Текст книги "Брандмаузер (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Мимо меня с визгом проносились машины, буксуя колёсами. Лидировала та, что любила деревья, с разбитыми стёклами и дырами в кузове. Машина мчалась слишком быстро, пытаясь набрать скорость. Наша группа, должно быть, прикрывала их огнём, покидая опасную зону.

Снова раздался голос из Новой Англии: «Вперёд, вперёд. Вперёд, вперёд, вперёд, вперёд!»

Прикрывавший меня парень встал, всё ещё направляя на меня оружие, и двинулся вперёд. Он запрыгнул в фургон, ударив меня каблуками в спину, а оружие – в шею. Ствол был очень горячим, я чувствовал запах кордита и маслянистый запах WD40. Вероятно, он обмазал его этим составом, чтобы защитить от непогоды, и теперь он сжигал оружие.

Последнее, что я успел увидеть, – как он схватил капюшон и натянул его мне на голову.

Все остальные уже запрыгивали обратно, заставляя машину качнуться под их весом. Я почувствовал, как переключается передача, и мы тронулись с места быстрее, чем следовало. Шины скользили и проскальзывали, когда мы снова выехали на подъездную дорожку.

Двери захлопнулись, и сверху меня обрушил порыв воздуха.

Электрический люк открывался; мгновение спустя я услышал стук, стук, стук и крик: «Давай, давай, давай!», когда «Нью-Ингленд» открыл огонь через открытый проём. Ответа от русских я не услышал.

Один из нападавших повернулся и открыл огонь через заднее стекло, в результате чего в защитном стекле появилось еще больше отверстий.

Щелк-тук, член-тук, член-тук.

Пустые гильзы с металлическим звоном ударились о боковое окно, а затем упали и отскочили от моей головы.

Сквозь крышу ворвался ледяной воздух, затем мотор завизжал, и поток воздуха прекратился.

«Кто-нибудь упал?»

«Я никого не видел», – раздалось сзади. «Если кто-то и есть, то в вагонах. Никого не осталось».

Я получил подзатыльник. «Чёртовы русские! Ты кем себя возомнил, мужик?»

Передний пассажир, без сомнения, был командиром. Его акцент, как у англосаксонского англосаксонца, звучал так, будто он стоял на трибуне и боролся за демократов на выборах в Массачусетсе, а не пытался разобраться с бандитской оргией в Финляндии. Но, к счастью, он, похоже, неплохо с этим справлялся. Я всё ещё был жив.

Последовала короткая пауза, возможно, пока он собирался с мыслями, а затем: «Браво Альфа». Он, должно быть, был в сети, слушал наушник. «Ситуация?»

Остальные молчали. Хорошо обученные операторы знают, что лучше не разговаривать, когда кто-то в сети.

Оса вскрикнула: «Чёрт! У них машина Браво!» Он вернулся в сеть: «Понял, ты всё разобрала?»

После пяти секунд молчания он ответил тихим, подавленным голосом: «Понял, Браво». Он обратился к экипажу. «У этих сукиных детей часть оборудования. Чёрт!»

Ответа от команды не последовало, пока «Оса» собиралась с силами и возвращалась в сеть.

«Чарли, ситуация Альфа?»

Он перебрал все свои позывные. Кажется, их было четыре: «Браво», «Чарли», «Дельта» и «Эхо». Сколько человек было на каждом позывном, я не знал, но, похоже, в доме их было полно. Похоже, всё это было похоже на групповой секс для всех.

Меня поймали; Тома, ну, я не знал; американцы и Малискиа получили только часть того, что хотели; что касается трех двойников Тома из дома, они, должно быть, были пьянее, чем все мы вместе взятые.

Переговоры велись чётко, что указывало на использование защищённой и, вероятно, спутниковой связи, в отличие от моих Motorola в отеле «Интерконтиненталь». Во время передачи эти радиостанции переключаются между десятками различных частот в последовательности, которую могут услышать только радиостанции с одинаковым шифрованием, изменяющимся с одинаковой скоростью и частотой. Всем остальным просто впаривают кашу.

