Текст книги "Наследник Шимилора"
Автор книги: Елена Жаринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
3. Возвращение
Спустя три недели я смотрела из окна на Белградскую улицу. Снег почти везде сошел, и влажная ноздреватая земля обнажила все, что бросали на нее в течение зимы: пластиковые бутылки, обертки, жестяные банки из-под напитков. По сухой кромке асфальта трусцой бежали двое: он в черном спортивном костюме и шапке, натянутой до бровей, она в голубой куртке й шерстяной полоске, закрывающей уши. Они, наверное, так и бегали каждый день, пока меня здесь не было.
Не помню, как в тот вечер я оказалась у дверей своей квартиры. Я позвонила, и мне открыла мать. Она была как всегда пьяна, а вместо черноусого «арбузника» Мамеда на кухне восседал седой краснорожий тип в тельняшке. Новый матушкин друг вскинул на меня мутные глаза.
– О! А ты кто?
– Конь в пальто, – неизобретательно ответила я, прошмыгнула в свою комнату и заперла дверь. Мать долго стучала, желая выяснить, где я шлялась. Она была уверена, что я попала в какую-то нехорошую историю.
– Опять работу потеряла? – надрывалась она под дверью. – Корми теперь тебя, бестолочь... Хорошо хоть от собаки избавилась. Дура ты, Жанка. Хлопот с тобой не оберешься. Эй, Юрасик! Слышал – дочка вернулась. Вот шалава!
Утром я вышла на кухню, надеясь выпить чаю в тишине и одиночестве. Но тут же скрипнула дверь материной спальни, будто Юрасик караулил меня. В тренировочных штанах, босиком, он прошлепал на кухню. Сразу же, без всяких сантиментов, он молча обхватил меня ниже талии. Я так же молча развернулась и отвесила ему оплеуху.
– Ты что, больная? – опешил он. И тут же зло осклабился, дыша мне в лицо перегаром: – Будешь кобениться, убью, сучка!
И тогда я продемонстрировала один прием, которому научила меня Нолколеда. Я сделала все аккуратно, не роняя мебели. Зато Юрасик отлетел к противоположной стене и медленно сполз по ней. На лице таяло выражение нестерпимого страдания. Я спокойно налила чаю, положила в блюдце печенье и удалилась к себе в комнату.
Однако уже на следующий день мне прислали приглашение в банк «N», где торжественно вручили платиновую карточку «VISA». Я тут же сняла со счета крупную сумму наличными – на текущие расходы. Теперь я была богата.
Нельзя сказать, что моя фантазия с готовностью подсказывала, как потратить свалившееся на меня состояние. В первую очередь я навела справки о жилье. Коттедж в хорошем пригородном районе теперь устроил бы меня больше, чем квартира в высотном доме. Как вообще можно существовать в этих муравейниках? Но чтобы найти жилье, я должна была передвигаться по городу. Общественный транспорт оказался тяжелым испытанием. В метро мне стало дурно. В троллейбусе какой-то хам всю дорогу обтирался об меня своей засаленной курткой. Почувствовав, что зверею, я вышла на две остановки раньше и до очередного агентства шла пешком. Таким образом, встал вопрос о машине.
Я заскочила в первый попавшийся автосалон и стала обладательницей шикарного красного «BMW». Одновременно я договорилась о найме водителя. Им оказался молодой плечистый парень по имени Паша, который упорно строил мне глазки, отвлекаясь от дороги и пугая этим до полусмерти. Когда-нибудь я заставлю себя пойти на курсы вождения. Не может быть, чтобы это было сложнее, чем ездить верхом.
После кошмарных трех дней, проведенных на пассажирском сиденье, удача мне улыбнулась. Я подписала контракт о покупке почти достроенного коттеджа на Выборгском шоссе. Не последнюю роль в моем выборе сыграла удаленность от Купчино... Осталось перетерпеть последнюю неделю бок о бок с матерью и Юрасиком, пока там заканчивали отделку. В предвкушении скорой разлуки я расщедрилась, накупила матери обновок и поменяла наконец телевизор.
Юрасик, впрочем, больше не бедокурил и звал меня дочкой. Зато в среду приперся Сотейко.
