Текст книги "Павшее Королевство (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Павшее Королевство

Год: 2017

Автор: Элизабет Мэй

Жанр: Фэнтези

Серия: Охотницы / The Falconer, книга #3

Язык издания: английский

Перевод группы: 💎 БЕСТСЕЛЛЕРЫ 💎 Книжные романы!

Перевод: Маргарита Козловская (1-6гл), с 7гл – Елена Курак

Сверка: Елена Курак

Корректор: Victoria Malafeeva

Редактор: Анюта Солнцева

Книга предназначена только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без уведомления администрации группы и ссылки на сообщество – строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено. Пожалуйста, уважайте чужой труд! P/S/ Перевод любительский!

Команда группы БЕСТСЕЛЛЕРЫ не несет ответственность за использование и распространение данных материалов иными лицами. Внимание – перевод любительский

Для моих читателей.

Кто посылал мне электронные письма и сообщения, которые заставили меня улыбнуться.

Кто рассказал своим друзьям о моих книгах.

Кто оставался с этой серией от начала до конца.

Кто знал меня задолго до этого,

и кто поощрял меня все эти годы.

Я написала эту последнюю книгу для всех вас.

– Элизабет Мэй

Глава 1

Я появилась девушкой: отчаянно прорывающей себе путь на землю слабыми, дрожащими конечностями, с криком на губах и горлом, наполненным пеплом…

Прорываюсь на поверхность. Открываю глаза, чтобы увидеть серое небо. Воющий вскрик пронзает воздух – я понимаю, что он мой.

Мои ногти погружаются во влажную почву, пока я выталкиваюсь из земли. Я падаю на живот, щека прижимается к грязи. Я задыхаюсь, пытаясь произнести слова, которые застряли у меня в горле: бессмысленный перечень чего-то на языке, без воспоминаний, без каких-либо причин для них. Передаваемая информация становится более рваной, как и мое дыхание, все более и более бессвязной, пока я прихожу в себя. Затем начинают формироваться мысли. Они затуманивают мой разум, их слишком много.

«Где я? Как сюда попала?»

Не помню.

Пошатываясь на ногах, хватаю соседнюю ветку, чтобы устоять. Моргаю от света, мое зрение проясняется, когда я смотрю перед собой.

Я в лесу, который сожжен дочерна, каждое дерево вырвано с корнями и лежит на земле. Скрученные ветви, будто поймавшие меня в клетку, тянутся к небу, словно корявые пальцы. Я кашляю из-за сильного запаха дыма от недавно потухшего огня. Воздух настолько насыщен, что мне приходится зажать нос рукой. Это едва помогает. Мои обнаженные руки покрыты сажей. Черное платье, которое на мне надето, в грязи.

Я провожу рукой по шелковистой ткани.

«Как случилось, что я оказалась в этом?»

Мне оно даже не знакомо. Ничего не знакомо. Я не помню свою жизнь до этого. Мое дыхание сбивается.

– Думай, – мой голос грубый, резкий. Я прижимаю руку к груди, как будто это может замедлить сердцебиение, – должно же быть что-то.

Я пытаюсь найти какой-нибудь кусочек воспоминания, успокоить панические мысли, которые снова и снова всплывают в моей голове: «Кто я? Где я? Как я сюда попала?» Но ничего не приходит. Мой разум пуст. Бесконечная пустота там, где я знаю, ЗНАЮ, что должна быть целая жизнь воспоминаний.

Позади меня что-то шелестит. В нескольких футах ворон бьет своими крыльями и садится на почерневшую ветку. Его маленькие, чернильные глаза не мигают и сосредоточены на мне. Звук, который он издаёт, похож на что-то между рычанием и криком. Я отступаю, моя кожа покрывается мурашками.

Глаза черные, как смоль. Морщинистая кожа обволакивает кости.

«Я найду тебя. Куда бы ты ни пошла, я найду тебя».

Я вздрагиваю от быстрого, мимолетного образа в моем сознании – какофонии черных крыльев и смеха, который наполняет меня страхом. Тревожные вспышки длинных острых клювов, с которых что-то капает. Кровь? Затем голос, поднимающийся из затененных частей моего разума, старый и дрожащий, но наполненный злобой.

