Текст книги "Обретение (СИ)"

Автор книги: Елена Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

– И ко мне...

Я еще немного понаблюдал за превращением солидных и уверенных в себе горожан в толпу заискивающих просителей, запечатлел в памяти триумфальный лик духоборца, на котором гордыня соперничала с алчностью... Расплатился за так и не съеденный ужин и, провожаемый понимающим взглядом Умина, вышел вон.

Время близилось к полуночи. Начинающееся длинное полнолуние затопило столицу так, что даже свет фонарей бледнел перед ночным светилом. Три или даже четыре ночи нам придется укрываться от его яркого ока, чтобы спокойно поспать. Дорога к «Дому в камышах» услужливо подсказывала любую выбоину, любую кочку. Заборы и скамейки у калиток серебрились, отбрасывая густые тени, тихо шелестели черно-белые сады. Я шел и размышлял о причинах неприязни, которую вызвал у меня Мельхиор Железный, духоборец, беспардонно пожинающий плоды моих трудов. Он был вполне привлекателен внешне, обаятелен, хорошо воспитан... Или не воспитан? Лицо было чисто от татуировок, а глубокий синий цвет одеяния напомнил родовые цвета Иса... но ни один из моих родственников не позволил бы себе столь высокомерного обращения с нижестоящими. То есть... духоборец изображает вовсе не того, кто он есть на самом деле, и об этикете высших семей имеет лишь смутное представление. Так какому же роду принадлежит наш великолепный сноб? Как говорил отец... «всякие бродячие философы, колдуны и змеи-оборотни – ценность их сомнительна, а вред очевиден»? Забавно...

Я почти дошел до «Дома в камышах», когда услышал позади звук торопливых шагов. Оглянулся, собираясь пожелать доброй ночи запоздавшему гуляке, – но за спиной никого не было. Тем не менее, шаги приблизились, и сильный толчок почти отбросил меня с дороги. Хранитель, доселе мирно спавший внутри, вывалился в реальность, недоуменно озираясь. Ритм шагов изменился на более частый и вскоре затих, а мы с Сию застыли в растерянности. Я настроил зрение на восприятие энергий изнанки, но не заметил ни их следа, ни малейших колебаний эфира.

– Что это было? – Хранитель молчал, пристально всматриваясь в сторону, куда скрылся неизвестный объект, и сыпал алыми искрами. – Ладно, дружок, – поднял я его на руки, – пошли домой.

Учитель Доо нашелся в галерее центрального внутреннего двора. Освещенный ярким светильником, стоящим подле уютного кресла, он наслаждался вином и поэзией Книги Пяти Благословений, край свитка которой мягко ложился к его ногам, покоящимся на низкой скамеечке.

– Что с вами стряслось? – поднял он на нас глаза. – Да отпусти ты Сию! Что его так разозлило?

Я с удивлением понял, что учитель прав – Хранитель действительно был зол как собака. Я его таким никогда не видел: желтые глаза вспыхивали красным огнем, серая шерсть стояла дыбом, выпущенные когти устрашающих размеров и остроты не желали прятаться в подушечки лап. Он зашипел, выгнул спину... и молнией метнулся в сад.

– Пусть прогуляется, ему полезно сбросить раздражение, – наставник с удовольствием сделал глоток из незнакомой чаши стильной формы и немалого размера. Понятия не имею, у кого в этот раз он позаимствовал набор для вина. – Что снова случилось?

Я принес из зала для приема гостей траченый молью пуф и пристроился у края столика, собираясь с мыслями.

– Учитель Доо, в квартале снова случаются кражи... – набрав воздуха в грудь, выпалил я. – Говорят, что это дело рук демонов.

– Кто говорит? – он отложил в сторону свиток, приготовившись внимательно слушать.

– Ну... люди говорят. А еще Мельхиор Ржавый, – я мстительно назвал его тем прозвищем, которое некогда употребила выпившая Шая в апогее своего отчаянья.

– Местный духоборец? – понимающе улыбнулся Доо. – И за что ж ты его невзлюбил?

– Он там был... у Умина, с Шаей... – сбивчиво начал я.

