Текст книги "Несовершенства"

Автор книги: Эми Мейерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Выясняется, что друг Карла стал нацистским офицером. С самого начала он подпал под влияние Эйхмана, который непосредственно руководил уничтожением евреев. Как такое случилось? Как такой человек, патриот империи, мог вступить в омерзительную партию, которая презирала все принципы Габсбургов? Он случайно нашел Флору, поскольку служил в отделе учета. Он узнал, что некая американская пара увезла в Америку еврейскую девочку, в чьих документах на выезд значилась девичья фамилия ее матери – Флора Теппер. Еврейка. Вот тогда-то он и послал своих людей найти Флору и алмаз.

– Бриллианта, однако, не нашли, – мрачно пересказывает Кристиан. – Подробностей Цита не знала, ей было известно только, что маленькую квартиру Ауэрбахов обыскали, а Флору арестовали. Судьба этой няни – одно из самых больших ее сожалений в жизни.

На экране Цита замолкает, опускает глаза на свои сморщенные руки и сжимает их так, что опухшие пальцы краснеют. Кажется, она хочет сказать что-то еще, но говорить больше нечего. На этом кадре – Цита с опущенной, словно в молитве, головой – запись обрывается.

Кристиан выглядит таким же несчастным, как Цита. На лицах Винклеров тоже застыло отчаяние. Джейк лежит на полу, уставившись в пожелтевший потолок. Он не может упорядочить свои мысли, смутные, неясные, сбивчивые. Он чувствует побуждение что-то предпринять, но что тут поделаешь? Невозможно изменить события, случившиеся восемьдесят лет назад.

Бек встречается глазами с Кристианом. «Как ты?» – одними губами спрашивает он, и Бек кивает в знак того, что она держится, хотя сердце у нее разрывается. Она почему-то ощущает ответственность за смерть Флоры, словно, сопоставив вместе кусочки ужасной мозаики, она взяла на себя вину за трагедию. В конце концов, это она нашла брошь. Носила ее на работу. Показала бриллиант Виктору. Это из-за нее они приехали сюда и раскрыли прошлое, которое в противном случае осталось бы неизвестным.

Эшли, странным образом, ощущает прилив сил. Конечно, Цита должна испытывать вину. Бывшая императрица пронесла сожаления через всю жизнь, и через сорок лет после смерти Флоры, когда записывалось интервью, ее все еще терзали муки совести. И от этой мысли Эшли становится легче.

На следующей кассете Цита сидит в синей блузке вместо черной, но с той же нитью жемчуга. Ей подправили макияж. Тон ее голоса становится высокопарным и ностальгическим.

– Она рассказывает о жизни семьи в Нью-Йорке, – говорит Кристиан.

Запись продолжается несколько минут, и на ней другая Цита подробно описывает будни в коттеджном поселке в Таксидо-Парк.

– Здесь можно остановиться, – говорит Бек.

Она просит Петера Винклера письменно засвидетельствовать, что он разрешил снять копию с записей и добровольно предоставил Миллерам предметы из коллекции отца. В комнате повисает напряженная атмосфера.

– Нам нужно будет предоставить суду подтверждение, что эти доказательства получены законным путем, – объясняет Бек.

Джейк стучит ногой по полу, раздраженный тоном сестры. Она пытается быть вежливой, но ее слова звучат снисходительно. Однако Петер подписывает наспех составленную ею бумагу.

Провожая гостей, Винклер спрашивает:

– А что вы будете делать с алмазом, если выиграете суд?

Придется его продать. Как только его цена будет установлена, они не смогут погасить налоги на наследство и приращение капитала. Выход только один – выставить бриллиант на торги, то есть совершить тот шаг, от которого их бабушка всю жизнь удерживалась.

Бек хочет объяснить Петеру, что другого способа выпутаться из долгов у них нет, но вместо этого произносит:

– Не знаю.

Когда они идут по мощенным булыжником улицам к железнодорожной станции, уже спускаются сумерки. Пока ждут на платформе поезда, вчетвером втиснувшись на скамью для троих, небо краснеет.

