Текст книги "Павшее Королевство (ЛП)"
Автор книги: Элизабет Мэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Виски прокладывает путь вниз по моему горлу, и, клянусь, я потеряла все чувства на своём языке. Звук, который я издаю, что-то среднее, если бы я закашляла или подавилась.
– Оно абсолютно отвратительно, – говорю я, передавая назад.
– Последняя бутылка на земле, – Гэвин морщится от очередного глотка. – Со вкусом безысходности. Можешь сказать спасибо пикси, что нашёл ее.
Деррик выглядит оскорбленным.
– Так неблагодарно. Посмотрим, утруждусь ли я принести тебе другую бутылку, если найду ее. Я вылью её перед тобой в огонь и буду наблюдать, как ты рыдаешь.
– Ноешь, ноешь и ноешь, – улыбается Гэвин.
Он предлагает мне ещё глоток, но я качаю головой.
– Так, – я многозначительно смотрю на Гэвина, когда наклоняюсь вперед подбросить еще одно полено в костер. – Судя по твоему молчанию на этот счет, я так понимаю, что тебе не позволено упоминать Киарана, – я киваю на Деррика: – Этот два дня провёл со мной, отказываясь называть его имя.
– Он заслужил это, – ворчит Деррик. Он роняет швейный наперсток мне в ладонь. – Плеснешь сюда немного этого зелья?
Я закатываю глаза и наполняю наперсток виски.
– Не думай, что я не заметила, как ты сменил тему.
– Я не менял тему. Я праздную твоё возвращение, снимая пробу этого мерзкого пойла. С возвращением! Ты все ещё должна мне танец в пиратском костюме.
– В пиратском костюме? – Гэвин смотрит с интересом.
Я расслабляюсь, поскольку новое полено разгорелось и послало блаженную волну тепла ко мне.
– Не спрашивай. Ради Бога, не спрашивай.
– Ох, ну теперь-то я должен знать. По сути, я нахожу себя искренне интересующимся.
Деррик радостно открывает рот, но я цыцкаю на него.
– Не смей. Гэвин, прекрати потакать его безумным фантазиям. Он, вероятнее, сошьет тебе платье.
Деррик засиял.
– О, моя легкомысленная тётушка, никогда не думал об этом, – он медленно окидывает Гэвина долгим, оценивающий взглядом, словно прикидывая размер платья. – Ты будешь выглядеть так прекрасно в оборках и кружеве, Видящий. Думаю, голубой – это твой цвет. Я даже сделаю тебе корсет…
Гэвин издает поперхнувшийся звук в глубине горла.
– С маленькими бантиками. А затем я сошью тебе изящное нижнее белье…
– Айлиэн, останови его.
– Это ты поощрял его. Ты заслужил это, после твоего отказа рассказать мне о Киаране. А теперь говори. Расскажи мне все.
Гэвин мнется и бросает взгляд на Деррика.
– Эйтинне может и не угрожала моей жизни, – наконец говорит он, – но она чётко дала понять: она хочет сама поговорить с тобой, когда вернется, – он кладет локти на бревно и откидывается назад. – Честно, я надеялся, что ты выпьешь виски и вырубишься.
– А я надеялся, что ты вообще не станешь упоминать Киарана, – ворчит Деррик.
Я издаю звук разочарования. Ладно. Я еще много о чем хочу спросить.
– Тогда расскажите мне, что случилось с Лоннрахом и Сорчей.
Гэвин пожимает плечами.
– Никто не видел Лоннраха с тех пор … – я замечаю, как его взгляд следует ниже моей ключицы, как будто он ищет шрам, который убил меня. Затем он отводит взгляд. – Ты ранила его, и он сбежал после нападения. И Сорча тоже.
– Не напоминай, – говорит Деррик. – Я бы с удовольствием содрал кожу живьем с этой клыкастой ведьмы, после того, что она сделала с Айлиэн. И я был бы рад сохранить голову её брата, – он останавливается. Затем: – Он бы стал отличным трофеем в саду.
Гэвин выглядит сбитым с толку.
– Какой сад? – он бутылкой указывает вокруг. – Мы посреди чертового леса на грани апокалипсиса.
Ореол Деррика вспыхивает красным.
