Текст книги "Наследник Шимилора"
Автор книги: Елена Жаринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
– Не сомневаюсь, досточтимый Мегедэль. Мы так благодарны вам и вашим друзьям! Ваша помощь была неоценимой, – Нолколеда церемонно протянула седовласому руку. Признаться, мне было далеко до королевского достоинства нашей прачки...
– Модит! Что с моей лошадью?! – раздался возглас Сэфа. Мы выбежали наружу. Действительно, его золотистый с черным крапом жеребец безжизненно повис на поводьях. Из простреленной головы капала кровь. Рядом с коновязью лежал еще один труп в коричневом плаще. Над ним на корточках присел Бар и бесцеремонно шарил у него по карманам. Увидев нас, он, кряхтя, поднялся:
– С вами все в порядке, гарсин? А я подстрелил негодяя. Это он убил вашу лошадь, монгарс. Он уже и к следующей подбирался, а тут я. Бр-р-р, до сих пор руки трясутся, хоть и поделом ему, Пеглеву выродку.
– Поди попроси у трактирщика выпить, – сочувственно сказала я. Лаверэльские крестьяне – миролюбивый народ, и для Бара, наверняка, убийство человека было серьезным потрясением.
Тем временем Нолколеда откинула с головы убитого коричневый капюшон. На смуглом лбу отчетливо виден был круг, поделенный вертикальной чертой пополам. Одна половина представляла обыкновенное благообразное человеческое лицо. Другая казалась ужасной маской. Даже в виде грубой татуировки на нее нельзя было смотреть без содрогания.
– Что это? – прошептала я.
– Это знак Модита, – раздался тихий голос Зилезана. Вместе с ним из трактира выбежал Чаня. Он брезгливо обнюхал покойника и, радостно виляя хвостом, устремился к своему приятелю Бару.
– Защити нас, великий Шан, – Амадас Мегедэль скрестил руки. – Не стоит говорить об этом ночью.
И он суеверно покосился на небо, где струило зловещую зелень ночное светило.
– Значит, эти люди поклоняются Модиту, – задумчиво проговорила Нолколеда.
– Не к добру это все, ох, не к добру, – вздохнуд Бар. – Вы бы, монгарс, поговорили с трактирщиком. Сдается мне, он может вам кой-чего рассказать.
Сэф тут же направился обратно в трактир, мы с Нолколедой последовали за ним.
– Держи, – шепнула мне немка, вкладывая в руку пистолет. – Если что – просто целься, стрелять не обязательно.
В трактире уже наводили порядок: служанки выметали из-под лавок и столов черепки и разбросанную еду.
– Виданное ли дело, господа! – завидев нас, воскликнул хозяин. – Вам придется возместить мои убытки!
–Ну-ка отвечай, откуда взялись здесь эти люди? – грозно воскликнул Сэф, направляя шпагу на толстую шею хозяина.
Из-под лестницы тут же выскочили двое громил.
– Стоять! – тихо сказала Нолколеда, наводя на них пистолет. Я последовала ее примеру, очень надеясь, что рука у меня не дрожит.
– Приятель, ты бы уважил досточтимых господ. Им это и впрямь любопытно, – послышался вкрадчивый голос Бара. Мой слуга зачем-то последовал за нами в трактир. К моему удивлению, просьба Бара возымела действие. Трактирщик изменился в лице и закашлялся.
– Господа, господа, я ни в чем не виноват! Эти люди... Они пришли сегодня вечером – около шести часов после восхода. Они заплатили за ужин и сказали, что хотят подождать здесь кое-кого. Теперь я понимаю, что речь шла о вас...
– Еще что? – шпага Сэфа чуть сдвинулась вперед.
– А больше я ничего не знаю!
– Они, наверное, что-то тебе объяснили, – снова вмешался Бар.
– А, ну да. Тот, высокий, – он у них главный – сказал, что вы, монгарс, похитили у него жену. Он сказал, что дело это семейное, и велел мне не вмешиваться. Он обещал, что все будет тихо...
– Это все? – шпага снова сделала легкое движение.
– Все, все! Они предлагали мне деньги, но я не хотел брать. Вот, видите – кошелек. Целехонек! Я не из тех, кто берет деньги за такие дела. Поверьте мне, господа!