– Если бы мы сюда не приехали и не обнаружили эти записи, то так бы и считали Флору воровкой, – сокрушается Эшли.

Бек внимательно смотрит на сестру, чувства которой оказались гораздо глубже, чем она полагала, но произнести такое вслух никак нельзя, а потому Бек просто обнимает Эшли.

Джейк рассеянно смотрит в сторону приближающегося поезда. С тех пор как они посмотрели последнюю часть интервью, он словно онемел. Трудно вспомнить, почему он чувствовал такое воодушевление после обращенной к Винклерам речи, почему считал, что имеет право знать историю Флоры. И что же теперь? Ему кажется несправедливым, что он знает о Флоре больше, чем Хелен.

– Этого недостаточно, – говорит он.

Поездка на историческую родину его изменила. Он чувствует обновление во всем теле, но этих перемен недостаточно, чтобы вернуть Кристи. Сожалений Циты недостаточно, чтобы смириться с жестокой судьбой Флоры.

Поезд подходит к платформе. Миллеры и Кристиан по очереди заходят в вагон и садятся на лавки лицом друг к другу. Недостаточно. Эшли тоже разделяет отчаяние брата. Никаких денег, вырученных за алмаз, не хватит, никакое решение суда не будет воспринято как победа. Даже если рассказ Циты убедит судью, даже если они получат бриллиант, даже если Эшли сможет воспользоваться вырученными от продажи деньгами, чтобы спасти дом, этого недостаточно, чтобы исправить случившееся с Флорой.

Только Бек чувствует удовлетворение.

– Вы правы, – говорит она брату и сестре, прижимаясь к Кристиану. – Может, этого и мало, чтобы повлиять на суд, но Цита рассказала правду. Какое бы решение ни вынесла судья, мы узнали историю своей семьи. И лично мне этого хватает.

Семнадцать

Когда Миллеры возвращаются с ворохом бумаг и записями многочасовых интервью, начинается настоящая битва. У них есть рассказ Циты, подробно описывающей, при каких обстоятельствах император подарил Флоре шляпную булавку. У них есть письменное заявление Петера Винклера, подтверждающее, что записи интервью принадлежали его отцу и были сделаны в процессе сбора материала для биографии императрицы. У них есть пустотелая кукла Хелен, фотографии, демонстрирующие, что бабушка привезла ее на пароходе «Президент Гардинг», и свидетельские показания Деборы о том, что она нашла внутри этой куклы три круглых бриллианта. У них есть показания Виктора, где он рассказывает, как послал желтый щитовидный бриллиант из броши Хелен в Международное геммологическое общество на экспертизу, и объясняет, почему он подозревает, что три найденных Деборой бриллианта вынуты из шляпной булавки. У них есть дополнительное свидетельство от другого геммолога, подтверждающее выводы Виктора. К тому же Том убедил Дэниела Шпигеля предоставить Миллерам учетные книги его деда и эскизы броши, доказывающие, что желтый бриллиант был вынут из шляпной булавки и вставлен в брошь в виде орхидеи. У них также есть завещание Хелен, по которому брошь переходит к Бек, и семейное соглашение о разделе имущества, где Миллеры выражают готовность разделить стоимость алмаза поровну. Все вместе это весомая доказательная база, убедительные аргументы, на основании которых суд должен признать их законными владельцами бриллианта.

Перед тем как Дебору вызвали давать показания, Бек предупредила Тома, что следует избегать вопросов о взаимоотношениях Джозефа Шпигеля с Хелен – это только выставит мать перед другими участниками процесса уклончивой и нервной дамочкой. Дебора достаточно пережила, делясь своими открытиями с детьми. Кроме того, дела о признании права собственности на алмаз данные обстоятельства никак не касались.

