Текст книги "Наследник Шимилора"
Автор книги: Елена Жаринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Вопреки опасению, с юным принцем не оказалось никаких проблем. Узнав, что командиром отряда выбран Денис и теперь мы едем на северо-запад, минуя Обриен, он заявил:
– Я счастлив, монгарс, что жребий вытащили именно вы. Вы спасли мне жизнь, вы и досточтимый Ноксель Арриган. Увы! Ему вернуть долг я уже не могу, да хранит его душу великий Шан. А вам пока я отплачу тем, что буду самым послушным вашим подчиненным. В путь, господа!
Мы уже пустили коней по дороге, ведущей в нужном направлении, когда я спохватилась, что забыла на месте жеребьевки свой пистолет. Я все время ходила с ним руках, а сидя на обочине, положила рядом с собой. Пришпорив Помми, я поскакала обратно.
Пистолет действительно лежал там, где я его оставила. Уже поворачивая лошадь, я вдруг заметила обрывки бумаги, служившие нам жребиями, – Бар выбросил их в канаву. Я не обратила бы на них никакого внимания, если бы не странное обстоятельство: их оказалось не шесть, а семь. Значит, результаты жеребьевки были подтасованы.
Часть 3
НА ЗЕМЛЕ МАЛАНДРИНОВ
Мы – ослепленные, пока в душе не вскроем
Иных миров знакомое зерно.
В моей груди отражено оно,
И вот – зажгло знакомым, грозным зноем.
И вспыхнула, и осветилась мгла.
Все вспомнилось – не поднялось вопроса:
В какие-то кипящие колеса
Душа моя, расплавясь, потекла.
А. Белый
1. Мертвый единорог
Ветер свистел в ушах, обжигали холодные поручни в немеющих руках... Подо мной, в разрывах белого тумана, лежала зеленая страна. Равнина, за нею – лес, потом – горы, и далее – океан. Колокола рыдали, подчиняясь странному мотиву, от которого росло желание отпустить перила и долго, бесконечно долго падать, кружить, словно семечко одуванчика, над изумрудной водой озер. Чья-то рука перехватывала мою сорвавшуюся руку, я чувствовала резкую боль в плече и видела темные, полные отчаяния глаза. Нет, ему меня не удержать! Моя кисть выскальзывала из мертвой хватки так легко, словно я была бесплотным призраком.
Падать было не страшно. Разноцветная скатерть земли приближалась – сначала медленно, а потом непоправимо, но быстро. В какой-то момент мое тело, испугавшись удара, безвольно забилось в воздухе. Но летать я не умела – даже во сне... Вдруг железные клещи стиснули мне ребра, и падение остановилось. Я посмотрела вверх и поняла, что попала в когти гигантской птицы. На меня в упор глядели ее желтые глаза, а могучие крылья – белые, с дымчатым серым отливом – с усилием делали взмах за взмахом. Потом птица открыла острый, изогнутый клюв, я увидела алый язык, услышала гортанный клекот... И проснулась.
Та же незнакомая страна, тот же мост... Снова попав во сне в это странное место, я все утро чувствовала себя не в своей тарелке, хотя для беспокойства было много и других причин. Нас уводила на северо-запад старая, заброшенная дорога, которую начали мостить еще до образования королевства, а потом оставили зарастать подорожником.
– Обратите внимание, ваше величество, вот так, бревнами, мостили дороги в старину. В Шимилоре практически не осталось таких дорог.
Сенс, как обычно, делился с нами своими неисчерпаемыми познаниями. Теперь у него появился еще один благодарный слушатель: юный принц все время держался рядом со мной и ученым. Впереди ехали Денис с Баром, а Сэф с Нолколедой замыкали нашу маленькую кавалькаду.
Принц Лесант не был сказочным красавцем. Обыкновенный мальчишка, бледненький, со слегка вздернутым носом и россыпью веснушек. Но из сотни сверстников, пожалуй, я бы без труда определила в нем наследника престола. Прямой взгляд, уверенная посадка на лошади и золото волос, которое не тускнело, даже не зная гребней и мыла... И еще – доброжелательное достоинство, с которым держался будущий король.
