Текст книги "Последняя охота"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Глава 3. Месть Шкворня

Дамир, работая в коптильне вместе с Михаилом Смирновым, все никак не осмеливался спросить, за что ж тот попал в зону. Хотя именно этот вопрос интересовал его больше всего на свете.

Бывший следователь никогда не заводил разговор на больную тему, не давал повода задать этот вопрос.

С самого раннего утра до поздней ночи они как черти в дыму носились вокруг коптилки, но за целый месяц так и не поговорили по душам. Да и когда? Свободного времени не оставалось ни на минуту. Если Дамир солит рыбу, Михаил заранее заготавливает на сопке сухие сучья и ветки, хвойные лапы, даже мох. Его понадобится много. Попробуй во время копчения отлучись, не удержи теплый прогорклый дым в коптильне! Рыбу тут же обсядут мухи, и весь труд пойдет насмарку.

Путина… Самая горячая пора. Условники возвращались домой уже в полночь. Да и то не на ночь, не до утра, всего на час, чтобы поесть, умыться, сменить пропотевшие, продымленные майки, и бегом возвращались обратно. Какой там сон?

Приляжет на опилки возле коптильни Смирнов, чтоб за час перестали бы гудеть от усталости ноги, а доведенное до изнеможения тело поверит, что оно пока живое. Кажется, вот только сомкнул глаза, а уже час-другой прошел, и Дамир тормошит: «Вскакивай! Дай теперь мне прикорнуть!» Мужик ложится, оставив коптильню на попечение Смирнова. Так пару раз за ночь. Днем не только прилечь, присесть не удавалось.

Рыбу везли и несли бесконечным потоком. Ее тут же пускали в работу. От нее в глазах искрило. Казалось, еще немного, и сами условники покроются чешуей от макушки до пят, отрастят плавники и хвосты.

Если поначалу с удовольствием ели копченую кету, то через неделю-другую от нее уже воротило. Оно и понятно, с утра до ночи кета. На первое – уха, на второе – жареная, вареная либо копченая, но все ж опять кета. Она надоела, а потом и опротивела. Мужики с жадностью набрасывались на картошку, сваренную в мундире. Ее приносила Полина. За внимание и доброту предложил ей как-то стукач копченую рыбу, женщина обиделась:

– Да вы что, с ума сошли? Откоптите всю, а уж потом поделим поровну на всех. Сколько получится на душу? И меня не обойдут. Зачем мне лишнее? У нас так не заведено! Нельзя!

– Вчера детсаду в поселок увезли пять ящиков. Разве им должны? Иль твои внуки хуже тех детей? – изумился Дамир.

– Они не голодные! Я им жарю рыбу и варю, а поселковые копченку любят. Кто, как не мы, о них вспомнит? Дети все одинаковы. Когда вырастают, помогают нам в путину: ловят рыбу нашему заводу, – помнят доброе. Так-то вот и живем, помогая друг другу. Иначе никак не можно! И особых у нас нет. Сами у себя не воруем! – недовольно глянула на рыбу, предложенную ей, и целую неделю обходила стороной условников.

«Во, дурная! Баба вовсе без мозгов. Их у ней меньше, чем у рыбы! Предложил копченку, она хвост подняла. Ровно в постель позвал. Хотя от этого вряд ли отказалась бы та потная кляча!» – злился Дамир.

Михаил, узнав о том, лишь головой покачал.

– А я хочу у директора попросить копченку, чтоб внуку своему, Ромке, послать. Он красную рыбу еще в глаза не видел. Как думаешь, даст? – спросил Михаила стукач.

Тот плечами пожал:

– Не может быть, чтобы отказала. Попроси!

Через два дня Смирнов помог Дамиру отобрать самую лучшую и забил громадную посылку.

– Отправляй своему короеду! – сказал улыбчиво.

– У тебя дети есть? Может, тоже послать нужно? – спохватился Дамир.

– Некому! И ни к чему! Обойдется! – отвернулся Михаил.

Стукач приметил, как посерело, нахмурилось его лицо.

За время путины, работая вместе, они привыкли друг к другу настолько, что не могли находиться поодиночке. Сядет к столу Михаил, а есть не может, пока не увидит перед собой остроносое небритое лицо Дамира. И хотя поначалу воротило от его чавканья, сопения, потливости и сопливости, незаметно для себя привык к недостаткам стукача, перестал их замечать.

