Текст книги "Несовершенства"

Автор книги: Эми Мейерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– Я даже не знаю, где оно.

Эшли стискивает руку матери.

– Можно поискать его в Интернете, если хочешь.

Бек озадаченно наблюдает за сестрой. Почему проявление сочувствия со стороны Эшли ее удивляет? И как бы она поступила на месте матери? Сама Бек не искала отца. Она убедила себя, что ненавидит его и что искать его ни к чему, он этого недостоин. Возможно, она больше похожа на мать, чем ей представляется.

Эшли придвигается ближе к Бек и жестом приглашает Дебору сесть рядом с ними на диван.

– Что скажешь? Поищем копию свидетельства о твоем рождении в Интернете? – Эшли открывает сайт ancestry.com и протягивает смартфон Деборе. – Просто набери свое имя.

Дебора колеблется, глядя на строку поиска на экране. Странное спокойствие охватывает Эшли, пока она ждет согласия матери. В последние месяцы она совсем растеряла терпение с Райаном и детьми, но сейчас необходимости спешить нет. Пускай мать думает, сколько ей нужно.

Дебора не хочет входить на сайт и получать доступ к документам, проливающим свет на личность отца. Сейчас она не желает узнавать факты, хоть это и нелогично. Может быть, мужчина из фотоальбома и не ее отец. Может, мать не лгала ей всю жизнь.

Но дочери выжидательно смотрят на нее, и она знает, что должна сделать это для них. И она набирает свое имя.

Глядя, как поисковая система творит свою магию, все трое задерживают дыхание. Через несколько секунд появляются сотни результатов на запрос «Дебора Ауэрбах». Эшли сужает поиск, пока в первых результатах не оказываются документы о покупке и продаже дома в Маунт-Эйри, фотографии Деборы из ежегодных школьных альбомов и ее свидетельство о браке. Эшли пролистывает результаты, но ссылок на свидетельство о рождении нигде нет.

– Мне кажется, документы ныне живущих людей в Сети не попадают, – наконец говорит Бек. – Закон о защите персональных данных и все такое.

Дочери смотрят на Дебору, наблюдая за ее реакцией. Внезапно она разражается неудержимым смехом. Такое напряжение, такой эмоциональный накал – и ради чего? Хелен умерла и никогда уже не сможет объяснить, почему лгала ей. Женатого мужчины на фотографии тоже наверняка нет в живых. Что именно они надеются найти? Она хохочет так сильно, что на глазах выступают слезы.

Бек и Эшли обмениваются тревожными взглядами: мать сорвалась с катушек. Но ее смех, пропитанный ироническим недоверием, – вполне объяснимая эмоциональная реакция. Это признак облегчения, понимает Бек. Ей тоже стало как-то легче оттого, что не удалось найти дедушку так быстро.

– А что, если официально заказать копию свидетельства о рождении? – предлагает Эшли, не очень понимая, что тут смешного.

– Так просто? – стараясь справиться со смехом, спрашивает Дебора.

– Давайте так и сделаем, – говорит Эшли и заполняет нужный бланк запроса онлайн. – Через неделю-две будет готово.

У Деборы колет в боку и кружится голова. Когда смех стихает, дочери продолжают смотреть на нее с ожиданием. Снова нарастает напряжение. Дебора никогда не умела красиво говорить, но чувствует себя обязанной поблагодарить дочерей и признать, что не только Хелен скрывала от своего ребенка правду.

– Надеюсь, вы понимаете: я не хотела, чтобы так все получилось после ухода вашего отца. – Как объяснить все, что она натворила в жизни: почему болталась бог весть где с мужчинами, чьих имен не помнит, кочуя по клоповникам, которые давно должны были разориться? Как она расскажет им, от чего и к чему бежала, если сама этого не знает? Суть в том, что она должна была посвятить жизнь своим детям, однако не сделала этого. И винить в этом некого, кроме самой себя. Даже их отец тут ни при чем. – Но оправданий у меня нет.

Эшли переводит взгляд с матери на сестру. Вечер неотвратимо движется к катастрофе, а ни Бек, ни Дебора не умеют ставить мир и согласие выше своих чувств.

