Текст книги "Моя герцогиня"
Автор книги: Элоиза Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Глава 25
3 апреля
Почти весь следующий день Джемма не выпускала Элайджу из постели. Ближе к вечеру оба устало лежали на сбившихся простынях и тяжело дышали.
– Мне нужно в ванну, – призналась Джемма слабым голосом. Она чувствовала себя изможденной и счастливой. Рука лежала на груди супруга: сердце стучало в уверенном, спокойном ритме. – Как будто часы починили, – удовлетворенно заметила она, сменив тему.
Элайджа лежал в излюбленной позе, заложив руки за голову, и с улыбкой смотрел на украшавший стену гобелен.
– Когда сердце вспоминает, как надо работать, то ведет себя вполне прилично.
– Отныне будем встречаться в постели каждый день, – постановила Джемма. – Нет, лучше дважды в день, утром и вечером, чтобы оно не успевало забывать правильный режим.
Элайджа рассмеялся:
– Если мужчины королевства узнают о подобном способе поддержания здоровья, все немедленно начнут симулировать обмороки.
Он повернулся на бок и приподнялся на локте.
– Я слышал все, что ты говорила матери.
Джемма попыталась вырваться из блаженного забытья и вернуться к действительности.
– Хм…
– Вот уж не думал, что ты догадаешься, почему Сара Коббет приходила в мой рабочий кабинет.
Джемма подняла голову.
– Значит, причина действительно в этом? Раньше мне казалось, что ты просто экономил время.
– Трудно было убедить окружающих, что по вечерам я не прячусь во «Дворце Саломеи». Черт возьми, до чего же надоело слышать прозвище Распутный Бомон! Столько презрения! К тому же за спиной постоянно шли разговоры о плетках.
Джемма сжала руку мужа.
– Честно говоря, я не слишком нуждался в любовнице. Нет, конечно, хотелось с кем-то переспать… в этом возрасте все женщины кажутся желанными и сочными. Каждая по-своему хороша.
– Неужели все до единой выглядели «сочными»? – изумленно уточнила Джемма.
– У них была грудь, – ответил Элайджа, словно считал объяснение вполне исчерпывающим, – так же как и другие необходимые части тела.
Джемма со смехом представила, как герцог Бомон идет по улице и жадно рассматривает каждую встречную. Так не похоже на сосредоточенного, строгого Элайджу!
– Но у меня не было времени. Требовалось срочно исправить причиненный отцом вред и восстановить испорченную репутацию.
– Твоя мама совершила ошибку, рассказав всю правду о его смерти, – заметила Джемма, с сожалением думая о восьмилетием мальчике, которому пришлось пережить тяжкое, незаслуженно жестокое разочарование.
– Ты сама слышала, насколько болезненно матушка относится к вопросу семейной чести. А какие жестокие страдания ей пришлось пережить! Разумеется, обилие любовниц не было для нее секретом, и все же трудно было представить масштаб скандала, разразившегося после смерти отца.
– Угораздило же беднягу умереть в самый неподходящий момент, – заметила Джемма.
– В юности я много об этом думал. Пытался понять, зачем ему понадобилась женская сорочка, зачем плетки. Повзрослев, осознал, что эксцентричность в интимной сфере не поддается объяснению. Открытие породило пристрастие к логике и чистым фактам.
– Прости. Наверное, это тяжкий груз.
– Поэтому я и нашел Сару Коббет, – продолжал Элайджа, не сводя взгляда с гобелена на дальней стене. – Поначалу казалось, что достаточно просто завести любовницу, но вскоре стало ясно, что никого не интересует, чем именно я занимаюсь за стенами рабочего кабинета и парламента. Должно быть, все давно и твердо решили, что я сразу переодеваюсь в кружавчики и умоляю подружек сечь побольнее. Пришлось назначить свидание прямо в кабинете.
Джемма задумчиво водила пальцем по груди мужа. Ей не хотелось представлять Элайджу с другой женщиной – не важно, с кем именно. Но в данной ситуации ревность к Саре Коббет казалось глупой. К тому же сердце мужа билось так размеренно, так основательно!
– Все получилось нелепо и неуклюже. – Элайджа посмотрел Джемме в глаза. – Стол не предназначен для подобных опытов, и бедняжке досталось лишь разочарование. Но что она могла поделать? Постепенно привыкла, как и я.