– Мать, дай пятьсот до получки, – заявил он. – Ты же наверняка с деньжатами явилась. Ну, не скаредничай!
Вопреки своему обыкновению я вручила ему пятьсот рублей. Он удивленно повертел в грязных пальцах бумажку и попытался меня поцеловать. Я с трудом выпихнула его за дверь. Молодой парень, а ведет себя как престарелый алкоголик... Может быть, устроить его в какую-нибудь хорошую клинику?
Я механически совершала какие-то действия, но никак не могла вжиться в изменившуюся реальность вокруг себя: тупо замирала над водопроводными кранами, напрягалась, разбирая русскую речь, боялась переходить дорогу. На меня все время что-то давило – хотя разница между притяжением Земли и Демеры была не так уж значительна с точки зрения физики... Странное дело, меня здесь не было всего два с половиной месяца по земному счету, но кажется, что прошла целая вечность. И эта вечность навсегда изменила меня...
Особенно трудно было привыкнуть к одиночеству. Я просыпалась и окликала Чаню. Предвкушала встречу с друзьями. Подумывала, как все-таки заставить Дениса вернуться из неспокойных Диких Земель в столицу. Я по-прежнему носила на пальце кольцо Гюаны в память о нашем невероятном путешествии. А потом я вспоминала, что ничего этого больше нет. Что Денис и Нолколеда не просто уехали далеко-далеко – они остались в другом мире, куда я не знаю дороги. Им угрожает опасность, но я не могу им помочь – как не могу изменить трагический финал полюбившегося фильма.
Постепенно я обрастала потребностями, обязанностями, обещаниями... Позвонила Алла.
– Жанночка, ты же не обижаешься на меня? – прощебетала она. – За то, что я пропала? Понимаешь, подвернулся один знакомый – и мы с ним улетели на Канары. Представляешь? Это такая история... Приходи завтра к семи в «Идеальную чашку», поболтаем.
Как я и подозревала, мое отсутствие прошло для нее незамеченным. Я пообещала приехать – надо было начинать общаться с людьми, обзаводиться новыми друзьями, вспомнить старых. Может быть, это заново привяжет меня к моей прежней жизни?
В начале восьмого я вошла в «Идеальную чашку». Алла и Настя сидели в зале для курящих, обставившись пирожными и чашечками кофе. Завидев меня, Алла помахала рукой. На ней было короткое зеленое платье. Зеленое?! Какое кощунство! Я с трудом взяла себя в руки. Здесь же не Лаверэль, милочка. Выкиньте из головы этот вздор. Здесь свобода, каждый носит, что хочет.
Подруги оглядели меня с ног до головы.
– Жанка, сапоги – супер! – задохнулась Алла. – «Валентино», да?
– Классно выглядишь, – кивнула мне Настя, поправляя свои роскошные волосы. – Где загорала, признавайся?
– В солярии, – небрежно отмахнулась я. Боюсь, названия посещенных мною курортов им ничего бы не сказали...
Впрочем, Алла быстро утратила ко мне интерес. Ей надо было выговориться. Она взахлеб повествовала нам историю сумасшедшей любви с директором чего-то там, который ради нее готов бросить семью.
– Он умоляет меня подождать до лета. Пока дочка не закончит школу. Чтобы не травмировать девочку.
– Он тебе пудрит мозги, – со знанием дела возражала степенная Настя.
Я слушала этот треп, как будто сквозь пелену. Точно так же до меня доходили другие звуки в кофейне. От табачного дыма тяжело было дышать. Удивительно: никто не обращал на меня внимание. Я была просто одной из трех респектабельных подруг, собравшихся поболтать за чашечкой кофе в демократично-популярном месте. У меня, как у них, все в порядке. Сапоги – «Валентино», сумочка «Кельвин Кляйн», часики «Картье». И новый аромат от «Диора». Нет, разумеется, мужчины скользили по мне взглядом, но подойти познакомиться не решались. Но никто, никто не видел главного: я вернулась с войны.