– Ты знаешь, кто эти люди? – спросил Сэф, наконец опуская шпагу.
Трактирщик, облегченно дыша, схватился за шею.
– Дурные это люди. И нездешние. У нас их называют мускарами. Вам в столице и не снилось, что тут у нас творится.
Так значит, это и были мускары – райшманские шпионы, о которых говорил мне шеф...
– Кстати, а кто убил этих двоих? – поинтересовалась я.
– Пегль их знает, – пожал плечами Бар. – Тут тоже потасовка началась. Попали кому-то под горячую руку... Я так думаю, туда им и дорога.
Ночевать мы все-таки остались в «Медвежьем углу». Перед сном все собрались в одной из отведенных нам комнат. Бара я отправила спать в другую: на мой взгляд, он заслужил отдых, а нам надо было поговорить без посторонних ушей.
– Модит – самое отвратительное местное божество, – рассказывал сенс Зилезан. – Двуликий бог-оборотень. Он ответственен за самые гнусные дела: обман, воровство, черную магию и, извините, проституцию. Ему поклоняются немногие и тайно – во всяком случае, в Шимилоре. «Слуги Модита» – так они себя называют – утверждают, что истинная гармония таится в слиянии прекрасного и безобразного...
Слушая сенса, я вспомнила выставку молодых художников, на которой я побывала в Вэллайде. Они тоже называли себя «слугами Модита», но тогда я не придала этому значения. В Лаверэле имя Модита использовали в значении «дьявол» или «черт». Что ж, сатанисты встречаются повсюду. А картины на выставке были жуткие... Позже я услышала, что королевский суд закрыл ее как «оскорбляющую чувство прекрасного».
– Ловко мы их! – с гордостью заявил Сэф. Нолколеда только что перевязала ему раненое плечо. Рана была несерьезная – во всяком случае, так сказала немка, а ее познаниям в медицине мы уже привыкли доверять. Но Сэф все равно был бледен – от вида собственной крови.
– Слишком ловко. Если они хотели нас убить, то действовали странно, – заметила Нолколеда.
– Действительно, странно, – согласилась я. – Например, когда я сунулась в окно... Почему мускар не выстрелил?
Сэф с Ледой переглянулись так, как будто знали больше меня.
– Возможно, они хотели взять в плен, причем именно тебя, – проговорил Семафэль. – Ну, знатная дама, все такое... они могли бы потребовать выкуп...
Мне это объяснение показалось натянутым.
– Может быть, стоит связаться с Базой? – тихо сказала я.
– Ни в коем случае, – отрезала Нолколеда. – Никакой угрозы для миссии нет. Фраматы не любят, когда их беспокоят по пустякам.
«Ничего себе пустяки», – подумала я, но вслух спорить не стала. Ни сенс, ни Сэф не поддержали меня, а они провели в Лаверэле гораздо больше времени, чем я.
Перед тем, как уйти, Сэф задержался на пороге.
– Ну что, солнце мое, с боевым крещением! – сказал он.
– Да уж, – покраснела я. – Проку от меня было немного.
Мне действительно было стыдно за свое бездействие: пока я охала и ахала над окровавленным рукавом Сэфа, немка, бесцеремонно отодвинув меня, сделала все, что полагается. Я даже разозлилась на нее: чего она суется! Хотя следовало досадовать на себя, собственную неловкость и неумение... Кажется, эти качества не очень нравятся мужчинам. Тем неожиданнее оказались слова Сэфа:
– Я тоже был не на высоте. Но мне очень хотелось тебя защитить. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, – растерянно отозвалась я. Потом закрыла за ним дверь и оглянулась на Нолколеду. Немка, как ни в чем не бывало, взбивала подушку.
– Вам помочь, гарсин? – спросила она. – Или справитесь сами?
– Ты опять за свое... – вздохнула я. – Скажи лучше, где ты научилась так драться.
Я не ожидала, что она ответит. К моему удивлению, Нолколеда присела на кровать, потерла ушибленную руку и сказала:
– Мой дядя работал в «штази», если тебе это что-нибудь говорит.
Увидев недоумение на моем лице, коротко пояснила:
– Внешняя разведка. С пяти лет дядя занимался со мной всем, что умел сам, – вот и весь секрет.
– А как ты оказалась здесь? – заинтересованно спросила я.
