Текст книги "Павшее Королевство (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Он смотрит на тебя так, будто бы ты собираешься спасти его. Его красивая, умирающая человеческая девушка, – её сапфировые голубые глаза впиваются в мои. – Скажи "да" и моё предложение все ещё актуально. Он твой, – она трясёт Сорчу. – Я сниму отметку, оставленную моей пташкой на нем. Дам тебе бессмертие. Все, что тебе надо, сказать слово и восстановить моё тело. "Да".

– Кэм, не надо! – крик Киарана прерывается, поскольку Морриган ударяет своей силой через воздух. Когда бросаю на него взгляд, вижу порез на щеке Киарана, глубокий и длинный.

Морриган снова давит на руку Сорчи.

– Дай мне кровь.

Когда Сорча не слушается, Морриган ломает ей запястье. Сорча издает низкий задыхающийся звук.

– Я сказала, дай мне кровь.

Сорча обхватывает одной рукой острие лезвия, и с извиняющимся взглядом прижимает свою кровоточащую ладонь к покрытой чернилами руке. Лена откидывается свою голову назад в молчаливом крике. Писания по всему её телу светятся, и она пульсирует бледным серебряным светом.

Книгу открыли.

Морриган довольна. Её яркие глаза останавливаются на моих.

– Айлиэн Кэмерон, – напевает она. – Что последует за этим? Согласие или жертва?

Сорча поднимает взгляд.

– Не делай этого. Книга теперь твоя…

Морриган бьёт кулаком в лицо Сорчи, и та падает на булыжную улицу. Я бросаюсь к ней, но Морриган набрасывается на меня своей силой. Она ударяет меня с силой приходящей волны. Мои зубы сжимаются вместе, и металлический вкус крови появляется на языке. Едва успеваю призвать собственную силу, чтобы остановить её от того, чтобы она сломала каждую косточку в моём теле.

– Скажи "да", девочка.

Голос Кэтрин четко звенит в моей голове, тепло среди боли: "Мы вернем все, как было"

И Деррика: "Поднимай свою задницу и закончи это. Покончи с этим, Айлиэн."

– Эйтинне, – выдыхаю, – прости за это.

Швыряю свою силу в Морриган. Она вырывается из меня, как удар молнии, прорываясь через мое тело с болью, которая оставляет меня, хватающей воздух. Я выдерживаю это и сбиваю Морриган с ног. Наши тела сталкиваются. Мы деремся друг с другом кулаками и ногтями. Тяжелые, поражающие удары, переплетенные с силой.

Мое тело не бессмертно. Мое тело – хрупкая, ненадежная форма из плоти и крови, и каждый удар заставляет меня, пошатываясь, отступать назад, пока она не приходит ко мне с сильнейшим финальным ударом. Мне нечем дышать, когда падаю на мостовую. Я проиграю. Проиграю эту битву, потому что не могу бросить на нее всю силу. Потому что в этом случае убью Эйтинне.

– Кэм! – зов Киарана прорывается сквозь туман боли. – Используй одно из заклинаний Лены.

Заклинания. Ну, конечно же.

Морриган сейчас на ногах, но я быстро отправляю ее обратно на землю, ударяя по ней силой. Усилий от этого достаточно, чтобы заставить меня видеть звезды перед глазами. Карабкаюсь к Лене и возвожу

защитный экран, чтобы уберечь нас от атаки Морриган. Он неуклюже установлен, но это должно дать нам достаточно времени. Лена обмякла на лозах. Хватаю ее за руку.

– Лена. Дай мне заклинание.

– Я не могу, – бормочет она, – это убьет тебя.

Сила Морриган бьет в экран. Электричество трещит в воздухе, выбросы силы, как молнии, сверкают вокруг нас. Обломки нескольких зданий, оставшихся неподалеку, трясутся и падают. Гэвин, Дэниэл, Сорча и Киаран уворачиваются от падающих кусков камней и используют отвлечение Морриган мною, чтобы попасть под защитный экран.

– Считаю, нам нужно организовать нашу последнюю атаку, – говорит Дэниэл угрюмо, его голос резок. – Давайте прикончим ее и закончим с этим.

– Согласен, – отвечает Гэвин. – Сияние славы. Умрем с достоинством.

– Я помогу, – Сорча смахивает кровь с лица. – Я сбежала от Морриган не для того, чтобы просто спрятаться, как трусиха.

