Текст книги "Обретение (СИ)"

Автор книги: Елена Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Проснулся утром от толчка, с трудом вынырнув из кошмара.

– Ты кричал во сне, – Учитель Доо встревоженно тряс за плечо, – и не единожды этой ночью. Что снилось?

Я прикрыл тяжелые веки и пробормотал:

– Не знаю. Чушь какая-то... – не было желания воскрешать череду бессвязных видений.

– Будь внимательней к снам дорог, Тарук. Пути, которые мы выбираем, сотканы из нитей Судьбы. Иногда она подает знаки, отвергать которые не только глупо, но и опасно.

Но я не помнил сон и вспоминать не хотел, а остатки липкого страха смыл струями холодной воды из кувшина для умывания. Мы спустились в обеденный зал. Завтрак оказался легким и вкусным, Учитель Доо пребывал в самом благодушном настроении, Хранитель Сию был доволен жизнью. Гостеприимство постоялого двора и волна интереса к новому месту заслонили все неприятные ощущения.

Это был городок Прита, ворота в провинцию Танджевур, через который шла прямая дорога на Хариндар, столицу юга. Вызванный парикмахер – маленький человечек с большим носом, болтливый, суетливый, но весьма умелый – сноровисто отмыл и умастил ароматным маслом наши волосы, придал бровям изящную форму, подстриг и отполировал ногти на руках и ногах. Между делом смог вызнать у меня и цель прибытия, и большую часть небогатой биографии. Учитель Доо лишь посмеивался, любуясь свежим маникюром. Он-то не поддался на провокации: был любезен и обтекаем, умудрившись ничего не сказать о себе, но выведать многое.

Бережно укладывая в плетеный короб инструменты, цирюльник важно вещал об исключительной роли, которую играл их клан в жизни жителей Танджевура. Парикмахеры помогали священникам в обустройстве свадеб и похорон, обслуживали многочисленные шумные праздники, использовались как посыльные и камердинеры в богатых домах, даже сватали сговоренные пары. Почтенная профессия, передаваемая лишь от отца к сыну. На юге переход в другой клан считается невозможным: где родился, там и сгодился.

Судя по поведению нашего брадобрея, им всем был свойствен искренний интерес к клиентам, детская жажда новостей, сплетен и слухов. Как я понял, не было новости, которую не унюхали бы их длинные носы, а то, что становилось известно одному, быстро оказывалось достоянием всего клана. Тем не менее назвать их шпионами или заподозрить в шантаже у меня не получалось при всем желании. Они играли всей этой словесной мишурой, резвились в потоке информации, как рыбки в воде, – безобидные и бестолковые. Правда, в отличие от рыбок, изрядно болтливые. Сейчас я беззастенчиво этим пользовался, удовлетворяя собственное любопытство.

– А если, предположим, человек родился в клане сборщиков мусора, разве ему нельзя заняться чем-то более достойным?

– В наших краях, – цирюльник старательно встряхнул белоснежную простынку, – каждый усердно исполняющий нечистую работу и без того является уважаемым членом общества. Конечно, поэт, танцор или священнослужитель накажут смертью дерзкого, посмевшего своей тенью коснуться кончика их сандалий, но с остальными кланами все не так строго. Вечносущее Небо наградит следующего долгу мусорщика новым рождением в клане водоносов или даже... – он зажмурился от восторга, – погонщиков слонов.

– И в какой-то момент вообще не останется мусорщиков и города утонут в грязи, – чувство юмора ко мне тоже вернулось, пусть и в таком извращенном виде.

Маленький человечек оторвался от упаковки склянок с ароматическими маслами и поднял на меня печальные темные глаза:

– Юный господин, Небо не только награждает, но и наказывает, а люди несовершенны. Мусорщики не переведутся никогда.

Как следовало из его рассказа, южане опутаны огромным количеством ритуалов, связанных со всеми сторонами жизни. Их легко нарушить и этим навлечь на себя гнев богов. Вечносущее Небо не оставляло испытаниями: засухи и наводнения, нападения диких зверей, эпидемии и голод попеременно сотрясали провинцию. Жаркое солнце и сезоны дождей превращали земли Танджевура то в пересохшую пустыню, то в плодородную равнину, с которой благодаря щедрости Матери рек Манитулоо снимали три, а то и четыре урожая в год. Не давала покоя и нечисть. Лишь виджрата – «небесный закон» – сдерживала покойников-кровососов и хищных перевертышей, смягчала удары рока. Виджрата и служители Вечносущего Неба.

