Текст книги "Девушка из письма (ЛП)"

Автор книги: Эмили Гуннис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

 Глава 16

Понедельник, 11 февраля, 1957

Любимый, она здесь. Наша малышка здесь.

Мне едва позволили на нее взглянуть, но она, несомненно, самый красивый ребенок из всех, кого я когда-либо видела. На голове пушок волос, медных, как у меня, и ясные блестящие голубые глаза, как у тебя. Она была спокойна и совсем не плакала. Я же, наоборот, не могла остановиться. Мне позволили подержать ее несколько минут, до того, как начали накладывать швы. Она сильно сжала мой палец в крошечном кулачке, давая понять, что знает, что я ее мамочка. Я уверена, что она мне улыбалась. Сестра сказала, что это абсурд, новорожденные дети не улыбаются. Но я знаю, что так и было. Она пыталась сказать мне, что все будет хорошо. После этого я ничего не помню. Наверное, я потеряла сознание. А когда очнулась в лазарете, Розы – так я назвала ее – уже не было.

Айви услышала, как повернулся ключ в двери лазарета, затем раздался глухой удар, словно дверь стукнулась о стену. Она быстро спрятала ручку и бумагу под одеяло. Девушка увидела, что к ней спешат Сестра Фейт и Сестра Мэри-Фрэнсис. Их длинные накрахмаленные балахоны шуршали при ходьбе. Айви опустила глаза, чтобы не понести наказания за любопытство, и сложила руки на коленях.

– Дитя, в прачечной много работы. Ты здесь уже неделю. Нельзя же лежать вечно, – бросила Сестра Мэри-Фрэнсис, даже не успев приблизиться в кровати.

– Думаю, Сестра, она сможет вернуться через пару дней, – пояснила Сестра Фейт. – Она с трудом может стоять.

Сестра Мэри-Фрэнсис повернулась и хмуро посмотрела на монахиню помоложе.

– Дай вам волю, Сестра Фейт, вы бы укрывали их всех пуховыми одеялами и поили каждый вечер перед сном горячим шоколадом.  Так что я буду судить сама. Вставай, дитя, да побыстрее.

Айви испуганно кивнула и потянулась к одеялу, медленно откинула его, молясь лишь, чтобы ручка и бумага остались скрыты. Простынь под ней была чистой, но ноги и спину покрывала засохшая кровь. Она не смогла бы точно сказать, что с ней происходило в туманные дни и ночи после родов. Хотя по невнятным обрывкам разговоров поняла, что у нее началось кровотечение, которое с трудом смогли остановить. С тех пор она лежала в лазарете, неспособная двинуться из-за боли между ног.

Патрисия заходила сегодня утром перед завтраком, бледная и утомленная. В ее обязанности входило менять простыни в лазарете, и пока она занималась этим, то смогла сунуть под подушку Айви ручку и бумагу. Сестра Фейт вышла на минуту, чтобы взять что-то из шкафа в кладовой, и Патрисия поделилась, что видела ребенка Айви. Малышка очаровательна и совершенно довольна, почти не плачет между кормлениями. Айви заплакала и чмокнула подругу в веснушчатый нос, попросив передать это Розе.

– Тебе ведь недолго осталось, Пат? – спросила она, поглаживая живот Патрисии.

– Это ужасно? Больно? Я слышала тебя всю ночь, – сказала Патрисия, глядя на Айви, а потом обратно на дверь.

– Не так уж и плохо, – уверила ее Айви. – Я наделала много шума. А ты будешь в порядке.

– Что за ужасный беспорядок ты здесь устроила? – резко бросила Сестра Мэри-Фрэнсис, заметив окровавленное постельное белье, которое Патрисия оставила в углу комнаты. – Не думаешь, что мы и так достаточно сделали? Еще и прибирать за тобой? Постираешь эти простыни сама, как только встанешь.