Смирнову стало его не хватать. Для себя объяснил все просто: Михаил боялся одиночества, искал и дорожил хоть каким-то общением.

Поначалу удивляло постоянство стукача. Тот каждый день готовил еду на двоих, мыл посуду, убирал со стола. Иногда прибирал в комнате, подметал полы, аккуратно заправлял кровати. Даже одежду Михаила стирал. Тот вначале благодарил, потом стал воспринимать за должное. Да и Смирнов времени не терял. Наготовит дров для коптильни и бегом в тайгу, в сопки, за грибами и ягодами, за орехами. Тоже на двоих. Дамиру не разрешалось в это время отлучаться от коптилки ни на шаг. Вот так незаметно насушили грибов на всю зиму, насолили вдвоем целую бочку маслят. Полина наварила им варенья. Разного. Особо много малины и клоповки. Все полки в подвале банками заняли. Даже стланиковым орехом и лимонником запаслись. Питались они вскладчину. А поскольку сидели на рыбе и грибах, расходы на еду были небольшими. Сахар и соль, хлеб и макароны, спички и мыло да курево – вот и все траты. Большая часть зарплаты оставалась на кармане. Эти деньги берегли для выхода на волю. Она когда-то наступит. Условники мечтали о ней каждый день.

Сначала Михаил не знал, что делать с собранными грибами. Но Полина подсказала самый простой выход и показала, как нужно чистить грибы, как и где их сушить.

К зиме мужики готовились основательно. С самой путины стали запасаться дровами, и за месяц перед их крыльцом появилась приличная куча дров. Михаил с Дамиром ожидали конца путины, чтобы, распилив и наколов, сложить все в бокастые поленницы.

Попробовав однажды чай из таежного сбора, себе заготовили на зиму. Всю комнату увешали зверобоем, чабрецом, малиновыми листьями, аралией, таежной пахучей мятой.

Оба радовались, что не будут голодать и мерзнуть зимой.

Михаил понимал, что к зиме понадобятся теплые вещи, но как жаль тратить деньги, заработанные таким адским трудом, и все оттягивал время.

Даже участковый, навещавший условников, предупредил их, что зимы здесь суровые и долгие, без теплых вещей не пережить.

Условники вздохнули.

– Самим в поселок нельзя, а на заказ рисковать не хочется! – ответил за обоих.

– Собственно, зимнюю спецовку нам выдадут. Обещали валенки с калошами, ватные штаны и телогрейки, шапки и рукавицы. Что еще нужно? – спросил Смирнов.

– Вам виднее! Но теплое исподнее белье, шарфы и перчатки, свитеры и носки все ж понадобятся. Да и не сможете всю зиму в спецовке, хоть спортивные костюмы себе возьмите для дома, – советовал людям, но те отмахнулись, и капитан перестал докучать. Он радовался тому, что эти мужики не доставляют хлопот, живут и работают так, что ими довольны все. Даже его, участкового, угостили копченкой и в машину с собой десяток кетин положили отборных. После такого ругаться или придираться к ним совсем расхотелось. Ему понравилась копченая условниками кета, и он приезжал на завод специально за ней. Ставил машину рядом с коптильней, чтоб никто не приметил, сам шел к Золотаревой справиться об условниках. Та не могла нахвалиться людьми. Участковый тоже был доволен ими. Догадливые, понятливые мужики никогда не отпускали его машину с пустым багажником.

Михаил за путину так загорел, что покажись он в своем городе, никто бы не поверил, будто не на юге, а на Сахалине загорел. Увидев свое лицо в зеркале, искренне удивился:

– Да против меня кавказские мужики просто снегурочки! Эй, Дамир! Я думал только ты почернел, а сам еще хуже! То-то от меня все таежные зверюги отскакивают. Не поймут, какой породы обезьяна объявилась в их владениях.

– Ладно б только это. Меня уже по ночам плоть одолевает. В зоне о том и не вспоминал. Не заботило. Тут же все наружу поперло! – сокрушался Дамир.

– В зоне, как в любой клетке, все взаперти! – вздохнул Смирнов.

Он не сразу вспомнил, что директор разрешила всем условникам отдыхать целых два дня, объявила их выходными. Мужикам поначалу не поверилось.

