Текст книги "Брандмаузер (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Она очень вежливо сказала «Спасибо», затем дверь закрылась, и я услышал, как снимается цепочка. Дверь снова полностью открылась, но вместо того, чтобы встать и впустить меня, она повернулась и пошла обратно в квартиру. «Ник, пожалуйста, закрой за собой дверь».

Переступив порог, я почувствовал запах воска для пола. Я последовал за ней по коридору, осматривая планировку квартиры. По обе стороны вели две двери, а одна в дальнем конце была приоткрыта. Пол был простой, из светлого дерева, стены и двери сияли белизной. Не было ни мебели, ни картин, даже вешалки для одежды.

Я переключил внимание на женщину Вэл. Я думал, что в Финляндии она казалась такой высокой из-за высоких каблуков, но теперь видел, что это делали её ноги сами по себе. В её ковбойских сапогах с квадратными носами, которые медленно и ритмично цокали, когда каблуки касались пола, она была ростом, наверное, чуть больше шести футов. Она шла, как супермодель по подиуму. Её ноги были обтянуты джинсами Armani, а логотип на заднем кармане двигался вверх-вниз в такт её каблукам. Я не мог отвести от него взгляд.

Сунув пистолет в правый карман, я переложил телефон в левый, всё время поглядывая на неё и думая, что Армани должен был бы её за это призвать. Мне почти захотелось купить себе такой же.

Одна дверь справа была приоткрыта, и я заглянул внутрь. Кухня была такой же стерильной, как и коридор: ослепительно белые табуретки у барной стойки, ни чайника, ни писем сбоку. Здесь никто не жил.

Я вошёл в гостиную, где она сейчас стояла, – большое белое пространство с тремя разномастными обеденными стульями посередине. Окна были закрыты муслиновыми шторами, отчего свет был тусклым и туманным.

Единственными другими предметами в комнате были четыре очень большие сумки Harrods, которые выглядели так, будто вот-вот лопнут по швам, и сумка Borders, по бокам которой можно было разглядеть следы книг.

Я отошел в дальний угол комнаты и прислонился к стене.

Сквозь двойные стекла больших панорамных окон я слышал слабый шум транспорта.

Она наклонилась над одной из сумок и вытащила конверт цвета буйволовой кожи.

«Меня зовут Лив. Валентин передаёт привет», – сказала она, протягивая мне конверт. «И, конечно же, благодарность. Это для вас. Сто тысяч долларов США».

Замечательно. В клинике всё было чисто, а в банке ещё четыре месяца лечения.

Она протянула мне идеально ухоженную руку, которая свидетельствовала о том, что она уже не подросток. Кожа лица была кристально чистой и не нуждалась в макияже. Я бы дал ей чуть больше тридцати. Волосы длиной до плеч, разделенные пробором над левым глазом, были заправлены за ухо.

Если сегодня она красила ногти, это было очевидно. На ней не было колец, браслетов, серёг или ожерелий. Из украшений я заметила лишь скромные золотые часы Tank с чёрным кожаным ремешком. Впрочем, ей требовались украшения, как Венере Милосской – бархатное колье и бриллиантовая тиара. Я начинала понимать, почему Вал предпочла Финляндию России.

Я не собиралась вскрывать конверт прямо сейчас. Мне не хотелось выглядеть отчаявшейся и недоверчивой. Я была и той, и другой, но не хотела, чтобы она об этом знала.

Раньше у меня не было времени обращать на неё внимание. Впервые я заметил её в тот день, когда Вэл приехала в Финляндию, за три дня до подъёмника. Они предназначены для планирования, а не для любования видом. Но теперь я это заметил. Я никогда не видел женщины с таким идеально симметричным лицом – волевой подбородок, пухлые губы и глаза, которые, казалось, знали всё, но не выдавали ничего. Её статное тело выглядело так, будто его формировали гребля на каноэ или скалолазание, а не прыжки под музыку в спортзале.

Ощущение содержимого конверта, даже сквозь пузырчатую плёнку, вернуло меня в реальный мир. Я положил шлем к ногам, расстёгнул куртку и сунул конверт внутрь.

