Текст книги "Возможность выбора (роман)"

Автор книги: Эмэ Бээкман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц)

Если он придет!

Лаура Окс жаловалась недавно Сильвии: через день ее изводит по телефону незнакомый женский голос. Когда Лаура прижала мужа к стенке, тот разозлился: у жены мания ревности!

Не сомневаясь в этом, Сильвия остудила пыл Лауры Окс. Почему же теперь она не может справиться с собой?

Сильвия попыталась взбодрить себя – тоже мне расстояние от середины гостиной до двери в спальню! Подумать только, целых два с половиной метра нужно пройти! Когда-то очень давно, более сорока лет назад, отец Сильвии настелил в гостиной паркет, и едва начинавшая ковылять дочка то и дело шлепалась на этой гладкой как зеркало дубовой поверхности. С тех пор – беспомощный ребенок не умел возражать и оправдываться – запала в памяти Сильвии первая обида: отец предупреждал маму – смотри, как бы девчонка не напустила лужу на пол.

Вспыхнувшее в памяти воспоминание не заставило Сильвию расчувствоваться. Не в том еще она возрасте, когда начинают цепляться за пустяковые события детства. Этой давней далекой жизни, может, вообще суждено остаться погребенной под слоем пыли на чердаке памяти. Человек должен жить сегодняшним днем – Сильвия повторила еще одно из любимых расхожих правил.

Коли уж на повестке дня сегодняшний день, то этому дню и следует смотреть в глаза.

Сильвия Курман, женщина среднего роста и средних лет, которая свою внешность считала весьма обычной, но и не лишенной привлекательности и которой судьба и обстоятельства уготовили пришедшееся ей до душе положение чиновника средней руки, будучи по характеру работы в курсе среднестатистических показателей, в глубине души чувствовала себя все же незаурядной и, хотя умело скрывала самонадеянность, знала и то, что человеку нужно ценить себя, иначе ему не заслужить уважения других.

А потому у нее должно хватить хотя бы самой обычной смелости!

Сильвия Курман распахнула дверь в спальню.

Ей хотелось получить подтверждение уверенности – человек она незаурядный, банальные истории не могут происходить с ней. Где-то, с кем-то другим – это да, это может быть.

В самом деле, на первый взгляд спальня имела вполне обычный и – из-за серенького дня – сонный вид. Давно надо было сменить обои. Стеклянный абажур под потолком – в форме тарелки, разрисованной фиалками, – почему-то разонравился Сильвии сразу, как только она заплатила за него в кассу. Сильвия включила свет, заоконные промозглые сумерки мгновенно сгустились в непроглядную черноту. С навеса капало, капли осыпающимися ягодами барабанили по жестяному оконному карнизу. Покрывало на кровати было слегка помято, в утренней спешке она не успела разгладить его рукой. Случалось, что в череде ежедневных машинальных движений то или иное выпадало. В новом цеху своего завода Сильвия с интересом наблюдала за современными автоматами, которые с методичной последовательностью штамповали детали. В некоторых сферах жизнедеятельности человек до неприличия похож на робота. Убийственная отупляющая суета.

Сильвия заметила упавший на пол ключ от секционной стенки. Лет пять назад они с Карлом соорудили во всю стену спальни от пола до потолка стенные шкафы. Старый платяной шкаф сволокли в подвал, там он превратился в хранилище для инструментов и банок с красками. Эта небольшая перестановка вытащила на свет божий пропасть позабытых вещей. Занятая хлопотами Сильвия понадеялась, что Карлу не придет в голову наводящая ужас мысль: уйма времени прожито вместе, наносов этих лет наслоилось выше головы! А дальше? Все так же? Слой за слоем – один на другой?

Сильвия подняла ключ, сунула его в замочную скважину и открыла дверцу Карловой половины шкафа. Зияющая пустота. Голые вешалки. Один-единственный поношенный пиджак был отодвинут к перегородке. Сильвия не стала разглядывать это запустение – а за соседней дверцей что? Не исчезла ли и ее одежда? Разговоров о домушниках всегда хватало. Но подозревать, что в дом вторглись воры, не было оснований. Сильвия опустилась на колени и открыла нижние створки. Обуви Карла тоже не было. Зато ей бросились в глаза его стоптанные шлепанцы под кроватью. Сильвия встала на край кровати, протянула руку и рывком открыла дверцы под потолком. Свободное место появилось и там – исчезли два больших чемодана.