Но немка не была настроена поддерживать разговор. Она пожала плечами:
– Десять миллионов – очень хорошие деньги. И я очень рассчитываю их получить. Хотя с такими коллегами, как ты, это маловероятно.
С этими словами Нолколеда легла, отвернувшись к стене.
На рассвете мы покинули «Медвежий угол». Мегедэль Амадас не поленился встать ни свет, ни заря, чтобы нас проводить. С Нолколеды он не сводил глаз и припал к ее руке с бесконечным прощальным поцелуем.
– На твоем месте, Леда, я бы не терялся, – весело заметил Сэф, когда за нами закрылись ворота. – Мегедэль – вдовец. Он обеспечил бы тебе титул и состояние.
– У меня другие планы, – огрызнулась Нолколеда, бросив на него сердитый взгляд.
А я подумала, что в Шимилоре прачка вполне могла выйти замуж за дворянина. Сословные различия были здесь не большим препятствием для любви, чем обычные человеческие проблемы – которых, на мой взгляд, и так всегда больше чем достаточно...
Купить новую лошадь для Сэфа мы могли только в Гобедоре. Правда, ради интереса мы посетили одну деревенскую ярмарку, но там нам предложили таких престарелых кляч и за такие баснословные деньги, что мы предпочли время от времени уступать Сэфу своих лошадей.
В Гобедоре Сэф с Нолколедой отправились за лошадью, а меня сенс Зилезан потащил смотреть тамошнюю ратушу. Честно говоря, я не любительница архитектуры. Кроме того, настроение у меня было отвратительное – быть может, впервые с тех пор, как я очутилась в Лаверэле. Я надеялась, что, попав сюда, навсегда избавилась от неуверенности и терзаний по поводу того, что другие играют главные роли в пьесе, где мне уготовано место в массовке. Но все это возвращалось. Я снова и снова прокручивала в памяти недавнюю сцену. Даже однорукий ученый вел себя более мужественно, чем я. У Нолколеды есть все причины презирать меня. А Сэф просто хотел утешить. Все, что я ценила в себе – пресловутый «богатый внутренний мир» – здесь никому не был нужен, требовались совсем другие качества: умение крепко держаться в седле, метко стрелять, без устали шагать сантон за сантоном...
Расстроенная, я довольно равнодушно пялилась на древнее здание, пока сенс ощупывал и осматривал каждый камень розоватой стены. Наконец ученый обратил ко мне счастливое лицо:
– Джоан, вы знаете, почему лаверэльцы – великие зодчие? Дело в том, что они не спорят с природой. Не стараются ее превзойти. Посмотрите: эта ратуша... Она просто часть пейзажа. Ратуша, и небо, в которое упирается шпиль, и голуби, которые кружат вокруг, и мелодия башен и окон, – все это части единого целого. Ах, как нам этого не хватает! На Земле даже в старину так не строили, что уж говорить о нынешних небоскребах...
Появление Нолколеды и Сэфа верхом на новом коне изумительной шоколадной масти с редкими сиреневыми пятнами на ногах прервало нашу экскурсию. Оказалось, этот красавец обошелся нашим друзьям очень дешево: всего пять доранов. «Неброская масть», – пояснил свою удачу Сэф.
Еще двое суток пути – и вот наконец впереди раскинулось озеро Пешер, широкий разлив реки Фулгуран, берущей начало в верхнем течении Рабуса. День был пасмурный и дождливый, озерная вода неприветливо бурлила, меняя свой цвет от серого до черного.
На заставе нас встретили пограничники. Хмурый офицер в расстегнутом мундире вскользь просмотрел наши подорожные.
– Как служба, чинквин, граница на замке? – осведомился Сэф.
«Чинквин» был одним из нижних офицерских чинов, вроде нашего капитана.
– У нас все спокойно, монгарс, – зевая, ответил тот. – На диком берегу иногда стреляют, но сюда не лезут.
– Говорят, молодой принц недавно пересек границу?
– Да, было дело. Еще до праздника Цветения. Месяц Вишни только начинался.
– Какая точность, чинквин!
– Благодарю, монгарс.
Пожилой чинквин не расслышал иронии в словах Сэфа. Впрочем, в Лаверэле такая датировка действительно была очень точной. Размеренный образ жизни позволял лаверэльцам исчислять время выражениями «сразу после рассвета» или «незадолго до праздника Урожая».
