Текст книги "Наследник Шимилора"
Автор книги: Елена Жаринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Об обеде все мечтали заранее. Очень хотелось попробовать солнечного карпа, запеченного на углях. Правда, у нас не было с собой лайдолайских специй, но на время путешествия гурман в каждом из нас задремал. Жареная рыба, пачкающая руки хрустящая корочка – что может быть вкуснее?
Бар развел огонь, Нолколеда сняла рыбины, отбросив деревце в сторону, достала нож и принялась чистить. Крупные чешуйки счищались легко, обнажая нежную розовую кожу. Тем временем сенс Зилезан задумчиво покрутил в руках отброшенный стволик. Лицо его сделалось озабоченным.
– Друг мой, это же вы срезали? – обратился он к Нолколеде.
– Да, а что? – пожала плечами немка.
– Это ясень... Это очень плохо, дружочек...
Мысль о еде мгновенно вылетела у всех из головы. Ясень – священное дерево в Шимилоре, и порча дерева сурово каралась по законам королевства.
– Гарсин, не бойтесь, я никому не скажу. Вы не желали этому дереву зла, – мужественно заявил принц.
– Здешний народ очень чтит законы предков, – сказал Денис. – Гораздо сильнее, чем в городах. Найти пенек срубленного ясеня для них все равно, что обнаружить труп человека. Надеюсь, они не узнают о случившемся. Бар, немедленно разруби ствол и отправь его в костер. Обед придется отложить, господа. Нам надо поскорей убраться отсюда.
Мы засуетились, собираясь. Для рыб в моем багаже нашелся лишний мешок.
– Не могла раньше посмотреть? – буркнула на меня Нолколеда.
И вдруг – мы даже не успели ничего понять – нам на головы обрушилась огромная веревочная сетка. Тщетно Сэф хватался за шпагу, а Нолколеда – пыталась вытащить пистолет – сеть притянула нас так близко друг к другу, что мы не могли пошевелить ни рукой, ни ногой. Чем больше мы дергались, пытаясь освободиться, тем сильнее затягивалась ловушка.
Потом из леса показались люди. Вся их одежда была сплетена из веток, через которые просвечивало голое тело. На головы тоже были надеты древесные венки. Такая маскировка делала их практически невидимыми между деревьями и позволила подкрасться незамеченными.
– Маландрины, – прошептал Денис. – Дело плохо, похоже, они нас выследили.
Один из маландринов, вооруженный большим охотничьим ружьем, вышел вперед.
– Ну что, Пеглевы дети, попались?!
Рукав реки Бло назывался Алезан; на левом берегу его находилось одноименное селение. Оно было обнесено высоким забором из тесаных сосновых стволов, за которым высились добротные бревенчатые избы. Когда мы приблизились к воротам, навстречу нам выехал дозор: суровые парни в широких кожаных штанах для верховой езды. Денис улучил момент, чтобы шепнуть принцу:
– Ваше величество, вам не стоит представляться. Отношение к Шимилору у маландринов весьма противоречивое.
Честно говоря, противоречий я не заметила: весь Алезан высыпал нам навстречу, но любопытство это было недоброжелательным. Старухи плевали под ноги нашим коням и грозили немощными кулаками, мальчишки кидались сосновыми шишками. Мы слышали злой шепот за спиной: «Губители! Убийцы!» Похоже, мы попали в руки фанатиков и дикарей. Это пугало меня больше всего: разве можно найти общий язык с подобными людьми?
Над домом старейшины реял зеленый флаг, перечеркнутый красной полосой – так маландрины обозначали свою независимость от королевской власти. Нам велели спешиться. Старейшина ждал нас, восседая на крыльце. Это был настоящий великан. Несмотря на жару, на его могучие плечи была наброшена медвежья шкура – видимо, символ власти. Длинные седые волосы покрывал роскошный бархатный берет. На шее красовался золотой транк толщиной в палец.
– Ну что, молитесь, Пеглевы дети, – громогласно приветствовал он нас. – Потому что пришел ваш смертный час. Еще ни один губитель священных деревьев не ускользал от правосудия справедливого Брота Болванаса!
– Так-то в Алезане встречают друзей! – заявил вдруг Денис. – Досточтимый Брот, кроме желудка, тебе следует полечить и глаза.
