Текст книги "Записки успешного манагера"
Автор книги: Эмилия Прыткина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
День семьдесят третий
Приехала Мимозина. Загоревшая, довольная. Повертела хвостом и упорхнула в типографию за открытками, которые Таня делала. Вернувшись, похвалила меня за то, что я оперативно все провела.
– Как дела с сайтом Аббаса? – поинтересовалась она.
– Хорошо, – ответила я.
– Покажи, какие эскизы предоставили и какое ты письмо написала.
– Сейчас. Только ты не злись, я нечаянно твое фото ему отправила – расстроена была очень, – промямлила я.
– Какое фото?
– То, которое ты мне прислала из Крыма.
– Ну ты даешь, – возмутилась Мимозина, – ладно, разберемся.
Днем я пошла обедать с Наной.
– Вон видишь, за соседним столиком сидит парень с девушкой? – спросила она.
– Вижу, – ответила я.
– Сейчас я его переманю к нам, – гордо ответила Нана.
– Как? – спросила я.
– Хех, нас и не такому учили на курсах, – улыбнулась Нана и стала внимательно смотреть на парня.
Сначала строила ему глазки и всячески кривлялась: поднимала удивленно брови, потом их хмурила, высунула язык и демонстративно облизала ложку, которой ела мороженое, взяла у меня из пачки сигарету, прикурила ее, сложила губки бантиком и выпустила тонкую струйку дыма в сторону молодого человека, при этом сощурив глаза, потом стала наматывать локон на палец, трогать мочку уха и облизывать губы. Это безобразие продолжалось минут двадцать, пока девушка, сидевшая рядом с парнем, не потеряла терпение. Она вскочила с места, подошла к нашему столику и зашипела на Нану:
– Я тебе сейчас патлы повырываю, сучища позорная, заведи себе мужика и стреляй глазками!
– Все испортила, а ведь он был уже на крючке, – вздохнула Нана, когда девушка удалилась.
– Ты думаешь? – спросила я.
– Сто процентов, – ответила Нана.
Я рассказала подруге о нашем разговоре со Швидко. Нана убеждена, что у нас ничего не получится, и советует мне выйти замуж за Андрюшу из Киева, пока тот не передумал.
– Но я ведь Швидко люблю, – вздохнула я.
– Люби, будешь приезжать к нему на выходные. Это так романтично. Зато ваши чувства никогда не увянут, а если вы поженитесь, то месяца через три будете сидеть на диване, зевать и обсуждать проблемы нехватки денег.
– Мои родители вон уже сколько лет вместе и до сих не надоели друг другу, – возразила я.
– Поколение наших родителей уникально в своем роде, к тому же еще неизвестно, как твои станут переживать кризис среднего возраста. Что касается нас, мы более эгоистичны.
– Не знаю, – вздохнула я, – я все-таки придерживаюсь традиционных взглядов на семью.
Допила свой кофе и пошла на работу.
– Тебе звонила Олька какая-то, просила перезвонить, – сказала офис-менеджер.
Позвонила Ольке.
– Ваня решил на мне жениться! – сообщила она таким тоном, как будто выиграла миллион.
– Так вы ведь женаты, или нет?
– Нет, мы были расписаны, это все не то, а теперь мы поженимся по законам шариата, как и полагается истинным мусульманам.
– Какие мусульмане? А как же Карма Кагью? – удивилась я.
– Это все ерунда, в исламе сила, – ответила Олька.
– Удачи, – я положила трубку.
Интересно, куда их занесет после ислама? Христианами уже были, буддистами тоже. Если завтра возникнет культ телепузиков, я больше чем уверена, что Ваня одним из первых станет ходить по улицам и призывать народ поклоняться Телепузику Великому.
