Текст книги "Записки успешного манагера"
Автор книги: Эмилия Прыткина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
День двадцать четвертый
Не успела я продрать глаза, как в дверь позвонили. На пороге милиция и ветеринарная служба. Папа по привычке достал паспорт. Оказалось, что папина персона их интересует меньше всего и явились они усыплять пуделя Майкла, который затерроризировал окрестных собак.
Мама не выдержала и послала всех к чертям.
– Пойти-то мы пойдем, но пса осмотреть должны! – заявила тетка в белом халате.
Пришлось пускать незваных гостей в дом и демонстрировать нашего четвероногого друга. Майклуша обнюхал гостей, замахал хвостиком, потом испугался и спрятался за маму.
– Нормальный пес, не бешеный. Ложный вызов, – сказала, осмотрев Майкла, тетка в белом халате, и процессия удалилась.
Я когда-нибудь пристрелю хозяйку Лесси.
Пришла на работу. Мимозина сидит с хмурым лицом.
– Если сегодня эта паскуда не явится, я его убью. Если явится – тоже убью!
Вот сижу и думаю: может, позвонить Швидко и предупредить, чтобы он запер дверь и никуда не выходил в ближайшие пару дней? А я ему буду передачи носить.
Дизайнер Чайка ест яблоко и смотрит в окно.
– Что это с ним? – спросила я у Мимозиной.
– Творческий кризис, – ответила она.
– И что нам теперь делать?
– Ждать.
– А клиентам как объяснять?
– А не знаю пока, придумаю что-нибудь, не впервой, – ответила Мимозина.
Героическая женщина. Пришел технический дизайнер и наконец-то снизошел до разговора со мной.
– Вот ты за кого голосовать будешь – за Яблочкина или за Плющенко?
– Где голосовать? – спросила я.
– На выборах президента.
– Так ведь выборы не завтра.
– И все-таки?
– Не знаю, наверно, за Яблочкина.
– Вот как, а ты знаешь, что он негодяй? – замахал руками дизайнер.
Присел рядом и целый час объяснял мне, какой Яблочкин мерзавец.
Когда он ушел, Мимозина сочувственно посмотрела на меня и сказала:
– Не связывайся с ним, ему лишь бы поспорить.
– Это я уже заметила.
Проверила почту. Есть две новости. Первая плохая: банк не хочет с нами работать, говорит, наши услуги стоят слишком дорого.
Мы не шайка фриленсеров, – написала я в ответ.
Фриленсер, как выяснилось, – это дизайнер, который работает сам по себе.
А у нас нет печатного станка, – пришел ответ.
Ну, как хотите! Потом не жалуйтесь, что вам по дешевке сделали ерунду какую-нибудь, – ответила я.
Новость вторая – хорошая. Наша студия выиграла на фестивале рекламистов несколько престижных наград, нас приглашают в столицу на церемонию вручения.
– Ура-а-а-а! – заорала я, вскочила с места и стала бегать по офису.
– Ты чего? – удивился Мишкин.
– Мы кучу наград выиграли, надо в Киев ехать! – выпалила я.
– Тебе надо, ты и поезжай. Пусть лучше по почте пришлют. Нечего туда-сюда мотаться зазря.
Как он может так говорить? Пошла к Мимозиной.
– Сейчас что-нибудь придумаем, – ответила она.
Нет, странные люди, очень странные. Их наградили, а они делают вид, что ничего не произошло. Я тут бегаю как угорелая, радуюсь за них, а они…
Мимозина с Мишкиным и техническим директором пошли в комнату переговоров совещаться. Вышли через пять минут и сказали, что командируют меня в Киев для участия в церемонии награждения.
– Поезжай, познакомься поближе с нашими коллегами-рекламщиками, приобщись к прекрасному! – улыбнулась Мимозина.
Господи, какое счастье! Я поеду представлять нашу славную студию на престижном фестивале. Подошла к офис-менеджеру и попросила:
– Купи мне билет до Киева на завтра и обратный на послезавтра.
– Тебе надо, ты и купи! – фыркнула та и уткнулась в монитор.
Благо за меня вступилась Мимозина, которая увела нахальную девицу в коридор; вернувшись оттуда, та зло посмотрела на меня, забрала деньги и поехала на вокзал.
Позвонила Нана. Она навела справки: тренер по ушу женат.
– Иди на таэквондо, – вздохнула я.
– Ко мне Олька приходила с Библией, агитировала вступать в их ряды.
– Я в Киев еду, награды получать, – выпалила я.
– Вау! – воскликнула Нана.