– Сад, который я намереваюсь создать из трупов наших врагов, – шипит он. – Я не виноват, что в вашем чертовом человеческом мозгу недостаток кругозора.
Пока они перекидывались словами, мои пальцы впились в ладони. Значит Сорча и Лоннрах ушли. Конечно же, они ушли. Сорча месяцами планировала атаку: найти кристалл из Старого Королевства и использовать его силу, чтобы разрушить связанную с Эйтинне силу Киарана. Снова превратить его в Неблагого Короля. Сорча спасала меня более чем единожды, чтобы удостовериться, что это случится. Она предала своего брата. А затем убила меня.
Не знаю, кого из них я ненавижу больше. Её – за то, что украла мою жизнь и забрала у меня маму, или его – за то, что сломал мой дух и заставил меня желать смерти.
Я бы убила их обоих, если бы могла. Но убийство Лоннраха принадлежит Эйтинне, а я не могу убить Сорчу, даже если бы у меня появилась такая возможность. Тысячи лет назад, когда Киаран правил Неблагим Троном, Сорча была его консортом. Они произнесли клятву, которая связала их жизни вместе. Если умрёт Сорча, он тоже умрет.
– Что на счёт остальных фейри? – прерываю я. – Те, что были под командованием Лоннраха и те, что были с людьми в городе Деррика. О них что-нибудь известно?
Деррик замолкает, а Гэвин переводит взгляд на огонь. Тени играют на его лице по шрамам, которые он получил во время атаки фейри, пока я была заключенной Лоннраха. Я никогда не забуду тот загнанный взгляд в его глазах, когда увидела их в первый раз. Гэвин бежал и скрывался годами к тому моменту, когда я сбежала из мира фейри. Почти все следы человека, с которым я выросла, исчезли, заменились мужчиной, который ожесточился от горя и войны.
– Люди в порядке, – наконец говорит он. – Несколько фэ с корабля приходили к нам за припасами, сейчас они держатся неподалеку Западных островов. Здесь недостаточно безопасно. Не с… – он оглядывается на меня. – Некоторые фейри, которые были с Лоннрахом бросили других, но большинство выбрали стороны. Подавляющее большинство не стало выбирать Эйтинне.
Деррик выглядит раздраженным.
– Те, кто стали снова Благими после того, как сила Киарана восстановилась, должны были остаться верными своей Королеве, но они отвернулись от нее. Никогда не видел никого, кто повернулся бы спиной к их собственному Двору, – затем он ворчит – Проклятые предатели.
Когда Киаран решил оставить Неблагой Трон, Эйтинне забрала часть его силы, которой необходимо питаться людьми, чтобы выжить. Однажды у него был такой же голод, который я почувствовала в Неблагом, с которым сражалась в лесу, только его роль в качестве Короля, делает этот голод ненасытным. У Эйтинне не было сосуда, чтобы передать его силу другому фейри, согласному или способному принять ее, так же как я приняла силу Кайлих. Поэтому эта сила распределилась по всем фейри в двух Королевствах, и тогда даже Благие фейри стали Неблагими.
Теперь, когда эти Неблагие силы Киарана вернулись, эти фейри снова стали Благими. Но вернуться назад в прежнюю форму, не значит, что они простят свою Королеву за то, что она сделала с ними, точно так же, как и с Двором, который они когда – то возненавидели (даже если она это сделала случайно) или за то, что закрыла их на тысячи лет в тюрьме под Эдинбургом, так чтобы они не могли причинять людям вреда.
Гэвин закатывает глаза от слов Деррика.
– Давай будем честными? Они отвернулись от Эйтинне, чтобы спасти свои шкуры, – он отклоняется назад и подносит горлышко бутылки к губам. – Мы на проигрывающей стороне и ты знаешь это.
Проигрывающая сторона. Это значит, что Киаран выигрывает.
Деррик качает головой и шикает на Гэвина.
«Ты должна спросить. Должна». Но сначала … я краду бутылку и делаю большой глоток. Чертов ад, все горит.
– Ладно, – говорю я. – Расскажите мне о Киаране. Оба. Любой из вас. Я не хочу ждать Эйтинне, – когда они все еще молчат, я выдаю – Прекратите пытаться защитить меня, или притворяться, что знаете, что лучше для меня. Это просто смешно и оскорбительно, после всего того, через что я прошла.