После обеда распаковали коробки с открытками. Должны ведь мы оставить для портфолио несколько штук В конце концов, не будет же клиент как дурак сидеть и пересчитывать трехтысячный тираж. Как обычно, не обошлось без сюрпризов: типография не попала в цвет и сделала не такую вырубку. Но это еще полбеды, мы и не такое втюхивали клиенту. На одной из открыток вместо «Поздравляю, любимый город!» написано «Поздравля, любимый город!». Стали искать крайнего. Таня вжала голову в плечи и сказала, что она всегда допускает ошибки, поскольку девушка она очень невнимательная, но надеялась, что текст будут вычитывать. Я, в свою очередь, сослалась на то, что пребывала в состоянии глубочайшей депрессии и понадеялась на дизайнера. Мишкин пожал плечами и оправдался тем, что открыток в глаза не видел и на самом деле клиенты должны были вычитать ее, прежде чем подписывать. Ромашкина, которая обычно исправляет ошибки, заявила, что с просьбой проверить текст к ней никто не обращался и ей вообще сейчас не до этого. Технический дизайнер стал ехидно посмеиваться и намекать, что у нас бестолковые менеджеры. Программист вздохнул и сказал, что дела наши плохи, Чайка и Швидко от комментариев воздержались, а Пробин грозно посмотрел на меня и произнес коронную фразу: «Вычту из зарплаты!»
Стали думать-гадать, что можно сделать. Выход нашел Чайка, который предложил красной тушью аккуратно дописать букву Ю.
– Ты будешь на трех тысячах экземпляров дописывать? – вздохнула Мимозина.
– Буду, надо же как-то спасать нашу репутацию.
– Спасибо тебе, Леша, ты настоящий друг, – сказала я.
Чайка взял тушь, перо, приписал букву Ю, а чтобы было еще краше, навел тушью красивые узоры по всей открытке. Получилось очень даже ничего.
Мимозина позвонила директору «Власты» и наврала, что типография немного задержала тираж, поскольку готовит для них сюрприз.
– А вы без сюрпризов никак не можете? Не надо мне ваших сюрпризов, хоть раз сдайте проект вовремя, черт бы вас побрал.
– Сдадим через три дня, – залепетала Мимозина, – зато таких открыток ни у кого не будет.
– Если завтра я не получу заказ – не заплачу денег. Все! – взревел директор и бросил трубку.
Пришлось идти за тушью и перьями и сажать всех дизайнеров рисовать буквы и узоры. Мимозина предупредила, что даже если всем нам придется здесь ночевать в студии, никто не покинет студию, пока не будут готовы все открытки.
– Я уйду, мне к жене надо, – взмолился программист.
– И я тоже, я не виноват, – сказал технический дизайнер.
– Дураки! – фыркнула офис-менеджер и стала собираться домой.
Через час в офисе остались Чайка, Мишкин, Швидко, Таня, Мимозина, фотограф и я. Дизайнеры решили рисовать до упора, фотограф остался из солидарности, а мы с Мимозиной поддерживали боевой дух товарищей, то есть бегали за пивом, чипсами, сыром и колбасой, заваривали кофе, готовили пюре из пакетиков и делали массу полезных дел.
В девять вечера в студию вошла уборщица с трехлитровой банкой, в которой копошилась маленькая серая мышка.
– Ваша? – спросила она, протягивая банку.
– Нет, наши были не такие, – ответил Мишкин, зевая.
– Значит, топить, – вздохнула она.
– Наша, наша, мы ошиблись! – закричали все хором.
– Тогда платите мне десять гривен, зря я, что ли, по всему туалету за ней бегала, – расплылась уборщица в довольной улыбке.
Мишкин вздохнул, заплатил десять гривен, взял банку с мышью и пошел выпускать ее во двор.
Я позвонила маме и предупредила, что вернусь сегодня очень поздно, а может, и вообще не вернусь, потому что по моей вине допущена ошибка и мы всей студией дружно ее исправляем. Мама, конечно же, не поверила и через час примчалась на машине вместе с папой выяснять, где их дочь проводит время. Убедившись, что я не обманула, родители поохали и поехали домой. Мимозина прилегла на диван и велела мне караулить дизайнеров, пока она спит.
– Не смей засыпать или уходить – мигом разбегутся, потом не поймаешь. Если кто станет отлынивать от работы – буди, – зевнула она и накрылась пледом.
Я села караулить. Швидко посматривает на меня и улыбается. Черт с ним, с замужеством, я сама все усложняю, в конце-то концов, люди встречаются годами, прежде чем решиться на такой шаг, а я требую от человека всего и сразу. Может, он со временем поймет, что, кроме меня, ему никто не нужен. Посмотрела на него и улыбнулась в ответ.
