Текст книги "Охота на русалку"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Достал из стола отцовский бинокль, подошел к окну, но женщина уже вошла в здание.

«Ну и хрен с ней. Может, жена лягавого или за паспортом какая-то возникла? Интересно, чем сейчас заняты менты? Тоже скоро расползутся. Только в дежурке хмыри останутся. Всю ночь будут пить и играть в карты. Проигравшего погонят за водкой. А что делать ночь напролет? Надо как-то убить время… А это кто? Следователь, видно. Во обложился бумагами, аж не видать. Чё делает?»

Мишка навел бинокль на стол. Но почерк у человека такой, что читать невозможно. Перевел дальше, на женщину, сидевшую напротив в кабинете мента.

«А ножки у нее ничего. Ишь, сняла сумку с руки, раздевается. Давай шустрее! Не все лягавому, мне тоже охота увидеть!»

Поднял бинокль чуть выше и онемел: «Лелька! Опять у лягавых! Корешей сдает! Ну, с-сука! Шлюха гнилая! Тут уж не слухи, сам вижу. Вон как щебечет у следователя, тот еле успевает писать. Хорошо, что я не был с крутыми там, иначе б паскуда впихнула в ментовку, не оглянувшись. Сколько же с ним квохтать станет? – Достал пистолет. – Может, дождаться, пока она выйдет? Но когда они закончат? Следователь не дергается, значит, еще есть время».

Огляделся Мишка и понял, что стрелять в Русалку лучше с чердака. Он бесшумно открыл дверь чердака, наглухо закрыл ее за собой и поднялся по лестнице легко, по-кошачьи.

«Вот она, не смылась! Это хорошо!»

Сбоку послышался шорох. Мишка оглянулся. Истошно взвыл черный кот.

– Отвали, придурок! – замахнулся Волчок, кот мигом выскочил на лестницу. Снова взвыл. Мишка услышал, как хлопнула дверь у соседей. Гальванщик вернулся с работы.

«Ну почему мне все мешают? Ведь если не отомщу за братков, меня за человека держать не станут. А влипни, не помогут. Да и кто я без них? С работы попрут. Ведь даже эта стоянка в их клешнях. Да и не только за них. Меня она испаскудила как последнего…»

Прилип к окну чердака и только прицелился, Лелька встала, пошла не к двери, чего испугался Мишка, а к окну.

– Прощай, Русалка, – сказал Мишка еле слышно и выстрелил…

Он увидел посыпавшееся стекло, упавшую Лельку и мигом выскочил с чердака. На короткие секунды заскочил домой. Спрятал пистолет в отцовский стол и, взяв из тумбочки все свои деньги, выскочил из дома. Поймав такси, примчался к гаражу. Отчим как раз ставил машину, собираясь тут же вернуться домой. Увидев Мишку, испугался не на шутку. Понял, что-то произошло, а у паскудника хорошего не случалось.

Лицо парня было бледным, нервно подергивались руки.

– Что стряслось? – спросил отчим, вспотев от страха.

Мишка огляделся. Такси уехало. Вокруг никого.

– Бабу я убил, – сказал срывающимся голосом.

– Какую? За что?

– Теперь не важно, кто она. Ее нет. Она крутых засвечивала в ментовке! Понимаешь, лягавым сдала корешей! Мусорам!

– Тебя тоже?

– Нет. Я с ними не был!

– Зачем урыл?

– Она братов высветила! Всех!

– Отморозок! Козел! Что ты натворил? Я договорился завтра познакомить тебя с Катькой! А ты что отмочил? Садись в машину! Поехали к бабке в деревню, пока менты не повязали. Прыгай, гад! По дороге поговорим!

Мишка рассказал все. Его одолел страх, он и развязал язык парню. Впервые убив человека, почувствовал весь ужас случившегося, понял, сколь все непоправимо. Он знал, что крутые на своих разборках, случалось, убивали людей. Мишка слышал, но видеть, участвовать в том, а тем более убивать самому – не приходилось. Волчок не видел мертвую Русалку. И боялся этого больше всего.

Отчим понял, Мишка сейчас боится самого себя. Как вывести пасынка из состояния панической истерики, он не знал и повез его подальше от города, в глухомань и тишину деревни, где парень смог бы успокоиться, прийти в себя и забыть случившееся. Только тогда его можно вернуть домой, в город, устроить в Институт или на работу. А главное, поскорее женить. Став семейным, забудет крутых, навсегда отвяжется от них, одолеют другие заботы, и Мишка станет нормальным мужиком.