– И я никогда не бежал от сражения, – говорит Киаран. – Особенно не тогда, когда мир разрушился достаточно, что я, наконец-то, снова ощущаю свои силы.

Силы Морриган вновь обрушиваются на защитное поле. Вздрагиваю, пытаясь удержать его. Продолжаю удерживать его. Если мы вскоре не начнем действовать…

Мягкий голос Кэтрин в моей голове напоминает мне: "Этот мир – не твое бремя. Оно принадлежит всем нам. Даже им."

– Подождите, – говорю остальным. – Лена? Что если Киаран и Сорча объединят свои силы с моей?

– Теперь это хорошая идея, – улыбается Лена.

– Тогда это придется сделать всем нам, – говорю, смотря на них. Мы все, что осталось. – Вместе. У нас всего один шанс.

– Если у вас только один шанс, тогда вам потребуется чтобы кто-то отвлекал, – он смотрит на Дэниэла. – Что скажешь, старик?

– Айе, – кивает он единожды. – Время для твоего идиотского плана Б.

Нет. Все во мне кричит сказать: "нет", не позволяй им идти на это. Что, если они умрут, а я не смогу выиграть?

Но это их выбор. Когда глаза Гэвина находят мои, я вижу проблеск страха в них.

– Уничтожь ее и верни нас назад, – говорит он. – Или я буду вечно преследовать твою задницу, ты слышишь меня?

"Этот мир не твое бремя. Оно принадлежит всем нам".

– Я слышу тебя, Галловэй.

Бросаю взгляд на Сорчу и протягиваю руку ладонью вверх.

– Это ничего не меняет, – говорю я ей. – Я все еще ненавижу тебя.

С другой стороны меня пальцы Киарана переплетаются с моими.

– Пора, Кэм.

Опускаю защитное поле, Гэвин и Дэниэл мчатся на Морриган. Она смотрит на них, как охотник, поймавший в поле зрения добычу. Ее сила растет, готовая атаковать.

– Закрой свои глаза, Кэм, – хрипит Киаран. – Не смотри. Не слушай.

Закрываю глаза. Рядом со мной Сорча начинает петь. Ее красивый, высокий, мелодичный голос заполняет слуховые каналы и блокирует остальные звуки. Она дает мне покой. Один последний момент покоя, чтобы мне не пришлось слышать, как убивают моих друзей.

Лена кладет руки мне на плечи и шепчет:

– Произнеси эти слова.

Она шепчет мне на ухо слова, песню. Встречаю взгляд Морриган, когда пою вместе с Леной. Наши голоса переплетаются с голосом Сорчи, затем с голосом Киарана. Сила растет и растет от наших объединенных голосов, через наши тела, руки. Я борюсь за то, чтобы оставаться с ними. Песня обретает свою собственную жизнь, окружая нас, как будто ее несет ветер.

Затем она мчится на Морриган. Она борется с нею, ее голос повышается в своей собственной песне. Но я толкаю ее назад. Управляю ею.

Энергия Сорчи и Киарана обрушиваются через меня так сильно и болезненно, что я практически падаю на колени. Мои вены в огне. Мои кости тяжелы. Кровь начинает течь из носа и глаз. Мой голос напряжен, он царапает мое горло, но я продолжаю петь. Отталкиваю всю агонию и использую это, чтобы сосредоточиться. Я должна это сделать. Ради Деррика. Ради Кэтрин, Гэвина и Дэниэла.

Восторженный голос Деррика всплывает в воспоминании.

"Отправляешься убивать?"

"Отправляюсь спасать людей".

"Тебе полезно сменить обстановку. Мне нравится."

Посреди все этого я практически улыбаюсь.

Открываю глаза как раз в тот момент, когда тело Эйтинне дергается. Ее рот широко открывается в крике, а спина выгибается назад, как будто что-то вырывается из нее. Удивительные, голубые сапфировые радужки Морриган ярко разгораются, когда сила взрывается вокруг нас во всех направлениях. Здания, все еще оставшиеся стоять, трясет до основания.

Затем все замирает, воцаряется тишина и спокойствие.

Эйтинне резко падает на землю, моргая от непонимания. Ее глаза, они ее собственные. Морриган больше нет. Ее нет. Больше не ощущаю ее здесь.

– Мы сделали это, – шепчу Киарану. Он ловит меня, когда падаю, медленно опуская меня на землю. Он приказывает Сорче сходить проверить Эйтинне, его голос резок.

