Текст книги "Моя герцогиня"

Автор книги: Элоиза Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 17

Спустя некоторое время

– Сегодня вечером леди Банистер дает благотворительный бал, – сообщила Джемма, входя в кабинет. Казалось, ответ известен заранее, однако…

Элайджа рассеянно поднял голову.

– Что ты сказала? Прости, пожалуйста, не расслышал.

– Ты пишешь? Может, мне лучше зайти попозже?

– Ничего, потом закончу.

Джемма присела на подлокотник кресла, и Элайджа поспешил поставить на лист пресс-папье.

– О! – удивленно воскликнула она. Скорость реакции не осталась без внимания. Ей не то чтобы очень хотелось узнать, что скрывает муж, но…

– Боюсь, должен ненадолго съездить к адвокату. Не уверен, что успею вернуться до вечера.

Джемма поморщилась.

– Как скучно! А нельзя отложить визит?

– К сожалению, нет. Но может быть, вечером удастся сыграть в шахматы.

– В шахматы?

– В постели, – беззаботно уточнил он.

Новость привела Джемму в смятение.

– Решил сыграть последнюю партию нашего матча? Сегодня?

Элайджа посмотрел с поистине герцогским достоинством и самообладанием.

– Думаю, пришла пора избавить Шахматный клуб от мучительных сомнений и выяснить наконец, кто из нас сильнее.

Джемма вспомнила подробности договора и почувствовала, что неумолимо краснеет.

– С завязанными глазами?

Герцог улыбнулся так, как умел улыбаться только он, и, не говоря ни слова, посадил жену к себе на колени. И все же поцелуй показался странным: тревожным, печальным, даже отчаянным.

– Элайджа! – Джемма с трудом освободилась. – В чем дело? Что-то случилось?

– Ничего особенного. Просто я работаю над непростым документом, – успокоил он и поцеловал ее в лоб. – Наверное, немного устал. Прости.

– О!

– Итак, герцогиня, сегодня начнется решающая партия. Ровно в одиннадцать. Готов предоставить ровно час, чтобы попытаться одержать победу, – с завязанными глазами или с открытыми, как угодно. – Он улыбнулся, сверкнув ровными белыми зубами. – А потом я намерен выиграть.

Джемма насмешливо фыркнула.

– Гордыня приводит к падению, герцог!

– Вы, герцогиня, упадете первой, – с вызывающей улыбкой возразил Элайджа. – На спину!

Он излучал уверенную, мужественную силу. Те двое любовников-французов, с которыми Джемма давным-давно крутила романы, вели себя осторожно, осмотрительно, явно сраженные странным обстоятельством: самая красивая англичанка Парижа выбрала именно их. Ну и, конечно, неустанно осыпали ее знаками внимания.

Ни один из них не смел командовать. Ни один не решался вести себя дерзко или властно. Оба испытывали глубокую благодарность.

Конечно, кто-то мог бы возразить, что французы не носили герцогского титула и потому слегка тушевались, однако Джемма считала, что родословная решает далеко не все. В частности, родословная не смогла бы объяснить ни удивительного характера Элайджи, ни его необыкновенного взгляда.

– Не понимаю, – прошептала она, хотя муж уже объяснял причину расставания. – Несколько лет назад ты с такой легкостью меня отпустил. Что же изменилось?

– Неправда. Решение далось с болью. – Герцог нахмурился. – Я ехал следом до Грейвсенда. Ты не знала?

Она покачала головой.

– Накануне вечером ты пожелал мне спокойной ночи, да и то весьма сдержанно и лаконично. Помню каждое твое слово: «Если твердо решила ехать, отправляйся. Держать не буду».

– Всю ночь я не сомкнул глаз. Наконец сел в экипаж и на рассвете приехал в Грейвсенд. Нашел капитана и убедился, что корабль отлично оснащен и надежен. И стал ждать.

– Не может быть!

– Может. Я стоял на пирсе – там, где ты не могла меня видеть. А ты…

– А я плакала, – продолжила Джемма.

– Плакала, даже поднимаясь на палубу, – бесцветным голосом подтвердил Элайджа. – Тогда-то я понял, что все разрушил, разбил наши жизни. Но ты имела право уехать. Выбор оставался за тобой, и препятствовать я не мог.

