Текст книги "Охота на русалку"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– На какую? – перебила Лелька.

– Разную. И в сучки тоже! У них бардак был с размахом – в три этажа!

– А бляди чьи?

– Свои, из нашенских набрали. Никого силой не тянули, сами шли. И платили там неплохо, сами бабы хвалились. Никто не жаловался.

– Ты-то где работала?

– Так вот пришел в тот вечер немец за молоком и меня с собой зовет, к ихнему главному. А поняли так: он большие звезды на погонах показал, потом на меня, мол, убирать у него будешь, за это платить станут хорошо. Я и пошла.

Бабка поправила фартук и опять заговорила:

– Уж и не знаю, чем глянулась ихнему начальнику. Привели меня к нему, а он сидит за столом, такой толстый, и лопочет не по-нашему. Тут переводчик подоспел. Втолковал, что берут на работу к офицеру. Надо будет убирать в кабинете, топить печки, подать чай. За это станут давать продукты и деньги. Если очень постараюсь и мной будут довольны, моя семья заживет без нужды…

– А к тебе немцы приставали? – перебила девка.

– Ну а как же? Я ж хорошенькой была по молодости. Случалось, идет офицер мимо, а сам хвать за сиську. Я только и успевала взвизгнуть и отскочить, а он, стервец, хохочет во всю глотку. В другой раз за задницу ущипнет. Я молчу, боюсь, чтоб не стрельнули, как других. А как-то под Новый год убираю в кабинете, ну, все, что обычно, делаю, тут ихний начальник пришел, стоит, смотрит и вдруг шампанское предложил. Говорю ему, мол, не пью, он сует – пей! Пригубила, на стол поставила, а тот офицер смотрит и хохочет. Целоваться полез. Я вырвалась, заплакала, обидно стало. Он что-то лопотал, потом извинялся, это без переводчика поняла.

– Так и не отодрал он тебя? – встряла Лелька.

– Нет! Что ты!

– Ох и дремучая моя бабка! – вырвалось у девки невольное.

– Чего? Да у меня тогда свой парень имелся – твой дед! Его любила, зачем мне немец?

– Он заплатил бы! А дед только пузо мог набить. Настоящей любви не знает.

– Ты в ней что смыслишь? Вон я со своим сколько лет прожила, пи разу не поругались. Душа в душу жили.

Дед на войне был?

То как же? Само собой. А вот меня чуть в зону не упекли за то, что на немцев работала.

– Не только ты, полгорода на них пахало, даже в притопах!

– Во! И я о том напомнила. Пригрозила, что Сталину пожалуюсь. Ведь три моих брата погибли на войне. Я-то всего уборщицей, другие шлюхами стали при немцах, и им ничего. Ну, другого не накопали и отпустили.

– Баб, а как ты с дедом встретилась после войны?

– Oй, и не говори! Мы ж с ним до войны три зимы миловались. Целовались только ночью, чтоб никто не видел. Ну, на сенокосе, чего греха таить, тяпнет, случалось, за титьку, прижмется весь как есть, а потом отскочит ровно ошпаренный. Я тогда ничего не понимала – с чего это он огнем горит? А тут в саду яблони обкапывала. И не оглянулись на шаги. Он же, озорник, сзади подошел, как обхватил, ну всю как есть. Ни свету белого, ни люду не стыдясь. А через дне недели свадьбу справили.

– Хочешь сказать, будто он терпел те две недели? Ни за что не поверю!

– А я и не брешу! Где уж две недели. Он четыре с лишним года воевал. Совсем мужиком сделался. Голова и та поседела. Вечером того же дня привел меня к реке, на наше место, и давай меня целовать да кофтенку расстегивать, все сорвал. Уж как просила его не трогать меня, слушать не стал.

– Зато потом отвернулся и захрапел! – съязвила Лелька.

Не бреши! То о своем Сереге призналась. Твой дед

свиньей не был! Схватил меня на руки, и плачет, и хохочет.

«Девочка моя! Как трудно пришлось, а все же сберегла себя для меня! Значит, впрямь любила. И дождалась… Спасибо, родная!» – всплакнула бабка, вспомнив.

– Всем порочившим меня – пасти заткнул. И за много лет никогда не изменял.

– Откуда знаешь? Иль счетчик у него на яйцах был? Никогда в эти сказки не поверю, – фыркнула Лелька.