– Да, Сестра, – пробормотала Айви, вздрагивая от боли, вынуждая себя выбраться из кровати и медленно встать. Она была уверена, что ноги подогнутся, и смотрела на Сестру Фейт со слезами в глазах.

– Подойди, дитя. Тебе нужно двигаться. Иначе ты никогда отсюда не выйдешь, – неодобрительно произнесла Сестра Мэри-Фрэнсис, поджав губы.

Айви не осмелилась спорить. Не обращая внимания на жжение в паху, она сделала шаг. И тут же дрожащие ноги подогнулись, она рухнула на колени.

– Вставай, – сурово приказала Сестра Мэри-Фрэнсис. Айви смотрела в пол, обхватив руками живот. – Сейчас же поднимайся. Или отправишься в кабинет Матушки Карлин.

Сестра Фейт подошла ближе и протянула руку, но Сестра Мэри-Фрэнсис отодвинула ее, останавливая. Айви медленно поднялась на ноги, потом заползла на кровать.

– Вставай, – рявкнула Сестра Мэри-Фрэнсис.

– Я не могу, Сестра. Простите, но ноги меня не слушаются. Я, правда, стараюсь. – Все тело Айви дрожало.

– Вставай, – повторила Сестра Мэри-Фрэнсис.

Айви медленно встала, используя кровать для поддержки. Она не осмеливалась плакать, хотя боль разрывала живот, вызывая ощущение, что в любой момент ее может стошнить. Выпрямившись, она опустила глаза и заметила на полу у ног капли крови.

Она сделала шаг, потом схватилась за край кровати, когда ноги снова подогнулись. И с грохотом рухнула на пол, приземлившись на бок и вскрикнув от боли.

– Я хочу, Сестра, чтобы завтра она встала с кровати. И пусть сама выстирает эти простыни, – велела Сестра Мэри-Фрэнсис.

Айви лежала на полу, глядя, как черные ботинки Сестры шагают прочь по холодной керамической плитке.

Как только старшая монахиня ушла, Сестра Фейт помогла Айви подняться и лечь обратно в кровать.

– Она ведь не шутила, – тихо сказала монахиня. – Ты можешь остаться здесь лишь до завтра.

– Да, Сестра, я понимаю. Простите за беспорядок, – пробормотала Айви, пока Сестра Фейт вытирала тряпкой кровь с пола.

На стене лазарета зазвонил колокол, и Сестра Фейт посмотрела на часы.

– Я пойду на ужин. Принесу тебе немного супа.

– Спасибо, Сестра.

Как только Сестра Фейт ушла из лазарета, заперев за собой дверь, Айви расслабилась и потянулась за ручкой и бумагой, что в безопасности лежали под одеялом. Она поморщилась, удобнее устраиваясь на жесткой железной кровати, и продолжила писать.

Я пишу это из кровати в лазарете. Роды были ужасными. Я не знала, чего ожидать, но рада этому. Если бы в комнате, где я провела в одиночестве всю ночь, было окно, наверное, я могла бы из него выпрыгнуть. Подобной боли я никогда не испытывала, даже на миг. А мне пришлось выносить ее несколько часов. И никого, чтобы утешить меня. Не зная, придет ли этому конец.

Комната, где меня оставили, была мне уже знакома. Воспоминания о ней останутся со мной навсегда. Матушка Карлин заставляла девушек на поздних сроках беременности убирать ее сразу после чьих-нибудь родов. Ничто не наполняет страхом больше, чем залитый кровью пол. Его так тяжело отмыть холодной водой лишь с крошечным кусочком мыла. Однажды я провела там на коленях целый день. Один раз мне пришлось мыть рядом с крошечным мертвым младенцем. Он лежал в мусорном ведре, завернутый в окровавленное одеяло. Я вынула его, прижала к себе и плакала, говоря, что его любили. Потом Матушка Карлин забрала его, чтобы бросить в резервуар. Туда отправлялись все мертвые дети. Она велела мне не тратить понапрасну слезы на порождение дьявола и ударила так сильно, что ее кольцо оставило порез на моей щеке.

