Текст книги "Записки успешного манагера"
Автор книги: Эмилия Прыткина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
День сорок седьмой
С утра дома паника: завтра братца забирают в армию. Мама никак не может придумать, куда спрятать деньги, которые она решила дать ему на первое время. Братец сообщил, что на призывном пункте всех обыскивают, но не очень внимательно, а по прибытии на место назначения обыскивают еще раз, и очень тщательно, отбирают все, даже трусы и носки, и выдают казенное.
– Мне парни на пункте сказали, что есть три выхода: свернуть деньги трубочкой, запаковать в целлофан и привязать ниточкой к зубу, а потом, уже на месте, тихонько достать и зашить в армейские штаны. Второй вариант: запаковать в целлофан и проглотить и не ходить в туалет, пока не приедешь в часть. А третий – в том же целлофане засунуть в одно место.
– Прямо как наркодилер поедешь, – ухмыльнулась я.
– Господи, какие ужасы, что же делать! – чуть не заплакала мама и побежала к отцу, чтобы тот придумал более щадящий способ спрятать деньги.
Отец сидит, склонившись над столом, и что-то чертит, он все еще зол на братца за то, что тот его подвел на призывном пункте.
– Пускай сует куда хочет. Не мешайте мне, я чертежи делаю?
– Какие чертежи? – удивилась мама.
– Обыкновенные, спроектирую летающую тарелку и продам чертеж американцам. Заберут они меня к себе, будете сидеть куковать, – уверенным тоном сказал папа.
Мама плюнула в сердцах и заявила, что большего эгоиста и негодяя она в своей жизни не видела и что лучше бы хозяйка Лесси забрала его на фиг.
– А-а-а, идите вы все, достали меня, – ответил папа и пошел чертить в туалет.
Я выпила кофе, взяла подписанные эскизы и поехала на работу. Недалеко от офиса, возле телефона-автомата милиционер скручивает руки молодой девушке. Девушка активно сопротивляется и что-то кричит по-английски. Подошла поближе и поинтересовалась, в чем дело.
– Да вот, поймал с поличным. Телефон-автомат портила, террористка чертова. Кусочек фольги засовывала в щель для карточек. А теперь отказывается в отделение идти, еще и лопочет не по-нашему. Вы, девушка, случайно, не знаете, что она говорит? – спросил милиционер.
– Знаю, – ответила я.
Девушка в это время продолжала извиваться и кричать, что мы живем в «факинг кантри», что милиционер «факинг коп» и она требует своего адвоката или представителя британского посольства.
– И что же? – поинтересовался милиционер.
– Она говорит, что не хотела портить автомат, просто она иностранка и не знает, где карточки продаются. Вот и решила вместо карточки воспользоваться фольгой. Она от группы своей отстала и хочет позвонить гиду, – выпалила я, решив, что девушку надо спасать.
– Врет она, – вздохнул милиционер.
– Как вас зовут и зачем вы засовывали фольгу в автомат? – спросила я у иностранки на ломаном английском.
– Зачем я это делала, вам знать необязательно, а зовут меня Урсула, – завизжала та и попыталась вырваться из лап милиционера.
– Урсула? Ты Урсула, которая приехала к Мишкину?
– Да, – ответила она.
– У тебя деньги есть?
– Есть, сто долларов в кармане и ваши чертовы гривны.
– Давай десять гривен, – сказала я.
Урсула стала рыться свободной рукой в кармане, достала кошелек и протянула мне. Я извлекла десять гривен, незаметно сунула милиционеру в карман и улыбнулась:
– Мы же не будем срамиться перед иностранцами и показывать им наши «обезьянники», правда?
– Ну, раз такое дело, то не будем, если еще десятку добавите, – ответил милиционер.
Пришлось добавлять из своего кошелька. Милиционер отпустил Урсулу, откланялся и удалился.
– Пошли, – сказала я.
– А ты откуда Мишкина знаешь? – поинтересовалась она.
Рассказала ей, что работаю в студии и наслышана о девушке Урсуле, которая вчера должна была приехать к нам на стажировку.
– А-а-а, я знаю, ты хороший менеджер Эмиля, которая вчера в Киеве была, да? – заулыбалась Урсула.
– Ага, – подтвердила я.
