Текст книги "Брандмаузер (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

"Боюсь, что нет, приятель. Нигде нет."

Он взял один из крючков и дернул за резинку. «Это единственный выход, Ник? Я имею в виду…»

«Послушай, это единственное, что ты должен сделать для себя.

Всё остальное я сделаю для тебя. – Я перешла на шёпот, как будто мы были в сговоре, в который я не хотела впускать Лив. – Помни, нас здесь ждут большие деньги.

Казалось, он немного оживился, и я почувствовал гордость за свою короткую речь.

Кофе принесли хорошо, как для Лив, так и для меня. Верёвочка от одного из недавно купленных Томом пакетиков травяного чая свисала с края третьей кружки. Мы сели, Том рядом со мной.

«Хорошо», сказал я, «теперь я хочу объяснить тебе, как именно мы собираемся попасть сюда и выйти отсюда с помощью твоей…» Я посмотрел на Лив, когда она закинула ноги на диван, «коробки с фокусами».

Не было необходимости излагать различные фазы в военном стиле, как будто я инструктирую группу, отдающую приказы, отрабатывая все действия на каждой фазе. Это было бы контрпродуктивно: я не хотел, чтобы у Тома в голове крутилось столько информации, что я в итоге сбил бы его с толку. Если бы он запутался, то мог бы испугаться ещё сильнее. Ему не нужно было знать почему, ему нужно было знать как.

Я развернула карту и указала ручкой ключевые места. «Здесь мы припаркуемся. Потом пойдём сюда». Я провела ручкой по отмеченной дорожке, пока он делал маленькие, резкие глотки чая. «Как только мы доберёмся до дома, мы перелезем через забор, используя крюки и ремни. Потом я проведу нас в дом, и вы сможете заняться своими делами. После этого выберетесь оттуда тем же путём. Я точно скажу вам, что и когда делать. Если вы увидите или услышите что-то необычное, или если случится какая-то неприятность, прекратите делать то, что вы делали, и оставайтесь на месте. Я буду рядом, чтобы сказать вам, что делать».

Хорошо?"

"Хорошо."

«Я хочу вылететь ровно в девять, так что вам нужно быть готовым за пятнадцать минут. Если погода будет хорошая, мы будем в Хельсинки до рассвета. Тогда и организуем обмен».

На этот раз они оба кивнули.

«Ладно, сейчас я пойду поем и засну на пару часов. Советую тебе сделать то же самое».

Я собирался обращаться с ним как с инопланетянином (сопровождающим к цели), рассказывая ему только то, что ему нужно знать, а если возникнет какая-то проблема, ему останется только стоять на месте, я буду рядом, чтобы действовать и подсказывать ему, что делать. Чем меньше человеку, за которым ты присматриваешь, придётся думать, тем лучше.

Я встала, кивнула им обоим, попрощавшись, и пошла на кухню за сыром и мясной нарезкой из холодильника. Том ушёл в свою комнату.

Я не только не рассказывал Тому слишком многого, чтобы не сбивать его с толку, но и не хотел пугать его намеками на драмы, не говоря уже о проблемах, которые у нас, вероятно, возникнут из-за снега. Как только в голову приходят негативные мысли, их воображение разыгрывается, и они начинают паниковать. Каждый шорох или тень становятся серьёзным событием, что замедляет работу и увеличивает шансы на компромисс. Том уже знал, что делать, если мы расстанемся, сам того не осознавая: добраться до вокзала Хельсинки. В сумке у него было достаточно денег, чтобы арендовать частный самолёт и вернуться домой.

Я начала разбирать холодильник на части, вываливая все содержимое на тарелку.

Я бы с радостью ушёл сразу и попал в цель, пока не пошёл снег, но какой в этом смысл? Мы не могли попасть туда, пока люди не уснут. Я знал, что лучше не беспокоиться о работе; она только напрягает, даёт слишком много желания, чтобы сосредоточиться, а потом попадаешь в цель раньше времени и облажаешься.

Я направился в спальню с едой, попутно её пощипывая. Лив уже ушла. Лежа в кровати, я снова начал представлять, что именно собираюсь сделать, добавив ещё несколько «а что, если», но теперь в моём фильме пошёл снег.