Почему здесь все какое-то ненастоящее, как в дурном сне? Почему я себя чувствую куклой, сидящей в заученной позе, качающей головой в такт словам, но не понимающей их смысла? Может быть, просто надо устраивать свой быт согласно счету в банке? Долой всякие «Идеальные чашки», да здравствуют светские тусовки и закрытые клубы для избранных... Скучно? Но я же не пробовала. Зато я танцевала на балу в королевском дворце. Я сводила с ума самых блестящих столичных кавалеров. Со шпагой в руке я могла выстоять против лучших фехтовальщиков. Вместе с друзьями я целую страну спасла от нападения захватчиков. Вот это было настоящее... А деньги? Я не видела в них смысла. Ведь на них нельзя было купить обратный билет до Лаверэля.
– Ну, я, пожалуй, пойду, – объявила я подругам. – Здесь так накурено, что голова разболелась.
– Постой, – возмутилась Алла. – Ты же еще ничего нам не рассказала о себе. Как твоя работа в этом странном агентстве... Забыла, как называется. И как твой роман с этим парнем? Ты не беспокойся, я на машине, я тебя отвезу.
– Да нет, меня ждет водитель, – я кивнула за окно, где, прислонившись к машине, курил Паша.
– Ничего себе! – ахнула Алла. – А он действительно твой водитель? Хорошенький!
Невзирая на уговоры, я схватила кожаную куртку и выбежала на улицу. От дыма кружилась голова. Вот и шикарный лисий воротник пропах табаком, и волосы, наверное, тоже. А на улице удушливый дым валит из каждой машины, и каждый третий идет с сигаретой в руке. Мне казалось, я воочию вижу, как сажа черными хлопьями оседает внутри моих легких.
– Прекрати курить, – рявкнула я на Пашу – Лаверэль научил меня обращаться с обслуживающим персоналом.
– Да, Жанна Петровна, – бедняга послушно бросил окурок в лужу.
– Едем домой, – распорядилась я. – А завтра ты мне нужен к одиннадцати. Надо проверить, как движется ремонт.
Весенний город был грязен и хмур. К вечеру вдруг похолодало, и вместо дождя с неба полетели крупные хлопья снега. Они падали на автомобильное стекло, превращаясь под взмахами дворников в грязно-бурую массу. Как жаль, что в Лаверэле почти не бывает снега... Белоснежными сугробами он лежал бы на чистых крышах и мостовых Вэллайда. И снежинки танцевали бы в прозрачном воздухе, не отравленном выхлопными газами.
Дома было на редкость тихо. Мать с Юрасиком куда-то удалились, оставив полную раковину немытой посуды. Господи, скорей бы вселиться в новый дом и больше не видеть всего этого. В ожидании переезда я жила, что называется, на чемоданах: не покупала себе лишней одежды, пользовалась полуразбитой домашней утварью. Я еще не привыкла к большим деньгам и была бережлива. Выудив двумя пальцами грязную стопку, я тщательно вымыла ее. Открыла шкаф, достала полупустую бутылку дешевого коньяка. Если бы желание выпить возникло чуть раньше, я купила бы по дороге что-нибудь приличное, а так придется довольствоваться тем, что есть. Плеснув себе на два пальца коричневой, едко пахнущей жидкости, я медленно, зажмурившись, выпила. По грязному столу пробежал, шевеля усиками, жирный таракан. Вот они, будни рядовой миллионерши... Я налила еще коньяку.
Просто я вернулась с войны. У меня, если можно так выразиться, лаверэльский синдром. И поэтому я никак не могу вписаться в здешнюю жизнь. Я прохожу по ней бестелесным фантомом, а сама принадлежу другому измерению. Мне будут сниться сны про Лаверэль. Они будут настигать меня неожиданно, как Дениса – сны о том новогоднем штурме. Вечерами я буду пить «Хеннеси» и плакать пьяными слезами. И так будет длиться годами. В тот момент, когда мне наконец покажется, что моя жизнь налажена, острая тоска разобьет уверенность на тысячи частей. И снова встанет вопрос: а зачем это все?
Нечего себя обманывать, я все равно никогда не привыкну. Фраматы заразили меня своей иррациональной страстью к Лаверэлю, и я полюбила этот прекрасный и опасный мир. Эта любовь измучает меня, иссушит в разлуке... Как если бы я жила в браке с нелюбимым мужчиной: вроде бы все благополучно внешне, но приходит особенно ясная лунная ночь, и память выворачивается наизнанку, обнажая старые раны...