Не закрывая дверцы, Сильвия повалилась на кровать, сжалась в комок, не в силах задать себе даже самый простой вопрос: что же мне теперь делать?

От простыней исходил слабый пряный запах. Сильвия подавила стон. Всего несколько дней назад она лечила Карла от радикулита: по вечерам натирала ему поясницу тигровой мазью. Все было давно решено, а она, дуреха, старательно втирала в спину дорогого муженька источающую тропический аромат мазь, чтобы пощипывало, – ату беду! – не дай бог, если Карл в один прекрасный день вдруг не сможет встать! В прошлое воскресенье Карл, словно бы в благодарность, занялся домашними делами. Рассортировал свои рубашки, ветхие отнес в гараж, чтобы обтирать грязную машину. К таким делам Карла всегда приходилось понуждать, в тот раз он занялся ими по доброй воле. Оказывается, готовился к уходу из дому. Хвосты все же остались, но не беда – аккуратная жена сунет шлепанцы в печку. Туда же отправит вылинявшие пижамы и рваные носки.

Накатила тошнота. Значит, вот так они и скручивают, эти душевные потрясения, когда почва уходит из-под ног? Черта с два! Груда мусора из будничных мелочей навалилась на нее. Видно, Сильвия дошла до полного упадка, просто так, ни за что ни про что человека не выбрасывают из своей жизни.

Она почувствовала в груди странную пустоту. В этой пустоте висело и екало сердце. Жизнь прожита. Работа переделана. И горя навидаться довелось. Цветущее древо любви засохло. Обманывая себя, она отдаляла на несколько часов осознание конца.

Сильвия зарыдала в голос. Она билась в судорогах от пронизывающей тело боли. Казалось, от душераздирающих звуков затрясся и пустой холодный дом. Дом – ее юдоль и убежище – словно выталкивал Сильвию из себя. Время остановилось. Что бы она теперь ни делала – все было бы толчением воды в ступе. Сильвия смолкла, силой воли попыталась сдержать сотрясающие тело судороги, но дрожь не проходила. Она с трудом поднялась. На ощупь сняла с вешалки и надела халат, погасила верхний свет. Было бы невыносимо увидеть сейчас свое отражение в зеркале. Сумерки – предвестие темноты. Неуклонная последовательность. Сильвия всхлипнула тихо, умоляюще. Но ни одна душа не прислушивается, чтобы поспешить на помощь.

И все же! Пронзительно зазвонил телефон. На ловца и зверь бежит. Натыкаясь на мебель, Сильвия проковыляла к аппарату. Визгливый женский голос потребовал магазин и выругал Сильвию за неправильное соединение. Нет, этот циничный мир непригоден для жизни. Сильвия Курман простонала и сунула холодные как лед руки под мышки, чтобы согреть их. Уж не затопить ли сначала печи? Но зачем? Не лукавь, не оттягивай! Голова еще работала, разум приказывал: остался один-единственный выход. Может быть, есть еще какие-то неотложные дела? За той гранью нет уже никаких настоятельных дел, – прогремел суровый и непримиримый внутренний голос. Зачем клянчила она у себя же пощады? У современной женщины должно хватить мужества остаться женщиной, – но на этот раз вынесенная из жизненного опыта Сильвии Курман расхожая истина не принесла облегчения. У нее не достало бы решимости обратиться к кому-нибудь за помощью, бежать невесть куда или хотя бы выплакаться до полного изнеможения. У нее не хватило бы решимости и на то, чтобы кому-нибудь признаться – поражение, предательство. Позвонить Кае, чтобы самой же подпортить дочернюю память о матери? Нет! Пусть в силе останется логический ряд: сердечный приступ на работе – было множество сочувствующих и одновременно свидетелей. Потом напишут: внезапно ушла от нас. Правда, не совсем уж как гром среди ясного неба – звоночек ведь прозвенел! Но увы – не умеют люди вовремя обращать внимание на предостерегающий сигнал, глупая самоуверенность – пройдет, мол.