В дверь постучали. Я посмотрела на малыша Джи. Я проспала, наверное, часа три.

Дверь открылась, и появился Том с длинными волосами, распущенными по плечам. «Найдётся минутка, приятель?»

«Конечно, заходите». Как будто я куда-то собирался идти.

Он подошел и сел на кровать, глядя вниз и кусая нижнюю губу.

«Меня беспокоит эта история с крючком. Слушай, честно говоря, я никогда ничего подобного раньше не делал, понимаешь, о чём я? Что произойдёт, если у меня не получится? Ну, знаешь, если я всё сделаю неправильно?»

Я сел. Его плечи были сгорблены, а волосы закрывали лицо.

«Том, без драмы. Не волнуйся, всё дело в ногах». Я встала. «Вот так легко». Подняв руки над головой, я согнула колени и медленно опустилась, пока моя задница не оказалась на уровне пола, а затем снова поднялась. «Не так уж сложно, правда? Ты сможешь?»

Он кивнул. «Полагаю, что так».

«Ну что ж, тогда увидимся».

Когда он опустился на пол, его колени хрустели и скрипели, он выглядел и звучал очень неуверенно, но ему удалось это сделать.

Я ободряюще улыбнулась. «Это всё, что тебе нужно сделать. Если ноги потом выдержат, мы будем дома. Но помни: небольшие движения».

Не больше фута за раз, хорошо?

«Небольшие движения. Понял». Он выглядел неубеждённым.

«Просто делай то же, что и я. Как я и сказал, без драмы».

"Вы уверены?"

«Положительно».

Он снова прикусил губу. «Я не хочу всё испортить, понимаешь, попасться или что-то в этом роде. Помнишь, о чём мы говорили вчера вечером?»

«Не получится. Чёрт возьми, дети делают это ради развлечения. Я сам так делал в детстве, пытался сбежать из школы». Школа, о которой я говорил, была исправительной, и я бы очень хотел знать этот маленький трюк тогда. Я бы убрался из этой дыры быстренько. «Том, расслабься. Прими ванну, делай что хочешь. Примерь одежду. Только не переживай. Волноваться нужно только тогда, когда я выгляжу обеспокоенным, понятно?»

Он замешкался в дверях. Я ждал, что он заговорит, но он передумал и повернулся, чтобы уйти.

«Ну, Том?»

Он оставался обращённым лицом наружу, просто повернул голову. «Да?»

«Ничего не ешь, когда проснёшься, приятель. Я объясню позже».

Он кивнул и вышел, нервно рассмеявшись и закрыв за собой дверь.

Я растянулся на кровати и снова принялся представлять себе каждый этап работы. Меня не радовала ни перспектива снега, ни отсутствие оружия. Овощной нож, которым я резал сыр, не слишком-то заменит.

20

Я встала, шатаясь, чуть позже восьми и приняла душ. Я не спала с визита Тома, но, поскольку я так старалась, мне хотелось спать.

Добравшись до кухни за кофе, я обнаружил Лив и Тома в халатах, сидящими на диване с кружками в руках. Оба выглядели такими же уставшими, как и я, и мы обменялись лишь невнятными приветствиями. Мне оставалось ещё кое-что сделать с вещами, прежде чем я перепроверю всё, поэтому я взял кофе с собой в номер и оделся как следует.

Около девяти часов я спустила всё в машину. Том был на параде, принял душ и оделся. Лив не пошла за нами; сегодня вечером она собиралась убрать дом и, вероятно, уже была занята его дезинфекцией. Она заберёт наши сумки с собой и вернёт их вместе с деньгами.

Мы с Томом встретились, пока я его осматривал. Сначала я проверил его карманы, чтобы убедиться, что там только самое необходимое: дайпы, запасной крючок, нейлоновая петля и деньги. Ему не нужны были 100 марок мелочью, звенящие в карманах, достаточно бумажных денег в пластиковом пакете, засунутом в багажник, чтобы добыть еду и средства передвижения, если он попадёт в дерьмо. Самым важным был Think Pad и кабели, засунутые в нейлоновую сумку, висящую у него на плече, но под пальто. Я не хотел, чтобы аккумулятор слишком остыл и замедлил работу. Затем мне нужно было убедиться, что ничего из этого не выпало, особенно запасной крючок.