Должно быть, он получил сообщение от Эхо. «Ладно, понял, Эхо. Понял». Он повернулся к телам сзади. «Бобби ранен в ногу. Но всё в порядке, всё хорошо». Сзади раздался вздох облегчения.

Я почувствовал, как ткань прижалась к моему лицу, когда он повернулся. «Этот придурок ещё дышит?»

Моё прикрытие ответило: «О да». Он ещё раз ткнул меня каблуком и пробормотал оскорбление с техасским акцентом.

Я застонал, выражая своё глубокое понимание по-русски. Командир снова развернулся, и моя голова тоже. Он вернулся в сеть. «Всем станциям, это Альфа. Мы продолжаем движение по плану. Моя группа возьмёт дополнительных пассажиров. Подтвердите».

Я представил, как он слушает другие позывные в своем наушнике.

"Браво."

«Чарли, понял».

«Дельта, понял».

«Эхо, Роджер Ди».

Похоже, я был лишним «пакси». Что бы со мной ни случилось, во всём виновата Оса.

Мы ехали молча ещё двадцать минут по асфальтированной дороге. По моим прикидкам, мы уехали совсем немного; из-за сильного снегопада мы не могли ехать так быстро.

Оса вернулась в сеть. «Папа Первый, Альфа».

Наступила пауза, пока он слушал.

«Есть ли новости о Super Six?» Снова тишина, затем: «Понял, я подожду».

«Папа Один и Супер Шесть» звучали не как наземные позывные. По возможности, они всегда короткие и чёткие. Это предотвращает путаницу, когда ситуация выходит из-под контроля или связь плохая, а эти факторы обычно идут рука об руку.

Через десять минут «Оса» снова появилась в сети. «Альфа». Он явно кого-то приветствовал.

Наступила тишина, а затем он сказал: «Понял, позывные Super Six не подходят. Не подходят».

После двухсекундной паузы он объявил: «Всем станциям, всем станциям. Итак, вот что. Переходите к плану движения; дополнительные пассажиры всё ещё идут со мной. Подтвердите».

Больше от него ничего не слышно, пока он получал подтверждение от других позывных. По крайней мере, у этих ребят тоже был паршивый день. Позывные «Супер Шесть», должно быть, принадлежали вертолётам или самолётам с фиксированным крылом, которые не могли летать в таких условиях. В лучшую погоду нас бы вывезли отсюда люди, работающие на их Фирму. В девяти случаях из десяти это гражданские пилоты с подработкой в коммерческих авиалиниях, так что у них есть надёжное прикрытие. Они прилетят в очках ночного видения, возможно, заберут нас всех, или хотя бы снаряжение, раненых и пленных, и с криками уберутся из страны на американскую базу. Или, может быть, если это будут вертолёты, они приземлятся на американском военном корабле в Балтийском море, где компьютерное оборудование и его операторы будут разобраны и переданы тому, кто так жаждет их заполучить. Если я быстро не разберусь со своими делами и не сбегу, то окажусь вместе с ними в одном из американских «приёмных пунктов». Мне их уже показывали; Комнаты варьировались от холодных и сырых камер размером 0,9 на 2,7 метра до практически изолированных люксов, в зависимости от того, какой способ получения информации от «паксов» вроде меня считался наилучшим. Как ни крути, это были центры допросов, и от следователей – ЦРУ, АНБ, кем бы они ни были – зависело, пройдут ли они лёгкую или тяжёлую процедуру.

К чёрту разносчиков пиццы; мне было всё равно, что с ними будет. Но теперь, будучи одним из Малискиа, я буду заселяться прямо в свой личный дом 3х9 футов с угловой ванной комнатой. Пока что я ничего не мог с этим поделать. Оставалось только надеяться, что у меня появится шанс сбежать до того, как они узнают, кто я на самом деле.

24

Мы ехали довольно медленно ещё минут двадцать. Лежать, зажатый в нише для ног, было физически больно, но это ничто по сравнению с тем, насколько подавленным я был из-за того, что готовило мне будущее.

«Папа Один, Альфа-синий один».