– Дурочка моя губошлепая! О чем споришь? Ты не жила с мужиком постоянно. Лишь наскоками. А станешь женой, совсем другой разговор. Насквозь его знать будешь, что он хочет, о чем думает. А уж верен тебе или нет, то, как дважды два, мигом и без мороки узнаешь.

– Я никогда не выйду замуж! – нахмурилась Лелька.

– Не зарекайся, никто свою судьбу наперед не знает. Только Господь! Что даст, то и будет.

– Бабуль, зачем упреки бардаком до конца жизни слышать? В притоне все мужики восторгаются мной, а этот колотить, ругать станет. На хрена такая доля?

– Мои подруги девками выходили. А едино были биты и руганы за никчемность. Тут не угадаешь, на кого нарвешься. Чаще случается, когда путевым говно попадается. И живут, терпят, куда деваться?

– А ты дедом была довольна?

– Ну да! Он не шебутной, хозяйственный, спокойный, меру во всем знал, заботился обо всех. Чего еще надо?

– Мне, помимо того, нужно, чтоб был горячим в постели, ласковым.

– Это от тебя зависит. Но такое по молодости требуется, в старости прыть ни к чему…

– Хочу, чтоб подарки приносил!

– Сама должна стать подарком, а то ишь губищи развесила! Ублажай тебя во все места, а кто с себя есть? Тьфу, дура! Состаришься в своем притоне, выкинут взашей, любому будешь рада. Это нынче у тебя запросы! Погоди, милая, теперь путнего мужика сыскать мудрено. Их и в нашей молодости по пальцам считали. После войны и теперешней

голодухи того меньше стало. Ты не одна баба в свете. Все хороших мужиков хотят. Плохих никому не надо.

– Тогда одна стану жить!

– Не бреши много, природа любую свернет в бараний рог, от ей волком взвоешь…

Ой, бабуль, у моей двери очереди стоят…

Это покуда! Тебе старенья ждать недолго. Тогда вспомнишь меня, – грустно вздохнула бабка.

Лелька уходила от нее, когда за окном стемнело. Решила вернуться в притон, чтоб утром, отдохнув, принимать хахалей в хорошем настроении.

Проходя мимо дома Сергея, увидела свет во всех окнах, много теней мелькало, в доме гремела музыка. Девка приостановилась, затаив дыхание. Не случись лиха, может, и ее пригласили и жила б здесь до конца жизни, растила б детей на правах законной жены. Да не повезло…

Чего подсматриваешь?! Не про твою честь этот праздник! Вернулся сынок из армии. Ему друзья все рассказали, как ты ждала его со службы! – увидела мать Сергея, возвращавшуюся из магазина. Загруженная сумками, она остановилась передохнуть.

А о себе рассказала, как, не признав, выгнала меня, беременную, на улицу? – спросила Лелька.

Ты не первая, кого не взяла свекровь. Но они не пошли в бардак, а остались матерями, сами детей растят и работают в приличных местах, не замарав себя блядством. Но ты иначе не сумела, сучкой родилась, ею и сдохнешь. Хотела ко мне на шею влезть и выблядка пристроить. Но не получилось! – перешла на крик баба.

Сама ты сука! И муж не случайно от тебя сбежал! – заторопилась уйти Лелька. Она быстро нырнула в темноту неосвещенной улицы и вскоре услышала голос Сергея:

Ты с кем ругалась, мам?

Да с Лелькой! В окна она заглядывала…

Поздно спохватилась. Мне с ней говорить не о чем. А ты успокойся. Давай сумки, пошли домой, – услышала шаги и поспешила к себе.

– Сволочь! Козел облезлый! Если б не ты!.. – плакала девка, растирая по лицу слезы. – Сам падла, вместе со своей старой шкурой. Чтоб вы сдохли! – кляла на чем свет стоит.

А в душе ей так хотелось, чтоб Сережка окликнул, догнал, позвал погулять. Но нет, резко захлопнулась калитка, скрипнула щеколда. О Лельке забыли. Была она или нет, кто вспомнит?