Хлопнула входная дверь. Я быстро сполоснула стакан, убрала в шкаф коньяк. Мать прямо в плаще и в сапогах прошла на кухню, уселась к столу. Слезы черными реками стекали по щекам. Мать вдруг посмотрела на меня абсолютно трезвыми глазами.
– А меня Юрасик бросил, – сообщила она. – Ну и пусть. Козел он, Жанка. Эх, какие у меня мужики были... – всхлипнула она. – А это что? Ни-че-го.
Я вдруг пожалела мать. Не настолько, чтобы простить ту грязь, в которой проходила моя жизнь, но все-таки... Была ведь и у нее другая жизнь, в которую навсегда захлопнулись все двери... И мучается она, и пьет, и тоскует потому, что живет тем своим прошлым... Но чем я могу ей помочь? Купить шмоток, свозить в салоны красоты, найти, в конце концов, приличного кандидата в супруги? Но это не вернет ей ни молодости, ни моего отца, который, оказывается, бросил нас ради Лаверэля. И я могу его понять. Я тоже продала бы всех на свете, чтобы снова увидеть на небе две луны – зловещий Модит и светлую Матин.
Но в окно моей комнаты светил лишь тонкий месяц. Сегодня я снова рано легла спать. Сон незаметно сокращал время, отпущенное мне на Земле. Я не дорожила этим временем, как узник не дорожит годами, проведенными в тюрьме. А когда я уснула, то увидела очень знакомый сон...
Здесь невозможно было дышать. Казалось, все ветры смешались в клубок, превращая воздух в сумасшедшую скачку молекул. Колонны и крыша беседки из зеленого камня гудели, а сотни маленьких металлических подвесок слаженно бренчали, создавая ритмичную мелодию. Я дрожала от холода и пережитого страха. Бок, сдавленный когтями огромной птицы, ныл от боли. Отец, отряхнув с одежды перья, опустился на циновку и за руку притянул меня к себе. Мы еще не сказали ни слова, но я ликовала: Гюана выполнила мое невероятное желание...
И в этот момент, я уверена, покровительница безрассудных поступков пришла мне на помощь. Неловко повернувшись во сне, я больно прищемила палец кольцом Гюаны. Я вырвалась из сна, как ныряльщик, не рассчитавший силы, вырывается на поверхность. Вместе со сном меня покинуло отупение, в котором я провела все минувшие три недели. Подумать только! Допустим, я испугалась и безропотно позволила распорядиться собой. Я послушно покинула единственное место, где чувствовала себя дома... Но мне не понадобилось много времени понять, что я совершила ошибку. У богов снова что-то не заладилось, и они в очередной раз переписали проект моей жизни. Но сколько можно полагаться на богов? Почему я до сих пор ни разу не подумала о том, чтобы вернуться обратно?!
Я вскочила с кровати и распахнула окно. Холодный воздух охватил меня всю с головы до кончиков босых ног. Так ли это невозможно – вернуться в Лаверэль?
Единственная известная мне дверь в другие миры находилась в директорском кабинете. Не так уж давно, в декабре, безотчетный порыв погнал меня к дому на Загородном прямо из аэропорта, где я тщетно прождала Дениса. Ключ от агентства по-прежнему лежал в кармане моей дубленки. А дверь в кабинет шефа я уж как-нибудь открою. Взломаю, наконец. Как в кино – вышибу ногой. У меня получится. Но перед этим надо закончить кое-какие дела...
Запустив пятерню в растрепанные волосы, я включила свет, порылась в сумке в поисках записной книжки. Нашла номер адвоката, услугами которого начала пользоваться, как только пришла работать в агентство «Лаверэль». Номер набрала на мобильном, чтобы не разбудить мать треньканьем параллельного телефона. Я звонила дважды, пока наконец не отозвался сонный голос адвоката.
– Виктор Иннокентьевич? Это Жанна Золотова. Извините за поздний звонок. Я могла бы к вам подъехать? Мне нужно составить один документ...
– Сейчас? Дорогая моя, вы в курсе, сколько сейчас времени?
– Я заплачу вам за срочность. Сколько?