«С этого момента каждая секунда, прожитая тобой – это мой подарок, моя милость».

Кому принадлежит этот голос? Я не помню, но что-то говорит мне, что послание, которое она передала мне, то, которое я проговаривала, когда выбиралась из земли, – важно. И что бы это ни было, это до чертиков испугало меня.

Голос явился снова, на этот раз слабее. Угасая, умирая.

«Я пришла, чтобы сделать тебе предложение».

Она растворилась в пепле на моих руках.

Я вырываюсь из воспоминания резким рывком, который напугал ворона. Он взлетает в шквале перьев, пролетая слишком близко от меня. Я отступаю так быстро, что одна из остроконечных ветвей дерева режет мою ладонь. Шипение от боли срывается с моих губ, когда я смотрю на текущую кровь, которая начинает змеиться по кончикам пальцев. Прежде, чем я могу остановить себя, прежде, чем понимаю, что делаю – сила вздымается по моим венам. Она мчится прямо к моему запястью, где кровь стекает по ладони. Энергия настойчива, требовательна. Она парит в воздухе, как будто ожидая приказ, все, что я пожелаю. Я могу сделать это реальностью.

«Я ничего не хочу. Просто что-нибудь знакомое. Воспоминание».

Я потрясённо смотрю, как ветка, которая меня порезала, деформируется в металл такой же острый, как заостренный край кинжала. Это настораживает. Я помню его форму глубоко в пустом пространстве моих воспоминаний. Когда я пытаюсь составить изображение, металл распространяется по дереву, его конечности превращаются в тысячу вращающихся мечей. Кошмарный образ, всплывший из мыслей о том месте, который я никогда, НИКОГДА, не хотела бы вспоминать. Где монстры с пилообразными зубами скрывались в тени темного леса.

«Верните то, что было. Сожгите его снова. Пожалуйста».

Черные выжженные ветви заменяют металл, но моя сила не останавливается на достигнутом. Она вспыхивает в потрясающих, ярко-синих огнях, которые лижут воздух и поглощают искривлённые, мертвые деревья вокруг меня.

Задыхаясь, я закрываю глаза, страх сковывает желудок.

«Мне следует уйти отсюда. Я должна уйти, пока не сделаю хуже. Я должна…»

Оглушительный звук заполняет тишину. Я открываю глаза прямо в тот момент, когда все деревья валятся на землю, подбрасывая тлеющие угли в небо, которые затухают один за другим, как тысячи умирающих звезд.

Теперь то, что осталось – это отлично вырезанный путь через остатки скрученных ветвей.

«Втяни её. Втяни её сейчас же»

Сила, причиняя мне боль, обосновывается в груди, ее тяжесть оставляет меня раздвоенной, задыхающейся. Как будто она растягивает кости, сворачивается в пространство, которое ей не подходит – оно не было создано для нее.

Словно она изначально никогда мне не принадлежала.

Я снова слышу этот голос, который звучит, как у старухи в ее последние драгоценные моменты перед смертью: наполненный усталым, грустным осознанием смертности.

«Ты моя единственная кровь».

«Вспоминай», – говорю я себе. Я отчаянно рыщу по своей памяти, но воспоминания там слишком тонкие, хрупкие.

– Не могу, – я едва могу произнести эти слова.

«Я не могу, я не могу, я не могу».

«Старайся лучше».

Я начинаю идти по дорожке из сгоревших деревьев, прорываясь сквозь череду мимолетных воспоминаний. Они исчезают, как если бы они были песчинками, падающими сквозь кончики пальцев. «Сосредоточься». Я пытаюсь перенаправить свои мысли на что-то простое. Как я здесь оказалась. Где я.

Мое имя.

«Мое имя». Я не знаю своего имени.

Меня охватывает паника. Это невозможно. Кто забывает свое чертово имя?

Чувствуется, что оно должно вспомниться легко. Оно прямо здесь, в пределах моей досягаемости: буквы, звук, то, как мои губы образуют слоги. Но когда я напрягаю память, оно не хочет появляться.

Страх заставляет меня идти быстрее. Мои босые ноги двигаются по покрытой пеплом почве со скоростью, от которой горят ступни, но я слишком расстроена, чтобы об этом заботиться. Впереди, у кромки леса, проблеск солнечного света выглядывает сквозь облака и отражается на поверхности озера.

