Текст книги "ЛВ 3 (СИ)"

Автор книги: Елена Звездная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

А я… я вот о чем подумала:

– А как звать-то тебя? Аеданом или Агнехраном? Как правильно?

– Хранящий огонь, – ответил он и улыбнулся едва заметно, с грустью улыбнулся. – Аедан – на моем языке. Агнехран – на вашем.

– Вот оно как… – протянула задумчиво. И не удержавшись, спросила: – А ты когда аспидом являешься, ты такой же, как и когда маг?

Не хотел отвечать, явно не хотел, даже руки на груди сложил, от меня и вопросов моих отгораживаясь, но на меня поглядел-поглядел, да и ответил:

– Не совсем. Аспидом я был только в юности, но и тогда на мне маска была. А как в земли человеческие пришел, я не одну – с десяток надел. Аспидом я несдержан, сложнее контролировать эмоции, пламя по венам бежит вместо крови, вспыхиваю быстро. Магом-то я поспокойнее буду, рассудительнее, сдержаннее. А тебе я каким больше нравлюсь?

– Простым, – от улыбки не сдержалась, – простым охранябушкой, и не магом и не аспидом, а человеком.

Усмехнулся, да и признался:

– Человеком я только рядом с тобой становлюсь, а так не человек я, Веся, прости.

– За что прощать? Меня все устраивает, – только тут на кольца взглянула, и ответила, – все кроме этого. Сними, имей совесть.

И руку ему протянула.

Вздохнул тяжело Агнехран, но хоть и был аспидом, а сдержался. И медленно с моей руки левой кольцо с рубином стянул.

– Ты все сними, только, наверное, эти три тоненькие ты оставь…– сказала вдруг.

Усмехнулся он, притянул, обратно на колени к себе усадил, и началось:

– Это не простой рубин, сам его сделал, не с первого раза, ночей семь не спал, но вышло все как хотел. Перстень этот твою кровь убережет от яда, от ран, от порезов.

И в глаза мне взглянул вопросительно.

А я на кольцо посмотрела уже иначе – для меня не просто камень это был, для меня это было целых семь бессонных ночей Агнехрана. И я сильно подозревала, что если кольцо это его заставлю забрать, он же… он еще столько же спать не будет, что-то другое для меня придумывая.

– Ладно, оставь. Назад надень, кому сказала. Хороший перстень, красивый, мне нравится!

И руку забрала. И на груди вообще их сложила. И на мага посмотрела взглядом мрачным, да суровым. А маг возьми и начни вредничать.

– И с чего это он вдруг тебе понравился? – вопросил издевательски.

– Красивый потому что! И другого мне не надо, понял?

– Нет, ничего не понял, – точно издевается.

– Я сказала – хороший перстень! – так и сказала.

Затем на ту горку украшений, что на столе остались посмотрела, подумала, и добавила:

– Эти тоже хорошие. Оставляй.

– Все оставить? – спросил с усмешкою.

– Тебе что, жалко? – вопросила воинственно.

– Нет, – улыбнулся весело, – мне не жалко.

– Вот и оставляй! – я с ног его спрыгнула, сходила к сундуку, оттуда ящик, в котором хранились прежние мои артефакты с амулетами принесла, все со стола в него сгребла, и, относя обратно, добавила: – А по ночам, Агнехран, между прочим, спать надо!

А он взял и рассмеялся. От души, громко, так что клюку очень призвать захотелось. Но в то же время так легко и с облегчением каким-то, что призывать не стала. Просто подошла к нему, стою суровая.

– Так дело в том, что я не спал? – отсмеявшись, вопросил Агнехран. – А я уж думаю, с чего такая щедрость-то…

Улыбнулась неловко, он снова на колени к себе усадил, обнял. Чудовище мое огненное. Посидели так, молча, а потом вдруг маг к теме разговора вернулся:

– Двое суток в своем Заповедном лесу сидишь, никуда свой симпатичный носик не высовываешь.

– Это уж как получится, – протянула я вот точно уверенная, что так оно не получится.

– Веся, – Агнехран от себя отодвинул, в глаза мне взглянул, – дело серьезное, пойми. Ту побрякушку чародейскую, что сегодня ко мне отправила, мне пришлось в аду оставить, в прямо смысле.

– От чего так? – не поняла я.