Полезла в ЖЖ. Рассказы мне больше размещать нельзя, поскольку питерское издательство строго-настрого запретило публиковать их в Интернете, пока не выйдет книга. Логика понятна: вряд ли книгу будут покупать, если то же самое можно почитать на халяву? Тем не менее бросать на произвол судьбы тысячу с лишним человек, которые ждут моих опусов, тоже нехорошо, поэтому я написала, что всех их очень люблю, но какое-то время не смогу порадовать своими сочинениями, потому что готовлю к изданию книгу. Странно, за столь малый срок я успела привязаться к моим читателям, людям, которых никогда не видела и вряд ли увижу, полюбила их так, как будто мы знаем друг друга сто лет, узнала привычки и предпочтения многих из них и поняла, что не все пользователи Интернета злы, есть и такие, которым не лень написать теплые слова благодарности. Жалко только, что я не успеваю всем отвечать.
Чайка встал с места и куда-то пошел.
– Ты куда? – спросила я.
– В туалет.
– И я с тобой.
– Зачем? – удивился он.
– А вдруг ты сбежишь домой?
– Не сбегу, я же сам предложил помочь, – засмеялся он и ушел.
Выскользнула за ним следом. Таки да, пошел в сторону сортира. Через пять минут Чайка не вернулся, я стала дергаться, через десять задергалась еще сильнее, а через двадцать не выдержала и пошла в туалет. Чайка сидит, прислонившись к стене, и спит.
Стала его будить. Как стыдно, из-за моей невнимательности дизайнеры сидят ночью и рисуют буковки, вместо того чтобы спать дома, как все нормальные люди. Впредь буду внимательнее. Лучше уж быть дотошной, как Липкин, вести ежедневник и проверять каждую запятую, чем потом вот так расплачиваться за свою безалаберность.
День семьдесят четвертый
Ночь плавно перетекла в утро. Не помню, как заснула, но проснулась я от щекотания в носу Открыла глаза. Все сотрудники лежат на диване, пристроившись, кто как смог. Чайка закинул на меня левую ногу и щекочет мне нос большим пальцем, Мимозина прижимает к груди Швидко, который сладко посапывает и шепчет: «Солнышко любимое!» Таня притулилась на краю дивана, облокотившись о стул, фотограф лежит на полу, а Мишкин сидит в наушниках за компьютером и гоняет машинки. Зашла уборщица, посмотрела на нас, укоризненно покачала головой и всплеснула руками: «Ну и ну, всякий стыд потеряли! Тьфу! Позор-то какой, и управы на них нет! Ну, я вам покажу, я на вас пожалуюсь, будете знать».
Она принялась будить народ. Швидко открыл глаза, посмотрел на мимозинскую грудь, потом на меня, ойкнул и побежал в туалет. Фотограф начал собирать открытки, разбросанные по всему офису, все остальные стали заваривать кофе-чай и собираться домой. Мимозина зевнула и сказала, что тоже съездит домой, приведет себя в божеский вид и вернется часам к двенадцати.
– Только ты обязательно вернись, а? А то как я без тебя буду открытки сдавать? – взмолилась я.
– Не дрейфь, вернусь, – и Мимозина, зевая, удалилась.
Собрав открытки, я села за компьютер и полезла в ЖЖ. Опаньки! Меня посетил сам Аморалиус, великий и ужасный Аморалиус, который когда-то позволил себе весьма грубый комментарий в мой адрес. Написал, что ему очень нравятся мои рассказы. Ни фига себе. Стала попискивать от удовольствия и решила сотворить что-нибудь такое-такое, чтобы весь Интернет целый год читал и никак не мог начитаться.
Проверила почту. Питерское издательство прислало мне договор. В принципе меня все устраивает, но есть одно большое НО: я не имею права публиковать рассказы, которые войдут в мою книгу, в своем Живом журнале. И что мне теперь делать? Как объяснить своим читателям, что историй больше не будет? Черт, некрасиво получается, тем более в такой момент, когда на меня обратили внимание известные личности. Да еще месяц-другой, и я переплюну Злоедрючку и Аморалиуса вместе взятых. Думала-думала и написала пост:
Дорогие друзья! В ближайшее время рассказов не будет. Мне заказали написать книгу, и я просто физически не успею делать и то и другое, к тому же, согласно договору с издательством, я не могу публиковать в ЖЖ рассказы, которые войдут в книгу. Прошу отнестись с пониманием.