– Ты сделала это, – его касание нежное, когда он стирает кровь с моего лица. Кладу щеку ему на грудь. – Кэм. Кэм, держи свои глаза открытыми.

Неожиданный треск привлекает мое внимание. Рядом с нами несколько оставшихся зданий начинают разрушаться, падая на улицы.

– Почти закончено, – тихо говорит Лена. – Не так много времени осталось, чтобы спасти ваши миры.

– Расскажи мне, что делать, – говорит Киаран.

– Нет, тебе ничего не нужно делать. Ей. Она единственная, кто может разбить проклятие.

Я? Но я не …

Меня пронзает, когда вспоминаю ее слова.

"В тебе кровь моей дочери, ее силы. Моя кровь" – сказала Кайлих. Я ее потомок, связанная кровью.

Я – дитя Кайлих. Дитя Кайлих, которая может сказать ложь.

Киаран, должно быть, тоже это понял. Когда он смотрит вниз на меня, его выражение лица решительное. Уверенное.

– Солги мне, Кэм.

– Что?

– Солги мне.

Пожертвовать тем, что стоит тебе больше всего: своим сердцем.

Я пытаюсь вырваться из рук Киарана.

– Нет.

Знаю, что он просит меня сделать. Чем он просит меня пожертвовать.

Киаран держит меня у себя, его лоб прижимается к моему.

– Скажи мне ложь, которую нельзя перевернуть в правду. У нас есть только один шанс. Всего лишь один.

– Пожалуйста, – выдыхаю, – я не могу. Не проси меня сделать это.

Он гладит мои волосы, и я вижу, как сильно он любит меня. Могу видеть это так четко.

– Расскажи истории о нас, Кэм, – шепчет он. – Расскажи людям, что, когда король фейри и человеческая девочка впервые встретились, он увидел, какой смышленой она была. Какой глупой, смелой и великолепной. И он знал, что однажды у него не будет выбора, кроме как влюбиться в нее. Это придет к нему так же просто, как дыхание, – его губы прикасаются к моим. – Расскажи людям, как они встали в конце всего и спасли мир. Вместе.

Он отрывается от меня, когда здания вокруг падают. Когда мир начинает разрушаться.

Еще один поцелуй, на этот раз очень нежный.

– Я прожил четыре тысячи лет и ни разу не сделал ничего, что не было бы эгоистичным. Так что позволь сделать это с тобой. Позволь сделать хоть одну полезную вещь, – он давит рукояткой меча мне в ладонь. – Теперь скажи мне ложь.

Забрать его меч у него труднее всего, что я когда-либо делала раньше. Обхватываю его щеку ладонью и говорю ему самую настоящую ложь, которую я когда-либо говорила, ту, что разбивает вдребезги мое сердце.

– Я не люблю тебя, – шепчу, прижимаясь своими дрожащими губами к его.

Затем протыкаю мечом его грудь.

Глава 46.

Я все еще держу в руках, прижимая к себе, тело Киарана, когда мир начинает собираться воедино. Поскольку тюремный мир Морриган распадается, перед нами предстают остатки моего мира, маленький островок скалы, на котором все еще стоит лагерь Эйтинне. Земля начинает формироваться поверх огромной черной дыры, камень за камнем. Скала за скалой. Дерево за деревом. Соединяясь воедино, словно рисунок ловкой рукой.

Первые лучи света сияют через облака, и солнце поднимается над деревьями и разливает свет сквозь ряды деревьев. Легкий ветерок подхватывает прекрасный, свежий аромат сосен, а я зажмуриваю глаза и закрываюсь от всего. Не могу чувствовать облегчение, когда окружена столькими смертями.

Вот она я, последний человек, выживший в войне, которую никогда не хотела, и я разбита. Потеряла так много себя. Чувствую тишину и покой. Так же пуста, как и та пропасть, когда мир распадался на части.

Держу Киарана, словно цепляюсь за последние кусочки себя, за обломки девочки. Не подлежащие восстановлению.

«Я люблю тебя. Мне следовало сказать это тебе. Я люблю тебя. Мне следовало сказать тебе это до того, как пришлось солгать об этом».

Шаги вырывают меня из мыслей. Когда открываю глаза, Эйтинне сидит на коленях рядом со мной. Ее щеки красные, на глазах слезы, когда она смотрит вниз на своего брата.

– После всего этого тебе пришлось пойти и стать героем, – говорит она ему, проводя рукой по его волосам. – Глупый bhràthair. Тебе следовало позволить мне умереть.