«Оса» вернулась в сеть. Папа Один, должно быть, был оперативной базой. «Оса» вела обратный отсчёт, отправляя сообщение, чтобы Папа Один знал местоположение группы.

Примерно через минуту мы резко повернули направо.

«Папа Один, Альфа-синий Два».

Я слышал, как шуршит материал на руках водителя, когда он крутил руль, а шум шин говорил мне, что мы все еще едем по асфальту и снегу.

Резкий поворот направо, и моя голова прижалась к двери.

Затем мы наехали на что-то похожее на «лежачего полицейского» и проехали еще около девяноста футов, прежде чем машина остановилась.

«Оса» вышла, оставив дверь открытой. Когда задние двери открылись, вокруг меня проехали и остановились другие машины. Визг шин по сухой дороге подсказал мне, что мы в укрытии, а судя по эху от машин, мы находились в каком-то большом и похожем на пещеру месте.

Трое сверху начали выходить. В других местах двигатели всё ещё работали, другие двери открывались или отодвигались. Люди выбирались наружу и ходили, но голосов не было, только движение. Затем раздался гулкий стук стальных рулонных гаражных ворот, которые вручную опускали цепями.

В каком бы здании мы ни находились, денег на отопление не тратили. Возможно, это был ангар для самолётов, что имело бы смысл, если бы мы собирались купить пикап с фиксированным крылом или вертолёт. С другой стороны, возможно, это был просто старый склад. Сквозь маску я не видел ни единого проблеска света.

Воздух становился тяжёлым от автомобильных выхлопов. Как только три пары ног, используя меня как платформу, вылезли из фургона, чьи-то руки схватили меня за лодыжки и начали вытаскивать, ногами вперёд. Меня перетащили через порог, и мне пришлось выставить руки, чтобы защититься, когда я уронил примерно две ноги на землю. Сухая поверхность была бетонной.

Вокруг меня было много движения, и раздавались те же звуки, что и в доме: шарканье и волочение электрических вилок. Оборудование выгружали из фургонов.

Я услышал характерный стук металла о металл, когда рабочие части возвращались на место и оружие разряжалось, а также щелчки, с которыми стреляные патроны досылались обратно в магазины.

Меня перевернули на спину, отпустили ноги, и они упали на пол. Я издал очень русский стон. Две пары ботинок подошли к моей голове. Меня подняли за подмышки и повели. Мои ноги волочились по бетону, пальцы цеплялись за кочки и выбоины, а то и дело натыкались на кирпичные глыбы и другие твёрдые предметы.

Возможно, двоим по обе стороны от меня казалось, что я ничего не делаю, но на уровне мозга я был очень занят, пытаясь усвоить всю сенсорную информацию вокруг. Меня протащили мимо фургона, и даже сквозь капот я уловил аромат кофе – вероятно, они открывали термосы, которые ждали их после работы.

Мы услышали приглушённые звуки боли и короткое, резкое дыхание. Похоже, это была женщина. Вокруг неё были мужчины.

«Ладно, давайте составим еще одну линию».

Похоже, Бобби с позывным «Эхо» был женщиной. Ей ввели жидкости и обработали огнестрельное ранение (GSW).

Мы продолжали двигаться, мои ноги волочились по кускам дерева, банкам и газетам, а их ноги время от времени хрустели пластиковыми стаканчиками из-под напитков.

Я услышал щелчок липучки, и меня боком протащило через тяжёлую дверь. Меня развернули вправо, и дверь распахнулась.

Разносчики пиццы уже были здесь: плач, стоны и стоны заполнили пространство, которое казалось уже не таким большим, чем раньше. Эхо создавало ощущение, будто мы находимся в средневековой камере пыток, и даже в дезинфицирующем холоде здесь стояла вонь разложения и запустения.

Ещё пара шагов, и мы остановились, и я понял, что остальных пинают ногами; поэтому они и кричали. Я слышал стук сапог по телам и хрюканье пинающих.

Меня повалили на землю и хорошенько пнули. Стоны и всхлипы, казалось, доносились справа, но теперь каким-то образом заглушались. Мы не были все в одной большой комнате; я догадался, что нас запихнули в шкафы или кладовки.