– И все же план сработал?
– Еще как! Не прошло и месяца, как все узнали, чем я занимаюсь во время перерыва. Коллеги хлопали по плечу и заявляли, что идея превосходная. Пересуды стихли, но я решил подстраховаться и продолжал встречаться с Сарой дважды в неделю – там же.
– А почему не отказался от ее услуг после свадьбы? – осторожно спросила Джемма.
– Я никогда не ставил вас на одну доску. В голову не приходило сравнивать. Ты была чудесна, очаровательна – но под одеялом. Понимаю, что в то время мы были плохой парой, и все же я тобой искренне восхищался.
– Неужели?
Элайджа улыбнулся:
– Если помнишь, мы не пропускали ни одной ночи, а потом в парламенте я то и дело отвлекался. Пытался слушать выступления, а вместо этого представлял твои сладкие губы, изящный изгиб бедер и терял нить рассуждения.
– И даже в то злополучное утро ты встал из моей постели, – напомнила Джемма. – Трудно придумать удар больнее: попробовал меня, словно закуску, и переключился на нее. – Несмотря на все усилия, в голосе ее слышалась боль.
Элайджа застонал.
– Прости, ничего не могу сказать в свою защиту. Помню, что ушел от тебя удовлетворенным и не нуждался в новых впечатлениях. Но в молодости, если видишь перед собой женщину в откровенной позе, перестаёшь рассуждать. Да и как бы я объяснил Саре отказ? Ее визиты превратились в обязательный пункт рабочего графика. Впрочем, вряд ли подобное объяснение имеет смысл.
С точки зрения мужской логики смысл, должно быть, присутствовал. В конце концов, в начале совместной жизни они с Элайджей едва знали друг друга; отцы подписали брачный контракт много лет назад. Она влюбилась в мужа, но он не имел особых оснований для ответного чувства.
Внезапно Элайджа снова оказался сверху Джеммы, нетерпеливый и горячий.
– Ты – самая желанная, самая сочная.
– Правда?
Жадная рука с упоением ласкала ее грудь, и иного ответа не требовалось.
Утром они любили друг друга медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым мгновением близости. Элайджа нежно целовал желанное тело, начиная с бровей и заканчивая пальчиками на ногах. А сейчас овладел напористо, не тратя времени на ласки.
Джемма лежала с открытыми глазами и, глядя в пылающее страстью лицо мужа, снова чувствовала себя юной и неопытной девушкой, влюбленной в молодого, полного сил герцога.
– Люблю тебя, – прошептала она. Горячая волна накатилась, затуманила сознание и увлекла в далекий, свободный от тревог и опасений край.
Элайджа погладил ее по волосам и что-то невнятно пробормотал в ответ, но Джемма не сомневалась, что его чувство нераздельно принадлежит ей. Стоило ли размениваться на слова?
Глава 26
4 апреля
Фаул вошел в кабинет и с поклоном остановился перед госпожой.
– Герцог Вильерс с сожалением сообщил, что экипаж вернулся из Бирмингема пустым; доктор, очевидно, переехал в Лондон, однако нового адреса не оставил.
Повернувшись к герцогу, дворецкий добавил:
– Должен также доложить, что утром пришел мистер Туидди с двумя дочками, и, выполняя распоряжение вашей светлости, я отправил их в поместье.
Элайджа кивнул:
– Благодарю.
Джемма восприняла разочарование стоически – во всяком случае, внешне. Элайджа обнял жену и попытался успокоить.
– Но ведь мы и не надеялись на помощь этого бирмингемского лекаря, – беззаботно заметил он, жалея, что жене вообще довелось услышать о существовании таинственного волшебника.
– Нужно срочно прочитать статью. – Джемма решительно отстранилась.
– Статья осталась у Вильерса. Сейчас пошлю…
Она направилась к двери.
– Немедленно съезжу сама.
– Подожди! Разве…
Однако герцогиня уже ушла. Недовольно нахмурившись, Элайджа вернулся к работе. Занятие предстояло долгое и скучное: подробная, предмет за предметом, инвентаризация поместий и всего наследуемого имущества. Если сердце подведет раньше, чем родится сын, состояние перейдет к бестолковому кузену. Значит, необходим полный порядок и бескомпромиссный учет.
