Текст книги "Брандмаузер (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

После того, как он провёл около пяти различных проверок, чтобы убедиться, что купюра не фальшивая, включая её запах, старик был очень доволен своей твёрдой валютой, как и я своим новым эстонским кроновым клином. Я оставил лагерь беженцев позади и направился дальше по улице Пускини, к кольцевой развязке, которая, согласно карте в моей голове, вела к нужной мне дороге.

Единственные здания, которые выглядели более-менее привлекательно, находились рядом с кольцевой развязкой. Мигающие неоновые вывески говорили мне, что это «комфортные бары».

Из громкоговорителей, установленных снаружи, гремела музыка. Изначально, как я предполагал, это были обычные бары или магазины, но теперь их окна были закрашены. Не требовалось большого воображения, чтобы догадаться, что предлагалось по ту сторону эмульсии, но для тех, кто сомневался, там были фотографии женщин и трафаретная кириллица, без сомнения, точно определяющая значение слова «комфорт». Лучшая фотография была на синем окне: Статуя Свободы с лицом Мэрилин Монро, задравшей халат и обнажившей между ног туз пик. Ниже, по-английски, было написано: «Америка. К чёрту всё здесь». Я не был уверен, что всё это значит, но русские, припарковавшие все грузовики вдоль дороги, явно без труда прочитали меню.

Я только что остановился на кольцевой развязке, чтобы проверить, по какой дороге мне дальше ехать, когда два белых Suzuki Vitara с мигающими красно-синими маячками с визгом остановились возле магазина Marilyn's.

Из каждой вывалились по три парня, одетые точно так же, как спецназ на таллиннском вокзале, но с другим логотипом. У них он был ещё и на спине бомберов. С такого расстояния я не разобрал надписи, но понял, что всё было красным и шрифтом, похожим на тот, что используется на одежде для сёрфинга. Достав клюшки поменьше, чем у всех на вокзале, они хлынули в бар.

Я шагнул в дверной проём, чтобы понаблюдать, и достал из пакета одну булочку. Разломив хлеб, я бросил туда несколько ломтиков сыра и горсть чипсов и наблюдал, как очень уставшая зелёная полицейская «Лада» подъехала и припарковалась возле «Витары». Двое в меховых шапках внутри не выходили. Я потопал ногами, чтобы согреть их.

Автомобили Vitara были в идеальном состоянии, как из выставочного зала, а на боку красовались номер телефона и логотип, а также что-то похожее на буквы «DTTS». Полицейская машина разваливалась на части и выглядела так, будто эмблема на боку была нарисована от руки.

Следующие несколько минут ничего особенного не происходило. Поток машин проезжал по кольцевой развязке, и я съел свою булочку, заодно с ещё парой чипсов. Некоторые из проезжавших машин были совсем новыми – Audi, VW и даже Mere, – но их было немного. Борьба за популярность развернулась, по сути, между ржавыми Sierra и Lada.

Я всё ещё доделывал свой второй сырный рулет, когда из бара вышли чёрные команды, вытащив троих парней вшестером. Все трое были в костюмах, кровь текла по их лицам на белые рубашки, а их нарядные ботинки были царапаны по льду. Их закинули в багажник «Витары» и сообщили радостную новость дубинками. Двери закрылись, и один из команды, заметив полицейскую машину, просто отмахнулся. Никто из прохожих даже не взглянул на происходящее; трудно было понять, то ли они были слишком напуганы, то ли им просто было безразлично.

Полицейские фары снова зажглись и погасли, и они, гремя выхлопной трубой, поехали к пограничной парковке.

«Витары» и их команды тоже уехали, а я доел булочку, пересекая кольцевую развязку и поворачивая направо, к реке. Адрес, который дала мне Лив, находился на этой улице, известной просто как Виру. Всё ещё недоумевая, чем эти трое парней так оскорбили Мэрилин, я набросился на последнюю булочку вместе с оставшимся сыром и картошкой фри. Как будто у меня не было своих вещей, о которых стоило бы беспокоиться.