Я заставил его попрыгать. Не было слышно ни звука, и всё оставалось на месте в его большом, утеплённом пальто в синюю клетку. Наконец, я убедился, что на нём перчатки и шляпа. «Ну, дружище?»

«Никакой драмы», – прозвучало убедительно.

Я надел рюкзак поверх пальто. Мы выглядели как Труляля и Труляля. «Ладно, теперь ты меня проверишь».

"Почему?"

«Потому что я, возможно, облажался. Продолжай».

Сначала он осмотрел меня спереди, затем я повернулся, чтобы он проверил, надёжно ли застёгнут рюкзак. Всё было в порядке, пока я не подпрыгнул. Из кармана, где лежал мой запасной крючок, доносился какой-то звук. Том выглядел почти смущённым, когда полез туда и вытащил два гвоздя, которые так долго шарили по рюкзаку.

«Такое случается», – сказал я. «Вот почему всех нужно проверять. Спасибо, приятель».

Он был очень доволен собой. Удивительно, как пара правильно вбитых гвоздей может вселить в человека уверенность и заставить его почувствовать, что он вносит свой вклад в общее дело.

Мы с Томом сели в машину, и вскоре после девяти часов вечера колеса тронулись.

Лив не пришла попрощаться.

Первые двадцать минут он был довольно молчалив. Пока я ехал, я снова и снова объяснял ему каждый этап: от остановки машины по прибытии до входа в дом и поиска того, что мы искали, и до того, как я снова включу зажигание, когда Think Pad будет у меня в руках. Я сосредоточился на неизменно позитивном настрое, даже не намекая на то, что что-то может пойти не так.

Мы добрались до места высадки через три с половиной часа, и я каждый раз нервничал, включая дворники, чтобы очистить лобовое стекло от мусора, выброшенного впереди идущими машинами, думая, что начался снегопад.

Оказавшись на противопожарной полосе рядом с целью, я выключил фары, но оставил двигатель работать, обернувшись к пассажиру. «Ты в порядке, Том?»

Когда мы проезжали пару минут назад, я указал ему дорогу, по которой мы собирались ехать. Он глубоко вздохнул.

«Готов к работе, приятель. Готов к рок-н-роллу». Я чувствовал его тревогу.

«Ладно, давай сделаем это». Я вышел из машины, аккуратно закрыв дверь до первого щелчка, ровно настолько, чтобы свет в салоне погас. Затем я расстегнул ширинку.

Том стоял с другой стороны машины и делал то же самое, точно как я ему сказал. Я едва мог справиться с каплями дождя, высматривая небо в поисках хоть малейшего признака снега. Конечно, в темноте я ничего не видел, но мне почему-то стало легче.

Я вытащил рюкзак и пальто из машины и прислонил их к одному из колёс. Было ужасно холодно, ветер усиливался, каждый порыв которого обжигал моё лицо. По крайней мере, мы будем в безопасности, когда будем двигаться по подъездной дорожке, под защитой леса, а шум колышущихся верхушек деревьев поможет заглушить любой издаваемый нами звук. Плохая новость заключалась в том, что тот же ветер принесёт снег.

Я надела пальто и смотрела, как Том делает то же самое, пока рюкзак закидывают мне на спину. Пока всё идёт хорошо. Он даже не забыл медленно закрыть дверь, чтобы не шуметь.

Полностью закрыв свою машину, я нажал на кнопку брелка. Фары мигнули, когда я подошёл к Тому и убедился, что он наблюдает за мной, пока я кладу ключ за переднее колесо, присыпав его снегом. Поднявшись, я подошел к его открытому уху и прошептал: «Не забывай, никаких крыльев». Я хотел, чтобы он не засвечивал уши – две пары лучше, чем одна, – и всё же хотел, чтобы он подумал, что мне нужна его помощь, хотя я и не особо на это рассчитывал.

Он кивнул, когда перед нами клубились облака пара.