– Ты права. Ему следовало так поступить, – Сорча стоит над нами, ее руки сжаты в кулаки. Выражение ее лица – горе и неистовая ярость. Она поворачивается к Лене практически обвиняюще: – Почему я все еще жива, если он мертв? Почему я все еще здесь?

– Его жертва сильнее вашей клятвы. Это древняя магия, более могущественная, чем метки, полученные по принуждению.

Сорча зажимает рот на замок.

– Это …

– Достаточно, – резко говорит Лена. Она оглядывается на меня. – Отдай Благой Королеве силы Кайлих, пока они не убили тебя, Айлиэн, – она протягивает мне руку. – Сейчас. Не дай его смерти быть напрасной.

"Я прожил почти четыре тысячи лет и ни разу не делал ничего, что не было бы эгоистичным. Так что позволь мне сделать это с тобой. Позволь мне сделать хоть что-то хорошее."

Мои пальцы гладят щеку Киарана. Его кожа до сих пор теплая. Только для тебя. Только потому, что это то, чего ты хотел.

Беру руку Лены и говорю Эйтинне:

– После этого заклинания станут твоими и Лены. Общими.

Заклинание шепотом проносится в моей голове, тихий шорох песни. Впервые с того времени, как я унаследовала силы Кайлих, мне не больно. Мне ничего не нужно принуждать к действию. Чувствую облегчение, когда силы легко вытекают по венам к их новому хозяину. Это чувство облегчения, которое я

не могу описать – как будто мое тело невесомо, вновь цельное. За исключением моего сердца; проклятию требовалась жертва. Я не получу его назад.

Шипение от боли вырывается у Эйтинне, оно едва ли слышнее вздоха. Её тело расслабляется, все напряжение уходит. Затем она открывает глаза.

Они такие же ясные и яркие, как расплавленное серебро. Когда Эйтинне смотрит на меня, в них читается знание. Вся сила Кайлих внутри неё, такая же древняя, как сами миры. Но в отличии от её матери, она не холодна. От неё веет теплом и спокойствием. Если бы Киаран был здесь, он бы сказал, что сделал правильный выбор. Она будет лучшим монархом.

– Чувствую себя обязанной тебе за спасение моей жизни, – говорит она. – За попытку спасти его.

– Никаких долгов между нами, Эйтинне, – это мой голос? Он кажется таким пустым. – Ты моя подруга. И всегда ею будешь.

Она бросает взгляд позади меня, туда, где, я знаю, на земле неподвижно лежат Гэвин, Дэниэл и Кэтрин. Не могу смотреть. Едва держусь.

Я пуста. У меня ничего не осталось.

– Тогда не принимай моё обращение времени вспять, как плату, только как подарок. После всего, чем ты и они пожертвовали, вы все заслуживаете второго шанса, чтобы прожить вдали от этого. Ты заслуживаешь большего.

С одним заклинанием Эйтинне изменит ход времени и отправит нас всех обратно. Как будто бы ничего из этого никогда не случилось. Другие переживут это.

Но я? Как мне притвориться, что я никогда не проходила через все это? Как я могу притвориться, что никогда не встречала Киарана? К чему мне возвращаться?

В глазах Эйтинне бурлит серебро. Они насыщены силой, знанием и, да, грустью.

– Ты не можешь провести всю свою жизнь, оплакивая его, Айлиэн. Он не хотел бы этого, – когда ничего не отвечаю, она продолжает: – Больше никаких сражений. Никакой войны. Воспользуйся этим шансом.

Мое сердце стучит, когда смотрю на Лену.

– Могла бы ты вернуть Киарана и Деррика? – спрашиваю, хотя уже и знаю ответ. Мне просто нужно услышать его.

Лена вздыхает.

– С фейри все не так. Чтобы вернуть их назад, требуется жертва. Жизнь за жизнь.

Жизнь за жизнь. Смотрю вниз на Киарана, провожу пальцем по его бледной щеке. Не могу ничего поделать с первой же посетившей мыслью – первое наследие моего горя прорывается через опустошенность. К чему я вернусь, если его там нет.

Как будто бы читая мои мысли, Сорча ступает вперёд.

– Не надо, – срывается она, – не смей отказываться от своего глупого человеческого существования, чтобы воскресить его, – она тяжело сглатывает, и, клянусь, я вижу слёзы в её глазах. – Он заслуживает лучшего, – она пробегается дрожащей рукой по волосам и смеётся. Вздрагиваю; кажется, она буквально распадается на части. – Он заслуживает лучшего.