Она повернулась и села на один из стульев рядом со своими покупками.

Я встал у стены. Она жестом пригласила меня сесть, но я отказался, предпочтя постоять и иметь возможность отреагировать, если рядом с Лив окажется несколько её упрямых друзей, и эта встреча окажется не совсем дружелюбной.

Я начинал ревновать к Вэл. Деньги и власть всегда привлекают красивых женщин. Мой почтовый ящик, полный запоздалых уведомлений, никогда не производил такого впечатления. Лив сидела и смотрела на меня так же, как мистер Спок на мостике «Энтерпрайза», когда считал, что всё нелогично. Точно так же она смотрела на меня в отеле – пронзительно и испытующе, словно смотрела мне прямо в голову, но каким-то образом умудрялась ничего не отвечать. Мне стало не по себе, и я наклонился, чтобы поднять шлем, прежде чем уйти.

Она откинулась назад и скрестила длинные ноги.

«Ник, у меня есть для тебя предложение от Валентина».

Я оставил шлем на месте, но ничего не сказал. Я уже усвоил на горьком опыте, что стоит помнить: у нас два уха и только один рот.

Её взгляд оставался холодным. «Тебе интересно?»

Конечно, да. «В принципе». Мне не хотелось тратить весь день на хождение вокруг да около, да и по виду и голосу она не походила на человека, который бы так поступил. Так что давайте просто продолжим. «Чего он от меня хочет?»

Это простая задача, но к ней нужно подойти деликатно. Ему нужен кто-то – и он хочет, чтобы это были вы – чтобы помочь другому человеку проникнуть в дом в Финляндии. Этот другой человек – криптограф, или, если можно так выразиться, высококвалифицированный хакер. Внутри дома находятся компьютеры, к которым этот другой человек, используя свои навыки, получит доступ, а затем загрузит содержимое на ноутбук для последующего удаления. Это содержимое, прежде чем вы спросите, – всего лишь данные конкурентной разведки, которые Валентин очень хочет заполучить.

Она выпрямила ноги и открыла одну из своих сумок.

«Вы имеете в виду промышленный шпионаж?»

«Это не совсем верно, Ник. Скорее коммерческий, чем промышленный вопрос. Валентин просит вас помочь в сборе этих данных, но так, чтобы владельцы домов не знали об этом. Мы хотим, чтобы они думали, что эта информация есть только у них».

«Всё настолько просто?»

«Есть некоторые незначительные сложности, которые мы обсудим, если вам интересно».

Да, но мелких осложнений не бывает. Они всегда оказываются серьёзными. «Сколько?»

Мне пришлось ждать ответа, пока она, шурша папиросной бумагой, вытащила из сумки из «Харродс» кремовый кашемировый свитер. Откинувшись на спинку стула, она положила его на бёдра, снова заправила волосы за ухо и посмотрела прямо на меня.

«Валентин предлагает тебе один миллион семьсот семьдесят долларов – если, конечно, ты добьёшься успеха». Она подняла руку. «Не подлежит обсуждению. Это его предложение, больше миллиона фунтов. Он хотел, чтобы ты получил кругленькую сумму в твоей валюте. Тебе повезло, Ник; ты ему нравишься».

Пока что это звучало как мечта, ставшая реальностью. Одно это уже вызывало у меня подозрения, но, чёрт возьми, мы же только начали разговор. «Валентин достаточно силён, чтобы силой брать то, что хочет. Зачем ему я?»

Она умело сняла бирки со свитера и бросила их обратно в сумку. «Эта работа требует мастерства, а не силы. Как я уже сказала, никто не должен знать, что этот материал у Валентина. В любом случае, он предпочёл бы, чтобы это было сделано не по его обычным каналам. Дело деликатное, и в Хельсинки было очевидно, что у вас есть определённый опыт в этой области».

Всё это было очень мило, но настало время вопросов. «Что именно я пытаюсь заполучить?»

Она надела свитер, не отрывая от меня глаз, всё ещё оценивая меня, я был в этом уверен. «Этого, Ник, тебе знать не обязательно. Нам просто нужно быть там до Малискии».