«Нам придётся сейчас помолчать». Мне пришлось заставить себя прижаться губами к его уху. Этому парню нужно было что-то сделать с ушной серой. «Помни, если хочешь меня, не зови, просто прикоснись ко мне, а потом прошепчи мне прямо на ухо. Хорошо?»

"Понятно."

«Вы помните, что делать, если подъедет машина?»

«Да, да, сделай как Супермен». Его плечи поднимались и опускались, пока он пытался подавить нервный смех.

«Ну что, приятель, готов?»

Он кивнул, и я похлопал его по плечу. «Ладно, тогда пойдём». Я чувствовал себя старым тружеником Первой мировой войны, пытающимся уговорить молодого бойца перебраться через штык.

Я медленно двинулся вперёд, навострив уши, Том отставал на два-три шага. Когда мы отошли метров на пятнадцать от подъездной дорожки, я проверил «Малыша Джи». Было около четверти часа; надеюсь, «Друзья» сегодня были отстойными, и они уже легли спать.

Мы спускались по пологому склону, приближаясь к повороту, который должен был вывести нас в поле зрения дома, когда я остановился, и Том тоже, как ему было велено. Если я останавливался, он останавливался; если я ложился, он тоже должен был остановиться.

Вернувшись к нему, я приложила губы к его уху. «Ты слышишь?» Я откинула голову назад, чтобы он мог лучше слышать.

Он кивнул.

«Генератор. Мы почти на месте, приятель. Хочешь ещё пописать?»

Он покачал головой, а я ударил его по голове, словно хотел сказать что-то вроде «какое-это-веселье» и пошел дальше.

Придерживаясь левой колеи, с утрамбованным снегом под ногами, мы медленно прошли поворот. Я слышал только ветер высоко над нами, хлещущий верхушки сосен, звук Тома, идущего позади, и генератор, который становился всё громче по мере нашего приближения. Я посмотрел на небо. Чёрт возьми, неважно, идёт снег или нет; я был полностью сосредоточен на работе. Даже нос и уши не так замёрзли, как прошлой ночью. Я ничего не мог поделать с погодой и условиями контракта: либо сегодня вечером, либо ничего, и мне отчаянно нужны были деньги.

Когда мы оказались практически в прямой видимости дома, я снова остановился, прислушался, осмотрелся, а затем прошёл ещё восемь-девять шагов. Моё ночное зрение полностью включилось. Я объяснил Тому, как смотреть в темноте чуть выше или ниже объекта, чтобы обеспечить хорошую фокусировку, и как защитить его ночное зрение. Объяснять ему, зачем это нужно, было пустой тратой времени; ему нужно было лишь знать, как это делать.

Насколько я мог видеть с такого расстояния, в доме не горел свет, и ничто не указывало на то, что кто-то не спит. Однако это не означало, что я просто пойду к воротам. Каждые несколько шагов я останавливался, оборачивался и смотрел на Тома, показывая ему большой палец вверх и получая в ответ кивок. Это было больше для него, чем для меня; я просто хотел, чтобы он почувствовал себя немного лучше, зная, что кто-то о нём думает.

Мы были всего в нескольких футах от просвета между деревьями и забором, когда я снова остановился и прислушался. Том сделал то же самое, на шаг позже меня.

Если бы у них были очки ночного видения (ПНВ) и они вели наблюдение, мы бы очень скоро это обнаружили. Я ничего не мог поделать; это был наш единственный выход.

Наклонив голову так, чтобы ухо было направлено в сторону дома, я постарался прислушаться чуть-чуть внимательнее, пытаясь перекричать шум ветра, одновременно с этим украдкой вращая глазами в глазницах в сторону дома, чтобы уловить движение. Тому, должно быть, показалось, что я похож на мима.

Из левой ставни на первом этаже слабо пробивался свет; он был гораздо слабее, чем прошлой ночью. Я едва его различал. Значит ли это, что все спят или столпились у телевизора?

Я поднял руку перед его лицом и подал Тому знак ждать на месте. Затем я сделал пальцами лёгкое движение, напоминающее движение.

Он кивнул, и я двинулся в темноту по колее к воротам. Как только я миновал лесную опушку, ветер оказался на моей стороне. Теперь он был достаточно сильным, чтобы бить по моему пальто, но не настолько, чтобы мешать мне идти. По ту сторону забора ничего не изменилось, даже внедорожник стоял на прежнем месте.

