Текст книги "Наследник Шимилора"
Автор книги: Елена Жаринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– Хорош, – признала я.
– А я его ненавижу.
– Понятно, – вздохнула я, потянувшись за кувшином.
– Позвольте налить вам «Кислятины», гарсин, – тут же спохватился Киалк.
Зять Мегедэля, хмурый чернобровый красавец, бросал на нас с Нолколедой заинтересованные взгляды, был по-провинциальному галантен, но кокетничать в присутствии тестя не решался. Я протянула ему бокал.
– Половину, досточтимый Киалк.
– Сколько?! – деланно ужаснулся Сэф.
– Ну... чуть-чуть.
– Предлагаю спеть, – сказал Мегедэль. – Во славу короля.
Сэф с готовностью приосанился.
– Ваше величество, вы же оставите меня распорядителем королевских забав? Я сделаю вашу любимую песню государственным гимном! Ну что, господа, как насчет бухты Нивальд? Нынче это актуально: именно там решится судьба королевства.
Мы, весело фальшивя, спели любимую песню короля.
– А теперь, с позволения его величества, я бы напомнил старинную застольную песню, – предложил Мегедэль, когда мы умолкли. Помогай, сынок!
Обняв за плечо Киалка, Мегедэль затянул церковным басом, от которого, казалось, запрыгали бокалы на столе:
– Нальем в бокалы до краев «Кислятины», друзья!
Поднимем тост без лишних слов во славу короля!
Во славу всех прекрасных дам, пастушек и портних,
И наших жен, сварливых жен – мы выпьем и за них!
О-хэй! О-хэй! За них, за них, за них!
Киалк подхватил припев медовым тенором и вместе с Мегедэлем продолжил:
Нальем «Кислятины», друзья, в бокалы до краев!
Мы пьем за тех, с кем жизнь свела, – друзей или врагов.
Пока рука наша крепка – в ней шпага и бокал,
А от излишнего глотка никто не умирал!
О-хэй! О-хэй! Никто не умирал!
Слушатели одобрили песню бурными аплодисментами. Однако Сэф тут же заметил, что вообще-то застольные песни поют не так.
– Все возьмите в руки бокалы! Так, хорошо! Каждый пусть слегка обнимет соседа. Леда, не стесняйся, досточтимому Мегедэлю это только приятно, а командир простит. Командир, подвинься к Жанне. Ну что вы как не родные! Так, поем, раскачиваемся из стороны в сторону и в такт размахиваем бокалами. «О-хэй» орем что есть мочи, поднимая бокалы над головой. Начали!
На моем плече лежала рука Дениса. Я чувствовала рядом плечо Нолколеды, напротив горланил Сэф и подтягивал Бар с возмутительно трезвым лицом. Мне было весело до слез. Или до смешного грустно – как тут определишь? Хорошая песня. Пусть это будет наша песня. Отрядная. Строевая. Наш маленький гимн...
А потом мы не чокаясь выпили за сенса Зилезана. Помянули и миллальфцев, которым не суждено уже вернуться в родное селение. Стало вдруг зябко, будто души ушедших друзей тихо проплыли над нами. Мы замолчали. Денис шепнул Лесанту:
– Ваше величество, я категорически настаиваю, чтобы вы легли. Вы же хотите вернуться в Вэллайд на своих ногах?
– Хорошо, Фериан. Спокойной ночи, господа.
Денис вышел вслед за мальчиком – проверить, как он устроился. Нолколеда вдруг подтолкнула меня в бок.
– Ну что же ты? Иди за ним!
Я недоуменно посмотрела на нее.
– Иди, иди, – настаивала немка. – Другого случая может не представиться.
Это правда, дошло вдруг до меня. Не исключено, что события станут развиваться по худшему сценарию. Райшманы возьмут Вэллайд, и тогда вероятнее всего всех нас ждет смерть. Или бегство. Или... возвращение на Землю. И не представится другого случая сказать самое главное. Я потерла ладонями лицо, пригладила волосы и потихоньку вышла вслед за Денисом.
Мы столкнулись у дверей каюты, предоставленной юному королю. Пока я смущенно собиралась с духом, Денис заговорил первым.
– Мне кажется, ты решила, что я на тебя обиделся. Это не так.