У меня шумело в ушах, когда я закрывал дверь за этим виртуозом бритвы и помазка.

– Думаю, нам не помешает отдохнуть пару дней от тягот пути, – Учитель Доо с одобрением рассматривал подстриженные и щегольски подкрученные усы в отполированной бронзе висевшего на стене зеркала. – Чистая постель и отсутствие клопов – нужно ли желать большего? Посетим парочку местных достопримечательностей, заглянем на рынок... Ты ведь никогда не видел настоящего южного рынка? Вот с него и начнем. Старайся не отставать и не теряйся в толпе: народу здесь много, хоть городок и невелик.

Когда я только обустраивался в квартале Ворон, мне после тишины отцовского поместья нравилось, что Бахар не замолкает никогда. В ночной сон вторгался лай собак и топот патрулей десятника Гёро, часы дневного отдыха нарушали крики торговцев и шум мастерских. Однако по сравнению с этим маленьким южным городком столичный квартал жил степенно и покойно. Здесь никто бы не услышал наших патрульных, потому что орали все: ослы, собаки, слоны и их погонщики, рыночные торговцы, солидные толстые купцы, солдаты городской стражи, чиновники Управы, когда ставили печать в подорожной... Жители были на одно лицо. Непривычное и не очень приятное лицо: темно-коричневая кожа, круглые щеки, желтые, а то и красноватые, точно налитые кровью белки глаз, и вечно распяленные в вопле густо-сливовые, почти черные губы. Одевались одинаково: в штаны и широкие рубахи ниже колен, а головы обматывали разноцветными кусками полотна. Я даже мужчин от женщин не сразу мог отличить. Пробираясь через месиво людей, запрудивших ведущую к рыночной площади улицу, не глядя бил по цепким пальцам, шарящим по поясу в поисках кошеля, перепрыгивал через костлявые руки нищих, бросавшихся обнимать башмаки, прижимался к мягким полушариям пышных грудей или киселю животов, отшатываясь от кишащих насекомыми оборванцев, – их тут тоже хватало. Учитель Доо стал таким же шумным, суетливым, горластым, и толпа не выталкивала его, не налетала и не противодействовала, а обтекала и несла туда, куда было нужно. Мне оставалось только держаться рядом и прикрывать краем шарфа нос в тщетной попытке защититься от едких запахов специй, людского пота и слоновьего дерьма. Оберегая свои башмаки от контакта с ним, я всей душой поддержал запрет на использование в городах ездовых животных. В Бахаре многих возмущало такое решение имперской администрации, но носильщики, несмотря на то, что их услуги стоили недешево, а скорость передвижения была невелика, не гадили под себя, в отличие от скотины.

Я протискивался сквозь толпу, стараясь не потерять из виду наставника. Серый Сию сначала ехал на плече, вцепившись когтями в халат, а потом, видимо, совсем одурев от толпы или будучи привлечен криками очередного наглого попугая, сиганул на высокий забор. В этот момент людской водоворот закрутил меня и буквально втиснул в узкий переулок, сдавленный глухими стенами домов. Я оглянулся в поисках выхода. Резкая боль полоснула по шее. В ушах зашумело. Дыхание пресеклось. Сквозь туман, заволакивающий взор, я различал равнодушное течение гомонящей в двух шагах толпы. И опустилась тьма.

Вдох. И еще один. Как хорошо-то... Еще раз, сквозь сжатое спазмом горло... Веки словно налиты свинцом, но глаза удается открыть. Где я? Что случилось? Как сюда попал? Помню толпу и спину Учителя Доо перед глазами. Помню толчок. Меня затянули в пустой переулок. Зачем? Мысли разбегались. Носом уткнулся в ровные булыжники мостовой... А ничего тут, чистенько. Сразу видно, что переулок регулярно убирают. И еще похоже, что в нем регулярно убивают: на стене на уровне моих глаз пара засохших сгустков крови, а в воздухе остро пахнет свежей. Только я, по крайней мере, до сих пор жив. Еле слышны осторожные шаги. Кто-то шуршит тканью одежд. Я нащупал рукоять висящего на поясе ножа и приподнялся, чуть снова не потеряв сознание от резкой боли в шее.

– Жив? – пальцы наставника осторожно накрыли мою руку с ножом. – Что здесь произошло?

Я не знал, что здесь произошло, поэтому просто покачал головой, чуть снова не потеряв сознание. Так... головой лучше не вертеть.