На разведке по забору не было электрического тока; я бы понял, как только прикоснулся. Если бы он там был, сегодня вечером я как раз собирался это выяснить. Откусив правую внешнюю перчатку, я стянул сенсорную перчатку и быстро потрогал калитку, даже не переводя духа в предвкушении. Чёрт возьми, давай уже. Если там была проводка, разряд тока ничем не отличался бы от того, что я замешкался. Надевая перчатки обратно, я проверил замки. Они не были незаперты, да я и не ожидал. Это было бы слишком похоже на удачу.

Я никак не мог перерезать цепи на воротах или забор, потому что это поставило бы под угрозу всю работу. Болторезы весом в тонну, которые лежали в моём рюкзаке, были нужны лишь для того, чтобы вытащить нас с территории, если нас раскроют на месте. Без них мы бы бегали там, как крысы в бочке. Выбраться оттуда для меня всегда было важнее, чем попасть внутрь.

21

Я направился обратно к Тому, подальше от ветра. Он не сдвинулся ни на дюйм с тех пор, как я его оставил: голова опущена, руки по швам, над ним поднималось облако пара. Медленно сняв рюкзак с плеч, я опустился на колени в колею и потянул его за рукав.

Том склонился и присоединился ко мне.

Из рюкзака нужно доставать только по одному предмету, а потом разбираться с ним, то есть упаковывать так, чтобы первый нужный предмет класть в последнюю очередь. Попросив его удержать рюкзак вертикально, держась за ручки болтореза, торчащие по обе стороны от верха, я расстегнул защёлки и поднял клапан. Затем, отодвинув полотенце, чтобы вещи не болтались, я вытащил одну петлю и крючок.

Обернув два оборота ремня вокруг крючка-гвоздя там, где он выходил из дерева, я передал устройство, теперь с трёхфутовой петлей, свисающей с него, Тому. Он взял дерево в правую руку, точно так же, как ему показали, наклонив крюк вниз и пропустив его между указательным и средним пальцами. Прикрепив точно таким же образом ещё одну петлю из стропы к другому крючку, я передал его Тому, и он взял его в левую руку. Затем я собрал два других устройства таким же образом, снова пристегнул и повесил рюкзак на спину, после чего взял по одному в каждую руку.

Оглядевшись и на цель, и на небо, я не заметил никаких заметных изменений. Я просто надеялся, что так и останется.

Сделав шаг ближе к Тому, я прошептала ему на ухо: «Готов?»

В ответ я получил медленный кивок и пару коротких, резких вдохов. Я начал преодолевать последние несколько футов к воротам.

Мой взгляд был прикован к дому, но мысли уже перепрыгивали через забор: это будет самое уязвимое время для нас. Если в доме что-то пойдёт не так, что ж, я смогу отреагировать. Там, на заборе, мы будем смертельно уязвимы, как мой друг, висящий на шнурке куртки, беспомощно наблюдающий, как они подходят и стреляют в него.

Я остановился, когда мой нос оказался всего в шести дюймах от ворот, и обернулся.

Том шел в двух шагах позади, наклонив голову влево, стараясь уберечь лицо от ветра.

Вернувшись к воротам, я поднял правую руку чуть выше плеча, крюком к ромбовидной решётке, и осторожно просунул согнутый гвоздь в щель. Резинки вокруг гвоздя должны были устранить шум, но я намеренно оставил сам изгиб открытым: когда я слышал и чувствовал металл о металл, я знал, что он в правильном положении. В противном случае, если вес был приложен к неправильно расположенному крюку, была вероятность, что гвоздь выпрямится под нагрузкой. Именно поэтому у нас обоих было запасное устройство. Если бы случилась драма, и одна из этих штук начала бы выпрямляться во время восхождения, другая петля и крюк должны были бы выдержать наш вес, пока сломанные заменяли бы.

Изгиб гвоздя едва заметно царапал ограждение, а нижняя часть петли для крепления висела примерно на фут выше колеи. Я вонзил левый крюк примерно на шесть дюймов выше и на ширину плеч.