Эшли начинает говорить, еще даже не представляя, что скажет. Необходимо взять ситуацию под контроль, пока разговор не перерос в ссору.

– Хочешь поехать со мной в Уэстчестер? – спрашивает она Дебору. – Поговорим с Шерил Аппельбаум вместе. Раз ты знала Ирму, так будет даже лучше.

Дебора пожимает плечами, симулируя безразличие.

– Ну, если ты так считаешь, хорошо, поеду.

– Отличная мысль, – говорит Бек.

Эшли смотрит на нее с благодарностью, и Бек понимает: она тоже небезнадежна. Как и все они. Может быть, раздоры происходят из-за их взаимной недооценки. Надо стараться быть снисходительными, верить в своих ближних, и, возможно, тогда Миллеры сумеют стать другой семьей, которая не вспыхивает гневом при малейшем несогласии. Которая умеет прощать, а не таить друг на друга злобу.

Десять

Спустя два дня Эшли сворачивает на круговую подъездную дорожку к викторианскому особняку, где живет Шерил Аппельбаум. Особняк похож на бывший дом Миллеров в Маунт-Эйри. Эшли не вспоминала о нем много лет и сейчас размышляет, заметила ли мать это сходство. Она никогда не думала о том, как пережила Дебора потерю дома после ухода отца, теперь же она представляет это слишком живо. Адвокат Райана предложил ему не много вариантов. Муж должен заявить о своей вине, пока обвинения не выдвинуты официально, и вернуть деньги, которые украл у компании. Хотя Эшли и принимала участие в покупке дома – как и Дебора в свое время, – ее голос не принимается во внимание, когда решается судьба мужа.

– Еще бы не написать книгу, когда у тебя такие владения, – замечает Дебора, качая головой.

– Откуда ты знаешь, может, она купила дом благодаря книге? – спрашивает Эшли, и Дебора фыркает, выходя из машины. На улице тепло и влажно. Весна как-то незаметно прошла, и в середине мая стоит уже настоящее лето.

Шагая следом за матерью по дорожке, Эшли вспоминает о том, как копила деньги на дом своей мечты. Она не ждала, пока появится какой-нибудь мужчина и осчастливит ее жилплощадью, а еще до встречи с Райаном регулярно откладывала четверть зарплаты. Как же она оказалась в таком положении, в зависимости от неразумных решений мужа? Ведь это и ее дом тоже. Она готова за него сражаться. Она готова делать то же, что и всегда: трудиться и копить деньги. Она готова пойти на работу и позаботиться о будущем своей семьи.

Шерил открывает дверь. Она моложе, чем ожидала Дебора, не старше сорока, с темными волосами, спадающими на плечи. Одета она пышно, и одежда словно из гардероба Хелен: шелковая блуза, брюки, на шее нитка жемчуга.

– Входите, пожалуйста, – приветливо приглашает она. – Я накрыла к чаю в гостиной.

По пути в прохладную темную комнату с дубовыми панелями на стенах она щебечет о своем месячном пребывании на Амальфитанском побережье.

– Каждый год мы ездим в Европу. В прошлом году снимали дом на Лазурном Берегу, до этого – квартиру в Лондоне… – Она продолжает перечислять места, где гости никогда не были, и Дебора недоумевает, с чего бы ее мать доверилась подобной женщине.

Они с Эшли садятся на кушетку напротив Шерил. Хозяйка разливает чай.

– Я так рада, что вы разыскали меня. Я очень любила Хелен, но, думаю, вы уже об этом догадались.

Дебора и Эшли не рискнули бы такое предположить. Хелен сказала бы по поводу подобной женщины, что она «с дерьмецом».

Шерил потягивает свой чай, не замечая, что ее гостьи недоуменно переглядываются.

– Эта книга вызвала невероятный отклик от родственников моих персонажей. Со времени публикации вы уже шестая семья, которая связалась со мной. Мне даже пишут, что книга помогает справляться с утратой. Это лучший комплимент, который можно получить от читателя. – И Шерил выжидательно смотрит на посетительниц.

– Нам ваша книга тоже помогла, – начинает Эшли, чувствуя, что дама напрашивается на очередной комплимент. – Хелен умерла два месяца назад.

На лице Шерил отражается искреннее огорчение.