– ..., – буркнул адвокат.
– Согласна. Выезжаю.
Тон адвоката сразу изменился.
– У вас что-то случилось, Жанна? – озабоченно спросил он. – Почему такая спешка?
Я хотела предложить ему еще денег, чтобы он не задавал лишних вопросов, но потом решила, что молчание сэкономит мне время. Пусть сочтет меня невежливой. К чему мне дорожить мнением людей, с которыми собираюсь расстаться навсегда?
Я достала из шкафа лаверэльское платье, ждавшее своего часа в самом дальнем ящике. Почему-то мне показалось, что надеть его будет хорошей приметой. Посмотрелась в зеркало. До чего я похудела... В Лаверэле даже после самых трудных испытаний у меня не было такого изможденного лица. Ничего, мы это исправим. Я натянула сапоги, куртку, вышла на цыпочках в коридор, помедлила секунду у двери, за которой спала моя мать... Тихонько открыв дверь, вышла из квартиры.
Несмотря на ночное время, по Белградской мчалось много машин. Этот город никогда не спит... Ох уж эти машины, как говорит наш шеф. Я подняла руку, и тут же подержанная иномарка, пронесшаяся мимо, остановилась и начала сдавать задом. Еще бы ей было не остановиться, увидев такую шикарную девицу в полупрозрачной юбке из небулосского шелка.
– Работаешь, красавица? – с надеждой поинтересовался он.
– Работать придется вам, – заявила я. – Мы едем на Садовую, и я плачу вам сто баксов. Я плачу вам вдвое больше, если вы по дороге ни разу со мной не заговорите.
Водитель послушно закивал головой. Всю дорогу он боялся вздохнуть, чтобы не упустить лишнюю сотню – и честно заслужил ее. Я выпорхнула из машины и свернула в темную подворотню. Навстречу мне гуртом вывалили пьяные подростки. Ну, пусть только попробуют пристать, подумала я. Задницу надеру соплякам. Нехороший блеск в моих глазах разбудил в подростках чувство самосохранения, и они благоразумно дали мне пройти.
Виктор Иннокентьевич ждал меня в халате поверх пижамы. Я быстро изложила ему смысл документа. Он вступал в силу с послезавтрашнего дня в случае, если завтра я не явлюсь лично его уничтожить. Я оставляла моей матери, Анне Равилевне Гурской, три четверти суммы, находящейся у меня на счету. Одна четверть доставалась Дмитрию Валентиновичу Сотейко, моему бывшему супругу. Конечно, разумнее было бы назначить им ежегодное содержание. Можно себе представить, как они распорядятся такими деньжищами. Но я сочла унизительным решать за взрослых людей, что им лучше. Если захотят накупить водки на все – флаг им в руки.
Постукивая каблучками, не чувствуя холода, я прошла по Садовой до улицы Ломоносова. Мне хотелось прогуляться пешком. Теперь, когда я твердо решила навсегда покинуть этот город, он больше не казался мне огнедышащим молохом. Но и его призрачная красота оставалась невластна надо мной – потому что я давно уже была в плену иной красоты. Цок, цок. Прыжок через лужу. Однако, как удобны новые сапоги. Каблук высокий, но я его почти не чувствую. И как удачно сочетание шелка и замши. В Шимилоре сапоги с платьем носят только крестьянки. Придется совершить революцию в столичной моде. Интересно, тамошние сапожники помогут мне в этом?
По улице Рубинштейна я вышла на площадь. Дом выплыл мне навстречу – огромный, серый «Летучий голландец». Я взбежала на крыльцо и холодными руками набрала код, который вспомнила в последний момент. В ночной тишине прогромыхал лифт. Я поднялась на третий этаж, достала из кармана ключ, подскочила к дверям...
Дверь была другая – в агентстве поменяли дверь и замок. Мои ключи были бесполезны. Такого удара я не испытывала за всю свою жизнь. Судьба отчетливо заявила мне: твое место здесь. А бунтовать против судьбы бесполезно. Я опустилась на грязный пол у двери в агентство и беспомощно закрыла лицо руками. Я то рисовала себе прыжок с моста в Фонтанку, то божилась прямо завтра, забрав у адвоката опрометчивый документ, взять билеты в какое-нибудь далекое далеко. А потом я решила сыграть с судьбой еще раз – и нажала на кнопку звонка.