– Мне кажется, что между нами слишком много «кажется», – выпалила я. – Эти «кажется» сводят меня с ума. В общем, так. Я тебя люблю. Я очень ждала твоего звонка после той нашей зимней прогулки. Я отправилась в Лаверэль, чтобы найти тебя. Я поехала искать принца, а на самом деле искала тебя. Все, что я делаю и говорю, – для тебя. Потому что ты моя судьба. И никаких «кажется». Я уверена в этом. Да посмотри на меня, в конце концов!
Денис повернулся ко мне. Я прочла в темных глазах сожаление пополам с недоверием. Он покачал головой.
– Ты не боишься пожалеть о том, что сказала? Ты, наверное, думаешь, мы погибнем... А мне почему-то кажется, что мы банально останемся живы. И тогда тебе будет неловко за свою откровенность.
– Это почему это мне должно быть неловко?! – с негодованием воскликнула я. – По-твоему любовь можно запереть в старый сундук и сесть на него сверху, подобно скупому рыцарю? Да что от нее останется, от такой любви? Нет. Ты меня не любишь – пускай. Ты уезжаешь – попутного ветра в горбатую спину. Во всем виновата злая судьба – возможно. Но мне будет гораздо легче жить, зная, что где-то на свете есть человек, которому я подарила свою любовь. Дарить приятнее, чем принимать дар. Потому что совсем не обязательно обладать тем, что любишь.
Бывают слова-ключи. Когда ты произносишь их, ты освобождаешься. И расправляются плечи, и новым светом сияют глаза. Словно, потоптавшись у подножия горы, ты вдруг разом с легкостью взлетаешь на вершину.
Денис смотрел на меня, не отрывая глаз – наверное, эти перемены были мне к лицу. Я отчетливо видела, что происходит: отпустив его, я тем самым околдовала его еще сильнее. Сейчас он меня поцелует... Мне очень хотелось узнать, каковы его губы на вкус. И в то же время, я боялась, что поцелуй спугнет восхитительный миг истины, который был мне дарован. Не дожидаясь этого, я привстала на цыпочки, провела рукой по его волосам и шепнула:
– Все будет хорошо.
Вот и все. Потом мы вернулись в трюм, где продолжалась вечеринка. Я нагнулась над захмелевшим Мегедэлем Амадасом и предложила:
– Досточтимый Мегедэль, а не спеть ли нам еще раз вашу застольную песню?
Береговая охрана в бухте Нивальд являла собой печальное зрелище. Несколько патрульных судов, явно не годных даже к каботажному плаванью, покачивались у пристани. Моряки в расстегнутых мундирах играли в карты, сидя на пустых ящиках; тут же суетились их жены, развешивая белье или гоняя тощих кур. Когда мы на восьми рыбачьих баркасах причалили к берегу, никто даже не поинтересовался, кто мы и откуда.
Юный король в недоумении оглядывался по сторонам.
– Это что, моя береговая охрана? – ужаснулся он. – Эй, служивый, а где остальные суда?
Моряк, к которому он обратился, с трудом открыл заплывший глаз.
– Так где ж им быть, парень? В море ушли, на рыбалку.
– На рыбалку?!
– Ну да. Есть надо, детишек кормить надо? То-то и оно. Правда, сегодня из столицы депеша пришла: мол, королевский флот с обходом движется. Будет хлопот на наши головы... И с чего бы? Не прошло и года, как был обход... – и моряк зевнул.
– Пойдемте, пойдемте, ваше величество, – шепнул Лесанту Денис. А Бару сказал: – Значит, королевский флот покинул устье Рабуса... Канцлер не теряет времени.
Нам действительно незачем было привлекать к себе внимание лишними расспросами. Но я разделяла негодование принца. Мне было обидно за Шимилор. Нельзя же быть такими непугаными идиотами! А скажи им сейчас, что через два-три дня вражеский флот расстреляет их из пушек, так ведь не поверят! Или в панику ударятся.
– Платят им мало, – пояснял по дороге Бар. – В пять раз меньше, чем на королевском флоте. И дворян здесь нет даже среди офицеров: форма не такая красивая. Вот они и превратились в рыбаков и фермеров. Но раз в два года, когда королевский флот проходит вдоль побережья, они драят пуговицы до блеска, латают свои посудины, поднимают флаги и стоят на вытяжку перед адмиральским кораблем.