Мне пришлось вмешаться. «Ты имеешь в виду украсть его до Малискии?»

Она улыбнулась. «Не «украсть», а скопировать. Загрузить. Твоя задача – провести нашего человека туда и обратно, чтобы никто не узнал об этом. Таковы условия, если хочешь, чтобы я продолжил».

«Понятно», – сказал я. «Малискиа, должно быть, по-русски означает «незначительные осложнения».

Она снова улыбнулась, слегка приоткрыв губы, обнажив идеально белые зубы. «Запад называет нас русской мафией, или просто РПЦ, как будто мы одна большая группировка. Мы не одна. Нас много. Малискиа – одна фракция и единственный реальный конкурент Валентина. Что бы вы о нём ни думали, он человек с видением будущего. Малискиа – нет, они просто гангстеры. Очень важно, чтобы они никогда не получили доступ к этой информации. Это было бы катастрофой для всех нас, как для Запада, так и для Востока. Это всё, что я готов сказать по этому поводу. Хотите, чтобы я продолжил?»

Конечно, я знал. Всегда полезно знать хоть что-то о том, с кем соревнуешься. Не то чтобы она рассказала мне что-то, чего не рассказала Вэл. Я внимательно слушал, как она объясняла, что целевой дом всё ещё готовится к использованию «конкурентной разведки», которую искала Вэл. Он появится в сети только через шесть-семь дней, и только тогда я смогу пригласить их человека, чтобы он скопировал то, что там было. Проблема была в том, что как только он появится в сети, малискиа, скорее всего, очень быстро отследят его местонахождение.

«Вот это гонка, Ник. Я ещё раз подчёркиваю: мы должны добиться этого первыми, и никто не должен об этом знать».

Мне это показалось вполне приемлемым. Я годами занимался подобными делами гораздо меньше чем за 1,7 миллиона долларов. Возможно, это был мой шанс раз и навсегда разобраться со своей жизнью и жизнью Келли. Всем большой палец в жопу, особенно Линн. Встреча с ним меня ужасно разозлила. Он знал, что меня пощадили, а его нет, потому что я был полезнее для Фирмы как оперативник на местах, а Линн была просто очередной бумажной волокитой. И с тех пор, как в Вашингтоне Фирма знала, что держит меня за яйца, а я ненавидел, когда меня держали за яйца.

«Меня беспокоит возвращение в Финляндию, – сказал я. – Не думаю, что я там очень популярен».

Она терпеливо улыбнулась. «Они тебя не ищут, Ник. С точки зрения финской полиции, это было чисто российское событие».

Валентин уже сделал соответствующее заявление властям. Не волнуйтесь, это не проблема. Если бы это было так, Валентин не рискнул бы предложить вам это задание.

Она дала мне время обдумать её слова, отряхивая пушинки со своего нового свитера. «Надеюсь, они не были твоими друзьями?» Она подняла взгляд.

«Возможно, выбор команды был не лучшим вашим решением?»

Я улыбнулся и пожал плечами. Мне нечем было защищаться.

«Я так и думала». Она согнула указательный и большой пальцы, чтобы стряхнуть пух на пол.

Следующие несколько минут я задавал вопросы, но она не давала вразумительных ответов. Цель, по её словам, была достаточно простой, но мне она не показалась малорискованной. Слишком много вопросов осталось без ответа: Сколько человек в доме? Какие у них ограждения? Где, чёрт возьми, он находится? Мне даже не разрешалось знать, кого я беру. Я узнаю об этом только тогда, когда распишусь на пунктирной линии. С другой стороны, 1,7 миллиона долларов против 290 фунтов в день – это не та разница, с которой я мог бы смириться.

Она протянула мне сложенный листок бумаги. Я прошёл пять шагов и взял его.

«Вот контактные данные человека, которого вы возьмёте с собой, если вам удастся его уговорить. Если получится, гонорар увеличится до двух миллионов долларов, чтобы покрыть его долю. Ещё одно небольшое осложнение: ни Валентин, ни я не можем рисковать и быть связанными с этим заданием, поэтому вы будете контактным лицом. Убедить его на это – ваша задача».