– Выходные для нас? – переспросили на всякий случай и, убедившись, что не ослышались, отдали с вешал всю оставшуюся рыбу, убрались, подмели вокруг коптильни, открыли двери для проветривания и, переглянувшись, впервые неспешно вернулись домой.

– Ложись, вздремни! Я покуда пожрать приготовлю и постираю, – предложил Дамир.

– Я с дровами займусь. Чего им гнить? Пока время есть, надо успеть. Здесь, как полагаю, не залежишься на боку. Сорвут. Когда еще дадут выходные? Они лишь для вольных! – Вышел из дома.

Пока Дамир стирал и убирал в комнате, готовил ужин, Михаил управился с дровами. Он пилил их, колол, складывал, не оглядываясь по сторонам, но чувствовал пристальное внимание со всех сторон.

Смирнов знал, подними он голову резко, тут же увидит Власа, наблюдающего за ним из окна. Да и местные жители не без любопытства, особенно женщины. Эти смотрят, умело ль держит топор условник, хорошо ли выкладывает поленницу, чтоб было за что перемыть кости условнику.

Михаил усмехается: «Сколько здесь ни живи, чужаком останешься и в гробу! Всегда будут помнить, кем сюда прибыл». Рассек березовое полено и приметил мужа Полины, Федора. Тот подошел молча, ничего не сказав, взялся помогать Смирнову. Вскоре Полина вышла, стала продолжать поленницу, а через пяток минут – Анна с Николаем, даже главный инженер, конопатая низкорослая Галина вместе с мужем, Сашкой, подошли. Тоже включились молча. А вот и соседка, технолог Лидия, занавеску отодвинула. Увидела и сама вышла. Готовые дрова относила к поленнице.

Михаилу даже неловко стало. Ведь никого ни о чем не просил, а столько людей пришло.

Смирнов за годы заключения многое забыл и теперь растерялся. Лишь одна мысль не давала покоя: «Как я их всех отблагодарю? Будь на воле – все проще, а моя свобода лишь условная. Даже в поселке не смей показаться. Как же выкрутиться?» Чем меньше оставалось дров, тем сильнее он переживал.

– Вот как хорошо! Да вы уже сработались все вместе! А я как раз хотела предупредить Михаила с Дамиром, что после выходных все мужчины пойдут на заготовку дров для рабочих завода. За две недели справитесь. Там и мальки появятся! Тогда уж на садках работать начнем! В помещении. До самой весны! – объявила Золотарева.

– Все мужчины? – переспросил Михаил директора и, кивнув на окно Власа, уточнил: – Этот тоже?

Дрогнул страх у следователя внутри, но виду не подал.

– Нет. Влас останется здесь. На его попечении – движок. Кто-то должен давать свет. Я ему поручила. С завтрашнего дня он – дизелист. Тем более в технике разбирается…

– Да уж, конечно! – рассмеялся Михаил, невольно вспомнив, сколько лет ловил угонщика Власа по городам и весям.

– К тому ж сами знаете, что простывать ему нельзя! – добавила Золотарева.

Мишка невольно вспомнил о деньгах, которые собирал к освобождению, и на душе засвербило.

«Как же оставим дом открытым? Ведь даже о простейшем замке не позаботились, а вор останется хозяином всего дома! Чего от него ждать, если у него даже в зоне руки горели. И хоть вламывали ему, от воровства не отучили. Так там его кодлой трамбовали. Здесь даже опасаться некого», – забеспокоился он.

– Пойти мы, конечно, пойдем. Вот только одна закавыка: не найдется ли у кого замка на дверь. На две недели. Мы вернем.

Люди переглянулись непонимающе:

– А зачем?

– Ну мало ли, вдруг чужие забредут?

– Да что вы, Михаил, это исключено! Сюда никто не придет. О приезде, приходе каждого мы знаем заранее. И замков на дверях никогда не имели. Они здесь ни к чему. Воров не было и быть не может, – ответила Золотарева уверенно.

– Если кому взбредет такая блажь, ноги не успеет унести! – рассмеялся Федор и показал на топор, крепко сжатый в руке.

– Мы тут уж четвертый десяток лет! Ни у кого ничего не пропало. Да и не слыхали про то. Повесь замок, всех обидишь, навроде как ворами обзовешь. Я после такого никогда к вам не зайду и здоровкаться перестану, – предупредила Полина.

Последнее обезоружило окончательно.

