Текст книги "Последняя охота"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

– Ты хоть там воздержись: смотри, не натяни горшок с дерьмом на голову какой-нибудь воспитательнице, – просил Дамир.

– Я никого не задеваю, но если меня начинают дергать, без сдачи не уйдут!

– Послушай, Кать, а мужик, которому вылила в лицо остатки пива, чем обидел?

– Сдачу потребовал жлоб, крохобор! За копейки чуть на кране не повесился у меня! И я жить хочу! За гольную получку кто там цельный день отстоит?

– Ну а с квасом? Там тоже подралась!

– И не смеши! Если б подралась, та бабка давно б сдохла! Старая крыса! Я ей целый бидон налила, как она просила. Так ведь отпила и тарахтит лохмоногая кляча: «Квас разбавленный у вас. Не хочу брать такие мудомоины. Заберите их…» Ну я и вылила ей все остатки на голову! Кто после этой кикиморы возьмет их? Да и мне зачем? Себе хороший возьму. Ту же суку подналадила, развернула и пинком. Бидончик не отдала, покуда деньги не вернула. Что ж, по-твоему, должна была сделать?

– Не хами! Это город! Дурная молва она всегда впереди нас бежит. Улыбайся, извиняйся, уговаривай, льсти, даже если на душе кипит. А уж потом обдумай, как отплатить. Есть месть без брани и мата, но она куда больнее бьет. Она не только унизит, даже убить способна человека. И это несмотря на должность. Хотя для такого одной выдержки мало. Нужно не терять мозги, уметь видеть, слышать и помнить все. Научись держать себя в руках. Не срывайся. Не давай повода думать о себе хуже, чем ты есть на самом деле. Заставь себя уважать. Не кричи, помни: что кричит лишь слабый. Сильный человек никогда не опустится до свары. Он отомстит и накажет иначе. Без угроз. Молча и страшно…

Катерина насторожилась, внимательно слушала мужа, а на того нашло озарение, сказались беседы с чекистами, следователями и оперативниками:

– Хватит тебе позориться! Выйди из состояния деревенской бабехи. Стань такой, как твой отец. Держись достойно, не вели себе распускаться и будешь неуязвимой. Поверь, это тебе доступно. Сама почувствуешь, насколько легче жить станет. Лишь поначалу сложно ломать саму себя, зато вскоре не сумеешь иначе. Не опускайся до уровня полудурков и хамов. Ведь мы живем в городе, и то, что воспринималось и прощалось в деревне, тут презирается. Да и мне помешаешь. Ведь не исключено, что предложат за мои услуги хорошее место, но, вспомнив о тебе, не решатся в штат взять, мол, пусть с женой справится для начала.

– Ой! Да я такой стану, на дикой козе никто не подвалит! – всплеснула руками Катерина и добавила, вздохнув: – Вот если б только не доставали меня…

Вскоре Дамир стал замечать перемены в ней. Жена сама себя одергивала на крике. Перестала браниться с соседями на весь двор. Не чавкала и не сморкалась за столом, не оглушала по утрам домашних. Ее голос теперь стал похож на отдаленные раскаты грома, а не на бушующую грозу, как прежде.

Дамир радовался, хвалил бабу. Ненавязчиво советовал следить за собой.

– Ведь ты красивая! Пусть это все увидят, не только я! – поглаживал бедра, плечи жены.

– Ты на что намекаешь? – испугалась она.

– Хочу, чтоб была лучше всех! А что подумала? – спросил, смеясь.

– А ежли на меня соседские бандюги начнут заглядываться? Ты ж ревновать начнешь!

– Такое тебе не грозит. Они, если надо, других приглядят, совсем молодых, гулящих. Им ни к чему лишние неприятности со мной. Да и не поверят тебе, зная, кто я, – успокоил Катерину окончательно, но если б мог увидеть заранее, какое злое семя посеял в душу ей, сам бы ужаснулся.

«Ну, гад ползучий, думаешь, кроме тебя, никому не нужная? Держись, зараза! Попомнишь этот день!»

С того дня Катерину будто подменили. Она даже во двор не выскакивала в халате. Аккуратно укладывала косу вокруг головы и ходила, будто в венце. Научилась пользоваться тушью, помадой. Не раскорячивалась над грядкой, присаживалась рядом и полола их не спеша, изредка посматривая на соседский дом. Там ее старания никто не замечал, и бабе стало обидно. Она теряла терпение. Но как-то вечером приметила на крыльце Шкворня. Он только что вернулся и переобувался в домашние тапки.