Этот подросток отличался жадным любопытством ко всему, что его окружало. Принц признался, что впервые оказался за пределами Шимилора. Да и собственное королевство он знал больше по картам. Путешествий в его жизни было всего два: в Нивальд, на Большой морской парад, и в Пасифрен, где находится главный храм Шана. Он никогда не отсутствовал дома больше двух недель.
Ко мне Лесант отнесся с особым доверием – может быть, потому, что именно я открыла принцу тайну несуществующего ордена. К полудню я уже знала, что с шести лет он рос без матери, локон которой всегда носил с собой в медальоне. Об отце он отзывался со снисходительной любовью, признался, что стесняется танцевать на балах и недолюбливает канцлера Лозэна.
– Я не выношу, когда со мной обращаются, как с ребенком! – возмущенно говорил принц. – А у Лозэна отвратительная манера: при встрече трепать меня по щеке, как будто я его болонка. Когда-нибудь он забудется и назовет меня славным карапузом. Я жаловался отцу, но он полностью доверяет канцлеру, считает его членом семьи. В каком-то смысле так оно и есть: Мэжэр Лозэн – сын моего покойного двоюродного дедушки и одной досточтимой гарсин, с которой он не был обвенчан...
Я не так долго прожила в столице, чтобы вникнуть в тонкости дворцовых интриг. Однако про канцлера я слушала с невольным вниманием: мне сразу вспомнились слова Афанасия Германовича: «Мэжэр Лозэн. Запомните это имя, Жанна...» По законам театра, ружье, висящее на стене в первом акте, непременно стреляет в последнем. Но сейчас, глядя вокруг, я и представить себе не могла, что где-то есть короли и канцлеры, города, дворцы, да и вообще люди, спешащие по своим делам...
– Невероятно, друзья мои! Кто хоть раз увидел эту красоту, не забудет ее никогда. Посмотрите, вдали уже показались горы Мэлль!
Сенс Зилезан, смахнув восторженную слезу, остановил Буррикота на вершине холма. Мир вокруг нас сверкал полуденными красками. Яркий изумруд лугов превращался в глубокий малахит в болотистых низинах; со склонов холмов срывались водопадами реки, окруженные туманом брызг. А на горизонте голубыми облаками вставали далекие горы. Лаверэль врывался в сердце свежестью ветров, ослепительно-алыми лучами солнца, стаями непуганых птиц. Кажется, я начинала понимать фраматов, тоскующих по своей утраченной родине...
Восхитительный вид не оставил равнодушным даже Чанга. Правда, мой пес воспринимал прекрасное по-своему.
– Хозяйка, здесь пахнет... молоком. Теплый мамин бок, сопение братишек и сестренок...
– Единороги...
Принц первым заметил стадо единорогов, неспешно бредущих из одной рощи в другую. Вожак замер, увидев нас на вершине холма, и все стадо с любопытством уставилось на нас. Но ожившая сказка длилась лишь несколько мгновений. Забыв о нас, удивительные существа, мелодично перекликаясь, скрылись среди деревьев, а упругая трава на лугу не сохранила их следов. Я смотрела им вслед, словно видела сон наяву, и сама не знала, из каких средневековых легенд впитала священный трепет перед этими животными.
Сенс словно услышал мои мысли.
– Каким прекрасным должен быть мир, чтобы миф о совершенстве стал реальностью! И все-таки мечта остается мечтой: нет ничего прекраснее, чем белый единорог. Увы! Его как раз не бывает в природе. Вы заметили, Джоан, единороги по мастям сходи с нашими земными лошадями.
– Тс-с! – я поднесла палец к губам.
– Ах да, – виновато спохватился ученый. Но принц о чем-то разговаривал с Денисом, и сенс Зилезан продолжал:
– Однако по легенде в образе белого единорога является бог Ликорион.
– Кстати о богах, сенс, – вспомнила я мысль, как-то пришедшую мне в голову. – Как вы считаете: не могло случиться так, что под видом богов лаверэльцы стали поклоняться давно покинувшим этот мир фраматам? Это было бы логично, за минувшие века правда могла обрасти мифами. На Земле ведь такое бывало.
– Вы мыслите как историк, дружочек, – грустно усмехнулся сенс. – Но в вашем предположении нет поэзии.
А вы не хотите допустить, что боги Лаверэля существуют на самом деле?