31

Виру ничем не блистал в городе: серые, жалкие кварталы домов, ещё больше чёрного снега и ещё больше запущенных дорог. И вдруг, как ни странно, прямо перед нами оказалась сгоревшая бамперная машинка с обугленным и перекрученным металлическим каркасом и длинным токопроводящим стержнем. Одному Богу известно, как она там оказалась.

Единственным движущимся объектом была свора из пяти или шести собак, которые, крадучись, обнюхивали землю и мочились на неё, создавая клубы пара. Я даже не почувствовал себя плохо, выронив пластиковый пакет вместе с обёртками от чипсов и сыра. В Риме. Время от времени мимо по булыжной мостовой с грохотом проезжала залатанная «Сьерра», а её пассажиры смотрели на меня так, будто я с ума сошел, раз уж хожу по этому району. Вероятно, они были правы, судя по вдыхаемым мной серным парам. Очевидно, неподалёку находился ещё один экологически чистый завод.

Засунув руки глубже в карманы и голову поглубже в воротник, я попытался изобразить то же жалкое подобие языка тела, что и все остальные. Вспомнив увиденное в «комфортном баре», я решил, что лучше не связываться с частной охраной, если получится. Полиция штата показалась мне более мягким вариантом.

Виру начала поворачивать вправо, и прямо передо мной, в пятистах-шестистах метрах, виднелся обледеневший берег реки. Это была Россия.

Приближаясь к повороту, я увидел ущелье, где примерно в 200 метрах внизу протекала река Нарва. Обогнув его, я обнаружил, что автомобильный мост находится примерно в 400 метрах. Машины выстраивались в очередь, чтобы покинуть Эстонию, а пешеходы двигались в обоих направлениях с чемоданами, сумками и всякой всячиной. На КПП с российской стороны дорога была перекрыта шлагбаумами, а охранники проверяли документы.

Если нумерация на карте верна, то дом 18 по улице Виру вскоре окажется справа от меня, немного за поворотом и лицом к реке.

Это был не многоквартирный дом, как я ожидал, а большой старый дом, который теперь превратился в бар. По крайней мере, так гласила вывеска белыми, но не светящимися неоновыми буквами над гнилой деревянной дверью. На фасаде здания отсутствовали большие участки штукатурки, обнажая красный глиняный кирпич. Оно было трёхэтажным и выглядело совершенно неуместно среди однообразных бетонных блоков, окружающих его с трёх сторон. Большинство верхних окон были закрыты внутренними деревянными ставнями; занавесок не было видно. Была ещё одна неоновая вывеска, тоже не светящаяся, с изображением мужчины, склонившегося над бильярдным столом с сигаретой во рту и бокалом пива сбоку.

Судя по табличке рядом с надписью «8-22», дверь должна была быть открыта. Попробовав повернуть дверную ручку, я обнаружил, что она закрыта.

На улице стояли четыре машины. Среди них были новенькая, сверкающая красная Audi и два видавших виды Jeep Cherokee, оба тёмно-синего цвета и с российскими номерами. Четвёртая машина, однако, была в худшем состоянии из всех, что я видел в Эстонии, если не считать бампера. Это была красная Lada, расписанная вручную и, должно быть, принадлежавшая подростку.

На задней полке были закреплены домашние музыкальные колонки, с которых, словно спагетти, свисали провода. Очень круто, особенно стопка старых газет на заднем сиденье.

Я заглянул в закопчённые окна первого этажа. Света не было, и не было слышно ни звука. Обойдя дом с другой стороны, лицом к реке, я увидел на третьем этаже свет – всего одну лампочку. Это было похоже на поиск жизни на Марсе.

Вернувшись к деревянной двери, я нажал кнопку домофона возле таблички «BAAR».

Здание, может, и было в таком же ужасном состоянии, как у Тома, но домофон был в лучшем состоянии. Правда, было невозможно определить, работает ли он, поэтому я попробовал ещё раз, на этот раз дольше. Раздались помехи и треск, и хриплый мужской голос, наполовину агрессивный, наполовину скучающий, вопросительно спросил меня. Я не понимал, о чём он, чёрт возьми, говорит. Я сказал: «Константин».