По дороге Урсула решила рассказать мне, почему она совала фольгу в автомат. Оказывается, вчера она купила телефонную карточку, чтобы звонить в Лондон. На карточке, со слов Мишкина, было написано, что по ней можно звонить как по украинским номерам, так и за границу. Однако при попытке набрать лондонский номер в трубке слышались сначала гудки, а потом слова оператора: «Данный звонок невозможен». Тогда Урсула с Мишкиным пошли в киоск, где покупали карточку, и сказали, что не могут позвонить в Лондон. Продавщица хмыкнула и ответила, что ни в Лондон, ни в Париж они позвонить не смогут, поскольку карточка предназначена исключительно для звонков по Украине, и единственный автомат, из которого можно по этой карточке дозвониться в Лондон, находится в аэропорту города Киева. Урсула возмутилась и потребовала возврата денег. Продавщица покрутила пальцем у виска и сказала, что распечатанная карточка возврату не подлежит. Тогда Урсула попросила Мишкина отвести ее туда, где можно накатать жалобу на Укртелеком, дезинформирующий покупателя. Мишкин вздохнул и попытался объяснить, что в нашей стране бороться с такими гигантами связи бесполезно и даже если Урсула напишет сто заявлений, выступит по Би-би-си или Си-эн-эн и расскажет, что в Украине можно позвонить в Лондон только из одного телефона-автомата, вряд ли Укртелеком от этого пострадает. Но Урсула не собиралась сдаваться и настаивала на том, что кто-то должен компенсировать ей моральный ущерб. Мишкин улыбнулся и отвел ее в Айриш-паб, где напоил пивом. А сегодня утром Урсула решила, что будет бороться с Укртелекомом собственными силами, и принялась наносить ущерб автоматам, засовывая в щель для карточки кусочки фольги.
– Слушай, – сказала я. – Во-первых, тебя могут поймать, а во-вторых, это не выход. Вот представь, ты засунула фольгу в автомат, вывела его из строя, а тут к нему подбегает дедушка, чтобы вызвать «скорую помощь» для бабушки, у которой случился сердечный приступ. Сует-сует карточку, а автомат ее не принимает. Неужели тебе не жалко бедную старушку?
– Эмили, – улыбнулась Урсула и похлопала меня по плечу, – вызвать «скорую помощь», милицию и пожарников можно без карточки. Эти вызовы бесплатные, так что бабушка не умрет.
Ну, против такого аргумента возразить мне было нечего. Пришли в студию. Урсула побежала рассказывать Мишкину о том, как я вызволила ее из лап «факинг милиционера», а я села за компьютер и стала проверять почту.
Ух ты! В ящике десять писем от Швидко.
Письмо первое:
Солнышко, ты только что уехала, а я уже по тебе скучаю. Вот пришел домой, сел за компьютер, и так мне грустно стало. Люблю тебя.
Письмо второе:
Выключаю комп, буду смотреть телевизор, может, полегчает. Скучаю по тебе.
Письмо третье:
Только что Мимозина сказала, что ты подписала эскизы. Ты умница, я в тебе ни минуты не сомневался. Как же я по тебе соскучился! Люблю тебя безумно.
Письмо четвертое:
Я всегда знал, что женщины продажные суки, но не ожидал такого от тебя. Как ты могла со мной так поступить? Я тебе так доверял, а ты… Я больше не хочу тебя знать. Можешь мне не отвечать. Между нами все кончено.
Письмо пятое:
Носит же земля таких, как ты.
Письма шестое – десятое:
Я тебя ненавижу! Сука.
Ничего не понимаю. Что могло случиться с человеком за один день? Может, он напился и стал писать всякий бред? Решила позвонить Швидко и выяснить отношения. Швидко взял трубку и заявил, что на работу он сегодня не придет, поскольку вчера очень много выпил и просто не в состоянии подняться с постели.
– Я написал тебе гадостей, ты извини. Но я не ожидал от тебя такого.
– Какого? – удивилась я.
– Вчера умершего мужа твоей подруги показали по телевизору. Это, оказывается, директор завода, который тебе вчера подписал эскизы. Знаю я, как они подписываются: вечерком в ресторане или в гостиничном номере.
– Ты дурак, – сказала я. – Как ты мог обо мне такое подумать?