Разместила сообщение и пошла курить. На лестнице стоит уборщица и жалуется на нас арендодателю.
– Вот, вот эта тоже лежала. Стыдоба какая, захожу, а они усе голые лежат вповалку на диване! Устроили Садомору, черти проклятые! – завопила она, косо посматривая на меня.
– Во-первых, мы не голые лежали, а в майках и трусах, а во-вторых, правильно говорить «Содом и Гоморра»! – выпалила я.
– Один хрен, похабщину развели! – плюнула уборщица.
Арендодатель посмотрел на меня, тяжело вздохнул, но ничего не сказал. Я докурила и пошла в студию. Предупредила Мишкина, что нас ждут большие неприятности с арендодателем.
– А хрен с ним, мы все равно скоро съезжаем в новый офис, а он пусть сдает свои курятники кому хочет, – флегматично промолвил Мишкин.
Села за компьютер и стала читать комментарии. Народ возмущен до глубины души. Лишь несколько человек отнеслись по-хорошему к моему сообщению, остальные стали ехидничать.
Что, выдохлась, да? Не пишется больше? Слинять решила? – написал один.
Не дождетесь, – ответила я.
А я в таком случае больше тебя читать не буду, – заявил другой.
Ну и хрен с тобой!
А я никогда и не читал, потому что ты ерунду пишешь всякую, – сказал третий.
А если ты не читал, то откуда знаешь, что я пишу ерунду?
А по твоей морде на юзерпике видно, – продолжал хамить он.
Ну и иди в жопу.
Но пришли и добрые слова:
Не бросайте нас, пожалуйста! Ваши рассказы очень поднимают настроение.
Еще несколько человек поддакнули:
Точно, мы тоже так думаем, пишите, хрен с ними, с издательствами.
Что делать – ума не приложу. Вроде и читателей терять не хочется, а с другой стороны, выпустить книгу все-таки важнее. Хорошенько подумала и написала в издательство письмо: дескать, благодарю за внимание, но не могу прекратить публиковать свои рассказы в ЖЖ, поскольку у меня масса читателей, которые мне очень дороги. Отправила письмо и через несколько минут поняла, что язык мой – враг мой и надобно вырвать его с корнем, а еще отбить мне пальцы, чтобы впредь неповадно было такое писать. Издатель ответил, что с пониманием относится к моей ситуации и предлагает мне написать книгу на какую-нибудь другую тему, а рассказы и дальше размещать в ЖЖ.
Вот только условия у нас изменились. Сможете сдать книгу к середине месяца?
Ни фига себе, это же через двадцать дней! За двадцать дней я успею только название придумать и с мыслями собраться.
Решила поинтересоваться, что за книга им нужна.
Интересная и продавабельная, – ответили мне.
Постараюсь, у меня еще куча работы, – написала я.
«Постараюсь» нас не устраивает. Или соглашаетесь и мы подписываем договор – или извините.
Согласилась.
Странные люди. Наверно, они думают, что я сижу в домике в деревне, зеваю от скуки и пописываю роман. Мне еще в Киев ехать сдавать сайт, со Швидко разбираться, Ольку с Наной утешать и перед Аббасом отчитываться, а им срочно понадобилась моя книга. За двадцать дней вынь да положь. С другой стороны, когда еще в моей жизни появится такая возможность? Может, это мой первый и последний шанс реализоваться как писателю? Может, мои книги будут раскупаться на ура?
Решила посоветоваться с другом Андрюшей из Киева. Написала ему письмо:
Привет, Андрюша, я разобралась в себе и хочу тебе сказать, что замуж за тебя я выйти не могу. У меня скверный характер, к тому же похоже, что я немного не в себе. По ночам я выхожу из своего тела, брожу по квартире, иногда мне слышатся голоса, и вообще я намерена посвятить свою жизнь спасению человечества. Как ты думаешь, реально ли написать нормальную книгу в объеме не менее двенадцати авторских листов за двадцать дней?
