Текст книги "Тонкости зельеварения (СИ)"
Автор книги: Элина Литера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Глава 1. Господин в болоте
Адель выглядела прелестно в новом голубом платье с венком из шелковых синих цветов на темно-русых волосах. Когда они с Питом произносили брачные клятвы, моя старшая сестра, казалось, взлетит в воздух от счастья. Мне не очень нравится Пит, он смотрел на жену как на интересное приобретение. Не могу сказать, что он женился на Адели ради приданного. Есть в нашем городе и побогаче невесты, к которым мог бы посвататься служащий магистрата. И семьи есть более обеспеченные, чем вдовая владелица небольшой лавки, где продавались отрезы крашеного в тусклые цвета льна и хлопка, грубая шерсть и войлок. Адель ему, действительно, пришлась по душе, но все-таки я не видела в нем той искры, которая заставляет мужчин сложить всё к ногам любимой женщины. А может, и не был он на такое способен. Хорошо бы, чтоб он хотя бы не обижал Адель. Но мне казалось, что Пит будет думать прежде всего о своем благополучии, а о жене в последнюю очередь.
Когда гости разошлись, мы с матушкой помогли женщинам семьи Пита убрать со стола и вымыть посуду, а после побрели домой, едва держась на ногах. Хорошо, что идти нам всего два квартала.
В комнате под крышей, которую еще вчера мы делили с сестрой, я опустила гудящие ноги в таз с горячей водой и взялась за книжку по травологии. Моя магия земли проснулась несколько лет назад, я чувствовала растения, а небольшой лекарский дар оповещал меня, насколько серьезная хворь постигла пациента. Два раза в неделю я отпрашивалась у матушки из лавки и подрабатывала в больнице для бедняков, больше для практики, чем для монет. Старый травник прочил меня своей помощницей, но качал головой, что хорошо бы мне подучиться.
Учиться в нашем городке было негде. Маги ездили в магические академии, которых в Шалпии водилось пять штук: в столице, в Бристоне – втором после столице городе, центре Ривалтийского герцогства, и в трех городах поменьше. О столице я и думать не могла и попробовала узнать что-нибудь об академиях попроще. Написав несколько писем я приуныла: всех накоплений нашей семьи не хватит, чтоб оплатить год курсов даже при провинциальной академии. Мне так хотелось варить настойки и листать пропитанные мудростью фолианты! А не отмерять отрезы грубой ткани, ругаться с торговцами и покупателями, и перечитывать монеты до конца моих дней.
А еще у меня была тайная мечта. Однажды на городской ярмарке в честь Середины лета выступила леди Сван – настоящая оперная певица из самой столицы. Она приходилась троюродной кузиной нашему бургомистру и приехала провести летнее межсезонье в его особняке у озера, и родственник уговорил ее подарить горожанам свое искусство.
На сколоченную из грубых досок сцену поднялась дива в облаке из чего-то розового, воздушного, я таких тканей и не видела. Когда она запела, мне показалось, что сама Звезда спустилась к нам с небес.
Утирая слезы, я уходила с ярмарки, не дождавшись конца дня. В нашем городе не было оперы, лишь самодеятельный театр, где главные роли играла жена ювелира и сын бургомистра. Поговаривали, что страсти, разыгрываемые на сцене, простираются и за ее пределы – досужие сплетни в нашем городке любили больше театральных представлений. Изредка у нас давали спектакли проезжие труппы. Однажды я купила билет, отдав все скопленные деньги за полгода, и после этого не могла больше смотреть на кривляния ювелирши.
Если я стану настоящим зельеваром, я не вернусь домой. Я поселюсь в городе, где есть театры и опера, где наряженная публика гуляет по бульварам – я видела их на картинках в прошлогодних журналах из лавки старьевщика. Но… все это лишь мечты. Я понимала, что даже если мне удастся подучиться у мастера, я вернусь помощником в городской госпиталь к старому травнику и в самом лучшем случае когда-нибудь займу его место.
Прогнав видение настоящего большого города я вернулась к книге и нашла рецепт, с которым могла бы управиться без обучения.