Девка безжалостно обдирает клиентов, лихорадочно пополняет вклад. Она думает, какое дело начнет, когда придется уходить из притона…

«Вон Нинка свою парикмахерскую открыла. Трое мастеров да маникюрша с массажисткой. Говорит, что доходов мало. Однако собирается открыть косметический салон. Выходит, есть на что развернуться. Не из последних тянется. Ни одну из нас в ее заведении на халяву не обслужат. У-у, жлобка! Всегда такой была, даже в притоне! Анька не лучше ее! Пекарню открыла. Теперь и кондитерский цех. По деревням ее продукцию возят продавать. К вечеру буханки хлеба даже для самой не оставляют. Зато и живет как козел в капусте – шуба и та соболиная! А рыло все равно кривое. Посмотришь – стошнит, – зло усмехается Лелька. – Может, мне баню открыть? Нет, затрат куча, а доходов ноль. Иль фотографию. Зачем? Их на каждом шагу! А если библиотеку платную? Ерунда! В бесплатные никого не уговоришь зайти. Нынче все считающие, читающие извелись. А если свою бензоколонку купить? Нет, рисковое дело, оно не для меня, только для мужиков. Но что-то надо найти! Хоть уж прицениться, посоветоваться. Во! Свой бардак открою! Может, и не с таким размахом, как Софья, а все ж! Сучек натащу! Сгребу молодых. Отмою, накрашу, одену, подкормлю, и станут зашибать одной мандой за десяток! А я у них вроде главной заправлять буду. Серегу, коль объявится, так и быть, вышибалой возьму», – пытается успокоить саму себя.

«Так он и придет, держи карман. Проскочит мимо бегом, как от чумной. Он же чистый, мудак паскудный! Чтоб у тебя яйцы отгнили!» – мокнут глаза.

Одевшись понаряднее, Лелька решила отправиться к бабке, замедлив не без умысла шаги, проходя мимо дома парня. Но нет, калитка закрыта снаружи на замок, а окна плотными занавесками задернуты.

Она вошла в дом. В нем непривычно тихо. Девке даже страшно стало. Но напрасно – бабка спокойно спала в своей комнате. Перед ней стояла пустая бутылка из-под вина.

Бабуль! Бабуля! – затормошила Лелька и в ужасе отскочила, почуяв холод бабкиного тела.

Патологоанатом в морге сказал:

– Она за три дня до вашего прихода умерла. Перебрала винишка, подскочило давление, инсульт и свалил, а помочь было некому, кругом одна, так и померла не мучаясь, сиротской смертью, теперь многие так уходят.

Лелька похоронила бабку через день. А придя домой с кладбища, забила окна досками крест-накрест, села под образa помянуть покойную. На душе тоскливо и одиноко. Сами собой хлынули слезы, девка никак не могла их остановить. Никто из соседей не пришел проводить бабулю в последний путь. Лишь рабочие кладбища помогли, опустили гроб в могилу и тут же закопали. Получив за свою работу, даже поминуть отказались, сказав, что у них на очереди еще пятеро жмуров, всех до темноты нужно успеть закопать.

Лелька сидела в доме одна, не включая свет.

– Вот так же и я уйду. И тоже никто не пойдет за гробом. Бабке успею, может, памятник поставить – мраморную плиту с портретом. А мне что установят? Такое, что издалека будет видно. А верх в красный цвет покрасят, чтоб кобели не забывали поссать на могилу. Сколько лет уж мертвую осмеивать станут. Ну и черт с ними, зато и посмеются вслед. Есть чему! – хихикнула Лелька, вспомнив, как выскочил из ее комнаты клиент в одной рубашке. Средь бела дня навестить вздумал, а благоверная выследила, ворвалась с каталкой в самый разгар. Мужик с первого удара по хребту винтом в потолок сиганул, оттуда, без промежуточной посадки, в окно выпрыгнул без трусов. Жена за ним. Лелька к окну прилипла, залившись смехом. Клиент от каталки зайцем петлял.

Что там хохочущие горожане, указывающие на срамное? Бабья каталка страшнее смерти. Видно, часто перепадало ею. После того случая не отшибло от притона, но приходил лишь ночью, когда и голь не видно, и за любым углом от бабы спрятаться можно.

О прошлом случае ему никто не напоминал. И не такое бывало в притоне!

Лелька вышла на крыльцо дома, лицом к лицу столкнулась с Сережкой. Не успела она ничего сообразить, как он схватил ее, придавил к двери грубо:

– Сколько с меня за случку? Эх ты, сука бессовестная! Подстилка площадная! Дешевка уличная! А говорила, ждать будешь! – дохнул перегаром в лицо.