Она права. И я обещала Кэтрин, что увижу её снова. Обещала. Тяжело сглатываю и смотрю вниз на Киарана.

Мне придётся отпустить тебя. Так же как я отпустила Деррика.

– Что ты будешь делать? – спрашиваю Эйтинне. – Теперь, когда ты Королева?

Эйтинне печально улыбается.

– Создам новых фейри. Построю новое королевство с помощью Лены, – она бросает взгляд на другую фейри, которая спокойно кивает. – Мне предстоит проделать много работы. Если однажды ты получишь приглашение на коронацию, не смей отказываться. Или я покажусь на твоём пороге и потребую пирог и танец.

Она берет руку Лены и наклоняется вперёд, словно, чтобы прикоснуться ко мне.

– Теперь ты готова?

Закрываю глаза и киваю.

Эйтинне прижимается своими пальцами к моим вискам и бормочет слова, которые похожи на первые ноты колыбельной. Голос Лены присоединяется к ней, тихий, уверенный и чудесный. Я так и не почувствовала, как мир сдвинулся вокруг меня. Не заметила, как время повернулось вспять.

Только слышу последние слова Эйтинне поверх тупого грохота моего сердца: «Живи полной жизнью, Айлиэн. Жизнь, которую он дал прожить тебе».

Когда открываю глаза, я сижу на полу в моей спальне в Эдинбурге, но не отделанной панелями тика спальне, которую оставила позади. На дальней стене нет карты, отсчитывающей количество убийств Сорчи. Нет рабочего стола с оружием, убивающим фейри. Никакой охотничьей одежды на полу, забрызганной грязью.

Моя спальня обставлена так, как это было, когда мама была еще жива: кремовые обои с лютиками, золотые занавески, которые блестят на солнце. Спальня вновь такая, какой была, когда моя жизнь была не сложной и…

И нормальной. Эйтинне вернула время к тому моменту, когда мне было семнадцать.

Изучаю свое голубое муслиновое платье, затем руки, не покрытые мозолями. Нет никаких крапинок крови. Руки леди. Они никогда не принадлежали воительнице.

– Айлиэн?

Замираю от голоса, который зовет меня. Слезы застилают глаза.

– Мам? – я встаю и начинаю идти к двери, не уверенная, верно ли расслышала.

Но вот она, идущая по коридору рядом с моей комнатой.

– Айлиэн, – произносит она, – ты не забыла про ланч с… – она останавливается, когда видит мои слезы. – Что такое?

– Мам, – достигаю ее в два шага и обхватываю ее руками и тяну к себе, прижимая сильно – сильно. Держу ее так крепко, что удивляюсь, как она еще может дышать.

Она проводит рукой мне по спине, успокаивая, пока всхлипываю на ее плече.

– Шшш. Что случилось?

– Какое сегодня число? – мой голос дрожит. – Год?

– Айлиэн, – теперь она звучит встревоженно. – Мне послать за доктором? Ты…

– Число. Год. Пожалуйста.

– 6 ноября, 1843, – она проводит мне по волосам. – Теперь скажи мне. Ты в порядке?

Эйтинне отправила меня за месяц до смерти мамы. Может быть, есть вероятность, что она все еще может умереть. Это тоже изменится?

– Я не знаю, – говорю ей честно. – Пока не знаю.

Глава 47.

Неделю спустя мама спрашивает:

– Ты уверена, что все в порядке?

Мы в саду, работаем над орнитоптером. Одно крыло его практически полностью прикреплено к основной части, но аэроплан еще далек от того, чтобы быть готовым. Потребуется ещё четыре месяца работы без устали, чтобы закончить его.

Мама пытается поймать мой взгляд, но я притворяюсь, что чем-то отвлечена. Вместо этого сильнее кутаюсь в пальто.

– Конечно же. Почему же нет?

– Ты кажешься… другой, – она хмурится. – Более молчаливой, чем обычно.

В последнее время, когда просыпаюсь, мне приходится напоминать себе, где я. Пялюсь в потолок в своей огромной спальне, задаваясь вопросом, не снится ли мне все это. Может, я открою глаза, и иллюзия наконец-то разобьется, и все это окажется уловкой фейри.

Я с головой ныряю под крыло орнитоптера, начиная возиться с одной из деталей.