Роды у меня начались к концу длинного дня в прачечной. Машина была тяжелой, а живот мой – таким большим, что я не могла ее удержать.

Айви замерла, вспомнив последний день, когда Роза принадлежала лишь ей. Последний раз, когда она точно знала, где ее дочь и что она в безопасности.

Оборудование в прачечной казалось тяжелее обычного. Да и тело ныло как-то иначе. Боли в животе начались вскоре после ланча и становились все сильней, пока девушка не согнулась пополам, не в силах больше терпеть. Айви медленно подошла к Сестре Эдит, пытаясь не кричать от боли.

– Ты что себе позволяешь? Возвращайся к работе, – рявкнула Сестра Эдит.

– Сестра, можно я сегодня поработаю на кухне? У меня очень болит живот.

– Нельзя. Это не роды, еще рано. Возвращайся к работе!

Айви поплелась обратно на свое место. Взгляды всех были устремлены на нее, но никто не осмелился сказать ни слова. К ужину она уже не могла стоять. Остальные девушки ушли, а Айви скорчилась в углу и стонала от боли, схватившись за живот. Над ней склонились Сестра Эдит и Матушка Карлин.

– Прекрати шуметь. Лучше ступай в лазарет, дитя, – произнесла Матушка Карлин.

Айви дождалась, когда схлынет последняя волна боли, потом, пошатываясь, двинулась по коридору. Она почувствовала облегчение при упоминании лазарета. Может, хоть сейчас ей достанется немного доброты и заботы. Как же она ошибалась.

Успокоившись, она снова взяла ручку. Наверное, Сестра Фейт скоро вернется, и другого шанса написать письмо у нее не будет.

Когда я добралась до лазарета, меня закрыли там совершенно одну. В той комнате, что я отмывала от крови лишь неделю назад. И я подозревала, что скоро в ней опять будет много крови.

Той ночью, в одиночестве, я много думала о том крошечном мертвом младенце. Гадала, не означает ли такая сильная боль, что наш ребенок умирает. Несколько раз Сестры приходили и уходили, велели успокоиться, перестать шуметь. Говорили, что это мне наказание за плотские грехи. Я пыталась быть храброй, но сильная боль не позволяла. Я звала свою мать, отца, тебя. Но никто не пришел.

Айви перестала писать и положила ручку и бумагу рядом с собой, потом закрыла лицо руками. Было слишком больно вспоминать, как она лежала на полу, одна в темноте, а в доме царила мертвенная тишина. С каждой волной боли рассудок уплывал. Девушка лишь помнила, как на полу перед ней возникли ботинки отца. Она видела в них свое лицо, – так сильно они были так начищены. Отец смотрел на нее сверху и улыбался.

– Папочка, помоги мне.

– Милая, ты все делаешь правильно. Я горжусь тобой. – Он снял шляпу и опустился рядом с ней.

– Я умираю. Я не могу терпеть боль.

– Можешь. Подумай о том, что будет, когда она закончится.

Снова нахлынула волна боли, и она потянулась к нему.

– Пожалуйста, если что-то случится, присмотри за моим ребенком.

Он взял ее руку.

– Будь храброй, Айви. Я всегда буду присматривать за тобой. За вами обеими.

Она отбросила воспоминания и сжала ручку в пальцах. Нужно закончить письмо прежде, чем вернется Сестра Фейт.

Думаю, я была близка к смерти, когда пришел доктор Джейкобсон. Я умоляла его спасти моего ребенка. И он разрезал меня, так сильно, будто пытался распилить надвое. Потом я услышала ее крик. И появилась она. Наша малышка. Я спросила доктора Джейкобсона, видел ли он мою мать. Умоляла его забрать меня домой. Но он не стал со мной говорить. Просто оставил меня там с Розой. Надеюсь, он скажет о ней маме.