– А от того, радость моя, что чародейские артефакты в паре завсегда работают. И конкретно этот открывал путь тому, кто вторым владеет.

Взглянула на него недоверчиво, да и вопросила:

– Неужто и в лес Заповедный путь бы открылся?

Агнехран молча кивнул.

Призадумалась я. Думы были недобрые.

– Никуда не ходи, – продолжил серьезно и напряженно Агнехран, – ни с кем не встречайся, особенно с ведьмами.

Вспомнила я тут Ульгерду. Когда на нас огонь жизни чародейский хлынул, я этой ведьме молодость вернула и силу, а когда прилетели ведьмы в яр Заповедный, Ульгерда снова была кожей зелена, силой опустошена. На что она ее потратила, вот в чем вопрос. И мне бы поговорить с ней, но…

– Весенька, счастье мое, в глаза мне погляди, да пообещай, что сделаешь, как прошу.

В глаза его змеиные взглянула, а что сказать-то и не ведаю. Тут что ни день, то все веселее становится, и не знаю я, что в следующий час случится, не то, что на следующий день.

– Веся, – совсем серьезным стал, посуровел даже, – мне уверенность нужна, что пока я далеко буду, с тобой ничего не случится. Потому что если с тобой что-то случится, смысла жить дальше для меня не останется.

Смотрю на него, о своем думаю, да и что сказать не ведаю.

Сказала, что в голову пришло:

– От чего в яр нельзя?

– Там три ведуньи остались, – сказал как есть Агнехран. – И не ведаю, что еще. Гиблый яр от того и гиблый, что как топь-болото – никогда не ведаешь, что из этого омута еще вылезет. Ты в своем лесу под защитой, лешему я доверяю, Леся за тебя любого порвет, ведьмак изолирован, так что никто не пролезет не проникнет. Только ты лес не покидай, прошу тебя.

И ответила я то, что могла ответить:

– Я постараюсь.

Обнял Агнехран, к себе прижал крепко-крепко, опосля на стул пересадил, встал да и вышел.

А я сидеть осталась в задумчивости.

Затем встала, платье на сорочку сменила, плащ поверх накинула, клюку взяла верную да и направилась туда, где можно было вопросы задать, да ответы получить.

***

Вода в Заводи была ключевая, ледяная значится. И время от времени опускала я в нее руку, чтобы ладонью влажной к лицу прикоснуться, усталость да сон прогоняя. Водя сидел рядом, как и я в книги погруженный, с нами и кот Ученый книги чародейские штудировал. А домовой Тихон угощение готовил – грибы над костром жарил, да похлебку со странным ароматом варил. И потому светлячки, что нам светили, от него старались держаться подальше.

– Кажется, нашел, – воскликнул Водя.

Мы с котом тут же придвинулись к нему и водяной указал на рисунок медальона, точь-в-точь такого, какой сегодня к ногам моим прикатывался.

– Пу-те-во-проводник, – кот Ученый чародейский язык плохо знал, от того и читал порой по слогам.

– Да, похож, – согласилась я.

– Только загвоздка имеется, – Водя страницу перевернул и узрели мы неожиданное.

У этих путепроводных медальонов особенность имелась – они не по паре были, они были так – один заглавный, и от него дюжина второстепенных.

– Я видела лишь два, – сообщила друзьям верным, забирая книгу у Води.

– А что еще видела? – обиженно как-то водяной спросил.

– Ульгерду видела, – ответила, головы от книги не поднимая. – И честно скажу – то, что видела, то не понравилось мне.

– Покажи, – попросил Водя.

Руку протянула, к щеке его прикоснулась, в глаза заглянула да и передала образ Ульгерды таким, каким в последний раз наблюдала. Затем, не долго думая, передала и тот, коим эту ведьму одарила, когда свечи зажигала, чародейскую, жизненную силу распределяя. И увидал Водя, как хватается ведьма за кулон свой малахитовый, как преисполняется решимости да силы, как решается сделать шаг.

– Весь, как вспомню тебя в костре том, так у самого пламя в груди жжет! – высказался Водя.

Затем призадумался, и попросил:

– Покажи последний образ.

Показала снова.

– Силы в ней нет, – отметил водяной. – Где растеряла?