– Эй, сосед! Редиски не желаете? – окликнула Катерина.

Мужик ушам не поверил, отказался.

– Не люблю ее! – ответил глухо.

– Зря! В ней много полезного! – держала в руках большой яркий пучок.

– Зубы подводят, – добавил Шкворень удивленно.

– А вы порежьте.

– Не умею, да и некогда! – Вошел в дом и плотно прикрыл за собой дверь.

Катерину это не остановило. Она была настырна и вскоре постучала в окно, держа в руках миску с готовым салатом.

– Вот поешьте, угостить хочу! – подала соседу салат.

Тот отпрянул:

– Не надо!

– Зря! Мы – соседи! Хотите иль нет, дружить нам придется. Я ж от чистого сердца…

– Слушай, баба, ты своего козла тряхни! Сколько он мне гадостей подложил, разве это по-соседски? – Сверкнула ярость в его глазах.

– То он, а я сама по себе! Может, с того не сладилось, что не склеилось враз промежду вами. Вообще он смирный мужик. Узнаете друг друга – подружитесь.

– Чего? Чтоб я со стукачом кентовался? Да ты не в своем уме! Вали отсюда! Чего возникла? – захлопнул двери.

Катерина, уходя, только и обронила:

– Козел паршивый!

Вскоре баба вернулась к грядкам и молча ругала соседа за непочтительность. Крыла его последними словами и не оглядывалась на соседский дом, а то бы увидела, как наблюдает за ней из окна Шкворень.

«И чего приперлась? Тот сука подослал выследить? А может, вовсе другое: бабье закипело? Ну как он с ней сладит, эдакий сморчок? Вот и приглядела меня на кадриль. Ведь вот сидит возле грядки клушкой, а этого пидера не видно. Небось в городе болтается. Баба и вздумала воспользоваться его отсутствием. Что удивительного? Ну чем я не хахаль ей? Вон какая она ядреная! Что я, дурак, утворил? Зачем ей оглобли повернул? Вон какая у нее задница и буфера! – Пробирала мужика невольная дрожь. – Ага! Только заволоки ее, мусора возникнут. Этот фискал наживкой хочет взять. Сам из окна стремачит. Но хрен тебе!»

Отвернулся Шкворень, ушел в глубь комнаты. А сам размышляет: «А зачем бабу подсовывать, если меня видел? Тут же лягавым вякнул бы». Выглянул во двор, но там никого.

Шкворень до вечера просидел дома, но милиция не пришла. До сумерок возилась в огороде Катерина. Ушла в дом, когда совсем стемнело. Она впервые не обмолвилась ни словом с мужем о том, как она ходила к соседу.

Дамир и не подозревал, что у жены появился от него свой первый секрет.

Катерина не призналась еще и потому, что не знала, как отнесется Дамир к ее вольности. Ведь это они не обговаривали, и муж не просил бабу помириться с соседом. Он даже подначил ее и оказался прав.

Женщина смотрит на себя в зеркало. «Неужель я такая уродка, что он от меня ровно от пугала в дом сбежал, закрывшись на запор? Нет, ничем не хуже других! Ни единой морщины нет, зубы целые, все в порядке! Значит, Дамир виноват! Из-за него сбой случился. Эх, жизнь корявая! Неужель прав мой змей, что никому, кроме него, не нужна, что никто не оглянется? А жаль! Вон у скольких баб есть любовники! И ничего! Живут, пользуя мужика заместо ширмы. Мой еще насмехается! Надо проучить, доказать, что и меня могут полюбить. Вот только кто? Желающих нет. Да и в своей деревне страдальцев не имела», – вспомнилось горькое.

Катерина, забыв задернуть окно, разделась и мылась в корыте. Уж так привыкла, перед сном приводить себя в порядок. Она и не предполагала, как следят за ней из окон соседнего дома.

Света там не было. Шкворень не хотел выдать себя и, сидя у окна, безнаказанно, внаглую рассматривал бабу. Дамир подошел внезапно, задернул занавески, и Шкворень, сплюнув зло, выругал его.

На следующий день Катерина не вышла в огород. Шкворень рассудил по-своему: «Хорек в хазе. Она при нем канает».