– Фраматы об этом ничего не говорили, – я пожала плечами.
– Разумеется! Им не нужны боги. А боги существуют лишь для тех, кому они нужны.
– То есть лишь в воображении? – лукаво улыбнулась я.
Сенс покачал головой.
У меня был еще один вопрос к сенсу Зилезану, но я не была уверена, стоит ли с ним или с кем-то еще это обсуждать. Речь шла о Баре. Обнаружив вчера семь жребиев вместо шести, я поняла, что Бар сжульничал во время жеребьевки. Но зачем? Для чего ему подыгрывать Денису, которого он видел в первый раз в жизни? О моем отношении к этому человеку слуга догадаться не мог, тем более, что я сама не была уверена в сути этого отношения... Так и не решившись поговорить об этом с сенсом, я присматривалась к Бару, но не находила в нем ничего нового. Все то же хитроватое мужицкое лицо, безмятежный взгляд из-под кустистых бровей... Он погонял свою лошаденку и насвистывал мелодию, в которой мне чудилось что-то знакомое.
Надо сказать, Денис принял свое командирство как должное – без лишних фраз, очень сдержанно и деловито. Он выслушал приказ фраматов, прикинул по карте предстоявший нам путь, проверил припасы и лошадей. Кстати, ему удалось помочь бедняге Карамэлю: в знахарском мешочке нашлось редкое снадобье, которое исцеляло самые жестокие язвы. Никто не возражал против того, чтобы тратить это лекарство на коня: всем было понятно, что от здоровья лошади в походе может зависеть человеческая жизнь.
Я украдкой наблюдала за Денисом – точнее, за Фериа– ном Филтасом. Мне казалось, что тогда, на нашем первом и единственном свидании, я смогла понять, что он за человек: привыкший никого не допускать близко к сердцу, измученный навязчивой мечтой о своей несостоявшейся профессии, в меру циничный, как все врачи. Но я понятия не имела, кого вижу сейчас. Лаверэль менял всех нас, и Денис не мог быть исключением.
Все это, однако, было не так уж важно. Вот если бы я смогла разобраться в себе... Поцелуй, подаренный Сэфу, смешал все карты. Без него любовная история обретала кристальную ясность: даже в другом мире судьба сводит меня с человеком, в которого я тайно влюблена. Рука об руку мы проходим опасный путь и через десять лет возвращаемся на землю – ведь срок контракта у нас истечет почти одновременно. А Сэф покинет Лаверэль на три года раньше нас. Конечно, поцелуй – это еще не отношения. Слишком много, чтобы забыть, и слишком мало, чтобы что-то начать... Хотя с Денисом у нас и того не было.
Весь этот внутренний разлад ужасно стеснял меня. Я боялась встречаться взглядом с Сэфом, а к Денису обращалась исключительно междометиями «э...» и «а...», потому что не могла выговорить его лаверэльское имя – просто язык не поворачивался. Это выглядело очень глупо. Я хотела спросить у Дениса, как его раны, но Нолколеда опередила меня. На собственную неуклюжесть я злилась до слез. Наверное, я выглядела тупой и бессердечной. Просто пока я думала, как поступить, другие уже вовсю действовали...
Единорог был рыжий и очень молодой – почти детеныш. Открытые миндалевидные глаза отражали пламенеющий закат. Тела нигде не было – одна голова, брошенная на дороге. Мы, спешившись, молча смотрели на страшную находку.
Это произошло, когда мы въехали на каменистое плато, залитое красным светом. Вырвавшись вперед, Чаня подбежал к странному предмету, обнюхал его и вдруг, поджав хвост, завыл. От этого воя у меня мурашки пробежали по коже. Мы подъехали ближе и увидели голову убитого единорога.
Принц испуганно вскрикнул и закрыл ладонями лицо.
– Это очень, очень плохая примета, – покачал головой сенс.
– Великий Шан, у кого же хватило жестокости... – прошептала я.
Денис опустился на колени перед останками прекрасного животного, коснулся рыжей шерсти.
– Вы уже видели такое? – спросил он.
Я пригляделась. На лбу единорога был грубо вырезан круг, поделенный пополам. В запекшейся крови я узнала два лица, две маски... Такой же знак мы видели на лбу у напавших на нас в трактире «Медвежий угол».