Для зелья, которое я задумала, мне нужны были зеленые колосья ржи, несколько луговых трав, лишайник и болотная вода. Предупрежу завтра матушку, чтоб не искала меня послезавтра утром. До окраины города полчаса быстрым шагом, там сразу начинаются поля, еще час пешком, и будет темным бор с болотцем. Если встать рано-рано, то до открытия лавки успею обернуться. В начале лета самые длинные дни, и как раз рожь еще не поспела.
Я отложила книжку, убрала тазик и упала спать. Все-таки свадьбы родных – очень утомительное занятие.
Утром пришла Адель. На ней не было лица, она еле стояла на ногах и держалась за косяк двери. – Что с тобой! Что случилось? Он тебя бил? – матушка едва ли не на руках донесла сестру до табуретки.
Адель помотала головой и кинула на меня быстрый взгляд. – Мадлен, выйди, нам нужно поговорить.
Я обиженно пождала губы, но это был не тот момент, когда стоило спорить. Сестра всего на год старше меня, а иногда строит из себя очень взрослую. Разумеется, я неплотно прикрыла дверь и притаилась у щели.
Сквозь всхлипы Адели я смогла разобрать, что Пит был слишком неаккуратен ночью, и несмотря на боль и мольбы новобрачной продолжил мужское дело. Адель шла едва передвигая ноги, внутри у нее все пекло как от огня, и кровь так и не остановилась. Матушка кликнула меня, чтоб я помогла уложить Адель на кровать, а сама пошла за лекарем.
Я и без лекаря видела своим даром, что c женскими частями Адель все ой как не в порядке. Но сделать я ничего не могла, лекарский дар у меня очень слаб, я лишь вижу сильные беды. Боюсь, травы тут не помогут.
Маглекарь провел руками над телом сестры и подтвердил мои опасения – рьяный супруг, дорвавшись до девичьего тела, нанес Адели сильный ущерб, и если не вылечить сразу, лекарь не может ручаться, что Адели удастся зачать ребенка.
Матушка отправила меня за Питом, но я встретила того на полдороги – хмурого, недовольного, удивленного, что молодая жена сбежала к родным вместо того, чтоб порхать вокруг супруга. Я объяснила, что его стараниями Адель не может не то, что порхать, а ходит еле-еле, и надо бы ему вернуться за кошелем, чтоб оплатить лечение жены после ночных утех. Хорошо, что в эту минуту мы уже зашли в наш дом и закрыли дверь, иначе вся улица стала бы свидетелями его оскорбленного рева: – Вы что, мне порченую подсунули?
Злым шепотом я объяснила ему, что дело как раз в том, что Адель была "непорченая", а он, стервец, мог бы и подумать в первую брачную ночь верхней головой.
Чтоб травничать, нужно знать, что лечить, а значит, изучить строение человеческого тела. В теории я знала, что и как устроено и у мужчин, и у женщин. Удивленный такой осведомленностью Пит перестал кричать и прошел в комнату, где лежала Адель.
Правда, толку от этого не было. Выслушав матушку и лекаря парень заявил, что это все женские дела, он здесь ни при чем, и если Адель к вечеру не придет домой, он еще подумает, нужна ли ему такая жена.
Вот не зря я в нем сомневалась, не зря.
Матушка заламывала руки, как же ее дочери жить с таким мужем. Маглекарь, нервно протирая очки, советовал решать скорее, что делать, Адель у него не единственная пациентка. Я узнала сумму полного лечения, прошла в матушкин тайник, где хранился мешочек с моим приданным, и отсчитала золотые. На лечение Адели ушла ровно половина. Я не хотела трогать деньги, которые нужны на хозяйство или на лавку, иначе нам не на что будет жить и вести дело. А приданное… после того, что я увидела сегодня, я и вовсе сомневаюсь, что оно мне понадобится.