– Отвали, козел! Линяй к мамке своей. Она сопли подолом вытрет, старая блядь!

И получила тут же пощечину:

– Мою мать не трожь, тебе до нее не достать! Она – чистая женщина, а ты шлюха! – Цапнул за грудь больно и попытался задрать юбку.

– Пошел вон! – оттолкнула от себя резко. Парень, не удержавшись на ногах, слетел с крыльца. Лелька закрыла замок на двери. Сережка встал. Дернул Лельку к себе. Они упали вместе.

– Не пущу, пока не оприходую! Чего дергаешься? Лежи тихо. Чем другие лучше? Весь город утешила! – вдавливал Лельку в снег, пытаясь добраться, выполнить обещание, А той вспомнилась ночь и она во тьме, одна, беременная…

– Опять лезешь, кобель вонючий! Мудак облезлый! Козел проклятый! Чтоб твои яйца отвалились! – Напряглась, сбросила с себя Сергея, насовала ему сапогами в бока, нахлестала по морде и убежала в темноту улицы, где не только пьяному, трезвому не просто разглядеть кого-то.

– Лелька! Где ты? Все равно не убежишь. Я найду, поймаю тебя, курва! – кричал хрипло.

Девке с тех пор уже не стало смысла появляться в доме. Там ее никто не ждал. А нарываться на пьяного Сергея и вовсе не хотелось.

«С трезвым, может, и поговорила бы, а с пьяным о чем болтать? Он только самого себя слышит! Да и о чем тарахтеть? Прошлое не вернуть ни за что. Я тебе ничего не сумею простить. А слушать твой бред тоже нет смысла!»

И вот уже Лелька опять улыбается очередному клиенту, бросается навстречу, шепчет ласковые слова, называет котиком, солнышком, соколом. Обнимает его, ведет к посте-ми. Мужик млеет. Сразу видно, новичок. Только такие верят словам путанок безоговорочно.

Лелька любит новичков. Они не нахальны и не подлы. Не требовательны сверх меры и стеснительны. Они считаются с путанками, никогда с ними не скандалят. А уж ласковы и щедры – на редкость.

Ночь проскочила незаметно. Уходя, мужик сам дал девке сто баксов и пообещал скоро заглянуть вновь. Девка не поверила, так говорили все. Но возвращались единицы, да и то не сразу. Потому даже в лицо не запоминала. «Зачем? Может, никогда больше не увидимся, что память засорять лишним?» – подумала Лелька, а клиент через пару дней заявился снова.

Не поспешил в постель, сел к столу, предложил выпить за знакомство. Лелька хихикнула. А человек ответил улыбчиво:

В первый визит я лишь присмотрелся. Коль вернулся, выходит, что-то привело. Не сочти за банальный треп. Я тяжелый человек, туго общаюсь с чужими, друзей очень мало, потому что часто подводили, устраивали кидняк. Я и теперь кое кому не могу простить подлость. К примеру, Колька! Редкая сволочь! Поймаю – в руках задавлю! И не только он, имеются и другие. От того людям не верю. Они напоминают свору дворняг, дерущихся за кость. Но ведь и ею не насытятся на всю жизнь, зато ближнему горло порвут, лишат жизни, чтоб свою паскудную судьбину на минуту продлить. А кому она нужна, его жизнь? Может, подвигом было б оборвать ее раньше?

– Мне к чему все это? – удивилась девка.

– Сам не знаю! Понравилась ты мне, да и все на том. Нет, я не влюблен, было бы нелепо говорить лишнее, но душа к тебе потянулась – видно, от того, что в одиночестве устала жить.

– А семья, дети? Разве их нет?

– Выпьем за тех, кто не дождался! – улыбнулся грустно и поднял бокал шампанского.

– Разве за таких пьют? – изумилась Лелька.

– От того, что не дождались, не перестали быть родными. Такого только смерть лишает, но не разлуки и расстоянья.

– Вы простили?

– Я забыл. Это хуже! Когда вспоминаю, даже себе перестаю верить. – Выпил и, придвинувшись к Лельке, спросил: – А что умеет мадам, помимо развлечений?

– Веселиться красиво тоже не все могут!

– А в перспективе?