Я останавливаюсь ненадолго, когда образ этого озера затрепетал у меня в голове, быстро, как крылья птицы. Я летела – нет, я скакала на лошади так быстро, что казалось, будто лечу. Я гналась за темноволосым мужчиной и женщиной, которые тоже были верхом на лошади. Мы направлялись на битву, чтобы защитить людей, которые мне не безразличны. Но где они? Кто они?

«Может быть, мое отражение поможет вспомнить?»

Я срываюсь на бег, прорываясь сквозь ряды мертвых деревьев, игнорируя острую боль, когда ветки режут мои ноги. Прорываюсь через лес и спускаюсь по каменистому пляжу, направляясь к остаткам пристани. Дерево выглядит достаточно прочным, чтобы пройти по нему.

Моё имя у меня на губах; я пытаюсь как-то сформировать звуки. Оно из нескольких долгих слогов, но есть еще одно, сокращенное. Один слог, четкое и прямое обращение.

Оно приходит с воспоминанием о человеке, который отправился со мной на битву. Боже, у меня болит в груди при мысли о нем. Он шептал это сокращенное имя, словно любил то, как оно звучит. Как будто он рассказывал мне секрет. Словно, это означало «я люблю тебя» и «я хочу тебя». Словно, это было обещанием на его губах, заявлением. Клятва.

Мои ноги достигают пристани, которая застонет под моим весом. Я делаю последние шаги осторожно, чтобы доски не провалились. Затем ложусь на живот, выглядываю через край и смотрю в неподвижную воду.

«Это не мои глаза».

Это первое, что я замечаю. Они должны быть другими – карими, наверное. Сочетание коричневого и насыщенного, темно-зеленого. Сейчас они цвета светло-янтарного чистого меда. Цвет богатый, яркий и тревожащий.

«Это не мои глаза. Они не могут быть моими».

Я изучаю черты лица, чтобы понять, что еще выделяется. Мое лицо смотрит на меня, и оно выглядит знакомым. Под тонким слоем грязи и сажи рыжие веснушки рассыпались по переносице, скулам и верхушкам плеч, где платье оставило их голыми. Мои кудрявые медные волосы опускаются к воде, и один локон едва касается поверхности. Я узнаю свое лицо точно так же, как узнала бы свое имя, если бы его услышала.

Остальная часть меня обычная, нормальная. Человеческие черты на человеческом лице. Мое внимание возвращается к глазам. Не мои. Не человеческие. Холодок проносится сквозь меня, когда я вижу блеск под радужной оболочкой, как тень, пересекающая воду.

Вынуждено тянусь к своему отражению. В тот момент, когда я дотрагиваюсь до воды, она пробуждает внутри меня силу. Боже, это больно. Боль утихает только тогда, когда я снова освобождаю ее из тюрьмы в моей груди.

Лед образовывается вокруг кончиков пальцев – но он не останавливается на этом. Лёд быстро распространяется по поверхности воды, расширяясь завитками инея. Гладкая, ровная поверхность так же прозрачна, как и зеркало. Это так прекрасно, что я не могу не восхищаться ею.

Пока я не понимаю, что лед не останавливается. Я пытаюсь вернуть его обратно, но уже слишком поздно. Я не могу. Сейчас мои силы не хотят быть запертыми, они не хотят, чтобы их сдерживали или останавливали. Лед продолжает распространяться по озеру, достигая скал вдоль дальнего берега.

«Остановись. Остановись».

Вдали раздаётся грохот, и я настораживаюсь. Солнечный свет, светивший на серебряные воды озера, исчезает за темными грозовыми облаками, которых не было минуты назад. Неожиданный ледяной ветер пронизывает меня сквозь тонкую ткань моего платья.

– Прекрати это, – говорю я своей силе приглушённым шепотом, изо всех сил пытаясь затащить ее обратно в слишком маленькое пространство в груди. – Стой, стой, стой.

Моя сила возвращается так быстро и болезненно, что я вскрикиваю. Я поднимаюсь на ноги, пульс ускоряется. Озеро и пляж покрыты толстым слоем льда.

Что я только что сделала? Сила, как и мои глаза – она не ощущается правильной. Она не моя. Как такое может быть? Я не могу ее контролировать.