– Слышь, никуда не дергайся и не высовывайся. Живи тихо. О случившемся – молчок. Завтра или через тройку дней подвезу продуктов. Поживи в тишине, подальше от ментов. Они сейчас поднимут шорох. Всех поставят на уши. Но этого азарта им хватит лишь на месяц, не больше. У них умишка и денег не хватит шмонать тебя в деревне. Их в городе убивают. Сюда не сунутся и подавно. Живи, не возникая ни к кому. Договорились?

– Само собой, – согласился парень.

В деревню они приехали уже ночью, когда все старухи спали. Отчим ехал по улице к дому бабки на память, не включая фары. Едва подъехали, мигом вышли из машины. Позвали бабку через открытую форточку. Едва Мишка вошел, отчим уже вернулся в машину и, задав хорошую скорость, заспешил обратно в город, домой.

Он не враз рискнул рассказать жене о происшедшем. Ответил лишь, что сын попросился в деревню, к бабке, и он отвез его.

Мать посмотрела удивленно. Ей не верилось. Она слишком хорошо знала сына и поняла, что случилось неладное. Мишка ни с чего никогда не срывался из города. К бабке сматывался после ссор с ней или отчимом.

Может, именно потому так пристально посмотрела на нового мужа и спросила:

– Иль опять бабки просил, а ты послал его подальше? Так уж лучше бы дал! Ведь знаешь, какой он злопамятный!

– Да не просил ничего!

– Сам в гараж возник и попросился в деревню? Ты кому это рассказываешь? Или своего сына не знаю? – Уперла руки в бока: – Говори, что он отмочил снова?

– Лучше б ты не спрашивала. Но коль настаиваешь, знай!

Рассказал все.

– То-то, смотрю, менты объявились. Ко всем нос суют, о чем-то спрашивают. По дому шепот идет. Я и ума не приложу, что делать теперь? Где придурка прятать? Лягавым смотаться в деревню – запросто. Коли нас начнут трясти, скажем, что у кого-то из друзей. Где именно – не знаем. У него нет сотового телефона. И вообще Мишка нам не отчитывается. О сегодняшнем дне скажешь, что сын весь день помогал тебе в гараже с ремонтом машины, а потом ушел к друзьям или на свидание к какой-нибудь девчонке. Мол, он никогда и нигде не бывает один.

– Хорошо, только я весь день был на работе и уехал как всегда. Меня все видели. Так что менты брехню расколют.

– Скажи, что мотался с ним по магазинам. Он к тебе на работу приехал. Ты пораньше ушел.

– Ага! И подвез домой бухгалтера!

– Ладно! Придумай сам! И собственно, к чему мы готовимся? Целый дом жильцов! Почему именно нас заподозрят? Чем мы хуже всех? В нашей семье судимых не было.

– Думаю, что скоро будет, – грустно заметил отчим и продолжил: – Надо искать хорошего адвоката…

– Ты не хуже меня знаешь, каких людей убивали в городе. И сколько! А вот убийц до сих пор не нашли.

Мишка в ту первую ночь долго не мог уснуть. Все ворочался, койка под ним скрипела ржавыми голосами.

Старая бабка никак не могла взять в толк, отчего внук приехал ночью, крадучись, как вор. Утром Мишка рассказал ей обо всем, и старушка вовсе потеряла покой. Она невольно вспомнила, что со своим сыном не знала бед. Единственной слабостью его были женщины, но тут ей не приходилось вмешиваться. Сын сам умел улаживать свои отношения со всеми. Его в деревне любили и вспоминали всегда только по-доброму. Врагов он не имел.

Другая судьба была у внука. Он не считался ни с кем, любил только себя. Мишка редко помогал ей и никогда не любил деревню.

Единственное, к чему тянуло парня, так это к прогулкам по лесу. Там он пропадал целыми днями. Иногда приносил оттуда мешок орехов или корзину отборных белых грибов. Случалось, собирал ведро лесной малины.

Вот и в этот раз не засиделся в доме, подошел к незнакомому мужику. И, забыв, что отчим не велел высовываться, сам заговорил с ним, сводил в лес за орехами, а вернувшись, уехал с ним в город. Старухи соседки видели и рассказали ей.