Я повернулся к своему шлему, прочитав адрес и номер телефона в Неттинг-Хилл.

Лив сказала: «Его зовут Том Манчини. Думаю, вы его знаете».

Я повернулся к ней. Имя мне что-то напомнило, но меня это не смутило. Меня смутило то, что она знала обо мне, знала кое-что о моём прошлом.

Моё беспокойство, должно быть, было очевидно. Она снова улыбнулась и слегка покачала головой. «Конечно, Валентин постарался узнать о тебе много нового за последние несколько дней. Думаешь, иначе он бы нанял кого-то для такой работы?»

«Что он знает?»

«Достаточно, я уверен. И хватит о Томе. Валентин уверен, что вы оба подходите для этого. Ник, как ты понимаешь, времени мало. Тебе нужно быть в Хельсинки к воскресенью. Мне нужны только данные о твоей поездке. Обо всём остальном я позабочусь».

Она дала мне контактные данные. Они были очень простыми, пусть и немного вычурными, но понятными, что было хорошо, потому что в тот момент у меня голова шла кругом от 1,7 миллиона других мыслей.

Она встала. Наша встреча, очевидно, закончилась. «Спасибо, что пришёл, Ник».

Я пожал ей руку, которая была тёплой и твёрдой. Я посмотрел ей в глаза, возможно, на долю секунды дольше, чем следовало, а затем наклонился, чтобы поднять шлем.

Она пошла за мной к входной двери. Когда я потянулся к ручке, она сказала: «И последнее, Ник».

Я повернулся к ней; она была так близко, что я чувствовал запах ее духов.

«Пожалуйста, не включайте свой мобильный телефон, пока не уедете далеко отсюда. До свидания, Ник».

Я кивнул, и дверь закрылась. Я услышал, как замки и цепь вернулись на место.

Спускаясь на лифте, я подавила желание станцевать джигу или подпрыгнуть, щёлкнув каблуками. Я никогда не была склонна слепо принимать удачу, да и не так уж много её было, но предложение Валентина звучало довольно заманчиво, и те немногие сомнения, что у меня ещё оставались, развеял конверт в моём пиджаке, если только он не взорвётся по дороге домой.

Лифт замедлил ход, и двери на первом этаже открылись. Швейцар хмуро смотрел на меня, пытаясь понять, почему я так долго наверху. Я вытащил лыжную маску из-под шлема и кивнул ему. «Она была чудесна», – сказал я. К тому времени, как раздвижные двери открылись, и я оказался перед камерами видеонаблюдения, маска снова была у меня на голове.

Подойдя к подъездной дорожке, я начал оттягивать подбородочный ремешок с обеих сторон шлема, используя большие и указательные пальцы. Я только что вышел за ворота на тротуар, как услышал шум приближающейся машины. Играя с ремнями, я посмотрел вверх и влево, чтобы убедиться, что можно переходить дорогу.

На меня со скоростью звука несся «Пежо 206». Он был тёмно-бордового цвета и грязный от слякоти и дорожной соли последних недель. За рулём сидела женщина лет тридцати с небольшим, с побелевшими от волнения пальцами и короткой стрижкой до подбородка. Я подождал, пока она проедет, но, как только она оказалась метрах в девяти, она сбавила скорость и стала более размеренной.

Я посмотрел направо. Израильский охранник, стоявший метрах в шестистах от меня, не обратил на это никакого внимания, как и офицер в форме, который выглядел очень скучающим и замёрзшим на противоположной стороне дороги.

Я смотрел, как она подъехала к ограждению, повернул налево, а затем влилась в поток машин. Я заметил номерной знак. Это была машина 96-го года выпуска, но было кое-что гораздо более интересное: на заднем стекле не было наклейки, сообщающей, какой замечательный у меня автосалон. Внезапно я понял, о чём она. И так же быстро отбросил эту мысль. Чёрт, я стал таким же параноиком из-за слежки, как Вэл и Лив из-за мобильных телефонов.