«Согласиться. Ты должна согласиться сейчас».

Скелетообразная рука обернулась вокруг моей в жесткой, оставляющей синяки, хватке. Увядшее тело обнимает меня и внезапно возникает мучительная, жгучая боль.

Я помню, как я откинула голову и закричала, кричала и кричала.

Поражаясь воспоминанию, я спешу уйти с этой проклятой пристани, прежде чем смогу сделать что-то похуже, чем заморозить воду и создать шторм.

«Что за чертовщина? Что я такое?»

Мои мысли шепчут мне слово. Ужасающее предположение, от которого я с тревогой замираю: «фейри».

Нет, я не фейри. Я смотрю на ноги, опухшие и изрезанные от ходьбы по лесу. Фейри не кровоточат так легко. Осознание этого немного успокаивает. Память приходит быстро: я сжимаю пальцы, впиваясь ногтями в ладони, чтобы вспомнить, что такое боль.

Боль, которая говорит, что я все еще человек. Я – все еще я. Кровоточат – это то, что делают смертные.

Я все еще смертна.

Резкий топот лошадиных копыт вырывает меня из размышлений. Ритм – слабый, устойчивый, отрывистый. Это не просто звук – я чувствую его в камнях, также, как моя сила взаимодействовала с водой. Он доносится из живого леса в дальнем конце озера. Три лошади. Каждая с всадником и…

Сила. Она ощущается так же, как воздух в дождливые дни. Тяжесть, сопровождаемая диким, земляным ароматом, похожим на цветочный. Что-то внутри меня с уверенностью даёт знать, что эти всадники – мои враги. Их сила становится ближе, скользя по земле как завитки, как темнота, как тени, брошенные деревьями.

Они ищут кого-то.

Я бросаю взгляд на руки, всё еще холодные от воды. Всадники, должно быть, ищут источник силы. Того, кто сжег лес дотла. Того, кто заморозил поверхность озера.

Меня. Они ищут меня.

Глава 2

Я срываюсь на бег. Мои босые ноги шлепают по ровным камням и поднимаются по берегу, пока не достигают рыхлой, обугленной земли мертвого леса. Из меня тянется сила, прорываясь к ветвям, сгибая их, образуя изогнутую дорожку, по которой могу двигаться дальше. Я бегу по пляжу к возвышающимся деревьям, туда, где лес остался нетронутым моими разрушительными способностями.

Всадники приближаются. Как будто чувствуют, что я поблизости, ритм лошадиных копыт становится быстрее, громче. Он соответствует ударам моего сердца, реву моего дыхания.

Живой лес полон высоких сосен, идеальное место чтобы спрятаться или атаковать. Деревья выросли настолько густо, что за линией чащи практически ничего не видно. Навес пышных, дрожащих листьев жадно поглощает солнечный свет, прежде чем тот касается земли, оставляя стволы окутанными непроницаемыми тенями. Когда я приближаюсь, ветви трещат и стонут, воздух становится холодней.

Я бегу, укрытая тьмой, и ощущаю необъяснимое волнение. Это успокаивает – я знакома с этим, создавать засады – это моя вторая натура. Я делала это раньше. Много, много раз.

Когда достигаю ряда деревьев, палки и камни в почве ощущаются острее на моих босых ногах. Ускоряюсь и перепрыгиваю последние несколько футов в чащу, ощущение, будто я ныряю в холодный ручей. Без света, который достигал бы земли, даже воздух становится холодным и суровым для моей кожи.

Я нахожу темное пространство между соснами и жду, когда придут фейри.

Лошади встают прямо за мной у входа в лес. Один из всадников фейри выпускает свою силу мягким, изучающим рывком, когда они спешиваются и направляются вдоль деревьев. Её завиток задевает волосы у моей шеи, а следом в глубине моего разума раздается голос: «Нашел тебя».

Надеюсь, он услышит мой безмолвный вызов: «Тогда подойди и возьми»

Я передвигаюсь к дереву и крепко прижимаю спину к стволу, замедлив дыхание. Моя сила уходит в вены, и я подавляю ее, игнорируя то, насколько это больно. Она пульсирует в груди, и никак не может освоиться и утихнуть, потому что пространство, в котором она содержится, слишком мало и ограниченно. Она стремится к свободе.