– То-то ты портрет любимого распечатывала. Я больше не хочу тебя слышать. – Швидко бросил трубку.
Пошла курить и разревелась. С одной стороны, не стоило врать, надо было честно рассказать ему про методику Скворцова, но с другой стороны, он тоже хорош, как он мог думать обо мне так плохо. Ненавижу гада, не буду с ним разговаривать и объяснять ему ничего не буду. Не хочет мне верить – пусть катится ко всем чертям. Такая девушка, как я, в девках не засидится.
Вернулась в офис и сказала техническому дизайнеру, что эскизы подписаны и надо работать дальше. Написала отчет о потраченных деньгах и отнесла Пробину.
– Та-а-ак, а это что за пункт? – возмутился Пробин, тыча пальцем в листок.
– Сигареты и две бутылки пива, – ответила я.
– А это за свой счет.
– Но я ведь не завтракала и не обедала, так что куда я потратила эти деньги – тебя не касается! – возразила я.
– Касается. Завтрак – это я понимаю, а на сигареты я тебе давать не обязан, – заявил Пробин.
– Тогда вот так, – я вырвала лист бумаги, зачеркнула сигареты и пиво и написала: «завтрак и обед».
– Вот это другое дело, – сказал Пробин.
Прибежала Мимозина, стала меня поздравлять и утащила обедать. Весь обед я сидела хмурая и так и не притронулась к котлете и салату.
– Ну что ты, дорогая, не переживай. Всякие ведь есть способы сотрудничества. Ты выбрала этот – дело твое, главное, никому не рассказывай. В каком ресторане были? – спросила Мимозина, подмигивая.
– Какое дело? Какой способ? Вы что, охренели все? – Я снова разревелась.
Мимозина стала меня утешать, а я, давясь слезами, принялась ей рассказывать, как прошли вчерашние переговоры. Она внимательно меня выслушала и сказала, что верит мне.
– Не обижайся. У тебя просто пока мало опыта, вот я и подумала, что ты пошла на какие-то радикальные меры, чтобы привезти подписанные эскизы. А ты, оказывается, молодец. Так держать.
Я успокоилась и съела половинку котлеты. Обнаружила в ней волос и решила по примеру Урсулы поднять бучу. Вызвала официантку. Та посмотрела на волос и сказала, что не видит в нем ничего страшного: волос как волос.
– Не мышиный же хвост вы там нашли, – пожала плечами она.
Пришли в студию. Урсула сидит за компьютером и морщится. Рядом сидит Мишкин и что-то ей объясняет. Объяснял с полчаса, потом подошел к нам с Мимозиной и вздохнул:
– Я не знаю, что с ней делать. Она не умеет работать ни в «Фотошопе», ни в «Иллюстраторе».
– А чему же ее пять лет учили? – удивилась Мимозина.
– Говорит, что их учат мыслить глобально, потому что это самое главное в работе дизайнера. А «Фотошоп» – ерунда. Его вообще необязательно знать.
– Ну, раз их учили мыслить, найдем ей работку. Завтра у нас переговоры с товарищами, которые крем производят. Надо им бренд-нейм придумать и рекламную кампанию провести, – успокоила его Мимозина и повернулась ко мне: – Ты тоже готовься, им еще сайт нужен.
– Угу, – ответила я.
Остаток дня прошел как обычно. Кто-то ругался, кто-то мирился, кто-то машинку гонял, а я сидела за компом, думала о Швидко и грызла ногти.
Вечером около подъезда встретила Ваську с женой, они выгуливали своих свинок.
– Как зовут ваших поросят? – спросила я.
– Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Нах-Нах, – ответила Васькина жена, поглаживая самого резвого. – Это Нах-Нах.
– А может, Наф-Наф? – поинтересовалась я.
– Не, Нах-Нах, он самый большой пофигист, ему ничего на хер не нужно, только бы пожрать и поспать, – объяснила она.
Пришла домой и решила пообщаться с братом. Все-таки завтра в армию идет, два года не увидимся.
Братец обнял меня и пообещал писать письма. Посидели с ним часик, выпили пива и пошли спать. Ничего не хочется, настроение препаршивейшее. Будь он неладен, этот Скворцов со своей идиотской методикой, толку от нее никакого – один вред.
