Текст книги "Моя герцогиня"

Автор книги: Элоиза Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Ребенок выглядел неописуемо грязным, да и пах отнюдь не цветами. Однако герцогу хватило бросить лишь один взгляд на его нос и нижнюю губу, чтобы узнать собственную породу. Аристократическая кровь чувствовалась и в походке, и в гордом повороте головы. Джуби невозмутимо подошел к столу и смерил хозяина холодным взглядом.

– Или ты немедленно заплатишь доктору за лечение Филибета, или я напущу на тебя констеблей, жирная свинья.

Да, сомневаться не приходилось: перед герцогом стоял его сын, пусть даже куда больше склонный к сочувствию и состраданию, чем он сам.

Вильерс с интересом всмотрелся. Джуби казался таким истощенным, что по сравнению с ним даже Эшмол представлялся солидным мужчиной. Однако плечи мальчика оставались прямыми, да и держался он твердо и уверенно, несмотря на торчащие из драного воротника костлявые ключицы.

Герцог откашлялся, а мальчик, в свою очередь, строго взглянул из-под густых ресниц.

– Где же ваша шпага? – осведомился он вместо приветствия. – Тод сказал, что пришел богач и хочет перерезать глотку этому ворюге.

– Эй, ты, осторожнее с выражениями! – ядовито отозвался Гриндел, сжав кулаки. Он с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на обидчика.

Мальчик рассмеялся, и если бы еще оставались сомнения относительно родства, смех мгновенно бы их уничтожил. Гриндел болезненно поморщился.

– Что, больше не отважишься ударить? – насмешливо уточнил Джуби. – Не забыл, что случилось на прошлой неделе?

– Забирайте поганца. – Хозяин с отвращением сплюнул. – В городе полно ребят, которые с радостью примут и мои условиями мое гостеприимство. Все знают, какой я справедливый.

– Увезу всех, – повторил Вильерс. С момента появления сына герцог впервые нарушил молчание. – Приведи остальных, – обратился он к мальчику.

– А кто вы такой, чтобы распоряжаться? – осведомился тот и, так же, как Гриндел, выставил нижнюю челюсть.

Хозяин грубо рассмеялся.

– Получите подарок, о каком и не мечтали! – воскликнул он неожиданно бодрым голосом.

Мальчик снова оценивающе посмотрел на Вильерса из-под ресниц:

– Зачем мы вам?

– Не для того, чем занимаетесь здесь.

– Вы не из тех, кто ищет подмастерий, да и мы мало на что годимся.

– А ты хотел бы пойти в ученики? – Вильерс чувствовал себя так, словно говорит кто-то другой, а сам он со стороны наблюдает за мальчиком, как две капли воды похожим на нетерпеливого, вспыльчивого и несговорчивого Леопольда Дотри, герцога Вильерса. Единственная разница заключалась, пожалуй, в росте и весе.

Однако ребенок не собирался сдаваться.

– Нам нечем вас порадовать.

– Оставайся-ка лучше со мной, сынок. – Гриндел странно, неестественно рассмеялся. – Буду хорошо с тобой обращаться. А если попросишь как следует, даже заплачу за лечение Филибета.

Неожиданно для себя Вильерс не нашел нужных слов.

– Ой, совсем забыл о Филибете! – спохватился Джуби и повернулся к стоявшему в дверях Тоду: – Сбегай за остальными.

Малыш исчез, а он снова посмотрел на герцога.

– Если вы из тех, кто, думает о постыдном, то скоро пожалеете о той минуте, когда меня встретили. – В глазах его светилась ледяная решимость.

Вильерс отлично знал эти глаза. Еще бы: каждое утро видел их в зеркале.

– Это ему ни к чему! – загоготал Гриндел. – Ну что, герцог, не хотите сказать правду?

Одного короткого взгляда хватило, чтобы шутник умолк.

– Ты – мой сын, – просто произнес Вильерс, – и я приехал, чтобы забрать тебя домой. А других ребят отправлю в надежное место, где о них позаботятся по-настоящему.

Тобиас не произнес ни слова. Герцог наблюдал за ним с интересом и, к собственному удивлению, с немалой гордостью. Трудно сказать, чего именно он ожидал в ответ на неожиданное заявление, но меньше всего обрадовался бы восторженному возгласу: «Отец!»