– Мускары, – с досадой сказал Сэф. – Значит, они не только на границе. Вот интересно, почему нас не предупредили об этом? Сами не знали или не хотели предупредить? Не нравится мне все это, командир.
Денис не ответил, а молодой человек продолжал:
– Похоже, все эти разговоры о невмешательстве – сказки. Лично я чувствую себя фигурой на шахматной доске. И отнюдь не ферзем. Так, жалкой пешкой. Вам не кажется, господа, что все происходящее – большая настольная игра, развлекающая сами знаете кого?
– О чем вы говорите, монгарс? – нахмурился принц.
– Он не в себе, ваше высочество, – ледяным тоном отозвалась Нолколеда. И вцепившись в рукав шелковой рубашки, оттащила Сэфа в сторону. Я слышала, как она шипела:
– Ты спятил! Ты не понимаешь, что фраматы могут нас слушать?
– Пусть слушают, – огрызался тот.
– Вас не устраивают условия контракта, агент? – повысила голос немка. – Что же вы молчали, когда База выходила на связь? Какие проблемы, сейчас ты уже был бы в своей занюханной России.
– А ты, конечно, рассчитываешь получить денежки? И в процветающей Германии открыть на них колбасную лавку? Ну и дура.
– Сам дурак, – совсем по-детски ответила Нолколеда. – А ты...
– Вы, оба, немедленно замолчите! – вдруг резко прервал их Денис. Я и не знала, что он умеет говорить таким металлическим тоном. – Ваши бесконечные перебранки всех достали. В дальнейшем ты, Нолколеда, поедешь со мной впереди, а ты, Сэф, будешь замыкающим. Понятно? Я спрашиваю, вам понятно?
– Понятно, командир, – пробурчал Сэф.
– Повторить приказ, – потребовал Денис.
– Ну что за милитаризм...
– Повторить приказ! Ты!
– Я поеду с тобой впереди, – произнесла Нолколеда.
Денис удовлетворенно кивнул и повернулся к Сэфу: – Ты!
– Я буду замыкающим, – вздохнул он.
– А теперь все по коням, – распорядился Денис.
– Монгарс! – вдруг подал голос принц. – А его... Мы так и бросим здесь, на дороге? Если мы не можем развести костер, давайте хотя бы закопаем...
– Хорошо, – согласился Денис. – Бар! Сделай это побыстрее.
– Слушаю, командир, – бойко отозвался мой слуга.
Покидая страшное место, я поневоле оглядывалась на темное пятно, оставшееся на дороге. Я понимала: убийство единорога – это не просто зверство. Это знак. Точнее, угроза, исходящая от таинственного и тем более страшного врага. Если мускары рассчитывали напугать нас, это у них получилось...
К ночи небо заволокло облаками. Ни одно из многочисленных светил этого мира не смогло пробиться сквозь них. Вокруг стояла непроглядная тьма и тишина, нарушаемая лишь печальным криком ночной птицы.
Было тепло, но мы все равно развели костер: никому не хотелось оставаться наедине с этой первобытной мглой. Денис вызвался караулить, велев остальным отдыхать, но уснуть никто не мог. Ворочаясь на своем походном матрасе, я слышала шепот Лесанта:
– Отец наш, великий Шан, повелитель священных лесов, простри над своими детьми благословенные ветви и защити от невзгод...
– Ну, как ты? – сочувственно спросила я мальчика, когда тот закончил молитву. И только потом сообразила, что слишком фамильярно обратилась к наследнику престола. Но Лесант не обратил на это внимания. Вздохнув, он подвинулся ко мне поближе и серьезно ответил:
– Не беспокойтесь обо мне, гарсин. Просто я не люблю темноту.
– Ну, это же ненадолго, – улыбнулась я. – Утром взойдет солнце. А может, ветер разгонит облака, и на небе засияют звезды.
– Хорошо бы... Тогда бы я рассказал вам про созвездия. Я читал много красивых сказок о них. Мне особенно нравится та, где говорится, что звезды – это другие миры, где тоже живут люди. Я пытался представить, что это за люди, похожи ли они на нас...
– И как? – поинтересовалась я.
Принц смущенно улыбнулся.