– Жаль, что больше не доведется с ней увидеться.

Эшли берет свою чашку и ставит ее на колени.

– Когда вы встречались с ней в последний раз?

– Дайте подумать… – Шерил поднимает глаза к потолку. – Книга в твердой обложке вышла в две тысячи девятом, значит, это был где-то две тысячи седьмой – восьмой год.

– Она приезжала сюда к вам? – интересуется Дебора, выводя на поверхности чая рисунок струйкой меда.

– Я навещала ее несколько раз в Пенсильвании. Она дала мне несколько фотографий и документов для книги. – Шерил достает из-под стола розовую коробку и, перебрав ее содержимое, находит незнакомый Деборе и Эшли снимок: Хелен и Флора сидят на веранде кафе. – Это она с матерью…

– Флорой, – слишком резко произносит Дебора.

Эта дубовая комната, эта розовая коробка, наполненная предметами, которые Хелен никогда ей не показывала, эта женщина, которая ей не нравится, но почему-то пользовалась доверием Хелен, раздражают ее, и ей хочется грубить.

– Верно. – Шерил продолжает копаться в коробке, пока не выуживает германский паспорт Хелен.

Дебора берет протянутый ей документ. На фотографии ее мать в клетчатом платье с кружевным воротником и с белым бантом в коротких, до середины шеи, волосах. Она улыбается, обнажая пожизненную щербину между передними зубами. Паспорт выдан в 1939 году и дважды проштампован печатью с нацистским орлом. Хелен в то время было четырнадцать лет, хотя выглядела она моложе.

Дебора удивляется, читая имя в паспорте: «Хелен Сара Ауэрбах», – детским наклонным почерком написано в документе. Сара.

Дебора хотела назвать Сарой старшую дочь и в первый день жизни девочки, в больнице уже обращалась к ней «Сара Миллер». Когда младенцу было всего тринадцать часов от роду, Дебора, потная, уставшая и гордая тем, что произвела на свет дитя, дала подержать дочь Хелен. Мать поугукала ребенку, уткнувшись носом в пятнистую кожу новорожденной.

– Запомни этот запах, – сказала она, передавая девочку обратно Деборе. – Он очень быстро пройдет.

– Это Сара, – проговорила Дебора, гладя нежный пушок на голове ребенка.

Хелен передернуло.

– СА-РА?

Дебора не уловила особого выражения, которое мать вложила в этот вопрос, и кивнула.

– Нет. – В глазах у Хелен встали слезы. – Ты не можешь назвать ее так. Неужели я тебя ничему не научила?

Дебора нервно засмеялась, а Хелен заплакала. В этот момент вошел Кенни и взял дочь из дрожащих рук жены.

– Как угодно, только не Сара, – прошептала Хелен и ушла.

Когда доктор Фельдман пришел на обход, Дебора рассказала акушеру о странной реакции матери. И узнала, что бабушка доктора Фельдмана пережила холокост. Ее звали Шарлотта Элла Вайс, нацисты же назвали ее Шарлотта Сара Вайс. Это было второе имя, которое они приписывали еврейским девочкам, чье первое имя не указывало на их иудейское происхождение. Мужчин же называли Израилями.

Дебора была ошеломлена. Глядя на закрытые шелушащиеся веки новорожденной девочки, она представила, каково это будет для Хелен – до конца жизни смотреть на внучку Сару.

Поэтому при оформлении свидетельства о рождении Дебора записала дочь как Эшли.

Она передает Эшли бабушкин паспорт. Дебора никогда не рассказывала старшей дочери, как хотела назвать ее, но нацистская символика в удостоверении личности Хелен достаточно ужасает, даже если не знать, что означает имя Сара в этом документе.

– Я не приводила фотографию паспорта в книге, – извиняющимся тоном говорит Шерил, изучая застывшие лица Деборы и Эшли. – Вы раньше его не видели?

– Нет, – отвечает Эшли, кладя документ на стол.

– Иногда легче рассказать о своем прошлом малознакомым людям, – замечает Шерил.

– Однако Ирма вам рассказала о своем, – возражает Дебора. – Вы все о ней знаете.