– Мне это не ведомо, – я руку убрала, снова к книге вернулась. – Чародеев то, как я погляжу, голыми руками не возьмешь.

– Да уж и ежовые рукавицы не помогут, – подтвердил властитель просторов речных.

А потом вдруг спросил:

– Весь, что у тебя с аспидом?

– Любовь! – с чувством ответил кот Ученый.

Мы с Водей молча на кота посмотрели, кот понятливо умолк.

– Сложно все, – правду я водяному ответила.

И взялась про кулоны эти путепроводные и путеводные читать. Сложно было, язык-то совсем древний. И тут Водя возьми да и скажи:

– Веся, не хочу тебя ни обидеть, ни унизить, ни оскорбить как-либо, да только – ведунья ты, Веся. Пока молодая совсем, пока в тебе сила ведьминская кипит, да юность свое берет, несмотря на то, что весну свою ты отдала, пытаясь спасти Кевина. Но ты ведунья, Веся, лесная ведунья, и чем дольше в лесу живешь, тем меньше у тебя эмоций человеческих будет. Вижу я, что аспид к тебе не равнодушен, понять это не сложно, с самого начала ясно все было. Но ты… ты, Веся, уверена ли ты, что чувствуешь свое сердце? Что не отголосок это эмоций, чувств, да желаний аспида?

Поглядела на него искоса, взглянула да и вернулася ко чтению.

– Я сказал, ты услышала, – сказал Водя.

– Услышала, – отрицать не стала, – да только в случае том, напомнить должна – и ты мне не пара, воевода водный.

Нахмурился, голову опустил, задумался.

Опосля возьми да и скажи:

– Твоя правда, прочную пару лишь ведунья да леший образуют. Но твой леший человеком обратится не способен.

И тут из кустов прорычало:

– Ошибаешься, водяной, теперь и зверем могу.

И как из-под земли выскочил одним прыжком к Заводи зверь-чудище. Более всего чудище походило на пса черного, с ушами острыми, мордой хищной, шерстью сумрачной, пастью такой, что и волкам не по себе бы стало. А мне вот стало – вскочила я, книгу едва не обронив, кинулась к зверю-чудищу, морду его ладонями обхватила, и вопросила радостно:

– Ты ли это, лешинька?

– Я, Веся, я, – и носом в мой нос уткнулся.

– Как? – зарываясь в шерсть его пальцами, спросила не веря в то, что вижу-то.

– А хрен его ведает… точнее аспид, но вышло как-то так. Веся, сам поверить не в силах.

А кто в силах?! Я гладила его морду, касалась шерсти и поверить не могла. Ни на единую секунду не могла. А леший носом еще раз в мой ткнулся, и снова лешим стал, натуральным, деревянным, большим и суровым.

– Вот знала бы что так можно, давно бы в Гиблый яр сунулась, – глядя на него огромного снизу вверх, сказала в сердцах.

Леший мигом ощетинился, да и ответил:

– А подзатыльника моего отведать не хочешь, Веся?

Вот никакой радости с этими мужчинами.

– Клюкой отвечу! – ответила я, и ушла обратно к водяному.

Села рядышком, книгу взяла галантно протянутую, частью куртки его укрылась и засела дальше читать.

– Весь, – понял леший, что не то сказал, все понял, да поздно уж.

– Занята я, – ответила, головы не поднимая.

А опосля и ушел. Молча. Осталась я дальше книгу читать, и все бы ничего, да только в книгу гляжу, ничерта не вижу.

– Весь, – Водя ласково руки коснулся, – как так вышло?

И даже без уточнения, поняла, о чем он.

– Чародейская сила живительная, она с подвохом оказалась.

– Я отклонений от нормы не отметил, хотя все проверил как есть, – взмахнув длинным серебристым рыбьим хвостом, сообщил водяной.

– Да я тоже все проверила, и даже перепроверила, и на всякий случай проверила еще раз. Но когда на лешего иллюзию человеческую накинула, он вдруг возьми, да и человеком стань.

Поразмыслив немного, Водя сказал:

– Плохо это, теперь с магией осторожнее нужно будет обращаться.