В стороне от меня лежал человек. Учитель Доо, склонился над ним, тщась что-то рассмотреть в ворохе весьма недешевых одежд. Из-под их отливающей золотом кучи расползалась маслянисто поблескивающая багровая лужа.

– Ты его? – хором спросили мы друг друга. Я сипел безгласно, но он понял.

– Нет, не я... – Учитель Доо вырвал из неподвижных пальцев шнурок, чуть омоченный кровью. – Талхи... Ты везунчик, мальчик мой. А я – старый дурак... нет мне прощенья! Встать сможешь?

Я, держась рукой за стену, с трудом поднялся. Голова кружилась, в горле застрял ком, нестерпимо тошнило. Сию виновато и преданно заглядывал в глаза, прилипая к ногам.

– Ты что, малыш? – удивился я. Голос не слушался.

– Мы потеряли тебя в толпе. Чуть не потеряли навсегда. Какие-то доли секунды: ты рядом, и вот тебя нет... Я слишком давно не был здесь, поэтому успел забыть и о коварстве юга, и о специфических умениях здешних мастеров, – Учитель Доо повертел шнур в руках и брезгливо бросил его на труп. – Сию привел меня сюда, он смог сориентироваться.

Я осторожно приблизился к телу, опустился на мостовую и привалился спиной к стене, стараясь держаться подальше от растекающейся лужи крови. Ноги не держали. Кто этот человек? Неужели он мертв на самом деле? Учитель с помощью веера сдвинул с головы трупа черно-синий шарф.

– Совсем юный, – печально констатировал он, рассматривая нездачливого убийцу. – Юный, но достаточно умелый. Он смог захватить тебя быстро и незаметно, хотя я на всякий случай контролировал твои передвижения. Такие навыки, как у него, оттачивают с самого раннего детства, – надо же, какое у людей бывает интересное детство... – Я знаю свои сильные и слабые стороны: узкая специализация – это не мое, и мы с тобой еще не раз встретим тех, кто лучше нас использует то или иное умение. Тебе же с такими, как этот парень, пока вообще невозможно сражаться на равных. И тем не менее кто-то его убил. Кто-то, чьи умения на порядок превосходят выучку талха...

Я, преодолевая страх и отвращение, рассматривал первого в своей жизни покойника. На вид он чуть постарше меня, и было сразу заметно, что жизнь покинула тело: остановившийся взгляд пустых глаз, заострившийся нос, и без того напоминающий клюв хищной птицы, восковая бледность кожи, отвисший подбородок. Молодой и привлекательный парень. Был. Наставник деловито перевернул тело. Лицо мертвеца ткнулось в лужу собственной крови. Я с трудом сдержал подкатившую к горлу рвоту. Стараясь не испачкаться, Учитель Доо извлек из его спины нечто, похожее на тяжелый длинный гвоздь, пробивший лопатку и вонзившийся в сердце. Оттер его от крови полой добротной, даже щегольской рубахи трупа, и спрятал в рукав.

– Боюсь, мы здесь не одни. Нам не нужны неприятности. Пора уходить, – он повел меня к выходу из переулка, бережно поддерживая. – Срочно к врачу.

Ловко вытащив за ухо шныряющего в толпе оборванного мальчишку, он непререкаемым тоном велел немедленно отвести нас к лучшему городскому лекарю и вскоре требовательно стучал по металлу калитки, почти вмурованной в высоченную каменную стену. Спесивый слуга не спешил впустить нас внутрь, но был сдвинут с прохода легким движением плеча учителя.

– Жди здесь, – Доо кивнул в сторону простенькой деревянной лавки у стены и скрылся внутри здания.

Разговор с доктором поначалу был еле слышен через раскрытое окно, выходящее во двор, но постепенно тональность его становилась все ожесточеннее, а под конец перешла в визгливый крик. Южный диалект я понимал уже достаточно хорошо, чтобы различить крайнюю степень страха и возмущения в воплях врача, прерванных жестким голосом учителя:

– Если ты не поднимешь свою задницу с подушек, я переломаю тебе пальцы.

Семеня и подпрыгивая, из дома выкатился толстяк, заросший до глаз густой бородой и разодетый в расшитую золотом жилетку, напяленную поверх шелковой белой рубахи. Он опасливо косился на добродушного Учителя Доо, ласково сжимавшего ладонью кисть его правой руки.