День сорок восьмой
Утром провожали братца в армию. Мама все-таки рискнула и зашила ему деньги в рукав куртки.
– А когда поведут раздевать, ты их незаметно положи за щеку, только смотри не проглоти, а там уже спрячешь, – сказала она.
– Угу, – ответил Армен и сел в вагон.
Поезд тронулся, мы с мамой расплакались, папа стал нервно курить, и я заметила, что он сам чуть не плачет.
Прибежала на работу. Швидко со мной даже не поздоровался. Позвонила подруге Нане и пожаловалась ей. Нана посоветовала вызвать у него приступ ревности и категорически не идти на мировую, пока он сам не встанет на колено, не попросит прощения, а заодно предложит руку и сердце.
– А как вызывать ревность? – спросила я.
– Ну, приведи кого-нибудь, пусть он с тобой в офис зайдет или за тобой вечером заедет.
– А мне некого привести, – вздохнула я.
– Ну, не знаю, своих я тебе не дам, самой нужны, – сказала Нана и положила трубку.
Стала думать, как бы вызвать у гада Швидко приступ ревности. Даже полезла в Интернет: нет ли каких-нибудь полезных советов. Искала-искала, нашла сообщество в ЖЖ, которое называется «Все для девочек-припевочек». Название привлекло мое внимание. Стала читать, о чем народ пишет. В очередной раз убедилась, что я инопланетянка и место мне среди маленьких зелененьких, но никак не среди нормальных девушек.
Девушка Люся пишет:
Ой, девчонки, со мной такое случилось. Я за месяц похудела на десять килограммов. Правда, теперь запорами страдаю и пью слабительное, но я всегда ими страдала, особенно перед месячными.
Далее идет обмен мнениями на пять страниц. Народ активно интересуется, как Люся похудела, и рекомендует народные средства от запоров.
Читаю дальше. Девушка Оля пишет, что ее депилятор выщипывает волоски не так хорошо, как раньше, и ее парню это очень не нравится.
Что посоветуете, девчонки? – спрашивает Оля.
Менять парня, – ответили все дружно, и только одна порекомендовала купить новый депилятор, но ее тут же закидали камнями.
Долго не решалась написать про свою беду, но все-таки решилась. Написала так:
Я уехала в командировку и подписала удачный контракт. Вернулась, а мой парень не желает со мной общаться, поскольку подозревает, что я этот контракт подписала определенным местом. Что делать?
Через минуту посыпались ответы. Как будто все сообщество сидело и ждало, чтобы я изложила свою проблему.
В следующий раз будьте более осторожной. Старайтесь сделать так, чтобы он ничего не заподозрил. Скажите, что человек, с которым у вас были переговоры, – женщина, – посоветовала одна девушка.
А мой меня раз поймал на горячем, – написала вторая. – Выхожу я вся из себя такая красивая из «линкольна» своего любовника, а мой Вася мусор выносит. Так я ему дома наплела, что мне выделили машину, которая будет меня с работы привозить домой. Месяц уже привозят. Вася доволен. Я тоже.
Еще с десяток девушек посоветовали вызвать у молодого человека чувство ревности, но толком никто ничего не сказал. И тут меня осенило.
Пошла якобы обедать, купила себе букетик роз, отсиделась час в соседней кафешке и, довольная, вернулась в офис.
– Вау, какой букет! – подивилась Мимозина.
– Пустяки, – сказала я. – Это мой хороший приятель мне подарил. Мы с ним обедали в ресторане, а потом он меня подвез.
Взяла букет, налила в вазочку воды и демонстративно поставила на большом общем столе, рядом с которым сидит Швидко. Пусть побесится, пусть.
Вскоре пришли производители кремов: девушка-секретарь и владелец фирмы, толстый араб лет пятидесяти – и мы с Мимозиной пошли в комнату переговоров «вешать лапшу на уши», как говорит наш арт-директор.
Производители принесли шесть тюбиков: крем для ног против запаха пота – «Аббас», для рук – «Лейла», для лица женский – «Фатима», для лица мужской – «Джихад», для кожи вокруг глаз – «Рания» и детский – «Наргиз».
Мимозина поинтересовалась, почему у кремов такие странные названия.