– Ты все вечера пропадаешь у Умина? Что ты забыл в этой богадельне?

– Она... – тут до меня дошел смысл вопроса, и я растерянно переспросил, – Почему «в богадельне»? Мне там нравится...

Учитель Доо расхохотался:

– Я-то считал, что ты предаешься греховным наслаждениям юности, срываешь цветы сомнительных удовольствий в злачных местах, а ты играешь в доминошку в компании нудных сплетников и моралистов!

– Там еще в кости играют... – буркнул я, немало смущенный насмешкой.

– О! Это настоящее падение в пучину порока! – Учитель Доо вытер выступившие слезы. – Извини. И что там, у Умина?

– Шая обхаживает Мельхиора. Она думает, что именно он спас ее от духов, – наябедничал я.

– И тебя, – наставник стал серьезным, – огорчает это?

– Не только! Вспомни, сколько мы сделали для нее, а в ответ – ни малейшей благодарности... Мало того, она старается держаться от нас подальше! Почему так?

– Аль-Тарук, – он поудобнее устроился в кресле и с любопытством воззрился на меня, – а какой реакции ты ждал? Чтобы она падала ниц при каждом твоем появлении?.. Целовала следы твоих ног на булыжной мостовой?.. Объявила воплощением Судьбы и Смерти на земле?..

На каждый прозвучавший вопрос я энергично мотал головой:

– Нет, конечно, но...

– Никаких «но»! – твердо заключил наствник, – Люди редко прощают того, кто помогает им без их ведома. Люди сторонятся тех, кто делает добро без их просьбы. К тому же, как мы видим на конкретном примере, сотворивший добро начинает предъявлять некоторые требования к тому, кого «облагодетельствовал». Пойми, друг мой, помогая налево и направо, не лишним будет поинтересоваться у объектов, на которых изливается щедрость твоей души: оно им надо?

– Но нельзя ведь пройти мимо творящейся несправедливости! – горячо прервал я Учителя.

– Мимо несправедливости? Нельзя. Но в этом случае ты устраняешь несправедливость ради установления справедливости. Неравновесие ради равновесия. Твори добро ради добра, и не жди за него отдарка. Делай то, что должно, ни больше ни меньше...

В ответ на мой вопросительный взгляд он плеснул в чашу вина:

– Скажи, если бы ты не изгнал из подвала бакалейной лавки шайку вороватых духов, спасая Шаю от разорения, тебя бы волновало то, что она «обхаживает», как ты выразился, Мельхиора?

– Нет... – кое о чем начал догадываться я.

– А сейчас взволновало почему?

– Потому что она мой друг... я так думал! Я ради нее...

– В том и состоит опасность непрошеной помощи. Ты просто «присвоил» Шаю себе, не осведомившись, желает ли она этого. В своих глазах ты, безусловно, герой, совершивший благородный поступок. Не отвечая тебе благодарностью, она идет против законов мироздания. Воспользовавшись правом решать за нее, ты принял на себя и ответственность за все ее последующие поступки, как отвечает старший за младшего. Но она в эти отношения вступила не добровольно... мало того, вообще не знает, что такие отношения существуют. Так чего же ты хочешь, бездумно помогая людям?

– Но она выказывает благодарность Мельхиору, – возразил я, задетый его рассуждениями.

– Они заключили договор, и, как ей кажется, он выполнил свою часть сделки. Шая выражает уважение квалифицированному профессионалу, но представь, что было бы, если бы ты не изгнал духов? С тем же самым воодушевлением она смешала бы его с грязью.

Я согласно кивнул, вспомнив нашу с Шаей беседу в кабачке в тот странный вечер. Учитель Доо снова долил себе вина и, смущенно улыбнувшись, проворчал:

– В горле пересохло, пока убеждал бестолкового мальчишку. Так что ты говорил о кражах?

– Да странные они какие-то, – махнул я рукой, – кто-то врывается в дома, все громит, а тащит всякую мелочевку. Весь квартал убежден, что снова орудуют духи, Мельхиор подтвердил это и его завалили заказами. Но я не вижу возмущения эфира и посторонних потоков энергий...