Час спустя, когда герцог писал кузену письмо, в котором понятным языком излагал принципы рационального и выгодного хозяйствования, в комнату ворвалась возбужденная Джемма.
– Прочитала статью! Доктора зовут Уильям Уидеринг. Немедленно найму сыщика из полицейского суда и найду его.
Элайджа поднял глаза.
– Сыщика?
– Почему бы и нет? Я уже поручила Фаулу оправить посыльного на Боу-стрит. Кстати, исследование очень интересное. – Она опустилась в кресло и помахала сложенными листками. – Уидеринг готовит лекарство из цветов. Если принять слишком большую дозу, можно отравиться. Но в малых количествах экстракт оказывает благотворное воздействие на сердечный ритм и… – Она замолчала.
Элайджа отложил перо.
– Итак, наш великий врачеватель добывает яд из цветов?
– Помнишь того старика в Ковент-Гардене? – Джемма нетерпеливо вскочила.
– Скорее всего многие ядовитые растения обладают лечебными свойствами. Не помнишь, что именно он продавал?
– Кажется, называл цветок наперстянкой. А Уидеринг пишет… – она снова заглянула в статью, – о digitalis purpurea. Непонятно, идет ли речь об одном и том же растении или о разных.
Однако учителя, преподававшие юному герцогу латынь, старались не зря.
– «Purpurea» означает «пурпурный», – вспомнил он. – И цветы были пурпурными – другими словами, фиолетовыми.
– Немедленно едем! – решительно воскликнула Джемма. Однако Элайджа не спешил встать из-за стола.
– Не стоит надеяться понапрасну.
– Да я особенно и не надеюсь. Просто хочу попробовать. Я не собираюсь сидеть, сложа руки и ждать, когда ты умрешь в соседнем кресле. Не собираюсь!
Когда они приехали в Ковент-Гарден, цветочные ряды оказались закрытыми.
– Рынок работает только по вторникам, четвергам и субботам, – сообщил вернувшийся из разведки лакей.
– Останься возле кареты, – приказал герцог и отправился догонять супругу. Джемма почти бежала по пустым рядам, направляясь к тому месту, где старик продавал свои цветы. У него и прилавка-то не было, просто прямо на земле стояло несколько ведер.
Элайджа завернул за угол и увидел, что жена печально смотрит на пустую стену, возле которой в прошлый раз сидел продавец.
– Вот его табурет, – попытался успокоить он, – Вернемся в субботу и все выясним.
– До субботы еще почти два дня.
Предположение о том, что он может не прожить и двух дней; не радовало, однако возражений не нашлось. Джемма тем временем повернулась и снова куда-то полетела, словно, выпущенная из лука стрела.
Герцог пошел следом. Закрытые палатки и прилавки выглядели грустными, словно утомились от суеты и решили отдохнуть.
Наконец он увидел, куда именно так спешила Джемма. Оказывается, она заметила припозднившуюся торговку и, склонившись к ней, что-то настойчиво выясняла.
– Понимаете, о каком джентльмене я говорю? – услышал Элайджа, подходя.
– Разве это джентльмен? – рассмеялась укутанная в шерстяную шаль старушка. – Это же Стаббинс. Пондер Стаббинс.
– Да-да, конечно. А не могли бы вы объяснить, где можно найти мистера Стаббинса?
Торговка снова хихикнула:
– Странно слышать, как Стаббинса называют «мистером».
– Он близко живет?
– Нет, что вы! – ответила старушка. – Придется ждать следующего рабочего дня. Всего лишь пару дней, не больше.
– Нам необходимо разыскать доктора, который покупает у Стаббинса цветы и готовит из них лекарство, – пояснила Джемма. – Дело очень срочное, не могли бы вы помочь?
– Стаббинс живет на Вигго-лейн, – наконец сообщила торговка. – Найдете его там или за конюшнями, где он выращивает свой товар. Кажется, иногда он там и ночует.
Супруги отыскали Вигго-лейн без труда. Узкий переулок ответвлялся от Кэки-стрит неподалеку от стекольного завода. Ближе к вечеру Спитлфилдз выглядел совсем не так, как утром. Возле домов сидели люди, а вокруг с криками и смехом бегали дети. Здесь же, несмотря на дым от печек, сохло выстиранное белье.