– Я думал... Нет, гарсин, вы будете смеяться. Я расскажу вам как-нибудь потом.
– Ладно, – согласилась я. – Тогда давай спать, пока есть возможность.
Я укрыла принца одеялом и с материнской нежностью погладила мягкие золотистые волосы. Интересно, что он и в самом деле думает об обитателях других миров? Надо потом расспросить...
Но выспаться этой ночью нам было не суждено. Внезапный порыв ветра со свистом пронесся над лагерем. Костер вспыхнул и потух. Наступила кромешная тьма. Испуганные кони с бешеным ржанием заметались на привязи, громко залаял Чанг.
Я на ощупь обняла принца за плечи, и мальчик, дрожа, прижался ко мне. Трудно было сказать, кто из нас у кого искал поддержки... Потом чья-то рука схватила меня за локоть.
– Жанна, ты? – это был Сэф.
Наконец вспыхнул свет: Бару удалось соорудить факел. Передав его Денису, мой слуга бросился успокаивать лошадей. И тут же мы услышали тихий, тоскливый вой. Одновременно вдали зажегся голубоватый огонек, за ним еще один, еще и еще... Блуждающие огни кружили вокруг лагеря; звуки, леденящие сердце, то приближались, то удалялись. А ветер дышал подземельной сыростью, как будто рядом с нами разверзлась могила...
– Великий Шан, они пришли за мной, – прошептал принц. – Они хотят меня убить, да?
В свете факела лицо мальчика казалось смертельно бледным. Я не знала, что сказать, и лишь крепче прижала его к себе.
– Это был не просто ветер, – заявил Сэф. – Тут явно какое-то колдовство. Сначала единорог, теперь вот это... У вас есть какие-нибудь объяснения происходящему, сенс?
– К сожалению, нет, друг мой, – отозвался ученый. – В Лаверэле в прямом смысле этого слова колдовства нет...
– Что тут думать, это опять мускары! – сказала Нолколеда, зажигая еще один факел. – Вот только зачем им нас пугать? Разве не проще было напасть на лагерь?
– Типун тебе на язык, – сердито прошипел Сэф. А Денис задумчиво проговорил:
– Мускаров на континенте не может быть много. Это шпионы, разведчики, а не десант. Мы вооружены и не представляем легкой добычи. Они могут действовать только наверняка, как тогда, у моста... А это – психологическая атака. Они не станут нападать. Нам ни в коем случае нельзя поддаваться страху.
– Правильно мыслите, командир, – вмешался Бар, складывая хворост на кострище. – Этой ночью нам опасаться нечего. Вот сейчас костер разгорится, станет тепло, светло, а эти... Ну и пусть себе воют. А мы им назло споем что-нибудь, как сумеем. А, господа? Вы какие песни любите, ваше высочество?
–Мне нравится «Корабли заходят в бухту Нинальд», – смущенно признался принц.
– Это что-то господское, – развел руками Бар. – Не знаю такую.
Сэф вдруг оживился.
– Это про боцмана Тедлиса? Бар, это великолепная песня, тебе понравится. Ваше величество, не сомневайтесь, сейчас мы ее разучим. Сенс, вы не могли бы еще раз пожертвовать несколько страниц из своего блокнота? И карандаши – сколько есть. Их можно разломать пополам и наточить. Записывайте, господа!
Нолокледа попыталась воспротивиться.
– Что за чушь? Нашли время резвиться!
Но Денис, устраиваясь с листком на коленях и огрызком карандаша в руках, заявил:
– Нолколеда, это приказ. Садись и записывай.
Песня, которую продиктовал нам Сэф, была истинным
шедевром устного народного творчества. Несмотря на лирическое содержание, она вызывала у меня гомерический хохот. Смысл ее примерно был таков:
Корабли заходят в бухту Нивальд,
Моряки в трактире тратят кувры,
Им не надо девушек красивых,
Было бы вино – наполнить кружки.
Боцман Тедлис всем девчонкам снится,
Он собой хорош невыносимо,
Но однажды утром бравый боцман
Повстречал красавицу Элиму.
Предложил тогда ей боцман Тедлис,
Подкрутив усы, отставив кружку:
– Вы, гарсин, прекрасны, как Ламерис,
И достойны стать моей подружкой.