Ожидать, что кто-то ночует прямо в агентстве, было так же глупо, как и рассчитывать на открытые двери. Обессиленная предыдущей неудачей, я равнодушно позвонила раз, два, три и готова была уже уйти не солоно хлебавши, когда дверь со щелчком открылась.
На пороге стоял Арсений – в ослепительно белой рубашке и галстуке. Очки он держал в руке, потирая усталые глаза.
– Жанна, ты?! – изумился Арсений, пропуская меня внутрь. – Какими судьбами? Ты же вроде как уволилась, я своими глазами видел приказ.
– А ты что тут делаешь? – вместо ответа спросила я. Мы зашли в секретарскую. Заветная дверь в кабинет – разумеется, закрытая – дразнила меня до умопомрачения.
– Я работаю, – охотно объяснил Арсений. – Шеф дал ключи и велел к завтрашнему утру подготовить отчеты за месяц. Я ведь теперь твою должность занимаю, сама знаешь, какая это возня. Знаешь, – доверительно сообщил он, – нам еще ничего не сказали, но, похоже, агентство закрывается. Я уже подыскал себе работу. Вот закончу тут, получу зарплату и – айда!
– Арсений, скажи, пожалуйста, сколько ты получаешь? – спросила я. Он замялся.
– Ну... Ну у тебя и вопросы!
– Не темни. Когда я была на твоем месте, то получала шесть тысяч в месяц.
– Ничего себе! – возмутился Арсений. – Мне шеф всего три положил. Какая несправедливость!
– Давай ее исправим, – согласилась я. – Я прямо сейчас дам тебе шесть тысяч за то, что ты откроешь мне кабинет директора, а самое главное – не будешь смотреть, что я там делаю. Никакого криминала, обещаю. А деньги – вот они, в сумочке.
Я потрясла коричневой замшевой сумкой с модными пайетками. Арсений растерянно переводил взгляд с сумки на директорскую дверь и обратно.
– Н-ну, не знаю... А ты точно не собираешься совершить ничего противозаконного? Может, все-таки объяснишь, зачем тебе это надо?
– Нет, – отрезала я. – Некогда выдумывать. Или соглашайся, или я пошла.
– А, была – не была, – махнул он рукой. – Открываю.
Он повозился с замком и распахнул передо мной
дверь в кабинет шефа. Дрожа от нетерпения, я бросила сумку на стол.
– Вот. Сумочку тоже возьми. Она новая и дорогая, там внутри даже бирка валяется. Подаришь какой-нибудь подружке, она оценит, гарантирую. И – не подглядывай! Закройся у себя в кабинете и раньше чем через четверть часа не выходи.
Схватив сумочку, Арсений молниеносно исчез. Я вошла в кабинет. Теперь надо двинуть вот этот стеллаж... Меня вдруг прошиб холодный пот. Что если фраматы уничтожили потайную дверь? Им самим она не нужна... С такими мыслями тебе бы дома сидеть, зло прикрикнула я на саму себя и толкнула стеллаж. Он послушно отъехал в сторону, открыв вход в коридор, освещенный мигающими голубыми лампочками.
Вот и все. Скорее всего, коридор приведет меня на Базу, а там мне останется найти дверь, через которую я впервые попала в Лаверэль. Но я тянула время. Мне было не по себе. Даже если сейчас у меня все получится, это не решит большинства проблем... Я подошла к окну и открыла жалюзи. За окном горели оранжевые фонари ночного города. На миг я ощутила острую тоску от предстоящей разлуки: мой Петербург... Его давно уже нет, он потерялся в рекламных щитах и роскошных витринах. Мой Петербург – это апрельский лед на Неве и солнечная набережная. Отец ведет меня за руку, а я семеню, чтобы поспевать за ним. Он говорит:
– Шире шаг, Жаненок. Маленькими шагами ты быстрее устанешь.