Гэвин и Деррик снова смотрят друг на друга. Деррик тихо матерится и собирается заговорить, но голос Эйтинне прерывает его.
– Подожди.
Я оглядываюсь и вижу ее накраю леса. Её глаза встречаются с моими и что-то грустное мелькает в них.
– Сначала тебе нужно кое-что увидеть.
Глава 9
Я более чем уверена, что мне не понравится то, что она мне покажет.
– Это как-то связано с Книгой? – спрашиваю я, пока она ведёт меня через лес. Пожалуйста, пусть это будет связано с этой проклятой Книги.
Мы идём уже добрых десять минут, дальше и дальше от тепла лагеря, в морозную атмосферу леса. Впереди нет никакого света, ничего, чтобы определить, куда она меня ведет.
Эйтинне качает головой.
– Я отправила послание sìthichean, которые ещё верны мне, чтобы выяснить, что они могут рассказать о Книге. Я не могу рисковать, доверяя тому, что знаю сама, – она жестом указывает повернуть с тропинки. – Сюда.
Моё дыхание на выдохе превращается в белый туман. Сейчас должна быть весна, к этому времени снег уже должен начать таять, а ростки цветов прорастать сквозь ледяную землю леса. Знак того, что глубокая тёмная шотландская зима подходит к концу.
Здесь нет цветов. Нет листьев. Только холодный, кусающий ветер и чёрные ветки под беззвездным небом.
Эйтинне останавливается так внезапно, что я практически в нее врезаюсь. Удивленная, я обхожу её и вижу прямо на своем пути дом, скрытый в самой тёмной части леса, за небольшим лугом. Он больше домиков Эйтинне, но точно так же наспех возведенный. Только в этом строении нет окон или других дверей, ничего, чтобы принести свет внутрь, кроме одиночного входа передо мной. Сама дверь вставлена в массивный валун с отметками фэ, выгравированными в камне.
Это заставляет меня сделать шаг назад. Оно не гостеприимно. У двери нет никакого пылающего огонька, никакого приветствия. Ничего, по чему можно было бы судить, что это что-то большее, чем ещё один заброшенный дом, которыми сейчас заполнена страна.
Мы, шотландцы, описали бы это место, как дом с привидениями. Потому что один взгляд на него посылает сквозь тебя мороз.
– Что значат эти отметки? – спрашиваю я нерешительно.
– Fois do t’anam, – бормочет Эйтинне. – Это предложение мира, – она кивает в сторону коттеджа. – Иди. Я буду ждать тебя снаружи. А затем я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать.
«Нет», – думаю я, когда делаю эти первые трясущиеся шаги в направлении двери. «Нет, нет, нет. Поворачивай обратно. Не ходи внутрь. Не смотри на то, что она хочет показать тебе».
«Это все изменит».
Но я должна. Моё сердцебиение стучит в ушах, когда я поворачиваю ручку и открываю тяжелую деревянную дверь.
Первое, что я вижу – кровати. Десятки кроватей, занимающие каждый сантиметр пространства, как в больнице, когда она битком забита. Единственное свободное место – это островки между каждым рядом, проходы. У каждой кровати стоит столик с одинокой свечкой, свечение которой распространяет тени по коттеджу.
На каждой кровати лежит человек. Некоторые лежат настолько бездвижно, что я задаюсь вопросом, может Эйтинне держит здесь своих мертвых, но когда я присматриваюсь поближе, я вижу, что они живы.
«Если вы сможете назвать этот Ад жизнью».
Их глаза широко открыты, но без видимого понимания их окружения. Ни один из них не заметил, что я здесь, даже когда я прохожу мимо кроватей. Их выражения лиц остаются прежними: в радостном, извращенном благоговении. Как будто их взор только что зацепил нечто прекрасное. Или нечто ужасающее.
Нечто, за что бы они ползали в ногах. Что-то, за что они умерли бы.
Я никогда не видела людей, настолько страдающих недоеданием, таких шокирующе худых и истощенных, что их кости острые, как лезвия. Если бы я приподняла эти одеяла, то смогла бы пересчитать их ребра. А их запястья … боже, какие же они тонкие. Насколько просто их сломать. Не могу остановить себя, сравнивая кисти рук с хрупкими, пораненными птичьими крыльями; их пальцы сжимаются и разжимаются, как будто бы им больно.