Найти Стаббинса оказалось труднее.
– Когда-то он жил здесь, – ответил один из местных, смерив лакея неприветливым взглядом. Остальные даже не считали нужным ответить, а лишь враждебно смотрели на богатый экипаж и отворачивались в угрюмом молчании.
– Ничего не получится, – вздохнул Элайджа, наблюдая, как Джеймс безуспешно пытается добиться ответа, в то время как собеседник не на шутку собрался пустить в ход кулаки. – Едем на Коу-кросс! – окликнул он.
Дверь приюта снова оказалась открытой. В коридоре царил обычный полумрак, а навстречу, все так же щурясь, вышел Нэбби.
– Это опять я, герцог, – представился Элайджа. – И герцогиня со мной.
Нэбби не стал скрывать удивления.
– Как хорошо, что вы снова к нам приехали, да так скоро! Все отдыхают во дворе. – Он повернулся и быстро направился к двери.
– Мы пытаемся найти одного человека, который, как нам сказали, живет в Спитлфилдзе, – пояснил Элайджа, однако Нэбби уже вышел во двор.
Сегодня здесь было заметно спокойнее, чем в прошлый раз.
– Капли спит, – объявил Нэбби. – Софисбу снова забрал муж, а у миссис Ниббл обострилась язва желудка, и она перебралась к сестре.
Поздоровавшись с каждым из постояльцев, которые, по обычаю, расположились на стоящих кружком стульях, Элайджа громко объявил:
– Мы приехали, потому что ищем Пондера Стаббинса. Этот человек выращивает цветы на продажу. Может быть, кто-нибудь его знает?
Наступило долгое молчание.
– Но ведь это же наш герцог, – наконец неуверенно произнес Уакси, и стало ясно, что верность кварталу Спитлфилдз вступила в противоречие с верностью родному стекольному заводу.
– Не бойтесь, мы не причиним Стаббинсу зла, – заверила Джемма. – Всего лишь хотим найти доктора, который покупает у него цветы.
– О! – с откровенным облегчением воскликнул Нэбби. – Ну, раз так, Стаббинс совсем близко, за углом. Живет он где-то в другом месте, кажется, на Вигго-лейн, но почти никогда там не бывает, потому что жена у него – настоящее чудовище. Он и ночует за конюшнями на Фиш-стрит.
– Прекрасно. Благодарим за помощь. – Элайджа снова прошел по кругу и пожал вытянутые на звук голоса трясущиеся руки.
Герцог и герцогиня уехали.
Конюшни оказались двухэтажным деревянным строением. Первый этаж был занят лошадьми, целенаправленно производящими навоз. Это обстоятельство значительно облегчило дальнейшие поиски: достаточно было идти на запах. Запах оказался особенно выразительным и щедрым – должно быть, потому что задняя стена добротного строения выходила на восток, и солнце все утро прогревало кучи.
Стаббинс организовал пространство чрезвычайно строго и аккуратно: справа у него находились цветочные грядки, а слева неуклонно росли те самые ароматные горы.
– А-а, это вы? – приветствовал он, перестав копать и опершись на лопату. – Так и думал, что придете.
– Думали? – удивленно переспросила Джемма. – Неужели ожидали увидеть нас здесь?
– Не вас, конечно, мадам, а вашего мужа. Заметил, что он заинтересовался навозом, и не ошибся, правда? – Не дожидаясь ответа, он принялся с гордостью показывать Элайдже свое хозяйство. – Нельзя допускать перегрева, тогда цветы сгорают. Поэтому я постоянно перекапываю кучи и выдерживаю четыре-пять дней. Иногда поливаю свежим молоком.
Технология объясняла остроту запаха, подумала Джемма.
– Потом перекладываю сюда и смешиваю с землей. И только после этого сею цветы.
Он показал сарайчик, где хранил семена и инструменты. Элайджа очень серьезно все осмотрел и задал множество сложных, правильных вопросов, так что Джемме сразу стало ясно, почему и стекольный завод, и приют процветают. Секрет заключался в отношении хозяина: внимание, сочувствие и желание вникнуть вызывали уважение, людям хотелось оставаться рядом.