Тобиас молча посмотрел на подернутые сединой волосы незнакомца, на удивительный розовый камзол. Взгляд остановился на изящно вышитых вокруг петель желтых розах, скользнул по безупречно сидящим панталонам и спустился к башмакам, немного запылившимся от соприкосновения с угольными корзинами.

Нетрудно было понять, что внешний вид нежданного родителя одобрения не вызвал – разумеется, за исключением шпаги.

– И вы твердо уверены в своем заявлении? – уточнил, наконец, мальчик с таким достоинством, словно любой человек на свете был бы рад назвать своим продолжением грязного, вонючего заморыша по прозвищу Джуби.

Чересчур искреннее выражение сыновних чувств вряд ли обрадовало бы ироничного герцога, но столь откровенного разочарования он не ожидал.

– Не задавай дурацких вопросов, – вмешался в разговор Гриндел. – Сразу видно, что ты – точная копия этого бездельника, так что отныне будешь по праву называться ублюдком.

– Лучше оказаться герцогским ублюдком, чем негодяем! – презрительно парировал Вильерс.

Носком башмака он отбросил с дороги зубы и пуговицы и подошел к столу. Семейное воссоединение свершилось, и теперь осталось покончить с последним пунктом программы.

Гриндел в страхе опустился в грязное кресло.

– У моего сына синяк под глазом, – произнес герцог. Впервые он услышал в собственном голосе холодную, мужественную, зрелую жесткость и почувствовал, что нашел верный тон.

– Наверное, подрался с мальчишками, – трусливо предположил Гриндел и покосился на Тобиаса. Он отлично знал, что тот никогда не пожалуется – слюнтяйство не в его характере.

Вильерс вздохнул: каким-то чудом перчатки до сих пор оставались пусть и не безупречными, но убедительно чистыми.

Гриндел опрокинулся вместе с креслом, а по дороге зацепил еще две корзины с углем. Из-под стола донесся жалобный, почти поросячий визг. Последняя корзина закачалась и упала, а из нее посыпались серебряные ложки – результат мучительного детского труда в реке и мерзких сточных канавах.

Обернувшись, герцог увидел в дверях небольшую компанию заинтересованных зрителей. Пять-шесть мальчиков молча, неподвижно наблюдали за расправой. Тощие, покрытые грязью, со следами глубоких царапин на ногах и руках, они замерли в дверях.

Гриндел застонал, но не проявил намерения подняться с пола.

– Возьмите корзинку и соберите ложки, – распорядился Вильерс. – Здесь целая коллекция.

– И серебряные пуговицы, – добавил Тобиас, не выказав ни тени восхищения мастерским ударом.

– Тоже не помешают, – согласился герцог. – Здесь их столько, что хватит, чтобы расплатиться за ваше обучение.

Дети, кажется, ничего не поняли, однако Тобиас ловко сгреб ложки и сунул одному из мальчиков:

– Иди!

Еще одна корзинка с серебряными ложками, коробка серебряных пуговиц и какой-то ящик с крышкой покинули пределы дома прежде, чем хозяин успел подняться на ноги.

– Эй, вы! – хрипло закричал он. – Что происходит с моим добром?

Вильерс с удовлетворением отметил, что правый глаз негодяя уже почти заплыл.

– Вор! Мошенник, а не герцог! – вопил тот. – Сейчас же напущу на вас констеблей!

– Даже и не подумаешь, – невозмутимо возразил Вильерс. – Придется найти какой-нибудь другой способ зарабатывать на жизнь. А я буду внимательно следить, и если вдруг услышу, что в доме снова появился хоть один мальчик, – добра не жди!

– Сходство между отцом и сыном налицо! – прорычал Гриндел.

– Ты мне льстишь, – заметил Вильерс. – Первый удар считай расчетом за Тобиаса. Ну а этот за остальных! – Кулак угодил прямиком в левый глаз.

Старик рухнул на пол, а герцог молча вышел.

– Где Филибет? – спросил он.

Тобиас показал на лежавшего на обочине мальчика. Грязная тряпка, которой была обмотана нога, насквозь пропиталась кровью.

Вильерс кивнул стоявшему возле экипажа лакею:

– Возьми ребенка и отнеси к ближайшему доктору, а потом найми карету и отвези в Уайтчепел, к миссис Джоббер. Улицу возница должен знать.