Какой бы правдоподобной ни была их история, несмотря на веские доводы, соперники не упускают возможности возразить на них. Краеугольный камень аргументации Миллеров – рассказ Циты. Однако их пытаются опротестовать под тем предлогом, что бывшая императрица свидетельствовала не под присягой и записи не оформлены как дача показаний. Поскольку женщины нет в живых, она не может явиться в суд для перекрестного допроса. Кроме того, вдова последнего австрийского императора давала интервью в возрасте восьмидесяти с лишним лет, а потому ее памяти нельзя доверять. А если и можно, где гарантия, что сам Карл был в здравом уме, когда дарил Флоре бриллиант? В конце концов, гибель империи – это немалое потрясение. Итальянцы даже высказывают предположение, что в конце жизни Цита страдала от деменции, которое австрийцы с негодованием отметают. Может, Цита и свергнутая императрица, но она остается австрийской исторической личностью. И все же австрийцы солидарны с итальянцами и потомками Габсбургов, что сказанное в интервью основано на допущениях и не может быть принято как доказательство.

Поначалу судью Риччи эти аргументы убеждают. Она соглашается, что видеозаписи не могут быть квалифицированы как документальное свидетельство и не равноценны воспоминаниям ныне живущего человека, с которого можно снять показания специально для суда. Многие из заявлений Циты на записи требуют пояснений в процессе перекрестного допроса. Том возражает, что записи Циты – документ старый, но приемлемый в качестве доказательства, однако это зависит от определения слова «документ» – допустимо ли его толковать в столь широком смысле, чтобы включать сюда и видеоматериалы.

Тем не менее в итоге судья признает, что сказанное Цитой идет вразрез с ее личными интересами.

– Интервью свидетельствует об осведомленности императрицы в том, что ее муж добровольно подарил Флоре Теппер, также известной как Флора Ауэрбах, алмаз «Флорентиец», – зачитывает судья Риччи свое решение четырем соперничающим сторонам. – Хотя в означенное время император Карл фон Габсбург действительно мог находиться в чрезвычайно подавленном состоянии, его жена, императрица Цита Бурбон-Пармская, признавала, что он никогда, даже на смертном одре, не жалел о сделанном Флоре Теппер, также известной как Флора Ауэрбах, подарке. Поскольку подобное признание противоречило интересам Циты в отношении бриллианта, я нахожу ее заявления заслуживающими доверия и приемлемыми в качестве доказательств. – Когда остальные участники высказывают возражения, судья подводит черту: – Это мое окончательное решение. Я принимаю видеоинтервью в качестве доказательства. Протесты можете выразить в апелляции.

Итальянцы, австрийцы и Габсбурги вихрем вылетают из зала суда, а Бек и Том задерживаются.

– Неужели свершилось? – недоверчиво спрашивает Бек.

– На самом деле, – отвечает столь же изумленный Том.

На следующее утро Габсбурги отзывают свой иск. Их адвокаты делают заявление прессе: «Поскольку алмаз „Флорентиец“ всегда будет достоянием династии Габсбургов, семья решила сосредоточиться на более насущных проблемах. Кому бы ни достался бриллиант по суду, семья надеется, что нынешние владельцы примут разумное решение выставить его в экспозиции музея, где публика сможет видеть бриллиант, принадлежавший многим поколениям императорской семьи».

Итальянцы и австрийцы немедленно подают возражения процедурного характера, чтобы затянуть окончание досудебного представления доказательств. Они настаивают на необходимости привлечь новых экспертов, чтобы оценить, действительно ли император мог на законных основаниях подарить Флоре алмаз до введения в действие Габсбургского закона. Даже если так, Флора хранила бриллиант в Вене на протяжении двадцати лет, прежде чем Хелен увезла его в Америку, – двадцать лет, в течение которых ее могли по закону обязать вернуть камень австрийскому правительству; двадцать лет, в течение которых австрийское правительство, в свою очередь, могли обязать вернуть алмаз Италии в качестве репараций.

Но судья Риччи непреклонна:

– Каждой стороне было предоставлено достаточно времени для оглашения свидетельских показаний многочисленных специалистов относительно Габсбургского закона и Мирного договора тысяча девятьсот двадцатого года. Неужели вы хотите убедить меня, что этих экспертных мнений недостаточно? – Прежде чем адвокаты успевают подать голос, она сама отвечает на свой вопрос: – Не вижу необходимости вызывать новых свидетелей, чтобы задавать им вопросы, на которые уже ответили другие специалисты. Дата окончания предварительного рассмотрения доказательств остается в силе, срок истекает в конце месяца.