У каждого человека рядом на подушке располагается маленький серый фейри, крылышки обернуты вокруг их тел, как будто бы они спят… но они не спят. Каждая фейри вонзила зубы в горло своих человеческих жертв достаточно сильно, чтобы пустить кровь.
Мой инстинкт – атаковать, схватить этих фейри и убить их всех. Но когда я шагнула вперед, Блуждающий Огонек замер, посмотрел на меня и вытащил свои зубы из кожи женщины.
Она вскинулась. Её слишком тоненькие руки начинают хватать воздух, как будто пытаясь вернуть Огонька назад. Звук из её горла похож на воющий отчаянный крик, как у животного, пойманного в ловушку. Её конечности трясет с такой яростью, что боюсь она может поранить себя.
Я дергаюсь назад, болезненно ударяясь лодыжкой о ближайшую кровать. Едва замечаю. Я ахнула и прикрыта рот рукой от того, что увидела, когда одеяло соскользнуло с её тела.
Отметки на руках и ногах, шрамы слишком большие, чтобы винить за них Огоньков. Тридцать шесть человеческих зубов. Сорок шесть тонких клыков. Ещё, ещё и еще. Нет ни единой части её тела, которую бы обошли стороной.
«О Боже. О Боже, О Боже».
Глаза маленького фейри встречаются с моими, когда он ещё раз вонзает свои крошечные зубы в её шею. Он впивается своими клыками так глубоко, что кровь стекает на её ключицу.
И женщина снова ложится на подушку со вздохом… И улыбкой.
В животе потяжелело. Я разворачиваюсь, распахиваю дверь и выбираюсь из этого коттеджа. Подальше от этих кроватей, этих фейри, этих людей.
«Не оглядывайся. Забудь все снова. Забудь то, что видела».
Я цепляюсь ногой за камень, но мне удается сохранить равновесие и не упасть на землю. Кто-то зовет меня по имени прямо тогда, когда я пересекла поляну и опустошила содержимое желудка в кусты.
Я кладу руки на колени и прерывисто дышу. Крепко закрываю глаза, словно это как-то может стереть картину той женщины, живущей с единственным только желанием: укусом фейри.
Киаран однажды рассказал мне, что случается, когда фейри забирают людей. Их отрывают от этого, а они все жаждут большего. Когда sìthichean решает забрать человека, это не то, от чего можно уйти. Никогда.
Я никогда не видела этого прежде. Я никогда не видела людей, настолько зависящих от касаний фэ, что это все, что держит их в живых. Я пережила смерть и войну, но было что-то в этом… В том, чтобы видеть людей, чахнущих и ослабевающих в кроватях. Борьба покинула их.
Они с таким же успехом могли бы быть мертвы.
– Айлиэн, – раздается нежный голос Эйтинне. Она подходит ближе. – Ты в …
– Не надо, – я протягиваю руку и вытираю рот рубашкой. – Пожалуйста. Мне нужна минутка.
– Хорошо, – выражение её лица терпеливое, понимающее.
Я облокотилась о ближайшее дерево и соскользнула вниз, пока не оказалась на холодной почве. Мне все ещё плохо. Так чертовски плохо, что я не могу даже стоять. Занимает около двух минут, прежде чем тошнота проходит, и я могу говорить.
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне правду, – говорю я ровным голосом, без эмоций. – Никакой фейрийской полулжи. Никаких загадок. Они … – я тяжело сглатываю, потому что слова прилипли к языку. – Это жертвы Киарана?
Эйтинне ничего не произносит. Её молчание говорит за нее. Но, как будто этого не было достаточно плохо, она наконец-то отвечает, прошептав:
– Айе.
Я закрываю рот ладонью. Клятва, которую Киаран дал Охотнице, в которую влюбился тысячи лет назад, запрещает ему убийство людей, иначе он сам умрет. Когда фейри даёт клятву, он остаётся, связан ею навеки.
Но будучи Неблагим Королем, его цель – смерть, разрушения. Он умрёт, если не будет питаться человеческими жертвами. Когда Киаран попросил Эйтинне забрать ту часть себя, которая требовала человеческие жертвы, она была способна помочь ему, но, только заплатив цену: ей пришлось связать силы, которые делали его Королём Неблагого Двора.