– Разве? – спрашиваю, сохраняя голос легким. – Просто отвлечена всем запланированным на ассамблее.

– Дело не в этом. Иногда ты смотришь на меня и… – она прерывается, будто от неуверенности.

– И что?

Она молчит. А затем:

– Ты где-то в другом месте. Ты не ешь. Говоришь по-другому. Иногда ты выглядишь так, будто потеряла кого-то важного.

Зажмуриваю глаза. Внезапно становится так трудно втянуть воздух.

– Это глупо. Кого бы я могла потерять? – мой голос на удивление ровный. – Я не ела, потому что не голодна. И вини моих сверстников за мою манеру говорить.

Мне нужно пойти увидеться с Кэтрин, Гэвином и Дэниэлом. Только мы вчетвером помним, как фейри уничтожили Эдинбург. Это устроила Эйтинне, чтобы мне не пришлось столкнуться с этим одной. Я бы сошла с ума, если бы осталась одна с этими воспоминаниями.

Бросаю гаечный ключ в коробку с инструментами, прежде чем мама успевает ответить.

– Я собираюсь позвонить Стюартам. Вернусь после обеденного чаепития.

Чувствую ее взгляд на себе, но ухожу, не обернувшись.

***

Мой шкаф пуст.

Некоторыми вечерами я включаю свет, закрываю дверь на замок и стаскиваю все свои платья с вешалок. Лежу в путанице из шелка и муслина и представляю маленькое тело, свернувшееся на моем плече. Воображаю крылышки, задевающие мою щеку. Вспоминаю похабную песенку и смеющийся голос,

зовущий меня по имени. Если зажмурю свои глаза достаточно сильно, то могу услышать его голос. "Взгляни на эти ужасные платья. У них недостаточно лент."

Улыбаюсь. А затем открываю глаза и вспоминаю, что его нет.

***

Прошел месяц с моего возвращения, я все еще бегаю по улицам по ночам. Все еще ищу монстров, притаившихся в темных аллеях. Ищу Эйтинне. Ищу Киарана. Я взбираюсь на трон Артура под светом луны и прижимаюсь ухом к земле, любопытствуя, может, в этот раз услышу подземный барабанный бой фейри.

Гуляю по городу и прислушиваюсь к звукам каждого, живущего своей жизнью; для них ничего не произошло. Улицы никогда не были разрушены, и жизнь их никогда не заканчивалась. Эйтинне вернула назад каждый город, что был разрушен, каждый дом, каждую деревню, каждую жизнь. Шотландия, и весь мир, снова цела.

Больше нет монстров. Нет фейри. Здесь нет музыки. Мне не с чем сражаться.

Возможно, цена за спасение мира – не помнить, как жить в нем.

***

Кэтрин, Гэвин и Дэниэл навещают меня каждые две недели.

– Христос, Кэтрин, – говорит Гэвин. – Почему бы тебе просто не забрать все кексы? Давай, просто засунь их все в свою сумочку, как воришка.

Стала лелеять эти моменты легкомыслия. С этой троицей мне не нужно притворяться. Ни одному из нас не нужно. Моя мама до сих пор иногда смотрит на меня так, словно не знает, кто я. Я – уставший от сражений солдат в теле её маленькой девочки.

Единственные люди, которые помнят фейри, сидят в этой комнате. И мы пытаемся научиться, как жить с нашими воспоминаниями о войне. Правда в том, что мир, может быть, и исцелился, но ни один из нас не смог.

– Айлиэн, – говорит Гэвин, прерывая мои мысли. – Ты знаешь, что Кэтрин крала еду с каждого званого вечера, на котором мы присутствовали в прошлом месяце? Она накапливает десерты в своей спальне.

– Почему ты так обеспокоен моими привычками, касаемо еды? – она бросает взгляд на Дэниэла. – Если я наберу несколько стоунов (ед. измерения: 1 стоун – 6,035 кг), что из этого? Я не ела нормальных кексов три года. И Дэниэл поощряет меня в этом, верно, дорогой? Ты тоже любишь кексы.

На вопрос Кэтрин Дэниэл поднимает вверх руки.

– Я не стану лезть в разборки между братом и сестрой. Ради своего собственного выживания.

Дэниэл вернулся в это время с подозрительно объявившимся рядом графством, переданного неким дальним родственником, о котором он никогда не слышал (и который, вероятно, даже не существовал) вместе с довольно большим состоянием. Эйтинне постаралась. Для фейри она довольно романтична.