Кивнула молча, да сызнова в книгу погрузилась. Было о чем почитать. Чародеи завсегда действующие по принципу «каждой твари по паре», в особо крайних случаях переходили на правило «двенадцать пар». И тот медальон, что пыталась закинуть ко мне одна из чародеек, он имел не только одиннадцать присоединяющих, он имел и парный медальон, и в нем тоже было одиннадцать присоединяющихся. И по всему выходило, что существует еще кто-то, со вторым центральным артефактом.

Я повернулась, поискала прутик, да и нарисовала для начала одну линию – границу мою. Опосля подле нее один напротив другого два круга – основные медальоны. От них полукругом по одну сторону одиннадцать кружков, да по другую тоже одиннадцать. Подсветила рисунок магией, присмотрелась. Водя тоже интерес проявил. И кот ученый. Я же молча смотрела на то, что, сработай оно верно – защиту яра Гиблого проломило бы. Границу леса моего Заповедного нет, там граница широка, в полторы мили шириной, там так не сдюжишь, а вот у яра граница тонкая, в шаг всего толщиной, и сломить ее таким путем хоть и сложно, да можно.

– Весь, что не так-то? – тихо Водя спросил.

Поразмыслив, ответила так тихо, как трава шелестит:

– Об одном чародее знаю я, о Заратаре эль Тарге, но коли есть еще одиннадцать чародеев, да двенадцать чародеек… то не окончена наша война, даже к завершению не близится.

И не поднимаясь, клюки не призывая, позвала лишь мысленно:

«Ярина».

Чаща заповедная явилась кошкою черною, из ветвей смоляных сотканною, да только кошка эта размером с телка годовалого была. Прогнулась всей спиною, мурлыкнула, и ближе подойдя, уселась передо мной, пристально глядя тускло-сияющими зелеными пустыми глазницами.

– Границу увеличить придется. Да усилить.

«И где ведьмы?» – вопросила Ярина.

– Где ведьмы там особливо. А еще знай – никаких артефактов, никаких амулетов, ничего магического на территорию яра не допускай!

«Как прикажете, госпожа лесная ведунья», – ответила Ярина.

И исчезла.

Леся явилась тут же, и гордо, с нескрываемым чувством превосходства, заявила:

«Тоже границу усилю, причем сама, мне даже подсказывать не надобно!»

И исчезла. Один росток остался, который ждал что похвалят. Пришлось похвалить:

– Ох ты моя умница, ты моя красавица, ты надежная аки крепости все разом, ты…

Засмущался росточек, да и исчез.

А Водя посмотрел на меня и тоже исчез – не только мне о границах позаботиться следовало.

И едва плеснула вода, сомкнувшись над воеводой своим, кот Ученый протянул задумчиво:

– Да, дела-а-а…

– И не говори, – тихо отозвалась, на медальоны страшные глядя.

Пугали они меня, особенно после того, как с силой жизненной в Гиблом яру заложенной столкнулась. И перед кем угодно храбриться могла, да только боли, как тогда, когда в костре горела, никогда не испытывала. И повторно испытать не хочу, не хочу вовсе.

– Так а, Весь, с аспидом у тебя что?

«Любовь», – тихо ответило сердце.

И улыбнулась я невольно, страх прочь отпуская. Что завтра случится, то мне неведомо, что послезавтра – не ведомо тоже, а вот прямо сейчас счастье было в душе. Тихое, светлое счастье. Только холодно очень, замерзла совсем, оно и не удивительно – столько часов у воды ключевой-студеной просидеть.

– Пошли в избу, котенька, – предложила, поднимаясь.

Да и пошла, головы от книги толком не поднимая.

***

Кот со мной долго не шел, он книги какие мог похватал, да и умчался. Клюка тоже давно вперед ускакала, и ей книги нести пришлось. Я шла по лесу ночному, светлячки надо мной натужно летели, текст в книге мне освещая, а потом вдруг на поляну вышел олень.

Я на оленя поглядела, он на меня, я на него.

– Случилось чего? – спросила, наконец.

«Бык забегал, – ответило мне гордое рогатое животное, – сказал передать хозяйке лесной, что маг до баб охотчий в лесу завелся».

Представила себе аспида, представила себе клюку верную, представила себе, как клюка верная на голову аспида опускается случайно раз так двадцать, и полегчало.

– Быку привет передавай, – велела оленю.

Олень с тропы отступил и в лесу скрылся.

Я постояла, похмурилась, и дальше пошла, в книгу вчитываясь.