Когда Сорча убила меня, она использовала кристалл Старого Королевства, чтобы развязать узы Эйтинне и вернуть ему его способности. И это судьба Киарана. Убивать людей или умереть, или питаться ими и оставлять подобным образом.
– Почему они здесь? – я прижимаю ладони к глазам, словно это может помочь мне забыть. «Почему ты держишь их здесь?»
– Кадамах оставляет их на границе наших территорий, – отвечает она тихим голосом. – Деррик говорил мне, что проткнуть их мечом – было бы милостью. Либо же я могла просто убрать фей от их вен, и позволить им просто исчезнуть, но я не могу. Я просто … не могу, – клянусь, я вижу сожаление в её выражении лица. Жалость ко мне. – Ты можешь попробовать спасти его, но я не знаю, есть ли в нем ещё твой Киаран МакКей.
Он оставляет их там. Как тогда sluagh приносили Эйтинне подарки Киарана. Жестокая насмешка, послание. «Я собираюсь выиграть».
Нет, он не может быть таким. Не может. Должна быть часть его, до которой ещё можно дотянуться, которая стоит спасения.
Так много чувств проходят сквозь меня, каждое хуже воспоминания, как меч Сорчи проходит сквозь меня. Мне не следовало бы волноваться за Киарана. Я не должна позволять себе. Потому что я не могу быть объективной. Я не могу отказаться от него.
Он в моем сердце, а я в его, и, думаю, это уничтожит нас обоих.
Как будто бы прочитав мои мысли, Эйтинне опускается на колени рядом со мной и кладет руку на мою.
– Ты должна понять, – говорит она, – стать слишком привязанным к человеку – это проклятие, это то, что мой вид учит с раннего возраста, потому что мы не можем не привлекаться человеческой красотой. Ее хрупкостью.
Она продолжает:
– Моя мама всегда говорила, что любить человека – это как любить бабочку. Когда я была молода, она каждый день меня спрашивала: «Что делает людей лучше нас?» И она никогда не была удовлетворена ответом, пока я не нашла правильный.
– И что это? – произношу я, ужасаясь того, что услышу.
Эйтинне смотрит на меня.
– Вы умираете.
Ну конечно. Кайлих будет учить чему-то подобному. Она однажды сказала мне, что могла бы простить Эйтинне за создание Соколиных Охотниц – ряд человеческих женщин, одаренных силой Эйтинне, чтобы помогать убивать ее врагов, но она никогда не простит Киарана за то, что он полюбил человека.
«Один из них должен умереть», – сказала она. «Это должен быть Кадамах».
Мои ногти впиваются в ладони. Маленькая боль, чтобы упростить мои мысли.
– Почему ты рассказываешь мне это?
– Это цена бессмертия. Мы обречены наблюдать, как люди, которых мы любим, умирают, и всякий раз это убивает некоторую часть сочувствия в нас, – рука Эйтинне сжимает мою. – Теперь ты понимаешь? – шепчет она грустно. – Ты его бабочка.
Его бабочка. Его хрупкая человеческая девочка. Один меч в сердце, и я умерла, как бабочка, которая потеряла свои крылья. Так просто.
– Эйтинне, где он?
Эйтинне отводит взгляд. Она молчит так долго, что я задаюсь вопросом, ответит ли она вообще. Затем, голосом едва громче дыхания, она произносит:
– Пойдём со мной.
Глава 10
Эйтинне открывает портал фейри – простейший способ путешествия на длинные расстояния в одно мгновение. Тот, что она создала – яркий контур, появившийся между деревьями, словно она просто пожелала, и он появился. В одно мгновение его здесь не было, а в следующее … Вот он.
Пройдя через него, мы оказываемся на вершине утеса, возвышающегося над бушующим морем. Пейзаж мне знаком: я узнаю границу деревьев прямо у скал и форму холмов в отдалении. Мы находимся на заливе, который ограничивает королевство пикси, напротив того места, где Сорча убила меня.
– Там, – шепчет Эйтинне, указывая на воду. – Он там.