Еще не время. Скоро.

В этой густой чаще с моей сдерживающей силой, они не могут увидеть и почувствовать, где я. Я невидима. Улыбаюсь нарастающему волнению в моей груди. Близко. Они теперь так близко, что я могу почувствовать их.

Заглядываю за дерево, чтобы увидеть всадников. Их кожа сияет даже в тенистой роще. Хотя их лица не вызывают никаких воспоминаний, моя сила чувствует их и легко идентифицирует. Daoine sìth – самые сильные фейри в Благом и Неблагом королевствах, способные управлять элементами. Они специализируются на вхождении в разум людей и способны манипулировать ими одной мыслью.

Эти – Неблагие. Я уверена в этом. Даже когда они ищут меня, их голод за человеческой энергией ненасытен, требующий рев в глубине их разума. Моя сила может это почувствовать.

– Сюда, – говорит один из них. Из моего укрытия я могу увидеть кроваво-красный цвет его волос, наклон его сильной челюсти. – След заканчивается здесь.

– Это королева? – произносит другой.

– Мне так не кажется, – тихо говорит первый. – Но она могла послать кого-то убить за нее.

Королева. Воспоминание зашевелилось внутри меня, но оно исчезает, как только фейри приблизился к моему дереву. Они двигаются по лесу, как призраки, каждый шаг контролируется таким образом, что ни один звук их не выдаёт.

Но они не знают, что я всего в нескольких футах от них. Судя по тому, как осторожно держатся и ищут взглядом на расстоянии. Они не чувствуют меня, прижатую к дереву, словно я его часть.

Оглядываюсь в поисках оружия, останавливая взгляд на листве у моих ног. Я думаю о том, что произошло на озере, как моя кровь смешалась с силой, чтобы превратить дерево в металл. Я могу сделать свой собственный меч.

Мои губы изгибаются в улыбке, когда я выдергиваю ветку из земли, чтобы разрезать кожу на руке. Сдерживаю дрожь во время пореза. Моя сила течет по запястью тонким импульсом, которого солдаты фейри не замечают. Предвкушение битвы держит меня сосредоточенной, полной решимости. Бесстрашной. Нет времени на страх.

Тонкая линия расплавленного металла образуется вокруг ветви, изгибается и уплощается, образуя тонкую грань. Затем она удлиняется, достаточно остро, чтобы легко прорваться сквозь кожу. Лезвие прекрасно, идеально подходит для меня, с его внутренним, огненным свечением. Предмет силы, сделанный из моей крови, созданный, чтобы убивать фейри.

Я двигаюсь с мечом в руке, скользя по земле вперёд быстрыми, тихими шагами. Мне не нужно помнить свое прошлое, чтобы знать, что я делала это раньше много раз. Мое тело помнит это за меня. То, как мои колени подгибаются, чтобы движения стали быстрее. Как на носочках я касаюсь почвы и переношу свой вес. Как затаиваю дыхание, чтобы выдыхать так же тихо, как и воздух вокруг нас.

Так что фейри в самом конце их трио даже не догадался, что я здесь, пока не обернула руку вокруг него, пока не прижала ладонь к его губам и не скользнула клинком по его горлу.

Он умирает прежде, чем издать какой-либо звук.

Его энергия наполняет меня. Моя кровь воспевает в ответ гимн смерти, который только я и могу слышать. Остальные два фейри останавливаются, будто почувствовав что-то, но не поворачиваются.

Они уверены, что он позади, готовый защищать и охранять их спины.

Это их ошибка.

Первый указывает движением двух пальцев двигаться вперед. Превосходно.

Я осторожно кладу тело фейри на землю и огибаю дерево, прижимаясь к нему спиной, в то время как приближаюсь ко второму.

Я была не права в том, что охотилась так раньше. Это эффективно, жестоко и знакомо, но это другое. Моя сила гудит. Она заглушает мои шаги. Она заставляет мои суставы двигаться так же плавно, как вода, которая течет по камням. Есть в этом необузданность, которую, я уверена, никогда не чувствовала, словно я знаю весь лес и знаю каждое движение, которое должен сделать мой враг.

Я скольжу позади него, как тень. Одной ладонью закрываю его рот, как делала это с другим. Радостный дикий шепот в его ухо пугает часть меня из той жизни, которую я забыла: «Попался».