– Я о том пока не думаю. Время не пришло, – слукавила Лелька.

– Жаль. Ты мне показалась умнее и серьезнее.

– И что тогда предложили б?

– Смотря до чего договорились бы. Я свои условия предложил бы, ты – свои возражения и поправки.

– А какие предложения? Будет ли смысл над ними думать? – хихикала Лелька.

– У меня есть кое-какие наметки. Но так не хочется прогореть. Я говорил, меня уже обманывали мои бывшие друзья – мужчины. Может, женщины как партнеры надежнее?

– Не думаю. Все от везения. На кого нарветесь, – ответила честно и добавила: – Когда человек видит деньги, теряет над собой контроль. Деньги имеют свою власть над людьми. А человек слаб…

– Согласен. Сам с этим сталкивался не раз. Ну а в содержанки пойдешь ко мне?

– Нет! – ответила не колеблясь.

– Почему?

– Я еще молода. В содержанки рано, клиентов хватает. Они дадут много больше. А еще я не стану сидеть как на цепи. Наши девки, кто согласились в содержанки, теперь о том жалеют. Раньше она могла веселиться с кем хотела, зато теперь с одним. Ни шагу без разрешения не ступи за порог. Сотовый телефон – хуже цепи. Где была? Откуда звонишь? А в телефонную распечатку глянет – и вовсе зашпыняет: «Это ты о чем так долго говорила? Свидание назначила? А тут что за номер? Чей он? Почему на дна моих звонка не ответила? Мылась? Где? У кого? Зачем выключила телефон? Нет, я верю, но ты умей грамотно им пользоваться». Короче, для наших девок сотовые телефоны – сущая пытка.

Мне сотовый телефон не нужен. Я живу довольно далеко от города, а и у тебя, как мне известно, нет никакой родни.

– А я покуда не дала согласие!

– Что ж, думай. Я подожду. Но предупреждаю, времени у меня мало. На твое место найдутся желающие…

– Тогда не ждите! Удачи вам! – отказалась легко.

Клиент ушел и долго не приходил к Лельке. Девка вскоре забыла его.

А однажды – вот уж не ожидала – вернулась из парикмахерской, а у нее клиент сидит. Все бы ладно, но этот на голову маску натянул и снять не пожелал. Указал ей на постель, сам разделся спешно и тут же ночник выключил.

Лелька вмиг догадалась, едва руки коснулись ее:

– Сережка! Зачем маскарад! Он лишний. Я узнаю тебя под любой маской!

Молчи, Лелька! Ты принесла мне столько мук и страданий, столько горя! Но я и теперь люблю и не могу без тебя!

– Уйди! Зачем снова терзаешь душу? Я одного тебя любила, а ты предал меня и сына, на письмо не ответил, матери своей ничего не написал, и она выгнала меня, беременную, из дома, родители оказались не лучше. Все вы…

– Ты снилась мне каждую ночь. Вот такой, как сейчас! Самой желанной, родной, любимой, лучшей на свете. Милая моя девочка, ты и сама не знаешь, как дорога мне…

Лелька, слушая его, расслабилась. Она поняла, что всегда, каждую минуту любила Серегу. И хотя ругала его, не забывала никогда…

– Ты снился мне очень часто, мерещился всюду. Я думала, что никогда не увижу тебя.

– Скажи, а где наш ребенок? – спросил парень.

– За границей…

– Ты продала его?

– Да!

Сергей встал с койки, сел к столу, закурил, включил свет, спросил хрипло:

– Почему не смогла как все?

– Отравить себя и ребенка?

– Зачем крайности? Вон Аннушка дождалась Пашку. Устроилась дворником, ей дали квартиру. Родила дочку, на трех работах успевала крутиться, и ребенка растила, и мужа дождалась. Зина тоже беременной осталась. Устроилась на работу, получила комнату в общежитии. А и твоя одноклассница, Татьяна, у старушки в частном доме комнату сняла. И тоже работала, еще и училище закончила. Все они дождались из армии своих ребят. Никто не считал случившееся трагедией. И дети не проданы. Все мои друзья расписались, живут с детьми и женами, гордятся ими. Выдержали проверку на любовь. И только мне не повезло.

– Еще я и виновата во всем? – выскочила девка из постели. Накинув на себя одежонку, села напротив, побледневшая, злая: – Сколько лет было тем, какие дождались?