В тот момент, когда моя голова ударилась о унитаз, я понял, где нахожусь.

Ванная комната.

Раздался ещё один крик и хрип, когда мальчиков усмирили и уговорили перебраться в новое жилище. Я не знал, что хуже: их шум или то, что хулиганы всё это делали молча, используя эхо, чтобы напугать всех до смерти.

Ведомый их пинками, я дополз до дальнего правого угла кабинки и остановился на том, что, казалось, накопилось за годы. Бумага, которую я чувствовал, была хрустящей и ломкой, как очень тонкие чипсы начо. Продолжая получать пинки, я чувствовал твёрдую кирпичную стену у своей спины и дно унитаза у своего живота. Я опустил голову и поджал колени для защиты, стиснув зубы и ожидая худшего. Вместо этого мои руки схватили и подняли в воздух, пластик теперь ещё сильнее сжимал мои запястья, потому что они распухли. Я почувствовал, как нож вошёл в наручники, и они были разрезаны. Приковав мою левую руку к сливному отверстию сзади унитаза, они схватили другую руку и засунули её вниз, так что я оказался с обеих сторон. Сопротивляться было бессмысленно; они полностью контролировали меня. Я ничего не мог сделать, кроме как экономить силы.

Они сжали мои запястья. Я напряг мышцы предплечья, стараясь максимально их накачать. Пластиковые ремни натянулись, я услышал скрежет и почувствовал давление, когда они натянулись. Я застонал, как только это показалось мне правильным. Мне хотелось выглядеть таким же окаменевшим и сломленным, как разносчики пиццы. Они ушли, хлопнув дверью.

Я попробовал прислониться головой к трубе, но было невыносимо холодно.

Если внутри была вода, она наверняка замерзла.

Я лежал среди обломков и мусора, пытаясь устроиться поудобнее, но сквозь одежду чувствовался холодный пол.

Раздался громкий, протяжный скрип, когда тяжёлая главная дверь ангара захлопнулась. Затем наступила тишина, даже разносчики пиццы. И уж точно не было звука капающей воды – для этого было слишком холодно. Я не слышал и шума машин. Только кромешная тишина.

Пару секунд спустя, словно разносчики пиццы затаили дыхание в ожидании, когда же призраки уйдут, стоны и рыдания раздались снова; ещё через несколько мгновений мальчики пробормотали несколько слов по-фински, пытаясь подбодрить друг друга. В их голосах слышался сильный страх.

Я изменил позу, пытаясь снять напряжение с запястий, пытаясь выяснить, дали ли мне эти дополнительные миллиметры или два напряжения мышц хоть какую-то возможность пошевелить запястьями в наручниках.

Разминая ноги, я наткнулся на что-то похожее на звук пустой банки. Этот грохот и скрежет по бетону натолкнул меня на мысль.

Я повернул голову канализационной трубы так, чтобы она оказалась на моих руках. Затем, нащупав зубами сквозь капюшон, я схватил правую внешнюю перчатку. Она легко снялась, и я бросил её на землю, оставив сенсорную перчатку на руке.

Я наклонился вперёд, натянул нижнюю часть капюшона на пальцы и принялся за дело. Теперь я знал, что капюшоны затягиваются шнурком и завязками по низу, и вскоре он уже лежал на земле.

Казалось, это была пустая трата сил. В кабинке было совершенно темно, и теперь, когда я снял капюшон, у меня стыла голова. Из носа почти сразу потекло.

Наклонившись как можно дальше вперёд, чтобы освободить руки, я начал шарить по земле. Мои пальцы перебирали старые бумажные стаканчики и всякий хлам, пока не нашли то, что нужно.

Я поудобнее расположился вокруг кастрюли, снимая зубами вторую внешнюю перчатку. Затем, не снимая обеих перчаток, я сжал тонкий металл банки из-под газировки между большими и указательными пальцами, пока края не соприкоснулись посередине. Затем я начал сгибать обе половинки вперёд и назад. Всего через шесть или семь подходов тонкий металл треснул, и вскоре две половинки разошлись. Я нащупал конец с кольцом и бросил вторую рядом с перчатками и капюшоном.