Я поворачиваюсь, ожидая увидеть древний кристалл в руинах города Деррика, кристалл, который Лоннрах хотел так сильно, что уничтожил город пикси, чтобы найти его. То, что находится там вместо этого, заставляет меня шокировано втянуть воздух.
Откуда, чёрт побери, это появилось?
Справа от побережья находится остров, поддерживающий темный, остроконечный дворец. Он выглядит так, будто вырезан из скалы – одиночный огромный кусок кристалла словно развернулся вокруг себя, чтобы сформировать высокое зазубренное здание, что возвышается над водой. Оно острое, мечеподобное. Я ощущаю его силу: ужасная, неугомонная тёмная энергия, такая же холодная, как укус зимнего ветра.
На том острове не сохранилось природы. Почва опаленная, черная и потрескавшаяся, полностью лишенная влаги, несмотря на то, что окружена морем. Несколько деревьев рассеяны по земле, они состоят из острых голых веток, которые дугой изгибаются в сторону развернувшегося кристалла дворца. Они иглоподобные, тернистые и манящие, столь же зловещие, что я видела в мире фейри. Столь же пугающие.
Дворец выглядит так, будто возведен в качестве угрозы, предупреждения.
– Кадамах поднял остров из моря, – говорит Эйтинне низким голосом. – Он построил его вокруг кристалла, идеальное воссоздание его Дворца в Неблагом Королевстве, – она замешкается, прежде чем добавить: – Не сомневаюсь, что в качестве преднамеренного послания, что мне там не рады. Он даже создал новых солдат, чтобы восполнить свои ряды, взамен тех, которых я убила.
Создал новых солдат?
– Он может это делать?
– Используя кристалл, – Эйтинне грустно улыбается. – Почему ты думаешь, он хотел его так сильно, что убил всех в королевстве твоего пикси, чтобы найти его? Это бы гарантировало ему лёгкую победу надо мной, когда наши королевства воевали. Он был бы непобедим.
Кристалл, который Сорча использовала, чтобы восстановить силы Киарана. Я помню, что высотой он был с Эдинбургский многоквартирный дом, возвышающийся и неприступный. Этот замок сделан из того же блестящего материала – темного камня, который светится изнутри, огонь внутри черного обсидиана.
Как будто бы само здание недостаточно пугающее, десятки солдат-охранников стоят прямо перед огромными воротами. Они в прекрасной форме и подготовлены к атаке. Эта проклятая крепость.
– Ты ходила увидеться с ним?
– Конечно, ходила, – я слышу печаль в её голосе. – Я пыталась, по крайней мере, десятки раз заставить эту упертую задницу поговорить со мной, но он не позволял мне войти.
Удивившись, я смотрю на неё.
– Не позволял? Почему?
– Он готовится к сражению со мной, – отвечает она мягко. – Первое, что он делает – закрывается, – Выражение бесстрастно, но напряженные плечи выдают ее эмоции. – Я уже видела это раньше.
– Когда? – мое сердце болит за нее.
– Так поступила наша мама, когда мы вошли в свою силу, – я замечаю, как ее рука задрожала, когда она убирала волосы назад. – Среди daoine sìth не бывает различий между Благими и Неблагими в младшем возрасте, – объясняет она. – Мы рождаемся с теми же примитивными способностями. У нас у всех так же есть клыки, хотя Благим и нет нужды пользоваться ими.
Daoine sìth самые могущественные фэйри во Дворах. Они так же больше всего внешне похожи на людей, хотя уровень их красоты ни с чем не сравнить.
Я не знала, что у них у всех есть зубы, как у Лоннраха и Сорчи – второй ряд острых клыков, которые появляются из десен, чтобы было проще кормиться человеческой кровью и энергией. Я всегда предполагала, что дело в их происхождении, и, возможно, легенда о вампироподобной фейри, называемой baobhan sìth просто выросла за века, когда Сорча убивала людей, пока остальные daoine sìth были заперты под Эдинбургом, в тюрьме, созданной Эйтинне.
– И пока наша мама не могла знать, к какому Двору мы принадлежим, – продолжает Эйтинне, – веками Кадамах и я росли вместе. Когда наши взрослые силы наконец-то проявились, и он не смог остановить себя от убийства своего первого человека, я узнала, кем он был. Что это значит.
– Тогда-то вас и разделили, – произношу я.