Под моросящим дождем мы загнали лошадей на паром. Переправиться на другой берег стоило кувр с человека и кувр с коня. Чаня и Буррикот поехали бесплатно, за это паромщик взял с нас слово, что мы помолимся за него в Священной роще. Дул холодный ветер. Я переоделась в кожаные брюки и вязаную тунику до колен, остальные тоже достали теплые вещи. Паром сильно качало. Настроение было тревожное – то ли из-за погоды, то ли от приближения незнакомого берега. Мы плыли почти целый день. Когда стемнело, из-за туч не выглянуло ни одно из многочисленных светил. А потом послышались выстрелы – частые и оглушительные, как будто стреляли у нас над ухом.
– Маландрины, – невозмутимо заметил паромщик.
Мы переглянулись. Похоже, наши приключения только начинались...
4. Страшная находка
– Итак, друзья мои, мы высадились чуть южнее истока реки Бло. По этой дороге мы доберемся до моста и переправимся на северный берег. На той стороне должна быть дорога, ведущая в Обриен. – Сенс Зилезан, нацепив очки, бережно расстелил на пеньке потрепанную карту Диких земель. – Правда, за точность этих сведений я не ручаюсь. Карте лет триста, – добавил он. – С тех пор никто из ученых не удосужился внести в нее уточнения. Надеюсь, мне удастся...
– Сенс Зилезан, нам предстоит решать другие задачи, – прервала его Нолколеда. – Меня больше интересует, как мы будем искать принца.
– Паромщик благополучно переправил посольство, – Сэф пожал плечами. – Значит, до Диких земель они добрались. И, разумеется, поехали по дороге – а как иначе? Значит, мы последуем за ними, а там будет видно.
Алый рассвет застал нас на берегу озера Пешер. День обещал быть жарким – кажется, в Лаверэль, наконец, пришло настоящее лето. Кругом было тихо, только пели на разные голоса лесные птицы и кричали над озером чайки– охотницы.
– Я бы искупался на дорожку, – сказал Бар. Он быстро скинул с себя одежду, оставшись в белых подштанниках до колен, и с разбегу нырнул в воду.
– Вода, наверное, холодная, – с сомнением произнес Сэф, потирая раненую руку. Я улыбнулась: Лаверэль не истребил в нем анапчанина, привыкшего к теплому Черному морю. Сама же я с завистью смотрела, как Бар, отфыркиваясь, как тюлень, аккуратными саженками меряет озеро. Чаня, с лаем побегав вдоль берега, тоже бросился в воду, поднимая тучу брызг. А! Была, не была! Я разделась до нижнего белья, которое вполне могло послужить купальным костюмом: в Лаверэле женщины носили удобные короткие штанишки и корсеты, не стесняющие дыхания. С удовольствием окунувшись, я увидела, что Сэф и Нолколеда последовали моему примеру. Коварно подкараулив Сэфа, я окатила его водой. Бедняга заорал так, что по лесу разнеслось многократное эхо.
– Ведешь себя, как малое дитя, – недовольно пробурчал Сэф. – К лицу ли это солидной даме за сорок...
– Что?! – я чуть не захлебнулась от возмущения.
– Эй, спокойно, спокойно! А что я такого сказал? Посчитай, сколько тебе должно быть по-лаверэльски?
Я перевернулась на спину и задумалась. В лаверэльском году было двести шестнадцать дней. По земному летоисчислению мне двадцать шесть – то есть около девяти тысяч четырехсот дней. Если поделить это на двести шестнадцать... Получается что-то около сорока трех. Действительно, вполне бальзаковский возраст!
Переодевшись после купания, я чувствовала себя на верху блаженства. Я уже привыкла к воздуху Лаверэля, от которого в первое время кружилась голова. Но что вода может быть такой – прозрачной, отражающей алое солнце, душистой и чуть сладковатой на вкус... Она без всякого мыла дочиста отмывала снаружи и изнутри.
Остальные тоже были довольны. Только Бар ворчал, потирая загривок:
– Исцарапал меня, паршивец.
Оказывается, Чаня не хотел плыть иначе, как на закорках у своего приятеля, и разодрал ему спину.