Повитав в облаках часа два, я спустилась на грешную землю. Оказалось, что мне не в чем ехать в Киев. Нет, я, конечно, могу облачиться в какой-нибудь старенький деловой костюм, но это никак не соответствует имиджу нашей брутальной студии. Пошла курить с арт-директором и поделилась с ним своим горем.
– Мишкин, у меня вот есть армейские штаны, а больше ничего.
– Завтра сообразим, – заверил Мишкин.
Прямо от сердца отлегло.
Позвонила Олька.
– Да пребудет с тобой Господь, – выдохнула она вместо привычного «привет».
– Олька, я в Киев еду, на фестиваль! – сказала я.
– Суета все это, суета сует. Все от беса. Грядут перемены! – ответила Олька.
– Это точно, – подтвердила я.
Ну о чем можно разговаривать с таким человеком? Интересно, как этим сектантам удается так быстро запудрить людям мозги?
Швидко все-таки пришел на работу. Молодец, уважаю. Сильный человек, не испугался. Коммерческий директор завел его в кабинет и объявил, что вычитает у него из зарплаты стоимость двери, выбитой накануне в туалете соседнего офиса.
– А хрен с тобой, – ответил Швидко и, проходя мимо Мимозиной, бросил: – Мимозина, ты чего такая синяя сегодня? Небось вчера надралась?
– А ты зелененький, – съязвила Мимозина.
Бедненький, чай, нелегко после вчерашнего. Достала из сумки яблоко и отнесла ему. Швидко яблоко взял, поблагодарил и уткнулся в монитор. До вчерашнего дня все было тихо.
Дома вечером постоянно думала о нем. Что-то последнее время все мои мысли вертятся вокруг одного человека. Странно, такого чувства я очень давно не испытывала. Вернее, я никогда ничего подобного не испытывала. Он кажется таким родным, родным и близким. Когда он заходит в офис, все вокруг становится живым и ярким. Немного помечтав, я заснула сном младенца.
День двадцать пятый
Хозяйка Лесси ходит и дуется. Вчера милиционеры пообещали ей, что если она еще раз вызовет их без необходимости, то ее посадят в кутузку вместе с собакой.
Васька поймал папу, когда тот ставил машину в гараж, и сказал, что не держит на него зла и приглашает сегодня в гости. Папа обещал подумать.
Сегодня Злоедрючка ответила на мой комментарий.
А ты чего тут вякаешь? – написала она.
Дура ты, – ответила я.
Я от всего сердца, а она вот так. Обидно. В собачьем сообществе новая горячая тема для обсуждения. На повестке дня актуальнейший вопрос: «Сколько раз в день и как много положено гадить собаке весом в пять – восемь килограммов?» Они что, взвешивают собачье дерьмо?
Я написала так:
Я не знаю, как положено, но наги пудель гадит два раза в день, когда я его выгуливаю.
Блин, ну неужели во всем ЖЖ нет ни одного нормального сообщества!
Пришло письмо от Липкина:
Я на месте, могу помочь советом.
Спасибо, уже не надо, – ответила я.
Пришел арт-директор, принес мне брутальные рваные кеды своей жены. Кеды великоваты, но, в конце концов, можно напихать в носки ваты. Это лучше, чем если бы они жали. Еще Мишкин принес военную майку и рюкзак. Я оделась. А что, смотрится супер.
– Выйдешь на сцену, не вопи, как поросенок недорезанный. Веди себя сдержанно, с достоинством. Глупых речей не толкай, – стал наставлять он.
Я буду очень стараться, хотя сдерживать свои эмоции мне будет откровенно сложно.
Села за компьютер и стала изучать сайты участников фестиваля, должна же я быть в курсе событий.
Через час студию пронзил рык раненого льва. Рычал арт-директор.
– Сволочи-и-и! Тупицы-ы-ы!
– Что такое? – испугалась Мимозина.
– Идею запороли!
– Какую идею?
– С плакатом. Хреновы производители сырков! Сказали, что им все нравится, но они не готовы так радикально менять имидж. Трусы!
– Ну, давай еще вариант предложим, – сказала Мимозина.
– Не буду я ничего предлагать, – буркнул арт-директор и ушел курить.
В конце дня Мимозина выдала Швидко техническое задание на разработку плаката.
– Сделай что-нибудь простенькое, и можешь считать, что инцидента с дверью в туалете не было, – попросила она.
Швидко сел, отыскал в Интернете изображение розовощекого младенца, разместил его на плакате и написал: «Я люблю сырок, Адам“!»
С работы меня отпустили рано. Пошла собирать чемоданы.
– Хочешь, я тебя провожу на вокзал? – спросил Швидко.