– Я все сделаю по-другому, – заверил нас Лесант. – Я выделю из казны деньги на содержание настоящей армии и флота. Никому больше не придет в голову напасть на Шимилор.
– Если в казне еще что-то осталось, – вздохнул Бар.
– Ну, тогда... Тогда я увеличу подати. Я... введу обязательную воинскую повинность. Пусть каждый взрослый шимилорец научится держать оружие в руках!
– И прослывете в веках Лесантом Жестокосердным, ваше величество.
– А что же делать? – воскликнул юный король.
– Выбирать, – жестко ответил Бар. – Что вам важнее: любовь подданных или благоденствие их потомков.
Лесант замолчал, обдумывая услышанное. Между тем к полукорсе от берега перед нами раскинулась степь.
Сейчас, в конце лета, лишь плети лиловых колокольчиков да яркие охапки ромашек нарушали однообразие сухого ковыля. А вдалеке, дрожа в нагретом воздухе, бродили бесчисленные конские табуны.
Жарко... Я надела рубашку на голое тело – успею еще находиться в корсете. Завязала ее узлом на животе, закатала рукава по-ковбойски. Любопытные полевки порскали из-под моих сапог, осторожные суслики пересвистывались на пригорках.
Первыми нас встретили пастушьи собаки. Огромные, косматые, бело-рыжие, они сгрудились в стаю, утробным рычанием предупреждая Чаню: не делай глупостей, чужак.
– Нужны вы мне, блохастые, – небрежно бросил наш герой, демонстративно их не замечая. Потом торговцы лошадьми увидели потенциальных покупателей. Они гурьбой бросились нам навстречу. Каждый тянул в сторону своего загона, обещал, что у него – самые красивые, самые быстрые, самые выносливые кони.
У меня и в самом деле разбежались глаза. Каких коней здесь только не было! Серебристо-голубые рысаки из Лайдолая, мохноногие норрантские тяжеловозы и, конечно, скаковые умопомрачительных мастей: серые с алой попоной, оранжевые с голубым, черные с золотом, белоснежные в лиловых яблоках. Была и бело-красная кобылка, точно такая, как моя Помми. Сэф предложил купить ее, но я отказалась. Я ведь решила, что вернусь за Помми. А зачем мне две одинаковые лошади? В конце концов, я остановилась на невысоком жеребчике с маленькой умной мордой. Он был скромного густо-лилового цвета, но с ослепительно-оранжевыми пятнами на груди и на лбу. Принцу Денис подвел белоснежного скакуна. Он был поистине достоин короля!
Дальше нам предстояло расстаться. Я, Нолколеда, Денис и Сэф вместе скакали в Вэллайд. Миллальфцы и люди Мегедэля, кто верхом, кто на телеге, разъезжались разными дорогами. Лесант ехал отдельно, с Баром и Мегедэлем Амадасом. На случай, если в городе ждут «самозванца», короля решено было переодеть в женское платье. Пожалуй, это стало для храброго мальчишки самым тяжелым испытанием. Из него получилась прелестная златокудрая барышня, но никто из нас не решился сказать ему комплимент.
Торговцы пустили нас в свой шатер переодеться. Я быстро вытряхнула из мешка все лучшее, что смогла найти в Кровэле: бархат, атлас, перья, кружева... Через час, простившись с остальными, наша четверка первой отправилась в путь.
Кони не скакали, а летели над степью – здесь, в Лаверэле, это была не просто метафора. Чаня от них не отставал. Звонкая музыка копыт опьяняла. Ветер развевал белоснежные перья на моем берете. В голове крутилось: «Нас четверо, еще пока мы вместе...» Корс за корсом мы приближались к столице.
Вот закончилась степь, потянулись крестьянские поля, на которых шла страда. Нам пришлось сбавить скорость, лавируя между телегами, груженными яблоками, помидорами, репой, бочками с молодым вином. Затерявшись в этом изобилии, мы въехали на южную окраину Вэллайда.