– Не хотел никого обидеть. Простите, но и меня поймите верно. В городе никто не оставит жилье открытым, а я там родился. Ваших правил не знаю.

– Пора б уж присмотреться! Не новичок здесь! – недовольно сдвинул брови Федор.

– Целую путину вытянули вместе. Неужель мало? Мы все вот они на виду! Ни воровать, ни врать не умеем! – поддержал Дмитрий Золотарев и предложил жене: – Может, дашь им работу здесь? А в тайге мы сами справимся.

– Зачем же вот так, сплеча? Сами говорите, что путиной нас проверили. Иначе как жить средь вас будем? Все, бывает, ошибаются! – встрял Михаил и, глянув на окно Власа, увидел, как тот напряженно вслушивается в каждое слово.

Казалось, скажи Смирнов одно неверное слово, выскочит в форточку, рявкнув: «За что, потрох, лажаешь перед всей кодлой?!»

Смирнову даже смешно стало. Заметил, как Меченый носом в стекло вдавился. Ох, и потешная была у него рожа. Их взгляды встретились лишь на миг, и впервые за все долгие годы в глазах Власа не увидел злобы. Он словно умолял не порочить, не позорить его. Смирнов понял вовремя.

– Значит, после выходных всем в тайгу, а завтра в новую баню! Вас позовут! Веники про запас есть еще с прошлого года. Так что ждите Федора! С утра все женщины, а с вечера до ночи мужчины! – сказала Нина Ивановна и, вспомнив, добавила: – Кстати, березовых веток нарубите в тайге. Тоже дело нужное.

– Да и на веники! Еще не поздно! – Забыли люди о недоразумении и, сложив все дрова, женщины под метелку убрали мусор возле крыльца.

Они расходились по домам, ничего не ожидая, не оглянувшись на Михаила. Никто не понял бы его благодарности, ведь скоро он займется тем же самым для них.

Дамир, узнав, где придется работать после выходных, даже повеселел:

– Вот средь вольных станем вкалывать. Ближе друг к другу присмотримся. Глядишь, легче жить будем.

– А что тут трудного? По-моему, никто нас не допекал.

– Оно так, но все же. Мало ль как повернется? Не забывай, кто за стенкой. Этот каждый миг нас пасет, днем и ночью. Чуть забудешься иль зазеваешься, он прихлопнет, как клопов! – дрогнул стукач всей спиной.

– Послушай, Дамир, он не только пальцем тебя не тронет, сам боится, чтоб с тобой что-нибудь не случилось. Потому что понимает, кроме него, некому сводить с тобой счеты. И в случае чего только Власа возьмет участковый за задницу. И в зону упрячет до того, пока не разберется. А разве ему это нужно? Здесь он среди людей. Пусть спина в поту, зато вокруг него бабы. Не ругают, не хамят, накормят вовремя. В комнате приберут, постирают и приготовят. Разве захочет лишиться всего разом? Да ни за что! Это говорю тебе как юрист!

– Гарантию можно давать за нормальных людей, а этот – вор! У них и психика, и логика – все через жопу, неуправляемые и непредсказуемые!

– Короче! Каким бы ни был Влас, он сам себе не враг! Запомни это и перестань бояться! – сказал жестко Смирнов и поделился, как опозорился перед местными, попросив замок на двери.

– Ишь, старая индюшка! Она, рваная калоша, хвост поднимает! Здоровкаться не станет! Пожила бы в зоне, поостыла б, мудомоина замшелая! Вишь, оскорбилась! А ежли тот гад у нас с тобой последние подштанники слямзит, что тогда? Иль ее рейтузы наденем? Так ими кальсоны не заменишь! Она обиделась! Ах чертова хварья! Знала б эта гусеница сопливая, как Меченый умеет выкрутиться. Я ж его, пса задолбанного, сколько лет знаю! – разошелся Дамир и внезапно услышал через стену глухое и знакомое:

– Захлопнись, гнида! Не то сам тебе пасть заткну!

Стукач от неожиданности втянул голову в плечи, даже

дышать перестал. Ему снова стало страшно.

Михаил смеялся от души. Он едва заставил Дамира сесть за стол. У того мигом пропал аппетит.

– Ешь! Не то завтра с полка свалишься! – хохотал громко.

Дамир всю комнату завесил постирушками и не велел Михаилу курить, пока белье не высохнет. Смирнов вышел на крыльцо и тут же увидел Власа. Он сидел на ступенях своего крыльца и курил сигарету за сигаретой.

