Текст книги "Павшее Королевство (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Ух! Эйтинне, ты не могла бы отпустить мою…

– Твое предплечье намного менее мускулистое, чем я думала оно будет.

– Потому что это не мое предплечье, идиотка.

Поворачиваюсь прямо в тот момент, когда они обе, спотыкаясь, выходят из-за деревьев на краю поля. Эйтинне цепляет ветки и вытаскивает их из волос, а Сорча поправляет тяжелый материал своего платья. Ее каблуки проваливаются в мягкую землю поля, когда они направляются ко мне.

– Рада, что тебе это удалось, – говорю я.

– Конечно же, мне удалось это, – бодро отвечает Эйтинне. – Я потрясающая.

– Ты застряла с деревом, – фыркая, говорит Сорча. – Мне пришлось освобождать тебя от веток и тащить твою тяжелую задницу через портал именно тогда, когда он начал закрываться…

Эйтинне чуть было не врезается в Сорчу, которая просто замирает по пути. Она смотрит мимо меня и ее дыхание затрудняется.

– О, боже.

Следую за их взглядом, и через меня пробегает холодная дрожь. Фигуры на земле, которые я не могла определить до этого – части тел. Тысячи тел. Ни одно из них не целое или скрепленное: просто поле конечностей, сердец и других органов, вырастающих из земли, будто это какой-то сад.

Это не было сражением. Это не было даже убийством. Это было ради развлечения. В этом есть определенная структура, извращенное чувство удовольствия в том, как поле подготовлено, а тела разделены по своим собственным отличным секциям. Сердца. Конечности. Внутренние органы. Головы. Таким способом можно было бы разделить цветники и каталогизировать каждый вид.

Каждая часть идеально сохранившаяся. Нет никакого признака разложения, нет даже запаха. Как говорил Деррик, daoine sìth не гниют. Вот почему они сжигают своих мертвых, потому что в противном случае они закончат подобным образом. Не могу смотреть на кучу голов, в особенности таких не тронутых, как эти, они как будто все еще живы.

Есть только зловоние крови, насыщающее воздух. Как будто бы Морриган оплодотворила этим землю. Оно такое сильное, что мне приходится сглотнуть, прежде чем встать.

Пячусь назад, пока мое плечо не касается Сорчи. Боже, даже через платье и пальто я могу почувствовать, насколько ледяная ее кожа, такая тревожно ледяная. Она вообще не двинулась.

– Что, черт побери, это такое?

Сорча с яростью смотрит на меня.

– А что, ты думаешь, это такое? – с шипением спрашивает она. – Здесь находится каждый дурак, который когда-либо приходил сюда завладеть Книгой. Это было бессмысленно, потому что у них не было крови моих родственников, чтобы открыть ее. Морриган играет с ними несколько сотен лет, но в конечном счете ей надоедает. Потом она убивает и добавляет их в свой маленький сад.

Под злобой Сорчи проходит легкая дрожь, которая намекает на ее страх. Я видела ее воспоминание; Сорча, должно быть, жила в ужасе от того, что в один день будет добавлена в отвратительную коллекцию Морриган, будет разорвана на части в последний раз и не восстановится. Голос Сорчи, наверное, единственное, что спасло ее.

Мой пульс громко отзывается в ушах, когда я снова смотрю. Поле простирается так далеко, словно океан. Это, должно быть, заняло тысячи лет, в течении которых фейри проходили через портал, чтобы сформировать такое огромное поле.

– Я думала, они не могут найти портал без вашей крови, – говорю.

Сорча отрывает свой взгляд от зрелища перед нами. Выражение ее лица возвращается к обычному отполированному презрению.

– Какая же ты наблюдательная, Охотница. Мои предки отводили других фейри к двери, брали с них плату, и оставляли на милость Морриган. Почему, как ты думаешь, я убила всех своих родственников? Это произошло не только потому, что я находила их раздражающими.

– Всех, кроме меня, – произнес низкий голос рядом с нами.

Я застываю. Его голос. Этот голос я неделями слышала в зеркальной комнате. Зубы на моей коже, у моего горла, кусающие меня снова и снова. Оставляющие меня все слабее и слабее с каждым разом, пока я не прекратила бороться с ним. Пока не сдалась ему. И никогда не прощу себя за это.