– Дело в том, что крема названы так не случайно, а в честь покойных родственников уважаемого господина Аббаса, – объяснила девушка-секретарь. – Мы построили заводик, разработали серию, но она не продается. Господин Аббас хочет выяснить почему.
Господин Аббас кивнул головой.
– Да, я все понимаю, – сказала Мимозина. – Скорее всего, крема не продаются именно из-за названий и упаковки. Я ничего не имею против родственников господина Аббаса, но мы находимся на Украине, и ваши названия, ну, как бы вам сказать, не вполне продаваемы. Нужно придумать такие, которые будут соответствовать менталитету наших граждан. – Она улыбнулась господину Аббасу.
Секретарь перевела речь Мимозиной, господин Аббас нахмурил брови, замахал руками и стал что-то тараторить по-арабски, то и дело повторяя слово «джихад». Я заерзала на стуле и стала посматривать на дверь, прикидывая, успею ли я выскочить, если вдруг кровожадный араб достанет кинжал и набросится на нас за то, что мы оскорбляем светлую память его предков. Дверь находилась далеко, и я поняла, что отсюда никто не выйдет живым. Но самым обидным было другое: не смерть от кинжала клиента – обиднее всего было то, что Швидко никогда не узнает, что на самом деле я ему не изменяла. Из раздумий меня вывел голос секретаря:
– Господин Аббас понимает, что названия не совсем подходящие. Именно поэтому он и обратился к вам, но название «Джихад» должно остаться, потому что так звали покойного деда господина Аббаса, который был великим человеком. Так что меняйте упаковки и названия, но этого не трогайте, – сказала девушка.
– Послушайте, но это название тоже не подходит. Слово «джихад» четко ассоциируется у наших граждан с местью. Такой крем никто не купит, разве что в качестве подарка своему лютому врагу, – ответила Мимозина.
– Это очень хорошо, – улыбнулся господин Аббас. – Я над этим думал. Ваши люди – злые, женщины у вас злые, мужей своих не любят. Если у крема будет непривлекательное название, то жены, скорее всего, купят его мужьям. Это мой тайный замысел, – хлопнул в ладоши доктор Джихад, который вдруг очень даже неплохо заговорил по-русски.
– А крем-то хоть нормальный? – спросила я.
– Крем очень хороший, по французской технологии делаем. Я вам оставлю образец. Вы его понюхайте, – он протянул баночку Мимозиной.
Мимозина открыла банку, понюхала и закатила глаза:
– М-м-м, какой бесподобный аромат, прямо как французские духи, понюхай, Миля.
Я принюхалась. Крем пахнет обыкновенной отдушкой.
– Да-а-а, бесподобно, – улыбнулась я.
– Это вам подарок, – сказал господин Аббас, посмотрел на часы и стал прощаться.
– А как же сайт обсудить? – спросила я.
– В следующий раз, мы спешим. Вы пока думайте над названием и упаковкой. Деньги мы завтра перечислим. – Аббас поцеловал Мимозиной ручку, мне почему-то пожал и пулей вылетел из комнаты.
Мы с Мимозиной взяли банки с кремом и пошли в офис раздавать слонов.
Крем для ног взял себе Пробин, детский Ромашкина попросила для дочери, мужской и женский для лица и крем для кожи вокруг глаз Мимозина оставила для себя и своего кавалера, а мне достался крем для рук. Я обиделась, потому что хотела получить для глаз или как минимум для лица.
Пошла домой. Встретила в метро Ольку. Олька одета с иголочки: новые туфли на шпильке, дорогая сумка, новая юбка и блузка.
– Ты как? – спросила я.
– Отлично! Помнишь человека, с которым я в булочной познакомилась? Так вот, мы с ним встречаемся. Он такой замечательный. Кучу шмоток мне накупил, сказал, что я – мечта всей его жизни, – смущенно выложила Олька.
– Ты молодец, ты счастье свое заслужила, – вздохнула я. – А Ваня что?
– А ничего, звонил мне вчера, говорит, в буддисты подался и наконец-то понял смысл бытия, агитировал меня вступать в их ряды.
– А ты?
– А я нет, с меня пастора Джона хватило. Ну ладно, мне здесь выходить, – сказала Олька и выпорхнула из вагона.