– Моя бабушка полагала свою жизнь счастливой. По крайней мере, относительно счастливой. Ее родители с братом приехали сюда в том же году из Италии и нашли квартиру в Бронксе. Я понимаю, почему Хелен не хотела об этом говорить, ведь ее семье не повезло.

«Не повезло» – как будто речь идет о какой-то игре. Иногда лучше называть вещи своими именами, без иносказаний, думает Эшли.

Шерил снова перебирает содержимое коробки и показывает им фотографии Хелен и Ирмы. Одну из них они уже видели на обложке книги Шерил – Хелен стоит на палубе парохода «Президент Хардинг». На другой Хелен и Ирма сидят на ступенях белого крыльца, над ними развевается американский флаг. На этом снимке Хелен тоже одной рукой крепко держит руку подруги, а другой прижимает к себе куклу.

– Это лагерь юношеского иудейского общества, где девочек поселили временно, пока Гольдштайны подыскивали им постоянное жилье.

На фото Ирма, повернувшись к Хелен, улыбается, но Хелен не отвечает ей тем же. Она не выглядит ни печальной, ни недовольной, просто она очень серьезна. Надломлена.

– Они остались в лагере вдвоем, когда других детей разместили по семьям, поэтому заботились друг о друге, – объясняет Шерил. – Хелен была для моей бабушки как старшая сестра.

Эшли помнит из книги, что Хелен покинула лагерь последней.

– Она была старше остальных, а потому подыскать ей дом было сложнее. К тому же Гольдштайны находили ее… как бы выразиться поделикатнее… – Шерил в растерянности пытается подобрать слова.

– Хелен была трудным подростком, – подсказывает Эшли.

Конечно, а как иначе? Ей пришлось столько вытерпеть и всю жизнь мучиться от чувства вины за то, что она единственная из всей семьи смогла спастись.

Дебора безотчетно гладит дочь по спине. Эшли смотрит на удивительно молодое лицо матери. Вероятно, приверженность веганству, акупунктуре и йоге все-таки оказывают благотворное воздействие.

Шерил смеется.

– Именно так, она была трудным подростком и гордилась этим. Хелен говорила, что у мистера Гольдштайна был комплекс спасителя. Он не мог понять, почему, став американкой, она не прыгает от радости. Думаю, он ожидал от Хелен большего, как от самой старшей, тогда как ей было очень тяжело расстаться с матерью. Гольдштайны часто утешали детей, обещая, что их родители скоро получат визы и приедут. И многие действительно приехали. Мне кажется, отчасти Хелен упрекала своих благодетелей за напрасную надежду. И, что еще хуже, она так и не узнала, что случилось с Флорой.

Дебора уносится мыслями к своим подростковым годам, когда Хелен отчитывала дочь за то, что та вела себя слишком по-американски – проявляла излишнюю раскованность, громко разговаривала, не боялась осуждения. Деборе ни разу не пришло в голову, что мать никогда не чувствовала себя американкой и так и не стала по-настоящему свободной.

Эшли неосознанно хмурит брови. Понятно, почему мать Хелен заставила ее уехать. Эшли и сама без колебаний принесла бы себя в жертву ради Лидии и Тайлера. Мать не может поступить иначе, но это не означает, что ребенку проще покинуть родителей.

– Возможно, мне не следовало всего этого говорить, – признается Шерил.

– Нет-нет, спасибо за ваши слова, – настаивает Эшли.

Дебора снова смотрит на фотографию Ирмы и Хелен под американским флагом.

– Не знаете, почему они перестали общаться? – спрашивает Дебора. Шерил колеблется, и она продолжает: – Мама не многих людей подпускала близко к себе. Она очень ценила визиты Ирмы и вашей матери, а потом они вдруг прекратились. Мне надо было спросить у Хелен о причинах, но я никогда особенно не старалась понять свою мать. Сейчас я бы очень хотела это знать. Не скажете мне?

Пока Дебора сбивчиво произносит эту речь, Эшли сидит совершенно неподвижно. Жаль, что Бек с ними нет. Да и Джейка, в общем-то. Он тоже никогда особенно не старался понять Дебору.

Шерил закидывает ногу на ногу, потом снова снимает.