Какой же она слабый человек – старается примирить свою последнюю волю с людским мнением. Думает о том, чтобы все случившееся выглядело пристойно, хотя бы в глазах общественности, что бы там ни написали врачи в строчках последнего документа. Старый кадровый работник, она хорошо знала, что все жизненные ситуации рассматриваются с позиции среднестатистических показателей, отправившихся в мир иной тоже распределяют под крылышко процентов и коэффициентов. Инфаркт – вещь обычная. Наложила на себя руки – просто неприлично!

Судорожные всхлипывания ее наконец вымотали, но сердце работало вполне исправно. Сильвии нельзя было, да она и не хотела, заниматься какими-либо приготовлениями. Приготовленное черное платье вызвало бы подозрения. И уж совсем глупо было бы строчить прощальные письма. Отомстить за свои душевные муки – пусть теперь она болит у вас! Каракули, выведенные на бумаге в последний час, когда мысль перескакивает с одного на другое, будут уничтожены родственниками при первой возможности. Карл не вернется в опустевший дом, чтобы в одиночестве оплакать жену. Для него Сильвия давно умерла. Кто знает, с каких уже пор он воспринимает ее как астральное тело, – она все удалялась и рассеивалась, сохраняя лишь какие-то знакомые расплывчатые очертания, превращаясь в туманность, которую он вообще не замечал или же смотрел сквозь нее. Возможно, находясь еще дома, он не раз старался вспомнить: что связывает меня с этой женщиной, снующей то на кухне, то в комнатах? Иногда она что-то говорит, но ее слова не доходят до его сознания – его нисколько не интересуют новости, которые она ему рассказывает. Женщина, слова которой никак не воспринимаются мужем, перестает существовать как жена. Одновременно исчезают раскаяние и воспоминания.

Иначе и быть не могло, иначе Карл не смог бы вот так уйти. Сильвия Курман неподвижно стояла посреди полутемной гостиной, на занавесках раскачивался отсвет далекого уличного фонаря. Может быть, ее и нет больше – только контуры человеческой фигуры, которые не дают одежде упасть на пол. Никаких обязанностей, никаких дел, забот, теперь жизнь пойдет или не пойдет без нее. Каждому человеку предназначено в какой-то миг ощутить: будущего не будет. Если бы сейчас кто-нибудь попытался навязать ей завтрашний день, это вызвало бы у нее только протест, даже омерзение. Сильвию Курман ошеломила эта ледяная ясность: ничья воля не может поколебать ее решения. Пример неожиданного благополучного поворота в чьей-либо жизненной драме не тронул бы ее. Каждый человек неповторим, такова и она – Сильвия Курман, неповторима и ее боль, убившая в ней душу.

Тени выступили из углов, отовсюду наваливалась темнота.