Меня усадили на узкую кушетку, поставленную посреди длинной светлой комнаты. Лекарь осторожно потер ладонью о ладонь и, убедившись в целости пальцев, аккуратно исследовал шею, спину и затылок. Затем проверил белки глаз, оттянув нижние веки, заставил открыть рот и долго рассматривал мое богатое внутреннее содержание. На секунду задумался и стремительно выкатился наружу. Вскоре в комнату вошли юноша-подмастерье и пара служанок с тазиками, отрезами полотна и подносом, заставленным плошками и банками с порошками. Я узнал лишь кору ржавого вяза – неплохо снимает боль в горле. Шею обернули холодным компрессом, а горький порошок из растертых в ступке незнакомых ягод пришлось запить отваром коры и ноготков, тоже не самым приятным на вкус.

– Покой, – порекомендовал врач, – пострадавшему нужен покой. Позвоночник не травмирован, гортань цела, голос вернется через пару недель, если не напрягать связки. Внимательно следите за сердечным ритмом. При намеке на головокружение необходимо прилечь. Неизвестно, как кровеносная система справится с последствиями асфиксии... Я продам все необходимые лекарства, но вы немедленно уберетесь из моего дома! – голос лекаря опять сорвался на визг. – Если вы сломаете мне пальцы, я всего лишь не смогу работать. Но если до меня доберутся эти, – он кивнул в мою сторону с неприкрытым ужасом, – меня не оставят в живых!!!

– Спасибо, доктор, – вежливо поклонился Учитель Доо, – за то, что исполнили долг, который возложило на вас Вечносущее Небо. Можете утешиться: вы жили не зря, – и обернулся ко мне. – Идти сможешь, мой мальчик?

Я прислушался к своему состоянию и осторожно кивнул: чувствовал себя вполне сносно, видимо, подействовала какая-то хитрая трава. Мы неторопливо вышли из комнаты. За захлопнутой дверью жалобно причитал, оплакивая свою неминуемую кончину, лекарь.

Нить ровно ложится, стягивая неведомо откуда взявшуюся прореху на воротнике халата. Светильник рядом, но работать в его тусклом свете нелегко. Я вообще не люблю штопать и делаю это лишь потому, что дорожное одеяние, столь любезно пошитое бывшими императорскими портными, оказалось воистину великолепным. Кривые крупные стежки стараюсь укротить – мне дорога эстетика костюма. Хранитель Сию дремлет у ног. Учитель Доо раскинулся на вышитых подушках, придвинув поближе столик для трапезы: неизменный сок в металлических бокалах, густо покрытых причудливой чеканкой, широкое блюдо с плодами лонгана и больше десятка небольших плошек с местными закусками, овощами и соусами. Ужин был заказан на двоих, но я так и не притронулся к нему.

– Одинокий путник – вот кто воистину свободен. Он выпадает из любой общественной системы, пока идет из пункта А в пункт Б. Его жизнь управляется рукой Судьбы. Род, семья... пока он в пути, – он никто, песчинка, гонимая ветром. Никому не известен, ничем не защищен. Цени, – Учитель Доо кинул в рот горсть пряного риса, желтого от куркумы, – это и есть та самая свобода, ради которой ты покинул дом.

Я ответил возмущенным взглядом. Неужели и вправду истинно свободны лишь бродячие философы, колдуны и змеи-оборотни, чья ценность сомнительна, а вред очевиден? Он лучезарно улыбнулся в ответ:

– Наивные обыватели считают, что свободен тот, кто может пользоваться всеми возможными правами и не нести никаких обязанностей... – наставник придирчиво выбрал самое бодренькое соцветие цветной капусты и окунул его в острый соус. – Не спорю, и такая свобода возможна. Заслуженная годами ответственных поступков, как итог долгой славной жизни, когда единственную радость доставляют только лишь перетертая пища и теплый сортир. Для юного и дерзкого свобода обычно является в таком вот виде... – он насмешливо ткнул пальцем-сосиской в мое укутанное компрессом горло и занялся дегустацией содержимого очередного соусника.

– Кхе! – вытер слезящиеся глаза. – С перцем немного переборщили. Ладно, он выжжет из нас заразу, будем здоровенькими. Хочешь? – протянул мне плошку с чечевицей, коварно и оптимистично улыбаясь. – Ну как хочешь. Став полностью свободным, так легко потеряться, если не на что опереться. Поэтому каждый решает сам, что ему дороже: свобода и одиночество или безопасность и груз самой разнообразной ответственности.

