Текст книги "Моя герцогиня"
Автор книги: Элоиза Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Элоиза Джеймс
Моя герцогиня
Глава 1
Бомон-Хаус
Лондонская резиденция герцога Бомона
26 марта 1784 года
Никто и никогда не наряжался ради того, чтобы доставить удовольствие супругу – во всяком случае, в окружении герцогини Бомон. Если говорить откровенно, дамы выбирали платья с одной-единственной целью: чтобы удивить, а еще лучше – поразить приятельниц. Ну и иногда, если возникало желание, чтобы привлечь к собственной персоне нескромное мужское внимание и спровоцировать флирт.
Мужья существовали как объективная реальность, подобно углю в Ньюкасле и свиньям в хлеву.
Перед Джеммой, герцогиней Бомон, стояла задача невероятной сложности. Шутка ли! Предстояло решить, что надеть, чтобы соблазнить собственного супруга. В конце концов, брак с Элайджей продолжался уже несколько лет. Да, некоторое время они действительно жили врозь, но недавно как-то подозрительно спокойно и деловито договорились: когда герцог вернется домой после двухнедельного визита к премьер-министру, они…
Так что же?
Родят ребенка. Произведут на свет наследника. По крайней мере, примут все известные человечеству меры для того, чтобы спустя девять месяцев на свет смог появиться младенец.
Лягут вместе в постель.
Важное решение было принято еще год назад. Вернувшись из Парижа, поначалу Джемма так злилась, что даже думать не хотела о супружеской близости, но постепенно гнев испарился сам собой. Впрочем, спальни все равно остались разными. Унизительная правда заключалась в том, что Элайджа отнюдь не проявлял к жене повышенного интереса.
Поначалу он заявил, что не приблизится к ней до тех пор, пока она не закончит шахматный турнир с герцогом Вильерсом, поскольку все вокруг считали, что игра всего лишь маскирует роман. Но стоило Джемме сдаться, добровольно уступив победу, как Элайджа собрался в деревню в обществе сторонников премьер-министра Питта.
Трудно представить, что какой-нибудь другой мужчина мог отказать ей, сославшись на чрезмерную занятость. Слишком занят, чтобы возлечь с герцогиней Бомон?
Невероятно.
Джемма не считала себя тщеславной – нет, просто трезво оценивала и собственные возможности, и жизнь. Опыт подсказывал, что вожделение заставляет забыть о долге: с шестнадцати лет она была окружена пылким мужским вниманием, все окружающие джентльмены мечтали видеть ее в собственной постели.
В число несомненных достоинств герцогини входили большие голубые глаза, густые волосы глубокого золотистого цвета, точеный нос (предмет особой гордости) и четко очерченные алые губы. Да, конечно, яркий цвет объяснялся активным использованием помады, но если природа наградила очаровательным пухлым ротиком, то почему бы, не подчеркнуть преимущество?
Сейчас, в двадцать восемь лет, Джемма в полной мере сохранила привлекательность, обогатив юношескую свежесть флером искушенности и остроумия, недоступным шестнадцатилетней девочке. И, если снизойти до физиологических подробностей, даже не потеряла ни одного зуба.
Проблема, судя по всему, заключалась в том, что в глазах Элайджи Джемма представляла собой всего лишь жену. Женщину он в ней не замечал.
Само слово «жена» не несло ни капли чувственности. Джемма слегка вздрогнула. Жены, как правило, лишь жаловались да придирались, А еще носили на бесцветных волосах убогие чепчики и неумолимо толстели с рождением каждого нового ребенка.
Положение жены унизительно в принципе, а положение жены, которой пренебрегает муж, оскорбительно.
Впервые в жизни Джемма почувствовала, что заинтересована в близости больше, чем мужчина. Признаться, ощущение оказалось странным, если не сказать – обескураживающим. Она давно привыкла, что поклонники из кожи вон лезли, чтобы соблазнить гордую красавицу. В Версале придворные видели в ней желанный и – учитывая, что супруг остался в Англии – вовсе не запретный плод. Вокруг вился целый рой соискателей, осыпая бесконечными комплиментами, подарками и цветами. Ну а самые изобретательные и одаренные не стеснялись изливать душу в стихах и мадригалах.