Осторожно ощупывая сломанный край, я искал место, откуда можно было бы начать снимать его, как апельсин. Чувствительность в моих опухших руках практически исчезла, но перчатка зацепилась за алюминий, и я нашёл то, что искал, и начал ковырять и рвать. Пару раз мои пальцы соскользнули, порезавшись об острый как бритва металл, но времени беспокоиться об этом не было; к тому же, я не чувствовал боли, и это было ничто по сравнению с тем, что меня ждало бы, если бы я не убежал отсюда.

Срезав металл до сантиметра от выступа, я попытался раздвинуть запястья как можно шире. Это не очень хорошо получилось, потому что пластик не растягивается, но люфта было достаточно, чтобы добиться желаемого. Держа банку в правой руке острым краем вверх, я согнул её к запястью, пытаясь достать пластик. Если бы я оставил больше выступающей части, она бы вошла дальше, но край бы погнулся под давлением. Именно поэтому я использовал выступ: более толстый край придавал режущей кромке большую прочность.

Я знал, что прорезать наручники займёт больше всего времени, но, как только я добрался до этого приятного, гладкого пластика, я мог действовать. Должно быть, потребовалась всего минута-другая, чтобы зазубренная жестянка наконец впилась; затем, когда я прошёл примерно три четверти пути, я услышал громкий, гулкий скрип открывающейся распашной двери. Свет и шум двигателя проникали через щель шириной около пяти сантиметров под дверью стойла.

В мою сторону послышался стук ботинок по мусору. Свет стал ярче, и я начал нервничать, роняя бак и шаря по капоту, а когда он наконец накрылся, пытаясь найти перчатки. Мне это не удалось, но как раз когда я стиснул зубы в ожидании неизбежной конфронтации, шаги раздались.

Когда двери выбили, мальчики вытащили их и, обездвижив, принялись кричать на английском, раздался шквал приглушённых мольб. Должно быть, они тоже слышали американцев во время контакта, поскольку теперь не было многоязычных мольб.

Двери хлопнули, и вскоре я услышал, как они шаркают мимо меня. Через несколько мгновений дверь захлопнулась, и воцарилась тишина.

Я пошарил по сторонам в поисках дна банки, не снимая капот. Всё равно ничего не видел. Я принялся за работу ещё более яростно; я должен был предположить, что скоро они придут и за мной.

После двух-трех минут лихорадочного пиления пластик наконец поддался.

Сняв капюшон, я нащупал перчатки и положил их в карман, оставив только сенсорные.

Затем я нашёл другой конец банки. Медленно поднявшись на ноги и наслаждаясь вертикальным положением, я ощупал кабинку. Нащупал дверную ручку, открыл её и очень медленно и осторожно вышел в то, что, как мне казалось, было узким коридором с крашеными кирпичными стенами. Слабый проблеск света из-под распашной двери проникал в коридор примерно в трёх метрах слева от меня. С бесконечной осторожностью поднимая и опуская ноги, опираясь левой рукой на стену, я направился к свету.

Подойдя ближе, я услышал, как набирает обороты двигатель автомобиля, а затем он начал трогаться с места.

Оказавшись у двери, я не смог найти замочную скважину, чтобы заглянуть внутрь, поэтому, расчистив мусор на земле, опустился на колени. Звякнули цепи, когда открылись рольставни. Я подумал, не уезжают ли разносчики пиццы из города.

Лёжа на полу на правом боку, я сумел навести глаз на нижнюю часть двери. Засунув руку в карман, я вытащил нижнюю половину банки, ту, с которой ещё не работал. Используя свет, чтобы найти место в металле, откуда можно было начать снимать, я принялся за работу и снова приложил глаз к щели.

Я был прав, это было что-то вроде ангара или фабрики. Там было почти темно, но местами освещались двенадцатидюймовые флуоресцентные светильники, вроде тех, что используют туристы. Их либо устанавливали на капоты фургонов, либо возили с места на место. Почти синие пятна света и тени делали это место похожим на декорации к фильму «Сумеречная зона».