– Я знаю, что это как-то связано с женатым мужчиной, с которым у Хелен был роман. Ирма никогда не распространялась об этом, а я не решилась спросить у Хелен. Скажем так, моя бабушка не одобряла отношений Хелен с чужим мужем, чьим-то отцом.

Дебора сразу понимает, что речь идет о человеке с фотографии. Больше она не отрицает: это ее отец. Он был женат на другой женщине, имел другую семью. Никакой он не герой войны, он предатель. И Хелен тоже была предательницей.

– Но их роман закончился за много лет до того, как мы перестали встречаться с вашей мамой и бабушкой, – возражает Дебора. На самом деле она не знает, когда Хелен рассталась с любовником, но его фотографий не было в альбоме приблизительно с того времени, как Дебора начала ходить, разговаривать и осознавать происходящее.

Шерил шумно вздыхает.

– Увы, больше мне ничего не известно.

Стоящие в углу напольные часы громко тикают в тишине комнате, неприятно напоминая о беге времени.

– Кстати, вам привет от моей мамы. Она сейчас живет в Боке. – Шерил смеется. – Просила передать, что вспоминает о вас каждый раз, когда видит помаду «Ревлон». Должна сказать, это честь – встретить женщину, научившую мою мать воровать в магазине. Боже милосердный, наверно, это единственное правило, которое она нарушила в своей жизни. Она даже никогда не трогается на желтый свет, хотя в ее годы это было бы к лучшему.

Дебора не может скрыть презрения к этой женщине, использующей выражение «боже милосердный» и знающей о Хелен больше, чем она. Женщине, которая по-старушечьи одевается и говорит, хотя ей нет и сорока и жемчуг она еще не заслужила. Женщине, которой не было в магазине, когда Хелен выволокла оттуда Дебору за шиворот, и которая переиначила историю.

– Вообще-то это ваша мама подбила меня украсть что-нибудь, и мне за это здорово влетело.

Лишь только сказав это, Дебора начинает сомневаться, так ли это. Сама она всегда едет на желтый свет, а по ночам, когда на улицах пусто, с удовольствием пролетает и на красный.

Шерил не успевает ответить – у Эшли жужжит телефон. Два сообщения от Лидии. Первое пришло пятнадцать минут назад: «Где ты?» Второе только что: «Алло! Земля – маме. Ты про нас забыла?» Часы в углу показывают четверть четвертого.

– Черт. Мы опаздываем. – Эшли встает. – Я давно должна была забрать детей.

– Держите. – Шерил протягивает гостям паспорт Хелен и ее фотографию с Флорой. – Я могу еще сделать копии снимков с Ирмой.

Дебора берет паспорт.

– Да, если можно.

На светофоре Эшли стискивает руль и нетерпеливо трясет его.

– Черт-черт-черт.

– Успокойся, мы скоро приедем.

– Не могу я успокоиться. Тебе этого, конечно, не понять, но заставлять детей ждать полчаса – это ужасно.

Слова Эшли больно ранят Дебору, но она старается сохранить невозмутимый тон.

– Вали все на меня. Скажи, что ждала, когда я вернусь с прогулки, а я пришла поздно.

Загорается зеленый свет, и Эшли жмет на газ. Повернувшись к Деборе, она пытается разобрать на бесстрастном лице ее чувства.

– Извини. Просто так много всего навалилось.

– Ты хорошая мать. Постарайся не судить себя слишком строго.

Когда у Деборы были маленькие дети, ей следовало быть построже к себе и было бы не лишним ругать себя за опоздания.

Эшли сжимает ее руку. Она не может солгать, сказав, что Дебора тоже была хорошей матерью.

– Что ты думаешь по поводу рассказа Шерил? – спрашивает она вместо этого. – О Хелен, о женатом мужчине?

Дебора смотрит в окно на проносящиеся мимо витрины магазинов.

– Не нравится мне эта женщина.

Эшли смеется.

– Заметила, с каким выражением она произнесла «Увы, больше мне ничего не известно»? Как будто она что-то знает, но нам не говорит, и это доставляет ей удовольствие.

Дебора тоже смеется. Потом они останавливаются на светофоре, и в салоне повисает тишина.

– Насчет женатого мужчины… это все правда… Видимо, он мой отец.