Дорога уводила нас все дальше от озера – вглубь леса, сухого и по-южному прозрачного. В воздухе звенели комариные стаи. Я думала, нам житья не будет от этих кровопийц, но земляне не понравились комарам на вкус. Интересно, обратил ли Бар на это внимание? Его, правда, комары тоже не кусали.
Зато лошадям приходилось нелегко. Благородные животные изо всех сил махали хвостами, чтобы избавить себя от напасти, и нервно ржали. Даже флегматичный Бур– рикот недовольно прядал ушами. Поэтому сначала мы не обратили внимание на странное поведение Карамэля, нового жеребца Сэфа. Он мотал головой все сильнее, норовя вырвать повод из рук. Потом ни с того ни с сего взвился на дыбы. Сэф пытался успокоить жеребца ласковыми словами, но от звуков его голоса Карамэль совсем обезумел. Он брыкнул задом и рухнул на дорогу, подминая под себя седока.
– Модит! – выругался Сэф, отряхиваясь от пыли.
– А я тебе говорила, он стоил подозрительно дешево, – злорадно заметила Нолколеда.
Карамэль тем временем вскочил на ноги и с жалобным ржанием отбежал в сторону. К себе он никого не подпускал, хотя и намерений покинуть отряд не выражал. Один из дорожных мешков Сэфа отвязался и, довольно помятый, валялся на дороге.
– Нет, на обратном пути я не поленюсь, найду того торговца! – негодовал Сэф. – Ничего себе, хорошо выезженный! Интересно, каким он был до выездки. На голове, что ли, ходил?
Все это, однако, было не смешно. Нас окружали Дикие земли, и мы понятия не имели, где можно будет купить новую лошадь.
Сэф с досадой плюнул в сторону Карамэля.
– И какая муха тебя укусила!
– Муха зозот, монгарс.
– Что?
Сэф застыл, удивленно подняв бровь, а я едва не выпала из седла, потому что в разговор вмешался не кто иной... как мой пес!
– Карамэль рассказал мне, что он родом из окрестностей Лайдолая, монгарс, – Чаня старательно открывал и закрывал пасть. – Муха зозот – бич тамошнего скота. Беднягу укусили еще жеребенком, и теперь у него на спине незаживающая язва. Человек, который продал вам Карамэля, перед ярмаркой долго его лечил и не надевал седла. А теперь язва снова открылась. Поверьте, монгарс, Карамэль очень сожалеет, что уронил вас, но от боли он потерял рассудок.
– Ущипните меня, – сказал Сэф. – Лошадь извиняется. Собака разговаривает. Что вообще происходит, кто-нибудь может объяснить?
– Этого нам только не хватало, – заметила Нолколеда. – Он и раньше не особенно молчал...
Бар задумчиво чесал затылок, а сенс Зилезан не находил слов. Чаня тем временем церемонно обратился ко мне.
– Гарсин, я, наверное, должен объясниться... Досточтимые господа не будут возражать, если я переговорю с глазу на глаз со своей хозяйкой? Кстати, Карамэль просит передать, что холодный компресс ему бы не повредил...
Я спешилась и, не чуя под собой ног, пошла по дороге вслед за Чангом. Даже переход в другой мир потряс меня меньше, чем метаморфоза с моей собакой...
– Видишь ли, хозяйка, – заявил мне пес, – как только мы сюда прибыли, со мной стало твориться что-то странное. Я начал понимать человеческую речь. То есть я и раньше понимал то, что ты говоришь, но по-другому... Я узнавал отдельные слова и знал, что мне следует делать. Мне нравились слова «печенье», «гулять», «красивая собачка». И я очень не любил, когда ты говорила «фу» или «нельзя». А здесь, в Лаверэле, вдруг выяснилось, что жизнь гораздо сложнее, чем я думал раньше. Но я не сразу понял, что могу говорить. Я пару раз пробовал – сам с собой, разумеется, – и очень пугался. А сегодня как-то вышло само собой. Ты не сердишься?
– Н-нет, – неуверенно отозвалась я.