Вытянув руки, Сильвия на ощупь прошла в ванную комнату. Здесь она тоже не стала зажигать свет, да этого и не нужно было – кран оказался в ладони, кусок мыла – между пальцев, вода потекла. Она старательно вымыла лицо, долго ополаскивала глаза, но слезы продолжали тихо струиться. Стараясь сдержать рыдания, она спотыкаясь прошла на кухню. Слепящий свет электрической лампочки был бы ей нестерпим и здесь. Ощупью она безошибочно нашла на полке карманный фонарик, старая батарейка едва-едва накалила лампочку. Но этого слабого света вполне хватило, чтобы найти в шкафчике для медикаментов хранившуюся там с давних времен упаковку с таблетками люминала. Незадолго до кончины Ванды Курман врач прописал Сильвии пятнадцать таблеток этого снотворного. После двух ночей бездонного сна Сильвия перешла на валериановый чай. Потом как-то еще две таблетки использовал Карл, значит, осталось одиннадцать. Сильвия высыпала таблетки на стол. Подсознательно она восхищалась собой: несмотря на потоки слез, всхлипывания, нервный озноб, она оказалась способна действовать вполне разумно. Свет от лежащего на столе фонарика заметно тускнел, батарейка была на последнем издыхании. Сильвия засуетилась, чтобы успеть покончить с приготовлениями прежде, чем слабый свет погаснет совсем. Она забыла закрыть шкафчик с медикаментами! Эта улика ни к чему! Сильвия хлопнула дверцей, крючок не входил в петлю. Неверными движениями рук она принялась расставлять плотно набившие шкафчик флакончики и склянки. Какой-то пузырек с лекарством упал на пол. Сильвия ощупью нашла его и бросила в мусорное ведро. Теперь дверца закрылась. Ох уж эта нелепая жизнь и тысяча идиотских мелочей! Хватит возиться! Сильвия судорожно всхлипнула, потом глубоко и тяжело вздохнула, озноб словно бы отпустил. Стакан на столе ни у кого не может вызвать неуместных предположений. Таблетки ведь без воды не проглотишь! Сильвия Курман тяжело опустилась на табурет, странное спокойствие охватило ее. Она сидела у себя на кухне, в привычном до мозга костей месте, словно бы занятая каким-то будничным делом – руки машинально работают, мысли витают далеко. Но сейчас и мыслей не было. Так оно и лучше. Идеальный миг свободы. Узы порваны, узлы разрублены. Тело бесчувственно, дрожь и рыдания прекратились. Сильвия Курман клала таблетки в рот по одной, запивая каждую глотком воды. После пятой она глубоко вздохнула, потом механически продолжала глотать. Считала таблетки и слушала тиканье часов. Проглотив одиннадцатую, Сильвия привычно провела рукой по столу, чтобы убедиться – стол чист. Странное дело – еще две таблетки? Сбилась со счета или память подвела? Какая разница – кашу маслом не испортишь. Она проглотила последние таблетки и выпила воду до дна. Стакан пусть остается на столе, вполне естественно: она почувствовала себя плохо и попила воды. Здесь она киснуть не останется, перебирать в уме происшедшее не имеет смысла. Она не представляла, как скоро люминал свалит ее с ног. Остается сделать несколько шагов, и она на кровати. Раздеваться она не будет, под одеяло тоже не полезет – ясно, ей внезапно стало дурно. Едва теплящийся карманный фонарик остался догорать на столе. Единственная забота – чтобы хватило ясности ума пройти последние шаги. Унизительно было бы умереть на полу. Почему унизительно – этого Сильвия себе объяснить не могла. Всегда не хватало времени подумать о месте, где она испустит свой последний вздох, о будущем без будущего.

Постель обдала холодом. Может быть, я уже остываю, равнодушно подумала Сильвия. И вдруг ее пронзила мысль – но когда же ее найдут?! Когда взломают дверь? Сначала соседей насторожит безмолвие, тишина на участке. Хорошо, подумают они, Карл в командировке, но если уезжала и Сильвия, она обязательно предупреждала их: присмотрите за домом, нас не будет. А теперь вдруг – темные окна, на снегу никаких следов. Соседи начнут гадать, что же им предпринять. Лежа пластом на кровати и ожидая смерти, Сильвия Курман встревожилась при мысли о том, что она подведет своих славных соседей. Входную дверь следовало бы оставить открытой, чтобы они без лишних хлопот попали вовнутрь и обнаружили ее как можно быстрее. Сильвии стало не по себе, когда она представила, как будут ломать дверь: сокрушительный удар, и щепы ощерятся во все стороны. Когда еще потом починят дверь и заменят замок! И вообще, разве не логично: возвращаясь домой, Сильвия почувствовала себя так плохо, что забыла запереть дверь.

«До последней минуты нет тебе покоя», – с досадой подумала неопытная самоубийца и принялась выбираться из кровати. Хватит ли времени, чтобы протащиться в прихожую и вернуться обратно? Ну, соберись с силами, поднапрягись – как всю жизнь, с утра и до вечера! Коли тебе не хочется подохнуть на полу.