– Узнаем, когда получим свидетельство о рождении, – поправляет ее Эшли. – Кто бы он ни был, мы это выясним.

К школе они подъезжает без двадцати четыре. Тайлер мигом сбегает с крыльца, Лидия же бредет к машине нога за ногу. Дебора с радостью и удивлением глядит на внуков: надо же, она приехала забирать их вместе с дочерью. Они провели вместе всего несколько дней, а Дебора уже очень хорошо знает Лидию и Тайлера. Почему она раньше не пыталась стать частью их жизни? Стыдно: если бы не смерть Хелен, не история о пятидесяти детях, не бриллиант «Флорентиец», она бы и сейчас не предпринимала попыток. И прошлым семьи она никогда не интересовалась, даже не пробовала выяснить, кем был ее отец.

– Эшли, – окликает она дочь. Та поворачивается к ней, встревоженная недовольной миной Лидии, плетущейся к машине. – Нужно узнать, что случилось с Флорой.

Дети забираются на заднее сиденье, но Эшли не отводит глаз от умоляющего лица матери. Она права. Само собой, надо найти отца Деборы, но Флора… Флора была призраком Хелен.

– Узнаем, – обещает она.

Бек ожидает повторного письма от итальянцев, в котором они будут грозить судом, а может, попытаются усахарить ее, предложив бóльшую сумму. Чего она совсем не ожидает, так это стука в дверь.

Бек открывает в полосатом махровом халате и с влажными после душа волосами. Неизвестно, кто больше пугается – трое мужчин с ордером на обыск или Бек, которая рассеянно затягивает пояс халата на талии.

– Можно мне переодеться? – спрашивает она, стараясь сохранять спокойствие. Появление ФБР означает одно: у властей есть доказательства преступления, причем против федерального уголовного закона.

Визитеры стоят в прихожей, пока Бек просматривает свою одежду в поисках наряда, который подчеркнет ее невиновность. Они явились в восемь утра, чтобы застать ее если и не в банном халате, то врасплох. Интересно, кто пустил их в подъезд, знают ли хозяева, живущие наверху, что эти люди из ФБР? А стали бы они терпеливо ждать в прихожей, не окажись Бек белой или если бы дело касалось наркотиков, а не старинного бриллианта?

Карандаш для подводки дрожит в ее руке, а потому Бек откладывает его в сторону и внимательно смотрит на себя в зеркало.

– Расслабься, – приказывает она себе. – Ты ничего плохого не сделала.

Только виновные говорят себе эти слова.

Каким-то образом карандаш обводит ей глаза, тушь прилипает к ресницам, алая помада кровавит губы. В белой рубашке с воротником и обтягивающих легких черных брюках Бек ближе всего к образу роковой женщины.

Агенты проходят за Бек в квартиру, принимая ее предложение выпить кофе.

– Полагаю, вы пришли из-за броши моей бабушки? – спрашивает она.

Они слегка конфузятся, и Бек тут же пугается, что они нагрянули к ней по поводу Райана.

– Если только в броши вашей бабушки есть бриллиант «Флорентиец».

Бек объясняет, что бриллиант находится в ячейке Федералистского банка, тщательно стараясь не называть его «Флорентийцем». Может, ей неизвестно, что это алмаз Медичи. Конечно, итальянцы прислали ей какое-то письмо, но она им не ответила, допустим посчитав это розыгрышем. А в экспертизе Геммологического общества название бриллианта не указано. Откуда ей знать ценность 137-каратного камня? Она ведь не ювелир.

Все эти самоуговоры имеют прямо противоположный эффект. Ладони у Бек потеют, колени не перестают дрожать. Когда ее спрашивают адрес банка, она неровным голосом говорит:

– Филиал на Маркет-стрит.

Неужели они действительно могут ворваться в банк и забрать бриллиант?

Разве им не нужны доказательства, что он краденый? Или они считают, что это она его украла? Не собираются ли ее арестовать? События происходят стремительно, и ей нужно время подумать, определить свои дальнейшие шаги. Потом она вспоминает:

– Чтобы обыскать банковскую ячейку, вам нужен отдельный ордер.

Фэбээровцы бросают на нее скептические взгляды.