– Ну что ж, компетенция данного специалиста лично нам неизвестна, но оснований не доверять его заключению у нас нет. Посмотрим, как будут разворачиваться события дальше...

– Но, Учитель Доо, кое-что необычное сегодня все же произошло! – я торжествующе ткнул своим тощим указательным пальцем в направлении его левого глаза.

– И что же? – лукаво усмехнулся тот, приготовившись слушать.

По мере моего изложения странного происшествия на дороге его лицо постепенно теряло ироничное выражение.

– Значит, говоришь, шаги... Так... так-так-так... – он задумчиво побарабанил пальцами по крышке стола. – И толчок...

– Я отлетел на два метра! – честный взгляд и гордо выпяченная грудь должны были убедить его в моем героизме. – Ну хорошо, – пристыженный скептическим взглядом, снизил уровень страданий, – на полтора... Но ведь и это немало.

– Немало, – согласился наставник. – То есть ты не видел прохожего ни зрением, ни внутренним взором, но физическое его присутствие ощутил...

– И не только я. Ты сам видел, как рассердился Сию! Ой... – я оглянулся в поисках Хранителя, – где он?

– Вернется, никуда не денется, – отмахнулся Учитель Доо. – Спать захочет и прибежит. Тебе, кстати, – спохватился он, – тоже давно пора в постель, занятия-то у нас с утра, по холодку... Иди-иди, мне надо подумать.

Сию и вправду пришел и мягко свернулся в ногах, но к этому времени я уже спал и ничего не слышал.

Весь следующий день я был крайне рассеян, за что получил от Учителя Доо в два раза больше замечаний и даже нарвался на дополнительную пробежку. Меня занимала проблема причастности духов именно к этим конкретным кражам. В принципе, они вполне могли такое сотворить. Невидимые проникновения, точное знание места хранения ценностей, незаметный отход – все говорило в пользу данной версии. Даже учиненные погромы можно было списать на их разочарование от малого улова. Но кое-что меня смущало. Во-первых, я помнил слова дефенсора Балькастро о том, что наши деньги не имеют ценности в их мире. Во-вторых, духам вообще нет надобности открывать или закрывать двери, а все сходились на именно отсутствии следов взлома на вскрытых вором дверях и молчании собак. Мелочи... но эти мелочи нарушали стройную версию причастности к преступлениям существ изнанки. И все же, с ходу я ее отмести не мог, надо было проверить все до конца.

После полудня, когда жара становилась нестерпимой, те, кто мог себе это позволить, удалялись в прохладные купальни или тенистые спальни. Я вместо купальни отправился на прогулку в надежде на то, что мое появление возле ограбленных домов их хозяева не сразу заметят. Мне обязательно нужно было убедиться в наличии или отсутствии демонических следов рядом с местами преступлений. Срок давности в данном случае роли не играл – если не я сам, то Хранитель Сию обязательно заметит остаточные эманации.

Я методично обошел ограбленные жилища, мысленно пометив их на карте квартала, которую давно составил у себя в голове. Все они располагались на центральных улицах, но наиболее престижное место занимал дом вдовы Канолы, выходящий окнами на квартальную площадь. Охрана Управы держала под контролем весь ее периметр. Непонятно: как стража могла проворонить злоумышленников? Если, конечно, они были людьми.

Просканировав подходы к дому, я не заметил следов потусторонних энергий. Хранитель Сию, воплотившись в свою нематериальную ипостась, проник и за забор, но тоже вернулся весьма недовольный результатом.

Затем мы отправились к хоромам горшечника Абхиманью, вычурным и нарочито роскошным, хоть и затаившимся в тупиковом ответвлении главной улицы. И снова не нашли ни малейшего следа воздействия обитателей изнанки. Ну что же, как было сказано в «Поучениях» Учителя Мина, отсутствие результата – тоже результат.

С домом ювелира Замагра нам несказанно повезло. Грузная пожилая женщина через открытую калитку торговалась со щуплым лавочником из-за постельного белья. Тот потрясал тяжелыми рулонами ткани и кричал сорванным фальцетом:

– Мы договаривались на пять золотых и ни монеткой меньше!