– Твои ровесницы!

– Но им отвечали на письма! Они знали, что любимы и им есть кого ждать. От их детей не отказались, не играли в молчанку! Их не оскорбляли свекрови! Не высмеивали, как меня!

– Я не играл в молчанку! Когда получил твое письмо, было поздно, прошло три месяца со дня отправки. Мы все это время находились в море на учениях. Твое письмо я получил вместе с материным. Ты уже была без сына и жила в притоне. Что можно исправить в этой ситуации? Я написал тебе много писем. Очень злых. Отправить не пришлось, не решился. Боялся – ты могла наложить на себя руки. Так мне казалось. Потом понял, что ошибался. На это способны те, кто имеет совесть. Почему не сдала сына в приют? Оттуда его можно было бы забрать! А ты продала! Вот и цена тебе. Меня тоже променяла на бардак. Почему других дождались? Да потому что любили! Ты не способна любить! Если б можно, хотя так и сделала, свою любовь продала бы. Да и была ли она?

– Упрекаешь? Тебя бы на мое место! – бледнела Лелька.

Я б глянул на тебя в своей ситуации, ты обычных

трудностей не выдержала. А в жизни всякое случается. Вон мой друг, ты его знаешь, вместе с ним устроились частными охранниками к предпринимателю, а его убрать вздумали конкуренты, так Пашка собой заслонил мужика. Для обоих обошлось. Но жена Павла тут же на работу примчалась. Никто ей не звонил, она сердцем почуяла. И лишь когда убедилась, что ранение легкое, успокоилась. Но и теперь просит его сменить место работы, боится за него. Сама как белка в колесе крутится. Живет для ребенка и мужа. Ты так не способна. Предпочитаешь обратное. Для тебя любовь мужчины – это деньги, дорогие подарки. Истинной цены не знаешь.

– Сволочь ты, пакостливый хорек! Бросил меня поды-хан, да еще упрекаешь, что выжила! Поучаешь, как надо было ждать тебя? А ты того стоил, быдло? Втоптал в грязь! По и всем вам назло жива! И никогда не вернусь к тебе, не умоляй и не трепись про любовь! Ты никогда не любил и не сможешь. Не тебе болтать о ней. И не приходи! Не хочу видеть гада!

Я и не зову, ни о чем не прошу! Надо посеять мозги, чтоб простить такое. Ты слишком размечталась. Может, какой идиот простил бы, но не я. Шлюх в жены не берут, запомни это. С ними лишь развлекаются, когда все беды позади, а на душе пусто. – Стал неспешно одеваться.

– Выходит, ты всегда врал? И тогда перед армией – в последний день, и сегодня?

– Ты о чем?

– Но ведь сегодня снова говорил, что любишь меня! – ехидно рассмеялась Лелька.

– Ты так ничего и не поняла, – ответил тихо, опустив голову. Одевшись полностью, присел рядом, обнял дрожащие плечи: – Ты была первой. Ею останешься всегда. И, как бы ни старался, не смогу вытравить тебя из своего сердца и памяти. Ты до смерти со мной, даже во снах… Я рад бы избавиться. Но не дано. Все мое лучшее отдано тебе. Врут, когда говорят, что любовь повторяется. Она одна на всю жизнь. С той лишь разницей, что кому-то она в радость, другому – в наказание до конца дней…

Сергей вышел, тихо закрыл за собой дверь. Лельке хотелось окликнуть, остановить его, придержать возле себя хоть ненадолго, но обида на парня оказалась сильнее. Она осталась на койке. Девка долго смотрела в окно. Ничего не увидела в кромешной тьме. Глухая ночь, черная, как судьба, в такую пору спать бы, забыв все и всех. Но сон, словно посмеявшись, покинул девку, и в темной комнате долго не наступало утро.

Лелька гнала от себя воспоминания о Сережке, но никак не могла забыть упреки и слова, сказанные на прощание. Лишь через полгода, решившись навестить уже свой дом, увидела, проходя мимо, что дом Сергея заколочен. Забиты досками окна и дверь, калитка закрыта на громадный замок.

– Уехали насовсем вместе с мамкой, далеко, на самые Севера. Сказались, что насовсем, мол, больше не вернутся никогда, – ответила Лельке соседская бабка.

– А чего дом не продали?