После чего у сторон будет тридцать дней на представление ходатайств о решении в порядке упрощенного судопроизводства, чтобы судья могла установить, имеет ли кто-то из них законные претензии на владение «Флорентийцем».

Прежде чем начинает тикать тридцатидневный срок для подачи возражений, итальянцы отзывают свой иск. Их адвокаты выступают в прессе с таинственным заявлением о приоритетах в расследовании относительно других объектов культурного достояния.

Редкий случай, признается Том Бек, так и не выяснив причин их отказа от претензий.

– Может, они обнаружили что-то новое? Очевидно, что судья не склонна давать им преимущество перед австрийцами. Ей, видимо, претит необходимость сверяться с европейскими законами. Итальянцы, наверно, догадались, что любой спор с Австрией придется выносить в Европейский суд. Но почему они не подали апелляцию, ума не приложу, делайте со мной что хотите.

– Слова, которые каждый мечтает услышать от адвоката, – улыбается ему Бек, попивая виски во время празднования в ресторане «Континенталь».

– Значит, два соперника выбыли. Теперь мы один на один с австрийским правительством, – говорит Том, поднимая стакан.

Бек держит свой около рта.

– Как ты думаешь, то, что судья не стала продлевать срок раскрытия доказательств, – это же хорошо, да? Она уже решила, как поведет дело?

– Учитывая, что она позволила нам представить солидные доказательства, я не стану биться об заклад, но скажу только, что на месте представителей австрийской стороны я пришел бы в ярость.

– Но ты мой представитель. – Бек не хотела, чтобы фраза прозвучала кокетливо, но ее голос вел самостоятельную игру.

– И, как твой адвокат, настаиваю, что необходимо выпить еще виски. – Том осушает стакан и жестом просит официантку принести еще по одному, хотя Бек едва прикоснулась к своему коктейлю «Олд фэшн». – Я тут подумал… – начинает он, и в животе у Бек сворачивается узел. – Возможно, нам стоит вернуться к идее компромиссного соглашения.

– А австрийцы в нем еще заинтересованы? – спрашивает Бек, чувствуя облегчение оттого, что они пока остаются на твердой почве юриспруденции. – Мы еще можем это урегулировать? Что, если подать заявление о возвращении искового заявления? – В Министерстве юстиции и так находится более шестидесяти запросов на отклонение исков до окончания судебного разбирательства.

– Для этого нет оснований, – отвечает Том, беря у официантки с подноса напитки.

– Как можно урегулировать спор, когда идет процесс?

Том одобрительно улыбается Бек.

– Большинству юристов не пришло бы в голову спрашивать об этом. У тебя хорошо варит котелок в нашем деле, Бек. Я всегда это знал.

Бек застенчиво проводит ладонью по волосам, одновременно польщенная комплиментом своему интеллекту и задетая снисходительным тоном бывшего бойфренда. Том всегда вызывал у нее подобное смешение эмоций, даже когда она была влюблена в него.

– Сделка должна быть предварительной, – продолжает он. – Но мы можем возразить судье, что помещение бриллианта в экспозицию музея в Вене не окажет негативного влияния на оценку Министерством юстиции других исков.

– И в этом случае мы сможем получить деньги? – Бек представляет, как обрадуется Эшли, узнав, что ей не нужно продавать дом.

– Он, вероятно, останется на эскроу-счете, пока все иски не будут урегулированы, но мы можем попытаться убедить судью снять с него арест, поскольку у вас есть такая необходимость. Для этого вы должны дать гарантии, что выплатите всю сумму, если одна из других претензий окажется более убедительной, чем твоя и австрийская. Но я думаю, лучше все-таки хранить его на эскроу-счете.