Я за нее рада, искренне рада, кто-кто, а она все-таки заслужила нормального мужика. Вот только почему-то на душе паскудно и кошки скребут. Гад Швидко, лучше бы я никогда не переступала порог этой студии, лучше бы и не смотрела в его сторону. Сволочь и гад.
Пришла домой. Мама сидит плачет, все никак не может смириться с тем, что Армена забрали в армию, папа ее утешает и говорит, что все уладится и они через месяц поедут его навещать. Я вспомнила, что забыла на работе цветы, которые сама себе купила.
Позвонила Нана и поинтересовалась, не появляется ли у меня иногда желание стать лесбиянкой.
– В одиннадцать часов ночи – нет, – ответила я.
– А у меня только что появилось. Вот я и решила тебе позвонить и узнать. Ну ладно, спокойной ночи.
– Спокойной, – ответила я.
Странные у нее какие-то желания, а впрочем, если так пойдет и дальше, я стану и лесбиянкой, и феминисткой, и всем кем угодно, лишь бы не думать об этом паразите Швидко.
День сорок девятый
Хозяйка Лесси ходит с фингалом под глазом. От вахтерши я узнала, что это дело рук жены соседа.
– Они пошли пирамиды какие-то смотреть, а Люська узнала и морды обоим накостыляла. Мужика своего выгнала, правда, приняла потом, а эта ходит теперь с подбитым глазом.
– Ну, не надо вешаться на женатых мужчин, – сказала я.
– А где ты их, неженатых, возьмешь-то? – вздохнула вахтерша.
Даже как-то жалко стало хозяйку Лесси. Надо придумать, как ей помочь.
Приехала на работу. Офис-менеджер сказала, что мне звонил Грач и срочно просил перезвонить.
Что ему надо, интересно? Вроде договорились, что покажем доработанные эскизы недельки через полторы-две, теперь наше дело работать, а их – ждать.
– Ну так как насчет нашего предложения? – спросил Грач почему-то шепотом.
– Какого предложения? – удивилась я.
– Ну, которое мы вам прислали. Я утром прислал письмо.
– Я еще почту не смотрела, – буркнула я.
– А вы посмотрите, пожалуйста, и дайте ответ как можно скорее. А то мне в два к начальству идти и докладывать, – сказал Грач.
– Хорошо, – ответила я.
Стала проверять почту, нашла письмо от Грача.
Уважаемая коллега! Вчера наш руководитель вызвал меня на ковер и сказал, что ему надоели безынициативные идиоты, которые просиживают штаны на рабочем месте, а посему он грозится разогнать наш отдел и сместить меня с должности. Вместо меня он намерен назначить Вас, поскольку ему очень понравилось, как Вы отстаивали свою позицию, и предлагает Вам подумать над этим предложением. Расходы по переезду и обустройству наш завод берет на себя. Зарплаты у нас высокие, коллектив дружный, в чем Вы имели возможность сами убедиться.
Вот тебе и съездила в командировку. Я задумалась: а что? Вроде бы и условия неплохие, зарплата наверняка повыше, чем у нас, но есть, конечно, свои минусы: во-первых, далеко от мамы, а она не переживет еще и моего отъезда, а во-вторых, я не вынесу разлуки со Швидко, хоть он и гад. Собралась писать ответ, как вдруг увидела еще одно письмо. Пишет все тот же Грач, но уже не с рабочего электронного адреса, а с личного. Конспирируется, пройдоха. Второе письмо гласит:
Мила, привет. Это Грач тебя беспокоит. Ты, конечно, можешь согласиться на предложение нашего руководства, но ты сама видела, какой у нас здесь гадюшник. Так что подумай хорошенько, готова ли ты работать с Бузиным и с остальными идиотами. К тому же мне очень не хочется терять это место. И еще, Христом Богом молю, не пей наши напитки: ни квас, ни слабоалкоголку – вообще ничего. В них сплошная химия.
Стала писать ответ. Сначала ответила на первое письмо.
Уважаемый господин Грач. Я благодарна за доверие, оказанное мне Вашим руководством, но вынуждена отказаться от предложения, поскольку смена работы в ближайшее время не входит в мои планы.
На второе письмо ответила так:
Привет, Грач, не боись, не приеду я. Спасибо, что предупредил насчет напитков. Раз уж зашел такой разговор, то ваш квас мне с самого начала показался отстойным, так что питья его не собираюсь.