Натянув шлем, я вставил ключ в замок зажигания «Дукати» и только начал надевать перчатки, как заметил ещё одну машину примерно в сорока-пятидесяти метрах дальше по дороге – темно-синий Golf GTi в ряду машин, двое сидели на своих местах, не разговаривая и не двигаясь. Боковые стёкла запотели, но с лобового стекла открывался прямой вид на ворота многоквартирного дома. Я мысленно отметил их номер. Впрочем, это не имело значения. Ну, по крайней мере, так я себе пытался сказать. PI 16 что-то вроде того, вот и всё, что мне нужно было знать.

Я решил, что если не перестану быть параноиком, то окажусь в клинике вместе с Келли, и начал себя мысленно ругать. Потом вспомнил: паранойя помогает таким, как я, выжить.

Я ещё раз осмотрелся, опустив шлем, словно осматривая мотоцикл. Больше ничего, что могло бы меня насторожить, я не увидел, поэтому сел на мотоцикл и столкнул его с подставки.

Заведя мотор, я левой ногой переключил селектор передач, включил первую передачу, немного увеличил обороты, повернул налево и направился к главным воротам. Если бы «Гольф» был триггером, команда, готовая преследовать меня, получила бы подробное, пошаговое описание моих действий на сетке.

Им нужно было визуальное представление того, как я выгляжу, как выглядит мотоцикл, как он зарегистрирован и что я делаю. «Вот шлем надет, вот перчатки надеты, не знаю, что теперь делать (на мотоцикле)».

Ключи повернуты, двигатель заведён, режим ожидания, режим ожидания. Приближается выезд на Кенсингтон. Намерений нет (повороты не включены).

Все должны были точно знать, что я делаю и где нахожусь, с точностью до тридцати футов, чтобы за мной можно было организовать скрытое наблюдение.

Это не как в «Полиции Майами», где хорошие парни сидят с микрофонами у рта и большой антенной на крыше. Все антенны на машинах E4 внутренние, и микрофонов вы никогда не увидите.

Всё, что нужно сделать, – нажать на кнопку или маленький переключатель, расположенный где угодно. Я всегда предпочитал, чтобы он был внутри рычага переключения передач. Так можно просто разговаривать, делая вид, что вы развлекаетесь или спорите. В общем-то, это неважно, главное, чтобы вы рассказывали подробности. Чем, если бы я сейчас завёлся, эти двое сейчас бы и занимались.

Меня всё ещё нервировало то, что обе машины идеально подходили для городского наблюдения. Обе были очень распространёнными моделями тёмных, невзрачных цветов, компактными, поэтому могли быстро въезжать и выезжать из пробок, их было легко припарковать или даже бросить, если цель уходила пешком.

Не у всех автомобилей есть наклейка продавца на заднем стекле; просто на автомобилях наблюдения ее обычно не ставят, потому что она может стать визуальным отличительным знаком (VDM).

Если бы они были группой наблюдения, то это была бы группа E4, правительственная группа наблюдения, которая следит за всеми в Великобритании, от террористов до подозрительных политиков. Никто другой не смог бы ничего выследить на этой дороге. Здесь было больше охраны, чем в Алькатрасе. Но почему я? Это было бессмысленно. Я всего лишь зашёл в многоквартирный дом.

Я подошел к ограждению, и охранник выглянул из своей будки на холод, пытаясь понять, тот ли я парень, который полчаса назад назвал себя посыльным.

Я повернул направо и влился в поток машин, что всё равно было кошмаром. Я двинулся в противоположную сторону от «Пежо», стараясь вести себя как можно более непринуждённо. Я не собирался удирать, как ошпаренный, и показывать, что я в курсе, но я бы проверил, не являюсь ли я целью.

Начинало темнеть, и я взглянул в зеркало, ожидая, что вот-вот на меня нападет мотоцикл слежения.

Либо водитель «Пежо» был сумасшедшим и не мог управлять машиной, либо она была новичком или совершенно бесполезным членом E4. Вэл отлично вписалась бы в их портфолио, как и многие жители этого района. Я мог бы быть просто новым лицом, которому нужна фотография для журнала видеонаблюдения и общего сбора разведывательной информации о здании.