После ухода доктора Джейкобсона меня зашили. Это было даже больнее, чем сами роды. Монахиня, шившая меня, была неуклюжей и старой, и постоянно роняла очки для чтения. Я несколько дней не могла ходить, но Сестра сказала, что мне нужно скорее возвращаться к работе, чтобы отработать содержание. Я написала маме и дяде Фрэнку, спрашивая, могут ли они заплатить 100 фунтов долга за мое пребывание здесь. Но они не ответили. Я уже говорила, что стандартный срок отработки три года. Если придется остаться здесь на это время, я сойду с ума.

Детскую комната находится рядом с лазаретом. Я почти постоянно слышу детский плач, днем и ночью. Наверное, это часть наказания. Я теряю рассудок при мысли, что это плачет Роза, а я не могу к ней подойти.

У меня появилось молоко. Но нам не позволяют кормить своих детей, как заложено природой. Вместо этого им дают молочную смесь. Может, чтобы разрушить связь между матерью и ребенком. Мне дают таблетки, чтобы молоко исчезло, но они действуют достаточно медленно. Оно течет ночью, и мне очень больно. Сестра приходит в ярость, когда видит сырые простыни. Она устала от моего пребывания в лазарете, от моих слез. От моего беспокойства.

Я очень сильно скучаю по своей малышке. Не могу вынести, что кто-то заберет ее отсюда. Она принадлежит мне, нам.

Прошу тебя, любимый, приходи и забери нас, чтобы мы, наконец, смогли стать семьей. Пожалуйста, приходи побыстрее, пока Розу не удочерили. Иначе мы потеряем ее навсегда.

Со всей своей любовью,

твоя Айви

Едва успев написать последнее слово, Айви услышала ключ в замке и быстро запихнула письмо в конверт, который оставила Патрисия. Сестра Фейт принесла ей миску прозрачного супа и кусок хлеба.

– Держи.

– Спасибо, Сестра. – Айви с благодарностью взяла теплую миску.

– Нам нужно замочить те простыни, иначе их не отстирать, —проговорила Сестра Фейт почти нормальным тоном.

– Простите за неприятности, Сестра, – сказала Айви. – Я сейчас все сделаю. – Она опустила миску.

– Я сделаю; ты лучше отдыхай. Матушка Карлин придет с утра, и тебе придется вернуться к работе.

– Спасибо, – проговорила Айви, с жадностью принявшись за скудный ужин.

 Глава 17

Воскресенье, 5 февраля, 2017

Сэм с тяжелым сердцем припарковалась у дома, где жил Бен. Она еще помнила тот день, когда они нашли эту квартиру. Девушка была на позднем сроке беременности, и они обошли неисчислимое количество домов. А потом им показали это место, и Сэм в него влюбилась. Квартире лишь нужна была нежная забота, да еще немного краски. Зато имелся небольшой внутренний садик. И камин в гостиной. Они переехали сразу после свадьбы, и Бен попытался перенести Сэм через порог, но, учитывая ее восьмимесячную беременность, сорвал спину.

Поэтому он лежал на диване, а она в компании с дедушкой и своим животом делали большую часть ремонта. Бабушка сшила подушки на диван, а дед пожертвовал немного мебели из антикварного магазина. И постепенно это место стало домом. Сэм любила эту квартиру, с ней было связано столько воспоминаний. Они втроем плещутся в ванной, Эмма делает первые шаги по гостиной... Стремительно пролетели четыре года. И однажды – в пылу спора – Сэм предложила ненадолго переехать вместе с Эммой, чтобы остыть и сменить обстановку. Она была крайне удивлена, когда Бен согласился.

Сейчас Сэм видела его через окно. Бен с чайным полотенцем на плече ходил по гостиной, собирая игрушки Эммы. Девушка заметила, как при виде нее плечи его опустились, а челюсти сжались. И он ткнул указательным пальцем в часы на запястье. В эти выходные была не его очередь сидеть с Эммой. Но ему пришлось взять девочку, потому что она заболела, а Сэм работала. И он явно из-за этого злился.

