей. Пока я запирал «Ладу», волны разбивались о какой-то пляж позади меня, а ветер трепал мою куртку и волосы.

Флуоресцентные лампы в коридоре чуть не ослепили меня. Ощущение было такое, будто я вошёл в телестудию, и было почти так же жарко. Телевизор орал где-то на русском. Я начал довольно хорошо улавливать интонации.

Звук доносился прямо передо мной. Я шёл по коридору, пока не нашёл его источник. Внизу лестницы, по грудь, в стене было раздвижное окно. За ним сидела пожилая женщина, прильнув к экрану старого чёрно-белого телевизора.

У меня было предостаточно времени, чтобы изучить её, одновременно пытаясь привлечь её внимание. На ней были толстые шерстяные колготки и тапочки, объёмный чёрный кардиган, яркое платье с цветочным принтом и вязаная крючком шерстяная шапочка. Смотря телевизор, она черпала комковатый суп из чего-то похожего на большую салатницу. Вместо антенны у телевизора была вешалка, что, похоже, было здесь обязательным. Это напомнило мне времена, когда мне приходилось танцевать по комнате с комнатной антенной в руке, чтобы отчим мог следить за скачками.

Она наконец заметила меня, но не поздоровалась и не спросила, что мне нужно. Вежливо кивнув и улыбнувшись, я указал на листок бумаги, приклеенный к окну, который, как я предположил, и был тарифом.

«Можно мне комнату, пожалуйста?» – спросил я с моим любимым австралийским акцентом.

Мне уже нравилось пародировать Крокодила Данди. Но на неё это было потрачено впустую.

С деревянной лестницы послышался грохот шагов, и появилась пара в длинных пальто. Это был невысокий, худощавый мужчина лет сорока, слегка лысеющий на макушке, но с зачёсанными назад волосами, которые почему-то считают восхитительными жители Восточной Европы, и большими обвислыми усами. Они прошли мимо, даже не взглянув ни на меня, ни на старушку. Женщина, как я заметил, была лет на двадцать моложе Лысого и от неё пахло гораздо слабее. От него исходил такой запах, что никакой дезодорант не мог сбить.

Старушка протянула мне полотенце размером с чайную салфетку и комплект того, что когда-то было белыми простынями. Пробормотав что-то, она подняла один палец, затем два. Я догадался, что она имела в виду количество ночей. Я показал ей один.

Она кивнула и записала какие-то цифры, которые я принял за цену.

150 эстонских крон за ночь, что примерно равно 10 долларам. Выгодная сделка. Мне не терпелось увидеть комнату. Я отдал ей деньги, и она положила ключ, прикреплённый к куску доски 2х4 длиной 15 см, поверх простыней и вернулась к супу и телевизору. Мне так и не удалось выучить эстонское «хорошего дня».

Я поднялся по лестнице и нашёл комнату №4. Она оказалась больше, чем я ожидал, но такой же унылой. Там стоял тёмный шпонированный шкаф из ДСП, три коричневых пушистых нейлоновых одеяла на запятнанном разноцветном матрасе и пара старых, заляпанных слюной подушек. Я с удивлением обнаружил в углу небольшой холодильник. Проверив, я обнаружил, что он не подключен к сети, но всё же, вероятно, стоил дополнительного сура от Эстонского совета по туризму. Рядом с ним, на коричневом шпонированном столе, стоял телевизор в стиле семидесятых, тоже отключенный. Ковёр был составлен из двух разных цветов прочной офисной обивки: тёмно-коричневого и, возможно, когда-то кремового. Обои местами вздулись, а коричневые пятна от влаги дополняли интерьер. Но изюминкой были мягкий угловой шкафчик и журнальный столик, оттенённые большой треугольной пепельницей из толстого стекла. Бежевый нейлоновый диван был сильно испачкан, а журнальный столик по всему краю был прожжён сигаретами. В номере было холодно, и, очевидно, гость должен был включить обогреватели.