Еще четверть часа мы с матушкой уговаривали Адель обнажиться перед маглекарем, потому что на расстоянии и через одежду лечить ее не получится. Глядя, как рыдает Адель от боли и унижения, когда чужой мужчина возится у ее кровоточащего тела, я пришла в ужас от одной мысли, что какой-нибудь мужчина ко мне когда-нибудь прикоснется.
Бледного и обессиленного маглекаря мы усадили в наняную повозку – не зря он взял такие деньги. Всем сегодняшним пациентам придется отказать. На тумбочке остался стоять пузырек с настойкой. Судя по ярко-оранжевой этикетке, в нее при создании тоже влили немало сил. Позже я нашла рецепт – корень мандрака и листья аралии стоили недешево.
Мы дали сестре выспаться, и я предлагала не будить ее, когда на небе проступили закатные краски, но матушка решила, что Адель сама должна решить свою судьбу. Та и решила: отрыдав в объятиях, благодаря меня и матушку, новобрачная вернулась к Питу.
Проводив старшую дочь матушка сжала мои руки: – Мадлен, бедная моя девочка, как же теперь, нам два года работать, чтоб восполнить то, что ты сегодня отдала. – Матушка, ты думаешь, я очень хочу замуж? – Ох, милая, не все же такие, как Пит. – Ты знаешь, как выяснить заранее, такой он или нет? Вот и я не знаю.
* * *
Несмотря на треволнения вчерашнего дня я проснулась, когда небо еще только зарозовело на востоке, обулась в непромокаемые боты и побежала к болоту.
На краю леса паслась лошадь. Странно, почему только одна? И не привязана. И седло на ней. Какой негодящий хозяин не распряг коня перед тем, как лечь отдохнуть? И зачем ложиться в четверти часах езды от города? Если только он лег по доброй воле.
Я заметалась по опушке леса, криком призывая неведомого мне наездника: – Есть здесь кто? Ау! Чья лошадь пасется? Вы где?
Иногда я останавливалась, прислушиваясь к ответу. Никого. На ногах у оставленной лошадь застыли комочки грязи с тиной. Значит, все-таки болото. Я пошла по известной мне тропинке, посылая Звездам просьбу, чтоб всадник не упал в трясину.
Я, действительно, нашла его в болоте. Седовласый мужчина упал между кочками. Болотная жижа смягчила удар, но место было мелкое. К счастью, незнакомец упал на спину, головой на возвышенность, и не захлебнулся. Я перехватила его за подмышки, и упираясь в землю пятками вытащила на ровное и сухое место. Пострадавший стонал, не приходя в сознание. Кто бы он ни был, но без маглекаря не обойтись, слишком долго он пробыл в холодной воде.
У меня с собой была небольшая флага бодрящего настоя – я всегда брала ее на подообные вылазки. Набрав пригорошню жидкости, я плеснула ее на лицо мужчины, вливая немного сил. Он открыл глаза. – Вы кто? Где я? – пробормотал он, пытаясь сесть. Я помогла и поднесла фляжку к его губам. Он покорно сделал несколько глотков и осмотрелся более осмысленным взглядом.
Он вскоре окончательно пришел в себя и кратко объяснил свое положение. Чего испугалась его лошадь, так и осталось неизвестным. Но взбунтовавшись животное внезапно ускакало прочь от дороги, как наездник ни старался ее остановить, впрыгнула в болото, шарахнулась в сторону и уронила его в жижу. Господину было все еще дурно, он трясся в ознобе и сомневался, что дойдет до города. Я не решилась оставить его одного. Он уверил меня, что в состоянии продержаться недолго в седле, и я сочла за лучшее привести лошадь и помочь мужчине сесть верхом. Он настоял на том, чтоб я устроилась позади него. Я возражать не стала, и через четверть часа бодрой рыси мы подъехали к матушкиной лавке.
Усадив господина в кресло у камина, я побежала за маглекарем. Тот, было, замахал руками, чтоб сестра звала в этот раз другого, но узнав, что пациент изменился, недовольно ворча принялся собираться.