«Пока мы ждем деньги, – думает Бек, – Эшли может взять промежуточный кредит или заем в счет будущего мирового соглашения». А если они договорятся с австрийцами, Эшли не придется продавать дом.

– А вопрос с претензиями моего отца решен? – спрашивает Бек, и Том кивает. – Хорошо, тогда давай свяжемся с австрийскими адвокатами.

Том, по-видимому, расслышал в словах Бек согласие другого рода, потому что, не успевает она опомниться, как он допивает виски и придвигает свой стул к ее стулу. Он нежно гладит ее по волосам, и Бек охватывает ужас.

– Я соскучился по тебе.

– Ты каждый день меня видишь. – Бек встряхивает волосами, освобождая их из-под его руки.

Том гладит ее по щеке, и по его рассеянному взгляду она понимает, что от алкоголя он осмелел. Он проводит пальцем по ее носу вниз к губам.

– Я соскучился по этому.

Ей приятны его прикосновения. Настолько, что она готова позволить ему продолжать. После возвращения из Австрии они с Кристианом несколько раз виделись, но их отношения почти сразу же изменились. Вдали от Вены, Города мечты, их встречи остались частью той мечты, вдохновленной романтикой узких улочек. Быстро обнаружилось, что Кристиан любит посещать каждый вечер дешевые бары, заказывать там разбавленное пиво или вереницу шотов и засиживаться там, пока его не выгонят – либо потому, что он уснул за столиком, либо потому, что заведение закрывается. Когда она тащила его домой, он говорил ей пошлости на невнятном немецком. Если честно, Бек это утомило. Бесконечное пьянство, перегар, который въедается в одежду, вульгарные требования Кристиана. Время, проведенное с ним, показало ей, что каким-то образом, не имея ничего из положенного женщине за тридцать – ни партнера, ни семьи, ни своего дома, ни даже карьеры, – где-то по пути она стала взрослой. И, как взрослой женщине, ей не нужны и озабоченные объятия бывшего бойфренда.

Когда Том приближает к ней свое лицо, она отворачивается.

– Нет. Я уже говорила тебе: это была ошибка. Не хочу повторять ее.

Том начинает извиняться, и Бек его останавливает:

– Давай внесем ясность. Будем друзьями, ладно?

Лицо Тома краснеет от унижения пополам с алкоголем, но он соглашается:

– Хорошо, – и бросает взгляд на часы. – Ой, час-то уже поздний!

Последний раз он использовал эту уловку с часами во время шивы по Хелен, когда он обратил внимание родственников Бек на упомянутую в завещании брошь с желтым бриллиантом. Теперь Бек стала более спокойной, более собранной, чем он, но не настолько взрослой, чтобы не почувствовать крошечного удовольствия от окончательного отказа.

Вернувшись в Лос-Анджелес, Джейк упрашивает Рико помочь ему купить кольцо, и они вместе идут в ювелирный на бульваре Вермонт в районе Лос-Фелис.

– Ну не знаю, – говорит Рико, когда они рассматривают планшет с кольцами из бирюзы. – По мне, так они не похожи на обручальные.

– В этом и суть. – Джейк подает знак продавщице, стоящей у другого конца прилавка. Та неохотно откладывает телефон и подходит к ним. – Кристи не понравится дорогая побрякушка. Она бы предпочла что-нибудь сентиментальное.

Джейк спрашивает у продавщицы, есть ли у них кольца с топазами, и та ведет покупателей к витрине, расположенной в глубине магазина.

– Топаз – камень тех, кто родился в ноябре. – Рико не понимает, о чем речь, и Джейк объясняет: – А Кристи рожать второго ноября.

– А если она родит раньше?

Пока продавщица ставит на прилавок планшет с кольцами из серебра с желтыми гранеными камнями, Джейк смотрит в «Гугле» камни, подходящие родившимся в октябре.

– А турмалин у вас есть?

Женщина закатывает глаза и достает еще один планшет с разноцветными камнями.

– Вы знаете размер?

– Маленький или очень маленький. Но сейчас она беременна, так что носит одежду побольше.