– Лучше бы ты меня остановил, – вздохнула Джемма, обнимая его.

– Если бы я тебя остановил, то оказался бы ничем не лучше отца.

– Но почему? Совсем не обязательно. Если бы ты сказал, что сожалеешь о случившемся, я бы никуда не поехала, а осталась рядом.

– Но ведь это означало бы, что я считаю тебя своей собственностью. Разве подобный эгоизм допустим?

Джемма рассмеялась и снова прильнула к его груди, как будто хотела услышать биение сердца.

– А сейчас?

– А сейчас ты моя, – выдохнул Элайджа и еще крепче сжал ее в объятиях. – Да, кстати…

– Что?

– Вечером можешь не одеваться. – В глазах светилась возмутительная самоуверенность.

– И все-таки не понимаю, – стояла на своем Джемма. – Наверное, никогда не смогу понять. А если бы я заявила, что сегодня вечером хочу играть в шахматы не с тобой, а с Вильерсом?

Элайджа едва заметно прищурился:

– Не думаю, что когда-нибудь тебе придет в голову от меня отвернуться.

Джемма поужинала в своей комнате, а потом приняла ванну. Требовалось решить две проблемы, каждая из которых уходила корнями в воспоминания о первых неделях брака.

Дело в том, что юношеские интимные встречи показались… скучными. Немногочисленные короткие парижские романы богатого опыта ей не подарили, но, как показала жизнь, немало полезной информации таили беседы с другими, более осведомленными дамами. Джемма никогда не упускала возможности узнать что-нибудь новое.

Элайджа тем временем расстался с прежней любовницей и новых связей не заводил, пребывая в гордом одиночестве. Что, если полученные теоретическим путем знания вызовут у мужа недоверие, отвращение и даже ненависть? Когда можно вести себя в постели раскованно, а когда предпочтительнее изобразить наивное неведение?

Что, если он сочтет ее распутной и рассердится? Например, не раз приходилось слышать о том, что женщины целуют мужчин самым интимным, самым потаенным образом, но самой ей никогда не хотелось повторить смелый эксперимент. И вот сейчас, накануне встречи с Элайджей, неожиданно возникли совершенно иные, отчаянно дерзкие желания. Даже представляя его обнаженным в бассейне, она мгновенно розовела от корней волос до пальчиков на ногах.

Да, хотелось бы… очень хотелось бы…

Ни в коем случае. Невозможно, недопустимо. Холодный рассудок – тот самый, который помогал успешно преодолевать интрига и козни Версаля, решительно отрицал подобную вольность. Если первая встреча вызовет хотя бы малейшие сомнения, супруг вряд ли проникнется безусловным доверием.

Она вела себя как неверная жена, пусть даже он и не уставал твердить, что отпустил, потому что она «имела право».

Чтобы предотвратить панику, пришлось прервать размышления на опасную тему.

Она вовсе не пугливая мышка, вздрагивающая от малейшего проявления мужского темперамента. Она Джемма. И если даже в Париже случались романы, то добрая половина вины все равно лежала на плечах мужа, В решающий момент проявившего холодное равнодушие. Разве хоть один нормальный мужчина способен дожидаться, пока жена найдет любовника, и только узнав о романе, навестить ее за границей?

Горькая мысль отрезвляла и вселяла некоторую уверенность.

Выход один, оставаться собой и в постели, и не в постели. Она уже не девочка, чтобы изображать девственность, которую давно утратила, и в то же время обладает достаточным опытом, освобождающим от необходимости притворяться, что наслаждение ее не интересует. А если говорить честно, она страстно мечтает о чувственных радостях.

Воспоминания о далеких интимных встречах не позволяли кривить душой: тогда особого удовольствия она не испытывала. Мужчине значительно проще получить удовлетворение, чем женщине.

Если попытаться изобразить наивность, то можно снова столкнуться с разочарованием и остаться без того удивительного состояния, которое французы называют «маленькой смертью». А это неприемлемо и недопустимо.

В итоге долгих раздумий из-за стола она вышла, приняв окончательное решение. Хотя диктаторский тон Элайджи поистине очарователен, герцогу придется научиться выполнять ее распоряжения.