Распорядившись, он повернулся к оставшимся пяти питомцам, Тобиас стоял впереди, как всегда, гордо расправив плечи и уверенно подняв подбородок. В глазах светилось упрямство.

Вильерс посмотрел на второго лакея:

– Найди повозку и передай всю эту компанию миссис Джоббер – с рук на руки. Извинись от моего имени и попроси отмыть и одеть их как можно приличнее. Я же немедленно отправлю Эшмола на поиски достойной школы. Да, вот это первый взнос на содержание детей. – Он протянул пригоршню гиней.

– Школа? – изумленно пробормотал один из мальчиков.

Тобиас заметно успокоился.

– Мы будем хорошо учиться, – пообещал он и неохотно добавил: – Сэр…

– Я не сэр, – поправил Вильерс. – Можете обращаться ко мне «ваша светлость». – Он тут же почувствовал себя напыщенным дураком. – А ты, Тобиас, поедешь не к миссис Джоббер, а домой – вместе со мной.

Тобиас не собирался менять решение.

– Нет. К тому же меня зовут Джуби.

– Твое имя – Тобиас. Ты мой сын, а потому немедленно отправишься в Вильерс-Хаус.

– Я буду жить у миссис Джоббер, а не у вас. – Мальчик едва заметно усмехнулся.

Удивленно разинув рты, товарищи наблюдали за развитием событий.

На миг Вильерс задумался, не поручить ли упрямца оставшемуся без дела лакею: уж очень не хотелось тащить в экипаж всю эту, деликатно выражаясь, грязь. Но наемная карета и лакей в данном случае вряд ли годились: подобное появление сразу поставило бы мальчика в ложное положение в глазах слуг. Впрочем, пока герцог и сам понятия не имел, каким именно должно быть это положение.

– Немедленно садись в экипаж! – приказал он.

– Нет!

Выхода не было. Перчаткам и без того пришел конец, да и розовому камзолу, скорее всего тоже. Молниеносным движением Леопольд схватил упрямца и перекинул через плечо.

Лакей услужливо открыл дверь, и отец сунул сына на бархатный диван. Поднялся сам и уселся напротив.

Мальчик без промедления принял вертикальное положение и устремил на родителя бескомпромиссный взгляд.

Герцог не видел необходимости продолжать препирательства, а потому сосредоточился на испорченных перчатках: предстояло снять их с наименьшим ущербом для рук.

В голове настойчиво крутились две мысли. Первая заключалась в необходимости найти еще пятерых отпрысков. А вторая…

…ему нужна жена. Немедленно, сейчас же!..

Возможно, женщине удастся понять, как разговаривать с уменьшенной копией герцога Вильерса. У него это пока не получалось.

Оставалось одно: жениться сегодня же. В крайнем случае – завтра.

Глава 28

Доктора Уильяма Уидеринга терзал ужасный кашель. Элайджа и Джемма вошли в приемную и услышали доносившиеся из жилой комнаты мучительные, пугающие звуки.

– Кажется, доктор умирает! – в тревоге воскликнула Джемма.

Элайджа, в свою очередь, решил, что больной находится на последнем издыхании, но не счел разумным высказывать заключение вслух. Джемма и без того казалась испуганной – откровенно говоря, в последние дни выражение страха покидало ее лицо только в одном случае: в постели, в объятиях мужа.

Сам же герцог Бомон испытывал непонятное, труднообъяснимое счастье. После любовных утех в саду Аполлона он всецело примирился с будущим, каким бы коротким оно ни оказалось. Вот и сейчас он невозмутимо проводил Джемму к стулу, а сам сел рядом.

Герцогиня тут же взяла со стола медицинский журнал и начала читать.

– Он экспериментирует с ямайским перцем: выясняет, насколько препарат полезен в качестве лекарства от заболеваний легких, – сообщила она спустя несколько минут.

Доктор Уидеринг появился прежде, чем Элайджа успел что-нибудь ответить, – высокий статный человек с густыми кустистыми бровями, плохо сочетавшимися с аккуратными буклями напудренного парика. Из-под бровей лихорадочно блестели темные глаза.