Моя рука змеится вокруг фейри, словно обнимает его, а затем я погружаю острый край лезвия сквозь его ребра прямиком в сердце. Его приглушенный крик упирается в мою ладонь. Я вскидываю голову, чтобы посмотреть, заметил ли последний фейри.

Наши глаза встречаются.

Он с ужасом смотрит, как я вытаскиваю меч из его спутника и бросаю тело на землю. Кровь капает с моего клинка, кап, кап, кап, ударяется в грязь.

В ту же секунду, когда энергия второго мёртвого фейри наполняет меня, я улыбаюсь. В это мгновение я знаю, что выгляжу как смерть.

Его выражение лица меняется на узнавание. Он произносит лишь одно слово:

– Ты.

Мгновение назад это могло бы заставить меня остановиться. Этого было бы достаточно, чтобы прорваться сквозь туман моего замешательства. Но я слишком далеко зашла. Моя сила, наконец, затихает и удовлетворяется, напевая слова, рыком пульсирующим в ушах: «Закончи это, закончи это, закончи это». В конце концов, он не бежит.

Это его вторая ошибка.

Мои пальцы хватают рукоятку меча. Я резко дергаю запястьем, и лезвие рассекает воздух. Оно ударяет фейри в шею. Его ноги поджимаются под ним, как у подстреленного оленя на охоте.

«Мы все олени»

Кто мне это сказал? Я вздрагиваю от внезапной приступа уязвимости, который приносят эти слова.

«Останови это»

Ничего нет важнее, кроме ощущения его силы, проходящей по моим венам. Теперь моей. Он должен был умереть. Иначе он бы убил меня.

Поджав губу, я шагаю и вырываю лезвие из него.

Моя голова поднимается, когда я чувствую другой источник силы. Этот менее существенен; он не имеет ни такого большого веса, ни того же глубокого, ненасытного голода. Этот больше похож на солнечные лучики, которые пробиваются сквозь дымку моей собственной силы и призывают к чему-то уязвимому во мне.

Чему-то человеческому. От этой мысли хочется плакать от радости.

Я поворачиваюсь, лезвие висит в моем захвате. Вот оно: небольшое свечение в деревьях. Ореол света, который аккуратно поместился бы в моей ладони. Он шепчет имя, звук не громче дыхания. Словно это причиняет ему боль.

– Айлиэн…

Глава 3

Айлиэн. Это имя – бремя, что-то болезненное, острое и колючее. Шесть букв и три слога, которые царапают, царапают и царапают что-то внутри меня, отрывая это, как кожу, чтобы увидеть кровь под ней.

Айлиэн.

Моя память об этом фейри настолько сильна, что я практически ощущаю его крошечные стрекозьи крылья, шелестящие под кончиками пальцев, мягкие и гладкие, как шелк. Его мелодичный смех звонкий, как колокольчик.

Айлиэн.

Нет. Нет, я не хочу этого. Что бы ни связывало с этим именем, каким бы тяжелым бременем это ни было, это слишком для меня, слишком угнетает. Это тяжелый груз, больше, чем любой человек может вынести.

– Айлиэн, – снова восклицает фейри в восторге. – Я почувствовал вспышку силы, и она ощущалась, как ты и … – он делает паузу и слегка наклоняет голову. – Твои глаза выглядят иначе. Как ты смогла…

Затем он подлетает ко мне, его движения настолько быстры, что я вырываюсь из своих воспоминаний. Возвращаюсь к успокоившимся инстинктам, боевой готовности. Это единственное, что я знаю. Это единственное, что чувствуется правильным с тех пор, как я прорвала свой путь наружу из грязи и открыла глаза, чтобы обнаружить себя одной посреди леса.

«Я тебя не знаю. Я не знаю этого имени. Тебя там не было. Никого не было»

– Стой! – мой клинок разрезает воздух между нами, кончик останавливается на коротком расстоянии от крошечного лица пикси. – Остановись! – говорю на этот раз тише. – Не подходи ко мне.

Он поднимает руки, но глаза сужены.

– Убери это. Да что с тобой?

«Ничего. Все. Я не помню»

Он пытается облететь вокруг клинка, но я снова помещаю его между нами.