В другое время Михаил, может, и повернул бы домой, но теперь некуда. И Смирнов, сделав вид, что не заметил соседа, прикурил.

Влас ерзнул так, что доска под ним взвизгнула. Не сумев сдержать себя, Меченый вскочил и бросил через плечо:

– Вот жизнь блядская! Ни дохнуть, ни бзднуть без мусоров! Развелось этих козлов на свете больше, чем мандавошек у блядешек!

– И долго ты их считал? – спросил Михаил, слегка повернув голову.

Он увидел опешившего Власа. Тот собрался открыть двери, но тут же передумал. Вернулся на порог и ответил:

– Посчитал бы вас лягавых, но жмурами! Из-за тебя, гнилой потрох, ходку тяну. Здесь не пофартит урыть, на воле достану. Клянусь матерью, все равно угроблю!

– Не трепись, Меченый. Если здесь не обломится, ты никогда меня не уроешь. Да и тут не мы, ты у нас в заложниках беды. Случись малейший прокол с нами, твоя голова – с плеч. И не видать свободы уже никогда. Сам знаешь о том не хуже меня и не поднимай хвост. Не неси туфту! Понял? Я вас всех слишком хорошо знаю. Вы сильны сворой, бандой, «малиной», а поодиночке плевка не стоите! Ведь ты не фартовый! Тебя вышвырнули из закона за Наталью, потому что «законники» не берут бабу силой. О том узнали и, хотя не кинули шпане опетушить, из фарта вышибли. Ты промышлял со шпаной, самой мерзкой и трусливой продажной прослойкой. Я все это знал, но даже в зоне при всех пакостях не выдал, не засветил тебя, хотя ты такой возможности не упустил бы…

Влас сидел молча. Ему нечего было ответить. И кому? Менту!

«Выходит, ему меня заложили! Он допер, но не лажал. Сберег жизнь. Выходит, я стал обязанником лягавого? Нет, только не это! Лучше сдохнуть! – сжались зубы. – Но зачем? Кто поймет? Кто узнает? Кому нужна дурная жертва? Ведь я вовсе не стар, и воля уже не за горами. Срок условки могут сократить вдвое, если не будет нарушений. Для того даже просить никого не нужно. Все решается на местном уровне, сколько мне тут дышать. И кто допрет, что условку я отбывал вместе с ментом?»

Влас надрывно закашлялся.

– Тебе ежиный жир нужен. Месяц с молоком попей, пройдет туберкулез. Старый метод, его все зэки знают, – пожалел Смирнов Власа.

– Ежи – не мусора! Голыми клешнями не возьмешь, а уж мокрить их и вовсе не приходилось. Где их возьму? Я даже не видел их в натуре.

– Тайга под боком. На сопках был. Чего ж не присмотрел?

– Сдались они мне, да и откуда знал?

– Теперь-то слышишь?

– Я много чего слышу, да понту нет. Доходит через стенку, как меня со стукачом полощите. В другой бы раз обоих в штопор скрутил бы! Да стена мешает, – скрипнул зубами Меченый.

– От глистов лечись, а то сожрут заживо! – усмехнулся Михаил и добавил, уходя: – Скрипи зубами сколько влезет, но говорим о тебе правду!

– Ничего! Сведет нас эта правда на узкой тропе! – пообещал Влас вслед.

Михаил ничего не рассказал Дамиру об этом разговоре с Меченым. Пощадил стукача. Знал, Дамир панически боится Власа.

Тот молча сидел в своей комнатухе, лишь изредка из-за стены слышались его тяжелые шаги.

– Завтра в баню пойдем вместе со всеми местными мужиками. Ты приготовь мыло, мочалку, да и побриться пора! – говорил Михаил и думал: «Власа тоже позовут. Этот устроит помывку!»

Дамир словно прочел мысли Смирнова и, указав на стену, разделявшую их с Власом, спросил:

– Этот тоже нарисуется?

– Не знаю…

– Тогда я подожду. Не хочу с мудилой в одной бане дышать! В реке помоюсь.

– Я тебя и там достану! – послышалось в ответ.

Стукач в угол вдавился. Михаил сказал, смеясь:

– А я пойду! Люблю париться!