И тут на тропу выпрыгнул волк. Новенький, кстати, видать недавно пришел. Склонил голову передо мной волк, да и сказал мысленно:

«Сида, волчица-вожак, просила передать, что в лесу твоем, хозяйка, маг завелся, до баб охотчий».

Нет, ну надо же! Ну аспид, ну побеседую с тобой!

– Благодарствую за весть важную, Сиде поклон мой, – сказала, ко книге магической весь интерес теряя.

Иду далее, мрачнее тучи иду, аж светлячки поразлетались с испугу, и тут на тропинку вышел лесовик.

Шляпу снял, поклонился чин-по-чину, да и молвил:

– Госпожа хозяйка лесная, в лесу маговским духом пахнет, да маг тот до баб охотчий уж очень.

Да чтоб вас всех!

– Спасибо, уважаемый, за информацию-предупреждение, от всего сердца благодарю.

И книгу захлопнула.

А сама злющая, как десяток бурь зимних, тучей черною, поземкою ледяною, глыбою недвижимой – душа стала. И вот иду я, с каждым шагом все злее становлюсь, и тут вдруг вспышка яркая! Да прямо на тропу мою из пустоты маг ступает. И как увидела я его, в тот же миг сердце отпустило, гнев испарился, на душе потеплело!

И от избытка эмоций, кинулась я к этой сволочи баболюбственной, с криком радостным:

– Заратаренька, счастье мое, так это ты был!

Остолбенел маг, не ожидал он приема такого радушного, замер весь, но объятия мои растопили лед недоверия.

– Здравствуй, ведьмочка, – сказал радостно, – здравствуй, очей моих свет.

Смутилась я, отступила на полшага, волосы поправила кокетливо, да и говорю:

– А мне тут каждый встречный зверь да нечисть все об одном маге твердили, что, мол, в лесу моем тот есть, кто до баб очень охотчий, а я и не догадалась что это ты.

– А это я, – мрачнее лицом, подтвердил Заратар.

– Так хорошо же, что ты! – и вправду обрадовалась. – Ну как ты, Заратаренька? Как жизнь твоя? Как дела? Что нового?

И под локоток ухватив, развернула к избушке своей, да повела его, ошалелого, прямиком к себе. А чародей магом прикидывающийся растерялся как-то, то ли от вопросов, то ли от приема радостного, да и сказал неуверенно:

– Хорошо все, воюю, ведьмака найти удалось.

– Целого ведьмака? – ахнула я. – Так нету их!

– Не было, – Заратар руку мою, что за локоток его уцепилась, ладонью своей накрыл, – но пришлось тут слегка на одну ведьму нажать, и появился у меня ведьмак-то.

– Надо же!– уж удивил так удивил.– И как ведьмак?

– Не обученный еще, зеленый совсем, да схватывает налету, – не без гордости Заратар сказал.

– Удивительно! – выдохнула, донельзя удивленная.

Зеленый ведьмак – это тот, что с силой матери-ведьмы и проклятие ее получил, такой силен, спору нет, да не долговечен. И любая ведьма знает об этом прекрасно. Что ж за мать могла сына своего на жизнь недолгую, да боли полную облечь? И Ульгерда мне почему-то вспомнилась вдруг… Хотя с чего? Ульгерда ведьма умная, да детей и внуков любящая, она бы на такое не пошла бы. Но коли с иной стороны посмотреть – куда-то же делись силы ее?

– Совсем зеленый? – спросила осторожно.

– Что трава по весне, – заверил Заратар-маг чародейский.

И от того, что маг и чародей, он точно не ведал, что ведьмак с кожей зеленый, это ведьмак на смерть скорую обреченный. Ведьмам редким то было ведомо, а более никому. Но загнала поглубже мысли мрачные, да вопросила ласково:

– А меня зачем искал, Заратаренька? Неужто соскучился?

Улыбнулся чародей. Зубами в полумраке сверкнул. Был он весь как полагается – камзол синий, маговский. На лице сурьмой глаза подведены, да и кожа защищена, от того смуглой кажется. И по руке моей похлопав снисходительно, так сказал:

– По тебе скучал, ведьмочка, отрицать не буду, и тебя искал – тут тоже врать смысла не вижу. Да вот конкретно сейчас мне помимо тебя еще и лесная ведунья надобна безмерно. Не скажешь, где искать-то?