– Вот тебе четыре с половиной, и давай сюда товар, – спокойно гудела толстуха.

Хранитель Сию вдруг перетек в материальную форму и кинулся под ноги спорщикам. Бельевщик, потеряв равновесие, всем весом, включая массу нескольких штук полотна, рухнул на хозяйку, уронив и ее. Я ринулся на помощь – поднимать, отряхивать, успокаивать. Толстуха голосила что-то про «убили» и прикладывала ладонь ко лбу, смущенный торговец суетился, не зная куда кидаться – к драгоценному товару, раскатившемуся по внутреннему двору или к пострадавшей... Сию уже и след простыл.

Я, аккуратно и почтительно поддерживая добропорядочную женщину за локоток, помог добраться до входа в дом и, затаив дыхание от привалившей удачи, повел было в прохладный холл, но она быстро пришла в себя и закричала:

– Ты кто такой? Убирайся отсюда, а то собак спущу!

Словно в подтверждение ее слов из-за запертой двери раздалось глухое рычание.

– Все! Ухожу, ухожу, – я выставил раскрытые ладони и попятился к выходу. – Простите, просто хотел помочь...

– Ходют тут всякие, – проворчала уже более спокойно толстуха, – ходют... а потом вещи пропадают.

– К Вам кто-то еще заходил непрошеным? – нельзя было не воспользоваться моментом.

– Брысь отсюда! – твердо заявила окончательно пришедшая в себя хозяйка. – Не твое дело, молокосос.

И я поспешно пробежал обратно на улицу, мимо растерянного бельевщика, горестно ощупывающего пыльный товар.

Да! Хоть мне и не удалось пройти дальше порога, дело сделано. Но его результаты обескураживали – внутри дома ювелира тоже не наблюдалось остатков энергий изнанки и следов духов. Хм... Получается, что злоумышленники никакого отношения к духам не имеют, они вполне материальны, физически преодолевают преграды, но при этом не видны человеческому глазу и неуловимы собачьим нюхом... Так-так-так, как говорит Учитель Доо... Уж не вора ли вчера встретил я в темном переулке? В таком случае, у меня к нему тоже есть счет за хамство на дорогах... Кто же он?

Утро началось, как всегда, с громкого пения птиц. Кувшин холодной воды на голову, жесткое полотенце, растереться докрасна... Я был готов к тренировке, но напрасно прождал Учителя на брусчатке внутреннего дворика. Пришлось выполнять комплексы самостоятельно. Лишь ближе к завтраку стукнула калитка, и во двор вступила старуха Дэйю в сопровождении Учителя. Я приветствовал их учтивым поклоном. На кухне, под традиционный утренний чай, с меня вновь потребовали отчет о загадочной встрече, произошедшей предыдущей ночью, только более развернутый и подробный, поскольку вопросы на сей раз задавала словоохотливая женщина. Хранитель Сию, не отрываясь от миски, внимательно слушал, время от времени постукивая хвостом и посверкивая глазами.

Наконец старуха вынесла вердикт:

– Да, молодой господин, – она никогда не забывала о субординации и не называла меня по имени, – к энергиям Запределья и нитям Судьбы то, с чем Вы так явственно столкнулись... кхе-хе-хе... на дороге, не имеет никакого отношения. Боюсь, все намного проще и сложнее. Обычная прикладная магия, бытовое колдовство, которым может баловаться любой... пока не доиграется, – добавила она тоном, не предвещающим ничего хорошего такому баловнику. – Кто-то осмелился сотворить кость-невидимку.

– Что? – я чуть не поперхнулся. – Никогда не слышал о таком артефакте.

– Простенькое колдовство, для которого не нужны особые таланты. Изготовить может всякий, но знают о ритуале немногие... Все очень легко: берешь черную кошку, без единого белого волоска, убиваешь ее, вывариваешь труп до полного отделения мяса от костей, а потом ищешь в скелете ту косточку, которая сделает тебя невидимым...

Во время ее рассказа Сию несколько раз выгибал спину и яростно шипел, а мне как-то резко расхотелось доедать булку с маслом.