На следующий день их, как и обещали, позвали мыться. Михаил не спешил, мылся и парился основательно. Все ждал, когда же придет Влас, но тот не заявился.

«Сам в себе не уверен, потому не пришел. Не хочет сорваться. Не рискнул. Знает наверняка, местные мужики в случае чего вступятся за Дамира и меня, голышом его из бани выкинут. Вот и отсиживается дома», – решил Смирнов.

Он уже оделся, собрался уходить, когда увидел на пороге Власа. Тот оглядел всех и торопливо напрямик прошел в предбанник, задев плечом Михаила, но так, что Смирнов еле удержался.

«Ладно! Подождем! Посмотрим, чья возьмет», – решил Смирнов и сказал громко:

– Эй, мужики! Не забывайте! У соседа – чахотка в серьезной форме. Ему бы лучше тут не мыться!

Следователь вышел в двери, не оглядываясь.

Влас нагнал его тут же. Его шаги Михаил услышал заранее и вовремя отскочил. Меченый, замахнувшись кулаком, попал в пустоту и не устоял на ногах.

Смирнов подождал, пока тот встанет, и спросил:

– В зону охота? Сегодня капитан обещал быть. Надоел ты мне здесь. Думал, поймешь все, но не доходит. Теперь на себя пеняй!

Влас не выдержал, кулаком хотел врезать в подбородок, но Михаил успел пригнуться и перехватил руку, завернул за спину и, подведя к крыльцу, толкнул на ступени молча и грубо.

– Ебанный вприпрыжку! Мусорило гнилое! Все равно достану и замокрю! – грозил Меченый.

Ему было обидно, что именно Смирнов не просто помешал помыться в бане, но и лишил возможности общения с местными, которые за время путины успели забыть о его болезни.

Михаил не признавал угроз и не верил им. Еще работая следователем, убедился, что тот, кто много грозит, почти никогда не выполняет обещаний. Накричавшись, выплеснет эмоции и забывает сказанное. Страшен лишь тот, кто молчит. Этот мстит, не грозя, не предупреждая. «Теперь он нас две недели не увидит. А в комнате что сделает? Ничем не отомстит!»

Михаил с Дамиром ушли в тайгу ранним утром вместе с местными. Целый день валили сухостой, складывали его в кучи, потом они вырастали в штабеля. Дамир обрубал сучья, ветки и верхушки срубленных деревьев, торопливо перебегай от дерева к дереву, стараясь успеть всюду, помочь всем.

Михаил валил деревья. Он не суетился. Делал все основательно, но к обеду устал и решил передохнуть вместе со всеми. Подошел к маленькому костерку, присел и тут же вскочил с воем. Ему не повезло: крупная ежиха вывела ежат в тайгу и не успела убежать от человека. Тот сел, едва не раздавив ее.

– Попалась! – хотел отшвырнуть ежиху, но, вспомнив Власа, положил в сумку и закрыл.

– Зачем тебе еж? – спросил Федор.

– Власа лечить нужно. Слышал, что ежиный жир хорошо помогает!

– Ежиный лечит, но не так здорово, как медвежий жир! Этот за две недели умирающих на ноги ставит, – встрял Дмитрий Золотарев.

– Да кто ж решится? Медведь – не ежик! Свой жир просто так не отдаст. После встречи с ним уже лечить ничего не потребуется! – рассмеялись люди, а вечером, когда начало смеркаться, вернулись по домам.

Михаил по пути свернул в дизельную, откуда доносилась песня движка.

Влас мастерил табуретку. Увидев Смирнова, сигарету изо рта выронил от удивления. Только открыл рот, чтобы обматерить вошедшего, тот сумку подал:

– Держи-ка вот эту! Подлечись! Жира от нее недели на две хватит, а там еще поймаем.

– А как я с нее сниму навар?

– Убей! Сними иглы вместе со шкурой, а потом на сковородку ее; все, что вытопится, твое.

– Эту вот мокрить? Не смогу!

– Чего? Людей убивал, а ежа не можешь?

– Ежик – не лягавый! Он мне ни хрена не утворил. Да и как замокрю? Весь круглый! Где кентель?

– Брось в воду – он сам развернется!

– Как? В воде убить?

– Дай по башке, и все на том. В общем, ты тут сам справишься, – повернул к дому, тут же забыв о Власе.