Несколько автомобилей были припаркованы в ряд слева, примерно в сорока ярдах от нас: седаны, универсалы, минивэны и внедорожники, некоторые из них имели багажники на крышах, заполненные лыжами.

Мой большой палец соскользнул и пробежал по разорванной банке. Я всё ещё не чувствовал её, но, по крайней мере, какая-то чувствительность возвращалась к моим рукам. Пока я продолжал отдирать металл, пальцы начали покалывать.

Я посмотрел прямо перед собой на выход, мой единственный путь, а затем на людей, которые попытались бы меня остановить. В основном они были возле двух оставшихся фургонов, хаотично припаркованных посреди ангара.

Группа из пяти или шести человек спешно разряжала оружие, снимала белую форму и упаковывала её в нечто, похожее на алюминиевые контейнеры для авиаперевозок Lacon. Они спешили, но не суетились. Никто не разговаривал; казалось, все знали, что требуется.

Когда одно из тел сделало полуповорот, так что мы оказались в профиль, я поняла, что Бобби не единственная женщина на этой работе.

Пока они продолжали снимать свое снаряжение, я теперь мог видеть, откуда доносился звук липучек: она отрывала боковые ремни от комплектов бронежилетов, прежде чем складывать их в коробки.

Ещё одна группа, человек восемь, была без белой одежды и распаковывала гражданскую одежду из дорожных сумок. Другие расчёсывались перед боковыми зеркалами, пытаясь выглядеть как обычные граждане.

Я мельком увидел внедорожник, в котором меня везли; его заднее защитное стекло было испещрено отверстиями от пуль. За ним виднелись очертания других машин, участвовавших в операции, которые теперь, вероятно, придётся бросить. Следы от автоматического оружия – не лучший способ щеголять на светофорах.

Я не видел никаких следов компьютерного комплекта. Я предположил, что они сразу же перевезли его, вместе с разносчиками пиццы и, вероятно, Бобби и тем парнем с крюком на бедре. Им потребуется надлежащая травматологическая помощь. Поскольку погода помешала быстрой эвакуации, следующим пунктом назначения будет охраняемая зона, например, посольство США. Оттуда оборудование, вероятно, переправят дипломатической почтой обратно в США. Дип-мешки – это, по сути, почтовые мешки или контейнеры, к которым по взаимному соглашению другие правительства не имеют доступа, а значит, в них может содержаться всё, что угодно: от конфиденциальных документов до оружия, боеприпасов и трупов. Я даже слышал историю о том, как разведка привезла башню нового российского бронетранспортёра в, должно быть, большой машине для вечеринки.

Разносчики пиццы застрянут в посольстве или в каком-нибудь безопасном доме, пока завтра не прилетит вертолёт и не вывезет их из страны, если только в доке не окажется американский военный корабль. Если я не разберусь с ситуацией, то вскоре последую за ними.

Все уже сняли белую одежду и надели джинсы, пуховики и шапки. Женщина всё ещё организовывала погрузку лейконов.

Громкое металлическое эхо наполнило ангар, когда ящики загрузили в фургоны.

Казалось, всем заправляет один человек. С такого расстояния я не видел его лица, но он был самым высоким в группе, ростом, наверное, метр восемьдесят, и на голову выше всех остальных. Он собрал всех вокруг себя и, казалось, давал им указания. Они, конечно, много кивали, но его голос был недостаточно громким, чтобы я мог разобрать, что он говорит.

Пока он заканчивал инструктаж, двери двух фургонов захлопнулись, оба двигателя взревели, и они тронулись с места. Фары осветили группу, когда они повернули к ставню.

Я ощупал край банки в руках, когда цепи пришли в движение. У меня не очень получалось, потому что я не особо концентрировался.

Я наблюдал, как группа «Осы» рассредоточилась, направляясь к колонне машин, словно экипажи истребителей, размахивая фонарями в руках. Вероятно, они собирались разделиться и заняться своими делами, вероятно, точно так же, как и прибыли в страну изначально.