Здесь мы разделились. Нолколеда, спешившись и вверив нам судьбу своего коня, отправилась во дворец, а мы тихими улочками добрались до трактира «Вкус золота». Сюда Бар должен был привести Лесанта. Заказав обед, бросив на стол береты и перчатки, мы погрузились в напряженное ожидание, чутко прислушиваясь к разговорам вокруг.
Обычно в этом трактире собирался после работы мастеровой люд – недорого перекусить и пропустить кружечку-другую «Кислятины». Вот и сейчас за соседним столиком, подозрительно косясь на троих дворян, вполголоса беседовали двое усталых ремесленников.
– В городе многие об этом шепчутся. Единорог ушел прямо из королевских конюшен, и никто не смог его остановить, – говорил один.
– Это значит, наступают совсем плохие времена, – качал головой другой.
Булыжная мостовая поблескивала в зеленых лучах Модита. Звук шагов гулко разносился по ночному городу. Кое-где тускло горели фонари.
Вот дружно протопала по соседней улице городская стража. Затаив дыхание, мы спрятались за углом. Одной рукой я поглаживала эфес шпаги, другой прижимала к себе Лесанта, и стук его сердца взволнованно отдавался в моей груди.
– Пошли, – одними губами скомандовал Денис. Мы пересекли улицу, быстро минрвали еще один проулок и вышли к площади Лесанта Первого. Юный король благоговейно смотрел на конную статую своего прославленного предка – наверное, просил у него поддержки. Вдруг чья-то тень отделилась от фонарного столба и направилась к нам. Бар!
– Все чисто, – сообщил он. – Нолколеда ждет.
– Ну, да поможет нам великий Шан, – прошептал Денис.
Мы дружно скрестили руки в ритуальном жесте.
Благополучно миновав площадь, мы оказались перед черным ходом во дворец. Этой дверью пользовалась только прислуга. Бар зашел первым. Мы услышали какую-то возню, сдавленный хрип, потом мой бывший слуга махнул нам рукой из-за портьеры:
– Проходите.
Переступив через тело бесчувственного стражника, мы свернули в маленький коридор. Откуда-то явственно запахло мылом и горячим паром.
– Никогда не был здесь, – шепотом признался Лесант. – Это прачечная?
Да, это была прачечная. Мы распахнули дверь и очутились в большом помещении, освещенном люстрой – деревянным кругом с множеством свечей. Еще недавно, несмотря на позднее время, здесь кипела работа. Чугунные утюги грелись на огне, в котлах бурлила вода. Но прачки в странных позах дремали на скамейках. Некоторые по– прежнему сжимали в руках перекрученное белье или кусок мыла.
Только одна из прачек, в которой мы с трудом узнали Нолколеду, выбежала нам навстречу. Ее маленький чепчик сбился набок, юбка была подоткнута до колен.
– Все в порядке? – взволнованно спросила Леда. – У меня тоже. Они спят. Пойдемте, ваше величество. Я приготовила вам зеленые одежды.
Часть 6
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛАВЕРЭЛЬ
Хоть мы навек незримыми цепями
Прикованы к нездешним берегам,
Но и в цепях должны свершить мы сами
Тот круг, что боги очертили нам.
Вл. Соловьев
1. Битва при Нивальде
Две луны – зловещий Модит и светлая Матин – смотрели в дворцовые окна. Их лучи отражались в зеркалах и черном лаке мебели, блестели на бронзовых дверных ручках, на шелковых обоях. Его величество король Мэжэр Первый сидел в своем кабинете. Дел было много. Нужно было просмотреть список министров и выбрать тех, кому можно поручить составление текстов новых законов и воззваний к народу. И нужно было подумать, что делать с остальными, несогласными и сомневающимися...
До чего же все-таки приятно быть королем! Когда он был канцлером, на его долю доставались одни только хлопоты по управлению государством. Настало время вкусить роскоши, почестей и сладкой мести. Можно себе представить, как трепещут сейчас родственники Энриэля! И правильно делают – не все им глумиться над несчастным бастардом. Он, Мэжэр, вдоволь упьется унижениями своих врагов. И его могущественные союзники помогут ему в этом. Главное, чтобы они не обманули, не забыли наделить Мэжэра достаточной властью. И тогда...