– Я же сказала, не приближайся ко мне, – я занимаю боевую позицию. – Не заставляй меня причинять тебе боль.

По какой-то непонятной причине я чувствую себя виноватой, говоря это.

– Ты спятила? – пикси бросает краткий взгляд на мою фейри – жертву, и он выглядит раздраженным. – Что ты собираешься делать, заколоть меня? – когда я не отвечаю, он фыркает. – Ради бога. Я видел, как ты умерла. По крайней мере, позволь мне сесть на твоё плечо и заплести твои волосы, прежде чем угрожать мне.

«Сесть на моё плечо? Заплести мои волосы? Что?»

Затем сказанные им ранее слова доходят до меня: «Я видел, как ты умерла».

Внезапная призрачная боль пронзает мою грудь – прямо над сердцем. Она ощущается настолько реально, что я прижимаю к этому месту руку, практически ожидая обнаружить лезвие, торчащее из моих ребер. Вместо этого нащупываю только сморщенную кожу свежего длинного и тонкого рубца.

Я смотрю вниз и провожу пальцем по метке, оценивая форму и глубину раны, пытаясь понять, что могло стать ее причиной. Три меньших отметки образуют вокруг неё полукруг – дизайн внутренней части рукоятки меча, ударившего достаточно сильно, чтобы оставить там такой отпечаток.

С достаточной силой, чтобы прорваться сквозь кожу, кость и сердце. Смертельный удар.

– Я умерла? – я едва сдерживаю свой ужас. Вот почему я была в земле?

«Тогда что вернуло меня?»

Снова шепот в глубине моего сознания, такой же тихий, как шелест перьев: «Согласиться. Ты должна согласиться сейчас»

Нетерпеливое фырканье пикси прерывает мои мысли.

– Да. Теперь мы можем перейти к той части, где ты заключишь меня в чертовы объятия?!

Я почти улыбаюсь, но потом другой голос всплывает у меня в голове, быстро, словно удар сердца. Слова молодой женщины, наполненные горем: «Я не могу исцелить это». Я моргаю, чтобы прогнать жалящие слёзы.

– Как долго я была мертва?

Пикси упирает руки в бока так, словно он сопротивляется желанию прикоснуться ко мне.

– Два месяца и девятнадцать дней. Я считал.

«Два месяца и девятнадцать дней». И я не могу вспомнить ничего из этого времени, ничего из жизни до этого.

Я снова роюсь в своем разуме, но все, за что я могу ухватиться – это отпечатки, пережитки истинной радости и горя. Преследования монстров. Интимные прикосновения и обещания шепотом всю ночь. Ничего из того, что могло бы сказать мне кто я, или как я оказалась в лесу, окруженная милями мертвых деревьев и ничего не помнящая.

Опускаю свой клинок и провожу пальцами вниз по моим обнаженным, покрытым кровью и грязью предплечьям. Словно я могу найти там ответы. Как будто все должно внезапно стать таким ясным.

Ничего.

Под грязью – гладкая, безупречная кожа. И, тем не менее… это кажется неправильным. Мне удается вспомнить только фрагменты, но мои пальцы вспоминают ощущение неровной кожи, испорченной отметками в виде полумесяцев. Очертание зубов. Десятки и десятки укусов, которые говорят о потере и одиночестве.

– Я не помню, – шепчу я.

– Тебе следовало бы уточнить, – говорит пикси. Он упёр руки в бока. – Ты помнишь, как умерла?

– Нет.

– Откуда взялись эти странные глаза?

– Нет.

– А откуда у тебя появилась сила, способная сравнять целый лес?

Я издаю небольшой смешок, неожиданно для себя.

– И снова нет. Слушай…

– Ты помнишь меня, верно? – вспыхивает пикси. Когда я качаю головой, его лицо каменеет. – Но… Я Деррик. Я жил в твоем шкафу. Ты мой друг – он отчаянно машет руками. – Я создавал твои платья!

Я опускаю хмурый взгляд на своё платье.

– Ты сшил это?

Теперь Деррик выглядит оскорбленным.

– Нет, этого я не делал. Оно ужасно. Я шил для тебя с лентами и воланами, и ты выглядела так, словно была на верхушке роскошного торта.