– Я помощник юриста, – объясняет она.

Агенты еще отхлебывают кофе и прощаются.

– Надеюсь, когда мы получим ордер, бриллиант будет на месте? – спрашивает один из них, и Бек как можно убедительнее заверяет его, что камень никуда не денется.

Когда федералы уходят, Бек уже опаздывает на работу. Трудно, однако, собраться с силами, встать с дивана и направиться в офис, как будто все нормально. Бек подумывает о том, чтобы пойти в банк и попрощаться с бриллиантом, – как только камень попадет в руки ФБР, Миллеры наверняка его больше не увидят. Но если сейчас заявиться в банк, там останется запись о ее посещении, а это, без сомнения, очень подозрительно. Неизвестно, на чем основаны подозрения, но если к делу подключилось бюро, значит, кто-то заявлял о краже бриллианта, следовательно, ее семья первой попадает в разработку.

Нужно придумать какой-то хитрый ход, чтобы опередить ФБР. Мать и Эшли уже встретились с Шерил Аппельбаум, но еще не звонили ей. Бек прочитала все статьи, так или иначе затрагивавшие бриллиант «Флорентиец», описание всех связанных с Габсбургами судебных процессов с показаниями свидетелей. Никаких концов. Но что-то надо сделать, чтобы занять себя. Бек мысленно составляет список всех зацепок и выделяет две неизученные: клеймо мастера на оборотной стороне броши, которым Виктор занимается уже два месяца, и точно такая же малообещающая ниточка – книга Курта Винклера о падении империи.

Сначала Бек звонит Виктору, и он заверяет ее:

– Как только я что-нибудь найду, вы тут же об этом узнаете. У вас взволнованный голос. Не хотите заглянуть на обед? Я готовлю coq au vin[4]4
  Петуха в вине (фр.).


[Закрыть].

Представив, как Виктор готовит изысканное блюдо для себя одного, Бек чувствует такую невыносимую печаль, что едва не соглашается.

– Я бы с удовольствием, но много работы. Спасибо, Виктор. За все. Я искренне говорю.

Ей впервые приходит в голову, как это странно, что он столь охотно вызвался помогать ей. Но тут ювелир говорит:

– Для женщины, которая спасла мой пентхаус, я готов на все.

Попрощавшись с ним, Бек все равно не хочет идти на работу. Петер, сын Курта Винклера, так и не ответил на ее электронное письмо с просьбой взглянуть на частную коллекцию его отца. Поэтому она отправляет ему еще одно, отчего на мгновение чувствует удовлетворенность, но потом беспокойство снова овладевает ею. Может ли ФБР действительно конфисковать бриллиант? Могут ли Миллеры так легко его потерять? Бек проверяет телефон – вдруг, паче чаяния, Петер Винклер ей уже ответил. В Европе сейчас вечер. Это значит, что сегодня он писать ей не будет, если вообще когда-нибудь напишет – и если вообще прочтет ее послание. Как это по-американски с ее стороны – предполагать, будто все читают по-английски, в то время как она не знает ни слова по-немецки.

Немецкий. Внезапно Бек вспоминает, что ей сказали в Центральном отделении библиотеки, когда она спросила о книгах Винклера: они могут быть в Немецком обществе на Спринг-Гарден-стрит. «Чтобы брать там книги, нужно вступить в его ряды», – предупредил ее библиотекарь. Поскольку Бек не знала, что именно ищет, и не стремилась вступать ни в какие общества, тем более что Хелен отказывалась говорить по-немецки, то скоро выбросила эту мысль из головы. Но теперь у нее осталась только эта ниточка.

Бек переодевается в более подходящий для сырой погоды сарафан и, выбежав из квартиры, мчится по направлению к Спринг-Гарден-стрит.

Читальный зал в здании Немецкого общества – с высоким потолком и паркетным полом из вишневого дерева – занимает два этажа. Несколько посетителей сидят за длинными массивными столами, рядами заполняющими помещение. Подходя к стойке выдачи книг, Бек ожидает увидеть библиотекаря, читающего Ницше, однако тот листает комикс из серии «Мстители».

Бек протягивает ему листок, на который выписала названия книг Винклера, и мужчина смотрит на нее с пренебрежением:

– Книги выдаются только членам клуба.