С самого малолетства Сильвия Курман жила в этом родительском доме, и передвижение по темным комнатам не представляло для нее никакого труда. Ей неохота было совать ноги в тапочки, пошла в чулках и подошвами ног ощущала теплые и прохладные зоны дома. Около двери в прихожую она споткнулась обо что-то мягкое, но в этом доме никогда не держали кошек, и поэтому можно было не опасаться, что пострадает живое существо. Сильвия отперла входную дверь. Давно отслужившая свое пружина не держала язычок замка в гнезде, и дверь слегка приоткрылась, в образовавшуюся щель пахнуло снежным крошевом. Сильвия приставила к двери сапоги – было бы уже совсем странно, если бы в зимнее время входная дверь стояла открытой настежь. Кому охота, чтобы случайные хулиганы первыми стали разглядывать ее бездыханное тело. Пока Сильвия возилась в прихожей, стали мерзнуть пальцы ног. Жизнь упрямо берет свое, отметила Сильвия и вернулась в спальню. Не придется отдавать концы на полу, подумала она, укладываясь в постель. В ней затеплилось ощущение торжества: все-таки у нее хватило сил все обдумать и свести концы с концами.

Полежав несколько минут неподвижно, Сильвия начала дрожать от холода. «Ну и дрожи себе», – успокаивала она себя. Человек нелегко появляется на свет, с чего же надеяться на смерть с удобствами? Но она мерзла все сильнее, и это чертовски неприятное состояние не удавалось подавить волевым усилием. Странно было бы ворочаться на смертном одре и растирать руки и ноги, чтобы согреться. Жаль, что нет под рукой бутылки коньяка, отхлебнула бы глоток. Может, алкоголь ускорил бы и действие таблеток? И почему они вообще так медленно действуют? Пока ее даже ко сну еще не тянет. Уж не ждут ли таблетки нужного момента, чтобы одним махом перебросить ее на другой берег? Во всяком случае, было противно прислушиваться к звону в голове и дрожать от холода. Разве она, Сильвия Курман, не заслужила все-таки более комфортабельной смерти? Но бутылка коньяка у кровати – это не укладывалось в подготовленный сценарий. Достать из шкафа плед? Одно ясно – под одеяло она ни за что не полезет. Не годится ложиться на простыни в одежде. Если же она примется раздеваться, то тогда уж точно зубы начнут выбивать чечетку, а это ей даже представить тошно. Неужели в этой жизни ей еще раз придется вставать, чтобы в чулках обогнуть кровать, открыть последнюю левую дверцу секционного шкафа, вытащить из-под груды запасных подушек плед, – ох как не хочется! Подушки обязательно упадут на пол, придется засовывать их обратно на полку. Нет, пусть валяются! Сильвия Курман в который уж раз поднялась, сделала несколько шагов и остановилась. Подбородок мелко задрожал, к горлу подступили слезы. Чертов люминал не действовал, может, прошел срок годности? И тут совсем некстати Сильвия вспомнила, что упакованный в полиэтиленовый мешок плед еще со времен летнего выезда за город лежит в багажнике машины. Может, Карл и позже пользовался этим клетчатым одеялом? Отвратительные, расцвеченные красками сцены возникли перед глазами Сильвии. Яркий солнечный свет, кусты и трава словно покрыты лаком, посреди квадратного пледа стоит опустошенная коньячная бутылка, заткнутая вместо пробки мухомором.

Сильвия ударилась лбом о край приоткрытой дверцы, ойкнула, схватилась влажной и холодной рукой за лоб, другой рукой рванула висевший за дверью халат Карла, с треском оборвалась вешалка. Волоча халат за собой, Сильвия вернулась к кровати, залезла на нее, зябко свернулась калачиком и натянула на себя халат, ушла под него по самые уши. «Пусть потом выпрямляют окоченевшее тело покойницы, чтобы уложить его в гроб», – подумала она злорадно и по-птичьи подобрала пальцы ног. В голове шумел водопад.