– Никто его не купил. Объявление долго в газете давали, на доме висело, ан желающих не нашлось. А и кому сдалась ихняя развалюха? В ней удобствов нету. Люди нынешние иначе живут. Глянь, какие дома вкруг строят, как из кино взятые! Многоэтажки! В них и впрямь квартиры, не халупы! Там вода, ванная, срамная, кухня в кафеле, полы сверкают, стены в цветах. Тепло и сухо в том жилье. Пришел человек с работы, ложись и отдыхай. Ни единая забота вошью не грызет. Глянь, сколько вкруг настроили. Целый юрод тех многоэтажек. Еще недавно здесь пустырь был. Даже лисы зайцев гоняли вкруг дома. Нынче оглядись – в самом центре города оказались. Уже обещаются все наши избы снести, а самих в большие дома переселить, чтоб лицо городу не срамили своими хибарами, – шамкала бабка.

– Без согласия жильцов не имеют права сносить дом, – ответила Лелька.

– А кому нужно это согласие? Зацепят лачугу в бульдозер и спихнут в овраг. Засыплют землей, и все на том. Да и есть ли такой дурак, чтоб от новой квартиры отказался? Я таких не видывала.

– А как же ихнее жилье будет? – указала на дом Сергея.

– Кто ж знает? Может, ради квартиры приедет кто-нибудь.

Лелька наспех прибрала в своем доме. Обмела паутину, подмела пыль, протерла окна и столы, слегка протопила печь. А когда понесла выбросить мусор, приметила – что-то есть в почтовом ящике. Она достала письмо. Конверт заклеен. По ил нем ни слова.

Лелька вскрыла его, достала сложенный вчетверо лист, исписанный убористо: «Когда-нибудь ты достанешь это письмо и прочтешь все, что я не смог сказать тебе при встрече. Поверь, вовсе не из боязни пишу это письмо, встретиться с тобой не могу из-за срочности отъезда, он не просто неизбежен, а необходим. Я не хочу больше работать в частной охране Грязная и неблагодарная эта работа не приносила морального удовлетворения, не соответствовала моим взглядам. Считаю, что всяк должен получать сполна за ошибки и подвиги. Коль есть человеку чего опасаться, значит, он прохвост. И я не намерен подставлять свою голову за негодяев. А потому уезжаю на Север. Меня берут рыбаком на судно. Испытаю себя на первой путине. Если получится и все пройдет хорошо, останусь надолго. Коли не повезет – вернусь домой, найду другую работу. Но я буду очень стараться. Мать поедет со мной. Она сама так решила. Впрочем, мы с ней привыкли делить пополам наши беды и радости. Уж она всегда дождется меня на причале. Хотя ждать ей уже тяжело.

Скоро я буду далеко от тебя. Туда не доходят письма, не дозвонится сотовый телефон. Путина – это испытание для мужчин. Попробую его выдержать. А коли не сумею, сломаюсь и не вернусь, прости не проклиная, молча. И будь счастлива!

Если ты б могла любить, стала б моей Ассолью! И я обязательно вернулся бы к тебе – моей единственной, любимой. Ведь только тех, кого любят по-настоящему, обходит даже смерть. А я, вот дурак, так хочу увидеть тебя… Заглянуть в твои глаза. Они не умели врать. Я все понял бы! Но нет времени. До отлета совсем немного остается. Не знаю, что впереди. Об одном молю судьбу – уберечь, удержать в этой жизни тебя, мою радость и горе… Не ищи и не укоряй за то, что не сообщаю адрес. Я его пока и сам не знаю. Когда определюсь – напишу…»

Лелька много раз перечитала письмо. Она смеялась и плакала. Дождалась послания, вот только Серега так и не определился. Ругает ее и тут же называет любимой.

Как бы ни волновали события, связанные с парнем, Лелька продолжала жить в притоне, клала деньги на счет, присматривалась, прислушивалась, куда их пристроить повыгоднее. Уже трое клиентов звали ее пойти в содержанки. А один – пухленький, улыбчивый, добродушный, – переспав с Лелькой несколько раз, предложил:

– Леля, хочу с тобой всерьез поговорить. Я, конечно, не миллионер, но кое-какие сбережения имею. Одним словом, есть у меня свое дело, которое дает твердый доход. Имею я квартиру, машину, кое-какие связи. Они помогают мне. Но жизнь моя пуста без семьи. Подумай, может, согласишься стать моей? Заранее говорю: о твоем прошлом не вспомню. Меня будет интересовать лишь наше общее. Желательно, чтоб у меня не было дублера ни в прошлом, ни в будущем. Конечно, одобрю твое желание устроиться на работу иль завести свое дело. В том помогу советом и деньгами. Было б здорово, если б родился ребенок, – покраснел и осекся человек. Понял, что с последним явно поспешил.