На этом этапе было бессмысленно беспокоиться о том, что нас так легко увидеть из дома. Всё, что мы могли сделать, – это просто продолжать идти, надеясь, что они нас не заметят. Другого выхода не было. Если бы я прошлой ночью попытался найти место для перехода сбоку или сзади дома, я бы оставил следы повсюду, которые кто-нибудь мог бы заметить этим утром, и мои отпечатки ботинок точно не были похожи на оленьи копыта. Даже если бы я смог разведать всё вокруг, я всё равно столкнулся бы с проблемой следов внутри дома. По крайней мере, фасад дома был испещрён следами ног и шин.

Ухватившись за оба бревна так, чтобы крюки приняли на себя вес моего тела, я просунул правую ногу в правую петлю и, используя мышцы правой ноги, чтобы подтянуть тело вверх и подтянуть руки, медленно поднялся над землёй. По мере того, как петля начала нагружаться, я услышал скрип нейлона, растягивающегося всего на несколько миллиметров, пока волокна распрямлялись.

Ворота и цепи загрохотали, когда конструкция сдвинулась под моим весом; я ожидал этого, но не так громко. Я замер на несколько секунд, наблюдая за домом.

Убедившись, что правая петля меня держит, я засунул левую в нижнюю часть той, что была примерно на шесть дюймов выше. Теперь я был в футе от земли, оставалось всего около сорока четырёх.

Я больше не смотрел на Тома. Отныне я собирался сосредоточиться на том, что делаю, зная, что он будет внимательно за мной наблюдать и знает, что от него требуется.

Я снова перенёс вес тела, пока всё давление не перешло на левую ногу и руку; теперь пришла очередь этой петли протестовать, впервые растянувшись на несколько миллиметров. Вытащив правый крюк, но не снимая ногу с петли, я потянулся и снова зацепил его за ограждение на шесть дюймов выше левого, снова на ширине плеч. Том был прав: это было похоже на Человека-паука, карабкающегося по стене, только вместо присосок у меня на руках были крюки, а на ногах – петли из нейлоновой стропы.

Я повторил это ещё дважды, пытаясь контролировать дыхание через нос, поскольку организм требовал больше кислорода для питания мышц. Я посмотрел вниз. Том смотрел вверх, наклонив голову против ветра.

Сначала я хотел набрать высоту и расчистить снежные заносы в проеме, затем пройти по ним влево и продолжить подъем около опорного столба.

Я не хотел, чтобы мы поднимались прямо над колеей, не только потому, что у ворот могли появиться машины или люди, но и потому, что чем выше мы поднимались, тем сильнее шумела ограда, которую мы качали под нашим весом. Я целился в первый из стальных столбов, к которым крепились секции решётки. Если бы мы забрались, зацепившись крюками по обе стороны от него, это предотвратило бы прогиб ограды и уменьшило бы шум.

Теперь я двигался вертикально влево, по шесть дюймов за раз. Ещё три шага спустя я оказался на самом заборе, на полпути к первой из трёх секций, обеспечивающих ему высоту. Ровный, без единого следа снег лежал в нескольких ярдах подо мной. До опоры оставалось ещё несколько футов, но я не хотел слишком отдаляться от Тома.

Остановившись, я посмотрел на него сверху вниз и кивнул. Теперь была его очередь играть и следовать моему маршруту. Он не торопился; раздался лёгкий хрюкающий звук, когда он перенёс вес на правую ногу, и я надеялся, что он помнит мои слова о том, что всё дело в мышцах ног, хотя это была ложь. Ему также понадобится немалая сила в верхней части тела, но я не собирался ему об этом говорить. Я не хотел отпугивать его ещё до того, как он начнёт.

Ворота двигались, и лязг цепей был слишком громким, чтобы это доставляло удовольствие.

К счастью, ветер дул слева направо, унося часть нашего шума подальше от здания.