Над лакированными кустами воспарило белое тело, застыло на месте в зыбком мареве знойного дня, чтобы через мгновение раскинуть руки и заскользить, словно большая общипанная птица. Сильвия видела вялые, растянутые в усмешке губы, прищуренные глаза и волосы, которые в полном безмолвии реяли вокруг головы, будто водоросли. Но тут же общипанная человекоптица стала прозрачной, а на золотисто-желтом прибрежном песке уже стояли благопристойно одетые чинно-торжественные люди, держа в руках объемистые бокалы с искрящимся вином. Следуя беззвучному приказу, они одновременно поднесли бокалы к губам, но пить никто не стал. Со сдержанным отвращением на лицах они поставили бокалы на песок. Все общество отступило к самой кромке воды. Сильвия приподняла голову с подушки, чтобы посмотреть, чем же им не понравилось вино. Ее передернуло от отвращения: в каждом бокале металась юркая пиявка.

Сильвия натянула полу халата на голову. Теперь оголились ноги, ей снова стало холодно. Она попыталась отогнать жуткое видение, но никак не могла от него избавиться. Огорченно удивилась: значит, вот так и покидают этот мир – с отвратительным видением перед глазами? А где же прекраснейшие мгновения жизни, сопровождаемые величественными хоралами? Сильвия Курман попыталась усилием воли вызвать перед глазами весенний сад, соцветия крокусов на зернистом снегу… На самом же деле ее интересовало, много ли снега намело в приоткрытую парадную дверь. Почему-то вспомнилась маленькая Кая, когда ее ужалила оса и щека вздулась, как мяч, и сияющей летней белой ночью Сильвия просидела до утра, баюкая на руках всхлипывающего ребенка.

Их семейная жизнь с Карлом? Кажется, люминал начинает действовать – подскакивая на ступеньках, сердце падало куда-то в глубину. Четверть века – так много, так мало – вот-вот начнется совершеннейший период их жизни! На деле же – тропа длиною в десятилетия к конечной точке – предательству. Честная игра не в духе нынешнего времени. Тех старомодных и порядочных, кто не вписывается во всеобщий развал, заставят вымереть. Их выставляют смешными в их же собственных глазах. Современный умный человек не взвалит на себя груз, который выше его сил. Признаться во всем жене – это оказалось не по силам Карлу.

Сильвия разозлилась. Ну что за напасть этот медленно действующий люминал! Сколько же можно томиться в ожидании?! Она надеялась, что постепенно будет освобождаться от тревог, наступит общее расслабление, мысли угаснут – и незаметно подступит вечное успокоение.

Уж не изменчивый ли ветер небытия шумит в ушах? Сильвия вздохнула.

И вдруг совершенно неуместный, прямо-таки дурацкий вопрос ударил в голову: за какое такое преступление приговорила она себя к смерти?

Этот логичный вроде бы вопрос был в данной ситуации совершеннейшим вздором. За секунду до последнего звонка: хочу ехать совсем в другую сторону! Хоть на помощь зови! Поздно, поезд на всех парах несется в темный тоннель.

У тебя всегда хватало сил оставаться последовательной, не поддавайся разноречивым настроениям! Но беспокойство росло. В зыбком свете, сочившемся в окно, Сильвия Курман пыталась разглядеть положение стрелок ручных часов. Но какой в этом толк, если она не сообразила взглянуть на часы, когда глотала таблетки. Казалось, что тело уже переохладилось. Неужели невозможно вернуться? Она подвела под своей жизнью жирную черту, в итоге – нуль. Этот нуль как петля на шее, он сжимает горло. И в самом деле – сдавило. Способна ли она еще на волевое усилие? Покончить с жизнью, оказывается, просто – усугубляется состояние депрессии: все более мрачными кажутся миг, час, будущее. И особенно гнусным видится прошлое – зачем же оглядываться?