Дамир уже спал, не дождавшись Михаила. Устал за день, на ужин сил не хватило. Смирнов сам затопил печь, сварил картошку, вскипятил чай, достал грибы и рыбу, разбудил Дамира.

– А я своих во сне видел. И зачем разбудил? Мне так хорошо было с ними, тепло и спокойно.

Смирнов, услышав такое, сразу сник. Погрустнел, задумался:

– Тебе хоть есть куда вернуться…

– А разве у тебя нет семьи? – спросил Дамир.

– Была. Теперь меня никто не ждет. Время свое свершило, хотя не в том суть. Не все умеют ждать.

– Жена не дождалась, и хрен с ней! Другую сыщешь. Ты грамотный, покуда не старый…

И только хотел спросил о детях, в дверь постучали. В комнату вошел Влас.

– Бугриха наша, Золотарева, велела передать, чтоб завтра с утра все на склад пришли. Рыбу делить будут, которую вы коптили. На всех! На каждую душу поровну.

– Присядь с нами! – предложил Смирнов и указал на стул за столом.

Влас потоптался, переламывая самого себя. Ноги несли его к столу, а разум не соглашался. Михаил исподволь наблюдал за ним. Дамир сидел, разинув рот, словно примерз к стене.

– Ешь! – поставил бывший следователь миску перед Власом, положил вилку.

Тот сразу налег на картошку, грибы. Ел торопливо, жадно.

– С ежом справился? – спросил Михаил.

– Николай помочь взялся, забрал ту падлу. Сказал, завтра готовый жир принесет. Его Анна тоже болела. Опыт есть. Ботал, вроде сам бабу на катушки поставил, и мне помочь обещался.

Дамир ел медленно, с трудом глотал еду. Он старался не смотреть на Власа, а тот, выпив чай, хлопнул себя по коленям и сказал, вспомнив:

– Кстати! Тебе привет передали!

– Кто? – удивился Смирнов, не припоминая никого из друзей, кто знал бы Меченого.

– От Шкворня! Помнишь его?

Михаил заметно побледнел.

– Он жив? – спросил хрипло.

– Ты че? Мозги отморозил? Разве жмуры приветы передают? Этот лично тебе!

– Он все фартует?

– О том ни слова. Скорей всего в отколе!

– Ничего! И на него клетка сыщется! – помрачнел Смирнов.

– Так он только что из ходки. В Заполярье был. Сообщил, будто ему по зачетам вдвое срок сократили, а у нас

зачетов давно нет. Стемнил кент, но черкнул, что хочет свидеться с тобой.

– Зачем? Он и так всю мою жизнь изгадил, – закурил Смирнов и отвернулся к окну.

– Не он! Ты сам во всем виноват. Облажался как последний фраер, а признать слабо… Не за Шкворня ходку имеешь! За гонорар свой. Вякни спасибо за то, что легко отделался. Я б на месте того папаньки точно свернул бы тебе шею! А уж потом и себе маслину в лоб.

– Эх, Влас! Все так и не так. Ты наслышан лишь по вершкам, но сути никто не знает. Да и я лишь предполагаю, – сделал затяжку.

– Знаешь, когда я в зоне тебя увидел, думал, что ты мне мерещиться стал, крыша поехала. Глазам перестал верить. А ведь второго врага, как ты, нет у меня. Ну и черкнул кентам. Они не сразу, но сообщили, кто помог тебе схлопотать ходку. Теперь я в курсе. За меня кенты тебя достали! Вякни, чему теперь радуешься? А ведь я жив! – прищурился Влас.

Михаил ничего не ответил ему. Меченый, заметив, как замигал свет, бегом бросился в дизельную, забыв поблагодарить за ужин.

– О чем это он ботал? – спросил Дамир.

– Ты интересовался детьми? Нет их у меня. Невезучим оказался. Не беременела от меня жена, – заговорил Смирнов и даже не обратил внимания на погасший свет.

Дамир открыл дверцу печки. Свет и тепло волнами хлынули в комнату, вырвав из кромешной темноты человека, опершегося локтями на стол. Он что-то говорил. Дамир тем временем зажег свечу, поместил ее в стакан, сел сбоку печки, спиной к теплу, и стал слушать Смирнова.