Великан прищурился, вглядываясь в наши лица.
– Ба! – вдруг взревел он. – Фериан! Вот так встреча!
Старейшина с неожиданной для его комплекции прытью сбежал с крыльца и стиснул Дениса в объятиях.
– Ну что, знахарь, как поживают твои микстуры? Одна из них быстро поставила меня на ноги. Между нами говоря, господа, – он заговорщически подмигнул нам, – бедняга Брот уже преемника себе подыскивал, хворост для костра собирал. Если бы не Фериан...
И, не находя слов, Брот развел могучими руками.
– Могу ли я надеяться, Брот, что ты докажешь свою благодарность на деле и отпустишь меня и моих друзей? – спросил Денис.
– А на кой вы мне сдались? Конечно, отпущу. Всех, кроме этой красотки, которая срезала ясень. Ее судьбу решит великий Шан. Таковы законы, не обессудьте!
– Но Брот, – взволнованно произнес Денис, – эта гарсин – из числа моих друзей. Произошло недоразумение, она ни в чем не виновата...
– Есть свидетели, Фериан, – сурово прервал его старейшина. – Я действительно тебе благодарен. Знай об этом я один... Но мои люди видели своими глазами, как она это сделала. Они выслеживали вас, искали подходящий момент... Я не могу ее отпустить. Впрочем, суд может принять во внимание ее молодость. Суд великого Шана, я имею в виду... А ты и остальные свободны. Правда, оружие вы получите только за пределами Алезана.
Все так же под прицелом нас вывели на площадь. Посреди нее рос старый ясень с глубокими трещинами на стволе; его окружала металлическая ограда. Напротив был врыт в землю толстый столб. У ясеня ждал седобородый священник в длинных зеленых одеждах. Нолколеду под охраной двух маландринов поставили лицом к лицу со священником, а нас оттеснили в кольцо зрителей.
– Сенс, что они могут с ней сделать? – быстро спросил Сэф.
Ученый горестно вздохнул.
– Не знаю, друг мой. Боюсь, что по закону виновного в гибели ясеня могут отправить на костер.
– Ужас какой! – воскликнула я.
Кажется, это прозвучало фальшиво – ужаса я никакого не испытывала, у меня не укладывалось в голове, что из-за такого пустяка, как не вовремя срезанное дерево, мы попали в беду. При этом по краю сознания скользила подленькая мысль... Я отмахивалась от нее, как от осы, стыдилась ее, но ничего не могла с собой поделать. Какое счастье, что это произошло не со мной! Нет, я ни в коем случае не злорадствовала – наоборот, очень сочувствовала Нолколеде.
– Мы ведь спасем ее, правда? – принц с надеждой посмотрел на Дениса. Тог мрачно переглянулся с Сэфом. Тем временем священник закончил допрос свидетелей.
– Да ниспошлет мне великий Шан справедливое решение! – сказал он, воздев руки, и прижался лбом к коре ясеня. На площади воцарилась тишина. Наконец священник повернулся к слушателям и провозгласил с театральным пафосом:
– Виновна!
Маландрины одобрительно загудели.
– Модит! – выругался сквозь зубы Сэф. – Что будем делать, командир?
– Не верю, что это всерьез! – прошептала я, тряся головой, словно отгоняя навязчивый бред. – Неужели фраматы не вмешаются, хотя бы в последнюю минуту?
– На это можно не рассчитывать, – зло бросил анапчанин.
– Друг мой, они могут просто не знать об этом, – вступился сенс Зилезан. – Не надо впадать в отчаяние, друзья мои. Должен же быть какой-то выход!
А священник произносил обвинительную речь.
– Шимилор погряз в грехе и ереси! Их король-вероотступник носит зеленое, оскверняя этим вековые святыни. Ходят слухи, скоро в городах разрешат одеваться в зеленое всем подряд. А теперь шимилорцы вторгаются в наши земли, чтобы губить священные деревья. Доколе нам, хранителям истинной веры, мириться с таким святотатством? Смерть преступнице!
– Смерть! Смерть! – взревела толпа. – На костер ее! На костер!