Пока я просто смотрю на него, моргая, он пользуется моментом моей неуверенности, чтобы подлететь ко мне. Потом, прежде чем я успеваю запротестовать, Деррик зарывается в моих волосах.

Я почти отталкиваю его. Открываю рот, чтобы сказать ему: «Перестань трогать меня», потому что я начинаю чувствовать. Слишком многое. Убивать легко, это инстинкты. Для этого не нужно думать, вспоминать или сожалеть о моем пустом разуме. Это не имя, которое больше похоже на бремя.

Затем руки пикси скользят по моим волосам прямо за ухом, его щека слегка прижимается к моей, и я не могу ничего сказать. Каждого прикосновения достаточно, чтобы прорваться сквозь мои жестокие порывы заговорить с той частью меня, которую я забыла. Что-то во мне знает, что он делает это, чтобы убедиться, что я действительно здесь. В живых.

«– Как долго я была мертва?

– Два месяца и девятнадцать дней. Я считал»

Один вдох, другой, будто он вдыхает мой аромат. Деррик хмурится.

– Ты пахнешь иначе.

Его крылья ощущаются на моей коже настолько знакомо, что я закрываю глаза. Мое тело расслабляется. Все мои боевые инстинкты и ревущая сила утихают из-за непосредственного успокоения, которое вызвали его аромат и прикосновения, ощущение дома. Ничего не могу поделать, тянусь, чтобы погладить его крылья. Я дома. Я дома. Он мой дом.

– Как я пахну?

– Собой и не собой одновременно, – Деррик нюхает и хмурится. – Мне это не нравится. Это слишком сильно напоминает мне… – Он поджимает губы, ореол вокруг него мерцает алым цветом.

– Скажи… – говорю я мягко. Он выглядит расстроенным, и что-то говорит мне, что расстроенный пикси – это нехорошо. Но я должна знать. – Ты не можешь начать говорить такое и не закончить.

– Прекрасно, – отрезает пикси. – Ты пахнешь, как он.

Мне вдруг становиться больно глотать, и я не знаю, почему.

– Он?

Крылья Деррика спокойно развеваются, он сжимает челюсти.

– Ты многое пропустила. Давай отложим этот разговор. Я только что вернул тебя, – он осматривает меня, останавливая свой взгляд на смеси сажи и грязи на моем лице. Внезапно его мерцание потускнело, он выглядит пораженным. – О Боже. Пожалуйста, не говори мне, что ты все время блуждала…

– Нет, – быстро ответила я. Затем, более спокойно продолжила – Я вылезла из-под земли и не могла вспомнить, как я туда попала, – и не было никого, кто мог бы напомнить мне. – Ты же не бросил меня?

Шокированные глаза Деррика встречаются с моими.

– Конечно, я не… – затем он понимает, что я только что сказала. – Ты вылезла из …? Кровавый ад. Кровавый ад. Неудивительно, что ты навела на меня клинок. Никого больше здесь не было, за исключением этих проклятых Неблагих.

Теперь он прощупывает мои виски своими крошечными пальцами, проверяя на наличие травм.

– Ты ранена? Ударилась головой, когда вернулась? – спрашивает Деррик. – У вас, людей, очень хрупкие головы. Твой мозг ведь не вытечет из твоих ушей?

Я вздрагиваю, когда он касается мелкого пореза вдоль моих волос, где ветка, должно быть, зацепила меня, когда я бежала.

– Хм. Я так не думаю.

– Хорошо. Можешь ли ты сосчитать до пяти? – он машет рукой перед моим лицом. – Сколько пальцев я показываю?

Я отхожу.

– Прекрати это. Я не идиотка, и у меня нет зрительных нарушений.

– Ну, откуда мне знать? – спрашивает он, цокнув языком. После очередной минуты осмотра он говорит: – Хорошей новостью является то, что у тебя нет серьезных травм, и голова не разбита. Поздравляю.

– А плохая новость?

– Ты вылезла из-под земли, ничего не помнишь, и ты стоишь тут, уставившись на меня, как ничего не понимающая овца. Кроме того, ты воняешь. Самую малость.

Я смотрю на него.

– Есть какие-нибудь полезные наблюдения? Теории о том, почему я ничего не могу вспомнить?

Деррик откидывается назад, постукивая пальцем по губам.