Герцогиня улыбалась, увлекала, очаровывала, отказывала. Изящно и изысканно одевалась, чтобы порадовать себя и сразить всех вокруг. Да, она наряжалась во имя восхищения и поклонения, а вовсе не для того, чтобы опутывать чарами мужчин: это получалось как-то незаметно, само собой.
Но сегодня таинство облачения приобрело совершенно иной смысл. Сегодня стояла непростая задача: привлечь к собственной персоне страстную энергию, которую муж отдавал палате лордов и судьбе Англии. Пусть наконец Элайджа посмотрит на супругу с той же голодной жадностью, с какой всякий раз созерцал новый парламентский законопроект. Пусть падет к ее ногам!
Джемма понимала, что мечтает о невозможном. В браке подобная роскошь недоступна.
Горничная Бриджит впорхнула в комнату, держа в руках серебряный поднос с визитными карточками.
– Все ваши поклонники собрались внизу и просят позволения принять участие в туалете, – сообщила она. – Лорд Корбин, разумеется, а еще виконт Сент-Олбанс, Делакруа и лорд Пиддлтон.
Джемма поморщилась:
– Нет, сегодня никого не приму.
Будете одеваться в одиночестве, ваша светлость? – На лице Бриджит отразилось почти комическое недоумение.
– Одиночество не мой удел, – возразила Джемма. – Рядом ты, да еще Мариетта с Люсиндой. Разве в обществе трех горничных, каждая из которых обладает собственным мнением, можно жаловаться на отсутствие советчиков?
Бриджит едва заметно прищурилась.
– Несомненно, ваша светлость. Должно быть, планируете на вечер какой-то особый наряд? Могу ли я передать джентльменам, что сегодня в их комплиментах не нуждаются?
Однако от острого взгляда Джеммы не утаилась мелькнувшая в хитрых глазах искра, и решение мгновенно изменилось. Бриджит уже наверняка слышала, что герцог приедет сразу на королевский праздник. Слуги не молчат… слуги все знают.
Герцогиня подозревала, что всему дому известно о ее нелепой, унизительной влюбленности в собственного супруга. Весь последний месяц она просидела в библиотеке перед шахматной доской, дожидаясь, когда тот соизволит вернуться с бесконечных парламентских заседаний. Прочитала все газеты, а особенно внимательно изучила те статьи, в которых излагались выступления герцога Бомона. Она оказалась… Она оказалась самой настоящей дурочкой. Следовало вести себя так, будто в сегодняшнем вечере не было ничего из ряда вон выходящего. Подумаешь, Элайджа провел две недели в деревне! Ну и что? Светской даме не пристало замечать присутствия или отсутствия столь незначительного существа, как муж.
– Нет-нет, никаких особых планов. Всего лишь немного болит голова, – пожаловалась Джемма, искусно придав голосу приличествующий случаю оттенок страдания. – А Корбин и Делакруа к тому же до отчаяния банальны. Вот если бы приехал Вильерс…
Взгляд Бриджит утратил подозрительность.
– Уж он-то непременно вылечил бы головную боль, ваша светлость. К тому же, – горничная улыбнулась, – этот джентльмен далек от банальности.
Джемма не смогла сдержать усмешку.
– Но Вильерс никогда не снизойдет до дамской гардеробной. Подозреваю, что сам он одевается еще дольше. Наверное, все-таки придется впустить Корбина. Как я выгляжу?
Джемма стояла посреди комнаты в корсете медового цвета, смело украшенном черными лентами. Бриджит окинула госпожу оценивающим взглядом и подошла, чтобы нанести последние штрихи, заметные лишь истинному мастеру: поправила на плече локон, чтобы жемчужная кожа казалась еще нежнее; слегка припудрила точеный носик.
Волосы, разумеется, уже были собраны в пышную кудрявую копну, хотя прическу еще предстояло украсить и напомадить. Одна из трех горничных-француженок Мариетта, обладала истинным парикмахерским талантом и целых два часа посвятила созданию образа, достойного королевского празднества.