– Будь добра, принеси в мою комнату поднос с закусками, – попросила Джемма горничную. – Вечером его светлость придет, чтобы сыграть партию в шахматы.

– Знаю, ваша светлость. Весь Лондон сгорает от нетерпения. Наконец-то матч закончится!

Этого еще не хватало! Плохо, когда слуги поощряют интимную встречу господ, но чтобы беспокоился весь Лондон?..

– А все из-за ставок, – пояснила Бриджит, верно прочитав выражение лица хозяйки. – Ваш матч послужил поводом для множества пари. Фаул утверждает, что весь шахматный клуб только и делает, что обсуждает возможный результат. Еще бы! Среди членов всего две дамы – вы и миссис Пэттон.

– Да-да, знаю, – пробормотала Джемма.

– Большинство поставили на вас, ваша светлость, – радостно сообщила горничная. – Подумайте только: если вы выиграете, станете первым в стране мастером!

– Выиграю, – убежденно пообещала Джемма. Долгие годы она играла сама с собой, притворяясь, что черные фигуры – это она (воплощение греха), а белые – Элайджа (воплощение добродетели). Да, поскольку супруг оставался в Англии, а она жила во Франции, приходилось играть и за себя, и за соперника. Она хорошо знала стиль мужа: собранность, способность предвидеть ситуацию на несколько ходов вперед, отвага, а главное, опасное умение загнать оппонента в угол и безжалостно сломить сопротивление.

– Но как же вам удастся провести партию с завязанными глазами? – недоуменно уточнила Бриджит. – Может быть, нужна помощь? Например, будете диктовать ходы, а я возьму на себя передвижение фигур на доске.

– Спасибо, не стоит, – рассеянно отказалась Джемма. – К счастью, мы оба отлично играем.

Горничная терялась в сомнениях.

– Доска нам не нужна, – с улыбкой пояснила госпожа. – Будем играть в уме.

– В уме? – Подобный вариант, судя по всему, казался немыслимым.

– Конечно, если его светлость не почувствует, что с трудом удерживает в голове расположение фигур, – уточнила герцогиня.

Она понятия не имела, доводилось ли Элайдже играть без доски, но в способностях мужа не сомневалась. Герцог Бомон играл сильнее всех, с кем доводилось встречаться: тоньше французского гения Филидора, а порой изощреннее самого Вильерса. Впрочем, справедливости ради следовало заметить, что вся троица – Леопольд, Элайджа и она сама – твердо стояла на одной ступеньке шахматной лестницы.

Нет, не совсем так.

Каждый обладал различными качествами. Элайджа отличался основательной, рациональной предусмотрительностью и умением заранее обдумывать возможные последствия атаки. Вильерс обладал способностью к молниеносным тактическим броскам и непредвиденным комбинациям. Ну а она целиком полагалась на вдохновение, нередко дарившее моменты блестящей, прекрасной в безукоризненном совершенстве игры.

И в то же время не обходилось без слабостей и недостатков. Так, Элайджа постоянно попадал в ситуации, требовавшие немедленного решения вопросов чести. Казалось, он намеренно воплощает в жизнь категории белого и черного, добра и зла, правды и лжи.

Видение мира отражалось в стиле игры.

Даже с завязанными глазами и в постели… ей предстояло поднять ставки.

Джемма понимала, что видел муж в сегодняшнем поединке: встреча означала для него конец долгого пути, достижение цели. А целью служили ее тело и ее постель. Конечно, он постарается выиграть, но в то же время будет с нетерпением ждать окончания партии.

А для нее шахматы всегда оставались самым остроумным, интересным и содержательным собеседником, утешавшим во время долгой разлуки с любимым. И сегодня они не утратят ни одного из своих привлекательных качеств.

Дело за малым: отвлечь соперника и превратить забаву мудрецов в надежного союзника.

На губах Джеммы появилась таинственная улыбка. Если бы Элайджа видел выражение ее лица, то непременно заподозрил бы неладное.

– Бриджит, – обратилась она к горничной.

– Да, ваша светлость?

– Будь добра, для сегодняшнего вечера мне понадобится кое-что еще.