Теперь они были бы полностью стерильны и не имели бы никаких признаков, указывающих на их участие в работе. У них были бы документы прикрытия, идеальная легенда, и уж точно они были бы безоружны. Им оставалось только разбрестись по своим шале и отелям, словно они хорошо провели вечер, что, как я предполагал, и было правдой. Никто из них не погиб.

Взревели моторы, захлопнулись двери, зажглись фары. Я видел, как из выхлопных труб поднимается дым. Это немного напоминало стартовую решётку перед Гран-при.

Люди из посольства, вероятно, разберутся с брошенными машинами. Их главной задачей было убраться отсюда, пока оборудование и разносчики пиццы благополучно в пути. Единственной проблемой было то, что у них был небольшой бонус – я.

Похоже, «Оса» и ещё одна женщина взяли на себя эту ответственность. Машины уже отъезжали, но они всё ещё стояли на ногах. Женщина с набором проводов для прикуривания волочилась по полу, уступая дорогу отдыхающим. Они ничего не оставляли на волю случая.

Красные стоп-сигналы зажглись, когда они по очереди съезжали и поворачивали влево. Снег всё ещё падал. Теперь я ясно видел его, когда фары освещали темноту.

Вскоре осталась только одна машина с работающим двигателем и сверкающими фарами. «Оса» сидел боком на водительском сиденье, уперев ноги в бетон, и пламя сигареты становилось всё ярче, пока он затягивался. В салоне горел свет, и я разглядел густые вьющиеся волосы на очень большой голове.

Пусковые провода были брошены на заднее сиденье, и женщина исчезла в темноте.

Наконец я допил вторую половину банки. Кровь на пальцах была холодной, впитавшейся в перчатки. Это был хороший знак. Чувствительность вернулась к моим рукам.

Несколько мгновений было тихо, только двигатель тихонько гудел, а затем загрохотали цепи, и ставни закрылись. Женщина снова вышла из тени и наклонилась к тлеющей сигарете. Я не мог разглядеть её черты, потому что волосы закрывали лицо.

Они немного поговорили, затем он вернулся в машину, чтобы потушить сигарету в пепельнице. Он явно был слишком профессионален, чтобы даже оставить следы ДНК на полу. К тому времени она уже обходила машину сзади и открывала багажник.

«Оса» направилась ко мне, его длинные ноги вырисовывались в свете фар. Вспыхнул яркий белый свет, и в левой руке у него вспыхнул флуоресцентный фонарь. Я видел, как он только что закончил натягивать лыжную маску. Я видел, как его правая рука скользнула под пальто и вынырнула, держа многоствольный пистолет P7, который он положил в карман.

Меня охватило шоковое состояние. Он пришёл убить меня. Я заставил себя успокоиться. Конечно, он не собирался меня убивать. Зачем им было так утруждаться и приводить меня сюда? И зачем он надел капюшон, чтобы скрыть свою личность? Он принимал меры предосторожности на случай, если я сниму капюшон.

Машина медленно двинулась вперёд с открытым багажником, когда он оказался примерно в девяти метрах от двери, фара всё ещё покачивалась в его левой руке. Пора было включать передачу, иначе мне скоро дадут дозу лекарства, которую я заставил Вэла принять на прошлой неделе.

Я поднялся на ноги и отошёл вправо от двери, подальше от туалетов, нервничая из-за перспективы столкнуться с парнем его размеров. Все эти разговоры о том, что чем они больше, тем больнее падают, – миф. Чем они больше, тем сильнее бьют сдачи.

Я не был уверен, насколько длинным был коридор, но вскоре выяснил. Я сделал всего четыре шага, как врезался в торцевую стену. Обернувшись, я повернулся к двери, нащупывая в кармане вторую половину баллона и глубоко дыша, чтобы насытиться кислородом.

Дверь распахнулась с металлическим скрежетом петель, на мгновение озарив пространство ярким белым светом. Я услышал визг машины, сдающей назад. Он повернул направо, повернувшись ко мне своей массивной спиной, и сделал первые шаги к моей туалетной кабинке.