Но сказала гордая Элима:
– Вы, монгарс, такой, как все мужчины...
Ну и далее в том же духе. Боцман Тедлис тосковал о прекрасной Элиме. А она оставалась неприступной, хотя и корила себя за гордость. Завершалось все свадьбой, на которую моряки надели новые береты с перьями голубого альбатроса.
Закончив диктовать, Сэф стал разучивать с нами мотив. Наш распорядитель королевских забав явно почувствовал себя в родной стихии. Порывшись в своих мешках, он вынул оттуда какой-то инструмент, вроде трещотки, и вручил его ученому.
– Сенс, прошу вас. Так, девушки ведут первым голосом, мужчины – вторым. Командир, ты будешь отбивать ритм на барабане. Вот эта большая миска вполне сгодится. Бар, читать ты не умеешь и слов не знаешь. Будешь вести свою партию художественным свистом.
– А я? – виляя хвостом, поинтересовался Чаня.
– Ты? Ты можешь выть в конце каждого куплета. Вот так, тоненько: у-у-у! Готовы? Начали!
Мы дружно и фальшиво грянули первый куплет. После первой же строки меня задушил смех, и я повалилась на землю.
– Нет, так не пойдет, – прервал нас Сэф. – Мы сейчас устроим настоящее представление. Жанна, кончай смеяться, ты будешь изображать красотку Элиму. Будете боцманом, ваше высочество? Отлично! Остальные – хор. Последние две строки повторяются очень громко, чтобы задрожала вся округа. Пусть знают наших!
И Сэф, обернувшись к темноте, выжидающе притаившейся у него за спиной, погрозил ей кулаком.
Шоу получилось бесподобное. Развеселившийся принц лихо подкручивал несуществующие усы и старался исполнять партию боцмана басом. Дружный хор подхватывал куплет, Чаня вступал всякий раз не вовремя, но выл музыкально. Мы с принцем отплясывали «свадебный танец» под бурные аплодисменты «гостей».
Мы даже не заметили, что облака на небе исчезли, и Модит и Матин в окружении звезд разом засияли над холмами. Пугающий вой прекратился. Костер ровно горел, потрескивая сучьями.
Не помню, как мне удалось задремать. Проснулась я, когда начало светать. Меня разбудил чей-то голос, бормотавший бессвязные слова. Я почему-то в первую очередь подумала о принце, но мальчик крепко спал, накрывшись с головой одеялом. А потом до меня дошло: говорили по – русски! Я огляделась по сторонам. Сэф спал, прислонившись спиной к дереву. Значит, Денис... Я тихо выбралась из-под одеяла и увидела, что над Денисом склоняется Бар. Он приложил палец к губам и знаком предложил мне подойти ближе.
Я подошла и прислушалась.
– Я одиннадцатый, одиннадцатый, – повторял Денис, – Прием... Я одиннадцатый, я одиннадцатый, у меня уже девять двухсотых, не знаю, сколько трехсотых... Вертушки, где вертушки, пусть помогут вертушки, прием...
– Слышите, хозяйка? – сказал Бар, осторожно поворачивая Дениса на здоровый бок. – Не разберешь, что говорит. Что за язык? Одно только мне ясно: командир-то наш и раньше бывал в серьезных переделках. Только вот ума не приложу, где это могло происходить, а?
Я промолчала. Действительно, откуда лаверэльскому крестьянину было знать о новогоднем штурме? Я тоже не понимала ни слова. Одиннадцатый – наверное, позывной. Что за двухсотые и трехсотые? Какие вертушки? О чем спустя девять лет, находясь в другом мире, Денис вспоминал во сне? А он говорил все тише и тише:
– Я одиннадцатый, я одиннадцатый, кто там с кулаками, вышли они или нет, прием... Помощь нам дайте, помощь... Ленточку срочно нам дайте...
Вдруг он резко открыл глаза и приподнялся, схватив меня за руки. Его пальцы спросонья были жаркими, как огонь. От этого жеста – одновременно беззащитного и властного – я совсем растерялась. Но Денис уже опомнился и отпустил меня. Нахмурившись, он посмотрел на Бара.
– У вас, командир, рана во сне разболелась, сказал тот. – А я вас перевернул, так что теперь все в порядке.
С этими словами мой слуга оставил нас одних.