Я хочу увидеть Константина.

Я услышал русский или эстонский эквивалент фразы «Э, что?», затем он снова что-то бормотал и на заднем плане послышались крики.

Когда он вернулся ко мне, он произнес что-то, что, очевидно, означало: «Отвали, носатый». Помехи прекратились; меня прогнали.

Я снова нажал кнопку, думая, что если он достаточно разозлится, то, возможно, спустится к двери и всё мне объяснит. По крайней мере, тогда у меня был шанс хоть как-то продвинуться. Раздались новые крики, смысла которых я не понял; суть я уловил, но всё равно продолжил.

«Константин? Константин?»

Машина снова заглохла. Я не был уверен, будут ли теперь какие-то действия, поэтому остался на месте.

Примерно через две минуты послышался звук засовов, которые задвигали с другой стороны двери. Я отодвинулся, когда дверь распахнулась. За ней оказалась железная решётка, всё ещё закрытая, а за ней стоял парень лет семнадцати-восемнадцати, выглядевший так, будто к нему подкралась фея стиля и взмахнула своим волшебным жезлом банды Лос-Анджелеса. Держу пари, «Лада» принадлежала ему.

"Вы говорите по-английски?"

«Йо! Тебе нужен Константин?»

«Да, Константин. Он здесь?»

Он широко улыбнулся. «Да, конечно, ведь это я, мужик. Ты же из Англии, да?»

Я кивнула и улыбнулась, сдерживая смех, пока он пытался сочетать свою речь с манерой одеваться. Но это не сработало, особенно с русским акцентом.

Он лучезарно оглядел меня с ног до головы. «Ладно, умник, заходи».

Он был прав, я не выглядел так, будто только что из химчистки. Или, может быть, он ожидал увидеть мужчину в котелке.

Решётка была заперта изнутри двумя сувальдными замками. Как только я вошёл, дверь и решётка за мной заперлись, а ключи вынули.

Он поднял руки. «Эй, зови меня Ворсим». Он пошевелил пальцами, вернее, теми, что уцелели, в воздухе. «Все так делают. Это по-русски восемь».

Он ещё раз быстро окинул меня взглядом, и мы оба улыбнулись шутке, которую он, наверное, отпустил тысячу раз. «Эй, за мной, англичанин».

Я последовал за Восьмым на второй этаж по узкой деревянной лестнице.

Перила и поручни были из голого дерева, а открытые ступени провисли от времени. Света не было, кроме тусклого свечения, проникавшего через окна первого этажа. Я едва видел, куда ступаю.

Это был старый, некогда величественный дом. Я не видел никаких признаков бара, но, по крайней мере, здесь было тепло и сухо – даже слишком сухо. Стоял тот самый пыльный запах, который появляется, когда окна никогда не открываются, а отопление работает постоянно.

Наши шаги гулко разносились по лестнице. Восьмой был примерно на три ступеньки выше меня, в самых ослепительно жёлто-фиолетовых кроссовках Nike, которые я когда-либо видел, под ними были мешковатые синие джинсы в стиле хип-хоп, выцветшие до блеска – те самые, с ужасными белыми полосами, – и чёрная кожаная куртка-бомбер с пиратским логотипом «Лос-Анджелес Рэйдерс», вышитым на спине.

Мы добрались до лестничной площадки и повернули к следующему пролёту, который вёл на второй этаж. Сквозь жалюзи сочился тусклый свет.

Все двери, ведущие из него, были обшиты панелями, а на керамических ручках были изображены выцветшие цветы; должно быть, это было великолепное место, когда его только построили.

Мы прошли мимо второго и поднялись на третий этаж, затем прошли по более просторной лестничной площадке. Он открыл одну из дверей, выходивших к реке.

«Тебя зовут Ник, верно?»

«Да, именно так». Я не ответила ему взглядом, проходя мимо него в комнату. Я была слишком занята, разглядывая, куда иду.