– Да, хочу, очень хочу, – ответила я.
День двадцать шестой
До сих пор не могу прийти в себя. Моя щека, к которой он прижался вчера вечером на перроне, все еще пахнет его одеколоном. Даже дождь, который льет как из ведра, не может омрачить моего настроения. На душе тепло и легко. Я счастлива, и вовсе не потому, что приехала в Киев получать заслуженные награды, не потому, что я работаю в самой замечательной студии на свете, не потому, что начинаю постепенно входить в курс дела и уже могу похвастаться первыми успехами. Я счастлива потому, что в этом мире есть ты. В этом огромном мире есть ты, Сереженька.
Беспокоит меня только одно обстоятельство. Брутальные носки, красные с синей полоской, которые очень хорошо смотрелись с кедами, сперли в поезде. Утром проснулась, а носков, которые я вечером засунула в кеды, нет.
– Товарищи попутчики, – взмолилась я, – я понимаю, что в стране сейчас кризис. Я понимаю и то, что красные носки – это очень модно. Но я прошу вас, войдите в мое положение. Я еду на фестиваль рекламистов получать престижные награды, которые завоевала наша студия. Верните мне, пожалуйста, мои носки.
– А я знаю, кто их украл, – ответила женщина, которая всю дорогу точила бутерброды с салом.
– И кто же? – поинтересовался мужик, слезая с верхней полки.
– А в Полтаве хлопец выходил, он, наверно, и спер. Он еще долго копошился, искал что-то в темноте, – подтвердила женщина.
– О, точно, а вот и его носки валяются, синие! Наверно, перепутал! Вы его носки берите, что тут поделаешь, раз такое дело! – сказал мужик.
Брать чужие носки мне совсем не хотелось. Пришлось надевать кеды на босу ногу. На вокзале совершенно случайно встретила брата нашего фотографа – известного московского художника.
– А я видел вас с Сережкой. Любовь-морковь? – улыбнулся он.
– Нет, просто проводил меня, – ответила я.
– Я тоже свою жену первую просто провожал, а потом допровожался, что квартиру она у меня отсудила, сука, – вздохнул он.
Поели в буфете пирожков, и выяснилось, что до вечера мы совершенно свободны. Церемония награждения в семь, а выставка, на которую приехал художник, в пять.
Решили пойти на ближайший рынок: купить ему зонтик, поскольку свой он забыл в поезде, а мне носки. Не выходить же на сцену без носков. Пока дошли до рынка, насквозь промокли и замерзли. Чтобы согреться, купили бутылку коньяку и стали пить из горлышка.
– Давай зайдем к другу моему, он здесь недалеко живет. Согреемся, – предложил мой спутник.
– Д-д-давай, – заклацала зубами я.
Дошли до дома, долго пытались взломать кодовый замок, но безуспешно.
Минут через сорок появился дядя, который осмотрел нас критически, однако в дом пустил. Дверь в квартиру друга распахнута настежь: заходи кто хочешь, бери что хочешь. Сам друг, в дымину пьяный, спит и не подает признаков жизни. Пока художник возился на кухне и пытался найти хотя бы одну чистую кружку и чай, я осмотрела квартиру. Везде картины, в большой комнате статуя Венеры Милосской, почему-то с руками, пустые бутылки из-под текилы и коньяка. Богема, одним словом. Вот в каком обществе я теперь вращаюсь. Прибежал художник и сказал, что единственное, что он нашел на кухне, – бутылка недопитого абсента.
– Будешь? – предложил он.
– Попробую.
Попробовала. Питье себе как питье, не лучше и не хуже водки. Галлюцинаций вроде пока нет. Художник пошел будить друга, а я села в кресло и закурила. И тут случилось страшное. Из-за гипсовой статуи Венеры Милосской выполз страшный тип с всклокоченными волосами и зеленой бородой и направился в мою сторону, дико вращая глазами.
– Тебя нет, ты галлюцинация! – отмахнулась я, решив, что абсент все же подействовал.
– Грабю-ю-ю-ют! Милиция!!! – завопил тип и, схватив валявшийся в углу серый пиджак, накинул его мне на голову.
– А-а-а-а!!! – завопила я.
Из соседней комнаты выскочили художник с другом, стащили с меня пиджак и дали незнакомцу подзатыльник. Оказалось, что мужик с зеленой бородой позировал вчера другу моего спутника, также известному художнику, напился и заснул под статуей.
– Я картину писал, – икнул хозяин квартиры, – называется «Венера и Вася».
– А почему у него борода зеленая? – испуганно спросила я.
– Таво, имидж у меня такой, – ответил Вася и пошел в ванную комнату.