Пока я бегала, матушка помогла достать из чресседельных сумок чистую одежду, и господин обмылся и переоделся, приняв пристойный вид. Маглекарь выдал две микстуры, получил плату и отбыл восвояси, пожелав нам хоть какое-то время обойтись без его визитов.
По совету маглекаря господин остался на нашем диване до вечера, и пожелал скоротать время за беседой о том, чем я его поила в лесу. И о моих способностях. И о моих мечтаниях. Сама того не заметив, я выложила ему все свои девичьи грезы о работе травницей. Тот просиял улыбкой: – Госпожа Мулинн, что вы скажете, если я исполню ваше желание? У вас достаточно способностей, чтоб поступить в академию Бристона.
Я покачала головой: – Возможно, у меня и хватит способностей, но увы, одних способностей мало. – Вы о плате? Вот уж сущая ерунда. Ах, да, я не представился: виконт Бартоломео Бирштон, член попечительского совета академии Бристона. Мы принимаем одну-две дюжины студентов без оплаты каждый год, если считаем, что в них есть потенциал. А девушка, которая бросилась искать по болоту попавшего в беду путника, уж точно достойна такой малости, как бесплатное обучение. Итак, юная госпожа, через месяц начинаются занятия. Что вы на это скажете?
Глава 2. Вальсы и фейерверки
С объемным саквояжем в руках я глазела на главное здание академии. В нашем городке таких больших и высоких строений не водилось, даже ратуша была меньше. Судя по удивленным вздохам вокруг, я была не единственной провинциалкой. Другие студенты беззлобно фыркали, проходя мимо, и я решила к ним присоединиться, вливаясь в общем потоке в широко открытые двери учебного корпуса.
Наличие профильной магии проверяли просто: нужно было показать, что магия есть, легко вызывается и может сделать что-то заметное. Сила дара, увы, определялась сложнее. Бывало, что необученный водник мог призвать лишь каплю воды, а уже через несколько месяцев в академии затопит местность размером с три бальных зала. А бывало, что огневик как приходил, умея слепить огненный шар с кулак младенца, так и уходил с тем же шаром, даже не научившись как следует подчинять его полет.
Мне выдали зернышко в комке земли, я нащупала в нем жизнь, и едва проклюнулся росток размером в четверть ногтя на мизинце, как кудрявая магичка с лицом, похожим на сдобную плюшку, весело крикнула "Принята!"
Мне предложили три направления: минеральное, землеслойное и зельеварное. Немногочисленные минеральники или, как их дразнили, камнегрызы, все были парнями, и работать после академии разъезжались по местам добычи руды, каменных глыб, золоносного песка и самоцветов. Следующие за ними, как их называли, "землекопы", были незаменимы при строительстве: только они могли понять, какие слои песка, почвы, а может быть, скалы или камней кроются в толще земли, насколько прочным будет возведенное тут здание, а сильные землеслойники могли сдвинуть залежи, вывести на поверхность песок, взрыхляя землю, или расколоть скалу в глубине. Меня же привлекало то, во что превращается земля стараниями самой природы: растения и все, что можно из них сделать. Зельеваров еще называли травниками, как сельских ведьм, которые лечат поселян дарами леса, но зельевары не обижались.
Та же магичка вручила мне зеленый знак травников и кучу бумаг: для получения книг в библиотеке, для заселения в жилой корпус, расписание занятий… Мне придется хорошенько все перечитать, чтоб разобраться. Пять лет по три раза в неделю я ходила в городскую школу для простолюдинов, но там и близко не было таких сложностей. Варить зелье из десятка ингредиентов с толикой магии, которую нужно вливать трижды в определенные моменты, кажется, проще, чем разобраться в бюрократии студенческой жизни.
Но уже через неделю я освоилась достаточно, чтоб не считать себя хуже других и подружилась с парой девушек. Одна – такая же провинциалка из дальнего небольшого городка, как и я, другая – дочь мебельщика из Бристона. У дочери проснулся дар чувствовать магию в дереве. В других материалах Лизия ощущала нити-проводники хуже, но ее это не печалило. Она не собиралась становиться полноценным независимым магтефактором – то есть, артефактором с магическим даром, но надеялась научиться вживлять магические свойства в произведения отца.