Что было делать? Со всех сторон за нами следили вооруженные маландрины. Возможно, приговор не будет сразу приведен в исполнение, а мы успеем что-нибудь придумать... Но маландрины действовали очень быстро. Двое дюжих парней поволокли Нолколеду к столбу. Она отчаянно сопротивлялась, и к ним на помощь подоспели еще двое.
– Сэф, – тихо сказал Денис, – командование возьмешь на себя.
Он рванулся вперед так быстро, что Бар едва успел перехватить его.
– Не порите горячку, командир. Что толку, если вы погибнете вместе с ней?
– А что же, стоять и смотреть? – воскликнул Сэф. – Постой, командир, я с тобой. Надо только выбрать момент. Эх, хоть бы какое оружие!
Откуда ни возьмись на площади появился хворост. Маландрины деловито укладывали его охапками вокруг столба, к которому привязали Нолколеду. Другие подносили вязанки дров. Я все еще отказывалась верить в происходящее, но какая-то часть моего сознания уже начала искать выход из положения. Я вдруг вспомнила, что мой маленький пистолетик по-прежнему находится у меня за поясом. Маландрины не обыскивали женщин, а я просто забыла про оружие! Я осторожно вложила его в руку Сэфу, и тот горячо поцеловал меня в щеку. Я обернулась к Денису: на его лице появилось странное выражение, как будто он уже не принадлежал этому миру...
– Стойте, стойте, друзья мои, – прошептал сенс Зилезан. – Я вспомнил! Есть еще один выход.
– Выход? Какой? Быстрее, сенс, – раздраженно проговорил Денис.
– Старинный лаверэльский обычай гласит: спасти осужденного на смерть можно, обвенчавшись с ним. Потому что венчание...
– Пусть очистительный огонь вернет тебя в лоно священного леса! – торжественно провозгласил священник. Один из маландринов протянул ему зажженный факел. Брот Болванас поднялся, стягивая берет с головы. Еще секунда – и хворост вспыхнет под ногами Нолколеды! Почему мы стоим?! Почему ничего не делаем, чтобы ее спасти?!
В этот миг Денис, остановив рванувшегося за ним Сэфа, вышел вперед.
– Эй, священник, согласно обычаю я беру эту женщину в жены! – крикнул он, и шум на площади утих. Жрец повернулся к нему. Факел по-прежнему пылал в его руке.
– Ты хочешь сказать, знахарь, что готов обвенчаться с преступницей в храме Ламерис перед ликом священного Шана и досточтимых старейшин Алезана?
–Да!
– Что ж, – вздохнул священник. – Ты мог бы сделать лучший выбор... Но, да будет так. Мы свято чтим обычаи предков!
– Так вы отпустите ее? – нетерпеливо спросил Денис.
– Она станет свободной, когда заход Ламерис ознаменует ваш союз. Если на закате ты не явишься в храм, эта женщина сгорит на костре, и уже никто не сможет спасти ее.
Маландрины закрыли от нас Нолколеду. Мы так и не увидели, куда ее увели. Народ с площади тоже разошелся. Остались лишь мы, да старейшина Брот Болванас. Нахлобучивая по дороге берет, он устремился к нам.
– Вот ведь как бывает, ожидали похорон, а спляшем на свадьбе! – воскликнул он, стискивая Дениса в объятиях. – Тут уж ты не беспокойся, Фериан, справим все как положено. Невесту оденем не хуже, чем в вашем Шимилоре. Она девка хоть и мосластая, зато на лицо хороша. Ты ведь тоже так считаешь, иначе не полез бы в брачную петлю, верно? – и Болванас дружески похлопал Дениса по плечу.
Тот покачнулся, но устоял и ответил:
– Верно.
Храм Ламерис находился в трех корсах от Алезана. Чтобы поспеть к закату, нам надо было торопиться. Нолколеду под конвоем уже отправили туда; Дениса пригласил в свою свиту Болванас, и он согласился – наверное, так ему проще было пережить свое сумасшедшее решение.
Что я испытывала в тот момент? Прежде всего, не хотела признать, что мне эта ситуация неприятна. И уж во всяком случае, не собиралась относиться к ней всерьез. А главное – уверяла себя, что и Денис думает также. А как еще может относиться современный человек к браку с малознакомой женщиной по обычаям чужого мира? Мы же не живем здесь на самом деле, мы только играем в лаверэльцев, это все понарошку, на нас их законы не распространяются...