Дэниэлу и Кэтрин теперь придется пережениться. Чтобы ускорить помолвку, Гэвину пришлось поговорить с их мамой и высказать предположение, что Кэтрин находится в компрометирующем положении.

– О, Боги, – прерываю, махнув рукой. – Гэвин, прекрати доставать Кэтрин и дай ей съесть чертовы кексы. По сути, возьми еще пять.

Кэтрин утаскивает еще пять и смотрит прямо на Гэвина, когда засовывает один в свой рот.

– Мммм, – произносит она, закрывая глаза. – Эти лишние стоуны будут стоить этого. Я скучала по кексам. И чаю. И песочному печенью.

Я скучаю по Деррику. По его песням. По тому, как он сидел у меня на плече.

Я скучаю по Ки…

Нет. Не думай о нем.

Мне было немногим легче дышать сегодня. Этим утром мне удалось съесть кровянку (домашняя колбаса) и яйца без того, чтобы меня вырвало. Но если подумаю о нем, я снова начну слишком многое чувствовать. Потеряюсь в своих эмоциях.

– Ой, только не снова, – стонет Гэвин и рассказывает мне: – Кэтрин завела себе список вещей, по которым она скучала, и он состоит из около сотни наименований. Она зачитывает его в три утра, и я не спал… – он сжимает губы вместе от внезапно тяжелого взгляда Кэтрин. – Прости, – мямлит он.

Смотрю на нее.

– Все еще снятся плохие сны?

Кэтрин теребит свое платье.

– В то время, как я все еще ценю кексы, город и все остальное, некоторая часть меня… – она сглатывает. – Я звучу неблагодарно.

Дэниэл оборачивает руку вокруг нее.

– Это длилось три года, Кэт. Не извиняйся за то, что не стала чувствовать себя нормально за один чертов месяц.

– Я знаю. Просто… – Кэтрин бросает взгляд на открытую дверь.

Встаю со своего места и закрываю дверь. Мы не хотим, чтобы прислуга подслушивала наши разговоры, не тогда, когда мы обсуждаем то, что кажется сном. Коллективным сном, в котором мир сгорел дотла.

– Я тоже не сплю, – говорю. Даже больше этого. – Иногда все еще выхожу по ночам.

Гэвин хмурится.

– Что ты ожидаешь найти? В городе больше не осталось фейри.

– Спасибо, что напомнил мне. Мне это известно, – отвечаю немного резковато.

– Тогда зачем?

– Я больше не знаю, – лгу.

***

Позже Гэвин задерживается, когда Кэтрин с Дэниэлом уходят. Стою у окна, наблюдая, как сквозь облака светит солнце поверх зданий на другой стороне площади.

Плечо Гэвина задевает мое, когда он встает рядом.

– Ты ищешь его, да? – спрашивает тихо. – Когда выходишь по ночам.

– Иногда, – признаюсь. – Иногда, когда нахожусь в этом доме, чувствую, что не могу дышать.

Тогда я ощущаю на себе взгляд Гэвина и не могу сказать, от того ли это, что он понимает меня, или он ищет что-то, чего там нет.

– Да, – выдыхает он. – Со мной так же. Подозреваю, что с этими двумя было бы так же, если бы у них не было друг друга.

Он кивает на Кэтрин и Дэниэла, которые стоят на мостовой перед домом. Кэтрин смеется над чем-то, что говорит Дэниэл, и шум доносится даже через стекло. Я отвожу взгляд.

– Как ты… Справляешься с этим?

– Я забываюсь в женщинах, – Гэвин отстранено барабанит пальцем по подоконнику. – Помогает на несколько часов, – когда ничего не говорю, он вздыхает: – Ты не можешь продолжать так жить.

– Как то, чем я занимаюсь, делает это иначе? Мы оба забываемся в чем-то.

– Правда, – он бросает взгляд на меня, – знаешь, мое предложение еще в силе.

– О браке? – с улыбкой мотаю головой. – Хочешь жениться на той, которая влюблена в другого? Это не жизнь.

– А что, если я согласен на это?

Пристально смотрю на Гэвина. Странно видеть его таким, каким он был. Его волосы теперь подстрижены и уложены, как у джентльменов, волосы на лице тщательно сбриты и нет шрамов. Никакого напоминания о жизни, которую он прожил, за исключением наших воспоминаний, этих ужасных вещах, которые мы не можем забыть.