– Да, Ваш хранитель почуял, что дело нечисто...

– Но кости? – скептически улыбнулся я, отложив бутерброд, – Что могут сделать какие-то кости?

Дэйю пристально посмотрела на меня:

– Все. Кости могут все. Ночью я покажу тебе, на что способна истинная магия костей.

– И она работает только по ночам? – съязвил я.

– Нет, молодой господин. Я работаю только по ночам, – она резко встала из-за стола и решительно повела рукой. – Не провожайте.

– Зря ты так, – укорил Учитель Доо, подливая свежего чаю и сдерживая зевок. – Я видел пару раз Дэйю в деле... Не советую смеяться над ее умениями.

– Но наставник... кости?

– А что такое кости, по-твоему?

– Останки мертвецов, конечно!

– Как ты думаешь, почему в империи Янгао, особенно в Бахаре, верят лишь в Судьбу и Смерть? – он устало вздохнул. – Нашим соседям мироздание подарило множество разных богов, а мы довольствуемся малым...

– Ну... так положено. Судьба – это то, чем живет человек, а Смерть...

– И ею живет. Как тебе кажется, кого на земле больше – мертвых или живых?

– Мертвых, конечно! – охотно переключился на беседу об умозрительных вещах, ибо рассуждения о магии костей показались мне откровенной глупостью. – Люди живут десятки лет, а умирают уже столько тысячелетий...

– Небо наделяет нас судьбой, а земля – смертью. Сама земная жизнь – это нить судьбы от рождения до смерти, путь наш таков... Пыль, которую так легкомысленно носит ветер, – это кости и прах миллионов, живших до нас, мы стопами упираемся в предков, стоим на их плечах и метафорически, и буквально. Нашу судьбу знает небо, а жизнь и смерть – во власти земли. Не шути с этими силами, мальчик.

Я представил мир, населенный покойниками, среди которых в отчаянии бродит горстка живых, и усмехнулся, чтобы прогнать непрошеный страх. Учитель Доо понимающе улыбнулся в ответ и, с нарочито старческим кряхтением, поднялся с кресла:

– Сбегай-ка к книжнику, закажи сочинения Пилигрима Снисского «О вере и обычаях народов, населяющих твердь»... – испытующе смерил меня взглядом и легкомысленно махнул рукой. – Полную версию, разрешаю: ты уже не маленький.

Из лавки книжника я вышел в самый пик полуденного зноя. Обливаясь потом, добрел до кабачка Умина и решил передохнуть в полюбившемся местечке. Кабатчик суетился на кухне, даже жара была ему нипочем. Приветливо кивнув, выдал запотевший бокал холодной воды с лимоном и разрешающе махнул головой в сторону сада.

Сад был пуст, только в самой густой тени деревьев обедал десятник Гёро, так и не снявший плотной кожаной кирасы.

– Здравствуйте, господин десятник. Позволите? – под одобряющий кивок я подсел к нему.

– Здравствуй, молодой господин, – его усталое лицо прояснилось. – Тоже оценили прелести северо-западной кухни? Только Умин варит настоящую молочную кашу. Вот, пристрастился к ней в кайджунских походах...

Опять экзотическое блюдо из молока... ну и затейник этот Умин! Я с любопытством заглянул в глубокую керамическую миску, стоящую перед десятником и обнаружил какое-то подозрительное белое месиво из разваренных зерен с островками мелко порезанных персиков и лужицей расплавленного масла.

– Ка-ша? Это съедобно?

– Ну... те, кто отказывались ее есть, давно умерли с голоду... – он довольно зажмурился. – Приятно вспомнить молодость!

– Как продвигается служба? – приступил я к расспросам.

– Не за обедом... – расслабленно вздохнул он и чуть поморщился. – Не порти мне аппетит.

– Неужели не все спокойно в замечательном квартале Ворон? – не унимался я, мне было интересно узнать его мнение о происходящем. – А вот, например, кражи...

Видимо, и впрямь не все просто было с этими преступлениями, ибо старый служака мгновенно вспылил.