После нескольких минут разговора герцог, наконец, спросил о докторе.
– Он жил в Бирмингеме, – подтвердил Стаббинс, – а потом уехал в какую-то далекую страну. Но тамошний климат плохо сказался на легких, и потому он вернулся и поселился в Лондоне. Кажется, снял квартиру на Харли-стрит. Сам я ни разу там не был: он регулярно присылает человека, который скупает мои цветы.
Сердце Джеммы радостно подпрыгнуло.
– Это он! – Она схватила мужа за руку. – Доктор Уидеринг! Да-да, все сходится!
Минуту спустя они уже ехали на Харли-стрит.
Глава 27
4 апреля
– Директору приходской школы при соборе Святого Павла ничего не известно об учебном заведении Гриндела в Уоппинге, – с порога провозгласил Эшмол. Старик появился в кабине герцога Вильерса, словно хищная птица. – Точнее, директор полагает, что в Уоппинге школ вообще нет.
– А что слышно от Темплтона?
Глаза Эшмола сверкнули откровенным восторгом, который слуги неизменно проявляют, уличив в провале кого-нибудь из себе подобных. Вильерс не раз замечал неумеренное злорадство. Трудно было представить стаю более плотоядную, чем население дальних комнат, узнавшее о беременности одной из горничных.
Дворецкий выпрямился во весь рост – чуть выше двенадцатилетнего мальчика – и торжественно оповестил:
– Мистер Темплтон освободил свою контору.
Вильерс гордился собственным умением невозмутимо принимать самые неожиданные и недружественные новости, однако сейчас слуга с удивлением услышал вырвавшееся из благородных уст смачное англосаксонское ругательство.
– Именно так, – согласился Эшмол и в знак солидарности тряхнул седой головой. – Птичка улетела.
– Но почему?
– Как обычно, вопрос денег. – Эшмол не напрасно десятки лет управлял хозяйством. – Сколько вы ему дали? – Он кашлянул. – Прикажете уволить садовника? Или сказать кухарке, чтобы экономила на продуктах?
– Не думаю, чтобы негодяю удалось добраться до крупной суммы, но на теплое гнездышко, должно быть, хватило. – Герцог подкрепил комментарий еще несколькими сильными выражениями.
– Можно нанять сыщика, – предложил Эшмол.
– Денег это не вернет. – Странная тревога не давала покоя. – Но почему же именно сейчас? Почему он сбежал не раньше и не позже, а сейчас? Не в детях ли дело?
Старик озадаченно смотрел.
– К черту! – отмахнулся Вильерс. Не следовало позволять Темплтону принимать решения. – Немедленно найми сыщика, но не ради денег – их все равно уже не получить, – а потому что необходимо срочно разыскать всех детей – до единого!
– Слушаюсь, ваша светлость. Прикажете отправить лакея в Уоппинг, чтобы найти школу и привезти мальчика?
Вильерс взял со стола список, представленный Темплтоном накануне вероломного бегства.
– Думаю, разумнее поступить иначе. В Уоппинг я поеду сам. Распорядись об экипаже. А вечером необходимо встретиться с Плэммелом и Филастром – непременно, даже если у них уже есть другие планы. – Поэтичные имена принадлежали двум весьма непоэтичным господам, управлявшим финансовыми делами герцога.
– Если они еще в Лондоне, – не удержался от сарказма Эшмол.
Вильерс выразительно взглянул на него.
– Будут на месте как миленькие, – ворчливо успокоил дворецкий. – Темплтон не из тех, кто привык делиться добычей.
Спустя пять минут герцог уже сидел в экипаже. Обычно, прежде чем выйти из дома, он проводил с камердинером не меньше получаса. Принципиально раз и навсегда, отвергнув парик, он добивался безупречного состояния волос, не говоря уже о сияющих башмаках и белоснежной рубашке без единой морщинки…
А вот сегодня он просто встал и ушел.
Что же могло случиться с детьми?
С теми самыми детьми, подсказал упрямый внутренний голос, о существовании которых он еще месяц назад даже не помнил.