Благодаря Лизии я впервые побывала на большом городском балу. Добрая сокурсница одолжила мне одно из своих платьев, а для третьей нашей подруги, пухленькой Миры, взяла наряд у матери.
Вход на бал стоил три серебряных, но Лизия махнула рукой, что такая мелочь не стоит упоминаний, когда ей хочется повесилиться в нашей компании. Но главное, ее отец заехал за нами в академию. Магическая академия стояла в стороне от Бристона. Недоучек решили держать подальше от городских кварталов. Самим нам ни за что бы не добраться.
Я будто попала в сказку. Вокруг кружились нарядные горожанки, и даже многие леди зашли на бал. Надевать тяжелые драгоценности на городской бал оказалось не принято, и одолженная мне Лизией нитка мелкого жемчуга смотрелась уместно. Я станцевала несколько вальсов с приятными кавалерами. Увы, другие танцы были мне незнакомы, или же я не могла бы повторить принятые здесь фигуры. К счастью, вальс был любимым танцем горожан в наши дни, и мне не пришлось многим отказывать.
Во время неизвестных мне мазурки и кадрили я пробралась к столу с пирожными, где встретилась с Мирой, которая танцы не очень любила. Хихикающая Лизия застукала нас за поеданием разнообразных корзиночек и суфле. Не успела я доесть кремовый цветок, как Лизия потащила нас на балкон, откуда должен был открыться вид на фейерверк. Лучшие огневики Бристона обещали устроить бесподобное зрелище.
Ночевали мы у родителей Лизии. Они устроили спальные места у дочери в комнате, откуда вынесли на эти два дня столик и кресло. Мою лежанку поставили рядом с трюмо, где глаза разбегались от разноцветных скляночек, отражавшихся в зеркальце. Дом мебельщика был не так велик, чтоб держать гостевые комнаты, но все равно казался мне роскошным после нашей крохотной пристройки к лавке, где нам с сестрой приходилось делить одну комнату на двоих, и кроме узких кроватей, шкафа и одной тумбочки туда не умещалось больше ничего.
Я буду вгрызаться в зельеварную науку, я буду зубрить рецепты и вчитываться в правила составления настоек, чтоб заработать на жизнь, где в спальне найдется место для кресла, столика и трюмо, и в шкафу поселятся платья для городских праздником, и расцветут фейерверки, и закружатся вальсы, и передо мной откроют двери кафе с напитками в маленьких чашечках, расписанных цветами, которые я видела по дороге, когда глазела по сторонам из повозки.
* * *
Утром к нашему завтраку присоединилась тетушка Лизии, госпожа Тиртан. Мать моей подруги поглядывала на золовку со смесью пиетета и легкой зависти – та вышла замуж за ювелира и жила в доме с прислугой. Пусть прислугой была всего одна дальняя родственница из селения рядом с Бристоном, которая и стряпала, и убирала комнаты, но все же не самой тетушке золу из камина выгребать. Из разговоров я поняла, что ювелир не из самых дорогих, и с серебром работал больше, чем с золотом. Его клиентами были более-менее обеспеченные горожане не самого высокого полета, но все же тетушка пришла к нам в платье из василькового шелка, а в ушах у нее покачивались блестящие серьги.
После завтрака госпожа Тиртан позвала нас прогуляться по бульвару недалеко от дома мебельщика. Перед выходом она критически осмотрела нас и сделала вывод: – Нет, так дело не пойдет.
Усадив каждую перед трюмо в комнате Лизии, откуда уже убрали лежанки, она быстро пересобрала нам волосы. Вместо скучной косы у меня оказалась взбитая ввысь прическа с парой прядок, стекающих по шее. Мои волосы были скорее прямые, чем кудрявые, но благодаря мастерству тетушкиных рук легкой волны хватило, чтоб волосы легли легким облачком, приподнимаясь ближе к макушке. Тетушка капнула на пальцы из фиолетового пузырька, провела рукой по свисающим прядям, и они заструились по шее нежной волной. Я залюбовалась незнакомым отражением. – Ах, ты улыбаешься, будто воруешь улыбку. Смущаться нужно лишь чуть-чуть, и если хочешь привлечь внимание, смотри не прямо, а чуть искоса, вот так, – и она задорно сверкнула глазами.