Лоннрах. Он не прячется. Больше нет. Он здесь.

Когда дотягиваюсь до руки Эйтинне, ее кожа холодная и влажная. То, что Лоннрах делал с ней, было хуже. Он мучил ее две тысячи лет в фейрийской тюрьме под Эдинбургом, убивая ее снова и снова, хотя у него и не было силы вызвать ее постоянную смерть.

Лоннрах делал это просто потому, что Эйтинне и Киаран оставили свои троны, и королевства развалились на части. Эйтинне лично построила тюрьму, которая заперла его и остальных фейри под землей. Он провел столетия, вымещая свою ярость на ней за ее предательство.

– Моя Королева, – говорит он с легкостью. Затем: – Соколиная Охотница. Вернулась из мертвых и сражаешься плечом к плечу с той, кто убила тебя, – он смеется глубоко и раскатисто, и я дрожу от этого звука. – Ты была довольно занята, да, Сорча?

Могу почувствовать, что он пялится на меня, словно шепчет мне на ухо: «Посмотри на меня. Посмотри на меня сейчас же».

Я поднимаю глаза. Он красив, практически как принц из романтической книжки, с солено-белыми волосами, бледной кожей и светлыми серыми глазами. Но холодный, суровый и озлобленный. Лоннрах – дьявол в красивом костюме.

Сорча шагает вперед, становясь немного впереди меня. Я удивлена от того, как почти… защищающим кажется это движение.

– Что, черт побери, ты здесь делаешь?

– Я мог бы задать тебе тот же вопрос, – Лоннрах не кажется встревоженным, когда проходит по полю с частями тел. – Но, полагаю, что я уже знаю ответ, да? Ты пришла сюда ради него, – его губы изгибаются. – Кадамаха.

Сорча тянется назад за свои юбки и кладет пальцы на мое запястье. Стараюсь не показывать своего удивления, когда она начинает доставать оттуда мой кинжал из ножен, медленно и аккуратно, так, чтобы он не заметил движений.

Так вот почему она шагнула вперед меня.

– А ты? – ее голос жесткий. – Ты последний, кого я ожидала обнаружить среди ищущих Книгу. Ты говорил, что я дура за то, что пытаюсь.

– Тогда у меня было королевство и Королева, которую нужно защищать, – он бросает взгляд на Эйтинне с отвращением. – Теперь этого нет.

– Ах да, как меняются вещи, – Сорча на дюйм вытащила лезвие. – В один день ты рыцарь, а в следующий – твоя маниакальная иллюзия быть монархом разбивается твоей собственной сестрой. Так что за тщеславный план привел тебя сюда? – еще один дюйм лезвия. Сорча наклоняет голову, будто глубоко раздумывает. – Морриган пообещала тебе жалкое маленькое королевство в твое личное пользование? Нет, она слишком эгоистична для этого. Тогда предложение стать ее консортом, – на его молчание она смеется. – Ох, ты так жалок.

– Лучше быть консортом Морриган, чем рыцарем этой суки, – Лоннрах бросает взгляд на Эйтинне и выражение на ее лице застывает. Он улыбается, когда видит, насколько она выведена из строя. – Морриган обещала, что я смогу заполучить тебя. Разве ты не скучаешь по нашему времени, проведенному вместе в подземелье? Я – да.

Эйтинне начинает тяжело дышать. Она один раз мотает головой, резко, и клянусь, что слышу, как она выдыхает одно слово: «Нет».

– Стоит ли мне рассказать тебе одну вещь, что я узнала, брат? – Сорча полностью вытаскивает из ножен мой клинок, чтобы спрятать его за своими юбками. – Ты – средство для достижения цели. Вот что держит тебя живым. Но Морриган требуется только один для того, чтобы открыть Книгу. Значит, другому придется умереть, – она поднимает оружие и рычит: – И это буду не я.

Она бросает кинжал, и он вонзается прямо ему в грудь. Лоннрах вскрикивает, но я не вижу, падает ли он; Сорча хватает меня за руку.

– Беги! Если он заключил сделку с Морриган, она…

Что-то грубо хватает меня за ногу, и я, споткнувшись, лечу вперед. Смотрю вниз в ужасе от понимания, что моя лодыжка в одной из нескольких фейрийских рук, их пальцы впиваются в мою одежду, чтобы удержать меня на месте. Она живая. Чертова штука живая.