Казалось, оледенение началось с ног. Что должен предпринять человек, решивший остаться жить? Решивший? Окончательные решения не принимаются по нескольку раз. Хочу – не хочу! Мысли путались. Начало паники? Сколько времени ей еще осталось? Вряд ли она сможет удержаться на холодных как лед ногах. Подвинувшись к краю кровати, Сильвия скатилась на пол. Халат, как жгут, обвился вокруг тела. Сильвия уперлась ладонями в пол и, оттолкнувшись, поднялась на колени. Передвигаться можно и не вставая на ноги! Сковывавший движения халат остался на полу, он ей больше не мешал. Сильвия даже не пыталась встать. Чем выше голова, тем, пожалуй, труднее сохранить равновесие, и она грохнется на пол. Но передвигаться на коленях было непривычно, к тому же двигалась она медленно. Почему бы не попробовать на четвереньках? Конечно, так проще и быстрее! Через порог, теперь по паркету – пальцы ног и рук заелозили по скользкому лаку, уже недалеко и до кухни. Странно, голова вроде бы довольно ясная. Что если опереться о косяк кухонной двери и попробовать встать? Ведь нужно зажечь свет и что-то делать, чтобы освободиться от яда. Кажется, в таких случаях пьют молоко. Но молока в доме нет. Пьют и кофе, но нужно время, чтобы его сварить. И она впустую потратит свои последние ясные минуты. Сильвия Курман напрягла память. Искать помощи в книгах не было времени. Полосканье желудка! Но не впитался ли уже люминал в кровь?

И все-таки нельзя не испробовать последнюю возможность! В шкафчике для медикаментов всегда был в запасе концентрат марганцовки. Цепляясь за косяк двери, Сильвия начала подниматься. Под потолком вспыхнул шар из молочного стекла. Свет резанул по заплаканным глазам. Вот если бы сейчас к гаражу подъехал Карл – несколько прыжков, и уже кувшин в руках, раствор готов! Сильвия пила бы лиловатую воду стакан за стаканом, потом засунула бы пальцы в глотку. Чушь! Карл уже никогда не вернется домой! Сотни раз пережитое не повторится больше никогда. На протяжении многих лет каждый вечер наступала минута, когда скользнувшие по двору снопы света освещали кухонную занавеску как экран: вот мы снова вместе, в доме мир и покой. Что человеку еще надо?! Теперь ей не на кого было надеяться. Если она хочет жить, должна со всем сама справиться. Когда это раньше была она слабой?! Сейчас нужно сосредоточиться на самом главном – вернуть себе возможность жить. Странно, откуда столько сил: открыла шкафчик, налила из кувшина воду в стакан, довольно твердой рукой нацедила туда же из темной бутылки концентрат. Ну вот, можно приступать к делу. Теперь необходимо набраться терпения, ведь и белье полощут в нескольких водах, человека тоже одним глотком не промоешь. После каждого стакана Сильвия переводила дух. Откашливалась. Закончив пить, с минуту набиралась сил. Подошла к раковине, вцепилась в край, чтобы кухня не раскачивалась, и сунула пальцы в рот. Потом захотелось лечь и отдохнуть. Нет, разве она мало провалялась в кровати! Сильвия включила электроплитку, поставила воду для кофе.

Откуда-то несло холодом по ногам. Дверь! Дурацкая сентиментальность: войдут без хлопот, легко найдут ее хладный труп! Чувство презрения к себе погнало Сильвию в прихожую, она с размаху захлопнула дверь, заперла ее на ключ, закрыла на задвижку и навесила цепочку – пусть ломают в щепы, если она все-таки отправится в мир блаженства. Сильвия обошла комнаты и зажгла все лампы. Задвинула на окнах гардины. Включила телевизор. Из Москвы передавали прогноз погоды. Неужели еще так мало времени?! А она-то думала – за полночь! На плите забулькала вода. Вполне можно обойтись растворимым кофе. Сильвия тут же на кухне села за стол, прижала холодные пальцы к чашке, принялась жадно пить горячий напиток. Каков будет следующий приказ себе? Нужно натопить дом. Живой человек не может спать в таком собачьем холоде. Хватит ли у нее сил притащить из подвала дрова и брикет? Ладно, сначала разведет огонь, в углу кухни в корзине лежат несколько поленьев. Потряхивая зажатым в кулак коробком, Сильвия направилась к печке. Она открыла печную дверцу – приятный сюрприз, в подвал можно не ходить, утром перед уходом Карл набил печку дровами и брикетом. С треском разгорелась береста. И в другой печке было приготовлено топливо! Чудеса! Подумать только – Карл пожалел ее, решил напоследок позаботиться о ней – предвидел, что восставшей из мертвых захочется согреться! Нежный, заботливый супруг! Сильвия швырнула спички в огонь. Коробок взорвался синим пламенем.