Ответ от Андрюши пришел через пять минут:
Я с первого дня нашего знакомства подозревал, что у тебя не все дома, но мне это даже нравится. Не переживай, мой прапрапрадед по материнской линии был шизофреником, говорят, что я на него очень похож, так что думаю, мы с тобой поладим. Нормальные книги за двадцать дней не пишутся, если ты, конечно, не собираешься писать, как Донцова или Хелен Филдинг. Приезжай, подадим заявление в загс и будем вместе спасать человечество!
Да уж, надо было честно признаться, что на самом деле я просто влюблена в гада Швидко и, кроме него, никого не вижу.
На часах без пятнадцати двенадцать. Скоро придет директор «Власты» за открытками, а Мимозиной все еще нет. Позвонила ей на мобильный – не отвечает, позвонила домой. Трубку взял Леша и сказал, что Лена спит. Попросила его растолкать ее и позвать к телефону. Леша расталкивал Мимозину минут пять, она мычала, урчала и материла всех на чем свет стоит, но трубку все же взяла.
– Через пятнадцать минут придут за открытками, а тебя все нет, – заметила я.
– А-а-а, я забыла. Ну, теперь уже без толку ехать, все равно не успею. Сдавайте без меня, – зевнула Мимозина.
– Ленка, пожалуйста, приезжай, ты же знаешь, что я никогда не смогу что-то втюхать клиенту так, как это умеешь ты, приезжай, – взмолилась я.
– Зря я, что ли, тебя учила? – фыркнула Мимозина и положила трубку.
Ноги мои подкосились, побежала к Мишкину и попросила помочь пообщаться с клиентом. Мишкин сказал, что он мне не помощник, потому что директор «Власты» его на дух не переносит, после того как он в прошлом году написал на листовке «Приглашаем героев туда», вместо «Приглашаем героев труда».
– В этой чертовой студии хоть что-то делается нормально? – взвизгнула я.
– Не-а, не помню такого, – ответил Мишкин.
В офис вошел директор «Власты». Я вспомнила все, чему меня так долго учила Мимозина, расправила пошире плечи, сложила губки бантиком и попыталась придать взгляду томное выражение, решив, что в данной ситуации клиента надо брать обаянием. Широко улыбнувшись, я промурлыкала:
– Здравствуйте, проходите, пожалуйста, кофе-чай?
– Мимозину, и поживее! – рявкнул директор.
– Ой, вы знаете, она заболела и попросила меня заменить ее, – сказала я и улыбнулась во все тридцать два зуба.
– Это плохо, давайте открытки, – рубанул он.
– А может, все-таки кофейку? – я присела на диван и поправила волосы так, как это делала Мимозина.
Директор подозрительно посмотрел на меня и спросил:
– Запортачили, да? Что-то не так? Зубы заговариваете?
– Нет, что вы, сейчас покажу открыточки, – ответила я, чувствуя, что еще пара минут, и я окончательно растеряюсь, и придется со всех ног бежать в туалет с рулоном туалетной бумаги.
Принесла несколько открыток, разложила их на столе веером, набрала в легкие побольше воздуха и нежным голосом прошептала:
– В этом году мы решили сделать вам сюрприз. Это не просто открытки. С одной стороны, они смотрятся, как обычные, но стоит только взять их в руки, как мы видим, что это ручная работа. Буква Ю в слове «Поздравляю» написана красной тушью, этой же тушью нарисованы узоры. Узор ни разу не повторяется. Представьте себе: три тысячи экземпляров – и все разные. Таким образом, у того, кто получает открытку, создается иллюзия, что она делалась специально для него.
Идем дальше. Почему выделена именно Ю, спросите вы? Потому что Ю, согласно фоносемантическому анализу, проведенному нашим отделом маркетинга, ассоциируется у человека с чем-то личным, приватным. К тому же в английском языке you означает «ты». Таким образом, у человека снова возникает впечатление, что открытка адресована именно ему и никому больше. Добавьте сюда уникальные узоры, о которых мы говорили выше, и мы получаем единственную в своем роде, самобытную вещь. Кстати, мы намерены выставить ее на фестиваль рекламы в следующем году как одну из наиболее ярких работ студии, – закончила я речь фразой, которая обычно говорится в таких случаях.