– Я имею в виду размер кольца. – Продавщица выставляет вверх безымянный палец, и это выглядит так, словно она показывает ему средний. Рико прыскает со смеху.

– А есть какой-то универсальный размер? Она вообще-то миниатюрная.

– Наверно, пятнадцатый или шестнадцатый, – отвечает продавщица. – Правда, если она сама маленькая, это не значит, что у нее маленькие руки.

Джейк выбирает четыре кольца. Два пятнадцатого размера – одно с турмалином, одно с топазом – и два шестнадцатого, каждое меньше пятидесяти долларов.

Когда они выходят на бульвар Вермонт, Рико спрашивает:

– Ты уверен, что правильно поступаешь? Выглядит так, как будто ты плохо все продумал.

– Поверь мне, я знаю Кристи. Четыре кольца даже лучше, чем одно.

Когда Джейк приезжает в ее квартиру с четырьмя ювелирными коробочками, Кристи открывает дверь и удивляется, увидев его.

– Джейк? – Она отступает назад, чтобы сохранить равновесие. Живот у нее значительно больше, чем несколько недель назад, идеально круглый, и Джейку хочется приложить к нему ладони, чтобы почувствовать внутри ребенка. – Что ты здесь делаешь?

Маслянистый запах кунжута, сои и устричного соуса сочится из квартиры, что означает только одно: миссис Чжан здесь и готовит для дочери ужин. Интересно, рассказала ли Кристи матери о сценарии, об увольнении. При мысли о том, что миссис Чжан увидит его с четырьмя кольцами, Джейку хочется ретироваться, но он твердо стоит на месте, ожидая, пока Кристи впустит его.

Когда она видит четыре коробочки, по ее симпатичному лицу разливается ужас.

– Знаю, я постоянно разочаровываю тебя. Я лгал тебе, держал тебя в неведении и принимал неправильные решения, которые затрагивали нас обоих. У меня нет оправданий, и я пришел не для того, чтобы оправдываться. Я вел себя очень глупо, и инфантильно, и как слабак. – Джейк ждет, когда она парирует какое-нибудь из его высказываний. Но Кристи молчит, и он продолжает перечислять свои недостатки. – Я эгоистичен и беспечен. Думаю, с того самого дня, когда мы стали встречаться, я искал случая все испортить. Потом, когда с твоей беременностью все встало на место…

– Хочешь сказать, это я виновата?

– Нет, Кристи. – Джейк пытается взять ее за руку, но она отводит ее. – Я виноват. Во всем. Всегда. Ты была права, когда сказала, что я барахтаюсь в болоте. А я ведь даже не замечал этого. Но я выбрался. По крайней мере, пытаюсь. – Он открывает одну коробочку.

– Джейк. – Кристи качает головой. Она даже не спрашивает, почему он принес четыре кольца вместо одного. – Ты всегда будешь частью нашей семьи, но между нами все кончено. Извини. Я не могу снова ввязываться в эту авантюру.

Она продолжает загораживать проход, и от необходимости прогнать его на ее лице проступает мученическое выражение. Раз ей так тяжело его выпроводить, видимо, она еще любит его и где-то в глубине души хочет все наладить. Джейк вспоминает слова Бек о промежуточном периоде, о том, что невозможно заставить человека тебя простить. Они с Кристи оказались именно в таком периоде, и пока ему придется с этим смириться. Но сдаваться он не намерен.

Когда он поворачивается, чтобы уйти, в гостиную выходит миссис Чжан.

– Джейк, – окликает она его и направляется к нему с распростертыми объятиями. – А я слышу твой голос. Останешься на ужин?

– Джейк уже уходит, – говорит Кристи.

– Нет-нет, – протестует миссис Чжан. – Стол накрыт. Входи. – Она берет Джейка за руку и ведет его в кухню, где на скромном столе расставлены тарелки с лапшой, клецками и жаренным в воке мясом. – Не обращай внимания, она просто испугалась, – шепчет миссис Чжан Джейку, жестом приглашая его сесть на один из разномастных деревянных стульев.