– Женя! Тебе сколько лет? – рассмеялась Лелька звонко.

– Я всего на червонец старше. Это нормально! – подсел поближе хахаль.

– Ты отдаешь отчет сказанному?

– Конечно!

– А я не уверена.

– Почему?

– Ты только подумай, как отнесется твое окружение, завидев меня с тобой? От тебя отвернутся все друзья, сочтут дураком!

– С чего взяла?

– Знаю. Такое уже случалось с нашими. Даже через годы не простят легкомыслия и станут считать: одни – распутником, другие – ненормальным. Все потому, что женился на мне и представил своему окружению. Знакомство со мной сочтут оскорблением и не простят тебе эту глупость. Я не хочу, чтоб из за меня у тебя были неприятности, – ответила Лелька.

Мой бизнес не зависит от отношения ко мне друзей или врагов.

Тебе так только кажется. Все мы зависим друг от друга. И поневоле приходится приноравливаться к ситуации, считаться с мнением окружающих. Мне будет больно, когда тебя станут презирать из-за меня, строить козни. Потому,

Женя, давай не будем говорить о нереальном. Мы взрослые люди, и нужно смотреть правде в глаза. Я не влюблена в тебя, но и горя не желаю…

Лель, мне дороги твоя искренность и прямота. Это еще больше убедило меня в правильности решения. Загвоздка не и том, что ты сказала, в другом. Согласна ли на мое предложение? Уйдешь ли из притона? Порвешь ли с ним навсегда?

– Жень! Когда-то придется уходить. Все мы здесь пташки временные. Чуть срежется спрос, и подналадит под задницу Софья, в ущерб себе держать не станет ни одну. Дня не промедлит. У нее все обсчитано. Тогда поневоле придется искать новый угол, какую-то работу или соглашаться в содержанки к тому, кто хоть немного нравится. Правда, обычно на это клюют старики, кому надоели стоптавшиеся, обрюзгшие жены. За годы от них устали глаза. Захотелось перемену, вот и липнут к молодым, чтоб самому в мужиках пробыть подольше. Ведь рядом со старухой женой только о болячках слышишь, даже коньяк начинает лекарством вонять. Вот и бесятся старики, ищут выхода. И находят… Но, измотанные женами, они долго не живут. Порадовать не успевают. А молодые хахали не спешат содержанок заводить. Скачут по притонам, меняют девок чаще, чем носки. Себя и нас радуют. И ты не спеши. Оглядись. Средь своих поищи.

– А разве никого из вашего притона не брали замуж?

– Ну да! Увозили на ночь. Случалось. Вон Розу на целую неделю забрали на дачу. Жена за границу уехала с дочкой. Мужик не терял время зря. Всю неделю на ушах стояли оба. Наша девка, когда вернулась, три дня отсыпалась и все твердила: «Вот это мужик! Век таких не видела. И чего его баба за границей ищет, когда под боком эдакий ебун! Ни минуты передышки не дал. Я такого за все годы в притоне не видела. А она, лахудра, не ценит! Такого мужика не на руках, меж сисек носить надо, в атласном лифчике, чтоб не выпал и не простыл, чтоб его не переманили и не сглазили…»

– Эх, девчата, как жаль всех вас. Вот и из той бабы хорошая жена кому-то получилась бы, а не повезло. И до конца будет мучиться человек! – посочувствовал Женя.

– А ты не был женат?

– Нет.

– Никогда?

– Даже не думал о том.

– Почему? – удивилась Лелька.

– То мало получал, то жилья не было.

– А по молодости?

– Учился! В институте. Потом во втором.

– Но ведь как-то жил?

– Это я! Женщины не хотят так жить. Им подай условия. Чтоб было все и сразу.

– Ты в том уверен?

– Само собой!

– Скажи, а ты любил?

– Нравилась одна, – ответил тихо.