Джемма посмотрела в зеркало. В неглиже она выглядела особенно мило: личико уже подкрашено, но волосы еще свободны от помады; стройные ноги просвечивают сквозь тончайший батист сорочки. Если бы Элайджа хоть раз зашел в это время… но он никогда не заходил. Лишь посторонние джентльмены – пусть даже и возомнившие себя близкими знакомыми – толпились в гостиной, вымаливая позволение прикрепить вуаль или выбрать цветок для платья.
Должно быть, мужья не интересовались процессом облачения своих жен: все секреты давно известны, трепет новизны утрачен. Хотя если учесть, что они с Элайджей не встречались в будуаре уже девять лет, не грех было бы проявить каплю любопытства. Когда супруги в последний раз спали вместе, она еще была неуклюжей плоскогрудой девятнадцатилетней девчонкой.
– А если бы внизу ждал Вильерс, вы бы его приняли? – осведомилась Бриджит и, словно художник, создающий яркие театральные декорации, причудливо высыпала на туалетный столик целую коробку разноцветных лент, а сверху – якобы небрежно – положила изящное зеркальце с серебряной ручкой.
– Вильерс опасен, – заметила Джемма.
Да, герцог сочетал в себе качества, которыми не обладали ни Корбин, ни Делакруа. Во-первых, он блестяще играл в шахматы, обладал острым умом и умел создавать оригинальные, непредсказуемые комбинации. А во-вторых… Во-вторых, он не скрывал вожделения. Пыл Вильерса ничем не напоминал легкие чувства галантных поклонников. Его откровенное восхищение больше походило на мрачное подводное течение; дерзкий красавец неумолимо притягивал мощной энергией обаяния, неотразимым очарованием улыбки, магнетическим взглядом доставшихся в наследство от матери бездонных глаз…
Бриджит вздохнула:
– Да, конечно, он француз, и это обстоятельство в корне меняет дело.
– Но только наполовину.
– Assez! Assez! C’est assez [1]1
Достаточно! Достаточно! Этого достаточно (фр.).
[Закрыть].
Горничная, как всегда, не ошибалась. Унаследованной от матушки французской крови действительно оказалось более чем достаточно… особенно в сочетании с английской мужественностью и силой. Необычный человек представлял серьезную опасность для душевного покоя любой женщины – не говоря уж о репутации.
– Значит, пригласить только Корбина, и больше никого? – уточнила Бриджит, забирая поднос с карточками.
Как правило, светская леди впускала в будуар двух, трех, а то и четырех джентльменов – тонких ценителей кружев и глубоких знатоков мушек. Приглашение одного лишь Корбина могло бы вызвать скандал, но разве кто-нибудь заподозрит, что она затевает интрижку с галантным кавалером? Да, лорд Корбин неизменно оставался любимым партнером в менуэте и удобным компаньоном. Блестящий танцор, элегантный щеголь, искусный собеседник. А главное, Джемма давно сделала вывод, что по большому счету интересует его так же мало, как и он ее.
Что, если, несмотря на почти официальный договор, Элайджа не приедет? Что, если дела государственные окажутся важнее и весомее дел сердечных?
Нет, исключено.
Кроме того, сердечные дела с собственной женой невозможны в принципе.
– Да, только лорда Корбина, и больше никого, – решительно кивнула герцогиня.
Бриджит поспешила в холл, чтобы пригласить счастливца, разочаровать неудачников и посеять семя сплетни относительно персональных предпочтений леди Бомон.
Спустя несколько мгновений блестящий джентльмен появился в дверях и помедлил ровно столько, сколько было необходимо, чтобы Джемма успела по достоинству оценить изысканный костюм, а сам он смог восхититься живописным беспорядком на туалетном столике. Искренний восторг на лице верного поклонника благотворно подействовал на обремененную сомнениями душу.
– Не откажусь от бокала шампанского, – обратилась Джемма к горничной. – Присоединитесь, лорд Корбин?
– Безусловно, – томно протянул гость.