Он и сам не знал, ну почему эта баба по соседству заняла его мысли и вторглась в жизнь одинокую, суровую светлым слабым лучом. «Ну на что тебе, старый дурак, эта корова? Кой с нее понт? Хиляй в бардак! Там любую сфалуешь за бабки. И много моложе ее и корячить из себя не станет. Да и заложит эта сука, хотя ни у одной за плечами не стоял. Но как это? Вон было ж, когда менты возникли к нашим чувихам, а мы с ними забавлялись. Через окна смылись мигом. Такая жизнь пошла, не угадаешь, кто кого и где уроет».

Прошла неделя с того дня, как Шкворень с Катериной стали смотреть на окна друг друга. Сначала с подозрением, с опаской, потом с любопытством и трепетом.

«Ну и плечи у него! Вот это мужик! Не то что мой: на ладони поднять можно и не почувствуешь, что в руку поймала», – разглядывала в освещенном окне раздевшегося до пояса Шкворня.

Тот за прошедшие дни успокоился. Менты не возникали. Понял, баба его не высвечивает, а значит, свою имеет цель. Повернувшись, приметил Катерину в окне и жестом позвал ее. Та оглянулась, Дамир уже спал, разметавшись в постели. Сына еще не было, он возвращался много позже, и баба тихо вышла во двор.

– Иди ко мне, касатка моя. Прости, что обидел тебя, глупый осел. – Жадно, непривычно торопливо шарили по телу чужие руки.

Катерина отталкивала их, но в душе ликовала. «Получай, гад!» – смеялась над мужем молча.

– Голубка! Солнышко мое! – Дрожали руки соседа горячие, сильные.

Он целовал Катьку так, как никто в жизни. Баба растерялась. Ей не хотелось сопротивляться этому напористому человеку, а он становился все настойчивее.

– Я люблю тебя!

Катерина сжималась в комок. Ей было стыдно и почему-то радостно. Она даже от мужа не слышала признаний и таких ласковых слов.

– Не бойся, родная моя! Поверь себе и мне. Ты не ошиблась. – Стиснул в объятиях, целовал так, что баба не удержалась на ногах.

Ах, как пахла мята совсем рядом, как пели ночные птицы над их головами, как не хотелось возвращаться в свой убогий дом к Дамиру, тщедушному, низкорослому, так не похожему на соседа! И почему не этот, а именно тот стал ее мужем? За что наказала судьба? Ведь ей плохо в своей семье. С этим она впервые в жизни почувствовала себя женщиной, нужной и любимой.

Катерина вернулась домой, шатаясь, как пьяная. Ее отсутствие осталось незамеченным. Дамир спал, а сын так и не пришел ночевать.

Баба прилегла прямо на кухне, на лавке, но уснуть не смогла. Она пыталась стыдить себя и тут же оправдывала: «Что ж такого? Узнала, что я не колода и не кобыла? Баба, да еще какая! Впервой прозрела и почуяла, каким должен быть мужик и за что его любить следует! Уж сосед не то что мой сверчок!» Вспомнила всю встречу со Шкворнем и покраснела. «Опытный черт, тертый! Скольких он вот так взял? Из его лап не вырвешься! А и неохота! Ох, бесстыжий змей! Ну всю обласкал, обцеловал, неугомонный! А как не отпускал? Все умолял побыть с ним еще. Все ему мало!» – смеялась баба втихомолку и вспоминала.

– Ты, как только урвешь минуту, прибегай ко мне. Ждать стану. Для тебя все мои двери настежь распахнуты.

– Не знаю. Боюсь я, а что, если муж узнает про все? Испозорит до самой смерти!

– Откуда ему пронюхать?

– Твои мужики проболтаются, какие тебя сторожат.

– Этих не бойся. Они вернее собак. За меня сдохнут, не сморгнув.

– А меня пропустят?

– На руках принесут по моему слову!

И она поверила. Горело лицо Катерины, а в глазах все он стоит: «Я люблю тебя…»

«Совестно как. Уж не девка, сколько лет мне? А надо ж такому случиться? Полюбила, сама того не ждала. Думала, всю жизнь со своим прожить в верности. Да бабье подвело нежданно…»

– Ты чего это тут валяешься? – подошел Дамир.

– Голова всю ночь болела, места себе не находила, – пожаловалась баба.

– Почему не разделась? Таблеток в доме полно. Выпей, голова перестанет болеть.