– Вот и славно, – кивнул Чаня. – В конце концов, мне давно хотелось тебе сказать... В общем, не думай, что я не помню, что ты сделала для меня. Правда, иногда мне казалось, что, останься я бродячим псом, у меня была бы более интересная жизнь. Можно было бы сколько угодно таскать кости с помойки, валяться в тухлятине, спасть на люке и не надо было бы мыть лапы... Но иметь свою миску и любимое кресло – это не так уж плохо, верно? С возрастом я начал это понимать и ценить. И я очень благодарен тебе за то, что ты взяла меня с собой в Лаверэль.
Я молча хлопала глазами, понимая, что должна что-то сказать. Признаюсь, мой вопрос не был слишком умным:
– Э... Надеюсь, тебе не слишком скучно с нами... С людьми?
– Отнюдь, – глубокомысленно сказал пес.
Мы продолжали путь к реке Бло. Сэф шел, ведя Карамэля в поводу. Нолколеда намазала коню спину какой– то мазью, но это лишь временно снимало боль и зуд. Чтобы вылечить застарелый укус мухи зозот, нужен был хороший знахарь.
Все мы постепенно привыкали к тому, что у нас полнился новый собеседник. Чаня болтал, не умолкая. Это было понятно: он слишком долго копил свои собачьи мысли, прежде чем получил возможность их высказать. Все, что мы видели по дороге, вызывало у него бурный поток воспоминаний. При этом ассоциации были совершено непредсказуемые... Например, обнюхав трухлявый ствол дерева, поваленного непогодой, он заявил:
– Это напоминает мне того ротвейлера, который задирал лапу на столб у нашего дома. Зря ты меня тогда оттащила, хозяйка. Честно слово, я бы ему так всыпал!
– А кто такой ротвейлер? – поинтересовался Бар.
– Порода собак, – моментально ответил пес. – Такие тупые, неповоротливые твари. Ну, в Шимилоре они пока редкость...
– Надо же, – подивился Бар, – никогда не слышал.
Я почувствовала, что Нолколеда испепеляет меня
взглядом. Что ж, она была права. Болтун – находка для шпиона. Пришлось мне снова спешиться и, оттащив Чаню за ухо в сторонку, провести с ним воспитательную беседу...
Мы продолжали неспешное путешествие. Все так же светило солнце и щебетали птицы. Однажды, к восторгу сенса Зилезана, на дорогу выскочил ошалелый заяц потрясающего оранжевого цвета. Чаня подпрыгнул на всех четырех лапах и с криком: «Сенс! Сенс! Я поймаю его для вас!» – ринулся в погоню. Бар долго и тщетно свистел ему вслед, а потом горе-охотник вернулся сам – разумеется, ни с чем.
Этот заяц был единственным живым существом, встретившимся нам на пути. Вокруг стояла жуткая, противоестественная тишь. Мне все время казалось, что кто-то невидимый следит за нами из-за деревьев. Остальные тоже чувствовали себя неуютно.
– Да, это вам не Шимилор, – выразил общее настроение Сэф.
Мост показался впереди за два часа до захода. Это было старое сооружение, сложенное из массивных каменных плит и достаточно широкое, чтобы на нем разъехались две повозки. Дорога к мосту сбегала с небольшого холма, а за рекой снова шла в гору. Один берег зарос высоким кустарником, цветущим крупными, с мужскую ладонь, розовыми цветами. Их терпкое благоухание мешалось со свежестью, которой веяло от воды. Вдоль другого берега тянулись заросли дикой смородины. Река Бло была немногим уже Невы. Ее неторопливые волны казались лиловыми в свете низкого солнца.
Мы въехали на мост. Конские подковы гулко застучали по желтоватому камню. Я заметила, что Сэф держит руку на эфесе шпаги, а Нолколеда проверяет пистолет.
– Хорошее место для засады, – еле слышно пробормотала немка. – Эй, Бар, что ты там нашел? – окликнула она вдруг моего слугу, поворачивая коня.
Бар действительно отстал от отряда. Спешившись и присев на корточки, он внимательно рассматривал что-то на мосту.
– Вот так штука, – вдруг сказал он. – Растерзай меня Пегль, если такое носят маландрины.
– Дай сюда.
Нолколеда забрала у Бара маленькую бриллиантовую запонку. Никогда в жизни не обратила бы на нее внимания!