Глава 18

Джемму особенно волновал один принципиально важный вопрос: в какой одежде Элайджа появится в ее комнате? Поразмыслив, герцогиня пришла к выводу, что муж придет в официальном костюме, а не в халате. Последний вариант неизбежно вызвал бы подозрение слуг, с нетерпением ожидавших шахматной партии.

Сама она выбрала восхитительную ночную сорочку из тонкого шелка кремового цвета, отороченную кружевами. Сверху предполагался пеньюар в тон. Одеяние таило остроумный и соблазнительный секрет: стоило его обладательнице лечь, как вырез изящно смещался и открывал восхищенному взору подкладку насыщенного вишневого цвета. Подобному игривому стилю Джемма в свое время научилась у многоопытных французских дам.

– Главное – удивить! – со смехом воскликнула одна из старших подруг. – Например, надеть скромное, в пастельных тонах платье, а под него – что-нибудь алое, как у последней блудницы. Изобразить невинность, до тут же шокировать неслыханной смелостью. – Далее последовали грубые предложения относительно практического постижения особенностей мужской анатомии и физиологии, ни одно из которых Джемма еще не опробовала, но была бы не прочь применить на практике.

Не обошлось и без косметики – впрочем, наложенной столь искусно и деликатно, что заметить усилия не смог бы никто, кроме лорда Корбина. Свободные от пудры волосы рассыпались по плечам и, казалось, излучали сияние.

– Его светлость будет счастлив, – заключила Бриджит, осмотрев госпожу с головы до ног.

Джемма удивленно вскинула голову.

– Спасибо! Но ведь мы с тобой прекрасно знаем, что львиной долей красоты и изящества я обязана блестящим фасонам синьоры Ангелико и любимой помаде.

– Я не об этом, – возразила Бриджит. – Главное, что вы с радостью ждете сегодняшнего вечера. Разве не так? Вы…

Трудно было скрыть смущение, порой жизнь ставит в неловкие ситуации.

– Да.

Горничная широко улыбнулась:

– Герцогу невероятно повезло.

Элайджа явился ровно в десять. Хороший знак, свидетельство здорового энтузиазма в отношении игры и ее естественного продолжения.

Как и следовало ожидать, безупречный костюм не допускал даже намека на двусмысленность.

Джемма открыла дверь и с удовольствием подумала, что расставленные по комнате свечи придадут коже особенно нежный оттенок.

Не отрывая глаз от лица жены, герцог сдержанно, почти официально переступил порог, как будто входил не в спальню, а в наполненную посетителями гостиную! Посмотрел на небольшой столик возле кровати, уставленный восхитительными кулинарными творениями миссис Тьюлип, и, перевел взгляд на аккуратно разложенные шелковые шарфы, призванные служить в качестве повязок на глаза.

И совершенно неожиданно рассмеялся.

– Чувствую себя так, словно попал в покои дорогой куртизанки.

Джемма прикусила губу, но тут же быстро улыбнулась в ответ.

– Как по-твоему, лучше потребовать деньги вперед или положиться на честь джентльмена и потерпеть с оплатой до конца вечера?

– О, какие сомнения? Аванс предпочтительнее, – серьезно заключил Элайджа и подошел ближе. В темных глазах вспыхнули искры, заставившие мгновенно забыть о мучительном чувстве стыда, вызванном неосторожной репликой. – Можно тебя поцеловать? – Простой вопрос прозвучал естественно и искренне.

Джемма слегка откашлялась – от волнения сел голос.

– Только если разрешишь ответить тем же.

Герцог склонился и поцеловал так, как не целуют ни куртизанку, ни любовницу – одним словом, никого из тех, кто получает деньги за интимные услуги. Поцелуй начался с бережной ласки и молчаливого вопроса.

Куртизанка не нашла бы ответа, потому что не смогла бы прочитать сотни смыслов, открывшихся Джемме в прикосновении ладоней к плечам, сдержанной улыбке, наклоне головы.

– Да, – прошептала она и легко коснулась губами губ. – Да.

Элайджа отстранился, пристально посмотрел в глаза и без лишних слов заключил Джемму в объятия. Казалось, они стояли на пороге первой брачной ночи.