Никто не мог понять Мишку. Его считали придурком и подлецом, гадом и негодяем. И ни один человек не попытался заглянуть к нему в душу – одинокую, непонятую, больную.

Уж так сложилось, что все, кого любил Мишка, ненавидели и презирали его. Враги объединялись и мстили вдесятеро больнее. Никогда никто в жизни не пожалел парня. Он всегда и везде оказывался лишним.

Хотел полюбить одноклассницу, она уже была шлюхой. И не могла любить. Мишка быстро забыл ее. Но потом не верил ни одной.

Чем старше становился парень, тем меньше оставалось тепла в душе…

«Скоро его и совсем не станет. – Обхватил руками голову. – Как темно и страшно вокруг! А впереди и вовсе нет просвета. Что там? Пожизненное? Уж лучше бы расстрел сразу. Кому нужна жизнь в клетке? Да еще без просвета и надежд! Может, лучше самому уйти без суда? Какой в нем смысл? А как уйти? Даже ремень у меня забрали, значит, были случаи и я не новичок, кто подумал о самоубийстве. Только они, как видно, довели свое до конца. Потому теперь менты страхуются. Но ведь ремень не единственный способ ухода из жизни. А что еще? – оглядывал он себя. – Ни хрена! А жаль! Майку со штанами не порвешь на веревки. Синтетика! Да и где здесь повеситься? На чем? На шконке – не получится. Где еще? Кругом голые стены. Впрочем, чего это я загоношился? Надо дождаться, не нужно опережать Вову, – вспомнилась поговорка Сыча. Он зверски избивал всех, кто пытался его опередить. – Может, суд помилует? С чего так жидко? Вот мент может урыть! Да таких, как я, у него… Руки не станет марать! – спорил Мишка сам с собой. – Может, отчим поднатужится? У него ведь корефаны, как в сортире тараканы! А вдруг возьмет за бока будущего тестя и скажет ему: «Спаси зятя! А то останется твоя Катька в перестарках и никто ее не возьмет даже вместе со всеми кирпичными заводами!»

Дурак я! Правда это! Отчим чужой человек, а и тот обо мне беспокоится. Девушку нашел, видно, хорошую. А я что утворил? От тоски иль от страха подвалил к менту? Конечно, от страха! Ведь до чего дошел, куриного квохтанья бояться стал. Да и с кем тут поговоришь? С бабкой? Ну, рассказал ей. А она что понесла? Лучше б я умер вместо отца! Вот так-то! Порадовался новому человеку в деревне. При-брехнул. Но уж очень хотелось похвалиться. Многие мужики этим хворают. Если имел одну любовницу за всю жизнь, о сотне болтать будет. И верят ему! А как иначе? Вот и я трепался. Хотя, по правде говоря, не только трахать Лельку, даже потискать не привелось. Другим повезло с ней. Да разве теперь докажешь? Она откинулась, а я сам на себя наклепал. А значит, и получу на всю катушку!» – роняет голову человек на грудь и слышит, как натужно скрипит в замочной скважине ключ и голос от двери зовет:

– Эй ты, давай на допрос к следователю!

Мишку будто током ударило. В один прыжок оказался в дверях.

– Вперед! – услышал Волчок голос охранника.

Мишка вошел в кабинет, споткнувшись на пороге. Остановился неуверенно, всмотрелся в следователя. Сомнений не осталось, это был он, тот самый человек, с которым заговорил в деревне, а потом ходил за орехами.

«Выходит, меня ему засветили. И навели, сказали, где искать нужно. Но в городе, кроме отчима, никто ничего не знал и не видел. Значит, это он! Ну а кто же еще? Отделаться решил от меня, козел, навсегда. Ну, паскуда! Вот от кого не ожидал никогда! И эта мамаша привела кобеля себе! Может, не без ее совета он такое отмочил? Эх-х, родители!» – выдохнул горько. И услышал:

– Присядьте!

Виктор Новиков указал на стул напротив.

– Михаил, как понимаете, многое мне известно из ваших рассказов еще в деревне. Вот только о главном умолчали, что женщину эту вы убили. Свели с ней счеты. Я знаю, из какого оружия и откуда именно стреляли. Оно осталось от отца. Он же учил стрелять. Для вас не было сложным заглушить звук выстрела. Всему научил предусмотрительный родитель. Но знай он, как примените его именной пистолет, наверное, уничтожил бы оружие заранее, а вас наказал бы по-своему, по-отцовски. Выбил бы из головы лишний мусор!