Отец признанного законодателя светских нравов, скромный сельский помещик, должно быть, с трудом воспринимал образ жизни и манеры старшего сына. Парик модника отличался безупречной белизной, а каблуки украшенных пышными бантами башмаков вполне могли бы соперничать с каблучками дамских туфелек. От полной женственности образ спасали лишь ширина плеч да волевой подбородок.
Темно-розовый камзол украшали манжеты цвета хурмы – в тон бриджам, а чулки…
– О, что за восхитительные чулки! – воскликнула герцогиня. – Кремовые, с розовыми стрелками по бокам!
Корбин любезно поклонился:
– Должен признаться, что увидел фасон на лорде Ститтле.
Гость опустился в ближайшее кресло – так удобнее было помогать в выборе украшений.
– Предпочла бы не представлять картину, – отозвалась Джемма.
– Знаю, знаю. Сам говорил франту, что на толстых ногах предпочтительнее темные тона. Как бы там ни было, а имя галантерейщика удалось вырвать лишь после долгих пререканий. Не поверите: Уильям Лоу с Бонд-стрит. А я-то всегда считал, что Лоу продает деревенским жителям шерстяные носки, и больше ничего.
Глаза, еще минуту назад полные восторженного внимания, вспыхнули веселыми искрами, и Джемма сразу почувствовала себя в пятьдесят раз лучше.
– Сегодня я должна выглядеть превосходно, – заметила она и с сожалением услышала в собственном голосе опасную искренность.
– Но, дорогая, вы всегда выглядите превосходно! – Джентльмен красноречиво вскинул брови. – Всегда! Подумайте, разве стал бы я так настойчиво искать вашего общества если бы не считал самой изысканной, самой достойной светской леди во всем Лондоне?
– Взаимно, – лаконично заметила Джемма.
– Естественно, – широко улыбнулся Корбин. – Кстати, что скажете об этой легкой тени на подбородке? Целую неделю сидел в деревне и старательно отращивал бороду, а к четвергу уже почти отчаялся выглядеть на королевском приеме прилично.
Джемма присмотрелась. Ослепленная чулками, она даже не заметила крошечную эспаньолку – такой маленькой бороды, пожалуй, еще не доводилось встречать ни разу: всего лишь полоска темных шелковистых волос под нижней губой, игриво напоминающая букву V…
– Да, – медленно произнесла она. – Мне нравится. Уверена, что это начало нового течения в моде. Так вы выглядите старше и… опаснее.
– Качества, разрушительные в женщине и неотразимые в мужчине, – со счастливым видом заключил гость. – Особенно в моем нежном возрасте. Позволите ли спросить, какие обстоятельства наполняют особым значением сегодняшний вечер и волнуют вашу душу? Надеюсь, Делакруа в ваших планах не фигурирует. Только что пришлось отпихнуть наглеца, чтобы подняться наверх. Признаюсь, не хочу даже рядом стоять: боюсь заразиться простодушием.
Джемма рассмеялась:
– Не будьте жестоким, дорогой. Делакруа считает себя воплощением искушенности.
– Если бы не возраст, можно было бы назвать его зеленым подростком. Бедняга так старается, что я мгновенно устаю от одного его вида. Право, подобную искренность давно пора объявить вне закона.
– Коварный! – Эмма взяла со стола три ленты поднесла к свету, внимательно рассмотрела и положила на место. Нет, для ее замысла ленты не подходили: слишком наивно и по-девчачьи.
– Планируете особенный туалет? – Корбин мгновенно уловил тень сомнения.
– Никак не могу сделать выбор. – Джемма кивнула в сторону кровати, где ожидали решения два приготовленных Бриджит наряда.
Джентльмен тут же поднялся и подошел, чтобы вынести авторитетное суждение.
Слева лежало восхитительное произведение портновского мастерства, созданное из муара цвета морской волны. Вышитые шелком мелкие зеленые розочки придавали фасону особенную, утонченную пикантность. Пышные юбки расходились спереди, открывая гармонирующие по оттенку светлые воздушные нижние юбочки.
– А что будет в волосах? – деловито уточнил Корбин.
– Розы в тон. – Джемма протянула гостю шедевр ювелирного искусства.