Тогда, много лет назад, молодожены почти не знали друг друга. Она умудрилась с первого же взгляда без памяти влюбиться, а он едва ли удосужился запомнить ее имя.

За долгие годы ситуация изменилась.

Наконец, все еще не произнеся ни слова. Элайджа выпустил возлюбленную на свободу. Джемма взяла его за руку и спросила:

– Сам завяжешь глаза или довершив мне? – Она помолчала. – Но если процедура напоминает о пристрастиях отца, можно отказаться от глупой затеи и сыграть в открытую.

– Ни за что! – отрезал Элайджа. Улыбка доказала, что печальная судьба покойного герцога Бомона не имела к сегодняшнему вечеру ни малейшего отношения. Он взял в руки полоску розового шелка, изысканно гармонирующую с цветом сорочки. – Просто завязать, и все?

Секунду спустя повязка уже оказалась на месте, и Джемма со смехом наблюдала, как, вытянув руки и натыкаясь на мебель, Элайджа пытается ее поймать.

Наконец, после шутливых обвинений в нечестности, он наткнулся на громоздкую кровать и рухнул. Джемма взяла простой белый шарф, который приготовила для мужа, завязала глаза, и мир мгновенно погрузился во тьму.

– Господи помилуй… – Пробормотала Джемма.

– Странно, правда? – Ленивый, довольный голос донесся откуда-то справа.

– Ты на кровати? – уточнила она.

– Да, лежу и представляю, как ты беспомощно стоишь посреди комнаты.

– Злодей! – Джемма повернулась, вытянула руки и пошла на голос. Сделала несколько шагов, стукнулась о край кровати и потеряла равновесие.

Сильные руки подхватили ее и посадили рядом.

– Надо было заранее разуться, – задумчиво произнес Элайджа. – Приподнять повязку уже нельзя? Сомневаюсь, что удастся справиться вслепую.

– Ничего не поделаешь, придется, – сурово заключила Джемма, пытаясь устроиться как можно надежнее, чтобы ненароком не упасть.

– Ты тоже кое-что забыла. – Раздался глухой стук: должно быть, башмак полетел на пол.

– Только не шампанское. – Теперь она точно знала, где находится: на левой половине кровати, в изголовье, а это означало, что столик с закусками и бокалами совсем близко. Действительно, осторожно исследовав пространство, удалось без труда нащупать тонкую ножку и надежно ее обхватить.

Как оказалось, ничто не мешало сделать глоток-другой.

– Забыла приготовить шахматную доску? – насмешливо уточнил Элайджа. – Что ж, придется заняться чем-нибудь другим.

– Доска нам не нужна! Ты где? – Она вытянула руку. – Возвращаешься на кровать?

– Да. – Матрас слегка просел, подтверждая правдивость ответа.

– Сейчас дам тебе бокал.

– Как только твоя кровать окончательно промокнет, можно будет перейти на мою, – жизнерадостно отозвался Элайджа.

Джемма попыталась поставить свой бокал на стол и взять другой. Руки столкнулись, но шампанское, к счастью, не пролилось.

– Пожалуй, выпью все сразу, – пробормотал Элайджа ее над ухом. – В ином случае неприятностей не избежать.

– Забавно было бы увидеть тебя в таком же состоянии, в каком пребывала маркиза, – заявила Джемма, пытаясь найти свой бокал.

– Что ты делаешь?

– Всего лишь хочу… – Послышался подозрительный звон. Кажется, хрусталь не выдержал. – Пыталась найти опрометчиво оставленную без присмотра посуду, – печально сообщила Джемма.

– Не грусти, бутылка пока цела. Сиди тихо. – Он протянул руку и, судя по всему, благополучно овладел бутылкой. – Ничего не поделаешь, придется за тобой ухаживать.

– О! И как же ты намерен это делать?

– Очень просто.

Джемма неожиданно почувствовала на лбу большую теплую ладонь – ласковую и нежную. Палец коснулся кончика носа, и тут же ему на смену пришел поцелуй.

Палец скользнул по губам, и новый поцелуй не заставил себя ждать.