Справа от входной двери находилась ванная. Я проверю её позже. Сначала я наклонился над одним из двух электрообогревателей. Это была небольшая квадратная штуковина с тремя стержнями, стоявшая у двери кровати. Включив её в розетку, я повернул выключатель, и нагревательные элементы начали нагреваться, наполняя воздух едким запахом горелой пыли.

Второй обогреватель, ближе к окну, представлял собой более сложную, декоративную модель с двумя длинными решетками и над ними – чёрным пластиковым поленом на красном фоне. Я не видела его с тех пор, как была у тёти в семь лет. Я тоже включила его в розетку и наблюдала, как под пластиком загорелась красная лампочка, а над ним закрутился диск, создавая эффект пламени. Он был едва ли не лучше телевизора.

Я зашёл в ванную. Стены и пол были выложены плиткой, в основном коричневой, но также и синей и красной, которые заменили некоторые сломанные в те времена, когда их меняли. Политика руководства, очевидно, изменилась за последние годы.

На стене над ванной висел еще один двухконтурный электрический водонагреватель, а также старый газовый водонагреватель овальной формы с видимой запальной горелкой и длинным стальным краном, который поворачивался, чтобы можно было наполнять либо ванну, либо раковину. Я ожидал худшего, но когда я открыл кран, запальник превратился в бушующее пламя с соответствующими звуковыми эффектами. Я позавидовал. Я хотел такой же у себя дома. Вода мгновенно нагрелась, что было хорошей новостью; скоро мне понадобится много воды. Выключив его, я вернулся в спальню, где обогреватели начали делать свое дело. Отодвинув штору, я посмотрел на море. Я ничего не видел, кроме снега, кружащегося в свете, льющемся из окна.

Я задернул шторы и спустился вниз, чтобы разгрузить машину, начав с двух мин в коробке и покупок с заправки.

Пожилая женщина ни разу не подняла головы, когда я входил и выходил, либо потому, что знала, что не стоит спрашивать о делах клиентов, либо потому, что ее по-настоящему захватил дублированный вариант телесериала о Бэтмене шестидесятых годов.

Вернувшись в комнату, я включил воду, постепенно уменьшая напор воды до тонкой струйки. С помощью отвёртки из многофункционального набора инструментов я снял две крышки мин и сразу же почувствовал запах зелёного полиэтилена, как только открутился первый.

По очереди держа каждую мину под краном, пока она не наполнилась горячей водой, я опустил их в ванну, не переставая течь, чтобы вода в конце концов полностью их покрыла. Затем я спустился к машине и взял ещё две. Они были тяжёлые, и мне не хотелось драматизировать ситуацию, уронив одну из них. Пришлось три раза зайти, чтобы поднять всё наверх.

Во время последней поездки я взял с заднего сиденья еще одну газету и заклеил ею лобовое стекло.

Я продолжал откручивать крышки, пока все шесть не оказались в ванне двумя слоями, что составило в общей сложности более семидесяти фунтов полиэтилена. Расплавленное взрывчатое вещество, вероятно, было залито в тускло-зелёные оболочки ещё на заводе и оставлено застывать до почти пластичного состояния; мне приходилось ждать, пока горячая вода снова размягчит его, прежде чем я мог его выскоблить.

Вернувшись в спальню, я включил телевизор как раз вовремя, чтобы увидеть Бэтмена и Робина, связанных вместе в гигантской кофейной чашке, а также анимированный американский закадровый голос, сообщающий, что мне придется ждать до следующей недели, чтобы увидеть следующую захватывающую часть, а затем русский перевод, сообщающий, что им на самом деле все равно, что произошло.

Я раздобыл катушку детонационного шнура, которая выглядела точь-в-точь как зелёная бельёвка, только вместо верёвки внутри пластиковой оболочки находилась взрывчатка. Эта штука должна была инициировать два заряда, которые я собирался собрать из детонатора, как только достану его из шахты. Я отрезал примерно 30 сантиметров шнура своим Leatherman; вероятно, взрывчатое вещество пострадало от климатических условий и/или возраста, но если это так, то заражение обычно не проникло бы глубже чем на 15 сантиметров. Затем катушка переместилась к окну кровати; с этого момента туда можно было положить только подготовленный комплект. Так не возникнет путаницы, когда я устану сильнее.