Сорча хватает меня и выдергивает из его захвата.

– Эйтинне, – рычит она, – прекрати пялиться, идиотка. Давай, к чертям, выбираться отсюда!

Все поле ожило, как что-то, вышедшее прямо из ночного кошмара. Разъединенные конечности корчатся вокруг, достигая и хватая нас, чтобы замедлить. Мы мчимся по вспаханной земле, отчего каждое движение становится более тяжелым, учитывая бесчисленное количество фейрийских тел; мы карабкаемся по ним, разрывая нашу одежду, чтобы выбраться. Рука с силой сжимает мое предплечье, и я тяну ее на себя, чтобы освободиться, но на ее месте появляется другая, и другая, и еще одна. Так мы далеко не уйдем.

Звук привлекает мое внимание к ряду деревьев по другую сторону поля, где в лунном свете виднеются силуэты. Сад не был всем ее кладбищем. Морриган держит цельные тела в лесу.

И она только что оживила армию своих мертвых ферийских жертв.

Фейри каждого вида стоят в ряд, каждый из них с насыщенными сапфирово-голубыми глазами. Теми же глазами, что видела в пещере. Глазами Морриган.

Она говорит ртом женской фейри перед нами.

– Здесь нет места, где вы могли бы спрятаться так, чтобы я не последовала за вами. Сдавайся, пташка.

– Никогда, – Сорча чуть не сталкивается со мной, отходя назад

Сорча крутится и бежит, грубо таща меня и Эйтинне за собой. Теперь мы по-настоящему прокладываем свой путь через поле, больше отчаянно, чем координировано. Здесь, в самой глубине поля, конечности тянутся за нами хватающими руками и ногтями, которые прорываются через нашу одежду.

Эйтинне смахивает руку со своего ботинка, задыхаясь.

– У этого бегства есть план?

– План, – отвечает Сорча, – добраться до леса.

– До леса? – голос Эйтинне отражается эхом, когда мы проносимся по полю, ударяя и прорезая кожу нашими мечами. – В тот магически напичканный Морриган лес?

– В данный момент, мне бы хотелось, чтобы это был магически напичканный идиотами лес, – фыркает Сорча, ломая пальцы отделенной руки, чтобы освободиться. – Охотница, почему бы тебе не побыть полезной и не прочистить нам путь?

– Мне на самом деле не следовало бы.

– Что, черт побери, это значит?

Армия фейри спешит через поле за нами. Ни один звук не предает их нахождения; никакого дыхания, чтобы понять, насколько далеко они, или даже звуков шагов по возделанной земле. Только невыносимая приближающаяся холодность, как будто они были огромной тенью, надвигающейся на пейзаж.

Рука хватает Сорчу за лодыжку, и она резко падает на землю с испуганным вздохом. Хватаю ее руку и дергаю, нанося удар по руке своим мечом.

– Это значит, – ударяю мыском ботинка по другой конечности и вырываю свое пальто, – эти силы убивают меня быстрее с каждым разом, когда использую их.

Эйтинне присоединяется, разрубая отдельные конечности, чтобы проложить путь к деревьям.

– Никакого толку от тебя, – гневается Сорча. – Если мы не доберемся до леса, я сама убью вас обеих.

– Не заставляй меня оставлять тебя позади, ты неблагодарная… – фейри начинают приближаться с обеих сторон, быстро. Слишком быстро. – Да будь вы прокляты, – ворчу. – Отлично.

Верчусь, вытягиваю руку в сторону армии надвигающихся фейри, и отпускаю свою силу. Недостаточную, чтобы навсегда навредить им (это потребовало бы слишком много энергии), но так, чтобы замедлить их. Превращаю сад в болото, которое притягивает их тела к земле. Фейри начинают застревать по колено, потом до бедер, в грязи настолько густой, что им становится сложно передвигаться.

Голубые глаза Морриган встречаются с моими, и она говорит:

– Это не спасет тебя.

Не отвечаю. Устремляюсь за Сорчей за линию деревьев. Если бы это было любое другое место, прикрыться лесом – было бы облегчением, но Морриган может управлять природой. У нее все преимущества, и мы просто ждем, когда она выбьет нас одну за одной.