– Не помогают…

– Давай мокрую тряпку на лоб положу?

– Спасибо тебе, – поблагодарила Дамира.

Тот присел рядом, смотрел на жену, и в душу закралась непонятная, необъяснимая тревога за нее.

– Иди в постель. Сегодня я с тобой побуду. Нельзя тебя, хворую, одну оставлять.

– Не обращай внимания. Пройдет. Бабья хворь как роса. Похвалишь, тут же все пройдет.

– Если б так! С чего вся горишь?

– Видно, сквозняком прохватило»..

– А наш прохвост так и не пришел? – глянул на постель сына.

– Нет. Не воротился. Видно, много у него друзей появилось, есть где на ночь остаться…

– Шелапуга! Женить его надо!

– Пусть сам судьбу устроит.

– Он устроит! Только нам дождаться ли? Нас с тобой много спрашивали старики? Окрутили, и все на том. И живем уж сколько лет! Ни ты, ни я об их решении не пожалели. Вот и с ним так надо, покуда с пути не сбился в канаву. Верно говорю?

– Да кто знает? Теперь времена сменились: силой уздечку ни на кого не накинешь. Лягаться станет. Тогда вовсе потеряем его. Сбежит от нас. А и что держит? Старая халупа? Иль мы? – отмахнулась Катерина и пошла попить воды.

– Кать, да у тебя вся юбка в зелени, и в косе трава! Где кувыркалась?

– Ты чего? Целый день в огороде грядки полола. Ну прилегла на сеновале на полчаса.

– Тут не сено! Живая трава…

– За домом на полчаса прилегла. Может, от того и голова болела, что солнцем напекло.

– Ну отдыхай. Я пойду кур выпущу и корову накормлю. – Вышел в сарай, открыл двери, следом за курами свернул за дом и ахнул от удивления.

Вся трава измята, словно на ней табун лошадей валялся. «Странно, кто тут отметился? Катерина? Хоть и крупная баба, но одной так не суметь. А кто ж помог ей? Дементий иль сосед-бандит? Не-е, она с обоими не в ладах. А и к чему Дементию баба? Да еще такая, как Катерина? Что он с ней делать станет? Со своей старой вряд ли в одной постели спит. Ворюга и тем более. Они с Катькой – давние враги. Особо, когда его кенту яйцы расшибла. С тех пор лютеют. Но кто тут егозил?» – стоял в растерянности.

– Корову я сюда привязывала. Иль не видишь? Тут на воздухе она была, на глазах у меня, – нашлась жена и принялась хлопотать у печки, даже не оглянувшись на Дамира.

Тот поверил или прикинулся, но целую неделю возвращался домой засветло. Жена никуда не отлучалась. Разве только в огород, так и то ненадолго. Он всегда видел ее, и пустые сомнения скоро развеялись.

– Прости дурака за глупое! – подошел к жене.

Та по голове погладила:

– С кем не бывает оплошка? Выходит, любишь, чего-то стою, если ревновать вздумал? Хоть сам говорил, словно никому не нужна.

– Ну мало ль? А вдруг дурней меня кто-то сыщется? – бросил через плечо, уходя на работу.

«Эх ты, таракан сушеный! Знал бы, каким родиться надо мужиком!» Вспомнились сильные руки, стиснувшие ее, и губы сухие, горячие.

«Звездочка моя! Не покидай, погоди!»

Катерина проследила за мужем. Когда он повернул к остановке и сел в автобус, она тут же перелезла через забор.

– Заждался тебя! – подхватил Шкворень бабу на руки и унес в комнату, темную, глухую.

Там было жарко. Он угостил ее вином, а потом, раздев донага, тешился бабой, радуя себя и ее еще не отгоревшей страстью.

Катерина словно девчонка теряла голову и, забыв обо всем, ласкала соседа, как никогда не ласкала мужа.

– Почему я так поздно встретила тебя? Где ты был? Зачем в молодости не попался на моем пути? Я не упустила б…

– Катюша! Мы всегда будем вместе, – обещал он ей, но стук в окно предупредил обоих о появлении на горизонте Дамира.

Сявка успел вовремя. Муж еще не перешагнул порога, как Катерина уже была дома.

– А знаешь, у меня новость! Поймали ментовские опера еще троих воров из банды нашего соседа. Завтра за ним придут. Теперь не выкрутится. Сгребут на Севера до конца жизни, а может, даже расстреляют…

Катерина вздрогнула.