В центре комнаты горела всего одна лампочка, которая давала тот самый тусклый, желтоватый свет, который я видел снаружи. В огромной комнате царил полумрак, и было ужасно жарко. Единственной задачей освещения было высветить слой сигаретного дыма, висевший под высоким потолком.

Слева от меня светился телевизор, громкость которого была убавлена до минимума, а перед ним стояло тело. Прямо передо мной, примерно в сорока пяти футах, находилось единственное раздвижное окно с открытыми ставнями, чтобы впустить немного естественного света. Ставни по обеим сторонам были всё ещё плотно закрыты. Ни ковров, ни настенных обоев, только пустое пространство.

Справа от меня, возле большого мраморного камина, на изящных стульях вокруг чего-то похожего на старинный стол с резными ножками сидели трое мужчин.

Они играли в карты и курили. Рядом с ними, справа от камина, была ещё одна дверь.

Три головы за столом обернулись и уставились на меня, затягиваясь сигаретами. Я кивнул, не дождавшись никакой реакции, затем один из парней что-то сказал, а двое других расхохотались и вернулись к своей игре.

Дверь за мной закрылась. Я посмотрел на Восьмого, который подпрыгивал от волнения. «Ну, чувак», – он размахивал руками, словно рэпер, – «ты держись здесь, Ворсим скоро. У нас дела». С этими словами он положил ключи от гриля на стол и исчез за дверью возле камина.

Я взглянул на парня у телевизора. Цветное изображение было немного блеклым, возможно, потому, что он стоял на стуле с вешалкой вместо антенны. Он сидел на стуле напротив, почти касаясь носом экрана, слишком увлечённый, чтобы обернуться в мою сторону. Его взгляд шёл ярче лампочки на потолке; оставалось загадкой, как остальные могли видеть свои карты.

Никто не предложил мне сесть, поэтому я подошёл к окну, чтобы выглянуть наружу. Половицы скрипели при каждом моём шаге. Карточная школа, теперь уже позади меня, снова принялась бормотать друг другу во время игры.

Было легко увидеть, что здесь происходило. Под столом в этом конце комнаты стояли два комплекта электронных фармацевтических весов. Рядом с ними стояли, наверное, десять-двенадцать больших коробок Tupperware: в некоторых находилась белая масса, определённо не мука, в других – тёмные таблетки, тоже не M&M’s.

Прямо под окном находился Виру, грязный снег и лёд покрывали переполненные мусорные баки. На углу здания три облезлых кота неподвижно лежали на снегу, сбившись вокруг водостока, ожидая, когда их чёрный пушистый ужин будет подан.

За краем ущелья река по обоим берегам была скована льдом, но в средней трети течение медленно несло большие глыбы льда и мусор справа налево, к Балтийскому морю примерно в восьми милях ниже по течению. Выше по течению мост всё ещё был забит машинами и людьми.

Я вернулся в комнату. Здесь, может, и было душно, но мне отчаянно хотелось горячего напитка. Единственным напитком, который я видел, была бутылка Johnnie Walker на столе, которую опустошали карточные игроки. У всех были чёрные кожаные куртки, висящие на спинках стульев. Они явно насмотрелись гангстерских фильмов, потому что все были одеты в чёрные брюки и чёрные свитера с круглым вырезом, а с их запястий и пальцев стекало столько золота, что хватило бы на покрытие государственного долга Эстонии. Это выглядело как сцена из фильма «Славные парни»: перед ними на столе лежали пачки сигарет Camel и Marlboro, а сверху аккуратно лежали золотые зажигалки. Я позаботился о том, чтобы они не увидели мои часы из «Короля Льва». Мне не хотелось, чтобы они начали меня оскорблять, ведь когда-нибудь им придётся отнестись ко мне серьёзно. Улыбающийся персонаж Диснея на запястье не помог бы.