Мишка сидел, вздрагивая всем телом.

– Теперь случившееся не исправить. Расскажите по порядку, как все произошло? Чистосердечное признание, конечно, поможет вам при определении наказания. Но знайте, что мне известно по делу многое, практически все! – предупредил следователь.

Мишка молчал. На вопросы Новикова лишь усмехался криво.

– Решили отмолчаться? Ваше дело! Только это не поможет, заранее предупреждаю. Сами все усугубляете. Думаете, что молчанием поможете своим друзьям – крутым? Напрасно! Под стражу взяты все. В том числе небезызвестный Заяц, то есть Роман Зайцев, с каким обговаривали убийство Русалки. Вам давно было велено убрать ее! Вы долго не решались, и тогда он надавил на самолюбие.

Мишка съежился. Понял, откуда ветер дует. «Значит не отчим, а Заяц заложил ментам! Тоже мне корефан! Еще трепался, что выручал братанов! Стоило его взять, тут же засветил!» – подумал Волчок и, опустив плечи, заговорил глухо:

– Я не хотел ее урывать. Это правда, тянул резину сколько мог. Но и не насиловал Лельку. Я никогда с ней не был в постели. Я сбрехал в деревне!

– Зачем? – спросил Новиков.

– Хотелось выглядеть как все – мужиком! Ведь с ней почти каждый кувыркался. И только мне не обломилось. Смеялись надо мной корефаны, вот и придумал легенду, будто ее обломал. Крутым не говорил, они знали, что это туфта, и не поверили б. Когда сами тянули Лельку в очередь, меня с ними не было. Да и не вхож я был к Сычу, как и к другим. Они сторонились меня, ни у кого не был дома. Считали слабаком. Хотелось доказать обратное…

– Вам не приходилось задуматься, почему крутые сами не хотели расправиться с Русалкой? У них и опыт, и возможности не сравнить с вашими. К тому ж – банда, это не любитель-одиночка, вдобавок киллерский заказ с Лелькой стал первым. Почему на вас взвалили?

– Они с ней трахались, а я нет. Мне проще, наверное, так решили…

– Ошибаетесь. Это для них не препятствие. Вспомните, на убийство всегда посылали одиночек вроде вас. Редко когда убивали сворой. Грамотные, они знали, что за групповое преступление получат срок на всю катушку и пойдут за решетку целой бандой. Когда посадят вас – банда даже не почует потери. Ну кто вы для них?

Мишку такие слова задели за живое.

– Или я не прав? Им выгодно было тусоваться с вами! Вы всегда при деньгах. На поганый случай есть где спрятаться. При этом весь город знал родного отца. И отчим человек не из последних. Кстати, к вам относится неплохо. Жаль его. Вот если б с самого детства, сумел бы слепить хорошего мужика. А то вот так и получилось, что, помимо уважаемой фамилии, нет больше ничего за душой.

– Скажите, как мне теперь, что будет, чего ждать? – спросил Мишка робко.

– Срока не миновать. Это однозначно. А сколько, решит суд. Отчим уже ищет адвоката. Думаю, скоро познакомитесь. Тот все расскажет и объяснит. Сказать больше не имею права…

К концу допроса Мишка даже успокоился. Ведь вот крутые рассказывали, что следователи на допросах бьют арестованных, над ними издевается вся ментовка, даже боевые приемы отрабатывают. Мишку никто не тронул даже пальцем. Следователь не обзывал, не грозил, не заставлял давать показания. Да и зачем? Он сам уже все знал. Заяц раскололся по самую жопу. А насчет пистолета – большого ума иметь не надо. Баллистическая экспертиза по пуле, извлеченной из трупа, рассказала об оружии. Узнали, что отец был военным, и все на том!

• «Вот тебе и крутые! Они даже такое просчитали! А я, лопух, верил им», – злился человек, возвращаясь в камеру.

Ночью его снова одолел страх. «Что будет? Сколько дадут? Решится ли суд на пожизненное заключение или дадут десяток и успокоятся? Вряд ли! Если б убил на улице или у нее в доме, в ларьке, а то в милиции! Менты не простят, накрутят…»

Утром он узнал, что к нему пришел адвокат.