– Да почитай дошли уже, – улыбнулась я широко, спокойно. Лес-то мой, бояться мне было нечего. – А что, дело есть срочное?

– Есть, – и недоброе что-то в голосе его промелькнуло.

– Случилось что? – беззаботно спросила я, весело.

– Случилось, – подтвердил Заратар-маг, да в руке его свободной игла сверкнула.

Махонькая такая иголочка, но не безобидная – опасно сверкнула сталь магическая, едва по ней отблеск улепетывающего светлячка прошелся.

– О, иголка! – возопила радостно. – Заратеренька, милый, как знал что подарить! А я-то уж не чаяла ярмарки дождаться! А тут подарок такой! Ну, маг, ну вот умеешь ты растопить сердце девичье!

И пока пытался хоть как-то объясниться чародей, я у него иглу ловко отняла, и давай рассматривать восторженно.

– Надо же, тоненькая какая! – подтянулась, в щеку мага чмокнула благодарственно. – Самое то для вышивки-то!

Наклонилась, веточку подхватила с земли упавшую да высохшую давным-давно, в нее иглу загнала, с предосторожностью, да в карман засунув, улыбнулась широко и приятственно магу-чародею остолбеневшему.

– Девочка, ты что творишь? – вопросил голосом сиплым.

Да глаза его нехорошо блеснули магией, призываемой.

– Так подарок-то получаю-то, – растерялась демонстративно. – А что не так-то?

Ничего не ответил Заратар-маг, ни словом не ответил, ни движением. Только это не спасло его, потому как я ведунья лесная да во своем лесу, и магию призываемую я всем существом своим ощутила. Ощутила, да позвала мысленно:

«Чаща».

И вот тут ошибка с моей стороны была большая – не уточнила я, какая именно чаща. На беду свою не уточнила, потому как явились обе разом! Леся, в виде все такой же голозадой девы лесной, стыдоба-то какая, и Ярина дикой кошкою. И ладно бы если бы явились – так нет же, соперничество у них обоюдное, и от того, узрев размер Леси, тут же вымахала в размерах Ярина, став не с кошку – с быка трехлетку размером. Леся аж рот от такого поворота событий открыла, да изо рта того быстренько пташка махонькая вылетела – видать до того, как позвала ее, Леся сгоняла живность и птиц подальше от границ леса Заповедного, ну так, на всякий случай. Леся вообще особой любовью к предосторожностям отличалась. Да только любовь та у нее была до поры до времени, и вот вышло то время, совсем вышло.

«Ах, ты так!» – прошипела чаща моя.

И вымахала. В три человеческих роста вымахала разом. Ярина, как выяснилось, тоже сдержанностью не отличалась и тоже вымахала, разом с верхушками сосен сравнявшись. Леся ногой от злости топнула, и сравнялась с облаками.

А мы стоим с магом-чародеем, что сказать-то и не ведаем. А что тут скажешь-то? Стыдоба такая, что и слов не осталось.

– Эмм, – протянула, под вопросительным взором его. Опосля плечами пожала, да и сообщила: – Бывает.

Заратар эль Тарг по началу головой покивал, мол да, бывает, а затем усмехнулся зло. И засветились его руки серебром магическим, засияли глаза зеленью волшебственной.

Отпустила тут же локоть его, отступила на шаг, затем еще на один, удивившись существенно. Чародей со мной как с нечистью разобраться решил – серебро использовав. Только не мечом, не цепью, не кинжалом каким, он куда любопытнее поступил – какое-то серебро-воспроизводящее заклинание призвав. И вот я такого никогда не видела. Вообще никогда.

– Испугалась? – вопросил почти ласково.

– Удивилась, – ответила холодно.

– Удивилась и только? – совсем недобрым взгляд его стал, совсем злым голос.

И опустив ладони вниз, пустил маг серебро поземкою, да потекло то, как ртуть, как вода серебряная, по тропе-тропинушке, окружая меня, заключая в круг сверкающий, да угрожая смертью безвременной. Огляделась я, головой стараясь не крутить, да на мага посмотрела пристально.

– Вижу, побледнела, – усмехнулся Заратар.

«Нет, просто освещение такое», – подумала про себя, но отвечать не стала.