– Ничего себе! – присвистнул Сэф. – Знаете, кому принадлежала эта пустяковина? Нокселю Аррогану, дипломатическому советнику двора. На минувшем празднике Возрождения он хвастался обновкой... Арроган сопровождал молодого Лесанта. Так что мы напали на след, господа. Хорошо бы знать еще, куда он нас приведет...
Тут Сэф покосился на Бара, которому по-прежнему полагалось думать, что мы едем в Священную рощу. Но мой слуга, если и догадывался о «политической» подоплеке нашего путешествия, крепко держал язык за зубами. Он вертел в руках еще какой-то предмет.
– Что там у тебя еще? – нетерпеливо спросила Нолколеда.
– А Пегль его знает, – ответил Бар, протягивая ей небольшой продолговатый цилиндр. Немка переглянулась с Сэфом.
– Гильза?! – ошеломленно воскликнул тот.
– Угу, – мрачно кивнула Нолколеда. – А вот и следы выстрелов.
Теперь и я отчетливо видела выбоины на каменных перилах. И еще – подозрительные бурые пятна, забрызгавшие всю середину моста. От вида этих пятен мне стало нехорошо...
– Тех, кто здесь проезжал, обстреляли с дороги, – невозмутимо рассуждал Бар, продолжая рассматривать следы. – Ох, и жестокая это была переделка, доложу я вам! Чудо, если кто-то уцелел. Только что это было за оружие – ума не приложу. Ведь стреляли-то с расстояния двух сантонов. Я про такое никогда не слыхал. Может быть, вы, господа, знаете, что это могло быть?
Ему никто не ответил.
– Два сантона – это больше двухсот метров, – тихо сказал Сэф. – Ни одно лаверэльское оружие не обладает такой дальнобойностью... А это уже наше, шимилорское...
Он поднял кожаный, с металлическими заклепками мешочек, в котором шимилорские солдаты носили порох. А я в оцепенении смотрела вниз, где у самого берега, запутавшись в речной траве, качался на воде берет. Зеленый берет с изумрудным фазаньим пером...
– Принеси берет, умник, – велела Чане Нолколеда.
– Раскомандовались тут все, кому не лень, – пробубнил мой пес, однако приказ выполнил.
Немка взяла в руки мокрый бархат и нерешительно подняла глаза на сенса.
– Друзья мои, это еще ни о чем не говорит, – торопливо сказал ученый и покачал головой.
Сэф ударил кулаком по перилам и выругался, потирая ушибленную руку. Последняя находка потрясла нас больше всего. Согласно шимилорским законам, носить одежду зеленого цвета дозволялось жрецам великого Шана или... особам королевской крови. Неужели мы опоздали, и юный принц погиб от рук мускаров?
Сэф с досадой бросил оземь свой пистолет и отшвырнул его ногой.
– Пока мы будем возиться с этим антиквариатом, мускары перестреляют нас, как зайцев, – заявил он.
– Только твоей истерики тут не хватало, – оборвала его Нолколеда. – Ведешь себя, как кисейная барышня, – тут она стрельнула глазами в мою сторону. – Нам надо немедленно съехать с моста. Там решим, что делать дальше.
Сэф ничего ей не ответил, но поднял оружие, заткнул его за пояс и вскочил в седло.
Мы пришпорили коней и вскачь пронеслись по мосту, в любой момент ожидая выстрела в спину. Печальные находки продолжались и на другом берегу: по левую сторону дороги мы увидели три невысоких одинаковых холмика. Несомненно, это были могилы. По лаверэльскому обычаю умерших полагалось сжигать, но у спутников погибших явно не было времени позаботиться о погребальном костре. А может, мускары похоронили своих. Про их обычаи мы ничего не знали.
Не покидая седла, мы мрачно смотрели на это место последнего успокоения. Честно говоря, я впервые пожалела, что согласилась отправиться в Лаверэль. Даже после стычки в «Медвежьем углу» я с такой реальностью не ощущала опасность задания, возложенного на нас фраматами. Только теперь стало ясно: увеселительная прогулка в приятной компании закончилась, вполне возможно – раз и навсегда...
– Бедолаги, – вздохнул Бар. – Кто бы они ни были, негоже это: гнить в земле.
Он взял с одной из могил горсть каменистой земли, помял ее между пальцев.
– Я так думаю, это случилось дней пятнадцать назад, – сказал он. – Эй, а ты чего скалишься, приятель?