Если я прав, она пыталась устроить мне фото– или видеозапись и накосячила со временем. Очень сложно делать такие забеги, ведь у тебя всего один шанс, и давление постоянное, но эта была особенно некомпетентной.

Автомобиль можно оснастить как видеокамерами, так и фотокамерами, спрятанными за решёткой радиатора или частью фары, или же вырезать небольшие детали кузова сзади, чтобы объективу хватало света. Камеры активируются водителем при прохождении цели. Камера снимает всю плёнку с очень короткой выдержкой. Вот почему так важен момент: если нажать кнопку слишком рано, плёнка может закончиться к тому времени, как вы окажетесь над целью, или цель может зайти за припаркованную машину, когда вы начнёте заезд, и ваши усилия не принесут ничего, кроме удачного снимка Ford Fiesta и критики от начальства на подведении итогов.

Видеокамера – гораздо более безопасный вариант, но всё, что нужно для этого, – это несколько секунд ходьбы объекта по ухабистой дороге. На этот раз они видели только байкера в лыжной маске. Это меня значительно успокоило. Я понятия не имел, где окажутся эти кадры, но знал, что Линн будет не в лучшем настроении, если они до него доберутся.

Я посмотрел в зеркало. И как назло увидел отражение фары велосипеда. Это не обязательно был оператор видеонаблюдения, но у меня были способы проверить.

Я ехал, как один из тех неудачников лет сорока. Семья уже выросла, дом практически оплачен, и теперь они хотят мотоцикл, который мама им никогда не разрешит. Обычно это самый большой и толстый туристический мотоцикл, который потянет их платиновая карта Amex, и они ездят на работу и с работы, ни разу не превышая скоростной режим. Вот только я не боялся резко увеличить газ. Мне хотелось посмотреть, поведёт ли себя тот же единственный светофор позади меня.

Но этого не произошло.

Он промчался мимо меня на восьмилетней, засаленной Honda 500 с потрёпанным синим пластиковым ящиком сзади, прикреплённым к нему резиновыми пружинами. На нём были потрёпанные кожаные штаны и резиновые сапоги. Он обернулся и посмотрел на меня через забрало, весь в бороде и отвращении. Я прекрасно понимал, что он чувствует.

Позади меня ехали другие мотоциклисты, лавируя между потоками. Я выехал на середину дороги и резко вывернул педаль газа, чтобы обогнать пару машин, а затем вернулся в поток, еле ползком пробираясь за ржавеющим фургоном. Я пропустил ещё несколько мотоциклов и мопедов, даже велосипед, и после пары очередей фар стало очевидно, что позади меня, примерно на две машины позади, едет ещё один байкер.

На следующем перекрестке я повернула налево, и он последовал за мной.

В поисках удобного места для остановки я заехал к газетному киоску. Поставив мотоцикл на боковую подножку, я проделал сложную операцию по снятию шлема и перчаток, пока мимо проезжал Yamaha VFR, вероятно, шатаясь по сетке, сообщая всем, где я нахожусь. «Стой! Стой! Стой! Чарли-один (мотоцикл) стоит слева. У газетного киоска Браво-один (я) всё ещё цел (на мотоцикле)».

Я снял шлем, но не снял маску, когда он ушёл, затем слез с мотоцикла и зашёл в магазин. Я не мог просто так уехать, потому что это показало бы, что я в курсе событий.

Молодая женщина за стойкой выглядела встревоженной, потому что я не снял маску. Там висела табличка с вежливой просьбой сделать именно это. Если бы она попросила, я бы ответил ей «нет» – со своим убийственным акцентом кокни – и чтобы она убиралась, потому что мне холодно. Я не хотел, чтобы команда пришла и конфисковала запись с камеры видеонаблюдения, на которой написано «ваш покорный слуга». Она не собиралась спорить; какое ей дело, что я пришёл украсть деньги? Это может быть опасно для неё.