Но что это? Тихий шорох портьеры отвлек Мэжэра от его мыслей.
– Дорис? – окликнул он куртизанку, с которой делил ложе.
Нет, это была не Дорис. Мэжэр вскочил, увидев статного золотоволосого юношу в зеленом камзоле.
– Вы узнаете меня, канцлер?
Король Мэжэр не верил в привидения. Он быстро оправился от шока и рванул за шнурок звонка.
– Так ты все-таки жив, щенок? А я-то ждал вестей о твоей смерти. Ничего, сейчас мы это исправим.
– Рад, что вы наконец сбросили свою лицемерную личину, – холодно заметил Лесант.
– А я рад, что ты явился сюда сам и избавил меня от необходимости разыскивать тебя по всему Лаверэлю! Где же твое войско, принц? – расхохотался Мэжэр. – Бедняга, ты смог набрать только деревенских олухов из Норранта, и, попав в столицу, они разбежались... Наверное, по кабакам.
– Мне вот что интересно, монгарс, – сказал Лесант, глядя Мэжэру прямо в глаза, – вы знаете меня с детства. Я вырос на ваших глазах. И вы хладнокровно убьете меня?
– Увы, мой мальчик, – Мэжэр с притворной скорбью покачал головой. – Разумеется, мне тебя жаль. Я все-таки не детоубийца. Но государственные интересы превыше всего. Шимилор слишком увяз в своей сентиментальности, в смешной преданности традициям! А сам я тебя не убью – не умею. Но я знаю, кому отдавать приказы. Эй, стража! Взять его!
Из-за спины Мэжэра выбежали гвардейцы в красно-золотых мундирах и, не раздумывая, бросились на Лесанта. Но он был не один. Заслонив мальчика собой, из-за портьеры вышли мы...
Нолколеда долго вела нас по дворцовым коридорам. Клянусь великим Шаном, если бы мне пришлось возвращаться самой, непременно бы заблудилась. Дворец был наводнен гвардейцами – похоже, канцлер сомневался в своей безопасности. Однако мы видели их в основном лежащими на полу: Бар по-прежнему шел впереди и «расчищал» нам дорогу. Только один раз нам вслед вылетели трое в мундирах с обнаженными шпагами. Молча выхватив клинок, Сэф заколол одного из них. Двое других, с круглыми от ужаса глазами, бросили оружие и помчались прочь. Бар покачал головой:
– Тревогу поднимут, – и двинулся за ними бесшумными тигриными прыжками. Можно было не сомневаться в участи этих несчастных... А я, вздохнув, подумала, что путь юного короля к трону начинался в крови. Но так ли это ново для истории всех миров?
Не дожидаясь Бара, мы двинулись вперед. Нолколеда шла впереди. Поэтому очередной гвардеец, увидев прачку, ничего не заподозрил – до тех пор, пока прачка, подобрав юбки, не выкинула в воздухе какой-то фортель. Гвардеец, получивший удар ногой в челюсть, упал без чувств, а мы миновали последний коридор и оказались в маленьком алькове, примыкавшем к королевскому кабинету.
Пышнотелая черноволосая красавица не успела вскрикнуть, когда Нолколеда, как кошка, прыгнув на постель, заткнула ей рот простыней. Сэф приставил шпагу к ее горлу.
– Попытаешься крикнуть или бежать – умрешь. Поняла, малышка?
Любовница канцлера быстро кивнула и потянула на себя одеяло, прикрывая роскошную грудь. Лесант тихонько отодвинул портьеру...
Гвардейцы яростно бросились на нас. Их было человек десять, желая выслужиться перед Мэжэром, они сражались, как львы. По крайней мере, они так думали. На самом деле эти горе-вояки не видели ни одного настоящего сражения. А мы – видели. Нам приходилось биться не на жизнь, а на смерть. Я прекрасно знала, как бывает, когда от твоей скорости, ловкости и хладнокровия зависит твоя – и не только твоя – жизнь. Я помнила схватку с мускарами. Тогда только чудо помогло мне победить! Зато теперь мне казалось, что королевские гвардейцы двигаются еле-еле, и я лениво отбивала выпады троих противников. Но на подмогу первому десятку выбежал новый отряд – еще шесть человек. За ними еще трое. У них был такой потрепанный вид, как будто они прорывались через оцепление. За окном раздавались частые выстрелы. Я улучила момент и глянула наружу. Так и есть! Городская стража не устояла перед натиском миллальфцев и дворян досточтимого Мегедэля Амадаса. Мы слышали его громоподобный голос:
– За мной, ребята! За короля!