– Ты это чего? Иль жалко стало? – изумился Дамир.

– Кого? Его? Я за тебя боюсь!

– Его заберут, а я при чем?

– У него всяких друзей полно. Отомстят! Всем нам! Ты о том подумал? Ладно мы с тобой. А сын наш, Алешка, он при чем? На нем отыграются! Не задевал бы никого, самим спокойнее жилось бы! – сорвалась баба зло.

– Чего ерепенишься? Как иначе дом заполучим? – напомнил Дамир.

– Ты подумай, чтоб из этого не вынесли всех одним махом! И сразу на погост…

– Тьфу, дура! Типун тебе на язык! Я не о себе одном пекусь. Обо всех нас. Поняла?

Катька ничего не ответила. Подоив корову, пошла убрать в сарае и, пользуясь темнотой, позвала сявку, велела передать Шкворню все, что услышала от мужа. Тот мигом вскочил в дом. Катька еще не успела подмести, как сявка скользнул в сарай, сунул ей в руку что-то и сказал:

– Это от него… Велел тебе ждать…

– Что такое? – изумилась, увидев в руках пачку денег, перевязанную золотой цепочкой, на которой висел медальон с ярким красным камушком, горевшим каплей крови. – Зачем мне это?

Обиделась баба, а сердце сжалось в страхе за него: «Куда он уедет? Надолго ли затянется разлука?»

Припрятав на чердаке деньги и цепочку, вернулась в дом, увидела Дамира. Тот наблюдал за окном соседа.

– Только не смылся б гад! Только бы успели опера! Уж тогда я не промедлю. Вон Алешку сегодня увидел в городе. Знаешь, что он мне сказал? До сих пор в себя прийти не могу!

– Что он сморозил?

– Сказал, что жениться хочет, а девку ту стыдится к нам привести в курятник! И добавил: мол, нынче так не живут уважающие себя люди. Я и решил в неделю покончить с соседом и перебраться в его дом.

– Коли так, пусть Алешка сам себе дом строит! Вначале изба не по нем, там и мы не по душе. Не рискуй своей башкой, не суй в петлю. Мы живем, нам нравится, а на них, нынешних, не угодишь, – отмахнулась вяло.

– Ты, видно, тоже устала ждать, да и от моих обещаний устала… Уже не веришь мне? – грустно вздохнул Дамир.

– Не от того устала! Хватит тебе другим ямы копать, чтобы в какую-нибудь не влететь. Боюсь я этого. И в дом тот не пойду, какой из горла власти вырвут у человека.

– Что ты сказала? У человека? С каких пор ворюга в человеки пролез? Иль сумела снюхаться с ним, шлюха? – подошел так близко, что баба уловила запах пота.

Она оглядела Дамира сверху вниз и сказала презрительно:

– Еще одно слово – и я раздавлю тебя как вошь!

Всякое случалось в их жизни. Бывало, ругались, но такого не происходило. Дамир почувствовал себя оплеванным. Он сел к столу, маленький, дрожащий человек, с трудом сдерживающий себя. Попросил хрипло:

– Объясни, что случилось?

Катька неотрывно смотрела за окно, в ночь. Что пыталась в ней увидеть или угадать?

– За сына боюсь. Неужель не дошло? Встретят его на дороге ночью и убьют. За тебя! Нужен нам будет тот дом после такого? А и самим, как в нем останемся? Воров всех не переловят. Те, которые на воле удержатся, разделают обоих под орех! Уроют в первый день!

– Выходит, по-твоему, зря я столько времени старался, сколько труда вложил, ночи не спал! Теперь все оставить? Ну нет! От меня так просто не отделается! – побагровел Дамир.

– Оно и тебе не больше других нужно! Сколько ни суетись, закончишь домом в два на семьдесят, – отвернулась Катерина.

– Не узнаю свою жену! Ты еще недавно горела соседским домом, а тут курица размокла! Устала ждать, иль еще что мешает? – глянул на бабу пытливо.

– Суета заела! Все мы следим за людями, выслуживаемся перед властями. А что с того имеем? Нас не только на своей улице, во всем городе ненавидят. Сдохнем – могилы заплюют. Закинь ты суматоху. Давай жить как все! – предложила тихо, устало.