Я вернулся к велосипеду, сжимая в руках вечернюю газету. Если я прав, то сейчас на обоих концах дороги, вероятно, уже стоял бы велосипед. В сети царил бы хаос: машины сигналили бы придуркам-водителям, которые вдруг решили развернуться на 180 градусов в потоке, вне моего поля зрения, пытаясь занять позицию для наблюдения. Статичная краткосрочная цель – всегда опасное время для группы наблюдения. Все должны занять позицию, чтобы в следующий раз, когда цель начнет двигаться, они перекрыли все возможные варианты. Таким образом, цель переходит к команде, а не команда теснит цель. Но где же был спусковой крючок? Мне не хотелось тратить время на поиски; я скоро узнаю.

Я переключил «Дукати» на первую передачу и поехал в том же направлении, что и раньше, к станции метро «Южный Кенсингтон», расположенной примерно в полумиле от меня. Припарковавшись в велосипедном ряду с северной стороны, я вошёл на переполненную станцию, выглядя так, будто расстёгиваю шлем, хотя на самом деле этого не было. Вместо этого я прошёл прямо и пересёк дорогу, всё ещё не снимая шлема. С южной стороны станции находился большой, оживлённый и очень запутанный перекрёсток с большим треугольным островком, на котором стоял цветочный киоск. Их газовые обогреватели на пропане не только источали тепло, когда я проезжал мимо, но и очень уютно освещали ярко-красным светом сгущающуюся темноту.

Вместе с толпой пешеходов я двинулся к дальней стороне перекрестка, мимо ряда магазинов вдоль Олд-Бромптон-роуд.

Пройдя примерно пятьдесят ярдов, я зашел в паб на углу, снял шлем и маску и сел на барный стул прямо у окна.

Паб был полон покупателей, желающих укрыться от холода, и офисных работников, которые выпивали с друзьями.

Я увидел «Гольф» через несколько минут, но без пассажира. Он или она, вероятно, суетливо носился по станции метро, разыскивая меня.

Затем я увидел VFR и его гонщика в чёрной кожаной куртке. Они бы уже нашли «Дукати», и вся команда – наверное, четыре машины и два мотоцикла – носилась бы по округе, сражаясь с потоком машин, вызывая наводку, чтобы направить их в другие места по какой-то чёткой схеме. Мне было почти жаль их. Они потеряли цель и оказались в дерьме. Я сам был в таком положении тысячу раз.

12

Я сидел и смотрел, как «Гольф» с темноволосым мужчиной за рулём вернулся на одностороннюю трассу и остановился, чтобы подобрать невысокую шатенку. Они снова тронулись с места, прежде чем её дверь успела закрыться. Они сделали всё, что могли; теперь оставалось лишь ждать, вернётся ли жертва к своему мотоциклу.

Для них это не было бы большой проблемой, если бы я временно потерял зрение. Это всегда происходит ненадолго. Но тот факт, что это случилось на станции метро, был для них большой проблемой. Как только они снова не смогли бы меня подобрать, их следующим шагом было бы наблюдение за мотоциклом. Затем кто-то из команды проверил бы известные целевые местоположения. Их было всего два: одно было многоквартирным домом, и они наверняка уточнили бы у портье, в какую квартиру я ездил. Другое был адрес, по которому был зарегистрирован мотоцикл – абонентский ящик всего в нескольких магазинах от того места, где он был припаркован. Это был офис поставщиков, и вместо номера ящика у меня был номер квартиры, потому что я хотел, чтобы это звучало как дорогой многоквартирный дом. Без сомнения, именно это и проверяла женщина.

Ник Дэвидсон был зарегистрированным владельцем мотоцикла, а в номере 26 он якобы жил. Настоящий Дэвидсон будет невероятно зол, если когда-нибудь вернется из Австралии, потому что я взял на себя его жизнь в Великобритании. Ему придётся несладко от таможни, иммиграционной службы и Специального отдела (отдел по борьбе с тяжкими преступлениями и терроризмом), если он когда-нибудь сойдет с трапа самолета после всего случившегося. Его внесут в список.

Это также означало, что Ник Дэвидсон в качестве моего подстраховки стал историей, и это меня бесило. Потребовались месяцы мучений, чтобы получить номер социального страхования, паспорт, банковский счёт – всё то, что делает персонажа живым, – и теперь мне придётся его потерять. Хуже того, мне придётся потерять велосипед. На ближайшие несколько часов он, безусловно, будет под прицелом, в зависимости от того, насколько важным они меня сочтут.