– Не лезь! – он раздраженно швырнул ложку в тарелку, и каша брызгами разлетелась по столу. – Ради Судьбы и Смерти, не лезь ты в эти дела!

– Это почему же? – я почти хамил, возмущенный переменой его тона. – Мне стоит начинать беспокоиться о сохранности накоплений? – я чуть не рассмеялся, представив кражу риса и окорока из кухонной кладовой.

– Единственное, что меня беспокоит, – жестко парировал стражник, пристально глядя мне в лицо сузившимися глазами, – это твое неуемное желание сунуть нос в дела, которые тебя совершенно не касаются. Кто бы ни был в этом замешан, местные будут покрывать друг друга до последнего. А ты – чужак. Ты всегда будешь здесь чужаком. И если кто-нибудь поймает тебя на чрезмерном любопытстве... Если это будет кто-то серьезный, то я только и смогу, что выловить твой труп из озера.

– Моя семья... – гордо приподнял я подбородок, несмотря на холодок, пробежавший по позвоночнику.

– Да плевать им на твою семью! Выдадут вместо виновного какого-нибудь бродягу без рода, без племени... твоя семья никогда не узнает правды. Ты мал еще. Ни черта не понимаешь!

– Так ведь духи... – не унимался я. – Мельхиор говорил...

– Какие духи?!! – и десятник выдал тираду, какую я никогда не встречал в своих книжках. – Духи не оставляют следы грязных сапожищ вот такенного размера!..

Он понял, что проговорился, и помрачнел:

– Не порти мне аппетит, молодой господин. И, ради Судьбы, держись от всего этого подальше.

Я мрачно пил свою воду. Айсин Гёро не менее мрачно ел свою кашу.

– Извините, я просто хотел помочь. Вдруг что-нибудь узнаю... Сболтнет кто-нибудь о нужном...

– Сиди тихо, потому что если ты что-то узнаешь, я тебе помочь ничем не смогу, – он настороженно покосился на меня. – Скольких молодых из десятка я уже здесь потерял... таких же... чужаков. И не вздумай приходить со своими сведениями в Управу. Иди. Я и так наболтал лишнего.

Я вернулся в кухню и отдал пустой стакан хлопочущему у очага Умину:

– Спасибо, ты спас меня. Жара стоит просто невыносимая.

– Разозлил нашего служаку? – подмигнул южанин. – Вот уж где характер... Сторожевой пес и то дружелюбнее.

– Да я вообще не понял, почему он на меня раскричался, – пришлось изображать смущение и возмущение. – Всего-то и спросил, как уберечься от краж?..

– Это все жара, – понимающе закивал Умин. – Она людям мозги туманит почище дурман-травы, – он снял с огня казан с рисом и переставил его на каменный стол. – Ничего он не знает, десятник наш... ни как уберечься, ни как уберечь. Да ты не тревожься, что у тебя воровать?

– Нечего, да, но разве воры об этом знают?

– Видимо, знают, потому что грабят лишь богатеев. И то по чуть-чуть, от них не убудет.

– Ну хоть ты меня успокоил... – улыбнулся кабатчику.

Еще раз произнеся слова благодарности, я вышел в уличный зной, размышляя о том, каким образом благочестивый северянин смог узнать о нашей «ссоре» с десятником, если кухонное окно выходило на противоположный угол сада.

Разговор с Айсином Гёро недолго занимал мои мысли. В принципе, его подозрительность к местным жителям была вполне оправданной: вряд ли кто спешил помогать ему в нелегком деле поддержания порядка или вместо него расследовать преступления. Мне же квартал Ворон казался вполне приятным тихим местечком, населенным мирными обывателями, живущими в ладу с соседями и совестью, поэтому предостережения старого служаки казались надуманными. Тем не менее, его слова о чужаках, которых никогда не примут в свой круг жители квартала, подтолкнули мои мысли в новом направлении. Гёро прав, любой незнакомый человек привлекает пристальное внимание горожан, что не на руку ворам. Достаточно вспомнить слухи и сплетни о «таинственном незнакомце»... выяснить бы еще, кстати, кто он? Но эти воры прекрасно ориентируются не только в расположении улиц и переулков, что позволяет им незаметно покидать места преступлений, но и в социальном статусе пострадавших. Мощь государственного сыска не будет задействована из-за ограбленных – слишком мал их общественный вес и не критичны потери. Хотя, подозреваю, если бы вторглись в дом господина Дзиннагона, то привлечение специалистов – сыщиков из соответствующего клана Иса – было бы предрешено, несмотря на размер ущерба. Воры это учли.