– Мы не можем продолжать бежать, – говорю я.

– Тише, тише, тише, – говорит Сорча, выдергивая свое платье у ветки. – Прекрати болтать. Я знаю, что делаю.

Эйтинне и я позволили ей вести нас через темный лес. Мы бежим по скрюченным корням старых деревьев, дыхание учащается. Куда она нас ведет? Мы так углубились в лес, что я едва могу видеть землю перед нами, ничего, кроме клочка света впереди. Сорча направляется прямо к нему.

Почти там. Сорча проталкивает нас к открытой местности и нам приходится резко остановиться на берегу реки, откуда с утеса срывается огромный водопад прямо в лес внизу.

– Теперь прыгаем, – мрачно улыбается Сорча.

– Шутишь? – моя голова дергается в ее сторону.

– Я похожа на тех, кто стал бы шутить об этом?

Эйтинне потирает свои руки.

– О, слава Богу. Обожаю прыгать с высоты. Надеюсь, я не умру.

Сорча прищипывает переносицу.

– Никогда не понимала и уже наверно не пойму, почему Кадамах не убил тебя, – ворчит она. Эйтинне усмехается и срывается с края обрыва. Она исчезает в тумане у основания водопада.

– Ну, ладно, тогда, – Сорча смотрит на меня с приподнятой бровью. – Теперь мы. Готова?

Зажмуриваю глаза и прыгаю вместе с ней.

Глава 33.

Приземляюсь четко на свои ноги, удивленная, обнаруживаю твердую землю под собой. Открываю глаза. Я в пещере (сухой в этот раз, спасибо Богам) и на удивление теплой. Очаг был установлен в середине с грудой дров рядом. Еще больше сучьев и дров сложены у дальней стены пещеры.

Место размером с жилую квартиру в Эдинбурге. Но лицезрение хоть чего-нибудь немного безопасного – это такое облегчение, что в данный момент я могла бы пасть на землю и целовать ее.

Сорча начинает собирать хворост из стопки и укладывать в костер.

– Ну? – говорит она. – Вы двое собираетесь присесть или продолжите пялиться на стены, как дуры? Это пещера. Здесь не на что смотреть.

Эйтинне скользит своими пальцами по стенам, хмурясь.

– Это место ощущается странно. Где это мы?

– Небольшой карман между мирами, – говорит Сорча, формируя аккуратную горку из дров. – Они существуют повсюду в тюрьме Морриган, и это единственные места, куда она не может последовать. Охотница, прекращай стоять здесь с открытым ртом и разожги костер.

Зажигаю огонь небольшой вспышкой силы и вздыхаю от удовольствия, когда он, вспыхивая, приходит к жизни. Присаживаюсь рядом с ней, благодарная за возможность отдохнуть.

– А ты разве не могла сбежать сюда, когда она поймала тебя?

– Они как и дверь, – передергивает плечами. – Двигаются. И они не больше человеческой тюремной клетки. В любом случае, я была бы все также в ловушке.

– Они двигаются? – пристально смотрю на нее. – Ты хочешь сказать мне, что понятия не имела, будет ли это пещера все еще здесь, когда мы прыгнули?

– Уверена, мы бы услышали, если бы Эйтинне шлепнулась на какие-нибудь камни…

– Я должна была понять, что ты что-то затеваешь, когда ты не стала прыгать первой, чтобы спасти свою собственную задницу, – говорит Эйтинне, присаживаясь рядом со мной. Она рукой проходится по своим темным, спутанным волосам. – На следующем утесе, на который мы придем, я столкну тебя с края.

Сорча закатывает глаза и устраивается на земле.

– С вашего позволения, хотелось бы насладиться спокойствием, немного поспать, и не слышать ни одну из вас, идиоток, следующие часов пять.

Вздыхаю и смотрю на Эйтинне.

– Нам вероятно следует тоже поспать. – Кто знает, когда у нас появится такая возможность снова?

**********

Просыпаюсь ночью, обнаруживая Сорчу, сидящую у все еще горящего огня, задумчиво уставившуюся на пламя. Не знаю, как долго я спала, но у Сорчи темные круги под глазами, которые выдают ее утомление. Она не смотрит на меня, когда я встаю и тихо присаживаюсь рядом с ней.