Без всякого объявления на экране внезапно появились «Ангелы Чарли». Я надеялась, что это сериал с Шерил Лэдд. В детстве Фарра Фосетт никогда не смотрела его. Когда зазвучал монотонный русский перевод, я вернулась в ванную. Уровень воды всё ещё был недостаточным, поскольку из водонагревателя капала горячая вода.

Пора проверить батарейки. Это были обычные прямоугольные 9-вольтовые батарейки с заклепками на концах для положительного и отрицательного полюсов, такие же, как в датчиках дыма или игрушках. Одна из них должна была быть инициирующим устройством, обеспечивающим электрический заряд, который должен был передаваться по кабелю зажигания, который мне ещё предстояло получить. Затем она должна была инициировать детонатор, который поджигал бы детонаторный шнур и, в свою очередь, заряды. Всё это могло произойти только при условии, что мощность батарейки была достаточной, чтобы преодолеть сопротивление кабеля зажигания и детонатора.

Вы присоединяете пусковой кабель к лампочке фонарика; если она загорается при передаче энергии по всей длине пускового кабеля, то у вас достаточно энергии, чтобы заставить эту штуку взорваться.

Становилось достаточно тепло, чтобы снять куртку. Я достал страховой полис из внутреннего кармана; он выглядел немного потрёпанным, поэтому аккуратно сложил его, нашёл презерватив и сунул его в маленький кармашек для ключей на правой стороне джинсов.

Затем я выдернул вилку из прикроватной лампы и вырвал другой конец шнура из основания лампы, оставив около полутора метров кабеля для поджигания – недостаточно. Мне нужно было быть близко к взрыву, но полтора метра – это было самоубийственно близко. Шнур от холодильника дал мне ещё пять.

Ванна уже должна была быть почти полной. Я пошёл проверить как раз в тот момент, когда «Ангелы Чарли», переодетые старушками, но всё ещё выглядящие очень эффектно и с безупречной причёской, собирались проникнуть в дом престарелых с какой-то секретной миссией.

Все шахты были залиты горячей водой, поэтому я выключил кран.

Я нигде не увидел туалетного ёршика, но зато был резиновый вантуз.

Используя его рукоятку, чтобы потыкать ПЭ в одной из шахт, я обнаружил, что он все еще слишком твердый.

Шаги в холле возвестили о том, что в отеле появились новые постояльцы.

Раздался женский смех и похотливый русский мужской говор, когда они проходили мимо, а затем я услышал, как с грохотом захлопнулась дверь рядом с моей. Растянувшись на кровати и наблюдая, как «Ангелы Чарли» освобождают мир от зла, я соединил два куска гибкого кабеля и закрепил их изолентой.

Десяти футов кабеля для запуска всё равно было недостаточно. Проблема была в том, что я не знал, сколько мне нужно, пока не достиг цели, и приходилось перестраховываться. Хотелось бы иметь метров сто этого материала, но где я его найду в такое время суток?

Завтра будет поздно; у меня не будет времени возиться в поисках магазина хозтоваров. Мне нужно было сделать ещё один, так что прощай, Шерил. Из-за расположения розетки кабель питания для телевизора оказался довольно длинным; в итоге у меня получилось около восемнадцати футов кабеля.

Выключив телевизор, я могла слышать, как за стеной развиваются романтические отношения.

Было много охов и ахов, немного хихиканья и несколько шлепков по голому телу. Мне дубляж не был нужен.

Я соединил последний участок провода, используя метод «пигтейл» от Western Union. Китайские рабочие использовали его для ремонта оборванных телеграфных линий на Диком Западе; по сути, это рифовый узел, концы которого скручены вместе. Это не только гарантирует проводимость, но и предотвращает разрыв соединения.