Еще чуть-чуть, и они будут здесь. А мы продержимся, обязаны продержаться! Куда против нас этим увальням! Вот Сэф – он как всегда на высоте. Один его враг, прижавшись к стене, хватался за раненую руку, другой явно терял инициативу. Он отступил к алькову, запутался в портьере, упал, и шпага Сэфа уперлась ему в грудь. В этот миг дюжий гвардеец вылетел прямо на Лесанта. Мальчик выхватил шпагу, я подоспела ему на помощь. Денис с рассеченной щекой прикрывал мне спину. И тут краем глаза я увидела, что канцлер осторожно открывает дверь за своей спиной...
– Держите его, он уходит! – крикнула я.
Нолколеда одим прыжком вскочила на письменный стол.
– Стой, мерзавец, – прошипела она, направляя на канцлера шпагу. Тот сделал последнюю попытку бежать, но кто-то преградил ему дорогу. Разумеется, Бар. И в этот момент в кабинет вбежал могучий Мегедэль, победоносно потрясая шпагой.
– Да здравствует король! – воскликнул он так, что задрожали стены. – Дворец захвачен. Мы победили!
Но схватка еще не закончилась. Следует признать, гвардейцы держались достойно. Верные присяге, они, не жалея жизни, продолжали защищать того, кого считали своим королем. Сражение превращалось в кровопролитие: их всех придется убить, иначе они убьют нас...
– Остановитесь, господа! – воскликнул вдруг Лесант. Иго властный голос заставил гвардейцев обернуться. – Я не желаю больше крови. Солдаты! Вы совершаете ошибку. Вы защищаете государственного преступника, тем самым разделяя его злодеяние. Я – ваш законный король Лесант Второй!
– Что за чушь! – взвизгнул канцлер, опасливо косясь на Бара. – Это самозванец! Я ваш король. Убейте, убейте их!
Гвардейцы медлили, переводя взгляд с одного короля на другого. Вдруг один из них – самый пожилой, с длинными седыми усами – бросил шпагу к ногам Лесанта и в гневе крикнул канцлеру:
– Что это значит, монгарс? Я прекрасно знаю в лицо принца Лесанта и могу подтвердить, что перед нами – сын короля Энриэля. И вы тоже это знаете. Вы нас обманывали, монгарс! Вы преступник! Смерть ему!
– Смерть ему! – дружно воскликнули гвардейцы. Канцлер прижался к стене. Но Лесант снова остановил солдат.
– Нет, господа. Этого человека будет судить королевский суд. Но можно не сомневаться, за преступление против короны Мэжэр Лозэн будет приговорен к смерти.
Канцлер истерически расхохотался.
– Ошибка вышла, ваше безграмотное величество. В Шимилоре уже восемьсот лет как не существует смертной казни. На то был подписан указ Лесанта Первого от...
Небрежным жестом Лесант бросил на стол перевязанную шелковой ниткой бумагу.
– Что это? – напряженно спросил канцлер.
– Мой первый королевский указ, – усмехнулся Лесант. – Мы, Лесант Второй, милостью великого Шана король Шимилора и Норранта, сим повелеваем за преступления против короля и государства карать смертью через повешение. Не сомневайтесь, Мэжэр Лозэн, суд будет скор. Завтра на рассвете ваше тело будет качаться в петле на площади Тысячи Голубей. Мне кажется, это самое подходящее место в Вэллайде для таких процедур.
А потом мальчик обронил с непередаваемым, истинно королевским холодом в голосе:
– Мне жаль вас, Лозэн. Уведите его.
И тут канцлер не выдержал. Страх перед позорной и мучительной смертью уничтожил все амбиции. Лозэн не был готов к проигрышу и не сумел проиграть достойно. Рухнув, как подкошенный, на пол, он на коленях пополз вслед за Лесантом, схватил его за край зеленого камзола и заговорил, срываясь на крик:
– Ваше величество, ваше величество... Клянусь служить моему королю... верой и правдой... словом... словом... – забыв слова присяги, канцлер разрыдался.