Белоколонный храм находился на вершине одного из холмов, дорога к нему вела через масличную рощу. Маленькая площадь перед входом поросла алыми цветами. Их плоские головки на гибких стеблях были повернуты к низкому солнцу.
Спешившись, мы зашли в просторное помещение, заполненное маландринами; многие, так же, как и мы, задрав головы, рассматривали великолепные плафоны на потолке. Повсюду были изображения Ламерис: очень полной женщины с ярко-рыжими волосами, одетой в свободные красные одежды. Некоторые из изображений заставили меня покраснеть и вызвали желание прикрыть ладошкой глаза принцу Лесанту. Наверняка эти пылкие эротические сцены предназначены были служить назиданием начинающим супругам. Я обратила внимание на изобилие золотых предметов: светильников, кувшинов, мисочек для благовоний. Несмотря на репутацию разбойников, маландрины умели беречь свои святыни.
Часть помещения была задернута красным занавесом, который вдруг, как в театре, разъехался в две стороны, и мы увидели Дениса и Нолокледу.
Оба были несказанно хороши: Брот Болванас сдержал свое слово. Невесту облачили в узкое красное платье – этот цвет оказался к лицу светловолосой немке. Денису нашли чистую рубашку в его вкусе – белую, простую, без всяких кружев. Он был серьезен, в меру взволнован – настоящий жених, Пегль его забери!
– Интересно, командир знает, что делать? А то они догадаются, что мы неместные... – обеспокоился Сэф. И тут же оглянулся на принца, но мальчик во все глаза смотрел вокруг. Он уже признался мне, что еще ни разу в жизни не был на свадьбе.
– Не волнуйтесь, друг мой, – шепотом ответил сенс Зилезан. – Обряда как такового нет. Когда солнце наполовину скроется за горизонтом, мужчина и женщина дают друг другу клятву. Но слова этой клятвы каждый раз могут быть разные. Считается, что сама Ламерис подсказывает жрице, какие вопросы задать той или иной паре и какие обеты с них взять. А вот и жрица!
Действительно, из маленькой боковой двери вышла жрица, очень похожая на изображение Ламерис. Наверное, чрезмерная полнота была необходимым атрибутом служения богине. Жрица внимательно посмотрела на жениха с невестой, откинула назад тяжелые темно-рыжие волосы и тихо сказала:
– Сейчас зажжется огонь заката. Пора принимать решение.
Под высокими сводами храма ее тихий голос обретал мистическую силу. Все присутствующие затаили дыхание.
– Готов ли ты, Фериан Филтас, отвечать за свой благородный порыв?
Денис собирался ответить, но жрица остановила его властным движением маленькой пухлой руки.
– Не спеши. Помни: ты можешь солгать своей жене. Ты можешь лгать себе. Но ты не сможешь обмануть богиню, которой приносишь клятвы. Ламерис снисходительна к неверным супругам. Она не карает страсть, кружащую голову. Но ложь, произнесенная с холодным сердцем, обернется для солгавшего страшным наказанием. Если ты рассчитываешь этим браком просто спасти девушку от смерти, быть может, этим обречешь ее и себя на страдания еще более ужасные.
– Ужаснее, чем сгореть заживо? – вдруг насмешливо спросил Денис.
– Ужаснее, чем сгореть заживо, – эхом подтвердила жрица.
Я видела – или мне казалось? – Денис напрягся. Он знал Нолколеду всего несколько дней и не мог быть в нее влюблен, я это знала наверняка! Конечно, он вызвался жениться на ней только, чтобы ее спасти. Стоило ли шутить с чужими богами?
– А ты, Нолколеда Кортупас, – продолжала жрица, – готова ли принять такую жертву? Подумайте, хорошенько подумайте оба, прежде чем обещать что-то перед ликом Ламерис.
Я, не отрываясь, смотрела на Дениса и все яснее понимала, что всю жизнь мечтала именно о таком мужчине. Какой он высокий и худощавый, мне нравились его широкие плечи под белой рубашкой, скептическая усмешка в уголках губ и отчаянная темнота глаз. Наверное, во мне кричало проклятое чувство собственности: «Мое! Мое! Не смейте трогать!» Зря я радовалась, что это Нолколеду, а не меня осудили на казнь...