– Ваша светлость, – с поклоном приветствовал он герцога. Повернулся, увидел Джемму и поклонился еще глубже. – И ваша светлость.

– Я приехал, чтобы проконсультироваться относительно вашей работы с Digitalis purpurea, – пояснил Элайджа.

Доктор заметно оживился, а глаза блеснули еще ярче.

– Увлекательнейшая тема! Результаты исследований дают основания для разумного оптимизма.

– Дело в том, что меня нередко подводит сердце, – продолжил Элайджа. – Хотелось бы услышать, ваше мнение; конечно, если у вас найдется время для беседы.

– Не согласитесь ли пройти в кабинет, чтобы я мог подробно вас осмотреть? Сердце – сложный орган, а Digitalis purpurea или, как растение называют в обиходе, наперстянка обладает ограниченной сферой применения. Впрочем, у меня есть коллега, который…

Дверь закрылась, и голос стих. Стоило доктору увидеть нуждающегося, в помощи пациента, как он сразу забыл о присутствии дамы.

Джемма сняла шляпку и пелерину и снова села. С того момента, как болезнь мужа проявилась с угрожающей откровенностью, она впервые осталась одна.

В голову пришла предательская мысль: если Элайджа умрет, одиночество превратится в обычное состояние. Нет, только не думать о плохом!

Герцогине еще ни разу не доводилось бывать в приемной доктора. Если требовалась медицинская помощь, врачи немедленно приезжали домой – такой порядок считался приличным и достойным титула. Она посмотрела по сторонам: одну из стен просторной комнаты занимал массивный ореховый шкаф со множеством выдвижных ящиков. Большинство из них оказались плотно закрыты, но некоторые почему-то оставались открытыми, и в целом картина представляла собой хаотичное нагромождение, похожее на башню из разнокалиберных детских кубиков.

Джемма встала и сделала несколько шагов; так легче дышалось. Каждый из ящиков был снабжен торопливо написанной этикеткой, словно хозяину не хватило времени и терпения. Как оказалось, некоторые отделения имели сугубо медицинское предназначение: так, выдвинув ящичек с надписью «настойка опия», любопытная посетительница увидела несколько маленьких бутылочек. Под этикеткой «драгоценности» скрывалась небольшая горка горного хрусталя.

Приоткрыв отделение с надписью «перья», Джемма действительно увидела два пыльных птичьих пера, а в ящичке, помеченном «речная вода», вновь оказались пузырьки: в некоторых оставалось несколько капель, а большинство и вовсе пустовало.

Чтобы скоротать неподвижное время, Джемма заглянула еще в несколько таинственных хранилищ и обнаружила внутри сушеные листья. Заинтересовалась надписью «горчица», заглянула и тут же принялась неудержимо чихать. Нет, лучше вернуться на место и постараться сохранить спокойствие.

Казалось, часы остановились. Она обреченно сидела в пыльной тишине: и наблюдала, как солнце скользит по крышке стоящего в углу клавесина. Судя по всему, доктор уделял время не только науке, но и музыке:

В обычной жизни Джемма не знала, что такое скука. Если вдруг выпадало несколько свободных минут, использовала время с толком, анализируя одну из недавних шахматных партий и исправляя ошибки – и свои, и партнера. Но сейчас удержать в уме сложную логическую конструкцию никак не удавалось, и между седьмым и восьмым ходами мысли окончательно запутались.

Попыталась дочитать до конца статью доктора об использовании в медицине ямайского перца, однако вскоре отложила: слишком сложно и непонятно. Минутная стрелка на часах ползла со скоростью черепахи. Пришлось достать из шкафа горошины черного перца и белые палочки гвоздики и соорудить подобие шахматной доски.

Игра увлекла. Но в тот момент, когда Джемма с сожалением осознала, что пропустила опасный ход белого коня, стремившегося атаковать черного ферзя, из кабинета вышли Элайджа и доктор. Герцогиня взволнованно вскочила.

– Сможете помочь? – не заботясь о вежливости, требовательно воскликнула она.

Доктор внезапно закашлялся, да так сильно, что был вынужден согнуться едва ли не пополам.

– Средство, возможно, существует. – Элайджа взял жену за руки, однако чересчур серьезный взгляд не позволил поверить в лучшее.

– Возможно?