Том так и не научился держать равновесие. Просовывая левую ногу в петлю, он начал разворачиваться вправо, заставляя себя влево, так что он снова уперся в забор. В голове уже играла клоунская музыка. Глядя на него из-под правой подмышки, я вспоминал все те разы, когда мне приходилось перелезать через препятствия или ходить по крышам с такими людьми, как Том, экспертами в своём деле, но просто непривычными к чему-либо, требующему большей физической координации, чем посадка в автобус или вставание со стула. Почти всегда это заканчивалось групповым сексом. Он выглядел так нелепо, что я не мог сдержать улыбки, хотя его некомпетентность была последним, что мне сейчас было нужно. На мгновение я подумал, что мне придётся спуститься к нему, но в конце концов он засунул левую ногу в петлю и сделал свой первый подъём. К сожалению, он был так нервен, что начал заваливаться влево, отпуская правый крюк от забора.

Том упорно трудился, пыхтя и кряхтя, пытаясь прийти в себя, но, как ни странно, траверс показался ему немного легче. Он всё ещё выглядел как мешок с дерьмом, но прогресс был налицо. Я не спускал глаз с цели, пока он шёл ко мне.

Поднявшись и перебравшись ещё несколько раз, я вскоре зацепил крюки по обе стороны от первой опоры. Массивный стальной столб был, наверное, около фута в диаметре. Я снова подождал Тома, который теперь, перебравшись на более жёсткую ограду, производил меньше шума. Ветер обжигал мою открытую кожу, пока я заставлял себя оглядываться. Сопли из моего насморка словно замерзали на верхней губе.

Спустя годы голова Тома оказалась меньше чем в ярде от моих ботинок. Под нами лежал глубокий сугроб снега, простиравшийся на пятнадцать футов до границы леса.

Теперь, когда у нас обоих было по крюку с каждой стороны опоры, всё было хорошо и надёжно. Оставалось только подняться вертикально и перебраться через неё. Вытаскивая по одному крюку за раз, я проверял гвозди.

Они выдержали это напряжение.

Том боролся так, словно это был Эверест: вокруг него клубились огромные клубы пара, он тяжело дышал, голова его двигалась вверх-вниз, пытаясь вдохнуть побольше кислорода. Под одеждой он, должно быть, сильно потел – как от давления, которое испытывал, так и от огромных физических усилий, которые он без необходимости затрачивал.

Я продвинулся ещё на шесть дюймов, потом ещё на шесть, продвигаясь вверх, мечтая о том, чтобы ехать немного быстрее. Примерно на двух третях пути я снова посмотрел вниз, чтобы проверить Тома.

С тех пор, как я в последний раз это делал, он не сдвинулся ни на дюйм, прижавшись всем телом к забору, изо всех сил держась за него. Я не мог понять, что произошло, и не было никакого способа тихо привлечь его внимание. Я заставил его поднять на меня взгляд.

Он полностью застыл, что часто случается, когда кто-то впервые совершает восхождение или спуск по веревке. Конечно, дело не в отсутствии силы – даже у ребёнка достаточно мышц, чтобы лазить, – но у некоторых ноги просто отказывают. Это психологическое состояние: у них есть силы, они знают технику, но им не хватает уверенности.

Наконец он поднял взгляд. Я не мог разглядеть выражение его лица, но голова его тряслась из стороны в сторону. С такого расстояния я никак не мог его переубедить или подбодрить. Чёрт возьми, придётся спуститься к нему. Вытащив правый хук, я начал спускаться и уходить влево. Это превращалось в представление в стиле цирка братьев Ринглинг.

Поравнявшись с ним, я наклонился так, что мои губы коснулись его левого уха. Ветер усилился, и мне пришлось шептать громче, чем хотелось. «Что случилось, приятель?» Я повернул голову, чтобы услышать его ответ, и в ожидании наблюдал за домом.

«Я не могу, Ник. Мне конец». Это прозвучало как нечто среднее между всхлипом и хныканьем. «Ненавижу высоту. Надо было тебе сказать. Я собирался сказать, но ты же знаешь».

Было бессмысленно показывать ему, как я злюсь. Некоторые люди такие: их бесполезно трясти или говорить, чтобы они взяли себя в руки. Если бы он мог, он бы так и сделал. Я знала, что он хотел перелезть через забор так же сильно, как и я.

«Не проблема».

Отодвинув голову от моей, он посмотрел на меня, наполовину кивнув, наполовину надеясь, что я закончу на этом.