– Обидно. Дом прямо через дорогу, а не дойти и не достать, не перекинуться словом, – досадливо крутил головой Волчок.

…Позднее всех об аресте Мишки узнала Антонина. Игорь вспомнил через несколько дней и спросил жену:

– А ты Волчка знала?

– Кто он? – не поняла баба.

– Тот, что Лельку убил.

– Ты-то откуда это взял?

– Весь город о нем говорит. Менты Мишку уже арестовали. В лягашке канает. Свои корефаны и подставили, высветили как лопуха. Мол, у него пахан при бабках, вытащит! Подмажет где надо, и закроют дело. Только не обломится эта лафа. Теперь у ментов новый начальник. С ним не потрекаешь. То с прежним можно было по душам говорить. Новый несговорчивый! У него с крутыми свои счеты. Никого не пощадит. Наоборот, выкинет куда-нибудь подальше – на Севера…

– Не болтай много! Оставляют в зоне по месту совершения преступления, – не согласилась Тонька.

– Ну а банда Сыча? Знаешь, где они теперь? Аж под Архангельском!

– Так у них у всех не первая судимость! И режим усиленный. В здешней зоне – общий режим. Потому вкинули им Север… Только это разве Север? Север – это Колыма, Якутия, Сахалин, Камчатка! В Архангельске в сравнении с тем Севером просто санаторий, – спорила Тонька.

– Ты откуда знаешь?

– Слышала. От клиентов! Сам знаешь, к нам разные приходили.

– Как же о Волчке не сказали?

– Может, и говорили, да я внимания не обратила. На две точки нелегко успеть одной. К концу дня выматываюсь так, что свое имя не помню. А за что он Лельку грохнул? Что говорят?

– Да этот чмо от крутых. Велели ему, якобы она всех заложила.

– А говорили, всех поймали! – нахмурилась баба.

– На место взятых приходят новые. Всех не переловят. Кстати, крутые тоже вооружены и стреляют не хуже ментов. Мишка с одного выстрела убил Лельку. Хотя стрелял с чердака.

– С какого?

– А хрен его знает. Мне Женька рассказал. Говорил, что следователь по делу мужик толковый. Показал ему окно, из какого бабу убили.

– Ему от того не стало легче. Вот если б того киллера расстреляли показательно, другие задумались бы, прежде чем самим убить!

– Не расстреляют! У нас теперь запрещено. А и срок может быть разным. Если адвокат сумеет доказать, что Мишка убил не по своей воле, а под угрозой расправы крутых и она была реальна, если у него первая судимость или вдруг он страдает каким-нибудь психическим расстройством, делу труба! Выпустят! Могут, конечно, дать условно. Но говорят, что отчим у него пархатый. Из милиции не выходит теперь.

– Если отпустят киллера, он всех нас перещелкает, – заранее испугалась Тонька.

– Не трясись. Два раза одна бутылка по башке не бьет. Коль повезет ему, сам смоется из города навсегда, подальше от крутых и ментов. Ему теперь бы вырваться. Верить никому не будет.

– Тебе что, жаль его? – удивилась Антонина.

– Чего топорщишься? Лельку уже не поднять. А Мишку я знаю. Дурак, вонючка пидера, слабак! Его без усилий урыли б крутые. Но не трогают, знаешь почему? Отец Мишки был классным мужиком. Из уважения к нему пацана не тыздят.

– Наверное, нас тоже на допросы вызывать будут?

– Кому мы нужны? Нас в тот момент не было рядом с Русалкой. Стало быть, сами ни хрена не знаем. О чем нас спрашивать? – отмахнулся Игорь сморщившись.

Они оба подскочили от внезапного звонка в дверь, растерянно переглянулись.

– Кого принесла нелегкая в такое время? – Игорь пошел к двери и, открыв, впустил Евгения.

– Ребят, я ненадолго. Извините за поздний визит. Короче, решено! После процесса мы с сыном навсегда уезжаем отсюда. За границу. Больше нельзя. Иначе обоих убьет память. А она на каждом шагу дает знать о себе. Я думал, только меня, но она и сына достает, ночами подскакивает, орет. Жаль его, это может плохо закончиться. Я не хочу! И так поплатились хуже некуда. Как-нибудь приживемся, успокоимся.

– А как с пивбаром? – подала голос Тонька.