Далее. Судя по всему, воры прекрасно ориентировались в жилищах пострадавших. Они шли прямиком к цели, не блуждая по комнатам и подвалам, не заскакивая наугад в кладовки и закоулки. Следовательно, они не раз бывали в гостях у своих будущих жертв. Или их снабдил нужной информацией кто-то знакомый и с планировкой домов, и привычками хозяев. А если любой незнакомец сразу вызывает настороженность... то из всего этого следует вполне логичный вывод: кражи никак не мог совершать возникший из ниоткуда чужак.

Но кто из милых и приветливых соседей способен на такое? Кто способен изготовить артефакт невидимости столь варварским способом? Этот человек явно опасен для общества, ибо притворяется невинной овечкой, имея сущность волка... нет, не волка – шакала!

Я опять вернулся к ситуации столкновения с прохожим-невидимкой – на сегодняшний день это мой главный подозреваемый. Женщиной он являться не может – шаги, которые слышал во тьме, были явно мужскими. Так же из кандидатов на роль квартального вора и кошачьего садиста выбыли щуплые и низкорослые, как и слишком сильные и высокие. Первые не смогли бы так легко столкнуть меня с места – тренировки искусства «единой нити» уже благотворно сказались на моем еще не очень массивном костяке, и потерю равновесия на ночной дороге до сих пор считаю непростительной. Если же допустить, что меня мог толкнуть кто-то вроде кабатчика Умина или десятника Гёро... вряд ли я смог бы удержаться на ногах, это стоит признать честно. Да и толстяки-сибариты вроде Суфьяна ад-Фатыха или Мулиле Ананта не очень представимы в этой роли. Таким образом, наш подозреваемый является мужчиной достаточно крепкого, но не богатырского сложения, не обладающим навыками боевой подготовки, но и не неженка.

В какой-то момент мои мысли перескочили с личности загадочного неведимки на не менее загадочного соблазнителя. Гончар Иизакки? Ткач Веньян? Садовник Норимаши? Эти добропорядочные горожане совсем не пользуются сокрушительной популярностью у женского пола. Кто же он? К тому же из всех известных ловеласов квартала, способных собрать обширную коллекцию девичьих сердец, даже алхимик Мунх не снизойдет до охоты на служанок. Кстати, служанки... Интересно узнать, на кого работают эти легкомысленные особы?

День прошел в раздумьях о личности преступника. Я все больше склонялся к выводу о том, что грабитель и «коварный соблазнитель» могут быть одним и тем же человеком. Лишь раз Учитель Доо отвлек меня от пустого марания листов бумаги, велев собрать вязанку хвороста и приготовиться к ночному походу с Дэйю. Я собрал сухие ветки, сложенные вдоль забора после уборки сада, аккуратно увязал их, накормил Сию обрезками утки, которой с удовольствием поужинал Учитель Доо... Мне же был дан совет не наедаться, поэтому пришлось ограничиться чаем с булкой и снятыми с дерева зрелыми персиками.

Смеркалось. Стукнула калитка заднего входа, и во внутренний дворик проскользнула Дейю, удерживая на плече большой мешок. Она была странно одета: кожаные башмачки, кожаная жилетка, обнажающая унизанные браслетами иссохшие руки, и замшевая юбка в пол, отделанная бусинами и бахромой. Совершенно варварский наряд – я демонстративно поморщился. Властно, будто имеет на это право, она поманила меня смуглой рукой. Ага, разбежался!.. Толчок в спину от Учителя Доо – и я вылетел из дома с ветерком, еле успев затормозить возле подготовленной вязанки.