– Тебе нужно подольше поспать, – говорю я. – Выглядишь изможденной.

– Беспокоишься обо мне, Охотница? – Сорча поднимает бровь.

– В целях самосохранения, айе.

Она слегка улыбается.

– Я все задавалась вопросом, когда же ты признаешь, что действуешь только исходя из своей эгоистичности, прямо как я.

– Однако это не так ведь? – спрашиваю ее мягко. – Ты хотела, чтобы Киаран был Королем. Ты могла бы сама заявить права на Трон.

Она передергивает плечом.

– Это не то, для чего я была рождена.

Мы обе смотрим на огонь, и я понимаю, как много вопросов у меня скопилось к ней. Как мало я знаю о ней и о прошлом Киарана. Мне известно только то, что я узнала из воспоминания ее с Лоннрахом, из коротких разговоров ее с Киараном.

– Почему ты любишь его? – не могу ничего поделать, как спросить это. – Если он не любит тебя в ответ?

Думала, что Сорча, вероятно, обидится от такого вопроса. Она же выглядит просто задумчивой, возможно, немного печальной.

– Ты не поймешь.

– А ты попробуй.

Она не отвечает. Возможно, из-за ее усталости. Возможно, из-за воспоминаний, что мы разделили. Возможно, из-за чего-то другого. Это единственное объяснение, которое у меня есть, почему она тихо признается:

– Есть вещи, которые выходят за пределы любви. Кадамах единственный, кто никогда … – она отводит взгляд в сторону.

– Никогда что? – тяжело сглатываю.

Она поднимает взгляд, чтобы встретится с моим.

– Не использовал меня.

– И все же ты принудила его к этой клятве, – держу свой голос легким, но не могу спрятать намек на горечь под этим.

«Ты все еще забираешь у него выбор».

– Он не был не прав, – говорит она, снова уставившись в костер. – Я не лучше моего бывшего хозяина. Я становлюсь всем тем, что ненавижу, я признаю это.

– Что это значит?

– Доброта надолго не сохраняется, Охотница. Если проходит достаточно времени и достаточно людей ранят нас, мы все становимся злыми и бессердечными ублюдками, – она сурово смотрит на меня. – То же стало бы и с тобой, если бы люди жили достаточно долго.

– Эйтинне не такая, – сжимаю губы вместе.

– Ты думаешь, Эйтинне такая особенная, – фыркает Сорча, – потому что она верит, что люди не совсем бесполезны? Ты, может, и видела ее сражение, но я видела ее во время войны. Ты веришь, что она не способна быть жестокой? А я проходила через целые поля, усыпанные ее жертвами.

Вздрагиваю и отвожу взгляд в сторону, прямо на спящую Эйтинне.

– Она защищает тех, кого любит.

– Разве мы все так не поступаем? – тон Сорчи поддразнивающий. – Мы все стараемся сыграть в героя поначалу, Охотница. Так проще оправдывать худшие наши действия потом, – затем, после мгновения размышления: – возможно, мне стоит показать тебе.

Она сильно хватает меня. Ее ладони на моих висках, и прежде, чем я могу остановить, ее разум соединяется с моим.

Глава 34.

Я в пещере, освещенной тусклым светом единственной лампы на земле. Первое, что я замечаю, это как огромна пещера, как темна и бесконечна, с густыми и давящими на мою кожу тенями. Второе – зловоние, такое сильное, что меня шатает. Смерть. Разложение. Железный ожог пролитой крови протискивается в мои легкие. Прижимаю ткань рукава от пальто к своему носу, чтобы притупить запах, но это не срабатывает… Это воспоминание. Не реальность.

Чуть видимая фигура сидит рядом с лампой, рядом с ней ведро. Когда я подхожу, то замечаю, какая она маленькая, достаточно маленькая, чтобы быть ребенком. Она напевает, когда встает, длинная прядь черных волос сбегает из-под капюшона со спины ее платья, когда она делает пару шагов и наклоняется…

Я резко дергаюсь назад, когда осознаю, что то, что я думала было темным холмом горной породы прямо за светом лампы, не было частью пещеры совсем. Это огромная куча тел. Сотни. Тысячи тел. Они распространяются дальше, чем может достигнуть свет, ряды за рядами мертвых фейри-солдат, все еще одетых в броню.