– Так и случилось, – кивает Эйтинне. – Наиболее распространено, что родные братья и сестры принадлежат одному Двору, но разделение – это не нечто неслыханное. Поначалу Кадамах и я пытались скрыть наши пробудившиеся способности, мы не хотели жить врозь. Он убивал человека за человеком, и каждый раз он был самим собой достаточно долго, что я забывала, кто он. Затем он превращался в того, кого я едва узнавала, прежде чем снова начать охотиться, – она передергивает плечами. – В конце концов, он больше не смог скрывать это от нашей мамы. Поэтому она забрала нас в соответствующие Дворы и отказывала нам в любом контакте. Она сказала, что так будет проще для нас однажды отправиться на войну, если мы прекратим думать друг о друге, как о брате и сестре.
Я снова смотрю на темный дворец, построенный Киараном.
– Так значит, он пользуется ее тактикой, – бормочу я.
Я подхожу ближе к краю утеса и смотрю вниз. Падение привело бы прямо к основанию скалы. Я прыгала с этого утеса прежде, и я бы умерла, если бы Киаран не был рядом со мной. Мне никак не попасть на тот остров самой. Даже со способностями Кайлих, я все еще человек. Я разобьюсь о скалы снизу.
– Открой другой портал, – говорю я Эйтинне. – Он поговорит со мной, ему же лучше поговорить со мной.
Эйтинне изучает дворец и солдат, охраняющих его, решая, каким образом я проберусь внутрь. Она слегка мотает головой.
– Однажды я верила в это же, – говорит она мне. – Я просто надеюсь, что он не сделает с тобой тоже, что сделал со мной.
– Что он сделал с тобой?
– Прошли годы с тех пор, как нас впервые разделили. Мама учила меня презирать его, а я так и не смогла. Поэтому я отправилась к нему, – она жестом указывает вниз на остров, ее выражение лица практически холодное. – Это выглядело точно так же, вплоть до численности солдат. Кадамах создание привычки.
– Он поговорил с тобой? – ты же не хочешь этого знать, и все же спрашиваешь. Цена, что ты платишь за правду, знание.
– Нет, – отвечает она ровно. – Он выжидал, как долго я простою у ворот. За каждую минуту, что я прождала, чтобы он увиделся со мной, он посылал своих sluagh ловить моих наиболее уязвимых подданных. А затем ежедневно, на протяжении пятисот дней, он отправлял мне их тела, – руки Эйтинне по бокам сжимаются в кулаки. – Они стали его первыми подарками.
Я вздрагиваю. "Теперь ты знаешь. Ты чертова дурочка."
– Почему, ты думаешь, он оставил этих людей у моих границ? – Эйтинне краснеет от гнева. – Так он говорит мне, что убил бы их, если бы мог. Он провоцирует меня.
Кайлих показывала мне некоторые худшие части прошлого Киарана, вещи, которые я никогда не смогу забыть. Я не хочу оправдывать то, что он сделал. Некоторые вещи настолько ужасны, что цена за их прощение становится непреодолимой.
Но Киаран провел две тысячи лет, пытаясь искупить вину. Я должна верить, что там все еще есть часть его, которая ищет искупления, часть его, что выбрала человеческое имя. Часть его, о которой я переживаю.
Когда Лоннрах держал меня в плену, Киаран не отказался от меня. И я так же не откажусь от него.
Как же я глупа.
– Он спас мою жизнь, – говорю я ей. – Я должна вернуть ему долг.
Эйтинне кивает, выражение ее лица противоречивое.
– Ладно, – она резко делает шаг назад с утеса. – Ладно. Когда я услышу вести о Книге, я создам тебе портал. Если ты права, и он все еще твой Киаран, он захочет помочь.
– А если нет?
Она опускает глаза, но не перед тем, как мне удалось увидеть в них сожаление. Она ничего не говорит; ей и не нужно. Я могу увидеть ответ в ее чертах лица так же уверено, как если бы она произнесла слова вслух.
«Тогда мне придётся убить его».
Глава 11.
Этой ночью я заснула рядом с костром, и мне приснился Киаран.