– Только представь, – прошептал Элайджа. Где бы ни остановилась рука, губы без труда найдут нужное место. Возможности… безграничны.

Трудно было удержаться от смеха, однако правда заключалась в том, что повязка на глазах лишала уверенности. Еще ни разу в жизни не доводилось посвящать себя любви, не имея возможности постоянно следить за тем впечатлением, которое производят на партнера неоспоримые женские прелести. Так было в юности с Элайджей, то же самое повторилось и во Франции, с каждым из двух любовников.

Откровенно говоря, значительная доля наслаждения проистекала именно из осознания собственного всемогущества. Мужчина таял, созерцая великолепную грудь. Легкое, тщательно рассчитанное движение ногами вызывало тяжкий стон. Глаза темнели от вожделения, а лицо принимало болезненное выражение.

Но сейчас…

С завязанными глазами Джемма чувствовала себя слабой, уязвимой – словно и притягательность, и власть, и искусство обольщения улетучились вместе со зрением.

– Какие-то странные ощущения. Может, продолжать не стоит? – жалобно прошептала Джемма.

Сильные пальцы снова оказались на губах, а в следующий миг их сменило холодное гладкое стекло.

– Я не пью из бутылок! – возмущенно воскликнула Джемма.

– Сегодня пьешь, – успокоил Элайджа. Безапелляционный тон в сочетании с низким чувственным голосом заставил еще острее ощутить собственную беспомощность.

Джемма осторожно сделала несколько глотков. Все отпущенные человеку чувства сосредоточились на ледяном, покалывающем горло напитке. В этот момент Элайджа не прикасался к ней, однако она явственно сознавала его близкое присутствие. Теплое дыхание шевелило волосы, сильное, полное нерастраченной мужественной энергии тело неудержимо притягивало, а чистый и в то же время пряный запах окончательно лишал самообладания.

– Достаточно! – Джемма попыталась вернуть хотя бы малую толику обычного самообладания.

Раздался звук, означавший, что бутылка благополучно вернулась на стол.

– Итак, позволь выяснить, насколько точно я понимаю условия игры. Нам предстоит лечь – в конце концов, правила требуют, чтобы мы оставались в постели, – и мысленно представлять шахматную доску.

– Да.

– Но мне ни разу в жизни не доводилось играть без доски, – задумчиво признался Элайджа.

– Не исключено, что ты проиграешь, – ехидно вставила Джемма.

Он уткнулся носом ей в ухо, и она едва не подпрыгнула.

– Сама проиграешь.

– Что ж, теоретически возможен и такой исход. – Неожиданно вместо носа в ухе оказался влажный кончик языка.

– Элайджа!

– Будем лежать рядом, как два средневековых надгробия.

– Что? – Он отвлекал, теребя губами ухо, в то время как большой палец нежно гладил шею.

– Знаешь старинные мраморные изваяния леди Уотсмит и ее супруга? Они торжественно возлежат, глядя в небо и молитвенно сложив руки. Нам предстоит то же самое… по крайней мере, до конца партии? – Конец фразы прозвучал шепотом.

– Хм, неопределенно произнесла Джемма, пытаясь сосредоточиться. Ничего не получалось: мысли разбегались, решительно отказываясь подчиняться. Поскольку она предусмотрительно устроилась на середине кровати, падения можно было не опасаться. Элайджа наслаждался, словно она представляла собой одно из лакомств, а о сопротивлении с завязанными глазами не приходилось даже мечтать. – Тебя это беспокоит? – наконец спросила она и повернула голову на голос.

– Ничуть. – Интонация подтверждала, что так оно и есть. – Как ты себя чувствуешь?

– Одиноко, – неуверенно ответила Джемма.

– Но ты же не одна. – Элайджа тихо рассмеялся, и смех почему-то показался обидным.

– Не нравится мне все это. – Джемма подняла руки, чтобы снять повязку, однако Элайджа каким-то образом узнал о ее намерении: мгновенно оказался сверху и поймал ладони.

– Нельзя изменять правила, – прошептал он и легко поцеловал ее в губы.

Сильное твердое тело придавило немалым весом, лишило воли и желания двигаться. Сквозь тонкий шелк сорочки ощущались и пуговицы на панталонах, и рельефно очерченные мускулы, и полный страсти сгусток мужественной энергии.