Девочка хватает тело за руку и вытягивает из кучи. Она проделывает быструю работу, снимая броню, двигает тело в другую кучу, затем перетаскивает броню к свету. Вынимает мокрую щетку из ведра и соскребает кровь и грязь с металла, ее движения быстры и эффективны. Пальцы такие же грациозные, как у пианиста, длинные и суженные. Она барабанит ими по металлу, пока тихо напевает. Песня знакомая, я слышала ее однажды на берегу озера в Sìth – bhrùth.

Нет, это не может быть она, она слишком маленькая, чтобы быть…

Но это она. Сорча. Кому как ни ей здесь быть? Это ее воспоминание.

Сажусь на корточки рядом с ней, наблюдая за ее пальцами, как они ловко двигаются по броне, пока она скребет, скребет и скребет. Если я думала, что она выглядела больной в ее воспоминании с Лоннрахом, то тот вид не сравнится с этим. Темные круги под глазами выглядят синяками на бледной коже. Ее кожа, выглядывающая из-под изодранного темного шерстяного платья с капюшоном, более бледная, чем обычно, столь же белая и пепельная, как у привидения.

Она хрупка и тонкостенная, как новорожденный жеребенок, и такая же неустойчивая. Она слегка покачивается, когда встает на ноги с броней, бросая тяжелый нагрудник, шлем и блестящие пластины в их собственные кучи в противоположном конце пещеры. Возвращается. Подбирает другое тело. Освобождает от брони. Очищает металл. И снова, и снова. Время от времени она выливает воду и наполняет деревянное ведро в подземном ручье. Снова. И снова. И снова.

Вздрагиваю, когда она напевает во время работы, даже когда ее руки трясутся и голос становится хриплым. Даже когда ее дыхание становится неровным, рванным от бессилия. Она так устала, что ей приходится сидеть на земле, пока соскребает.

Это работа не для королевского консорта. Это работа для…

Ее песня прерывается металлическим лязгом замка. Оглядываюсь, когда тяжелая деревянная дверь, ведущая в пещеру, открывается. Там стоит мужчина, всего лишь силуэт напротив яркости послеполуденного солнца. Сорча закрывает глаза от резкого света. Делает резкий вдох. Из чувств ее разума, я могу почувствовать, как она жаждет отправиться наружу.

Она находилась в этой пещере слишком долго. Соскребая. Готовя мертвых к их погребению. Спасая их броню для новых солдат, чтобы те умерли одетыми на поле боя против Благих. Она была среди мертвых слишком долго. Слишком долго.

Она находится в этой пещере сотни лет.

Мужчина захлопывает дверь и подходит к Сорче, на его лице тень улыбки. Как и остальные Неблагие, он прекрасен. Сияющая медь его волос пылает в мягком свете лампы Сорчи. Его глаза два колодца-близнеца черноты, резкие от злорадства… и чего-то еще. Удовлетворения, которого я не понимаю.

Она становится неподвижной, когда он грубо отбрасывает капюшон с ее волос и скользит рукой по длинным, блестящим прядям.

– Хорошо справляешься, ban—òglach. Ты проделываешь работу так эффективно. Я доволен тобой.

Сорча сидит, не двигаясь, на земле, но я замечаю, как ее глаза ожесточаются ненавистью. То, как пальцы зарываются в землю у ее ног, словно она сдерживается, чтобы не причинить ему боль. Почему она сдерживается? Она не скованна и не связана…

Он снова гладит по волосам, как будто бы провоцируя ее. Что-то внутри меня переворачивается с отвращением, с гневом. За нее.

– Разве я не справедлив? Не милосерден? – спрашивает он нежно. – Я дал тебе четыре сотни лет. Когда ты займешь свое место рядом со мной?

Сорча вырывается из его хватки и плюет на его ботинки.

– Ни сейчас, – шипит она, – ни потом.

Губы фейри сжимаются в жестокую линию, когда он вытаскивает платок из кармана пальто и машет ей вниз.

– Вытри.

С рычанием, Сорча выхватывает ткань и вытирает слюну с его ботинок.

– Удовлетворен? – слово выходит, словно проклятие.