– Как все? Во, дура! Они либо пьют, либо воруют! Нам только этого недостает! Совсем в болото сползти! В своем уме, предлагать мне такое? Ни за что! Коль тебе не по душе моя затея, поезжай в деревню к своим. Поживи там, отойди от наших городских забот, а я пока здесь управлюсь сам. Тебе там воров пугаться нечего. Как только их менты отловят и нам передадут дом, я за тобой прискачу, чтоб помогла с переездом управиться. Лады?

– Я б с радостью, с великой душой в деревню воротилась бы, но как сын? Вы с ним вдвоем без меня вовсе одичаете. Зарастете в грязи, завшивеете, с голодухи околеете.

– Ни хрена с нами не сделается! – подскочил Дамир, услышав шаги во дворе. Вышел на крыльцо и нос к носу столкнулся с Михаилом Смирновым. Тот довольно улыбался:

– Ну все, Дамир! Осталось поймать лишь твоего соседа. Остальные взяты!

– Он же у себя дома!

– Нет его! На этот раз оставляем своих ребят в доме соседа. В засаде! Они дождутся и возьмут его. Шкворень надолго не исчезает: стареть стал, домой тянет. Да и в других его хазах тоже не без караула. Со всех сторон обложили, некуда деваться!

– А дом его? Как им распорядитесь? Дадите его мне?

– Это не по моей части. Милиция не распоряжается имуществом арестованных. Это лишь жилуправление, горисполком, но и там вряд ли на такое пойдут. Ведь у тебя свой дом есть.

– Какой там дом? Хижина, лачуга! Я ж вам помогал в деле! Может, ходатайство напишете иль позвоните? Сами видите, моя изба в аварийном состоянии. Да и на ремонт денег нет. Доходы копеечные. На еду едва хватает, – канючил Дамир.

– Доложу начальству о просьбе, но результат не гарантирую. Согласится ли оно вмешиваться в такие вопросы, не знаю. Кстати, предопределять ход событий нельзя. Шкворень еще на воле. Дом – его частная собственность. Только суд имеет право вынести решение о конфискации имущества, но и оно отменяется судом высшей инстанции. Эти обжалования в порядке надзора затягиваются надолго, на годы. Неприятностей будет тьма, а результат… За это время он срок отбудет. Когда вернется, его из собственного жилья никто не выселит.

– Значит, зря я старался? – уронил руки Дамир.

– Тебе виднее, но мне кажется, за свои сообщения ты кое-что получал. Разве не так? – напомнил следователь тихо.

Но Катерина услышала каждое слово, доносившееся из коридора. «Не поймали! Вовремя я его упредила!» – порадовалась баба и тут же задумалась, как теперь предупредить своего дружка о засаде. Баба перебрала много вариантов, но ни один не годился.

«Ему не только войти, даже вблизи появиться нельзя Опасно, мигом скрутят», – соображала Катерина. Но желание помочь соседу было сильнее разума и природной бабьей осторожности. «Схожу в город. Скажу своему, что хочу работу подыскать себе. Там дружочка поищу или кого-нибудь из его друзей. Кой-кого из них я видела. Авось повезет, встречу и предупрежу».

Дамир даже обрадовался, узнав, что жена снова собралась устроиться на работу. Он похвалил Катерину:

– Разумно решила! Нечего тебе дома целыми днями киснуть. С хозяйством сам справлюсь. Ворочусь с участка – больше половины дня свободных. Куда их девать? Копейка же в доме никогда не бывает лишней.

Утром, подоив корову, управившись в сарае и в доме, Катерина отправилась в город. Вскоре она приехала в центр и смешалась с пестрой многолюдной толпой людей, торопливых, смеющихся, жующих, озабоченных.

Вот она остановилась у столба, оклеенного объявлениями, но здесь о продаже домов, а о работе – ни слова. Катерина подошла к доске объявлений, стала читать. Требуются уборщицы, дворники, сторожа, посудомойки, няни и сиделки, повара и продавцы.

– Вот дожили! Честному человеку и не продохнуть нынче! Везде одни убийцы! – услышала рядом.

Оглянувшись, она увидела старуху. Возле нее какой-то дедок затормозил.

– Что стряслось у тебя? – спросил бабку с любопытством.