Город хватался за меня цепкими щупальцами воспоминаний, тысячей нитей, которые, оказывается, держали меня здесь. И одновременно усиливался страх: по ту сторону коридора я окажусь среди изгоев, на которых объявлена охота. Кучка землян против всемогущих фраматов... Трудно ли предугадать исход? Не проще ли и безопасней любить Лаверэль, оставаясь здесь. Ведь совсем не обязательно обладать тем, что любишь... Так говорят фраматы. Но они – другие. Они смогли отказаться от обладания и свысока смотреть, как гибнет их мир. Но даже среди фраматов есть те, кто готов защищать то, что любит.
Я не имею права остаться. Надо найти друзей – по крайней мере, они должны знать, что им угрожает. Надо попытаться предупредить всех агентов. Теперь у нас не будет связи с Базой. Но это была лишь иллюзия поддержки, на самом деле мы были предоставлены своей судьбе. Зато теперь не будет приказов, мы перестанем действовать как марионетки... А самое главное, в Лаверэле я не буду одинока. Там остались самые близкие мне люди. Сэф. Денис. Нолколеда. Бар... да, он тоже. И отец. Где-то в далекой Небулосе потерялся мой отец. Я была уверена, что он жив: богиня Гюана не берется выполнять нереальные просьбы...
Я вошла в коридор, и голубые лампочки приветственно вспыхнули. Достигнув выхода на Базу, я решительно толкнула дверь и выбралась в знакомое помещение, залитое белым светом. Сразу же послышались голоса; какой-то фрамат перебежал из одного сектора в другой. Еще двое, взволнованно переговариваясь, направлялись в мою сторону. Я разобрала слова «передатчики» и «поисковая группа». Если они меня заметят, то всему конец... Я быстро шмыгнула обратно в коридор. Потом снова открыла дверь, высунула нос, опять увидела фраматов и забилась обратно. Время шло, а я понятия не имела, что делать.
– Кто это здесь устраивает сквозняк? – раздался вдруг недовольный голос. В открытую дверь заглянула круглая черно-белая морда с фарфоровыми глазами. Кабарим!
– Дверь нараспашку, а ты ни туда, ни сюда, – проворчал зверь. – Решайся уж.
– Ты мне поможешь? – недоверчиво спросила я. Кабарим уставился на меня как на непроходимую тупицу.
– Женщина, я караулю тебя у дверей вот уже третью неделю. Можно подумать, кто-то сомневался, что ты захочешь вернуться. Непонятно лишь, почему ты так долго не решалась.
– Кто не сомневался? Откуда ты знал, что я вернусь? Кто тебе поручил меня встретить?
Я бы еще долго засыпала кабарима вопросами, но зверь вдруг набрал в грудь побольше воздуха и изрек фразу, которую так любили эти существа:
– Еще не пришло время об этом говорить. Ты идешь?
Пятнистый зверь быстро поковылял прочь.
– Подожди! – взмолилась я. – Как же мы пройдем? Здесь полно фраматов, они меня не пропустят!
– Вот все вы, люди, такие, – кабарим усмехнулся. – Слова, шум, гам... А как доходит до дела – боитесь шагу ступить. Фраматы тебя не увидят. Иди рядом со мной, и все будет в порядке.
Я вспомнила, как растворился в воздухе кабарим, которого мы встретили в лесу. Они умели становиться невидимыми. Неужели и я рядом с ним стану невидимкой?
Отбросив сомнения, я вышла из коридора. Вместе с кабаримом мы прошли полусферу почти насквозь, и, конечно же, одной мне не удалось бы этого сделать. Несколько раз нам навстречу выходили фраматы, но знакомых среди них не было. Зажмуриваясь от страха, я бормотала про себя молитву: отец наш, великий Шан, повелитель священных лесов, простри над своими детьми благословенные ветви и защити от невзгод... Однако благодаря волшебным свойствам кабарима, фраматы нас не видели, хотя и оглядывались с тревогой, видимо, чувствуя чье-то присутствие. Наконец кабарим почти втолкнул меня в маленькую полутемную комнату.
– Отсюда ты попадешь в Лаверэль, – кивнул он на дверь и оставил меня одну. Я не стала медлить: в любую минуту меня могли обнаружить. Я вошла в коридор и почти бегом устремилась вперед. Когда путь мне наконец преградила дверь, я прижалась к ней, тяжело дыша. Сердце отчаянно стучало. Что там, за дверью? Узнать это можно было только одним способом.