– Нет, – он хватает лезвие на бедре и бросает на землю. – Подними кинжал и прижми прямо поверх твоего сердца, – рука Сорчи трясется, но она делает так, как он говорит. Ее глаза суровые, убийственные. – Воткни его внутрь, девочка. – говорит он с шипением.

Я прижимаю руку ко рту, когда Сорча проталкивает лезвие через ткань платья и кожу. Ее дыхание учащается, глаза крепко зажмурены, но она не кричит. Могу сказать, что ей хочется. Маленький всхлип срывается с ее губ, но она сильно прикусывает нижнюю губу.

– Стоп, – наконец-то говорит фейри. – Прямо здесь. Еще один толчок, и я заставлю тебя покончить с твоей жизнью. Каждый раз, когда ты подумаешь о том, чтобы бросить мне вызов, вспоминай этот момент. Запомни его хорошенько, – он приказывает вытащить лезвие, и Сорча достает с тяжелым вздохом. – Следует ли мне спросить тебя снова? – спрашивает он, когда прижимает руку к ее ране. – Ты займешь свое место рядом со мной?

Она смотрит на него исподлобья.

– Я лучше воткну этот кинжал в свое сердце.

Фейри ничего не отвечает. Он становится на колено рядом с Сорчей и грубо хватает ее за подбородок.

– Ты еще более сильная духом, чем твоя мать. Сотня лет здесь, и она бы сделала все, о чем бы я ни попросил. В некоторые дни я жалею, что принял твое предложение занять ее место. Жалею, что хочу тебя так сильно с самого начала.

Сорча мелькает клыками.

– Хорошо.

Его пальцы напрягаются на ее челюсти.

– Затем я думаю о том, как это будет чувствоваться, когда ты, наконец, согласишься, – другой рукой он проводит линию на ее горле, вниз, к основанию шеи, где вижу отметки, которые не замечала ранее. Отметки, которых у Сорчи сейчас нет. Я резко окидываю ее взглядом. Клятва? Ему?

– Однажды ты посмотришь на нее и больше не будешь думать о ней, как о бремени. Ты придешь ко мне по собственной воле.

Ее смех грубый, насмехающийся.

– Однажды этой отметки не станет. И первое, что я сделаю – перережу тебе горло.

Его глаза ожесточаются.

– Ты вынуждаешь меня быть жестоким. К счастью для тебя, я так же очень, очень терпеливый, – он отпускает ее и встает. – Тогда еще одна сотня лет. В этот раз я даже не принесу тебе умирающего человека, чтобы покормиться. Посмотрим, сколько ты протянешь, прежде чем сама будешь умолять об одном.

Дверь открывается в прекрасный солнечный день, а затем закрывается с жестоким хлопком, чтобы оставить ее в темноте с мертвыми.

Воспоминание меняется. Темные стены пропадают, превращаясь в богатое, роскошное помещение огромной палатки. Большая раскладушка, покрытая белыми шелковыми простынями, выглядит крохотной в задней ее части. Палатка состоит из неразрывно сотканных гобеленов, изображающих сражения темных и светлых фейри. Киаран против Эйтинне.

Посередине палатки, занимая большую часть пространства, стоит широкий, крепкий дубовый стол. Киаран здесь, стоит с хозяином Сорчи. Нет, не Киаран. В его глазах тот же глубокий, темный и безнадежный взгляд, который мне пришлось узнать. Это Кадамах.

Он внимательно смотрит вниз на карту, которая покрывает почти всю длину и ширину стола, расположение Благих и Неблагих земель.

– Если мы пошлем флот кораблей, – говорит другой фейри, – мы можем запросто взять деревенский порт. Прервать их линию поставок и вынудить их отступить.

Сорча сидит на корточках у ног Киарана, прикрепляя защитные металлические щиты вокруг голени. Подготавливает его к сражению. Она работает тихо, искусно затягивая кожаные ремешки. Черт побери, она выглядит просто ужасно. Намного хуже, чем ранее. Фиолетовые пятна под глазами потемнели, а эти красивые зеленые глаза потускнели от голода. Она такая худая, что выглядит, как одна из жертв Киарана, так близко к смерти, что я не знаю, каким образом он не заметил.

Когда она передвигается, чтобы надеть защитный щиток на другую ногу Киарана, он едва выпрямляет ногу, не смотря вниз, я понимаю почему.