Раздражающая неопределенность и неуверенность переросла в новое, прежде неведомое эротическое ощущение. Элайджа удерживал руки Джеммы над головой, и от этого осознание собственной беспомощности могло бы усилиться, но ничего подобного не случилось.

Стремясь прильнуть каждой клеточкой, Джемма медленно вытянулась, потерлась, словно счастливая, готовая замурлыкать кошка, и не столько услышала, сколько всем существом почувствовала приглушенный стон любимого.

– Так лучше, – прошептала она. – Что ж, пожалуй, можно начать. Ты играешь белыми, так что первый ход за тобой. – Она слегка приподняла бедра.

– Надо установить регламент, – отозвался Элайджа томным глубоким голосом.

– Я подумала о том же.

– И что же ты предлагаешь?

– Как только игрок теряет фигуру, сразу получает утешительное очко и может требовать выполнения любого желания.

– А то, что ты делаешь сейчас, – это уже штраф или еще нет? – уточнил Элайджа. Джемма с удовольствием продолжала прижиматься и тереться.

– Можно сказать и так, – ответила она с притворной застенчивостью и опустилась на постель.

– Каждую фигуру? Но ведь может получиться…

– Двенадцать. А может быть, всего пять. Все зависит от твоего умений играть.

– Ничего подобного. Скорее, от умения держать в уме партию. – Он шутливо лизнул ее в кончик носа.

Джемма захихикала, как девчонка.

– Если подумать, – заметил Элайджа тоном строгого учителя, – то твоя тактика заключается в метании по доске и уничтожении моих фигур.

– Но ведь бывает, что удается выиграть ценой многочисленных жертв.

До сих пор Элайджа лежал неподвижно, предоставляя жене полную свободу нежиться и ласкаться, но сейчас слегка подался вперед, чтобы показать собственную силу. Всем своим разгоряченным телом Джемма почувствовала нетерпеливую страсть и обвила ногами бедра любимого.

Губы раскрылись навстречу, и Элайджа не заставил ждать.

Жадный поцелуй продолжался целую вечность. Наконец герцог отпустил на свободу руки жены, и та крепко обняла его за шею.

Оказывается, лучшие поцелуи рождаются вслепую. Джемма узнала вкус любимого и позволила ему по-хозяйски овладеть своим ртом, ощущая каждое движение и понимая, что происходит.

Сдержанный, полный холодного достоинства джентльмен бесследно исчез. В эту минуту в ее постели лежал не тот обходительный Элайджа, которого она знала, а совсем другой человек. Он скорее напоминал разбойника, набросившегося на невинную жертву, готового бесстыдно засунуть в рот леди язык и тут же потребовать большего.

Неожиданно, без единого слова, грубый незнакомец отстранился, и Джемма поняла, что он встал на колени, а потом почувствовала, что камзол полетел на пол. Она лежала неподвижно и взволнованно представляла мужа таким, каким увидела в римских термах.

За камзолом последовала рубашка.

– Прикоснись, – послышалось над ухом глухое рычание.

Джемма улыбнулась и упрямо сжала руки над головой.

– Разве ты уже получил право командовать? – уточнила она. – Насколько мне известно, белые начинают, а ты еще даже не сделал первый ход.

Элайджа проворчал что-то похожее на ругательство. Нет, не может быть, герцог никогда не позволял себе лишних слов.

– Пешка с17 – с15.

– Пожалуй, отвечу тем же: пешка с12 – с14.

– О Боже! – воскликнул Элайджа, пытаясь выровнять дыхание. – Совсем не могу думать, необходимо сосредоточиться. – Он всё еще нависал над ней, приподнявшись на коленях.

Джемма рассмеялась.

– Не вижу тебя!

– Знаю, – пробормотал Элайджа. – Но ведь повязка на глазах тебя больше не пугает?

– Нет.

Он исчез, а в следующее мгновение голос послышался в отдалении.

– Я сижу возле спинки кровати. Не хочешь ко мне?

Джемма осторожно поднялась. Без теплых прикосновений и страстных ласк она вновь почувствовала себя покинутой и беспомощной.