– Я что, говорил во сне? – спросил Денис. – Как неосторожно! Мне приснилось, будто снова идет бой. Мы гибнем, а помощь все не приходит...
– Это потому что здесь тоже бой, – тихо заметила я.
– Здесь?! – Денис уставился на меня, изображая изумление, потом насмешливо прищурился. – Ты, может быть, имеешь в виду мускаров, Пегль их забери? Этих клоунов, которые приняли нас за лаверэльских крестьян и рассчитывают напугать своими завываниями? Знаешь, там мне действительно было страшно. Этот страх как хроническая болезнь: он остается навсегда. Ты думаешь, что уже здоров, ан нет, вот тебе рецидив. Но зато больше меня ничем так не напугаешь. Знаешь, – его темные глаза остановились на мне, – я иногда думаю, что мы представляем здесь всех землян. Не только своих современников, но и тех, кто жил до нас. Всю земную историю. А в ней было такое, что Лаверэлю и в страшных снах не приснится. Поэтому мы просто не имеем морального права бояться.
– Точно, командир!
Оказывается, Сэф давно уже стоял у меня за спиной. Нолколеда тоже подошла ближе, прислушиваясь к нашему разговору. Денис еще что-то говорил – теперь уже им. А я вернулась к своей походной постели, но, уходя, все рассматривала запястья. Как только его пальцы не прожгли мои руки насквозь?
2. Перед лицом Ламерис
Мы заблудились. Это стало очевидным, когда вдали снова заблестела гладь реки Бло. На карте была указана только одна дорога, а на самом деле их оказалось две. На развилке мы решили, что левая дорога идет в нужном нам направлении, а правая слишком круто поворачивает на северо-восток. В результате наш отряд полдня двигался на запад вместо северо-запада. Снова посовещавшись, мы решили не возвращаться.
– Наверняка найдется какая-нибудь тропа на север, – решил Денис. И мы продолжили путь вдоль берега.
Река Бло здесь заросла высоким еловым бором. Голубые волны терлись об огромные валуны, дробились на мелководных порогах. Сюда на водопой приходило множество зверей. При виде нас могучие олени горделиво поворачивали изящные головы, увенчанные короной рогов. Промелькнула стая серебристо-голубых волков. Чанг зарычал им вслед. Волки, как легконогие тени, скрылись в лесу, ответив оттуда протяжным воем. А потом мы заметили двух маленьких медвежат. Они кувыркались на берегу, отнимая друг у друга рыбий хребет.
– Осторожно! – предупредила я не в меру любопытного Чаню. – Где-то поблизости должна быть их мама.
И действительно, медведицу мы застали на мелководье. Орудуя когтями, как острогой, она выбрасывала на берег больших радужно-розовых рыб. Наше появление напугало ее, и, побросав свой улов, она погнала медвежат в лес.
Когда мы подъехали, некоторым рыбинам удалось добраться до воды; остальные, подрагивая жабрами, лежали на берегу.
– Эх, эту рыбку бы, да на углях зажарить... – мечтательно произнес Сэф. – Некоторые, по-моему, даже с икрой.
– Это солнечный карп, – подтвердил сенс Зилезан. – Он сейчас идет на нерест. Медведи знают об этом и дежурят на всех порогах. Рыба эта дорогая и, говорят, очень вкусная. Настоящий деликатес.
В общем, мы не устояли перед соблазном присвоить себе медвежью добычу. Но время обеда еще не пришло. Как было везти рыбу с собой, чтобы ей не пропахли все вещи?
Выход нашла Нолколеда. Она срезала на опушке молоденькое деревце, нанизала на него рыбьи туши и завязала гибкий ствол узлом. Эту гирлянду она повесила на шею своего коня.
Вскоре мы действительно нашли дорогу, ведущую к северу через лес. Здесь явно ездили часто, что говорило о близости людей. Нас это не смущало: съестные припасы подходили к концу, и Денис рассчитывал приобрести все необходимое в одном из селений маландринов, раскиданных по Диким землям.
Принц Лесант по обыкновению ехал рядом со мной. Всю дорогу мальчик был сосредоточен на какой-то мысли. Неожиданно он сказал:
– Гарсин, я хотел посоветоваться с вами... Что с точки зрения ордена защитников трона мне следует сделать, когда я стану королем?