Она прислуга. Он даже не видит ее.

Киаран ведет пальцем по местам на карте, где отмечены их корабли и сбивает их один за другим.

– Так значит, ты думаешь, Стратег? Я теряю свое время, атакуя западный фронт? – Он смотрит вверх и меня трясет от того, как холоден его взгляд. – Скажи мне, как ты думаешь, почему я держу своих солдат на наших берегах, а не посылаю их в море?

– Простите меня. Я не должен был так говорить, – голос Стратега слегка дрожит от страха.

– Нет, – говорит Киаран, – ты не должен. Отвечай.

Сорча тянется за нагрудником на кровати. Ослабшая от голодания, она шатается под его весом и роняет металл на пол с тяжелым клацаньем. И замирает, сделав вдох ужаса.

Киаран оглядывает ее, как будто бы заметил в первый раз.

– Ты глупая девка, – рычит Стратег на Сорчу. Он грубо хватает ее за руку. – В этот раз я буду держать тебя в той пещере, пока ты не сможешь даже двигаться…

– Убери от нее руку, – голос Киарана низкий, опасный. Когда Стратег мешкает, он добавляет: – Сейчас, – Киаран кивает на кресло в другой стороне палатки. – Сядь там и помолчи. Если произнесешь хоть звук, я отрежу твой язык и заставлю проглотить его.

Сорча остается, замерев, ее глаза опущены вниз, когда он подходит к ней.

– Посмотри на меня – командует он.

Ее глаза встречают его. Хотя она, очевидно, напугана, в ее чертах присутствует вызов. Как будто бы говоря: « Делай, что хочешь. Накажи меня. Я не буду умолять за свою жизнь».

Губы Киарана дергаются, и я знаю, он тоже это видит.

– Почему бы тебе не рассказать мне то, что мой Стратег не смог? – спрашивает он ее почти нежно. – Почему я держу своих солдат у наших берегов?

Сорча сжимает губы.

– Благие… – ее голос дрожит, и она делает вдох, прежде чем попробовать снова. – Они могут говорить с морем, узнавать секреты из воды. Они бы знали, что мы идем, – на ожидающий взгляд Киарана она объясняет с толикой горечи. – У меня есть брат. Он – Благой.

По тому, как светятся глаза Киарана, я знаю, что она ответила правильно.

– Что бы ты предложила вместо этого?

– Я не Стратег.

Киаран машет рукой в сторону карты.

– Побалуй меня.

Наблюдаю, как Сорча молчаливо вникает в географические особенности. Ее разум проходится по возможностям, атакам и контратакам. Она проигрывает боевые сценария так, как я планировала свои изобретения, как будто бы это ее вторая натура.

Наконец, она скользит пальцем по карте и указывает на горный перевал.

– Здесь. Достаточно близко к морю, чтобы Королева решила, что ее позиции более выгодны. Утесы с обеих сторон достаточно высоки, чтобы наши солдаты могли притянуть тени и скрыть их настоящую численность, – она смотрит вверх на Киарана. – Вы бы могли отправить некоторых солдат на наше побережье, чтобы привести Королеву к этому переходу.

– Предлагаешь мне пожертвовать ими.

Сорча пожимает одним плечом.

– Я говорила вам, я не Стратег.

Киаран смотрит на карту, на Сорчу, на своего Стратега.

– Думаю, что Стратег. Ты решила, что победа будет стоить их смертей, – она ничего не говорит, когда он садится в кресло за стол и осматривает ее. Его взгляд останавливается на узоре вокруг ее шеи. – Ты носишь отметку рабыни.

– Да, – Сорча напрягается.

– Ты не производишь на меня впечатления кого-то достаточно глупого, чтобы принять эту клятву без веской причины. Расскажи мне.

– Сначала он подловил мою мать, заставив ее произнести клятву, – говорит Сорча. – Я видела, что он делал с ней. Как отметка вынуждала ее исполнять каждую его команду, как бы сильно это не ранило ее. Она бы не прожила еще дольше, оставаясь с ним, – она вскидывает подбородок. – Поэтому я предложила себя на ее место. Я была глупа. Я была ребенком.

– Он приказал тебе убить ее, – выражение лица Киарана не изменяется.