Да-да, дети. Его дети. Почему же Темплтон сбежал? Миссис Джоббер казалась доброй и содержала приют в образцовом порядке. Но почему в таком случае в ее доме не жили пять остальных единокровных братьев и сестер? Почему детей не поместили вместе?
И что произошло два года назад, когда Темплтон забрал старшего мальчика в школу? Герцог не сомневался в том, что никогда не отдавал на этот счет никаких распоряжений. Более того, старался не говорить и даже не думать о тех, кому дал жизнь. И никогда не требовал у Темплтона отчета, хотя регулярно интересовался состоянием поместий и жизнью арендаторов.
Ощущение собственной вины оказалось тяжким, весьма утомительным чувством.
Деревня Уоппинг выглядела так, словно вся жизнь ее обитателей проходила на Темзе. Другие населенные пункты состояли из нескольких улиц, а где-то неподалеку обычно протекала река. Здесь же существование начиналось у воды, а потом беспорядочно и бестолково поднималось вверх по берегу. Ветер доносил тошнотворный запах грязи и дохлой рыбы.
Дверь кареты открылась.
– Ваша светлость, Эшмол посоветовал обратиться в церковь. Прикажете навести справки?
Легким движением руки Вильерс отправил слугу, а сам предпочел остаться за закрытой дверью. Смотреть в окно было глупо, но даже при столь отдаленном знакомстве Уоппинг производил сильное впечатление. Деревню вряд ли можно было назвать бедной – унизительное определение плохо соответствовало наполнявшей окружающее пространство жизнерадостной суете.
К реке вела широкая деревянная лестница. Толпа мальчишек, закатав штаны, с упоением возилась в грязи. Должно быть, прилив только что отступил, оставив толстый слой ила.
Некоторое время Вильерс внимательно наблюдал, а потом задумчиво откинулся на спинку сиденья. В детстве они с Элайджей тоже любили играть в реке, которая протекала между поместьями. Нет, неверно. Река никуда не делась, так что неправильно думать о ней в прошедшем времени.
То обстоятельство, что за долгие годы он ни разу не навестил собственное поместье, вовсе не означает, что оно исчезло с лица земли.
Лакей снова открыл дверь.
– Священника сейчас нет, а церковный сторож уверяет, что ничего не знает о школе Гриндела. – Он в нерешительности умолк.
– Говори, не сомневайся, – поторопил Вильерс.
– Правда, в деревне живет беспутный старик по имени Элайас Гриндел, который верховодит компанией из пяти-шести беспризорников. Сторож считает их сиротами. Но он не может быть тем, кто вам нужен, ваша светлость, потому что…
– Ты узнал, как его найти? – перебил Вильерс.
– Узнал, ваша светлость.
Герцог жестом приказал закрыть дверь. Он непременно разыщет Темплтона и отправит его в тюрьму – до конца поганой жизни. Экипаж затрясся по булыжной мостовой, но через пять минут снова остановился. Вильерс вышел и увидел улицу, которая падала в реку с неотвратимостью отпиленной доски. Здесь тоже была лестница, а внизу копошилась ватага детей.
В душе шевельнулось отвращение.
Они вовсе не играли в грязи. Они искали добычу. Мальчики пытались выудить из ила хлам, который еще можно было бы продать. И его сын, будь то Джуби или Тобиас, вполне мог находиться среди униженных существ. Да, потомок старинного аристократического рода копался где-то здесь, в вонючей слизи.
Если не что-нибудь похуже.
Гриндела удалось найти в ветхом домишке на берегу и внешностью, и поведением он полностью соответствовал своему воинственному имени.
– Нет у меня ни Тобиаса, ни Джуни, – заявил он и выпятил нижнюю губу, отчего сразу стал похож на упрямого ежика.
– Джуби, – поправил Вильерс.
Старик стоял на своем:
– Не знаю никакого Темплтона и никогда не держал школы для мальчиков. Вам нужен кто-то другой.
Герцог небрежно поиграл шпагой, словно крутил в руках тросточку и между делом прикидывал ее вес.
– Я слышал, что неподалеку, в Багниг-Уэллс, живет еще один Гриндел. Может быть, у него есть какая-нибудь школа. – Память собеседника слегка оживилась.
Вильерс приподнял шпагу, и ножны блеснули, словно подсказывая, что спрятанное внутри лезвие способно покинуть укрытие. Потом оперся на оружие, как на трость, и конец безжалостно вонзился в пол.