По настоянию тетушки Лизия и с матушкой снова одолжили наряды нам с Мирой, и по бульвару мы шли разноцветной щебечущей толпой. Мой взгляд то и дело останавливался на молодых девушках, которых сопровождали родственницы или кавалеры. Помимо воли я рассматривала их наряды, прически, выражения лиц, жесты, походку. Новый, неизвестный мир открыла мне тетушка Лизии.
Девица в платье пыльной розы накрутила слишком сложную прическу, которая совершенно не шла ни к нежным чертам лица, ни к легкому покрою платья. А вот эта, в платье с милыми оборками и бантиками веселого оранжевого цвета, смотрит на мир, будто на ней серый балахон старой девы. Жгучая брюнетка с острым подбородком, напротив, навертела на себя слишком много миленького и веселенького, тогда как ее строгим чертам больше пошел бы такой же строгий покрой. Ох, сколько всего интересного можно увидеть! А вот эта стайка – будто попугайчики, приковывают яркостью взгляды всей улицы, но нет в них ни красивости, ни гармонии, лишь желание показаться и покрасоваться. – Не смотри на них так пристально, еще решат, что ты им завидуешь. Люди вокруг могут подумать… всякое, – шепнула мне госпожа Тиртан. – Кто они?
Та усмехнулась: – Ах, я забыла, что ты не из Бристона. Это мадам Сижат со своими подопечными. Некоторые девушки… м… – она скосила глаза на племянницу, чтоб удостовериться, что та вместе с Мирой занята разглядыванием многоярусной цветочной пирамиды, – некоторые девушки не дают себе труда ни найти подходящую партию, ни заработать на достойную жизнь самой, и мадам Сижат помогает им подыскать кавалера, который обеспечит им красивую жизнь… какое-то время. Как ты понимаешь, не за взгляд подкрашенных глазок. – О… Но почему они так безвкусно и ярко одеты?
Госпожа Тиртан рассмеялась: – Они считают, что их так лучше заметят. Ох, хотела бы я, чтобы у меня была похожая на тебя дочь. Как мне не хватает разговоров о высоком стиле! Но увы, с сыновьями женские наряды не очень-то пообсуждаешь. А Лизия к уходу за собой совсем не склонна. – Но я видела у нее наряды в шкафу и скляночки на трюмо. – Да-да, – улыбнулась тетушка, – племянница – воспитанная девочка и не будет выбрасывать мои подарки, а некоторыми даже пользуется иногда. Но пойдем, девушки нас уже заждались. Здесь недалеко хорошая кондитерская, там продают прекрасный мармелад.
* * *
Вечером в академии, я долго не могла уснуть. Впервые в этой комнате я не читала книгу по зельеварению на ночь, а мечтала, какое платье я сошью для себя первым.
Через неделю почтовая карета из города привезла мне увесистый пакет. Разорвав коричневую бумагу, я обнаружила книгу "Модные наставления для молодых леди". Вложенная записка гласила, что госпожа Тиртан желает мне всяческих удач в постижении женской премудрости.
Два месяца я летала как на крыльях: варила зелья на классах и после классов, разбирала и запоминала особенности сбора трав, ходила на лекции по общей магии, зарывалась в книги по анатомии – такие в нашем городке сочли бы верхом неприличия, а здесь читай на здоровье, даже если ты юная невинная дева. А вечерами погружалась в мир шелка и шифона, изящного кружева и ленточек в локонах. Никогда раньше я не жила так полно и интересно, как этой осенью. Иногда я в одиночестве убегала в парк и кружилась среди облетающей листвы, представляя себя на балу в ратуше в паре с галантным кавалером, который ловко ведет меня в вальсе под восхищенными взглядами тех, кому моего танца не досталось.