Проверила остальную почту – ничего интересного.
В дизайнерской сидит Урсула, смотрит на баночку с детским кремом, который забыла вчера Ромашкина, и о чем-то думает. Наверно, мыслит глобально. Больше в офисе никого нет.
От нечего делать полезла в кулинарное сообщество.
Вагайский собирается издавать кулинарную книгу. Одна девушка, которая живет в Рязани, слезно просит прислать ей экземпляр с автографом. Паралитик теряется в догадках:
Друзья мои, вчера вечером я был у своего друга Паши, хорошо известного вам как пользователь Юпитер. Откушали мы с другом Пашей водочки, закусили селедочкой и завели неспешную беседу. Через два часа селедка закончилась, а водки было еще пол-ящика, и тогда Паша достал из холодильника какие-то круглые белые штуки, размером с мандарины и необычайно вкусные. Я съел пять штук, и мне очень понравилось. Сегодня хочу побаловать жену этим блюдом, а друг Паша не помнит, что мы ели, поскольку был очень пьян. Паша, если ты врешь, то тебе должно быть стыдно. Друзья мои, штуки эти на вкус достаточно острые, хрустят на зубах, если макать их в соль или в горчицу – то вообще пальчики оближешь. Может, кто-то готовил что-нибудь подобное? Заранее благодарен.
Вагайский предположил, что Паралитик ел яйца, фаршированные грибами.
Нет, грибами там не пахло, – ответил Паралитик.
Может, вы редьку ели? – предположила Арина Дробер.
Нет.
А может, вы по пьяному делу стали есть яйца со скорлупой? – спросил Кухар.
Не смешно, – ответил Паралитик. – Не ел я яйца, они жидкие, а эти штуки были крепкие.
Я знаю, что это было, – сказал новый пользователь Вилка. – Это национальное малазийское блюдо – яйца дикого буйвола. При правильном приготовлении они хрустят на зубах.
Нет, буйволы у нас не водятся, – заметил Паралитик.
Больше никто ничего не написал. Да уж, загадка не из легких, даже самой стало интересно. Подумаю до вечера, может, что и вспомню, а нет – так кто-нибудь из уважаемых кулинаров обязательно вспомнит, а я почитаю.
Примчался коммерческий директор Пробин, вскочил в офис как ужаленный, добежал до дивана, быстро снял туфли и носки и стал драть свои пятки, как будто его клопы всю ночь кусали.
– Что с тобой? – удивилась я.
– Ай-ай-ай-ай-ай, горит, мать его так, горит и чешется! – заорал Пробин, схватил кусок мыла и босиком побежал в туалет.
Вернулся минут через двадцать. Ноги красные, как клешни вареного рака.
– Что случилось? – спросила я.
– Что-что, черт меня дернул кремом вашим с утра намазаться, тем, который «Аббасом» зовется. Ноги теперь горят, а у меня через час важная встреча. Куда я пойду с такой чесоткой! – сказал он, почесывая пятку.
– А я своим еще не пользовалась. – Я быстренько позвонила маме, предупредить, чтобы она не прикасалась к крему.
– Поздно уже, – сказала мама, – папа сидит в ванной и держит руки под струей холодной воды.
Стала вызванивать Мимозину.
– Меня сегодня не будет. Вся шкура на лице облезает, и у Лешки моего тоже. Он «Джихадом» намазался на ночь. Завтра позвоню этому чертову Аббасу и такой джихад ему устрою, что мало не покажется.
Слава богу, что Ромашкина забыла свой крем на работе. Я вырвала тюбик из рук Урсулы, которая уже открыла его и стала принюхиваться, и сказала, что от этого крема облезает кожа.
– Да, но тогда я не смогу придумать, как должна выглядеть этикетка. Я должна его и понюхать и попробовать. Это необходимо, иначе я не смогу ощутить духа продукта, – возмутилась Урсула, пытаясь вырвать крем из моих рук.
– А если бы тебе надо было придумать логотип для строительной компании, ты бы залезла на крышу здания и бросилась вниз? – поинтересовалась я.
– Нет, но я бы посидела на краю, посмотрела вниз и по сторонам, почувствовала дух и силу здания и сделала, что надо. Вы разве не так работаете? – удивилась она.