Я повернулся к телезрителю, когда он щёлкнул зажигалкой и закурил, держа сигарету между большим и указательным пальцами, а затем наклонился вперёд, уперев локти в колени, чтобы снова погрузиться в какую-то малобюджетную американскую мыльную оперу. Что было действительно странно, так это то, что диалоги всё ещё шли на английском; только после того, как актёры произнесли свои реплики, началась русская озвучка. В переводе не было абсолютно никаких эмоций; женщина, накрашенная сильнее, чем Бой Джордж, воскликнула: «Но Фортман, я люблю тебя!», а затем русский голос перевёл её так, словно она покупала фунт капусты. Я вдруг понял, откуда у Восьмого английский и дресс-код.

Дверь открылась, и он вошёл. «Йо, Николай!» Куртка-бомбер была снята, открывая красную толстовку с изображением Барта Симпсона, каратиста, бьющего другого парня с пригоршнями долларов. Под ней было написано: «Просто возьми». На шее Эйта висела толстая золотая цепь, которой гордился бы любой рэпер.

Он подошёл и встал со мной у окна. «Ник, мне сказали помочь тебе. Потому что, эй, знаешь что, сумасшедший, я здесь единственный, кто говорит по-английски». Он переминался с ноги на ногу, хлопая в ладоши. «Славные парни» посмотрели на него как на психа и вернулись к своей игре.

«Ворсим, мне нужна машина».

«Машина? Ого, могут быть проблемы, приятель».

Я почти ожидал услышать его ответ, сопровождаемый плохой русской озвучкой. Он повернулся к «Славным парням», быстро проговорил что-то и изобразил мольбу. Самый старший, лет пятидесяти с небольшим, не отрывал взгляда от руки, но ответил очень агрессивно. Должно быть, он пил какую-то гадость вместо «Джонни Уокера». Однако я уловил его мысль: «Передай британцу, чтобы он отвалил». Я думал, не показать ли мне страховой полис, но решил не делать этого. Лучше приберечь его до самого важного момента.

Ещё один из троих тут же оживился, указывая сначала на Восьмого, потом на меня, и изобразил, будто бьёт что-то молотком. Остальным двоим это очень понравилось. Даже телеман присоединился, и все от души посмеялись. Это был смех Мерлина: король Артур раньше расстраивался, принимая королевские решения, а его волшебник просто смеялся, потому что Мерлин знал будущее, а король – нет. Мне показалось, что здесь происходит то же самое. Лив была права: не стоит им ни на йоту доверять.

Плечи Восьмого поникли. Он вернулся ко мне. «Мне придётся отдать тебе свою машину».

«Это один из тех, что снаружи?» – уже догадался я, но надеялся, что ошибаюсь.

«Да. Но, чувак, он мне нужен для сук. Скоро ли я его получу обратно?

На какое время вам это нужно? На пару часов?

Я пожал плечами. «Может быть, через пару дней». Прежде чем он успел отреагировать, я добавил: «Я тоже хочу увидеть тебя сегодня вечером. Ты будешь здесь?»

«Круто, я всегда здесь. Я живу здесь, мой друг».

Он указал на чердак. Скорее на себя, чем на меня.

«Хорошо, я вернусь позже. Твои друзья будут здесь?»

«Конечно, Николай, они там какое-то время повисят. Дела надо делать, людей повидать».

Я соединил указательный и большой пальцы и пожал руку. «Ключи?»

«Ключи? Конечно, конечно. Мне придётся пойти с тобой, дружище. Покажу тебе кое-что крутое». Он побежал в другую комнату. Славные парни полностью проигнорировали меня, пока я ждал, сосредоточившись на том, чтобы влить им в глотки ещё больше жидкой гадости.

Восьмой вернулся, натянул куртку-бомбер, застёгивая её и беря ключи со стола. Мы спустились вниз и вышли на холод.

Заперев за нами дверь и решётку, он, как оказалось, хотел показать мне, что самое интересное, что нужно бить молотком по стартеру, чтобы он завёлся. Он сказал, что ему нравится, когда стартер вот так разобран, потому что его никто не сможет украсть.

Пока он возился со мной, показывая, что делать, было бессмысленно говорить о правах и прочем, если меня остановят. Я просто хотел свалить отсюда и сделать свою работу. У меня не было времени на всякую ерунду.

Малискиа знали, что АНБ уже на месте и вот-вот сменит свое местоположение.