Ничего себе вопросик! Я даже закашлялась. Но вспомнив о своей «миссии», начала говорить что-то об обороноспособности королевства, развитии армии и флота, укреплении королевской власти... Мне было стыдно произносить вслух такие банальные вещи, прописанные в любом земном учебнике истории, однако для Лесанта все это казалось откровением. Он слушал, затаив дыхание, и мне стало не по себе. Какая ответственность: будущий король Шимилора принимал мои слова как руководство к действию!
– Ваш орден хранит важнейшие знания, – наконец принц решился высказаться. – Но зачем вы скрываете свое существование от шимилорских королей?
– Э... Всему свое время, – выкрутилась я. – Обычаи ордена сложились в глубокой древности, и не нам их менять.
– Понимаю. Скажите, гарсин, это ведь король Лесант Первый основал орден? Или это тоже тайна?
– Тайна, – важно ответила я.
– Я думаю, это все-таки он, – вздохнул принц. – Знаете, гарсин, я ведь прочитал все книги о своем великом предке – от сказок до научных трудов. Я хочу быть достойным имени, которым меня нарекли. Вот почему мне так интересна деятельность вашего ордена. Но я умею уважать чужие тайны...
От трудного разговора меня избавил Сэф. Он поравнялся с нами, гарцуя на выздоровевшем Карамэле.
– Ваше высочество, вы не позволите мне сказать пару слов гарсин наедине?
– Разумеется, монгарс, – Лесант церемонно наклонил голову и придержал коня. Наверное, мальчик решил, что нам надо обсудить дела «защитников трона». Однако дело было в другом...
Сэф спросил меня напрямую:
– Кем тебе приходится Фериан? Вы были с ним знакомы раньше... Это твой бывший муж? Любовник? Вы поссорились, а потом встретились здесь? Я хочу знать, Жанна, есть ли у меня шанс?
Сэф явно подготовился к разговору, меня же он застал врасплох. Ситуация была мучительная. Уж лучше снова выкручиваться, отвечая на вопросы принца... Сказать «да» значило взять на себя определенные обязательства. Но мне вовсе не хотелось говорить «нет»!
– Послушай, сейчас не время, Сэф, – осторожно начала я. – Давай отложим эти разговоры хотя бы до возвращения в Вэллайд. Я, наверное, дала тебе повод... Ты мне нравишься, но...
Большим специалистом по мужчинам я никогда не была. Но даже моего опыта с избытком хватало, чтобы понять: мужчинам вовсе не интересна кухня женских чувств. Не стоит нараспашку раскрывать перед ними душу: так, мол, и так, я вся как на ладони, помоги мне, реши за меня сам. Из-за своей лености, черствости, самоуверенности они не в состоянии это сделать – тем более, оценить.
– Понятно, – мрачно сказал Сэф. – Ты хочешь держать меня про запас. Что ж, женщины всегда из меня веревки вили... А такая, как ты... Что ты смотришь на меня с удивлением? Ты – красавица. Но почему-то девчонки с твоей внешностью никогда в этом не уверены. Глянцевые журналы им вбили в голову, что мужчинам нужны куклы, девяносто—шестьдесят—девяносто и все такое.
– А это не так? – улыбнулась я.
– Не так, – Сэф пристально смотрел на меня. – Одни твои раскосые глаза способны свести с ума. Ты тонкая, как мальчик, и смуглая... Настоящая Жанна Д'Арк. Волосы твои подобны утреннему туману... Видишь, – на загорелом лице Сэфа вспыхнула белозубая улыбка, – я, как царь Соломон, пою тебе песни. Знаешь, раньше мне нравились яркие женщины, из тех, кто умеет обратить на себя внимание. Ты не такая. Зато тебя невозможно забыть. Так что можешь быть уверена: твой старый знакомый тоже влюблен в тебя. Если тебе это, конечно, интересно.
Засвистев мелодию давешней песенки про боцмана, Сэф натянул поводья, и Карамэль затоптался на месте, пропуская Помми вперед. Бросив поводья, я поднесла ладони к загоревшимся щекам и вздохнула с облегчением. Впереди белела рубашка Дениса, возглавлявшего отряд...