– Да как же так? С Лизаветой я в младости дружила. Все годы до энтих лет бок о бок жили на одной площадке. И тоже в объявления поверила глупая! Стала жить под опекунами. Они вот тут свое заявление дали, что станут ухаживать за старым человеком под гарантию наследования его жилья. Лизавета уши развесила, поверила, приняла опекунов. А вчера померла. Всего месяц с ими пожила и кончилась, не хворая ни единого дня. Вечером легла, а утром не проснулась…

– Счастливая! Легко померла. Не мучилась! – позавидовал дед.

– Где там померла? Отравили ее опекуны! Душегубы проклятые! Хотели без вскрытия закопать, да мы всем подъездом хай подняли, чтоб врачи причину установили честно! Так поверите, нынче милиция опекунов ищет. Они ровно испарились. Знают, какое жилье им сготовили! А объявления про опекунство и поныне с доски не сползают! – сплюнула старуха злобно.

Любопытные, окружившие бабку, сочувственно качали головами:

– Да, хватает в городе дерьма!

– Одних воров тьма! А милиция целыми днями в карманный бильярд играет. Что ей ворюги, если ментовская банда сколочена. Она нынче свирепей всех! Вот кого бояться надо.

– Куда ни глянь – жулье!

– А сучки, бляди весь город наводнили, перезаразили всех! Вовсе малолетки на мужиков виснут, проходу от них нет!

– Тебе, дед, это не грозит! Какая дура на тебя позарится? Только бухая иль подколотая, которая деда от козла не отличит! – хохотали зеваки, расходясь.

– На тебя, может, и не лезут, а меня вчера вечером остановили сучки и давай щупать, за угол звать…

– Ну, это ради экзотики! – рассмеялась девушка, стоявшая ближе всех к деду.

Старик сжал кулаки:

– Тебе щас вмажу по этой экзотике, чтоб она больше не чесалась!

Катерина переписала с доски объявлений некоторые телефоны и стала протискиваться сквозь толпу к таксофону. И тут ее схватили за локоть, выдернули из кучки людей. Женщина увидела сявку своего дружка, обрадовалась. А тот сказал грустно:

– Мой пахан на хазу похилял, чтоб тебя увидеть, а ты здесь околачиваешься! Эх, бабочки! Ведь из-за тебя, дуры, кентелем рискует человек.

– Слушай, хмыренок! Давно мой дружок домой пошел?

– Часа два как смылся.

– Несись во весь дух! Придержи, не пусти! В его доме – засада! Милиция ждет. Беги! Спасай!

Катька не успела рот закрыть, как стремач нырнул в такси. Машина тут же рванула вперед на большой скорости и мигом скрылась из виду.

Баба успокоилась. Ей казалось, что предупредить вовремя – это главное. Она неторопливо разговаривала по таксофону насчет работы. Ее пригласили прийти на следующий день с утра прямо в отдел кадров.

«Враз на полторы ставки! Посудомойкой и уборщицей берут!» – радовалась женщина и, оглядев свою изрядно поношенную одежду, решила, что, пока не оденется прилично, денег мужу не отдаст.

Катерина возвращалась не спеша. По дороге встретила старика Дементия, поздоровалась. Тот спросил:

– Ну что, с города? Еще не слыхала, какое у нас приключение стряслось?

– Нет. – Екнуло сердце больно.

– Соседа вашего милиция накрыть порешила. Засели в евоном доме, ожидаючи хозяина. Тот нагрянул, но не к себе, а к вам. С твоим мужиком сустреться вздумал и шасть в избу. Дамир с перепугу в окно сиганул, весь порезался, в кровище. Менты наполохались и с того дому повыскакивали, а сосед увидел, поспел сбежать. А может, припрятался где-то? Как ни искали, не нашли. Дурак твой мужик! Нынче, если воры его отыщут, в куски пустят! То уж наверняка!

Женщина, увидев Дамира, невольно рассмеялась. Все лицо залеплено пластырем, на голове – детская шапка сына вязаная, с кисточкой. Рубашка и брюки порваны.

– Разучился убегать. Раньше у тебя лучше выходило. Морду за стукачество так не квасили. Нынче словили. Говорила тебе «закинь дерьмом заниматься». Не поверил? Вот и схлопотал! Хорошо хоть башку не скрутили, – не сдержалась баба.

– Замолкни, дрянь! Нет бы пожалела, помогла, а ты еще изголяешься? Женой зовешься, совестно признаться. Чужие люди, можно сказать, с земли выковырнули, с могилы подняли. Ты чему скалишься?