– Расстроилась? Хочешь, я попробую его заменить?
Сэф! Я обернулась к анапчанину. Он смотрел на меня с нежностью и сочувствием, раздосадовавшим меня до слез.
– Да какая мне разница! – едва не плача, ответила я.
И вдруг сквозь высокие окна в храм хлынул торжествующий, радостный алый свет.
– Говори! – повелительно сказала жрица.
– Клянусь, что готов отвечать за свои слова, – просто сказал Денис. – Пусть Ламерис накажет меня, если я лгу.
– Клянусь, – кивнула Нолколеда.
– Ламерис приняла ваши клятвы. Теперь ваши судьбы связаны навсегда.
«Навсегда! Навсегда!» – слова жрицы эхом разлетелись по храму и отозвались резкой болью в моем сердце. Он все-таки сказал это! И теперь можно сколько угодно смеяться над бесхитростным обрядом, но его не забудешь, не вычеркнешь из жизни. Непоправимо, непоправимо!.. Великий Шан, почему не я оказалась на ее месте?!
Прилив ненависти к немке едва не оглушил меня. Только сейчас я заметила, что маландрины не стали портить брачную церемонию, держа невесту на прицеле. Она могла освободиться! С ее-то способностями она живо раскидала бы малочисленный конвой. Увидев в «Медвежьем углу», как она дерется, я просто не поверила своим глазам. А потом вспомнила: фраматы говорили, что притяжение на Демере меньше земного... Короче говоря, сейчас, в храме, Нолколеда могла освободиться, не вынуждая Дениса произносить роковые слова. Но она не захотела! Она сделала это нарочно, назло мне! Дрянь. Мерзавка. Фашистка. Лучше бы ее сожгли.
Теряя голову от гнева, я не стала дожидаться окончания церемонии и вышла наружу. Перед глазами все плыло. Сквозь туман я увидела Бара, хлопотавшего возле наших лошадей. Чаня, постеснявшийся зайти в храм, вился у его ног.
– Дай мне пистолет, – потребовала я у слуги.
– Что? – не понял Бар.
– Пистолет! – перестав сдерживать себя, проорала я.
Он пожал плечами и протянул мне оружие рукояткой вперед. Я схватила пистолет и, не помня себя, бросилась вниз по склону. Меня окружали багровые сумерки, мелькали черные силуэты масличных деревьев. Одно – самое корявое и разлапистое – вдруг выросло на моем пути. Я подняла пистолет и нажала на курок. Прогремел выстрел, рощу окутало дымом. В кого я стреляла, кого увидела в этом дереве? Ее? Его? Себя? Все свои неудачи? Когда я, тяжело дыша, подошла поближе, то увидела, что с двадцати шагов попала в самую середину ствола. Недурно, подумала я, досчитав до ста. Нет худа без добра. Пожалуй, у меня появился вкус позаниматься стрельбой из пистолета.
3. Озеро Иврэ
Прошло пять дней, как мы покинули селение маландринов. Начинался месяц Липы. В Шимилоре сейчас стояла бы настоящая жара, но мы все дальше уходили на север, и путь наш лежал через мрачные и прохладные хвойные леса. Пейзаж в Лаверэле менялся невероятно быстро. Это напоминало мне путешествие на поезде, когда засыпаешь среди ромашковых полей средней полосы, а просыпаешься уже на Украине, и вдоль железнодорожного полотна золотятся подсолнухи. Сенс Зилезан объяснял это тем, что Демера – маленькая планета, меньше Земли, и разные климатические пояса на ней занимают очень мало места.
– Двигайся мы с вами на юг, – говорил он, – и меньше чем за месяц оказались бы в настоящих субтропических джунглях. Здесь все рядом, Джоан.
Настроение местных жителей менялось так же резко, как климат. После свадьбы они напрочь забыли о том, что собирались жестоко казнить Нолколеду. Разбойничьи лица маландринов расцвели искренними улыбками, они вернули нам оружие, собрали в дорогу огромные корзины еды и категорически отказались взять за это деньги. «Вы теперь наша родня», – заявил Брот Болванас, тряся руку поочередно то Денису, то Нолколеде, которая стояла с непроницаемым лицом. Уж она-то вряд ли так быстро могла забыть пылающий факел у своего лица...