– Восхитительно, – отозвался гость, придирчиво изучив цветок со всех сторон. – Надеюсь, герцогиня, серединка изумрудная, а не из зеленого стекла?
– Из очень мелких драгоценных камешков, почти незаметных. – Джемма кокетливо повела плечом.
– Мои вкусы целиком на стороне роскоши, – признался гость, продолжая рассматривать украшение. – Особенно если роскошь скромна и не кричит о цене.
– Если честно, эти мелочи жутко дорогие.
– Следовательно, достойны внимания лишь той из модниц, которой неведомы заботы о деньгах. Хотя, с другой стороны, удивительные розы способны помочь особе, глубоко погрязшей в долгах. Бросающаяся в глаза экстравагантность – лучший способ успокоить бдительность кредиторов.
– На мой взгляд, даже слишком смело.
– Прерогатива герцогини. – Корбин подошел ко второму платью. – Но если тем нарядом вы намерены подчеркнуть собственную расточительность, то, что же хотите сказать этим? – Голос звучал мягко, однако обманчивая любезность не скрывала вызова.
– Новейший фасон! – негодующе возразила Джемма и подошла ближе. – Платье-сорочка. Поверьте, у Марии Антуанетты таких, по меньшей мере, четыре.
– Ах, но счастливица королева живет не в Англии. – Лорд Корбин бережно приподнял платье. Нежная пластичная ткань бледного персикового цвета таинственно сверкала жемчужными узорами. Обычно из подобного невесомого материала шили ночные рубашки – отсюда и название. Легкое одеяние едва прикрывало грудь и мягкими волнами стекало на пол.
– А что, у нас в Англии так скучно? – осведомилась Джемма.
– Скорее, холодно, – ответил Корбин. – Во всех смыслах. Милая герцогиня, вы заставите светских дам дрожать от злости, а джентльменов – по другой причине. Ну а сами тем временем будете нещадно мерзнуть.
– Мерзнуть? – Джемма задумчиво взглянула на воздушное одеяние.
– Нет ничего менее привлекательного, чем покрытая мурашками, посиневшая кожа, – сухо заметил гость. – Король устраивает праздник на своей яхте, то есть на реке. Если не желаете провести вечер в тесной темной каюте, мечтая лишь о камине и шерстяной шали, то советую остановить выбор на зеленом платье. Кстати, оно великолепно.
– Но…
– И не столь безрассудно, – невозмутимо продолжал эксперт.
Джемма обиженно отвернулась.
– Я никогда не веду себя безрассудно!
Корбин поймал в зеркале сердитый взгляд.
– Тогда откуда же подобное отчаяние? – вкрадчиво уточнил он.
– И вовсе не отчаяние. Всего лишь…
– Интерес? – Гость выразительно поднял брови и улыбнулся так искренне и в то же время лукаво, что удержаться от ответной улыбки было просто невозможно.
– К собственному мужу, – импульсивно призналась Джемма.
Ответ произвел ошеломляющий эффект. Джентльмен упал на стул и внезапно утратил обычную невозмутимую беззаботность.
– К мужу? – недоуменно переспросил он. – К своему мужу?
– Да-да, именно к своему собственному, а не к чьему-то еще, – подтвердила герцогиня. – Никогда не связываюсь с женатыми мужчинами. – Слабый довод в защиту добродетели; других, однако, в запасе не нашлось.
– Честно говоря, я решил, что вы нацелились на Вильерса, – признался Корбин.
– Нет. – Джемма не уточнила, что предположение недалеко от истины.
– Итак, значит, муж. Даже не знаю, что и посоветовать; окончательно растерялся. Мужья так… так…
– Скучны?
– Бомон, разумеется, достоин всяческого восхищения.
Джемма вздохнула:
– Знаю. – Взяла с кровати провокационное платье, приложила к себе и оценивающе взглянула в зеркало.
– Говорят, персона чрезвычайно важная для будущего родной страны.
– Зануда.
– Этого я не говорил! Разумеется, пэр королевства придерживается строгих моральных правил.
– Мы с ним полные противоположности, – горестно заключила Джемма и в раздражении отбросила платье.