Я поспешил, как только дверь закрылась. Не то чтобы бежал, чтобы не споткнуться, но делал длинные, быстрые шаги, чтобы набрать скорость и импульс, подняв правую руку. С закрытой входной дверью и работающим двигателем она никак не могла этого услышать.

Но он это сделал, и когда я был еще в паре футов от него, он начал поворачиваться.

Я сосредоточился на форме его головы, когда подпрыгнул и бросился на него. Приземлившись левой ногой вперёд, я качнулся всем телом влево, согнув правую руку и раскрыв ладонь. Иногда очень сильная, сильная пощёчина может быть эффективнее кулака, и это гарантированно, если ты орудуешь обрезанной банкой из-под газировки с острыми, как бритва, краями.

Он сильно ударился головой. Мне было всё равно, куда попала банка, лишь бы попала. Раздался громкий стон. Я не почувствовал, как банка вонзилась, лишь давление руки, остановившейся на середине замаха, в то время как остальное тело продолжало вращаться.

Свет заплясал, когда люминесцентный блок в его руке со стуком упал на бетон, и он пошёл следом. Я качнулся вправо, слегка согнув левую руку, всё ещё не отрывая взгляда от его головы. Я попал в цель: я почувствовал мягкость его щеки под левой половинкой баллона, а затем ощутил, как он царапает контур его челюсти, когда он падал. Он снова застонал, на этот раз громче и с большей тоской. К этому времени он уже стоял на коленях.

Когда я с силой опустил правую руку ему на макушку, металлические края глубоко вонзились, затем ударились о кость, сорвав кожу, когда он упал. Я процарапал толстую борозду на его черепе; банка продержалась ещё пару дюймов, а затем вырвалась.

Он сполз на землю, защипывая голову руками. Ещё несколько безумных секунд я продолжал кромсать его руки и голову, затем его руки отпустили, и он лежал совершенно неподвижно. Он не притворялся без сознания: он бы не рискнул опустить руки и подставить себя под новую атаку. Он был в шоке, но всё ещё дышал; он не умер. Он никогда не получит работу моделью для Gillette, но выживет. Другого выхода не было. Если хочешь кого-то остановить, нужно делать это как можно быстрее и жестче.

Флуоресцентный светильник отбрасывал пятно света на пол и на его лыжную маску. Шерсть выглядела на удивление целой, как это бывает, когда свитер рвётся, а разрыв, кажется, затягивается сам собой, если не смотреть вблизи. Сквозь ткань сочилась кровь.

Бросив банки, я перевернул его на спину и, уперев коленом ему в лицо, чтобы ещё больше усугубить ситуацию, вытащил P7 и мобильный телефон, который тоже был там. Он положил его в карман.

Моё дыхание стало очень частым и поверхностным, лишь чуть громче, чем гул двигателя, работающего прямо за распашной дверью. Я видел красный свет задних фонарей под дверным проёмом, и нос наполняли выхлопные газы.

Поднявшись на ноги, я схватил его за верхнюю часть лыжной маски и стянул её. Наконец я увидел масштаб повреждений. На его щеках были глубокие ссадины от баллончика, прошедшего насквозь, а рот обвисал лоскутами кожи. Кое-где сквозь пропитанную кровью, волосатую массу черепа виднелись кости.

Я натянул маску на голову, чтобы потом меня не узнали. Она была мокрой и тёплой. Я проверил, есть ли у него рация, пока он слабо скулил себе под нос. Ничего не было; он, должно быть, планировал быть стерильным, как и все остальные. Ему пришлось держаться за P7, чтобы разобраться со мной.

Я повернулся к двери. Следующей была женщина.

Проталкиваясь, я попал в облако красного дыма и стоп-сигналов.

Машина была не более чем в трёх футах от меня, двигатель работал на холостом ходу, багажник был открыт и ждал меня. Я рванул прямо влево, когда пассажирская дверь с грохотом захлопнулась за мной. Подняв пистолет, я направил его в лицо женщины, дуло оказалось в футе от стекла. Если бы она открыла дверь, она не успела бы сбить пистолет с линии огня достаточно быстро, чтобы что-то предпринять; если бы она попыталась ехать вперёд, то погибла бы от первого выстрела.