Мой пес насторожил уши топориком и глухо рычал, забыв о новообретенном даре речи. Действительно, в кустах смородины слышался какой-то шорох. Как только все мы уставились в ту сторону, шорох прекратился.
Сэф достал пистолет.
– Кто там? А ну, выходи немедленно!
Ответа не последовало.
– Выходи! Стрелять буду! – повторил Сэф.
– Подожди! Не стреляй, – остановил его Чанг. – Там не человек – зверь. Я посмотрю.
Пес скрылся в кустах. Оттуда послышалось тихое сопение и ворчание. Мы с удивлением переглянулись.
А потом на дорогу вышло существо... Очень знакомое мне существо – треххвостая «панда», какую я впервые увидела в агентстве «Лаверэль». Великий Шан, как принято тут говорить, как же это было давно...
– Кабарим! – воскликнул сенс Зилезан.
Чаня с гордостью смотрел на нового знакомца, обнюхивая его густой белый мех, украшенный черными пятнами.
– Да, так он себя называет, – сказал пес. – Он хотел с вами поговорить, но не решался. Но я убедил его, что мы не причиним ему вреда.
Удивительный зверь сидел на задних лапах. Он внимательно вглядывался в нас печальными фарфоровыми глазами – как будто искал кого-то. Его большой черный нос был все время в движении. Наконец кабарим, вздыхая, сказал:
– Я обознался... Мне почудился знакомый запах... Много лет назад так пах один человек, странник, добрый друг кабаримов... Ты пахнешь похоже, – зверь взглянул на меня.
– Ты видел, что здесь произошло? – прервала его Нолколеда.
– Я не интересуюсь человеческими делами, – обиженно заявил кабарим, собираясь удалиться. Один из его хвостов, самый пушистый, решительно поднялся кверху, два других свернулись сердитыми пружинками.
– Постой, – вмешалась я, мысленно проклиная бесцеремонность немки. – Не уходи, пожалуйста. Мне жаль, что ты не нашел того, кого искал. Но нам нужна помощь. Мы ищем людей, проехавших здесь дней пятнадцать назад. Если ты знаешь, что с ними случилось, пожалуйста, расскажи нам.
Кабарим хмыкнул, а потом, очевидно, сменив гнев на милость, снова уселся, сложив лапы на животе.
– Мы, кабаримы, – настоящие хозяева этой земли, – проворчал он. – Пусть люди живут за большой рекой и не тревожат нас... Так нет же, теперь они превращают наши леса в поле битвы. Короче говоря, мы не слишком жалуем людей. Но запах велит ответить тебе... Я привык доверять своему нюху. Глаза могут обмануть, нос – никогда. Я искал на том берегу съедобные коренья и видел, как по дороге действительно проезжали люди – десять солдат и четверо придворных. Среди них – мальчик в зеленом камзоле...
– Это принц! – воскликнула Нолколеда. Сэф шикнул на нее. Кабарим недовольно покосился в их сторону и продолжил:
– Я видел, как неподалеку от моста их встретил человек. Я узнал его. Он поселился здесь недавно. Нам, кабаримам, нравится его запах: он пахнет лесом и травами. Он местный знахарь, лечит маландринов от всяких хворей. Что было потом, я не видел. Но я слышал выстрелы, я чувствовал запах огня и крови... Лошади кричали от ужаса. Почему-то в ваших, человеческих битвах первыми гибнут они, – кабарим сокрушенно покачал головой. – А когда все стихло, и я вышел к мосту, там были люди в коричневых плащах с капюшонами. Здесь, – кабарим кивнул на могилы, – они похоронили своих убитых. А куда делись тела людей из отряда, я не знаю.
– Кто-нибудь из отряда уцелел? – спросил Сэф. – Сколько убитых ты видел?
Кабарим совершенно по-человечески пожал плечами.
– На мосту было меньше десяти тел. Но кого-то, возможно, унесла река...
– А мальчик? Ты видел его среди мертвых? – Нолколеда задала вопрос, который волновал нас больше всего.
– Нет. Но живым я его тоже не видел. В лесу никого нет. Но если кому-то и удалось спастись, укрыться они могли только в одном месте. Домик знахаря стоит в полудне пути отсюда. Враги не найдут туда дорогу, а вы разыщете его без труда.