Но Эйт хотел сначала убрать колонки и музыку. Я смотрел на кассеты, пока он складывал их на пассажирское сиденье. Там было множество американских рэп-групп, о которых я никогда не слышал, все они следовали примеру Эйта в области золотых цепей, а также несколько очень модных российских артистов, которые выглядели так, будто направлялись на воссоединение фан-клуба Либераче. Именно белые смокинги придавали им особый шик.

Я ждал, пока он отключит динамики, когда по дороге оттуда, откуда я шёл, проехал BMW пятой серии, с серебристым отливом под грязью. Сначала я заметил номера, потому что они были британскими, и машина была с правым рулём, а потом посмотрел на водителя.

Подсознание никогда не забывает, особенно когда дело касается неприятностей.

Плотник. Я не мог поверить. Как будто он мало мне испортил жизнь за последние пару недель.

Он сбавил скорость, когда с противоположного направления приближался фургон, но не для того, чтобы пропустить его; он направлялся туда, где были мы, и, держу пари, если бы он меня увидел, я бы не услышал русского «Привет, приятно познакомиться».

Я запрыгнул на заднее сиденье машины к Восьмому и сделал вид, что хочу помочь ему вытащить колонки, при этом мои колени сильно помяли его газеты.

BMW въехал на парковку, и чем ближе он подъезжал, тем громче хруст шин по льду. Внезапно динамики показались мне очень интересными, и я определённо повернулся задом к BMW. Я чувствовал себя крайне уязвимым, но не так, как если бы он меня увидел.

Двигатель заглох, и дверь водителя открылась.

Восьмой стоял по другую сторону от меня и взглянул через мое плечо, когда захлопнулась дверь Карпентера, а затем снова повернулся к своим любимым колонкам.

Услышав, как закрылась деревянная дверь, я все еще вытаскивал какие-то очень рискованные провода и спросил: «Кто этот англичанин?»

«Он не Англия, сумасшедший!» – процедил он в воздух.

«Так почему же у него английская машина?»

Я, очевидно, сказал что-то очень смешное. «Потому что он может, чувак! Какой-то англичанин не поедет в Санкт-Петербург только ради того, чтобы вернуть свою машину; это было бы безумием, чувак».

"Ага, понятно."

В этой части света, очевидно, не имело значения, разъезжаешь ли ты с номерами крутой машины. В конце концов, если у тебя были деньги на угон BMW по заказу, почему бы не выставить их напоказ? Я видел наклейку дилера на заднем стекле; это была фирма из Ганновера, Германия, что, вероятно, означало, что какой-то британский ворчун годами копил деньги на свою безналоговую покупку, а в итоге её угнали, чтобы она могла прокатиться по Нарве в снегу.

Первый динамик освободился. Я понятия не имел, как он собирается его обратно подключать; там было похоже на телефонную распределительную коробку. Цепь на его шее издавала странный металлический звук, когда он двигался. У рэп-групп, наверное, была настоящая, но я был уверен, что его сучки никогда не замечали разницы.

«Кто же он тогда?»

«О, просто один из парней. Бизнес, понимаешь».

Должно быть, он проделал здесь большую работу, раз у него есть собственный комплект ключей от дома.

«Никому ничего обо мне не говори, Ворсим», – сказал я. «Особенно таким, как он. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я здесь, понятно?»

«Конечно, дружище». Мне не понравилось, как он это сказал, но я не хотел настаивать.

Как только колонки выключились, я буквально запустил в него кассетами, желая удрать до того, как Карпентер появится снова. Капот был всё ещё открыт, и я стукнул молотком по стартеру.

Восемь стояли у двери с охапкой кассет в руках, а колонки стояли на пороге. «Осторожнее с этой чёртовой магнитолой, Николай».

Прежде чем он успел обернуться, чтобы открыть дверь, я уже опустил капот, завел двигатель и поехал обратно тем же путем, которым пришел.

У меня голова шла кругом из-за Карпентера. Что, если он всё ещё будет там, когда я вернусь к Эйту после разведки? Или он придёт, пока я был дома? Я облажался, пытаясь так быстро смыться. Надо было сказать Эйту, что хочу встретиться в другом месте.