– Не исключено, что наперстянка поможет, – пояснил доктор, наконец-то справившись с кашлем. – Однако последствия ошибки могут оказаться чрезвычайно тяжелыми, а потому, как я только что объяснил его светлости, цена риска огромна. К сожалению, вынужден отказать в применении лекарства.

Джемма побледнела и вцепилась в ладони мужа.

– Потому что это яд?

– Доктор Уидеринг получил блестящие результаты, – пришел на помощь Элайджа, – но в настоящее время исследование находится в начальной стадии.

– Не исключена возможность превышения дозы, – продолжил доктор Уидеринг, – а потому я посоветовал его светлости отказаться от применения данного препарата. – Он поклонился, очевидно, ожидая, что посетители немедленно уйдут.

Джемма заглянула в печальные глаза.

– Что ты намерен делать?

– Поехать вместе с тобой домой, – обыденным тоном ответил герцог. – Все непросто, Джемма. Доктору пришлось иметь дело со множеством пациентов, и он отнюдь не преисполнен оптимизма относительно отпущенного мне времени.

– Сердце бьется неровно и ненадежно, но в то же время хотелось бы подчеркнуть, что никому не дано предвидеть продолжительность жизни. Мне уже встречались пациенты, которые, несмотря на неутешительные прогнозы, держались на протяжении нескольких месяцев, а то и лет.

Однако Джемма сумела прочитать правду: доктор не надеялся, что Элайдже повезет.

Она выпустила руки мужа и решительно повернулась к нему.

– Но ведь некоторым из больных ваше лекарство помогло, не так ли?

– Верно. Но в тоже время… – Уидеринг замолчал, усомнившись, стоит ли продолжать, – существует и ряд неудач.

– То есть кто-то умер в результате лечения наперстянкой? – уточнила Джемма, не желая смягчать проблему.

– Пациенты умерли бы в любом случае, будь то от водянки или от сердечной аритмии, – задиристо возразил доктор.

Элайджа встал за спиной жены и положил руки ей на плечи.

– Герцогиня вовсе не подозревает вас в неосторожности, – примирительно заметил он.

– Непосвященному трудно проникнуть в тайны медицинской науки, – ответил Уидеринг. – Я уже стою на пороге понимания оптимальной дозы. Недавно обнаружил, что сухие измельченные листья оказывают двойной эффект по сравнению с цветками. А позавчера совершенно случайно установил, что длительное кипячение настоя делает его в четыре раза крепче.

Джемма поняла, что означает последнее замечание: силу воздействия кипяченой наперстянки доказала смерть одного из несчастных подопытных.

– А каким образом вам удалось установить свойства растения? – уточнила она.

– Как-то раз пришлось признаться в собственном бессилии, – с готовностью рассказал доктор. – Больной распух, как спелая слива, и для лечения водянки я испробовал все известные средства. К счастью, пациент не оставил надежду: нашел в себе мужество продолжить борьбу и обратился к старой цыганке, известной способностью исцелять.

– К цыганке?!

Уидеринг кивнул.

– Она дала ему травяной отвар, и вскоре симптомы водянки исчезли. Но что самое интересное – сердечный ритм выровнялся. Конечно, я сразу отправился выяснять секрет чудодейственного средства.

– И оказалось, что отвар приготовлен из наперстянки?

– Не только. Выяснилось, что рецепт включает больше двадцати трав. – Уидеринг не скрывал профессиональной гордости. – Потребовался почти год, чтобы сузить исследование и определить удивительные свойства Digitalis purpurea. Оказалось, что растение обладает способностью устранять возбужденное состояние сердца.

– Возбужденное состояние? – недоуменно переспросила Джемма.

– Иными словами, неровность сердцебиения, – пояснил Уидеринг. – Пропущенные удары. Причем средство не только успокаивает чрезмерно быстрый ритм, но и ускоряет слишком медленный.

– Необходимо срочно найти цыганку. – Джемма схватила шляпу.

Элайджа рассмеялся. Да, по-настоящему рассмеялся!

– Но если мы разыщем целительницу и я выпью лекарство, то потом придется принимать его постоянно. И что же, провести остаток своих дней в пути, разыскивая табор на сельских дорогах? Цыгане не любят сидеть на месте.

– Но у тебя останется жизнь, Элайджа!