Сэм заперла машину и направилась к двери. Она уже получила нагоняй от Мюррея, и, если Бен набросится на нее с упреками, ей потребуются все силы, чтобы не выйти из себя. Пока шла по дорожке, Сэм снова и снова вспоминала разговор с Мюрреем. Он третировал ее с тех пор, как родилась Эмма.

Сэм вернулась к работе так быстро, как только получилось. Но она больше не могла, как прежде, работать по ночам или, забросив дела, все выходные гоняться за сенсацией. И в наказание он подсовывал ей последки со дна бочонка историй. Именно поэтому она придержала для себя то, что касалось Кэннон. Мюррей особой щедростью не отличался и попросту не заслуживал подобной истории. Она собиралась уйти из агентства, как только получит предложение получше. И вот это действительно могло стать местью.

Сэм протянула руку и нажала на звонок.

– Привет, как дела? – спросила она, когда Бен, наконец, открыл дверь.

– Привет, – пробормотал он сквозь сжатые зубы, не встречаясь с ней взглядом. – Ты опоздала.

– Прости, я правда старалась улизнуть. Как Эмма? – спросила она у затылка Бена, пока он несся по коридору. Она так скучала по «старому» Бену, – тому, который после трудного дня наливал ей бокал вина и устраивал ванну с пузырьками. Этот же Бен, скорее всего, утопил бы ее в этой самой ванне.

– Хорошо. Кажется, все в порядке. Но она ничего не ела, так что я сейчас пытаюсь ее накормить. – Он убрал пальто и сумочку Сэм с дивана, куда она, войдя, бросила их. Уборка никогда не была его сильной стороной. Однако с тех пор, как Сэм переехала, он словно бы каждым действием пытался подчеркнуть, что ему без нее намного лучше.

– Я могу помочь? – спросила Сэм.

– Сомневаюсь. При тебе она капризничает. – Он уселся обратно за стол, а Эмма сразу же потянулась к матери. Бен поднес ко рту дочери кусочек брокколи. Эмма быстро взяла его, но, вскрикнув, выплюнула на пол.

– Эмма, не балуй, – крикнул он.

Сэм подошла к Эмме и села рядом.

– Привет, милая.

Эмма наклонилась и обхватила ручками шею матери, упав со стула ей на колени. И начала хихикать.

– Спасибо! – прорычал Бен.

– Что?

– Ей нужно поесть. Чего-нибудь полезного. Так что она не встанет отсюда, пока не съест немного овощей.

– Прости. Я просто поздоровалась с дочерью.

– И теперь ты ее не усадишь. Я пытаюсь соблюдать хоть какой-то режим, а ты все портишь.

– Ладно. Хочешь, чтобы мы ушли? – Сэм начала подбирать с ковра кусочки брокколи.

– Ушли? Она обедает. Ладно, забудь, – раздраженно бросил Бен.

Сэм выпрямилась.

– Похоже, ты намерен ссориться. Нам лучше уйти.

– Конечно! Ты просто возьмешь и уйдешь, а мне здесь убирать! Как мило.

– Бен, прости, что тебе пришлось взять Эмму. Но у меня нет выбора. Бабушка вымотана, а я не могу просто так взять выходной.

– Приехали. Я вся такая несчастная и совсем не контролирую свою жизнь, которая летит вперед на американских горках. Держитесь все, если что – я не виновата, – саркастически пробормотал он, попытавшись засунуть ложку с едой Эмме в рот. Сэм разозлилась: Эмма была достаточно взрослой, чтобы есть самостоятельно.

– Это несправедливо, – прошипела она. – Ты предложил мне выйти на работу, сам же решил остаться дома с Эммой. Я говорила тебе, что будет тяжело.

– Ну, я полагал, что ты повзрослела, когда она родилась. Многие матери не могут оставить ребенка даже на день, не говоря уже о пяти, иногда и шести днях в неделю. – Бен поморщился, когда Эмма оттолкнула его руку.