– А откуда вы знаете, что я не один из них?

Он отвечает что-то по-немецки и возвращается к своему комиксу.

– Рич, ты отпугиваешь гостей своей неприветливостью.

Бек оборачивается и видит бледного блондина, который улыбается ей. У него пронзительно-синие глаза и на щеках ямочки в виде полумесяцев. Бек невольно улыбается ему в ответ.

– Так и задумано, – отвечает Рич.

Блондин берет у Бек листок с названиями книг и зачитывает их вслух.

– «Die ungekrönten Habsburger» и «Das Vermächtnis des großen Imperiums». – Он широко распахивает глаза. – Изучаете Габсбургов?

– Пытаюсь.

– Это моя тема. По крайней мере, Франц Фердинанд. – Парень прыгает за компьютер и что-то там набирает, потом направляется на второй этаж и через несколько мгновений возвращается с двумя книгами в твердых обложках. – Официальная биография Карла, – говорит он, листая их. – Этот Винклер ужасный подхалим. Я бы не доверял ни одному его слову.

Он достает из заднего кармана членский билет и что-то говорит Ричу по-немецки. Тот в ответ огрызается. Бек пытается понять, раздражена она или очарована, – только рыцаря в сияющих доспехах, да еще такого обаятельного, ей и не хватало.

Отдавая ей книги, блондин говорит:

– Вернуть их нужно через месяц. Может, оставите свой телефончик – ну, знаете, на всякий случай, чтобы можно было вас найти?

– Ну, если только на всякий случай…

Он дает Бек ручку и протягивает ей ладонь, чтобы она записала на ней номер. Последний раз она так делала в старшей школе, а сейчас ей, на минуточку, тридцать пять. Рука у парня мягкая, к ней хочется прижаться щекой. Но Бек закрывает ему ладонь, запирая в его кулаке свой номер.

– Хорошо бы и мне записать ваш телефон. На случай, если надо будет обменять книги или что-то в таком роде.

Это звучит неловко. Бек чувствует, как краснеет. Ямочки на щеках нового знакомого углубляются, и он достает из кармана визитку, на которой написано: «Кристиан Фишер, аспирант, переводчик».

Когда Бек выходит из читального зала, он окликает ее:

– Меня зовут Кристиан.

– Это написано на вашей визитке. – Она оборачивается и улыбается. Пожалуй, она все-таки очарована. – А я Бек.

Войдя в свой подъезд, Бек видит Тома, с перекинутым через руку пиджаком стоящего в коридоре около их квартиры. Вернее, ее квартиры. Скоро она будет чьей-то еще. Бек теряется в догадках, что означает его присутствие, особенно учитывая досаду на его лице.

– Ты не отвечаешь на мои звонки.

Бек достает из кармана телефон и видит шесть пропущенных звонков с работы. Она пожимает плечами и отпирает дверь.

– Я была занята.

Войти она не приглашает, но Том все равно ступает следом за ней в квартиру.

– Кроме того, тебе-то что? У нас сейчас нет совместных дел. Тебя не касается, если я взяла выходной. – Бек вешает сумку на вешалку и направляется на кухню открывать бутылку вина. Интересно, он потащится туда за ней?

– Ты не брала выходной, просто не явилась на работу. Карен волновалась. Я тоже. – Том вешает свой пиджак рядом с ее сумкой, как делал, когда жил здесь.

– Мне твое волнение до лампочки, – говорит она, исчезая в кухне.

– Извини, просто не хотел, чтобы тебя уволили. – Том садится на диван, ослабив узел галстука, расстегнув две верхние пуговицы рубашки и всем видом давая понять, что не уйдет, пока она все ему не расскажет.

Бек возится на кухне, размышляя, позволить ему остаться или лучше выпроводить. Дорогое вино, которое когда-то покупал Том, она прикончила несколько месяцев назад. Входя в гостиную с двумя бокалами и с дешевой бутылкой, она ожидает ехидных реплик, но он послушно принимает то, что предложено.

– Я сказал Карен, что ты собираешь для меня информацию. Пожалуйста, не заставляй меня жалеть о том, что прикрываю тебя.