– Придет Мишкин, он тебе все расскажет, – сказала я и спрятала злополучный крем в карман.
– О’кей, – пожала плечами Урсула.
Пробин бегает по офису и то и дело летает в туалет. Раздался звонок. Я взяла трубку.
– Пробина пригласите к телефону, – раздался грозный голос.
– А он вышел, что ему передать? – спросила я.
– С вами говорит ваш арендодатель. Передайте ему, что раковины в туалете не предназначены для того, чтобы в них мыли ноги. Мне звонят люди и жалуются, что не могут ни руки помыть, ни чашку, ни воды набрать.
– Вы извините, у нас форс-мажор, мы апробировали действие нового крема для ног, а он оказался очень жгучим, – попыталась я оправдать директора.
– А мне по фиг. Вечно с вами проблемы: то какой-то идиот запирается в туалете, и потом взламывают дверь, то лесбиянки внаглую занимаются любовью в кабинке, а теперь еще ноги моют в раковине.
– А что же ему делать? – спросила я.
– Не знаю, пусть в писсуаре моет, – ответил голос.
Прибежал Пробин. Я рассказала, что арендодатель посоветовал ему мыть ноги в писсуаре.
– Пусть сам там моет, – возмутился Пробин.
Снова зазвонил телефон.
– Это Аббас. Просит Мимозину или тебя, – сказала офис-менеджер.
– Дай мне трубку, я ему сейчас покажу небо в алмазах! – зарычал директор.
– Алло, – ответила я.
– Здравствуйте, – приветствовал меня Аббас.
– И вам день добрый.
– Я звоню, чтобы предупредить, чтобы вы не вздумали пользоваться кремом. Я перепутал банки. Это лекарство от ревматизма – специальная сильнодействующая мазь, которую разработали в нашей лаборатории, мы еще ее не тестировали. Она очень опасна, если ее использовать не по назначению. Верните мне ее, пожалуйста, а я вам крем привезу.
– Поздно пить боржоми, – произнесла я.
– Ва-а-ах, простите, – сказал Аббас.
– Бывает, – я положила трубку.
Пришел технический дизайнер и заявил, что он передумал делать эскизы для сайта, которые я утвердила. Они ему, видите ли, больше не нравятся.
Я налетела на него и стала кричать, что эти эскизы я выстрадала, что мне стоило больших усилий подписать их и не фиг теперь выпендриваться и трепать мне нервы.
– Работа у тебя такая, – ответил он. – А говно это я доделывать не буду. Мы с Мишкиным решили новый вариант придумать.
Плюнула и села за компьютер. Захотелось выяснить, что же происходит в кулинарном сообществе, вспомнил ли кто-нибудь рецепт чудесных белых шариков, которые ел вчера Паралитик у друга Паши.
Появилась жена друга Паши и расставила все точки над «и»:
Любезный друг. Я очень уважаю вашу с Пашей мужскую дружбу, но вчера ты сожрал всю селедку и сало, которое я закупила на месяц. Это еще полбеды, но какого черта вы кило лука съели, мне непонятно. В следующий раз отправлю мужа к тебе спать, пусть он в твое рыло подышит перегаром с луком, чтобы вам впредь неповадно было так напиваться.
Ха-ха-ха, – написал Вагайский.
Какой позор! – ответила Арина Дробер.
В общем, каждый член сообщества не поленился и высказал свое «фи» Паралитику. Бедный Паралитик даже не стал оправдываться и куда-то исчез.
Пришел Швидко. Снова меня игнорирует, прошел мимо моего букета роз и сказал:
– Кто-то, видать, на хорошие розы пожмотился, купил непонятно какие, они уже завяли.
– Кто-то очень много говорит, – ответила я.
Ну завяли розы, и что? Да, покупала я самые дешевые, еще не хватало, чтобы я сама себе дарила дорогие букеты. И так уже почти ничего не осталось от полученной суммы.
Расстроилась смертельно, а тут как раз пришло письмо от компании «СВН». Просят нас разместить новость на сайте. Подошла к Ромашкиной. Она сидит все в том же форуме, где хоббитов обсуждают. Увидела, что я приближаюсь, быстренько свернула окно и уткнулась носом в зубы малыша на плакате с сырками.