Глаза Сэм защипало от слез.

– Черт возьми, да я вижу ее теперь намного чаще тебя. Потому что ты, предположительно, ищешь работу.

– Да, и завтра у меня два собеседования, к которым еще нужно подготовиться. Но, поскольку мне пришлось нянчиться с Эммой, то, похоже, шансов у меня там почти не осталось!

– Мы не можем все время полагаться на бабушку. Я надеялась получить повышение, чтобы мы смогли нанять няню. Но когда твой босс – полное дерьмо, этого трудно добиться.

– Если я получу работу, то мы сможем платить няне!

– Было бы здорово, – проговорила Сэм, пытаясь смягчить ситуацию. – Я вижу, что ты стараешься. Я не знала о собеседованиях. На какую должность?

Бен издал саркастический смешок.

– Что тебя беспокоит?

– На самом деле многое. Думаю, все, что происходит с тобой –  здорово. Но если ты будешь проводить много времени на работе, тогда, может, стоит разработать план?

– Чтобы удержать меня на привязи? Ты об этом?

– Хочу пи-пи! – прокричала Эмма.

Бен тяжело вздохнул и потянулся за девочкой, сидящей на полу рядом с Сэм.

– Меня мамочка возьмет! – закричала Эмма. – Не хочу папу! Папа придурок!

Бен уставился на Сэм.

– Вижу, за моей спиной ты очень хвалебно обо мне отзываешься.

– Я не использовала при ней это слово. И никогда не говорила так о тебе. Вероятно, она подхватила это от тебя. Когда ты за рулем, ты и не так выражаешься. И что, черт возьми, ты имел в виду, говоря, что я хочу держать тебя на привязи?

Бен достал несколько влажных салфеток, чтобы вытереть лицо Эммы.

– Я просто имел в виду, что бабушка не всегда сможет быть рядом. И кому-то из нас придется сидеть с Эммой, если няня заболеет или тебе придется работать допоздна, и ты не сможешь быть дома вовремя. Я могу найти работу, но так я никогда не сделаю карьеру. Ты совершенно не замечаешь, что мне приходится терпеть. Похоже, работа оказывает на тебя странное влияние.

– Хочу пи-пи, – прокричала Эмма.

– Это не правда! Поверить не могу, что ты так сказал! – глаза Сэм наполнились слезами.

Бен поднял Эмму, и она сделала пи-пи прямо ему на ногу.

– Превосходно! – заорал он. – Эмма, тебе четыре года, ты скоро пойдешь в школу [32]32
  Большинство британских детей поступают в начальные школы в возрасте 5 лет


[Закрыть] . Неужели так трудно потерпеть?

Когда он стянул с Эммы влажную одежду, по маленьким щечкам покатились огромные слезы. Она умоляюще взглянула на Сэм и протянула к ней ручки. «Стоит запомнить этот момент», – подумала Сэм. Похоже, их отношения достигли самого дна, ударившись о подножие утеса.

Она подошла к дочери и погладила ее по волосам, мягко утешая, пока девочка не затихла. Закончив с переодеванием, Бен поднял Эмму и вручил ее Сэм.

– Вот, можешь забирать. А мне нужно пиво. – Он быстрыми шагами пересек комнату, потом снова взглянул на Сэм. – Если завтра она еще будет болеть, оставишь ее с бабушкой. Или сиди с ней сама. Я не собираюсь отменять собеседования. Ты знаешь, где выход.

 Девочка уткнулась носом в шею матери. А Сэм стояла, глядя на диван, где они с Беном провели так много ночей, прижавшись друг к другу, пока Эмма мирно спала в переноске у их ног.

Потом она услышала, как хлопнула входная дверь. Так сильно, что задрожали стены в гостиной. И поняла, что в первый раз с момента встречи с Беном она совсем ничего не почувствовала.