Я снова прошептала ему на ухо. «Я буду рядом с тобой всё время, как сейчас. Просто смотри, что я делаю, и повторяй за мной, хорошо?»

Осматривая дом, я услышал, как он шмыгает носом. Я оглянулся: это были не просто сопли, он был весь в слезах.

Не было смысла его торопить; нам нужно было не только переехать, но и сделать это снова, когда мы закончим. Если бы сейчас пошёл снег, это действительно превратилось бы в вечернее представление братьев Ринглинг.

Мои ноги были в неправильном положении: его правая нога была внизу, а моя – наверху. Я попыталась исправить это, приняв свой лучший врачебный вид. «Давайте просто сделаем это спокойно и аккуратно. Многие боятся высоты. А я вот не люблю пауков. Поэтому мне и нравится ездить так далеко на север – здесь нет этих ублюдков. Слишком холодно, понимаешь?»

Он нервно рассмеялся.

«Просто продолжай смотреть на верх забора, Том, и все будет в порядке».

Он кивнул и глубоко вздохнул.

«Хорошо, я пойду первым. Один шаг, потом ты следуй, хорошо?» Я медленно перенёс вес на левую лямку, поднялся на одну и стал ждать его.

Он, пошатываясь, поднялся и поравнялся со мной.

Мы сделали то же самое еще раз.

Я наклонилась к его уху. «Что я тебе говорила? Никаких драм». Подойдя к нему поближе, я быстро проверила его крючки. С ними всё было в порядке.

Я решил дать ему отдохнуть, насладиться своей славой и набраться уверенности. «Мы отдохнём здесь минутку, хорошо?»

Ветер порывами обрушивался на нас, поднимая снежные хлопья. Том смотрел прямо перед собой на забор, всего в нескольких сантиметрах от его лица. Я наблюдал за домом, и мы оба шмыгали носом.

Когда его дыхание успокоилось, я кивнул ему; он кивнул в ответ, и я снова начал подниматься, а он поддерживал мой темп, шаг за шагом.

Мы добрались до вершины второго из трёх участков. Том уже освоился; ещё около дюжины рывков с каждой стороны – и мы окажемся наверху. Я наклонился. «Я поднимусь первым и помогу тебе перебраться, хорошо?»

Мне нужно было снова пройти траверс. Я хотел пройти дальше от вершины столба, чтобы не сдуть снег, скопившийся на его вершине. При дневном свете такое было бы слишком легко заметить.

Том снова забеспокоился и начал шлёпать меня по ноге. Сначала я не обращал на это внимания, но потом он схватил меня за штаны. Я опустил взгляд. Он был в ярости, свободной рукой махал в сторону трассы, раскачиваясь из стороны в сторону.

Я посмотрел вниз. В проёме по другую сторону подъездной дорожки сквозь снег, доходящий почти до пояса, пробирался человек в белом. За ним шли другие, и ещё больше людей выходили из леса и направлялись прямо на дорогу. Их было, должно быть, не меньше дюжины.

По положению и размаху их рук я мог сказать, что они вооружены.

Черт, Махския.

«Ник! Что случилось?»

Я уже несколько часов назад сказал ему, что делать, если у нас возникнет непростая ситуация: сделай то, что сделал я.

"Прыгай. К чёрту прыжок!"

22

Крепко ухватившись за деревянную часть и приподнявшись руками так, чтобы крюки приняли на себя вес моего тела, я высвободил ноги из петель и отпустил руки.

Я просто надеялся, что снег будет достаточно глубоким, чтобы смягчить мое падение с высоты девяти метров.

Я пролетел мимо Тома, который все еще держался за ограждение, и приготовился к команде инструктора по прыжкам, когда ветер станет слишком сильным, а зона приземления, которая должна была быть прекрасным пустым полем, внезапно превратится в кольцевую автодорогу: принимайте приземление.

Я нырнул в снег ногами вперёд и тут же начал переворачиваться на парашюте вправо, но рухнул, когда мои рёбра сильно ударились о пенёк, а следом за ними рукоятка болтореза ударила меня по затылку, сообщив радостную новость. В глазах и мозгу словно взорвались звёзды. Боль разлилась по груди, снег, окутавший меня, заглушил мой невольный крик.