Да, будет чем похвастаться подругам в Харькове. С такими людьми знакомство вожу.
Киевский художник осмотрел меня и сказал, что неплохо было бы написать с меня образ.
– Садись туда и сиди тихо, – строго сказал он.
Я села на стул, накинула на себя белую простыню и стала задумчиво смотреть вдаль. Спустя час спина затекла, и я начала ерзать.
– Чего ерзаешь? – возмутился художник.
– Да как-то тяжко уже сидеть не двигаясь, – вздохнула я.
– Ну, еще немножко.
Эх, чего не сделаешь ради искусства! Собрала волю в кулак и выпрямила спину. Ничего, зато получу портрет с автографом известного киевского художника. Позировать пришлось еще не меньше часа. Затем художник вытер пот со лба и выдохнул:
– Все, можешь смотреть. Вот поставлю автограф и подарю тебе на вечную память!
Я вскочила и подбежала к мольберту. С картины на меня смотрит пятидесятилетняя старуха с длиннющим носом, одутловатым лицом и черными кругами под глазами.
– Вы хотите сказать, что я так выгляжу? – удивилась я.
– Не хочу я ничего сказать. Это образ. Я тебя вижу такой, какой ты будешь лет через тридцать. Сейчас заверну картину в газетку, вези в Харьков.
– А-а-а, – протянула я.
Удивительные люди художники. Это ж надо. Он меня такой видит. Еще и за самое больное задел. Ну, ладно, круги под глазами и лицо алкоголички, но зачем надо было акцентировать внимание на моем длинном носе, не понимаю. Обиделась и стала собираться. Все хотела незаметно улизнуть и оставить проклятый «образ» его создателю. Не вышло. Прямо перед дверью меня поймали и вручили картину, завернутую в газетку.
– Когда я стану Ван Гогом своего времени, – сказал художник, возводя глаза к небу, – ты заработаешь на этом портрете бешеные деньги.
– Спасибо, – ответила я.
Скорей бы он уже стал Ван Гогом, лишние деньги никогда не помешают.
Приехала на фестиваль. До церемонии еще час. Нацепила бейдж нашей студии и отправилась гулять по залам. Походила, посмотрела работы. Вокруг дефилируют модно одетые парни и девушки с бейджами и косятся на меня. Что-то во мне не так. Черт, зря я напялила брутальные штаны и кеды. Еще и майка эта военная. Здесь все в совершенно других нарядах. Опозорила я нашу студию, как есть опозорила. Сняла бейдж и спрятала в карман. Уж лучше буду инкогнито, вроде случайно сюда забрела. Подошла к стенду, где представлены наши проекты. Две работы Швидко, две – дизайнера Чайки и две ссылки на сайты, которые сделал Мишкин. Посетители рассматривают все это и нахваливают. Нацепила бейдж и стала гордо расхаживать перед стендом взад-вперед. Люди проходят мимо, улыбаются, все почему-то смотрят на мои ноги. Посмотрела и я. Такое могло случиться только со мной. Кеды измазаны желтой, зеленой и черной краской. Видимо, у художника измазюкала, пока позировала. Расстроилась донельзя, а что делать?
Вскоре началась церемония награждения. Я с гордым видом сижу в первом ряду. Вокруг меня члены жюри, косятся на меня и шушукаются.
– А это кто? – прошептал лысый в очках слева.
– А не знаю, может, случайно забрела? – ответил его сосед с патлами до пояса.
– Девушка, это кресла для жюри, вы уверены, что сидите на своем месте? – спросил тот, что в очках.
– Более чем, – гордо ответила я и показала билет.
Ишь пристал, очкарик чертов. Вот начнут объявлять победителей, посмотрим, кто тут не на своем месте. Заиграла музыка, и стали вызывать победителей и вручать им белые фарфоровые чашки с металлическим глистоподобным существом на дне. Это у них вроде главного приза. Два глиста – гран-при, один глист – первое место. За второе и третье вручают грамоты.
– Ой, какие глисты смешные, – обратилась я к соседу справа.
– Это не глисты, это Серебряный Угорь – эмблема фестиваля. А вы, девушка, явно не туда попали, – рявкнул очкарик и поскакал на сцену объявлять победителей в следующей номинации.
– Чего это он? – спросила я у патлатого. – Что он тут из себя царя-батюшку изображает? Кто он вообще такой?
– Да ты что? – удивился патлатый. – Это же известный московский дизайнер Боркин! Таких людей надо знать!
– А, ну да, ну да, – замялась я.
На самом деле не знаю я никакого Боркина, и мне это простительно. За тот период, что я проработала в студии, слава богу, хоть своих научилась узнавать, не то что Боркина какого-то.