К нему, возможно, даже прикреплён какой-нибудь электронный прибор. Единственное, что меня радовало, – это мысль о том, что случится с тем, кто его в конце концов украдет, после того как он простоит там несколько дней.

Они не знали, что их поразило, когда команда E4 приблизилась.

Я потягивал колу, наблюдая за большими викторианскими окнами. Мой стакан был почти пуст, и, если я не хотел выглядеть неуместно, мне нужно было налить ещё. Пробравшись к бару, я заказал пинту апельсинового сока и лимонада и сел в углу. Теперь не было нужды выглядывать наружу. Я знал, что за мной следит команда. Мне оставалось только переждать, не спуская глаз с дверей на случай, если они начнут проверять пабы. Через час должен был наступить конец рабочего дня. Я бы подождал до тех пор и затерялся в темноте и пробках.

Потягивая напиток, я думал о Томе Манчини. Его имя мне определённо знакомо. Одним из моих первых заданий в качестве офицера полиции в 1993 году было отвезти его из Северного Йоркшира, где он работал, на базу Королевского флота недалеко от Госпорта, графство Хэмпшир. Мне велели напугать его так, чтобы он взмолился о передаче людям Фирмы, которым я его и передал. Многого это не потребовало – всего несколько пощёчин, суровое выражение лица и мои слова о том, что если он меня переспит, то единственное, что останется тикать на его теле, – это его часы.

Когда мы доставили его в один из «фортов», построенных вдоль побережья, ему даже не дали времени привести себя в порядок, прежде чем группа допросов Фирмы объяснила ему правду жизни.

Он был техником станции прослушивания в Менвит-Хилл, и его засекли при попытке получить секретную информацию. Меня не пустили на допрос, но я знал, что ему сообщили, что на следующий день его арестует Специальный отдел за нарушение Закона о государственной тайне. Они не могли этому помешать. Однако, если он не поумнеет, это будет только началом его проблем.

В суде он предпочел бы промолчать о том, во что он на самом деле вмешивался.

Что бы это ни было, похоже, Фирма не хотела, чтобы об этом кто-то узнал, даже Специальный отдел, поскольку обвинение было бы предъявлено за менее тяжкое преступление. Он расскажет им, для кого собирал информацию, и, конечно же, не вспомнит об этой «встрече». Он отбудет короткий срок, и на этом всё закончится. Однако, если он когда-нибудь обмолвится кому-нибудь о сделке, кто-нибудь вроде меня обязательно придёт и нанесёт ему визит.

Том тусовался с большими шишками. Я знал, что база ВВС Менвит-Хилл, расположенная на болотах недалеко от Харрогейта в Йоркшире, была одной из крупнейших разведывательных станций на планете. Её огромные «обтекатели» в форме мячей для гольфа контролировали эфир Европы и России. Возможно, это была британская база, но на самом деле это был маленький кусочек США на британской земле, управляемый всемогущим Агентством национальной безопасности (АНБ). Там работали около 1400 американских инженеров, физиков, математиков, лингвистов и специалистов по информатике. Штат дополняли 300 британцев, а это означало, что на Менвит-Хилл работало столько же людей, сколько и в самой Фирме.

База «Менвит-Хилл» работала в тесном сотрудничестве с Центром правительственной связи (GCHQ) в Челтнеме, собирая электронную информацию вплоть до восточной России. Однако у GCHQ не было автоматического доступа к разведданным, собранным в «Менвит-Хилл». Вся информация напрямую поступала в АНБ в Форт-Мид, штат Мэриленд. Оттуда собранная информация о терроризме, которая могла, например, повлиять на Великобританию, перераспределялась в службу безопасности, Специальный отдел или Скотланд-Ярд. Согласно контракту Великобритании с США, мы можем покупать американское ядерное оружие только при условии, что базы, подобные «Менвит», будут работать на британской территории, а США будут иметь доступ ко всем операциям британской разведки. Печально, но факт: они – старшие братья. Великобритания – лишь одна из младших сестёр.