– О нем хочу поговорить с вами. Мне он не нужен. Не желаю даже вспоминать. Зачем я согласился на него? Там нужно работать вместе, не разлучаясь ни на минуту, иначе потери неминуемы. Но у вас опыт и хватка, каких у нас не было.

– Давай мы купим его у тебя! – предложила Антонина. И добавила: – Если будешь продавать Лелькин дом, предупреди Марию. Кажется, она имеет возможность. Но прежде сто раз подумай. Куда б ты ни уехал, от себя не уйдешь никуда.

– Может, ты и права! Но сейчас трудно. На новом месте появятся свои заботы. Они отвлекут, а нам и малая передышка дорога.

– Жень, пошли покурим, – позвал Игорь и, закрыв за собой дверь на кухне, спросил: – А на фирме как смотрят на твой отъезд?

– По-разному. Знаешь, там я быстрее приду в себя. Здесь такое нереально. Куда ни ткнись, всюду с ней вместе были. О ней все спрашивают. Самому горько, а они со своими соболезнованиями продохнуть не дают. Лучше б промолчали.

– Недоговариваешь. Что случилось? Только из-за сказанного – не поверю. Здесь что-то другое, серьезное случилось. Коли молчишь, твое дело. Я ни на чем не настаиваю. Но переезд и обустройство займут куда как больше сил, чем обычный перелом. Его пережили многие и ничего! Всякий раз место не поменяешь. Зря затеваешь это! Одумайся, пока не поздно.

– Нет, я уже все окончательно решил.

– Тут у тебя все! А кто ждет там?

– Игорь, не в том суть и соль! Мальчонка в детский сад ходил. Знаешь, что там детки порассказали ему о матери? Я, мужик, давно о том забыл, а горожане злопамятны. А когда он в школу пойдет, что услышит? Его ровесники и одноклассники всю душу испоганят, не оставят ни одного светлого пятна. Кто вырастет из моего сына, возненавидевшего окружение? Такой же Мишка Волчков! Ведь мой пацан уже бьет девчонок!

– Значит, заслужили! – рассмеялся Игорь.

– За сукина сына! Так дразнили его, – невесело усмехнулся Женя.

– Твоему мальчишке стыдиться нечего! Мать, родив его, любила сына, не подбросила, не оставила на дороге иль свалке. Мальчишка всегда жил в семье. А каково мне пришлось? Я не уезжал, заставил себя уважать. Если он теперь тому не научится, не получится из него путевый мужик. Он сегодня обязан перешагивать через сплетников, не слушать их. А коль застряло слово в ухе ржавым гвоздем, бей в морду сказавшему. Что за дела – бегать от них? Заставь их убегать! Иначе чего стоишь, чему учишь сына? Он лет через пять перестанет тебя уважать. А ведь ты отец! Научи его стоять за себя!

– Не надо! Из-за того мой сын без матери растет. Тоже, как сказал следователь, достоинство отстоял! Какой ценой? Не слишком ли много взял за него у нас, а может, и у себя…

– Женька! Да пойми меня! Ты вырастишь рохлю! Дай мне его на месяц-другой и сам убедишься, что никуда уезжать не стоит. Займусь им особо! Поверь, не спеши! Всего месяц прошу, тогда решай! – просил Игорь. – И пивнушку подержу для тебя! Не надо ее продавать. Не расписывайся именем слабака! Жизнь вгоняет и в более крутые переделки, а ты не поддавайся! Ведь мужика растишь. Пусть он за твое, став взрослым, спасибо тебе скажет!

Они расстались за полночь. Евгений обещал Игорю утром привести к нему сына, а с отъездом пока погодить.

Тонька, услышав о таком, лишь у виска покрутила мужу, назвав его лопухом.

– Ну что ты за человек? Пивбар за копейки могли купить. Так нет, сам отговорил Женьку. Совсем глумной! Где твои мозги? О своей семье ты хоть иногда думаешь? – заплакала баба.

– Тонька! Не рыдай! Все равно опоздала. А меня на слюни и сопли не возьмешь. И не заставляй брехать, сказал Женьке все, что думаю, короче, правду. А он мне друг. Секешь или нет? Вот если я тебе сбрешу, разве не будет обидно? Или изменю с другой бабой?

– Яйцы вырву! – вмиг вытерла слезы Тонька и пошла буром на Игоря.