Все три отрезка были разной толщины и из разных металлов, но меня волновало лишь то, что они проводили электричество. Я обмотал один конец медной проволоки вокруг лампочки фонарика и закрепил её изолентой. Теперь оставалось только замкнуть цепь, подключив два стальных провода с другого конца провода к клеммам аккумулятора, и – бац! – лампочка засветилась.

Я повторил процесс с другой батареей, и обе пока работают.

Если бы они оба не достигли цели и не произошло бы взрыва, мне пришлось бы перейти к плану Б и надеть бандану.

Отмотав провод от лампочки, я скрутил вместе два медных провода, затем два стальных провода на другом конце и заземлил его на заднюю стенку холодильника. Это отключило бы электричество в кабеле; меньше всего мне хотелось подключать провода к детонатору, чтобы всё немедленно взорвалось. День был бы не из приятных.

Катушка кабеля зажигания соединилась с детонатором на кровати со стороны окна, а две батарейки я положил на телевизор. Никогда не храните детонатор вместе с детонаторами и остальным оборудованием; опасность провала всегда близка, и я не хотел рисковать.

Единственный момент, когда все оборудование должно быть собрано вместе, – это когда вы собираетесь взорвать заряды, урок, который один или два парня из Временной ИРА усвоили на горьком опыте еще в восьмидесятых.

Прелюдия закончилась в соседней комнате, и они перешли к более серьёзным вещам. Либо ей это очень нравилось, либо она собиралась получить «Оскар», когда кровать пыталась пробить стену и влететь в мою ванную.

Когда я проверил шахты, вода в ванне рябила от вибрации, передающейся через стену. До начала выкапывания ПЭ оставалось ещё некоторое время; чтобы использовать время с пользой, я взял с собой лист туалетной бумаги, снова надел куртку и вышел в коридор. Секс достиг апогея, когда я прикрепил небольшой кусочек туалетной бумаги к нижней петле и закрыл дверь, убедившись, что бумаги достаточно, чтобы её было видно.

За дверью воцарилась тишина, когда я оставил соседей с их сигаретами и «Ангелами Чарли» и направился к лестнице.

Старушка всё ещё не отрывалась от телевизора. Морозный воздух царапал мне лёгкие, пока я отрывал газету от лобового стекла «Лады». Двигатель вяло крутился после того, как я щёлкнул стартером, но в конце концов завёлся. Я знал, каково это.

37

Я медленно бродил по городу в поисках материалов, необходимых для изготовления взрывных зарядов, и принял еще четыре таблетки аспирина, чтобы справиться с головной болью, развившейся после игры с минами.

Заметив ряд мусорных контейнеров позади небольшого ряда магазинов, я подъехал и принялся рыться в старых кусках картонной упаковки, жестяных банках и тряпках.

Мне ничего не подошло, кроме полуразрушенного деревянного поддона, прислонённого к стене. Три секции, каждая длиной около ярда, вскоре оказались в кузове машины, а собака, запертая в одном из магазинов, лаяла во весь голос от досады, не в силах до меня добраться. Одна секция должна была помочь мне перебраться через стену, две другие – удержать заряды на месте.

Когда я покинул это место в поисках чего-нибудь поодаль, проезжая сквозь густой туман, наползавший с моря, свет был выключен, а шторы задернуты.

Через десять минут патрулирования города-призрака я увидел здание, которое стоило рассмотреть повнимательнее. Перед ним была куча мусора, но само строение меня заинтересовало.

Оказалось, что это бомбоубежище, построенное в те времена, когда они ждали, что лохматые бомбардировщики B-52 дяди Сэма прилетят и обрушатся на них с жуткой силой. Там была бетонная лестница, ведущая под землю, и толстая металлическая дверь, запертая на висячий замок. Лестница была полна мусора, нанесённого ветром, и более тяжёлых вещей, которые были сброшены лётчиками, и именно среди всего этого я нашёл несколько упаковок из вспененного пенополистирола. Я выбрал два куска, каждый размером чуть меньше квадратного ярда. Углы были выше середины, которая была скруглена, чтобы соответствовать форме того, что она должна была защищать; кое-где были пробиты отверстия для экономии материала и придания конструкции большей прочности. Теперь у меня были рамки для зарядов.