– Где ты? – Должно быть, в коротком вопросе послышалось искреннее беспокойство, потому что сильные руки тут же подхватили ее и посадили на колени.

– Здесь, – ответил Элайджа. – Держу тебя.

Одиночество и страх улетучились.

– Твой ход.

– Подожди минутку. – Он дотянулся до бутылки. Пальцы прикоснулись к губам, а за ними последовало горлышко. – Выпей! – приказал он.

Шампанское приятно освежило. Элайджа убрал бутылку, и несколько капель скользнули по подбородку на шею.

И снова появились пальцы, а за ними последовал язык.

– Элайджа, – выдохнула Джемма.

Он слизал струйки, и тело пронзила внезапная дрожь.

– Нравится?

– Твой ход. – Она постаралась стряхнуть наваждение.

– Пешка е7 – е5, – объявил Элайджа.

Ответ последовал немедленно:

– Пешка бьет пешку.

Он шутливо застонал.

– Что-то запамятовал. Напомни, кто кому должен платить штраф: ты мне или я тебе?

– Ты потерял фигуру, значит, можешь загадывать желание.

– И насколько же подробно разрешается его излагать?

– Насколько подсказывает фантазия, – ответила Джемма, мысленно представляя доску и рассчитывая следующие четыре хода – таким образом, чтобы пожертвовать тремя фигурами подряд. Это давало возможность потребовать исполнения трех желаний, и она планировала изложить их чрезвычайно детально. Вряд ли после этого Элайдже удастся вспомнить, в какой именно точке остановилась партия.

– Хочу, чтобы ты ко мне прикоснулась. Дотронься до груди.

Джемма расплылась в счастливой улыбке.

– С огромным удовольствием. Почему бы тебе, не лечь?

Она сидела у него на коленях, а когда Элайджа распростерся на кровати, оказалась сверху.

Погладила грудь и ощутила под пальцами теплую кожу, крепкие, основательно накачанные мышцы. Сразу захотелось неизведанного: новых впечатлений, новых знаний. Джемма склонилась и нежно провела губами по лицу мужа. Полупрозрачный шелк сорочки скользнул по телу любимого подобно волне, однако он не издал ни звука.

– Такое прикосновение тебе нравится? – шепнула она.

Ответ напомнил молитвенный выдох:

– Да…

Горячие руки оказались на волосах, на закрывающей глаза косынке. Все, чего не удавалось увидеть в выражении лица и услышать в звучании голоса, отчетливо отражалось в напряжении ладоней.

– Хорошо. – Она снова села и тут же почувствовала, как жадные пальцы замерли на бедрах. Отсутствие зрения компенсировалось новыми, удивительными впечатлениями. Она нащупала твердые плоские соски, бережно погладила, а потом дерзко нажала большим пальцем. Элайджа молчал, хотя время от времени заметно вздрагивал.

– Ферзь бьет пешку, – наконец объявил он подозрительно спокойным голосом.

Джема осторожно выпрямилась, опасаясь свалиться с кровати и оказаться на полу.

– Ваша очередь загадывать желание, миледи. Я в вашем полном распоряжении.

– Рубашка, – прошептала Джемма. – Сними, пожалуйста.

Дважды просить не пришлось. Она подняла руки, ожидая услышать шуршание шелка и почувствовать его медленное движение, однако Элайджа сорвал невесомое одеяние порывисто, как будто давным-давно дожидался позволения, и отбросил в сторону. Разгоряченную кожу освежил прохладный воздух. И все-таки присутствие любимого ощущалось совсем близко.

– Конь на f3, – едва сдерживая трепет, прошептала Джемма.

– Ферзь на h5.

Джемма страстно мечтала о новом прикосновении.

– Конь на с3.

– Конь на с6.

Как Элайдже удавалось оставаться столь невозмутимым, столь уверенным и спокойным?

– Слон на f4, – продолжала Джемма, немного повысив голос. Партия усложнялась… Элайджа играл в обороне, однако действовал блестяще. Она атаковала, готовясь защитить короля при помощи рокировки. Соперник ответил нападением на одного из коней. Танец фигур с каждым ходом становился все более изощренным.