Мне приходилось сдерживать ярость, закипавшую во мне при мысли о том, как Карпентер под кайфом и испорченно работал в ту ночь. Из-за этого я не только потерял деньги, но и чуть не погиб.

Стоит ли мне вообще возвращаться к Восьмому снова? У меня не было выбора: мне нужна была помощь с взрывчаткой или чем-то ещё, что мне было нужно.

Я проехал мимо «комфортных баров», размышляя о своих профессиональных возможностях и о том, что бы мне, непрофессионально, хотелось с ним сделать. Чёрт возьми, я заехал на парковку у пограничного перехода. Потребовалась примерно минута, чтобы сообразить, как запереть «Ладу», потому что замок водительской двери был сломан.

С ручкой для запуска двигателя в кармане я повернулся и пошёл обратно к дому. Как гласит поговорка, мало что можно открутить двухфунтовым молотком.

32

Мне придётся уповать на удачу и ждать, пока он выйдет из дома, запланировав себе два часа ночи следующего дня. Мне всё ещё нужно было время, чтобы продолжить разведку; поднять Карпентера и держать его где-нибудь связанным, пока работа не будет закончена, было невозможно. Времени на это не было.

Теперь, когда я сориентировался в этой части города, я проехал между многоквартирными домами и увидел худшие из существующих на сегодняшний день условий: сараи выгорели так же, как и машины, и здания, которые должны были рухнуть много лет назад.

До последнего света около половины четвертого оставалось еще полтора часа, но из-за затянутого облаками неба все было темнее, чем должно было быть.

Идя по ледяным следам на снегу, я сворачивал за углы и шел мимо разбитых машин и ржавых колясок, пока не показался дом.

BMW Карпентера стоял не более чем в 90 футах от него. Остальные три машины тоже были на месте, все с тонким слоем льда на стёклах и крыше. Один или два человека ходили, но только от квартала к кварталу, некоторые сопровождались маленькими собачками в вязаных пальто.

Было достаточно темно и холодно, чтобы меня не заметили, когда я стоял внутри того, что осталось от одного из сараев, прислонившись к стене, опустив голову и засунув руки в карманы куртки, в правой сжимая молоток. Я не чувствовал ни страха, ни каких-либо эмоций по поводу предстоящего. Некоторые убивают, потому что у них есть веская причина. Другие, как Карпентер, просто потому что им это нравится. Для меня это было не так уж и глубоко. Я делал это только тогда, когда это было необходимо.

Сгибая пальцы ног в ботинках, чтобы не захлебнуться кровью, я пытался придумать другие варианты, но ничего не придумал. На кону были вещи поважнее жизни этого маньяка; я вспомнил рыдания мужчины в лифте в Хельсинки, когда он держал на руках умирающую жену. Плотник мог всё испортить, если бы узнал, что я здесь. Я всё ещё злился на себя за то, что не включился вместе с Восьмым и не попросил сменить место встречи; из-за этого провала я сам оказался в ситуации, в которой мог бы погибнуть, если бы всё испортил.

В квартирах зажглись ещё одна-две тускло-жёлтые лампочки. В воздухе повис шум телевизора, машина грохотала по дороге, затем я услышал детский крик. Я продолжал держать курок на двери, прислушиваясь к изредка доносившемуся стуку кастрюль и сковородок за запотевшими кухонными окнами и провисшими, грязными тюлевыми занавесками.

Где-то по соседству собаки лаяли друг на друга, вероятно, просто от скуки.

Никаких признаков движения или света из дома не было видно. В «Короле Льве» сказали, что было 3:12.

Я всё ещё смотрел и ждал, чувствуя, как холод пробирает до самых ушей и носа, и жалея, что не купил новую шапку и перчатки. Я принял ещё четыре таблетки аспирина, когда организм начал напоминать, что прошлой ночью ему пришлось изрядно попотеть. Я потратил долгие минуты, пытаясь набрать достаточно слюны, чтобы проглотить их.