Это напомнило мне о том, как мне приходилось делать противопехотные мины «Клеймор» из коробок из-под мороженого перед тем, как отправиться в Ирак во время войны в Персидском заливе.

Последнее, что мне было нужно, – это кирпич, и в таком месте мне не пришлось далеко его искать.

В отеле HDtel старушка уже покинула свой пост, а по телевизору шло что-то вроде русского ток-шоу, где ведущий и его гости очень мрачно переговаривались. Казалось, они пытались решить, кто из них первым покончит с собой.

Я поднялся по лестнице, держа в руках свои находки, чувствуя себя довольным тем, что у меня есть все необходимое для атаки, и теперь я могу спокойно отдыхать.

Пожилая женщина только что вышла из двери рядом с моей и направилась по коридору прочь от меня, держа в руках скомканные простыни.

Комната, вероятно, сдавалась на час, и она убиралась после последнего мероприятия.

Слыша вдалеке слабый звук ток-шоу, я проверил индикатор. Он не двигался. Я открыл дверь и подождал, пока меня обдаст жаром.

Сделав первый шаг внутрь, я сразу понял: что-то не так. Пластиковые дрова в камине больше не плясали по стенам, как раньше, когда я уходил.

Я выронил то, что нес. Кирпич упал на ковёр, когда я начал возвращаться в коридор. И это было последнее, что я сделал на какое-то время, если не считать попытки подняться с пола спальни, но удар по почкам снова отправил меня на землю. Пришлось стиснуть зубы и сжаться. Времени на вдох не было. Меня грубо перевернули, и дуло пистолета уперлось мне в лицо. Я почувствовал, как кто-то дернул мою куртку, и меня обыскали.

Свернувшись калачиком и притворившись почти мёртвым, я рискнул открыть глаза. Старейшина из «Славных парней» возвышался надо мной в серебристой меховой шапке и чёрном кожаном пальто.

Я также видел ещё одну пару ног, принадлежавшую кому-то другому, тоже в чёрном. Теперь двое мужчин стояли по обе стороны от меня, агрессивно шепчась друг другу, активно жестикулируя и указывая на головку члена на полу.

Я использовал это время с максимальной пользой, пытаясь делать глубокие вдохи, но не мог. Было слишком больно. Пришлось довольствоваться короткими, резкими вдохами, пытаясь заглушить боль в животе.

Затем я поднял глаза и увидел Карпентера. Наши взгляды встретились, и он плюнул в меня.

Я не боялся, меня просто угнетало то, что это происходит со мной, настолько, что я даже не удосужился вытереть слизь с лица. Я просто лежал, совершенно не обращая внимания. Откуда Карпентер вообще узнал, что я здесь? Чёрт возьми, кому какое дело? Меня бросили двое очень злых людей, и я не знал, выйду ли я отсюда живым.

Они подняли меня за подмышки, по одному с каждой стороны, и усадили на край кровати. Уперев руки в подмышки, я попытался наклониться вперёд и опустить голову на бёдра, чтобы защитить себя, стать тем самым израненным серым человеком, который никому не угрожает.

Этого не должно было случиться. Меня ударили по правой стороне лица, отчего я упал на кровать. Мне не нужно было притворяться: мне и так было больно.

Ожидая большего, я свернулся калачиком на боку. Звездные вспышки изо всех сил пытались лишить меня сознания, а боль обжигала всё тело. Я чувствовал, что начинаю сходить с ума, и я действительно не мог этого допустить. Я изо всех сил старался держать глаза открытыми. Я был как мешок дерьма, но знал, что должен взять себя в руки, иначе мне конец.