Я молча следовал за старухой – сначала через лес, затем мы спустились в заброшенный карьер для добычи глины, расположенный недалеко от озера. Местные тут давно не бывали. Света полной луны хватало, чтобы собрать вывороченные камни и сложить подобие очага. Хватало и для того, чтобы найти пару сухих стволов и бросить их в основание, а сверху засыпать распотрошенной вязанкой – чтобы костер не только сразу загорелся, но и долго не гас. Через полчаса на огонь был водружен котелок с речной водой, принесенной старухой во фляге, и Дэйю начала готовиться к обряду. Из свертка мягкой замши был извлечен кривой обсидиановый нож, матово сверкнувший в мятущемся свете костра. Им был очерчен круг, в центре которого оказались я, котелок и огонь. Бережно, почти ласкающим жестом старуха погрузила нож в глину рядом с нами. Лунный луч упал на навершие рукояти и влил свой холодный огонь в его сердцевину. Рядом Дэйю аккуратно разложила набор костей из притороченного с поясу мешочка. Там были панцирь черепахи, чьи-то лопатка, коленная чашечка, пара фаланг пальцев, грудная клетка с ребрами и череп какого-то мелкого зверька. Сию внутри недовольно фыркнул, но покинуть меня не спешил.

Дэйю сняла с ног башмаки, распахнула ворот жилетки и распустила волосы. Я, повинуясь ее требовательному взгляду, сделал то же самое. В котелке закипела вода. Старуха бросила туда пучок какой-то травы, звездочки бадьяна, почти созревшие мандарины с ветками и запела на странном языке низким рокочущим голосом. Иногда в нем проскакивали знакомые корни слов храмового наречия, но общий смысл песнопения ускользал вместе с дымом к луне по мерцающей тонкой нити, протянувшейся от сверкающего темного ножа к ночному светилу. Через какое-то время ритм песни захватил меня, и я стал подпевать старухе, ведя мелодию без слов... Да полно! Старухе ли? Ее бедра отяжелели и налились упругой силой, босые стопы с пухлыми пальчиками мерно ударяли о землю, руки, которыми она водила над костями, засияли белизной. На округлившемся лице сверкали огромные глаза, опушенные длинными ресницами, а проговаривающий слова заклятья рот манил сочными губами. И нельзя было понять, седина или лунный свет вспыхивали искрами в ее длинных волосах, как в обсидиановом ноже.

Руки души на плечах,

Руки души.

Брат мой родился, зачах.

Снова родись в тиши.

Дышит земля,

Дышит ночь,

Дышит свеча...

Ты тоже дыши.

Дыши. Дыши...

Я не помню, как пел – я не знал этих слов, но они сами слетали с моего языка. Я не умел так танцевать, но я танцевал. А главное – я дышал, как и просили слова древней песни. Мы раскачивались, соединив ладони, и под ногами подрагивала земля, а костер, взметнувшись в небо, грозил сжечь луну. Я почти умер. Мои пальцы, вцепившиеся в Дэйю, скрючились когтями, предплечья ссохлись и покрылись старческими пигментными пятнами... Воздух потрескивал, волоски на руках вставали дыбом, по позвоночнику строем маршировали мурашки.

Круг, очерченный ножом, обступили тени. Их плоские лица молча пялились на нас темными провалами глаз. Одна из теней, с младенцем на руках, передала его соседке и рассыпалась в прах. Та передала сверток следующей и тоже исчезла. И так по кругу, пока не осталась последняя. Размахнувшись, она перебросила ребенка через оградительную черту. Он рассеялся в воздухе черной пылью. У ног кто-то слабо пискнул, и мы разошлись в стороны.

Из всего ассортимента выложенных костей пробудилась лишь грудная клетка, которая выросла в черную кошку, без единого белого волоска. Из ее глаз вырывался сноп света, а когти сверкали, как обсидиановый нож. Сию не выдержал. До этого момента он сидел во мне тихо, но создание древней магии нарушило его душевное равновесие. С призывным урчанием он сорвался с ладони и, роняя алые искры, ринулся к воссозданной красотке, кокетливо помахивающей хвостом.