– Мы познакомились с ней на новогоднем вечере в нашем институте. Я тогда учился на четвертом курсе. Хорошее это было время, пожалуй, самое лучшее в моей жизни, но понял это много позже. Все мои сокурсники уже встречались с девчонками, иные даже семейными стали. Только я не спешил. Сам себе дал слово не отвлекаться, пока не защитил диплом и не устроился на работу. Тогда нас распределяли кого куда. До окончания института оставался год. Я был уверен, что выдержу его, но Ольга оказалась роковой, и я потерял голову. Весь новогодний вечер ходил за ней тенью, словно на цепи. Она не хотела замечать, танцевала, веселилась с моими друзьями. Меня не видела. Обратила внимание лишь через полгода. Мы, недолго повстречавшись, вздумали пожениться. Я считал себя счастливцем. Ведь не отказала, согласилась стать женой! Тогда я и не вспомнил, что до окончания института остается всего полгода. Лишь когда расписался, узнал, что Ольга была невестой моего друга. Они повздорили, и она решила отомстить ему. Олег слишком поздно сказал о том. Мы уже жили. Жена ничего не рассказывала о прошлом и не вспоминала Олега, хотя он был хорошим парнем. И доброго о нем много можно вспомнить, но жена избегала этих разговоров. Она закончила библиотечный институт, считавшийся самым непрестижным, и поехала вместе со мной. Знаешь, все шло гладко, пока не узнала, что я стану работать в милиции! Ей это не понравилось, но больше всего раздосадовал мой мизерный оклад. Ольга целый год не могла смириться со всем этим и уже хотела уходить от меня. Но как-то случайно я обронил, что буду работать в одной следственной группе вместе с Олегом. Видно, тогда поняла, что, став моей женой, ничего не приобрела, но и не потеряла. Правда, и я стал попрохладнее. Не сдувал пылинки, как поначалу, заставил ее найти работу, а не сидеть дома без дела.

– А почему ее не распределили? – удивился Дамир.

– Папаша! Он у нее председатель исполкома, потому дочке выдали свободный диплом. Он считал, что женщина, да еще замужняя, не должна работать, а я обязан содержать ее. Иначе зачем женился? Его дочь, так он считал, из хорошей семьи, имеет образование, прекрасно воспитана и, выйдя замуж, должна рожать и растить детей.

– А ты как? Про тебя забыли, что ль? – внимательно слушал Дамир и возмущался. – Все для них? А где мужик?

– Видишь ли! Будь возможность, она так бы и жила, но оклады председателя исполкома и молодого следователя несопоставимы. Тем более что меня распределили в милицию. Она всегда отличалась самой тяжкой работой и самыми мизерными зарплатами. Ольга, конечно, звонила и говорила отцу обо всем. Тот давал ей деньги, но такое не могло длиться вечно. Жена стала раздражать. Понимаешь, что можно сказать о женщине, которая не умеет готовить? В доме ее отца были кухарка и две домработницы. Я не мог такое позволить. И Ольге поневоле приходилось самой учиться всему. Я показал, как чистить картошку, научил варить суп и борщ. Да что там, она даже хлеб нарезать не умела.

– Так зачем она нужна? Какая с нее баба?

– Знаешь, я даже обрадовался, когда Ольга собралась вернуться к отцу. Веришь, помог ей упаковать шмотки, но она раздумала. Услышала об Олеге! Так я понял. Дошло не сразу. Потом отправил ее на работу. Она и там не сразу вписалась: все какие-то дрязги, стычки – она погрязла в них.

– А тот Олег так и не женился?

– Да что ты? Следом за мной! А через год отцом стал. Сына ему родила жена. Кстати, хорошая хозяйка из нее состоялась. Все умела. Олег с ней не мучился и как-то признался мне, что не случайно женился на своей, а не на Ольге. Оказалось, он знал все и порвал с моей неспроста.

– Я б тоже не выдержал! Вломил бы пиздюлей – и с хаты вон! – возмутился Дамир.

– Я из Ольги через пять лет слепил сносную хозяйку. На работе она успокоилась, научилась ладить с людьми. А вот в личном всегда чувствовал себя дублером. Вроде повода не было, ведь Олег даже не заходил к нам. Но дело не в нем. Чувствовал, что жена продолжает его любить. Даже уверен был, но это не вставало меж нами всерьез. Просто пришло убеждение, что я Ольге не нужен. Может, потому с ушами влез в работу и возвращался домой уже к полуночи. Часто в кабинете ночевал. Время сложное, а работу милиции ты и сам знаешь. Всего хватает.