– Остановись! Я ж только к примеру сказал! А ты уже на рога вскочила. За себя тебе обидно, а Женьке как? Ни помочь, ни посоветовать некому. Даже разобраться в той жизни некогда. Свалился ком невзгод на мужика. Как из него выпутаться, не знает. А ему даже помогать не надо. Совет дал! Дальше сам попрет. Запугался, заблудился в мелочах. На главное уже перестал смотреть. Напомнил. Теперь порядок будет! А тебе, моя милашка, мамзель сракатая, одно скажу – не лезь со своим языком в дела мужские. Я дружбу с Женькой не променяю на деньги и пивбар! Сегодня мужик растерялся в беде, тем моментом пользоваться не стану и тебе не позволю. Не разевай рот шире задницы, подавишься ненароком. И хоть я не Женька, убиваться не намерен, но жаль тебя будет.

– Во козел! Еще меня и отругал!

– Скажи спасибо, что легко отделалась. В другой раз и вломлю ниже пояска…

На следующий день Женька повел сына к Игорю. Тот ждал. Взял мальчишку из рук отца, подвел к своим ребятам:

– Принимайте! Новенький! Любите и берегите его, как младшего брата!

А вечером, издалека увидев отца, мальчишка никак не хотел уходить от ребят. А потом до самого дома рассказывал отцу, как учили его ходить геологическим шагом или на цыпочках по утлому мосту, легко и быстро перескакивать канавы, проскакивать тенью, подтягиваться на канате, турнике, на кольцах.

– Папка, я думал, что прошла одна минута, а ты уже приехал за мной. Знаешь, сколько интересного сегодня услышал? Надо было тыщу книг прочесть.

– Как встретили тебя ребята?

– Назвали братом. Самым маленьким. Но потом малышом никто не обозвал. Классные пацаны! Они все хотят в военку! И я с ними! Знаешь, пап, там у троих ребят совсем нету родителей. Детдомовцы! А их любят все. Они ходят в гости к семейным мальчишкам и даже ночуют у них иногда. И их никто не прогоняет, наоборот, зовут приходить почаще. А знаешь, что мы сегодня ели? Печеную картошку! Какая она вкусная! Я нечищеную хотел съесть, но не дали. Дядя Игорь почистил. Я не смог! Ну очень горячая!

Остановилась машина у ворот. Евгений пошел их открывать и увидел письмо в почтовом ящике.

«Откуда? От кого? – Лоб покрылся испариной. Глянул на обратный адрес, качнул головой: – Все с Севера! И мертвую не оставляешь в покое! Чудак! Кому ты пишешь? Уж коль при жизни не писала, как теперь ответит?» – сунул письмо в карман.

– Пап! Не води больше в детсад. Все равно мне в этом году в школу. Лучше к дяде Игорю, там хорошо. И даже когда стану учиться, обязательно к нему ходить буду. У него настоящая мужская школа. Там мы учимся бегать быстрей, чем ветер, прыгать как тень. Там никто не устает и не плачет…

– Хорошо, сынок! – согласился Евгений.

Едва переступили порог, взвыл телефон:

– Жень, это я – Игорь!

– Спасибо тебе! Сын доволен по макушку.

– Я не по тому поводу. Сторож умер, дед Коля. Я все организовал. Его Иван в морг повез. Тебе не стоит приходить. Сам окрепни. Я справлюсь. Поставил тебя в известность. Да надо нового сторожа найти. Нельзя оставлять модули без охраны. Завтра этим займусь.

– Хорошо, понял. На это время придержу сына.

– Зачем? Там средь старших ребят есть мои заместители. Они знают и сумеют продолжить занятия самостоятельно. Не срывай сына, привози его! Если где-то сбой, сам позвоню.

«Что б я делал без тебя, Игорь?» – невольно подумал Евгений, положив трубку.

Накормив сына, занял его игрушками и, вспомнив о письме, достал из кармана.

«Может, так и отправить с припиской на конверте, что Лели уже нет в живых? Но нет, прочту и тут же отвечу. Возможно, до Сергея дойдет… Ведь Леля не писала. Теперь уж чего? Кого к кому ревновать? Мертвую к живому? Это глупо. Черкну коротко, и все на том», – вскрывая конверт, решил Евгений.