Большую часть ужина они едят молча, наслаждаясь стряпней миссис Чжан. Джейк накладывает себе на тарелку целую гору. Он не очень проголодался, но миссис Чжан нравится, когда едят много, и он рад возможности осчастливить хоть кого-то в этой квартире. Кроме того, пока у него набит рот, не нужно ничего говорить, не нужно спрашивать Кристи, что будет теперь.

Наконец миссис Чжан интересуется:

– А что это я прочитала такое, будто бы твоя бабушка воровка?

Джейк ждет, что Кристи сделает матери замечание и скажет, что не следует доверять слухам. Но она тоже очень внимательно смотрит на него.

– Длинная история, – начинает Джейк. – Бабушка никогда об этом не рассказывала, но она приехала сюда из Австрии во время холокоста вместе с сорока девятью другими детьми. С собой она привезла алмаз «Флорентиец». Мы с сестрами только что вернулись из Вены, где изучали ее прошлое.

– Ты был в Вене?

Что это промелькнуло в голосе Кристи – обида или удивление?

Джейк рассказывает им о путешествии, о том, как Флора служила няней у детей императора, а потом пыталась спасти дочь в оккупированной немцами Вене. В обеих ролях она сделала все возможное, чтобы сохранить детям жизнь. Он умалчивает о судьбе родственников Хелен, но миссис Чжан, похоже, понимает, что случилось с семьей, оставшейся в Австрии.

Миссис Чжан кладет палочки на тарелку.

– Я тоже спаслась одна, мама заставила меня ехать. Я не хотела бросать близких, но мама пообещала, что они приедут вслед за мной. Выжили только мы с сестрой.

Джейк поворачивается к Кристи – она чуть не плачет. Он тоже чувствует подступающие слезы.

– Я люблю сестру, но думаю о родителях каждый день. Ради них я должна была смотреть вперед и не оглядываться назад. Мне пришлось научиться быть счастливой, завести семью. Иначе все их усилия оказались бы напрасными.

Миссис Чжан снова берет палочки, и Джейк наблюдает, как она ест с безмятежным лицом. Она и правда научилась быть счастливой. Жертва ее родителей была не напрасной. Флора, Хелен – их жертвы тоже были не напрасными. Наконец-то Джейк определился, о чем будет его следующий сценарий.

После ужина миссис Чжан выпроваживает Джейка и Кристи в гостиную под предлогом того, что ей нужно прибраться на кухне. Джейк хочет сесть на диван рядом с Кристи, но она направляется прямиком к двери.

– Так что, вы с Бек помирились? – интересуется она, открывая ему дверь, и, поморщившись от боли, потирает живот. – Она так пинается. Но если я ей отвечаю, то обычно перестает. Надеюсь, это значит, что в подростковом возрасте она будет послушной. – Кристи заметно расслабляется и снова спрашивает: – Так что там у вас с Бек?

Джейк сует руки в карманы, иначе они потянутся к Кристи.

– Я наконец понял, почему она чувствовала себя преданной. Я пытаюсь быть более деликатным. Думаю, она снова начала мне доверять.

– Я знала, что вы помиритесь.

Джейк решается сделать шаг к ней.

– Судебный процесс идет очень хорошо для нас, Кристи, очень. Я собираюсь положить деньги в трастовый фонд для нашей дочери. Если ты мне позволишь, я бы хотел потратить часть денег, чтобы купить тебе квартиру побольше, а может быть, даже оплатить тебе обучение в ветеринарном институте, если ты еще не передумала поступать.

Вместо ответа Кристи говорит ему:

– На следующей неделе у меня очередной прием у врача. Ничего особенного, просто контрольный осмотр.

Джейку хочется поднять ее в воздух и поцеловать, как в финале мелодрамы, но он вспоминает про «промежуток» и, зарыв руки еще глубже в карманы, обещает:

– Я обязательно приду.