Мы лежим на кровати в незнакомой комнате, столь же богатой, как что-либо, украшающее королевский дворец. Над нами свисает люстра, созданная из кусочков черного опала в форме слезинок, освещенных изнутри красным пламенем. Мерцающие стены комнаты сделаны из обсидиана, украшены тщательно продуманным узором, таким же, как на коже Киарана. Растянутый от пола до потолка узор извивается сложными, направленными ответвлениями.
Кровать под балдахином огромного размера, сделанная из ольхи, с резным узором. Она пахнет пеплом, дымом и вереском.
Пальцами провожу по шрамам, покрывающим спину Киарана – замысловатый ряд спиралей, линий и петель, которые кажутся выжженными на его коже, а затем и вырезанными, дюйм за дюймом обжигающей боли. Они отражают его клятву – не убивать людей, его наказание за тех, кого он убил. Каждая его жертва занимает свое место на его коже, их собственная отдельная метка.
Они его расплата. Клятва, которая сделала из него Киарана.
– Ты – все еще ты? – спрашиваю я его. – Или…
«Кадамах. Кто-то еще. Кто-то, кто не заслуживает прощения»
Он переворачивается ко мне, его руки скользят вокруг моей талии, чтобы прижать меня поближе. Мы прижаты друг к другу, кожа к коже, и в этот момент мне больше нигде не хочется быть.
– Временами, – говорит он. – Зависит от…
– От чего?
– Могу или не могу я притворится хотя бы на несколько минут, что ты все еще можешь войти в комнату и начать задавать раздражающие вопросы.
Я смеюсь.
– Говоришь так, как будто это ты.
– Айе. До тех пор, пока не вспоминаю, что ты не войдешь в комнату. Больше никогда.
Я ничего не говорю и только обнимаю его крепче, потому что мне не хочется отпускать этот момент. Нас.
– Хотелось бы мне, чтобы ты перестала мне сниться, – шепотом произносит слова у основания моей шеи. Он прижимает губы к тому месту. Один раз, второй …
– Правда? – когда я пальцами пробегаюсь по его позвоночнику, по нему проходит легкая дрожь. Этот крошечный физический ответ свидетельствует о том, какой эффект я произвожу на него, что-то, что он нельзя спрятать. – Ты пытаешься забыть меня, Маккей?
Киаран поднимает взгляд на меня, его прекрасные лиловые глаза по-странному уязвимы.
– Произнеси это имя снова, – его голос грубый из-за эмоций, бурлящих в нем. Он чувствует. А если он все еще чувствует, значит он Киаран. И стоит того, чтобы его спасти.
– Маккей, – улыбаюсь я.
Его пальцы скользят вниз по спине. Ниже.
– Снова.
– Киаран Маккей.
Его имя едва покидает мои губы, как он целует меня, долго и медленно. Я с дыханием снова выдаю ему его имя. Повторяю. Как мантру. Снова. Еще раз.
Он вознаграждает меня новым поцелуем, еще одним. Следует кончиками пальцев по моей коже медленными, изучающими поглаживаниями, которые заставляют выгнуться навстречу. От этого во мне вспыхивает желание.
Когда он накрывает мое тело своим, прежде чем забыть себя, шепчу ему кое-что еще.
– Я собираюсь спасти тебя.
Киаран замирает.
– Спасти меня, Кэм? – его низкий, грустный смех достаточно холодный, чтобы заморозить мое сердце. Следующие слова он шепчет у пульса на моем горле: – Если бы ты была жива, ты бы желала моей смерти.
Затем он вонзает зубы в мою кожу.
Просыпаюсь, с трудом дыша. Фантомная боль от укуса Киарана настолько сильная, что я бессознательно тянусь пальцами вверх, чтобы помассировать кожу над ключицей. Тепло его языка на моем пульсе было настолько реальным. Слишком реальным.
Сердце бешено бьется, сажусь и оглядываюсь, наполовину ожидая обнаружить себя в той огромной кровати из сна – но я все еще у костра в лагере Эйтинне.
Шкура животного, под которой спала, соскользнула на колени, и я задрожала от холодного воздуха. Костер давно догорел и сейчас только подсвечивает оставшееся обугленное полено. Первые предрассветные лучи проглядывают сквозь деревья.
Гэвин и Дэниэл по обе стороны от меня все еще крепко спят. Деррик свернулся на моем плаще у ног, его руки вцепились в ткань. Он храпит довольно громко для такого крошечного создания.