– Бог мой, – негромко произнес герцог, – а ведь это всего лишь ножны.
Гриндел прищурился.
– Итак, повторяю: мне срочно нужен мальчик по имени Тобиас. Иногда его зовут Джуби. Сейчас же отправь кого-нибудь за ним.
– Или что? – уточнил Гриндел. – Перережете мне горло, потому что у меня нет школы? Терпеть не могу мальчиков и не желаю иметь с ними ничего общего.
Вильерс оглядел грязную комнату, которую хозяин называл «кабинетом». Кабинет без книг. Вместо них повсюду стояли покореженные деревянные ведра, бочки и корзины. Ведро у ног хозяина до краев наполняли пуговицы всех размеров, форм и расцветок. Чуть в стороне, в корзине, хранился уголь, а заглянув в бочку, герцог увидел щепки.
– И чем же ты зарабатываешь на жизнь? – миролюбиво осведомился он.
– А вам какое дело? – огрызнулся Гриндел, не двигаясь с места. Низенький, потный, в съехавшем набок порыжевшем парике, он явно не заботился о чистоте и опрятности.
Концом шпаги Вильерс дотронулся до корзины, опасно балансировавшей на краю буфета. Корзина опрокинулась, и на пол со стуком посыпались зубы. Человеческие зубы. Герцог невольно отступил.
– Собираю кое-какие мелочи, – безразлично произнес Гриндел, сохраняя непроницаемое выражение лица. Вильерс всегда гордился собственной выдержкой, но сейчас перед ним стоял достойный соперник. – Я попросил бы вашу светлость больше ничего здесь не переворачивать. Как говорится, мой дом – моя крепость. – Он уже не скрывал откровенной враждебности. – Даже для тех, кто считает себя выше остальных.
– Считаю себя выше грязных дел – это точно! – заметил герцог и приподнял крышку другой корзины. Там обнаружилась небольшая коллекция серебряных чайных ложек. Даже грязь не могла скрыть инициалов и фамильных гербов. – Должно быть, планируете вернуть ценности законным владельцам, не так ли?
– Что в воду упало, то пропало. Таков закон, – мрачно отозвался Гриндел.
В этот момент дверь за спиной Вильерса распахнулась. Герцог едва успел сделать шаг в сторону и избежать столкновения. Угораздило же его снова надеть розовый камзол! Будет чудом, если удастся выбраться из этой клоаки, не запачкавшись.
– Какого черта тебе здесь нужно?! – заорал хозяин, грозно вытаращив глаза.
Вильерс позволил себе легкую усмешку. Оказалось, что мистер Гриндел далеко не всегда сохраняет полное спокойствие и абсолютную невозмутимость.
На пороге показался маленький, очень худой и чумазый мальчик. Он бесстрашно вошел в комнату и громко, четко доложил:
– Филибет порезал ногу. Очень сильно – так, что кусок почти отвалился. Не тот, который с пальцами, а снизу.
– А мне какое дело? – пожал плечами Гриндел и повернулся к герцогу. – Вот, дружу со всеми соседскими мальчишками, и они то и дело бегают за советом. – Он зловеще улыбнулся мальчику. – Здесь я вам не помощник, тащите своего товарища к доктору.
Мальчик быстро взглянул на незнакомца, а потом снова посмотрел на хозяина.
– Вы запретили нам ходить к доктору, но Джуби сказал, что если немедленно не отнести в лечебницу Филибета, то он умрет, а вас арестуют.
– Арестуют?! – прорычал Гриндел.
Едва услышав имя Джуби, Вильерс обнажил шпагу. Теперь клинок жестоко мерцал, отражая тусклый свет, а острое жало опасно, приблизилось к кадыку отвратительного лжеца.
– Джуби сказал… – тихо повторил герцог. – Похоже, ты все-таки знаком с мальчиком по имени Джуби.
– Джуби здесь все знают, – пошел на попятную старик. – Никогда не говорил, что не слышал о таком. Просто сказал, что не держу школу для мальчиков, и что Джуби не живет в моем доме.