Герцог посмотрел на жену, и в его взгляде что-то мелькнуло… Джемма повернулась к доктору. Мало кому удавалось выдержать напор герцогини Бомон, и Уидеринг, очевидно, не относился к числу отчаянных смельчаков. Он поморщился и растерянно заморгал.

– Вы считаете, что ваш муж может не успеть найти цыганку?

– Я задала конкретный вопрос, – настойчиво напомнила Джемма.

Доктор мучительно покраснел и с трудом произнес:

– На мой взгляд, в распоряжении вашего супруга осталось не много времени.

В разговор вступил Элайджа:

– Дело в том, что пока доктор меня слушал, сердце несколько раздавало сбои. Конечно, нельзя не учитывать, что я неподвижно лежал на спине, в самом неблагоприятном положении.

Джемма кивнула. Получалось, что впереди оставалось всего несколько дней. Она снова посмотрела на Уидеринга:

– Удалось ли выжить еще кому-нибудь из ваших пациентов – помимо того, который обратился к цыганке?

Тот немного приободрился.

– Разве имело бы смысл работать с наперстянкой, если бы ее свойства не подтверждались успехами? Большому числу больных посчастливилось значительно улучшить свое состояние. – Доктор прочитал мысли собеседницы. – Но герцогу дать лекарство я не могу. Слишком опасно. Вы, кажется, не понимаете всей серьезности обстоятельств.

– В том-то и дело, что отлично понимаю. – Джемма подошла ближе и воинственно вскинула голову. – Предпочитаете экспериментировать на бедняках? Выбираете пациентов в таких кварталах, как Спитлфилдз? Кому какое дело, если в вашем кабинете вдруг умрет кто-то из несчастных?

– Все свершается в интересах науки! – убежденно заявил доктор. – Люди приходят ко мне в отчаянии: никто и ничто не может им помочь. А я лечу бедных, причем не только от заболеваний сердца. Стараюсь помочь во всем, начиная с водянки и заканчивая золотухой.

– Но герцог королевства находится в иной сфере. – Джемма не скрывала сарказма.

– Постарайтесь понять, что я еще не достиг той стадии исследования, которая в достаточной степени…

– Утром вы дадите моему мужу лекарство, – сурово приказала герцогиня. – Я не позволю ему умереть, в то время как спасительное средство существует.

– Последний опыт закончился трагически, – поспешно предупредил доктор. – Больной скончался меньше чем через час после принятия лекарства. Доза оказалась избыточной. Кипячение придало отвару необходимые свойства, однако пропорции активного вещества изменились.

– Постарайтесь в очередной раз тщательно взвесить факторы, – с мрачной решимостью потребовала Джемма. – Можете провести ночь в расчетах оптимальной дозы и концентрации: гибель последнего пациента подскажет, где таится ошибка. А ровно в восемь мы к вам приедем.

– Не могу! – в ужасе закричал доктор. – Не могу! Поймите же наконец, ваша светлость! Если, не дай Бог, герцог умрет, приняв лекарство, меня повесят. Никто не захочет выслушать доводы в оправдание. И работа останется незаконченной!

– Все верно, – поддержал Элайджа. – Доктор прав, Джемма.

– Нет, не прав! – воскликнула она.

– Работа действительно чрезвычайно важна. Да, некоторые из пациентов умерли, и все же открытие бесценно. Если мы заставим мистера Уидеринга дать препарат, а доза окажется смертельной, дело закончится виселицей – просто потому, что я герцог. – Слова прозвучали совсем просто, даже обыденно. – Я не могу отправить человека на гибель, как не могу прервать исследования, способные спасти тысячи жизней.

– Не будь таким! – со слезами на глазах потребовала Джемма.

На лице герцога застыло непроницаемое выражение.

– Какой есть.

– Перестань вести себя так правильно! Хотя бы раз в жизни подумай о себе! Разве ты не хочешь жить? Не хочешь остаться со мной? Что, если я уже беременна? Что, если… – Ее голос сорвался, и она беспомощно отвернулась.

– Я готов отдать все на свете, лишь бы только не покидать тебя. – Он до боли сжал плечи жены. – Готов расстаться с титулом, с последним пенни, даже с правой рукой, чтобы увидеть нашего ребенка, если он уже живет в тебе. Как ты можешь задавать такие вопросы?