Не стоит показывать врагу силу свою, коли уж враг в бой открытый вступил. Как говорил мне когда-то Гыркула «Козыри лучше всегда держать в рукаве». А Заратар стоял и улыбался. Уж не ведаю, в чем был план его, но первый этап явно, по его мнению, прошел успешно – если я ведьма, причем природная, серебро для меня, как и для любой нечисти, чистый яд. И теперь, чувствуя себя победителем, чародей не спешил нападать.

Шаг и он направился ко мне, переступив границу кипящего серебряного круга, и уверенный в своем превосходстве, медленно приближался, не отрывая взгляда от моих глаз.

И в этот момент я призвала магию Заповедной тропы.

Шаг, еще шаг, и следующий шаг, и еще один, и стремительно ускорившаяся поступь того, кто никак не мог понять – что ж он ко мне идет и идет, а приблизиться все никак не выходит. Заратар остановился, под ноги себе поглядел, опосля вновь на меня – я стояла как и прежде, испуганно на него глядя, а маг-чародей никакой магии не почуял вовсе, но очередной его шаг закончился тем, что на месте он остался. И окончательно понял, что дело тут не чисто.

– Твоя работа? – вопросил угрожающе.

– Нет, не моя, – и плечами пожала, демонстрируя, что я тут вообще не причем.

И почти не солгала же – это и в правду была не я, это была магия леса Заповедного.

– Стой на месте! – потребовал Заратар.

– Ну, если ты так вежливо просишь, – ответила безразлично.

И подняв ладонь, принялась кольцом своим любоваться, тем которое с изумрудом в виде розы распустившейся было. Красивый перстень, да камень в отблесках серебра кипящего сверкал удивительно, а то что чародей бежит ко мне со всех ног, это так, момент отвлекающий да не сильно досаждающий – как комар, что жужжит, но точно не укусит.

Вот только упустила я момент, когда Заратар с бега на шаг перешел. Ветер сдувал его, бил в лицо, трепал волосы и одежду, но чародей упорно шел против ветра, видимо найдя какую-то точку опоры, и теперь с трудом, но преодолевая магию Заповедной тропы.

Опустила я ладонь, внимательно за магом следя. А тот шел, упорно шел, шаг за шагом, и видела я – путь он преодолел почти. Пусть и стоял пока на месте, но вот-вот, уже почти вот-вот, и соскользнет с Заповедной тропы, в реальность вступит. Каким образом? Как сумел пройти? Как смог найти опору там, где для таких как он опоры не было? Неужто вновь ведьмака использовал? Если да, тогда ясно все. Если нет, то я понятия не имею, как сумел с подобным справиться. Но продолжать бездействовать становилось опасно – Заратару из подвласного ведьмака видать не сложно было силу тянуть, а так ведь и всю силушку вытянуть можно, всю до последней капли жизненной.

Подошла быстро, иглу стальную чародейскую поместив да зажав между пальцами, и с оплеухой вместе вогнала в кожу мага, аккурат туда же, куда и чмокнула от избытка радости благодарственной. Ведь там, губами моими, сурьма защитная была смазана. Отступила так же быстро, и осталась стоять, глядя, как стремительно покрывается черной паутиной яда лицо чародея. И яд, судя по тому, как застыл маг, ошалело вращая глазами, был парализующий.

– Что, Заратеренька, не ожидал? – вопросила с улыбкою.

Ждал али не ждал – ответить он уже не мог. А вот я смогла, клюку призвать, той клюкой нить от чародея до ведьмака перехватить, на нее намотать, да рвануть, ведьмака к себе через пространство. И когда упал у ног моих ведьмак с кожею зеленой – оторопел Заратар. И уж не ведаю, как у него это вышло, парализован же был, да только оторопел он, глаза вращаться перестали, дыхание замерло, шок у него был.

Вот только и я удивлена была не меньше – на тропу передо мной рухнул не кто-нибудь, а сын барона Коварда, Осол Ковард. Тот самый, что в охоте на меня участвовать пытался, да улепетывал опосля быстрее быстрого. Тот же, кто едва на нежити не женился, уверовав что это «дева лесная и от поцелуя вона красою неписанной станет». И вот теперь лежит у ног моих такой красавец, по сравнению с коим любая моя маскировка пасовала.