– До чего же славно, что вы признаете очевидный факт! – воскликнул Корбин. – Как только люди начинают понимать разницу между ангелами и демонами, жить сразу становится интереснее. Слышал, что его светлость высказывается в парламенте весьма искренне, прямо и без обиняков. – Он помолчал, словно сомневаясь, стоит ли продолжать. – Говорят даже, что можно верить буквально каждому слову. – В голосе послышался ужас.
– Знаю, знаю. – Джемма грустно вздохнула. – Истинный пуританин.
– Отечеству необходимы хорошие люди, – уверенно заявил Корбин. – Жаль только, что они такие…
– Хорошие?
– Скорее всего, мне так кажется лишь в силу собственной испорченности. Даже не представляю себя в парламенте, все, буквально все, как по приказу, носят эти безвкусные парики с буклями над ушами – можно подумать, что вышли на парад солдаты.
– А я, напротив, с легкостью представляю вас в парламенте. – Джемма встала так, чтобы поймать в зеркале взгляд собеседника. – Не сомневаюсь, что вы гораздо умнее всех, кто там заседает. Предпочла бы, чтобы управление страной доверили именно вам.
Лорд Корбин от души рассмеялся.
– Надеюсь, герцогиня, наша дружба не следствие печального заблуждения.
– Наша дружба – следствие вашего неизменного остроумия, – заметила Джемма. – А еще – результат способности честно сказать, что мои чулки не гармонируют с туфлями. Ну и, конечно, нам не удалось бы подружиться, если бы вы, безжалостно сплетничая обо всех вокруг, не притворялись так, что не делаете того же за моей спиной.
– Ничуть не притворяюсь, – возразил лорд Корбин. – Дело в том, что в настоящее время в моем сердце хватает места лишь для одной-единственной женщины, и это место занимаете вы.
Джемма склонилась, чтобы поцеловать приятеля в щеку.
– Мы прекрасно друг другу подходим. – Она села рядом.
– Если не считать того, что сегодня вы настрочены крайне серьезно, – добавил гость. – И необычайно страстно.
– А что, сосредоточенность позволено проявлять исключительно в выборе чулок?
Гость задумался. Он молчал дольше, чем обычно, и наконец ответил:
– Я, например, очень серьезно отношусь к скандалам.
– Но не к самой страсти?
Он поморщился, хотя и продолжал смотреть сочувственно.
– Слава Богу, влюбленность никогда не вгоняла меня в излишний пафос. Красивой женщине серьезное восприятие жизни противопоказано.
– Почему же?
– Создается впечатление, что существует нечто, вам недоступное. А мы, не наделенные особой красотой, хотим верить, что немногие избранные владеют всем, о чем только можно мечтать. В конце концов, суть красоты в этом и заключается.
– Но я чувствую, как с каждой минутой теряю привлекательность, – пожаловалась Джемма. – Должно быть, дело в проклятом возрасте.
– Возраст и страсть! – Корбин с трудом скрывал отвращение. – Если намерены и дальше продолжать в том же духе, придется попросить горничную принести бокал бренди.
– Значит, персиковое платье надевать нельзя, – сделала вывод Джемма.
– Ни в коем случае. Более того, учитывая все, что вы только что сказали, и зеленое может оказаться чересчур вызывающим.
– Для мужа?
– Для вашего мужа, – подчеркнуто уточнил Корбин. – Герцог весьма… – Он умолк, подыскивая подходящие слова. – Видите ли, будь Бомон женщиной, его юбка подметала бы пол, а вырез закрывал шею до самого подбородка.
Джемма на миг задумалась и покачала головой:
– Но не могу же я превратиться в пуританку, чтобы соответствовать вкусам Элайджи. Придется ему брать меня такой, какая есть.
Корбин помолчал.
– Позвольте спросить, какой именно смысл вы вкладываете в слово «брать»?
– Нам срочно необходим наследник, – невозмутимо пояснила Джемма.
– Несомненно. Но мероприятие вовсе не требует от вас страсти и уж тем более не подразумевает волнения. Впрочем, можно поставить на ночной столик бутылку бренди и время от времени позволять себе глоток-другой.
– Хочу большего.