Директор «Власты» подозрительно посмотрел на меня и стал вертеть в руках открытку. Мимо прошла Ромашкина.
– Какие классные открыточки получились, можно я парочку возьму? – сказала она и подмигнула мне.
– Ой, какая красота, а кто это сделал? – заметил Пробин.
– Это наша Таня, – гордо ответила я.
– Супер, давно мы такой красоты не выпускали.
Еще через несколько минут вокруг стола собралась вся студия, кроме Мишкина, и начала наперебой расхваливать открыточки.
– Говна-с не предложим, – подмигнул Швидко.
Директор «Власты» посмотрел на нас, вздохнул и выпалил:
– Скажите мне, пожалуйста, а какого хрена вы до сих пор предлагали мне всякую ерунду? Ведь можете, когда хотите, делать красиво.
– Ну, мы ерунду не предлагали, просто это делал наш новый дизайнер, свежая струя, так сказать, – сказала я, приободрившись, и добавила: – В общем, вы должны еще немного доплатить, совсем немного. Но вы ведь понимаете, какой это труд.
– Сколько я вам еще должен? – спросил директор «Власты».
– Ну, по идее две тысячи гривен, но, поскольку вы наш старый, любимый клиент, мы делаем вам скидку пятьдесят процентов, и можете заплатить наличкой, – ответила я.
– Хорошо. – Он выложил на стол тысячу гривен, подхватил коробки с открытками и направился к выходу.
– Мимозина рядом с тобой отдыхает, такого ладного вранья я еще никогда не слышал. Еще и денег умудрилась содрать, – засмеялся Пробин, когда клиент удалился.
Он попытался забрать у меня честно заработанные тысячу гривен. Я возмутилась, Мишкин поддержал меня и сказал, что пятьсот я могу забрать себе за обработку клиента, а пятьсот сдать на нужды студии, а именно организацию вечерней пьянки.
– Хватит с вас и четырехсот, – гордо сказала я и спрятала деньги в сумочку.
Я звезда! Выйти из такой ситуации может только менеджер с большой буквы.
Мимозина приползла к четырем часам, когда мы уже нарезали колбасу и сыр. Мишкин поднял тост за славных менеджеров, Мимозина зарделась и сказала, что я целиком и полностью оправдала ее доверие, и даже пообещала начислить мне премию. Пробин напился, расщедрился и прибавил к моей зарплате еще пятьсот гривен.
Пьянка продолжалась до позднего вечера и закончилась грандиозным скандалом. Технический дизайнер стал подкалывать Ромашкину, которая периодически отвлекалась на общение в форуме толкиенистов, и сказал, что один из ее любимых персонажей, а именно Гендальф, в реальной жизни никакой не сказочник, а пидорас. Подвыпившая Ромашкина ответила, что лучше быть пидорасом, чем таким мудаком и занудой, как технический дизайнер. Мишкин встрял и высказал мнение, что Лив Тайлер с ее губками надо сниматься в порнофильмах, а не изображать из себя мученицу. Программист заметил, что «Гарри Поттер» круче «Властелина колец», – и понеслась душа в рай. Все начали орать, что-то друг другу доказывать, а я пошла проверять почту.
Пришло письмо от Урсулы.
Эмили, – пишет она, – я уже двадцать раз раскладывала карты Таро. Все одно и то же. Одно из двух: или ты выйдешь замуж за сэра Гея, или не выйдешь! Банки пользуются большой популярностью в клубе!
Урсула, – написала я в ответ, – сверни свои карты трубочкой и засунь в одно место мазохистам в клубе – им понравится. Если нужны еще банки – пиши!
Стала собираться домой, мне еще вечером сочинять роман для издательства. Швидко вызвался меня проводить, всю дорогу шутил и говорил, что уже почти уладил дела с разводом. Какое мне дело до его развода, если он все равно не собирается на мне жениться.
В метро встретили Ольку в хиджабе и каком-то одеянии до пят.
– Ну как? – спросила я.
– Хорошо, только в колготках жарко ходить летом, – вздохнула она.
– А без колготок никак? – поинтересовалась я.
– Никак, грех пальцы оголенные показывать.