На экране телевизора певцы вытряхивали из себя вопли. Сильвия уменьшила звук и попыталась собраться с мыслями. Что теперь на очереди? Команды должны быть наготове!

Кто живет – тот молотит. Неизбежная вульгарная грань бытия. А еще необходимо держать в чистоте свою берлогу. Кавардак в доме может засосать человека, погрести под собой. Пляска жизни продолжается: завтра у директора совещание – нужно выстирать блузку, выгладить жакет. Будильник она поставит звенеть на час раньше обычного, чтобы успеть к парикмахеру. Небрежно одетым и плохо причесанным женщинам на совещаниях лучше рта не раскрывать. Посмотрят на такую и решат – чучело. Выглядеть всегда нужно бодрой и предприимчивой. И тут Сильвия пронзительно всхлипнула. Возьми себя в руки, чувство жалости к себе – с голодухи. Мясо как раз согрелось, она с трудом проглотила его. На столе раздражающе белели крошки. Сильвия смахнула их рукой. Неужели это она совсем недавно глотала тут таблетки? Как же она любила поучать других, не уставала талдычить зашедшим в тупик женщинам: сосчитайте до десяти, прежде чем приметесь кого-нибудь обвинять, и вообще – не порите горячку. Никому еще не удавалось вернуться с конца снова в начало. Не спешите, подождите, пока растает снег или прорастет трава. А сама она даже не вспомнила о возможном варианте – жить. Странно, почему же не подействовали таблетки?

Сильвия Курман выпила еще одну чашку кофе. Хватит ли ей теперь энергии на все необходимые дела? Раньше пузырек 6 йодом упал на пол, на полу пятно, нужно смыть.

Но сначала – поставить на место концентрат марганцовки, Руки дрожали – как бы и эту склянку не уронить! Сильвия стала особенно тщательно расставлять пузырьки, чтобы освободить место для марганцовки. В руки попался пожелтевший бумажный пакетик. Поискала место, куда бы его положить, при этом машинально прочла поблекшую надпись: люминал. Люминал! Что же она проглотила?! Сбитая с толку Сильвия наклонилась над мусорным ведром и, пересилив чувство брезгливости, стала рыться в нем. Сквозь неплотно закрытую пробку на бумагу просочился йод. Сильвия испачкала руки, потом уколола палец о выброшенную утром рыбью кость. Фу, какая гадость! Но должна же она выяснить, что она проглотила! Вот – глюконат кальция! Эти таблетки когда-то покупались для пуделя Юмбо, боже мой, собачье наследство! Сильвии было не до того, чтобы вымыть руки. Словно лунатик, прошла она в гостиную к бару, налила полный бокал коньяку, вернулась на кухню, присела к столу, она уже не думала о неотложных делах, ей вдруг стало совершенно безразлично, есть ли у нее для завтрашнего совещания чистая блузка. Она пила коньяк, и плечи ее сотрясались от рыданий. Она плакала и вспоминала своих давних собак – Паулуса и Юмбо, а заодно и мужа, который ее предал. Она плакала отчаянно, громко и безутешно. Хотя конец и не наступил, в начало ей было уже не вернуться. В печах погас огонь, в трубе гудел ветер. И с особенной болью она вспоминала о том, что как-то ударила Юмбо хлыстом. Тоже мне причина – пес удовольствия ради разрыл клумбу с цветами.

2

Со дня неудавшегося самоубийства прошло несколько долгих мучительных недель. Прежде Сильвия Курман никогда не замечала, что завершающие неделю выходные уходят в небытие с такой удручающей медлительностью, что минуты еле тянутся, а часы будто резиновые. В сером потоке времени мелькали незначительные события повседневной жизни, и стоило трудов, чтобы по прошествии времени вспомнить о них; но Сильвия заставляла себя заниматься именно ими, чтобы хоть этим сором забить себе голову.