И тут началось. Боркин со сцены объявил, что победителем и обладателем гран-при и четырех первых мест в номинациях «Лучший сайт», «Лучший ПОС-материал»[1]1
ПОС-материал – материалы для оформления места продаж.
[Закрыть], «Лучшая этикетка», «Лучшая упаковка» и «Лучший календарь» стала наша организация.
– Прошу представителя этой славной, горячо любимой мной студии выйти на сцену! – выкрикнул он.
Я вжалась в кресло и твердо решила, что не выйду на сцену ни под каким предлогом. Однако когда Боркин завопил: «Есть представитель?» – я вообразила, как вернусь в Харьков без призов и что меня там ожидает, набрала в легкие побольше воздуха, нацепила бейдж и на ватных ногах пошла на сцену.
– Поздравляю вас! – сказал Боркин и вместе со мной сошел со сцены под бурные аплодисменты.
– Ты чего молчала? – обратился он ко мне, когда мы заняли свои места.
– А что говорить? – ответила я.
– Я тебе сразу сказал: странная девушка. Такую просто так в первый ряд не посадят! – подмигнул патлатый.
– Э-эх, как же я вас люблю! – Боркин похлопал меня по плечу и добавил: – Кеды у тебя классные, очень стильные, брутальные. Где брала такие?
– Это мне из Англии привезли, – с деловым видом ответила я.
– Сразу видно – фирма, – заметил патлатый.
Не хотелось разочаровывать товарищей и портить имидж студии, а то бы я рассказала, на каком прилавке известного харьковского рынка китайцы продают такие кеды, и еще дала бы адрес киевского художника, где можно эти самые кеды в краске изгваздать.
После церемонии товарищ Боркин с товарищем Патлатым, который оказался арт-директором московской студии по фамилии Подушкин, предложили отметить такое событие в каком-нибудь ресторане.
– Водки тяпнем, познакомимся поближе, – заискивающе проговорил Подушкин.
От предложения пришлось отказаться, поскольку командировочных мне выдали ровнехонько на постельное белье, утренний пирожок, обед и ужин в столовке, посещение туалетов и проезд в метро, но никак не на распитие водки в ресторане. А между прочим, зря. Могли бы и догадаться, что после церемонии кто-нибудь захочет пригласить в ресторан такую интересную девушку, дабы выведать у нее секрет успеха студии. В следующий раз надо будет просить побольше денег.
– Мне на вокзал, у меня поезд, – вздохнула я.
– Жаль, – ответил Боркин.
На том мы и расстались.
Приехала на вокзал и сразу же позвонила маме. Мама в расстроенных чувствах. Братцу пришла повестка в армию.
– Надо что-то придумать, я его не отпущу, – всхлипнула мама.
– Приеду – решим вопрос, – ответила я.
Позвонила Швидко и сообщила:
– Сережа, я тебя поздравляю! Твои работы заняли призовые места. Ты молодец!
– Какие работы? Ты кто? – промычал в трубку Швидко.
– Как кто? – удивилась я. – Эмиля я, менеджер студии, на фестивале в Киеве была, ты меня на вокзал провожал.
– А-а-а, – ответил Швидко, – теперь понятно. Я тебя не узнал сразу. Мы тут с другом «пяточку» решили выкурить. Все, отбой.
Какую «пяточку»? Что такое «пяточка»? Решила позвонить Мимозиной. Мимозина известие о наградах восприняла с радостью и сказала, что с нетерпением ждет моего возвращения.
– Ты кружки только не разбей, ага? А то в прошлый раз послали Швидко, так он все тарелки расколотил, а статуэтку пропил. Теперь она стоит в офисе конкурирующей студии.
– Не боись, Ленка, все привезу! – ответила я и добавила: – А что такое «пяточку выкурить»?
– Этого нам еще не хватало, ты с кем там? Ты что? Не вздумай даже шмаль курить, – затараторила Мимозина.
– Мимозина, – разозлилась я, – я не курю. Мне просто интересно.
– Так косяк еще называют, – ответила Мимозина.
– Спасибо.
Ерунда какая-то получается. Мало того, что Швидко пьет как сапожник, так еще и травкой балуется. Если завтра выяснится, что он законченный наркоман, я не удивлюсь. Все! Приезжаю в Харьков и срочно занимаюсь спасением мужика. Нельзя же так себя губить. Села в поезд. Сняла кеды. Носки на всякий случай положила в пакетик и спрятала под голову. Там надежнее будет. Уткнулась в подушку и заснула мертвецким сном. Устала я за день. Столько впечатлений.