Пришла домой и заявила родителям, что сегодня я снова буду сидеть на кухне до потери пульса, и предложила им заварить себе в термосе кофе, сделать бутерброды, чтобы не шастать каждые пять минут и не тревожить меня, а еще помочь мне с сюжетом для романа, потому что я ничего путного придумать не могу.
– Сейчас, – хором сказали родители и побежали в комнату писать сюжеты.
Я засела за компьютер, заварила себе кофе покрепче и стала придумывать очередной рассказ для ЖЖ. Почему-то вспомнила, как я устраивалась на работу, когда мы переехали в Харьков, глотнула кофе и стала писать.
В поисках работы
Приехав в город X., я отметила свое двадцатилетие и решила, что неплохо было бы устроиться на работу. Папа сказал, что его дочери не обязательно работать, и пообещал выдавать каждый месяц по сто долларов, ежели я буду сидеть дома. Маман произнесла свое коронное «ну-ну». Братец запрыгал от радости и сразу придумал, как мы потратим мою первую зарплату. Бабушка прослезилась и запричитала, что я и так худенькая, а на работе меня замучают окончательно, а дед сурово посмотрел и выдал: «Сейчас, едрить его мать, везде только секс!»
Обегав полгорода в поисках работы по специальности, я поняла, что городу X. недоученные армянские юристы не нужны, поскольку хватает своих доученных неармянских.
Тогда я почесала репу и пришла к выводу, что все работы хороши и необходимо просто задаться целью.
– Тут в один ганделык администратор требуется, – сообщила подруга Ленка, которая знала о моих поисках.
– А где это? – поинтересовалась я.
– На бульваре, почти возле памятника.
– О’кей! – ответила я и побежала домой.
Слово «ганделык» мне не очень понравилось. «Надо ж было так фирму назвать»! – подумала я.
Что скрывается за этим названием, на тот момент я, естественно, не догадывалась. По указанному адресу Эмилия Маратовна прибыла в деловом костюме и белой рубашке, в туфлях на шпильках с портфелем в руках. Искомой фирмы на месте не оказалось. Была прачечная, швейная мастерская, обувной магазин и какая-то грязная дверь с надписью «Бар», возле которой двое мужиков странной внешности пили пиво с таранькой. Побродив еще минут пять, я подошла к мужикам и спросила:
– Простите, а вы не подскажете, где здесь находится ганделык?
Мужики критически осмотрели меня, повернулись задом и продолжили беседу.
– В дверь заходи и на второй этаж! – буркнул один из них, махнув рукой.
– Спасибо! – ответила я.
На втором этаже обнаружился грязный, обшарпанный бар. «Шифруются»! – подумала я. Решив, что деваться некуда и коли уж я поднялась на второй этаж, то непременно должна найти таинственную фирму с некрасивым названием, твердым шагом я направилась к тетке, стоящей за барной стойкой.
– Простите! А вы не подскажете, где здесь фирма «Ганделык» находится? – спросила я.
– Так ты в нем стоишь! В ганделы-ы-ыке! – протянула тетка, прикуривая сигарету. – Шо надо?
– Я по-по-по-поводу работы! Администратора! – выпалила я, собравшись с силами.
– Ну-у-у, девка, ты даешь! Санька, глянь! Администратором хочет стать! – хмыкнула тетка.
Из подсобки выглянул Санька, толстый рябой мужик, в белом фартуке, забрызганном кровью.
«Убьют сейчас!» – подумала я и дала деру.
На следующий день Ленка сообщила, что требуется приемщица в пункт стеклотары. Решив, что отец, не жалевший денег на мое образование, сойдет с ума, узнав, что его дочь из юристов пошла в приемщицы бутылок, я отказалась от столь выгодного предложения. Купила газету по трудоустройству и занялась серьезнейшими поисками работы. Спустя неделю бесперебойных звонков меня пригласили на собеседование в фирму, занимающуюся торговлей всем на свете. Требовался менеджер по продажам.
Критически осмотрев меня, начальник сказал, что возьмет на испытательный срок секретарем, а там видно будет.
«Секретарем так секретарем, – подумала я, – все начинают с малого».
На следующий день в девять утра я как штык стояла перед дверью с железным замком, с портфелем, полным книг по делопроизводству. Первый сотрудник появился в половине двенадцатого.