Нить путается. Игла уколола подушечку пальца, но это совсем не больно: руки успели загрубеть, их не так просто поранить. Тени в углах сгущаются все плотнее. Голос учителя журчит нескончаемым потоком, я устал и половину рассуждений просто пропускаю. Лишь знакомо-незнакомое слово выдернуло из сумеречного тумана.

– Та-а-ак... О чем это я? Талхи... – Учитель Доо побарабанил пальцами по столешнице.

Слова воспринимались плохо, но наставник будто транслировал в мозг красочные картинки, которые я запомнил навсегда.

Стар Танджевур, забывший времена своей славы. Рождение его сокрыто в седых глубинах древности, он давно изжил и яростные страсти юности, и царственную мудрость зрелости. Дряхл Танджевур, но уйти, раствориться в покорившей его империи не спешит. Мир рухнет, а он останется – как выживший из ума дед, собирающий в развалинах дома черепки разбитого прошлого. А прошлое живет, ибо с рождения и до смерти вселенной хранят эту землю три богини-Матери.

Изначальная Вдова, Повелительница Пепла, стережет границу. Она пребывает в вечном сражении с демонами, не давая им вторгнуться в нашу реальность, карает любопытных людей, желающих исхода вовне. Вне времени и пространства, в бесконечность, лелеющую эмбрионы миров, простираются ее владения. Если сдастся она, то наша вселенная рухнет под натиском враждебных сущностей, обитающих в иных измерениях. Пепел живущих придает ей силы в вечной битве, а души, улетающие с пеплом, укрепляют грань.

Черная Мать, Хозяйка Сумерек, властвует над всеми живущими. Рождение, созревание, создание семьи, наконец, сама смерть человека находятся под полным ее контролем. Она заставляет день сменяться ночью, лето – зимой, посев – жатвой. Она сжимает и ослабляет пружину мира, помогая ему существовать в обыденном ритме, ритме естественного хода вещей. Ей нужна сила крови. Крови людских сердец. Иначе в какой-то момент солнце не встанет с рассветом и воцарится вечная тьма.

Дева Ночи, Госпожа Иллюзий, танцует средь кошмаров и грез. Ей подвластны чувства, что соединяют и разделяют живых. Нити причинных связей мира держит в своих руках юная богиня. Иногда открывает достойным таинственный мир сновидений и прорицаний. Деве Ночи нужна энергия человеческих плотских страстей, способных стать надежным фундаментом для эфемерного и зыбкого пространства, в котором она обитает. Иначе падут стены, отделяющие истинное от мнимого, и мир погрузится в безумие.

Храмы богинь заполнялись кровью и пеплом жертв веками, пока под натиском империи не пал древний Танджевур. Культ миролюбия, который принесли служители Вечносущего Неба, поставил вне закона брутальные традиции юга. Виджрата победила, но не смогла их окончательно отменить: тайные сторонники Матерей и по сей день продолжают соблюдать освященные веками обычаи. Они истово верят в то, что без энергии тела, крови и страсти людской ослабнут богини, и вселенная падет. Их и наше существование зависят от жертвы, которую мы готовы принести, а если не готовы – ее принесут за нас. Если раньше на алтари всходили добровольно или посвящали богиням избранных пленников, захваченных в боях, то сейчас адепты тайных сект охотятся на ничего не подозревающих сограждан.

Талхи поклоняются Повелительнице Пепла. Ей нужна полная сил бескровная жертва, не угнетенная болью и страданиями. Ловко накинутый на шею шнурок – и чистая душа, лишь на секунду заглянувшая в глаза смерти, вместе с пеплом сгорающего тела улетает к Изначальной Вдове укреплять границу между мирами.

– Избранниками богини становятся юные воины, исполненные всяческих добродетелей. Так что гордись, – хохотнул Учитель Доо в ответ на мой возмущенный взгляд, – наметив в жертву, братья-душители высоко оценили твои личные качества. Им не повезло, повезло тебе. Богиня дает право лишь на одну попытку убийства. Ты в безопасности, повторения не будет: они фанатики, но не маньяки. Глупец-лекарь зря трясся от страха. Зря пытался нарушить клановый долг помощи страждущим. Но я его знатно запугал, – он проказливо подмигнул, – будет бояться... Человек он поганенький, но должен заметить, что специалист неплохой.

Учитель Доо поковырялся в цветной капусте и продолжил:

– Как видишь, даже древние боги не могут противиться Судьбе, а она, похоже, в тебе заинтересована.