– Не пойму, они так хорошо притворяются или просто недоумки, – удивлялся Сэф.
– Ни то, ни другое, друг мой, – тут же отозвался сенс Зилезан. – Дело в том, что исконные верования лаверэльцев, которые сохранились в этой глуши почти в первозданном виде, очень похожи на те, которые в древности бытовали у всех народов Земли. Это, кстати, неплохой козырь в пользу их справедливости. Здесь считается, что свадьба – это своего рода смерть. Один человек умирает, и вместо него рождается новый. Той Нолколеды, которая была преступницей в их глазах, больше не существует. И поверьте, они искренне так считают. В этом весь Лаверэль, друзья мои.
Узнав, что мы держим путь «к Священной роще», маландрины во главе со своим старейшиной, проводили нас до кратчайшей дороги к побережью. На прощание Брот Болванас вручил Денису свиток, который оказался охранной грамотой. Наш командир прочитал вслух:
– Грамота сия дана друзьям маландринов. Да прострет над ними свои ветви великий Шан, и да поможет им каждый встречный. Простенько, но со вкусом, – заметил он. – Что это нам даст, досточтимый Брот?
– Неприкосновенность, – важно ответил старейшина. – Люди в наших краях бедны. А тут паломники из Шимилора, знатные дамы и господа. Могут найтись желающие проверить, что вы везете в дорожных мешках. А что делать? Думаешь, нам, маландринам, легко? Эта бумага убережет вас от неприятностей. Не все здесь умеют читать, но подпись Брота Болванаса знают все – от Фулгурана до морского побережья!
Итак, наше путешествие продолжалось. И теперь у меня не было ни минуты досуга: все свободное время я посвящала занятиям стрельбой и фехтованием. Я не стала анализировать причины моей внезапно вспыхнувшей страсти к оружию. Пегль их раздери, эти причины – мне вовсе не хотелось рассмотреть какую-нибудь жуть в своей душе. Себе и другим я объяснила так: мне надоело зависеть от своих спутников, я должна научиться сама себя защищать.
По поводу фехтования я обратилась к Сэфу, а стрелять меня вызвался учить Бар. Нолколеда тут же заявила, что выстрелы привлекут к нам внимание недоброжелателей. Однако Денис сказал, что в Диких землях выстрелами никого не удивишь, и дал добро на наши занятия. И надо заметить, педагог из моего слуги получился великолепный: настойчивый и терпеливый – чего нельзя было сказать о Сэфе. Поначалу анапчанин то шумно возмущался моей неловкостью, то слишком тесно прижимал меня к себе и вкрадчиво шептал: «Вообще-то шпагу держат не так», от чего возмущалась уже я.
Естественно, Нолколеда не преминула отпустить пару злых шуток по поводу моего мастерства. Суть их сводилась к тому, что «некоторым оружие идет, как корове седло». По-лаверэльски это звучало: «как свинье панталоны». Я едва удержалась, чтобы не высказаться по поводу ее нелепого брака, сосчитала до двухсот и продолжала тренировки. И вскоре оба учителя признали, что я способная ученица.
Я и сама чувствовала веселую злость, когда наши с Сэфом клинки скрещивались с жалобным звоном. У меня все получалось, хоть Сэф, ворча, и называл мою манеру фехтовать «плебейской».
– Нежнее, нежнее, солнце мое. Ты же женщина, где грация, где изящество? Почему ты машешь шпагой, как дровосек топором?
А я действительно рубила воздух наотмашь, со всей дури, но отбивать коварные выпады Сэфа успевала.
С таким же усердием я палила по мишени. Мой маленький пистолет оказался вовсе не безделушкой, он ничем не уступал остальному лаверэльскому оружию. Бар прочитал на рукоятке имя оружейника и развел руками:
– А что вы хотите, гарсин? Это вам не кто-нибудь, а Шофэль Орнолан, у него и поварешка стреляет без промаха.