– Какая гадость, – с чувством сказал Денис. – За одно это глумление над присягой стоит его повесить.
Нолколеда достала платок и вытерла ему кровь со щеки.
– Ваше величество, – причитал канцлер, – вы же маленьким у меня на коленях играли... Я же вам гостинцы носил... Пощадите, ваше величество... Я все, все расскажу...
– Оставьте мою одежду в покое, Лозэн, – брезгливо поморщился король. – И не надейтесь облегчить свою участь. Что нового вы можете мне сообщить? Что вы сговорились с райшманами? Что райшманский флот уже на подходе к бухте Нивальд? Как видите, я все знаю.
Канцлер застонал и повалился на ковер, он больше не молил о пощаде, только рыдал и всхлипывал. Лесант отвернулся от него.
– Господа гвардейцы! Вашу присягу я приму позднее. До того времени сдайте оружие. Вы поступаете в распоряжение досточтимого Мегедэля Амадаса.
Наконец в кабинете остались только мы вчетвером, Бар, король и канцлер. Его усадили на стул, дали стакан воды, который он, не удержав дрожащими руками, пролил себе на штаны. На Лозэна было противно смотреть. Еще недавно он выглядел как настоящий опереточный злодей: н зеленой королевской мантии, с подкрученными черными усиками, с изобилием перстней на пухлых пальцах. Разоблаченный, он утратил всякое злодейское величие и теперь обличал сам себя с каким-то упоением. Иногда его лицо принимало удивленное выражение, как будто он не мог поверить, что говорит о себе.
Оказывается, он действительно затевал заговор против короля Энриэля. Это он настоял на том, чтобы на переговоры с маландринами отправился юный принц, рассчитывая, что мальчик погибнет в дороге, а от старого короля потом не составит труда избавиться. Но однажды к нему в спальню проникли неизвестные – люди в коричневых плащах с татуировкой, изображающей знак Модита, на лбу. Мэжэра привязали к креслу. Старший из визитеров говорил с легким акцентом, но очень любезно. Он объяснил, что говорит от имени Райшмы – могущественного государства. Став его колонией, Шимилор, да и весь Лаверэль только выиграет. Если канцлер поможет райшманам, то станет наместником райшманского императора и получит все королевские полномочия.
– Нам нужно, чтобы шимилорцы перестали поклоняться деревьям и приняли истинную веру. Только так они спасут свои души. А чтобы очиститься от греха, следует трудиться на благо Райшмы. Императору нужны рабочие руки. Но император мудрый человек и, разумеется, не станет унижать дворянство в вашей стране. Пусть крестьяне потрудятся за спасение не только своих, но и господских душ, – усмехнулся райшман. – Крестьяне в вашей земле плодовиты. Вы ведь не будете сожалеть о них, канцлер?
Он добавил, что в случае отказа Лозэна ждет разоблачение. Даже если его не казнят, он потеряет власть и будет выслан из Вэллайда.
Канцлером руководил не только страх разоблачения. Он быстро прикинул, что планы райшманов во многом совпадают с его собственными. Он хотел стать королем – и станет им. А что касается судьбы Шимилора – плевать на нее! Примерно так мы представляли себе мотивы канцлера, согласившегося сотрудничать с райшманами. Сам же он настаивал, что сдался под жестокими пытками.
По требованию райшманов Лозэн рассказал все, что знал, о состоянии и расположении королевского флота. Впрочем, многое им было известно из донесений разведчиков. Итак, в бухту Нивальд прибудут три корабля; канцлер должен был позаботиться о том, чтобы райшманы не встретили сопротивления. Для этого и был отправлен во внеочередной обход королевский флот.
Что касается принца, то райшманы пообещали взять его на себя. Впрочем, тайком от слабеющего короля канцлер держал по всем границам своих людей. Он был уверен, что живым принцу не удастся ступить на землю Шимилора. Так оно и было бы, не проведи нас Бар тайной пещерой фраматов.