Ещё один просмотр «Короля Льва» 3:58. Я не прошёл и часа, но ощущал себя так, будто прошло уже шесть. Я всегда ненавидел ждать. Прошло ещё тридцать минут, и вот у двери послышалось движение, а решётка засияла тусклым желтоватым светом.

Я медленно вытащил руки из карманов. Крепко сжав правой рукой рукоять молотка, я положил её на предплечье, с внешней стороны куртки.

Там стояли двое мужчин, курили и ждали, когда смогут выйти, открыв гриль. В свете сигарет и света из коридора их дыхание было неотличимо от поднимающегося над ними дыма. Я не мог разобрать, был ли кто-то из них Карпентером. Надеюсь, что нет. Размахивать молотком над двумя – не лучший вариант для вечеринки, а Карпентер наверняка был вооружён.

Они продолжали разговаривать, пока решётка со скрипом открывалась, и один из них не вылезал на лёд. Затем решётку закрыли, оставив по одному с каждой стороны. Может, всё обойдётся. Тот, кто уходил, коротко посмеялся со своим другом, который теперь выглядел как заключённый за решёткой. Затем, уходя, он захлопнул деревянную дверь, потирая руки от холода. С такого расстояния я не слышал, как задвигаются засовы.

Я разглядел очертания бейсболки, когда он двинулся к машинам. Я всё ещё не мог понять, был ли это Карпентер.

Мужчина направился к машине 5 серии, которая была припаркована боком ко мне, лицом к дому, затем раздался звон ключей.

Я всё ещё не мог его опознать. Мне нужно было подойти поближе. Он будет там какое-то время, соскребая лёд с лобового стекла.

Ноги стали ватными после долгого стояния. Потянувшись, я вышел из темноты, пытаясь хоть немного разогнать кровь.

Нас разделяло всего около шестидесяти футов, но когда он приблизился к БМ, я все еще не был уверен, что это он.

Дверь машины открылась, и свет салонного света упал ему на спину, когда он наклонился и завёл двигатель. Выхлопные газы наполнили воздух, когда он засунул ногу внутрь и нажал на газ. Затем он включил фары. Они ярко светили в сторону от нас обоих, но вырисовывали его силуэт. Я сразу узнал Карпентера.

Я в последний раз огляделся, чтобы убедиться, что местность свободна. С этого момента я сосредоточусь исключительно на цели, которая теперь находилась в десяти метрах, надеясь, что шум двигателя скроет мои движения.

Он сосредоточил внимание на лобовом стекле, все еще стоя спиной ко мне, пока наклонялся, чтобы очистить его ото льда.

Я не отрывала глаз от его головы, которая двигалась вперед и назад в облаке дыхания.

Он, должно быть, услышал меня и начал оборачиваться. Я был не более чем в пятнадцати футах от него, но слишком далеко, чтобы быстро среагировать. Мне оставалось только продолжать идти, но теперь слегка свернуть влево, как будто я направлялся к дороге. Я опустил голову, не желая смотреть на него, и приблизился к задней части машины, держа руки под мышками, пряча оружие. Пришлось предположить, что он разглядывает этого придурка, который решил, что может разгуливать по такой погоде без шапки и перчаток.

Весь мой мир был сосредоточен на этом человеке, ожидавшем, когда снова заслышу шум скрепера. Я уже почти проехал мимо, приближаясь к багажнику BMW, когда он наконец зазвучал снова.

Скрип, скрип, скрип.

Пришло время поднять глаза и снова найти свою голову, которая покачивалась вверх и вниз в такт шуму.

Скреби, скреби, скреби.

Поддерживая молоток левой рукой, я провел рукой по рукоятке и крепко сжал ее.

В этот момент он снова взглянул на дорогу.

Я тоже видел, как четыре белых «Витары» DTTS с визгом тормозов затормозили у многоквартирного дома на другой стороне дороги. Мне ничего не оставалось, как пройти мимо, когда из машин выскочили люди в чёрном и вбежали в здание, оставив водителей стоять снаружи с дубинками в руках.