Мне очень нравились эти занятия – и то обстоятельство, что у меня не оставалось ни минуты времени на рефлексию, которая загнала бы в непроходимое уныние. Но иногда я останавливалась, оглядывалась назад и понимала: я изнуряю тело, чтобы в нем не осталось места для души. Потому что хотелось выть и кататься клубком по сухим сосновым иголкам. Это неутолимая ярость направляла мою руку – и что мне было делать с этой яростью? Только стараться выплеснуть ее на неодушевленные предметы...
Особенно невыносимой была мысль, что я сама во всем виновата. Пока я размышляла, кого из двух мужчин мне выбрать, одного я потеряла. Наверняка, поговори я с Денисом о своих чувствах, и он не женился бы на Нолколеде, гори она ярким пламенем! Как это обычно бывает, он принял мою неуверенность за равнодушие. А я теперь сгораю от безнадежного чувства. Какого? Трудно сказать. Что если бы это Сэф вызвался спасти Нолколеду таким противоестественным способом? Возможно, я испытывала бы теперь-то же самое к нему, а не к Денису.
Против своей воли я постоянно наблюдала за Денисом и Нолколедой. Хотела обнаружить «рождение нового человека», о котором говорил сенс Зилезан? Но никаких перемен не происходило. Да и в отряде ничего не изменилось. Никто не собирался обсуждать произошедшее, никто не поздравлял «молодоженов». Денис и Нолколеда общались между собой как командир и подчиненная. И, разумеется, они не спали вместе. Иногда мне казалось, что свадьба в храме Ламерис и клятвы, произнесенные перед лицом богини, – всего лишь сон, который видела только я, и если спросить об этом остальных, они просто не поймут, о чем речь. Эта иллюзия дарила надежду, и я не спешила от нее избавляться.
Постепенно мрачные ели сменились корабельными соснами, растущими на солнечных пригорках. В этих краях водилось много черных оленей. Охраняя свои гаремы, они угрожающе наклоняли рога в нашу сторону, принимая нас за охотников. Конечно, жаркое из оленины привнесло бы разнообразие в наш рацион, но охотиться на таких красавцев было жалко.
Солнце нагревало пригорки, усиливая запах сосновой смолы и земляники. На мой взгляд, земляника – самая красивая и вкусная ягода во всех мирах. Я привыкла считать ее своего рода лесным деликатесом. Осторожно раздвигаешь высокую траву, видишь белоснежные звездочки цветов, глянцевые темно-зеленые листья, и горит, горит красный огонек... Здесь земляники было несметное количество. Поначалу я жадно набрасывалась на темные, душистые, созревшие допьяна ягоды. Потом набила оскомину, успокоилась и лишь с наслаждением вдыхала неповторимый аромат...
Среди нас нашелся еще один ценитель земляники. К нашему общему удивлению, Чанг, обнаружив, что «вкусное и сладкое» растет прямо на земле, весь перепачкался земляничным соком, проглатывая ягоды вместе с листвой. Он пасся по пригоркам, как олень, и так переусердствовал, что у него разболелся живот. Денис напоил его отваром из своих снадобий.
– Какая гадость, – икая и морщась, сказал пес.
–Лекарство должно быть горьким, – назидательно заметила я. – В другой раз не будешь объедаться. Взрослый пес, а ведешь себя, как щенок.
–Да, давненько я так не резвился, – Чаня мечтательно закатил глаза, пропуская мои нравоучения мимо ушей. – Это напоминает мне тот случай, когда ты оставила в микроволновке размороженное мясо и забыла закрыть дверцу...
–Я думаю, это тебе напоминает и о том, как я тебе всыпала, – сухо сказала я. Воспоминание о съеденном куске вовсе не относились к разделу забавных.
–Разделочной доской, – кивнул пес. – Но это было потом. Сперва было мясо... Так много мяса!
–А что такое микроволновка? – спросил принц Лесант.
–Ваше высочество, не стоит вам вдумываться в бред этой полоумной собаки, – сказала Нолколеда. И, прикрикнув на Чаню: – Пошел прочь, дурак! – со всей силы огрела его плеткой.