– Мы и правда с ним не живем, – подтвердил храбрый малыш, с интересом разглядывая шпагу. – Он говорит, что мы воняем. Обычно мы спим у реки или во дворе церкви. Джуби больше нравится возле церкви.
Герцог слегка пошевелил шпагой.
– В последний раз спрашиваю, – спокойно произнес он. – Ты знаком с Темплтоном?
– Кажется, несколько раз встречал такого, – дрожащим голосом произнес Гриндел. Он не мог даже сглотнуть: острый конец сразу вонзился бы в горло. – Время от времени он присылает мне мальчиков, – нервно добавил старик.
– Зачем?
– Ничего постыдного! Ничего такого, что случается в других местах. Бывает, детей держат для грязных утех, но я не такой. У меня приличный дом, всегда это говорю. Спросите констебля, он не позволит соврать…
– Джуби говорит, что констебль никогда вам ничего не сделает, потому что вы даете ему деньги, – подал голос мальчик. Развитие драмы определенно его увлекло.
Вильерс посмотрел вниз. Бесстрашный борец за правду выглядел грязным и жалким, как мышонок.
– Будь добр, позови Джуби.
Малыш тут же убежал.
– Даже думать страшно, для чего вам мог понадобиться паренек, – ядовито заметил Гриндел. – Вы, богачи, совсем утонули в разврате: даже детей не жалеете.
Вильерс улыбнулся и еще немного вытянул руку. Гриндел выпучил глаза: конец шпаги коснулся кожи.
– Я-то не утонул, а вот ты… говоришь, больше никаких докторов? А сколько денег Темплтон заплатил тебе за обучение Джуби?
– Ни единого шиллинга! – взвизгнул Гриндел. – Беру мальчиков из сострадания. Если бы не я, они оказались бы в работном доме, и приходу пришлось бы за них платить.
Можете спросить любого из местных констеблей; им известно о моих занятиях. Честно плачу ребятам за добычу – по три пенса вдень. За неделю набегает больше шиллинга.
Вильерс так резко убрал шпагу, что Гриндел едва не упал.
По шее потекла струйка крови, однако он даже не подумал ее стереть.
– Знаю таких, как вы. Решили проявить благородство, правда? Думали, явитесь сюда, спасете несчастного ребенка и сделаете его приличным гражданином? Что ж, желаю успеха! Джуби – прирожденный преступник с порочными наклонностями. Такой же безнравственный…
Вильерс холодно улыбнулся:
– Меньшего я и не ожидал.
– Почему? – недоуменно осведомился Гриндел.
– Значит, мальчишка из богадельни? Прирожденный преступник с порочными наклонностями?
– И что же дальше?
– Тот самый, о котором ты ничего не знал? Которого безжалостно заставлял на себя работать?
– Можете говорить все, что угодно. – Гриндел снова упрямо выпятил челюсть и стал похож на дикого зверя.
– Этот мальчик – мой сын! – отрезал Вильерс. Достал из кармана изящный кружевной платок и осторожно протер лезвие. Брезгливо вздрогнув, бросил платок на стол. – Думаю, сможешь выручить за это не меньше восьми пенсов. Бельгийское кружево.
Гриндел даже глазом не повел.
– Ваш сын?
Герцог убрал шпагу в ножны.
– И я твердо намерен его забрать. – На миг он задумался и решительно добавил: – А заодно и других детей.
– Развратный сукин…
– Ради твоего же блага. Ты ведь сказал, что не любишь мальчиков, потому что они вечно путаются под ногами. Да и порыться самому в грязи не помешает: может быть, живот немного сдуется. Еды тебе, кажется, вполне хватает.
Если бы не оружие, Гриндел тут же набросился бы на Вильерса с кулаками: глаза его горели ненавистью, а руки тряслись от нетерпения.
– Могу лишь добавить, что Темплтон, похоже, со страху забился в какую-то крысиную нору. Как только разыщу его, немедленно упеку в тюрьму, причем на всю оставшуюся жизнь.
Быстрым движением ноги он опрокинул стоявшую на полу корзину, и из нее высыпался уголь.
– О, какой беспорядок! Прошу прощения за неловкость. – Та же участь постигла еще несколько корзин, и вскоре вся комната покрылась толстым черным ковром. Под ногами вошедшего мальчика захрустели куски угля.