– Ты хто? – спросил толстый мужик в грязных штанах.
– Секретарь! – гордо выпалила я.
– А-а-а, точно, секретарь, а я совсем забыл, – ответил мужик, икая. – Ты, секретарь, вот что: если кто спросит, скажи, что я в девять пришел и тебя впустил, понятно?
– Понятно, – ответила я.
Мужик открыл дверь, и мы вошли в комнату.
– Вот твое место! – буркнул он, показывая на старый обшарпанный стол, на котором стоял телефон.
– Ага! – ответила я и добавила: – А меня Эмилей зовут.
– Емелей, говоришь? – Мужик почесал затылок. – Ну и имечко. Значит, так, Емеля, будут звонить – зови меня.
– Я Эмиля, а не Емеля, – обиделась я.
– А-а-а, какая разница, я спать хочу, с бодуна я! Меня, кстати, Колей зовут. – Он махнул рукой и удалился в соседний кабинет.
Через пять минут позвонили.
– Алло! Вы торгуете досками? – послышался женский голос.
– Подождите минуточку, я уточню, – ответила я и побежала в соседний кабинет. Коля лежал на кожаном диване и храпел. Решив, что процветание фирмы важнее плохого самочувствия сотрудников, я принялась расталкивать его.
– Николай, Николай! Проснитесь, пожалуйста.
Николай замычал и открыл глаза.
– Там спрашивают, торгуем ли мы досками? – сказала я, указывая на дверь.
– Кто спрашивает? – зевнул он.
– По телефону спрашивают.
– Скажи, что торгуем! – Он повернулся на другой бок.
Я побежала в кабинет, схватила трубку и радостно выпалила:
– Торгуем мы досками! Торгуем!
– Почем метр? – осведомился женский голос.
– Подождите минуточку, – снова попросила я и побежала к Николаю.
Он лежал ко мне спиной, накрыв голову газеткой.
– Николай, простите, Николай! – прошептала я. – Там спрашивают, почем доски, метр почем?
– Какой метр? Чего метр? – зло буркнул мужик.
– Досок метр почем? Звонят, спрашивают.
– А-а-а, досок! Скажи, по договорной цене.
Я вбежала в кабинет, схватила трубку и сообщила:
– По договорной цене мы досками торгуем!
– Понятно, – ответили на том конце провода, – а когда можно подъехать к вам?
И снова я со всех ног побежала к Коле, по дороге зацепилась за гвоздь и порвала новую юбку.
– Николай! Там клиент спрашивает, когда подъехать можно.
Николай повернулся, плюнул и, матеря всех на свете, поплелся к телефону.
– Алло, менеджер по продажам Николай Костенко слушает вас! – икнул он в трубку.
На том конце послышались короткие гудки.
– Проворонила клиента! Дурища! – вздохнул Николай, почесывая яйца. – И поспать мне не дала!
– А вы бы не могли мне выдать прайс, – поинтересовалась я, – или рассказать, чем мы торгуем и почем?
– Прайсов нет у нас, расскажу лучше! Записывай! – ответил менеджер, закуривая сигарету.
Я обрадовалась и открыла блокнот. Спустя пятнадцать минут я узнала, что фирма торгует досками, травой и цветами для озеленения города, покрышками, клеем и кондиционерами.
– Мы еще кое-чем торгуем! – хитро подмигнул Николай. – Но тебе об этом знать пока необязательно. Пойду я опохмелюсь! А ты сиди тут! Секретарь! Я тебя Цербером звать буду.
Он погрозил пальцем и удалился.
Два часа я просидела в гордом одиночестве, изучая книги по делопроизводству и отвечая на звонки. Через два часа дверь окрыли две барышни: брюнетка и блондинка. Барышни посмотрели на меня, фыркнули и спросили:
– Ты хто?
– Секретарь! – ответила я.
– А-а-а, – вздохнули они и сели за соседний стол.
Снова зазвонил телефон.
– Фирма «Янус»! Здравствуйте! – ответила я.
– Кончай шутки шутить. Николая позови, – послышался мужской бас.
– Николая сейчас нет, ему что-нибудь передать? – спросила я.
– А ты хто? – спросили на том конце.