«Не злись, Леля! Я снова тревожу тебя! Скажешь, что устала от моей назойливости? Прости, я давно понял, что напрасно жду от тебя ответа, ты никогда не напишешь мне. В том сам виноват. А жизнь не прощает потерь и ошибок. Я жестоко поплатился за свою глупость, а потому наказан одиночеством и изгнанием. У меня нет никого, кроме тебя! Но ты отвергла и отказалась навсегда. Я не знал, что самое мучительное в судьбе – это наказание презрением. Оно хуже смерти. Жизнь перестала быть нужной и давно не радует. Одно утешает, что когда-то она оборвется. И, сжалившись за всех разом, ко мне придет смерть. Она одна пощадит и даст возможность успокоения. А может, и впрямь увидимся мертвыми? Я никогда не верил в эти байки, а теперь мечтаю, чтобы они были реальны. Ты моя единственная радость и мечта, мое счастье и подарок. Дороже тебя нет и не было. Как жаль, что понял это с таким опозданием!

Леля! Недавно мы ходили на лов сельди в Бристоль. Попало наше судно в ледяные заторы. Все уже с жизнью простились. Думали, что раздавят нас льды. Но вдруг мы увидели дельфинов. Целой стайкой подошли к нам почти вплотную и играли у борта. Средь них был один белый дельфин. Я назвал его твоим именем. Он, поиграв с остальными, стал перед носом нашего судна и вывел из ледяного плена как лучший лоцман. Он спас всех от неминуемой смерти. Едва мы оказались на чистой воде, дельфины тут же ушли. А мне кажется, что это была ты! Твоя любовь всегда со мной рядом! Она опять спасла! Спасибо! Не уходи, не забывай, будь со мной. Ведь пока ты жива, есть смысл жить и мне. Если тебя не станет, зачем мне жить? Я и сегодня, как сторож моря, дышу ненужным самому себе. Живу воспоминаниями, когда ты была со мной. Я дорожу каждым мигом из прошлого. Как жаль, что эту память невозможно оживить.

Милая моя девочка! Любимая! Единственная радость! Приходи почаще хотя бы во сне. Не убегай вместе с облаками, не улетай на крыльях ветра, разреши налюбоваться тобой. Сама уже знаешь, как короток сон рыбака. Пощади меня хотя бы в нем! Спасибо тебе, что ты есть у меня, что живешь в моем сердце постоянной весной. Может, когда-нибудь сжалишься надо мной…»

– Чудак человек! – покачал головой Евгений. Он написал Сергею письмо, в котором были слова, давно Им выстраданные и прочувствованные: «Если бы мольбы живых способны были поднимать мертвых, я не встал бы с колен, только бы она жила! Да вот беда, все мы, мужики, – слепцы. Слишком поздно просыпаемся, когда любимых уже нет рядом. А в душе сплошные сожаления о той, кого не ценил. Как я понимаю тебя, Сергей! Но тоже запоздало. Лели нет! Ее у меня отняли. Убил негодяй! Недостойный, гнусный тип, теперь он под следствием, и скоро его осудят. Но все это уже не оживит Лелю. Обидно, что бандит оставил сиротами меня и сына. Несчастье не обошло и нас. Спасибо тебе, Сергей, за добрую память о моей жене. Ответить она уже не сможет. А и писать больше некому. Мы все в этой жизни ошибаемся и расплачиваемся за потери. Как человек человеку, мужик мужику, желаю одного – крепись. Все остальное – от судьбы. Прощай!»

Поставив дату, обратил внимание на штемпель. Письмо от Сергея шло сюда чуть больше месяца.

«Выходит, писал, когда Лелька была еще жива. Но не дождалась, не прочла его. А может, и не вспоминала о Сергее. Кто ж знает? Еще один заплачет по Лельке. И он и я любили ее. Сын каждый день вспоминает. Все на кладбище просится. Только сегодня забыл. Почему из жизни первыми уходят любимые, а никчемность остается жить?» – задумался человек.

Опять звонит телефон. И снова Игорь:

– Чем занят, Жень? Мне нужно увидеть тебя. Можно? Но я не один, с женщиной. Нет, без всякой грязи. Исключено. Она просится продавцом в пивбар. К тебе. Потому нужно, чтоб сам увидел и поговорил, подойдет ли, возьмешь или нет? Такое самостоятельно решить не могу. Привозить? Да, я тоже думаю, что разговор не стоит откладывать, мы ненадолго. А сторож уже имеется. Этого завтра увидишь. Приеду, расскажу.