Она заглянула в печальные глаза:

– Значит…

Герцог покачал головой:

– Мои деньги, мой титул, моя правая рука, Джемма. Но не жизнь и работа другого человека. Даже если удалось бы каким-то способом заранее предусмотреть оправдание доктора, продолжить исследование ему все равно не удастся. Повторяю: готов отдать за жизнь все, что принадлежит мне. Но только мне. – Его мужественное лицо исказилось болью, и стало ясно, что решение непоколебимо. – Я не могу рисковать чужой жизнью ради спасения собственной, – повторил Элайджа с достоинством, в котором ясно слышалось отчаяние.

Выхода не было: оставалось лишь продолжать любить супруга таким, каким полюбила много лет назад, или жалеть о том, что не вышла замуж за кого-нибудь другого.

– О Господи! – Джемма без сил упала в объятия герцога.

– Искренне сожалею, – беспомощно произнес Уидеринг. – Думаю, месяцев через шесть свойства Digitalis purpurea проявятся с большей определенностью.

Мысли кружились в бешеном хороводе.

– Не могу позволить тебе умереть! – убежденно заявила Джемма и уткнулась носом в камзол.

Элайджа молча обнял ее и прикоснулся губами к волосам. Все кончено. Сейчас они поедут домой, а ночью или завтра утром он покинет ее навсегда.

Она выпрямилась, освободилась из объятий и снова повернулась к доктору.

– Каковы симптомы передозировки наперстянки? – деловито осведомилась она.

– Тошнота, рвота, – ответил тот. – Расстройство зрения в виде радужных кругов возле обычных предметов. Вскоре после этого наступает конец.

Джемма кивнула.

– Хочу попросить подробно описать, когда и как следует принимать лекарство, и обозначить ту дозу, которую вы дали погибшему пациенту. Инструкцию мы возьмем с собой – вместе с препаратом.

– Не могу позволить…

– Никто не узнает. Слуги знают, что господин нездоров. Ночью мы останемся вдвоем. В случае трагического исхода все решат, что сердце остановилось, и это будет правдой. А я не скажу ни слова. – Она пристально посмотрела доктору в глаза. – Моему слову можно верить: я вас не предам.

– Ах, если бы можно было подождать еще шесть месяцев! – Уидеринг мучительно сомневался.

– Не могли бы вы сделать кое-какие заметки на тот случай, если мы все-таки решим попробовать? – осторожно напомнил Элайджа.

Доктор посмотрел на него почти с ненавистью.

– Лучше бы вы никогда не появлялись в моем кабинете!

– А мы бы и не появились, не будь герцог Бомон также хорошо известен в Спитлфилдзе, как и вы, – парировала Джемма.

– Не оставите ли нас на минуту? – попросил герцог.

– Хорошо, сейчас же напишу подробную инструкцию, но повторяю: я решительно, категорически возражаю! – Доктор скрылся за дверью.

– Ты тверда в своем решении? – тихо спросил Элайджа.

Джемма посмотрела ему в глаза.

– Это твой единственный шанс.

– А что, если потом начнешь сомневаться?

В болезненном волнении она схватила мужа за плечи и попыталась встряхнуть, однако ничего не получилось: герцог оказался слишком высоким и тяжелым, да и на ногах держался крепко.

– Мы с тобой вдвоем, Элайджа! Ты и я – вместе! Никогда не забывай об ответственности и не бери на себя право принимать важные решения в одиночку. Пожалуйста!

– Что-то подсказывает мне, что в данном случае последнее слово останется за тобой.

– Правило номер три семейной жизни гласит: никогда не позволять морю снова разделить нас. Смерть намного шире Ла-Манша, милый, и я готова до конца сражаться за это правило.

Лицо герцога посветлело.

– Знаю.

– Может быть, сегодня ночью тебе суждено умереть, – уверенно продолжала Джемма. – Но я останусь рядом до последнего вздоха, и буду знать, что мы испробовали все возможные средства и честно пытались продлить твои дни на земле.

Они стояли, обнявшись, и ждали возвращения доктора. А спустя десять минут вышли из приемной, крепко сжимая исписанный мелким почерком лист бумаги, и пять драгоценных пузырьков с отваром наперстянки.