Эшли знает, что время на исходе. После встречи со Стеллой в июне она общалась с бывшими коллегами в компании по производству здоровой пищи, в стилевых брендах и рекламных агентствах, но никто из них не искал директора по рекламе, просроченного на десять лет. Через месяц Бек представит историю жизни Флоры в суде, и судья решит, принадлежит ли «Флорентиец» Миллерам. Через несколько недель после этого Райан должен вернуть украденные им деньги – полмиллиона долларов, которых у него пока нет. И все же Эшли еще не готова продавать дом.

– Эшли. – Райан пытается говорить тихо, чтобы дети не услышали. Они с женой находятся в спальне, она укрыта одеялом, он стоит в трусах. – Мы должны выставить дом на продажу.

– Дай мне пару недель, – отвечает она, тоже стараясь не повышать голоса. Хотя Бек и предупредила, что интервью Циты может оказаться недостаточно, чтобы убедить суд признать алмаз собственностью Миллеров, Эшли впервые за несколько месяцев преисполнена оптимизмом.

– Решение по моему делу будет вынесено через месяц. К тому времени мы должны вернуть деньги.

– Ты должен вернуть деньги. – Райан посылает ей уязвленный взгляд, и Эшли, словно защищаясь, скрещивает руки на груди. Вот когда он выйдет из тюрьмы, тогда они снова будут «мы». – Дело об алмазе беспроигрышное. Я его выиграю и дам тебе денег, чтобы погасить долг.

– Беспроигрышных дел не бывает. – Райан садится рядом с ней на кровать, нащупывая другой подход. – Слушай, даже если ты выиграешь…

– Не если, а когда.

– Когда ты выиграешь, у вас уйдут месяцы на поиски покупателя. У нас… у меня нет времени. Пора продавать дом. А потом, на деньги от бриллианта, можем купить новый, большой.

– Не хочу я большой, я хочу этот, где наши дети научились ходить и где у них выпали молочные зубы.

– Может быть, нам лучше начать сначала в другом месте.

Эшли раздумывает над этим: новая жизнь в новом городе. Можно переехать на север, в Мэн, купить старый фермерский дом и тихо жить плодами земли. Но ни Эшли, ни Райан не умеют садовничать, они вообще не умеют работать руками и не приспособлены к тихой жизни.

– Я хочу, чтобы все было как раньше.

Она знает, как наивно это звучит, но когда Эшли найдет работу, а Райан отсидит свой срок, они смогут возвратиться к прежнему, но улучшенному образу жизни, без потерь.

– Дай мне пару недель, – повторяет она. – Бек должна представить наше ходатайство в следующем месяце. Тогда мы будем знать больше, а у тебя еще останется немного времени, чтобы вернуть деньги. Этот дом несложно продать. В крайнем случае я возьму заем под его залог. Пожалуйста, Райан.

План ужасен. Времени нет. И все же Райан гладит жену по щеке.

– Хорошо, – говорит он, целуя ее в лоб. – Подождем.

Том и Бек день за днем просиживают в офисе допоздна, обдумывая проекты ходатайства. Их беспокоит Габсбургский закон. Даже если Карл подарил Флоре алмаз до того, как закон был введен в действие, «Флорентиец» являлся собственностью короны, а не лично императора. Возможно, Карл не имел права дарить его. Флору могли по закону обязать вернуть бриллиант республике. Кроме того, если она тайно хранила его в Вене на протяжении двадцати лет, не значит ли это, что бывшая няня сомневалась в законности своих прав на него? Даже крошечная трещина способна разрушить фундамент их аргументации. А такие трещины возникают всякий раз, какими бы бронебойными ни казались доводы защиты: всегда найдется незначительное обстоятельство, способное подорвать гарантированный успех любого дела в суде, если оппонент сумеет им воспользоваться.

С красными глазами и подергивающимися от недосыпа веками Бек с Томом перебирают наилучшие доводы, пока Бек не перестает чувствовать время. Она уже не знает, какое сегодня число, помнит только, что приближается крайний срок подачи доказательств.

Назавтра Том стучит по перегородке ее рабочего места. Бек знает, что сейчас день, потому что слышит, как сотрудники возвращаются с обеда.