Тянусь к нему и провожу пальцами по его щеке, по гладкой коже.

– Не подписывайся на жизнь со мной, Галловэй. Ты заслуживаешь лучшего, чем я могу тебе предложить. Ты заслуживаешь кого-то, кто полюбит тебя в ответ.

Он кивает один раз, понимая.

– А что на счет тебя?

Моя рука падает.

– Я все еще буду выходить по ночам.

***

Два дня спустя наступает вечер бала дебютанток.

Вечер, когда Сорча убила мою маму.

– Чего ты так взволнована то? – спрашивает мама, когда помогает мне одеться. Этим должна заниматься моя горничная, но сегодня мама настояла, чтобы помочь мне самой. Прямо как в прошлый раз. На ней надето то же самое платье: шелковая ткань выкрашена в такой светло – розовый цвет, который

практически кажется цветом слоновой кости. Необычный цвет для взрослой женщины Эдинбурга, но он очень подходит её бледной коже и рыжим волосам.

В последний раз, когда я видела это платье, оно было покрыто кровью.

"Алый идёт тебе лучше."

Я вздрагиваю.

– Что, если мы не поедем? – моя рука дрожит, когда я разглаживаю платье. – Будет ли это нормально?

Мама улыбается не, словно я веду себя глупо.

– Ты нервничаешь, да?

– Нет. Мам….

– Вот, – она застегивает последнюю пуговицу и отходит назад, окидывая меня пристальным взглядом. – Ты так прекрасно выглядишь. У меня есть ещё кое-что для тебя, и все станет совершенно идеально.

Мама подходит к шкафу и подбирает шерстяной сверток. Моё сердце грохочет, когда я смотрю на знакомую ткань.

Пожалуйста, нет.

Она раскрывает её, и там, разместившись на шерсти, лежит знакомые стебли синего чертополоха. Сейгфлюер.

Сердце стучит в ушах, а зрение затуманивается. Смотрю на цветок, и воспоминания оживают в голове.

Мама на улице, платье насквозь пропиталось кровью.

Как я прижималась руками к её пустой груди, как будто могла собрать её назад. Как будто могла вернуть ей сердце – в тот момент я была готова отдать ей собственное.

– Правда, чудесный? Это будет единственным цветом на тебе.

"Это будет единственным цветом на тебе." Единственным цветом.

Отхожу от неё, почти врезаясь в прикроватный столик.

– Где ты взяла это?

Мама кажется слегка застигнутой врасплох от силы моих слов.

– Одна женщина дала их мне.

Женщина. Не мужчина. В первый раз Киаран дал их моей маме, чтобы защитить меня. Она вплела их в мои волосы, и их сила позволила мне видеть Сорчу.

– Кто? Как она выглядела? – мне известно об ужасе, проскальзывающим в моём голосе, но не могу затолкать его обратно.

Мама выглядит встревоженной.

– Не могу вспомнить. Почему это так важно?

Сорча сказала, что принимала бы те же решения снова. Она вновь убила бы мою маму. Она выразилась довольно ясно, что не собиралась заслуживать моего прощения. И я больше не Соколиная охотница. У меня нет каких-либо сил сражаться с ней.

Я всего лишь человек.

Теперь вопрос в том: Кем была женщина? Была это Сорча или Эйтинне?

– Айлиэн? Почему это так важно? – спрашивает она снова.

– Это не важно, – быстро говорю я. – Пустяки, – мне приходится лгать ей так много раз. Обо мне. Обо всем. – Обещаю, это пустяк.

На протяжение оставшегося вечера внутри у меня все связано в узел. К тому времени, как мы выезжаем к Залам Собраний, меня трясёт так сильно, что мне приходится обмотать мою сумочку вокруг запястья, или я просто выронила бы её. Моё сердце бьется о грудную клетку; удивительно, что никто этого не слышит.

Когда мы по очереди направляемся к передним дверям, мама смеётся и говорит мне, что это нормально – нервничать. Но я не нервничаю. Я, чёрт побери, в ужасе. Едва умудряюсь кивать, когда другие люди приветствуют меня. Не обращаю внимания на платья вокруг меня, или на отличные мужские костюмы. Пятна цвета, взрыв смеха и скрипки – все это перемешалось с моими испуганными мыслями.

Мои воспоминания мелькают слишком быстро. Песни те же. Платья те же. Чтобы достичь дверей балкона требуется столько же шагов, и та же самая песня играет, когда мы входим.