Пес, жалобно взвизгнув, бросился наутек. Я догнала его, спешилась, и бедняга подошел ко мне, поджав хвост, а затем ткнулся головой мне в колени. Он дрожал от страха и унижения. Никогда еще моего избалованного Чаню не наказывали так жестоко. Не помня себя от злости, я вскочила в седло. Поравнявшись с немкой, едва не срываясь на крик, я сказала ей:
– Ты, психопатка! Никогда больше не смей трогать мою собаку!
– Что? – Нолколеда презрительно взглянула на ме
ня и хотела послать лошадь вперед. Но я удержала ее за поводья.
–Я, по-моему, еще не закончила разговор. Нолколеда, я не шучу. Если ты еще раз поднимешь руку на Чанга, я огрею плеткой тебя.
На невозмутимом лице немки появилась недобрая улыбка.
–Досточтимая гарсин, вы ли это? С чего вдруг такой тон? Может быть, гарсин возомнила себя крутой, пару раз расстреляв в упор неподвижную чурку? Да ты как была никчемной, пустой девицей, так и останешься ею. Ума не приложу, зачем тебя нам навязали?
– Девочки, не ссорьтесь, – вмешался Сэф. – А ты, Леда, не права. Пес разговаривает, он разумный, с ним нельзя обращаться как с бессловесной скотиной. И притом, он ничего такого не сказал. Я уже объяснил принцу, что в городе, откуда родом досточтимая Жиана, микроволновкой называют погреб. Все в порядке, успокойся. Твои выходки привлекают гораздо больше внимания.
Лучше бы Сэф молчал! Сузив серые, холодные глаза, Нолколеда повернулась к нему.
– Мои... что? Мои выходки? Так, значит? У меня – выходки. А она – молодец? Да от нее пользы в отряде как от лягушки шерсти! А мы давай, значит, защищай ее, жизнью рискуй. Так, верный рыцарь? Тебе ведь тоже это поручили?
– Слушай, ты просто больная. Смотреть на тебя смешно и отвратительно, – не сдержалась я. – Досточтимый Фериан, не могли бы вы избавить всех нас от выходок своей супруги? Ей нужна смирительная рубашка.
Денис покраснел. Клянусь великим Шаном, он покраснел! И не сказал ни слова, будто наша ссора его не касалась. А я пожалела о своих словах. Если эта стерва догадается, что Денис мне не безразличен, мне вообще не будет житья.
Нолколеда не догадалась. Она была слишком поглощена своим праведным гневом.
– Шан свидетель, если бы я не получила приказ защищать эту дрянь, то давно бы ее пристрелила – вместе с ее глупой дворнягой, – заявила она. И добавила с непередаваемым презрением: – Можешь спать спокойно, крошка. На твое счастье, я не привыкла обсуждать приказы.
– Какие приказы? – нахмурилась я, недоумевая. – Что за бред ты несешь? Сэф, о чем она говорит?
Анапчанин смутился.
– Ну, и кто в отряде нарушает конспирацию, Леда? – недовольно сказал он. – Теперь мне придется объяснить Жанне...
– Пожалуйста, – немка передернула плечами, пришпорила лошадь и поскакала вперед.
– В чем дело? – повернулась я к Сэфу, когда мы немного отстали от остальных. – Похоже, я чего-то не знаю?
– Да ничего особенного, – помялся он. – Просто... Перед отправкой в экспедицию меня вызвали на Базу. Там я встретился с Нолколедой и очень удивился. Я ведь видел ее раньше, во дворце, встречал в коридорах и даже был не прочь пофлиртовать с хорошенькой прачкой. Она, правда, строила из себя недотрогу... В общем, мне и в голову не могло прийти, что она – агент. А тут на тебе... Ну и, короче говоря, мы с ней получили одинаковые инструкции. Один из фраматов – такой представительный мужчина – назвался Афанасием Германовичем. Почему фраматы так любят нелепые имена?
– Афанасий Германович? – улыбнулась я. – Это же мой бывший шеф. Директор агентства, в котором я работала, прежде чем попасть сюда.
– В смысле – работала? – не понял Сэф.
– Ну, сначала секретаршей, потом менеджером.
– Странно. Обычно фраматы не посвящают персонал в свои тайны. Они направляют в Лаверэль только людей, набранных по результатам тестов.
– А я как раз никаких тестов не проходила. Я думаю, меня послали сюда просто потому, что я случайно узнала их тайну.