Я шагнула через порог... Непроглядная ночь дохнула мне навстречу. Арка за моей спиной исчезла. Я медленно подняла лицо к небу. Благодарю тебя, великий Шан! Две луны – зеленый Модит и серебристая Матин – залили меня своим светом. Я снова была в Лаверэле.
Спустя два часа я оказалась на юге Вэллайда. Как и в первый раз, арка переместила меня на южную окраину города. Только теперь меня не ожидала карета, запряженная четверкой лошадей, а до города было корса четыре.
В Лаверэле стоял месяц Березы – ранняя осень. Было довольно тепло, однако недавно прошли дожди. Промочив ноги в луже, проклиная длинное шелковое платье и высокие каблуки, перелезая через плетни, я миновала пригородные сады и долго шла маршевым шагом по пустынной дороге. От волнения и быстрой ходьбы мне стало жарко, и куртку с меховым воротником я тащила в руках. Когда я миновала Южные ворота, только-только занялся рассвет. На улицы вышли дворники, сонные служанки поспешили на рынок, ремесленники – в свои мастерские. В Вэллайде начиналась обычная утренняя жизнь. Я брела среди прохожих – растрепанная, волоча по земле лисий воротник, не замечая удивленных взглядов. Наверное, я плакала, размазывая слезы по лицу грязными руками. В уличной толпе я столкнулась с одним из прохожих. Не извинившись, мы разошлись, но что-то заставило меня посмотреть ему вслед. Прохожий тоже обернулся. Удивленно вспыхнули изумрудные глаза, и я узнала Афанасия Германовича в одежде шимилорского дворянина. Он покачал головой, приложил палец к губам и исчез в переулке.
А над городом вставало алое лаверэльское солнце…
***
Из справочника для путешествующих по Лаверэлю, составленного сенсом Зилезаном, магистром вэллайдского Королевского университета.
Звезда, дающая свет этому миру, называется Ламерис. Она старше Солнца и потому излучает характерный красный свет. В систему Ламерис входят три планеты: Демера, Рог и Глациэль. Демера имеет два спутника: Модит и Матин.
Демера – планета земного типа. В доисторические времена на Демере произошла катастрофа, именуемая Расколом, вследствие чего возникло три континента Лаверэль, Небулоса и Райшма. В связи с отсутствием в Шимилоре океанского флота достоверных сведений о последних двух нет. Между Лаверэлем и Небулосой находится архипелаг Эрис. Его жители – опытные мореходы, и лишь благодаря им осуществляются торговые контакты между континентами.
Лаверэльский календарь
Год – 216 суток
Месяц – 24 дня
Год делится на три сезона, разграниченных традиционными праздниками: от праздника Возрождения до праздника Цветения – месяцы Кедра, Клена, Вишни; от праздника Цветения до праздника Урожая – месяцы Каштана, Липы, Яблони; от праздника Урожая до праздника Возрождения – месяцы Березы, Тополя, Ели.
Основное государство в Лаверэле – королевство Шимилор. (Флаг – зеленый), вассалитет – герцогство Норрант. (Флаг – зелено-голубой). Западная часть континента принадлежит маландринам – вольным поселенцам. Они не подчиняются королевской власти и выбрали себе зеленый с красной полосой флаг.
Религия
Верховное божество – Шан, Великий ясень. По верованиям лаверэльцев – прародитель людей. Решает судьбу всего сущего (судьба изображается в виде дерева). Покровительствует власти, могуществу, правосудию.
Символ веры – транк. Выглядит в виде буквы «М» с вертикальной чертой посередине. В наши дни транк на шее носят только простолюдины.
Зеленый – священный цвет в Лаверэле. Одежды зеленого цвета носят только священнослужители и особы королевской крови.
Ламерис – богиня Солнца. Священный цвет – красный. Изображается в виде очень полной, круглолицей женщины. В ее храмах проводятся бракосочетания. Покровительствует плодородию, богатству, семейному счастью, плотской любви.
Гюана – богиня весны. Священный цвет – зеленый. Покровительствует юности и детству, а также красоте, возвышенной любви и искусству, а также безрассудным поступкам.