– Ага, значит, отсюда и стремление к пылким чувствам? – заключил Корбин.
– Наверное, я просто глупа.
– Вы не первая в этом строю, герцогиня, однако задача не из легких.
– Лучше зовите меня по имени, – угрюмо поправила Джемма. – Тем более что вы единственный, кому оно известно.
– Я не намерен афишировать чрезмерную осведомленность, да и вам не советую. Итак, насколько можно понять, необходим урок: как заставить мужа воспылать страстью к собственной жене?
В столь откровенной формулировке идея предстала бесконечно далекой от реальности.
– Надену зеленое платье.
– Соблазнительный наряд пользы не принесет; этот прием не…
– Этот прием не для Бомона, – продолжила фразу Джемма. Взяла со стола розовую ленту и принялась накручивать на палец.
– А если наденете персиковое, то и вообще смутите или рассердите. Поверьте, столь вызывающие наряды созданы с одной целью: возбуждать в мужчине стремление к недоступным радостям, к тому, что невозможно даже представить. Но супруг…
– Да-да, конечно.
– Необходимо его удивить, – продолжал мудрый знаток, человеческой натуры. – Повернуться неожиданной, непредсказуемой стороной.
– Нет у меня никаких сторон! – в отчаянии воскликнула Джемма. – Я умею играть в шахматы, и он это отлично знает. Иногда играем вместе.
Корбин застонал:
– Как пожилая супружеская чета?
– В библиотеке, – пояснила герцогиня, – пока обсуждаем прошедший день.
В глазах гостя мелькнули озорные огоньки.
– Что вы придумали? – мгновенно заинтересовалась герцогиня.
– Кое-чего он действительно никогда не видел.
– О чем вы?
– У вас богатое прошлое. Более того, есть и определенная репутация.
Джемма покачала головой:
– Моего прошлого он открыто не одобряет; к тому же терпеть не может любые проявления буйного воображения. Несколько лет назад приехал ко мне в Париж накануне Двенадцатой ночи. Видели бы вы выражение его лица, когда я сказала, что джентльмены должны появиться на балу в костюмах сатиров! Разумеется, герцог наотрез отказался. В итоге все до единого французы щеголяли с длинными хвостами, а Бомон расхаживал по залу в строгом фраке, словно о маскараде и речи не было.
– Само собой. Его светлость и скандал – понятия взаимоисключающие.
– Элайджа содержал любовницу, однако никто не заметил в данном обстоятельстве даже тени скандала. – Джемма сердито бросила ленту на туалетный столик.
– Потому что ничего скандального здесь не было и нет. Любовницы обычны и привычны. А для такого человека, как Бомон, присутствие в жизни подобной особы рано или поздно окажется фактом глубоко постыдным.
Джемма вопросительно вскинула брови.
– Этим женщинам платят, – пояснил лорд Корбин. – Щедро платят за воплощение всевозможных мужских фантазий.
– Фантазии! – с отвращением фыркнула Джемма. – Он регулярно встречался с ней во время перерыва на ленч, да не где-нибудь, а в своем кабинете в «Судебных иннах»! О каких фантазиях может идти речь?
– Это всего лишь бизнес, – заметил Корбин. – Скорее всего, договор был заключен еще до брака, а потом руки не дошли отменить. В каком возрасте герцог унаследовал титул?
– О, совсем юным, – ответила Джемма. – А вы слышали, как умер его отец? Вот уж скандал так скандал!
– Как не слышать! Скончался на месте преступления… с четырьмя женщинами?
– С двумя, – поправила герцогиня. – Всего лишь с двумя. Судя по всему, «Дворец Саломеи» удовлетворял самые изощренные вкусы и оставался любимым заведением старого герцога.
– Стоит ли удивляться, что ваш супруг решил вынести связь с любовницей на всеобщее обозрение? – пожал плечами гость. – Где проще доказать, что твои вкусы не отклоняются от нормы, чем в собственном кабинете?
Джемма удивленно замолчала.
– Но Элайджа говорил, что любит ее, – наконец неуверенно произнесла она.