– Осол, – прошептала потрясенно, над юношей склонившись.

Да повинуясь чутью ведьминскому, рванула рубашку на теле его. Рванула да и замерла – по плечам молодецким, по груди выразительной, по животу плоскому (не в отца пузатого уродился Осол, а в матушку что была стройной как осина), так вот по всему телу его черные письмена проклятий шли. И видела я уже таковые – у охранябушки! Только вот архимаг он и даже заклейменный архимагом остался, и проклятие в узде держал, у Осола и шанса на такое не было.

И стало мне ясно все – от чего Ульгерда вновь постарела так стремительно, да кому силы отдала, да и почему отдала – иначе внука не спасти было, никак не спасти. Вот она что могла, то и сделала.

И выпрямилась я, на чародея взглянула, гнева не скрывая, да и вопросила, злости не скрывая:

– Да что ж не угомонишься ты никак, Заратар?!

Молчал чародей, магом прикидывающийся. Стоял, смотрел на меня и молчал. И чтобы ответ его услыхать, надобно мне было иглу вынуть, что ныне тело его ядом проклятия отравляла, а я… не собиралась я делать этого.

– Леся! Ярина! – вслух прикрикнула.

Явились тут же обе, мигом явились, от тона моего про спор да противостояние быстро позабыв. А я и на них тоже злилась, и причина была – нашли, когда спорить!

– Леся, бери ведьмака, к избушке моей неси. Ярина, с осторожностью великой, иглы в щеке его не потревожив, хватай да неси за пределы яра Заповедного, среди скал оставь, там куда никому не добраться, да откуда с трудом великим можно выбраться. Опосля обороной яра займись, неспроста чародей к нам заявился, часть плана это, и предстоит выяснить какого. Лешинька.

Леший явился зверем. Постоял, шерстью черной, да пастью клыкастой пугая, подумал, в лешего перекинулся.

– К ведьмам сходи, – попросила его. – Ульгерду в сторону отзови, да передай ей, что внук ее у меня. Коли смогу – спасу, коли нет… пусть скажет, где похоронить.

И воззрились на меня потрясенно все трое – что Леся, что Ярина, что лешинька родненький. Ничего более говорить я не стала, лишь кончиком клюки рубашку порванную с груди молодца отвела, да и стали всем видны ядовитые письмена проклятия.

– Не спасешь, – тихо леший сказал.

Я это и сама видела.

– Делайте, что велено, – приказала тихо.

Исполнили мигом.

***

До избы дошла быстро. На поляне перед нею снова пир шел, да с каждым днем пирующие, как я погляжу, все роднее да ближе становились. До того дошло, что породниться в прямом смысле слова порешили.

– А у меня дочь во! – показал большой мохнатый палец вождь Далак. – Быстрая, веселая, шустрая, ловкая, и наготовит, и накормит, и гостей привечает, и мужу будет помощница ответственная, с уважением, а уж детей нарожает – не одного двух, цельный выводок.

– А у меня сын мозговитый, – в тон ему Гыркула отвечал, приобняв видать свата будущего за плечи. – Такой, что спуску ни одному врагу не даст, суровый, но справедливый. Умен, силен, с достоинством, а жену свою, то есть твою дочь, на руках носить будет!

– Дай я тебя поцелую, сват! – возрадовался Далак.

На лобызания противоестественные я смотреть не нанималась, от того сочла необходимым заметить:

– Далак, у тебя дочь лучше всего фарш из врагов готовит. Граф Гыркула, знаю я сыновей ваших, обоих знаю, вы уж простите, но спуску врагам они дают еще и как, зато ваш младший сын хорошо готовит, с этим не поспоришь.

Думала, что разлад внесла в дружественные пьяные объятия? Напрасно.

– Всех врагов в фарш? – потрясенно переспросил Гыркула.

– Правда, готовит? – еще более потрясенно вопросил Далак.

– Сват! – радостно заключил Гыркула.

– Сват ты мой любезный! – еще радостнее заключил вождь Далак.

Я решила в этом деле не участвовать. Всех поприветствовала, ведьмака, у порога моего Лесей уложенного, обошла, да и поторопилась в избушку. Вовремя – дребезжало, звало блюдце серебряное, едва успела по нему яблочко пустить, так тут же ответила Ульгерда.