Я смотрела на канцлера Лозэна с изумлением, как на редкую уродливую тварь. Какие такие амбиции могут подвигнуть человека впустить безжалостного врага в свой родной, беззащитный город? Просто не верилось... Я видела, как побелел от гнева Лесант. Он с ненавистью рванул канцлера за кружевной воротник.
– Чудовище! Во что ты хотел превратить мою страну?
– Ваше величество, не марайте руки, – хотел остановить его Денис, но король стянул воротник так туго, что канцлер покраснел и выпучил глаза.
– Говори, крыса, это ты убил моего отца? Говори, иначе не доживешь до суда!
Из глаз канцлера градом катились слезы. Он замотал головой.
– Нет, нет, мой король, клянусь вам. Клянусь всем святым, ваш батюшка умер в своей постели. Это произошло при свидетелях, при враче... Вы можете узнать у них. Врач сообщил мне, что король Энриэль при смерти, и я... мне не пришлось... Я не посмел бы вас обмануть!
Мы с трудом оттащили юного короля от Лозэна. Опомнившись, Лесант сказал:
– Простите, господа, за то, что вам пришлось присутствовать при такой отвратительной сцене. Мне нужно держать себя в руках. Мы должны немедленно позаботиться о безопасности Шимилора. А для этого мне необходимы все полномочия. Надо созвать первосвященников, пусть готовятся к коронации. Я очень прошу вас присутствовать, господа.
На рассвете в тронном зале зазеленело от мантий духовенства. Явился весь Священный Ствол. Интересно было наблюдать, как ведут себя священники. Одни смотрели на «воскресшего» Лесанта, как на чудо. Другие прятали глаза: наверняка они подозревали, что наследник Энриэля жив, когда короновали Лозэна.
Лесант сидел на отцовском троне, напряженно сцепив руки. Мы, как верная гвардия, стояли на шаг позади – на этом настоял король. Леда пыталась отказаться.
– И куда я, прачка, в этом дурацком чепце... Вас засмеют, ваше величество.
– Интересно, кто бы осмелился, – серьезно сказал Лесант. – А мне нечего стесняться своих друзей, господа. Это самые смелые, самые верные и самые красивые люди на свете. Что касается вас, гарсин, то как только закончится коронация, я подпишу указ о пожаловании вам дворянского звания. Господа, – обратился он к духовенству, – готовы ли вы короновать меня как законного наследника моего отца, покойного короля Энриэля, согласно законам государства и по воле великого Шана?
Священники были готовы к этому вопросу. Из толпы выступил вперед Глава Священного Ствола – низенький толстяк с гладко выбритым лицом.
– Священный Ствол готов провести обряд, ваше величество. Все приготовления уже начаты. Мы ожидаем вас в храме великого Шана, чтобы под сенью его ветвей благословить на трехдневный пост, который по обычаю должен подготовить вас к принятию на себя бремени власти.
– Нет, господа, вы меня не так поняли, – весело возразил Лесант. – Я желаю, чтобы коронация прошла немедленно и прямо здесь. Следует ли мне послать кого-нибудь в храм за короной, или вы сделаете это сами?
Священники начали шумно совещаться, а юный король сохранял невозмутимую важность – видно было, как он доволен произведенным впечатлением. Наконец Глава снова вышел вперед. Его круглое лицо покраснело от волнения.
– Ваше величество, это невозможно, – откашлявшись, сказал он. – Без поста коронация будет незаконной. Даже король Мэжэр... – тут кто-то из коллег ткнул его локтем в бок, – то есть преступный канцлер Лозэн, – поправился Глава, – соблюдал закон. Этому обычаю, ваше величество, восемьсот лет...
– При чем здесь восемьсот лет, Пеглевы дети?! – юный король крикнул так, что Глава отпрянул от трона, и в рядах священников началось смятение. – Разве за эти восемьсот лет Шимилору хоть раз угрожала серьезная опасность? У нас война, Пегль вас раздери. У нас чрезвычайное положение, а вы говорите мне об обычаях. Или коронация проходит немедленно, или вы все станете первыми жертвами указа о смертной казни.
Король откинулся на спинку трона, а среди священников пронесся горестный вздох. Они снова стали совещаться.
– Круто, – одобрительно шепнул Сэф. Лесант чуть заметно повернулся к нам и весело улыбнулся.