– Если вы его рассердили, то, стоит ли удивляться подобному утверждению? Со злости можно заявить что угодно. И все же очень трудно любить ту, которой платишь за самое интимное удовольствие. Деньги убивают чувство.
– Вы вселяете ужас. – Герцогиня смотрела так, словно увидела проницательного, всезнающего психолога впервые в жизни.
– Стараюсь, – самодовольно отозвался Корбин – Понимаете, что именно я предлагаю?
– Пока нет.
– Если мечтаете соблазнить мужа, с которым прожили уже много лет, думаю, лучше всего продемонстрировать ему ту сторону собственной натуры, которая открылась миру в Париже.
– Значит, персиковое платье? – Джемма вопросительно подняла брови.
– Нет. Слишком агрессивно и вызывающе сексуально. Чтобы привлечь Бомона, необходимо проявить воображение, предстать веселой и игривой, показать, что существуют радости, недоступные палате лордов и неведомые любовнице. Надо действовать спонтанно, непредсказуемо и интересно.
– Не могу предположить, чем Элайджа…
– Способен заинтересоваться? – Корбин покачал головой. – И я тоже, герцогиня, и я тоже. В этом и заключается вызов. А еще мне кажется, что надо заставить супруга выбрать именно вас.
Хотите сказать, что следует демонстративно поощрять ухаживания Вильерса? – Джемма слегка поморщилась.
– Не исключено. Но помимо этого, было бы неплохо, чтобы с герцогом начала кокетничать дама, способная сравниться с вами в красоте и силе характера.
– Нет, это уж слишком! Поощрять соперницу? Ни за что!
Советчик пожал плечами:
– Ни одна леди не посмеет перейти вам дорогу, если не убедится, что путь свободен. Честно говоря, безразличие – самый надежный союзник. Мужчина никогда не захочет получить ту, которая покорно лежит у его ног. – Взгляд Корбина скользнул к полу, словно, на ковре действительно пресмыкались поклонницы.
– Просить ни за что не буду, – решительно заявила Джемма.
– Всего лишь хочу предостеречь против неосторожной демонстрации всему миру вновь обретенной страсти. Пусть герцог сам к вам придет, пусть, если возможно, отвоюет ваше внимание у другого соискателя. Бомон женился рано и по понятным причинам не успел вдоволь насладиться буйством молодости.
– Но в прошлом году одна молодая леди буквально ходила за ним по пятам, – задумчиво произнесла Джемма. – Некая мисс Татлок, помните?
– Та, которую вы прозвали мисс Метла? Особа с длинным носом и сомнительным чувством юмора? О, ради Бога, Джемма! Достойная соперница обязана соответствовать вашим стандартам красоты, ума и положения в свете.
– Его любовницу зовут Сара Коббет, – грустно сообщила Джемма.
– И этим все сказано, не так ли? Бедняга пользовался услугами женщины с фамилией Коббет. Честное слово, тронут до слез.
– Вы уверены, что даете мудрый совет?
– Безусловно. Парню еще не приходилось чувствовать себя объектом соперничества. Поверьте, он будет счастлив хотя бы потому, что одной из претенденток окажетесь вы.
Джемма задумалась.
– Откуда вам все это известно? – наконец уточнила она после долгого молчания.
– Люблю наблюдать за другими, вот и все, – ответил Корбин, не сумев скрыть легкого налета грусти. – Некоторые бросаются в гущу событий подобно вам, дорогая герцогиня, в то время как другие, включая вашего покорного слугу, предпочитают держаться в сторонке и внимательно смотреть, что и как делают первые.
– Понимаю, – согласилась Джемма. – Вам давно пора сидеть в парламенте и манипулировать простаками, начисто лишенными здравого смысла.
За долгие годы герцогиня Бомон ни разу не дала себе труда задуматься о том, что побудило Элайджу выставить напоказ любовницу, но пережить оскорбление так и не смогла. Как бы там ни было, а брак фактически распался, и молодая супруга с разбитым сердцем сбежала в Париж.
Да, на самом деле все оказалось до банальности просто: как правило, джентльмены снимали своим содержанкам дома в пригородах; никому и в голову не приходило назначать свидания в кабинете, на глазах у коллег и подчиненных.