– На мужика ты не похож. Будто чучело из огорода сбежало, – не могла сдержать смех.

Дамир сорвал с себя пластырь и, повернувшись спиной к жене, смазывал порезы. Он рассказывал Катерине, как к ним в дом влетел Шкворень.

– Я его никак не ждал. Только успел молоко процедить, мою подойник, слышу, дверь отворилась. Не поверил, потому что шаги во дворе не почуял. Откуда свалился этот дьявол? Я глазам не поверил, думал, мерещиться он мне стал. И шасть в комнату! Заглянул туда, растопырил пальцы на руках и к моему горлу. А сам как рявкнет: «Где Катерина?» У меня портки от тяжести вниз мигом упали. Ну, я про них запамятовал на тот момент, как рванул в окно. Камнем вылетел! С голой задницей наружу и враз к ментам. Говорю им: «Чего тут присохли? Кого караулите в моей избе бандитствует! Последнее уволокет! Ну, те как сорвались! Мигом в нашу избуху, а тут пусто. Не стал он их ждать, смотался, видно, огородами и сразу в город. Видел, как я к его хате побежал. Допер, конечно. Уже не скоро объявится здесь, если вообще когда-нибудь решится. По мою душу заявился гад. И тебя угрохать хотел заодно со мной за того бандюгу, какому в яйцы кулаком сунула. Обоих порешил бы! Да не удалось. Теперь бы самое время в его дом перейти, но нельзя без ордера. Власти не велят. А жаль. Ведь сколько мы с тобой натерпелись от ворюг горя, – сетовал Дамир.

Заметив, как побледнела Катерина, вовсе растаял, начал успокаивать. Но жена, будто не слыша его, взялась за домашние дела.

Вечером, взяв подойник, вышла в сарай подоить корову. И вдруг услышала над головой:

– К тебе я пришел, солнышко мое! Не смог больше ждать, соскучился.

Мужик спрыгнул вниз и, едва дождавшись, когда Катерина подоит корову, схватил, понес к куче сена, припасенного корове на ночь.

Баба забыла обо всем на свете: он с ней. Больше ей ничего не надо. Они не услышали, как открылась дверь в сарай. Изумленный Дамир, онемев на пороге, не мог понять, почему Катерина называет родным и любимым того, кто хотел его убить?

Дошло не сразу, а когда понял, в глазах молнии засверкали. Он мигом схватился за топор. В эту секунду Катька увидела мужа.

– Не смей! Не трожь! Я люблю его! – заслонила собой вора.

– Шлюха! – взмахнул топором Дамир.

Маленький человек способен не только на большие подвиги, но и на огромное зло, если его раздирает ярость. Говорят, что в низкорослых злоба вспыхивает с удесятеренной скоростью и силой.

– Ну, падла! – рванулся Шкворень к Дамиру, но получил топором по плечу.

Упал, окровавленный, прямо на Катерину. Ей попало топором по горлу. Женщина захлебывалась кровью, дышать ей стало нечем.

– Урою падлу! – попытался Шкворень встать, но не смог. Дамир обухом топора оглушил его и, выйдя из сарая, позвал оперативников, все еще сидевших в засаде дома у Шкворня.

– Ну, этому нет оправданий! Что значит ревность? Вы не молодой человек, опытный в житейских ситуациях. Прекрасно ориентировались. Иначе не пошли б так сразу за сотрудниками. Вы не имели права убивать жену! – говорил Михаил Смирнов.

– Чью жену? Она его называла любимым и родным. Мне в глаза сказала, что любит его. А ведь я поначалу подумал, будто он Катьку силой взял.

– Один на один? В такое нынче даже дети не поверят. И наша практика доказала, что от одного мужчины женщина всегда сумеет защититься. Тем более такая, как Катерина! – усмехался Смирнов.

– Я ж помог вам задержать бандюгу! Почему держите меня на нарах? Вы меня к награде обязаны представить! – возмущался Дамир.

– Вы не вора задерживали. Вы хотели убить соперника! Но не получилось. Он оказался крепче, чем вы думали. Вы нейтрализовали его, чтобы он не убил вас.

– Я хотел убить его! Но Катька помешала. Подставила себя…

– Дамир! Убивая жену, вы знали, на что шли, и делали это осознанно. Будь на месте Шкворня другой, и его не пощадили бы…