Но я уже не слушал. Только сейчас осознал, насколько близко прошла госпожа Смерть. Меня могло не стать, как не стало молодого талха, – а ведь он был куда более умелым, чем я. Люди продолжали бы болтать о мелочах и шутить. Учитель Доо – пить вино и любезничать со старухой Дэйю. Отец – вчитываться в отчеты своих служб и отдавать им распоряжения. Сестры – играть на лютне и восхищаться новыми нарядами. В кабачке Умина все так же стучали бы кости и шлепали о столы карты... Без меня. Ледяной ком, с начала беседы росший в солнечном сплетении, лопнул, обдав жаром. Комната поплыла перед глазами. Учитель Доо мгновенно возник рядом, поддержав под локоть. Выдернул из закаменевших рук халат и иголку.

– Вот и хорошо. Переживи это сейчас, Аль-Тарук Бахаяли. Бояться не вредно, бояться – полезно. Для здоровья. Но здесь ты в полной безопасности. На-ка, глотни, – поднес к моим сведенным судорогой губам чашу с лекарственным отваром и обнял за плечи. – Пойдем, поспишь. Утром все будет выглядеть по-другому.

Не знаю, какие травы были подмешаны в питье, но в сон я провалился сразу, как только голова коснулась подушки, а под руки подкатился упитанный шелковый Сию-клубок.

...Я снова стоял на границе бурой поляны. Сияющий энергиями изнанки ветер гулял в опрокинутой чаше неба. Округлые валуны оплетали выжженное пространство двойной спиралью. В центре равнины осколок скалы насмешливо скалился, вонзаясь в ночь, как зуб невиданного чудовища. Было совсем не страшно. Что там говорил учитель о снах дорог? Мое любопытство разгоралось: почему мне показывают это место с таким постоянством? Зачем?..

Сон замолчал, прекратился, ушел. Тишина звенела в ушах. Я прислушался, но кроме мирного сопения хранителя и учителя, не доносилось ни единого звука. Где утренняя суета постоялого двора, крики водоносов, переругивание повара с хозяином? Пора вставать или слишком рано? Еще не открыв толком глаза, осторожно ощупал шею. Не болело. Солнце заглядывало в окно самым краешком, значит, и вправду слишком рано. Аккуратно снял с головы кошачьи лапы, встал и, стараясь не беспокоить шумом Учителя Доо, отправился совершать утренний туалет.

Чистая смена белья, новая расческа, походное мыло, пахнущее травами из сада «Дома в камышах», пара кувшинов теплой воды, принесенных в мыльню не до конца проснувшимся взлохмаченным слугой, – страх, боль, изумление коварством мира ушли вместе с днем вчерашним. Надеюсь, навсегда. Постоялый двор постепенно просыпался: за воротами подал голос водонос, на кухне зазвенели посудой. В коридоре столкнулся с поваром, который что-то ворчал про проходной двор, но при виде меня почтительно осведомился, что бы желал я на завтрак. «На Ваше усмотрение», – хотел ответить любезно, но горло перехватило. Он понятливо покивал моему сипению и удалился, продолжая что-то бормотать. Ну что же, говорить мне пока нельзя. Буду слушать.

В номере все оставалось по-прежнему, только учитель, кажется, уже проснулся: из-за ширмы раздавались шорохи. Сгрузил в корзину грязную одежду, развесил на спинке кровати влажное полотенце, мыло понес обсохнуть на солнышке у окна. Проходя мимо столика, за которым вчера ужинал Учитель Доо, краем глаза зацепил желтое пятно на темной столешнице. Шнур. Оружие братьев-душителей, недавно побывавшее на моей шее. Вчера его тут не было. Мы вообще оставили его на трупе талха! Кто его принес? Ночью, пока мы спали, кто-то пробрался в нашу комнату, стоял над нами, сонными, смотрел, а мы даже ничего не почувствовали?! Он оставил шнур здесь специально, чтобы мы увидели его утром... хотел запугать? Само собой, убийца был не один, у него был сообщник... сообщники! Может, они тут все заодно! На нас в любой момент могут напасть...

Комната поплыла перед глазами, сердце подкатилось к горлу. Бросило в жар. По спине потекла ледяная струйка пота, а ноги и руки покрылись мурашками. Меня словно выкинуло из тела, из реальности. В мозгах билась лишь одна мысль: надо бежать! Я дернулся было к выходу, но ноги не слушались. Стоп. Я, кажется, впал в панику. Нужно взять себя в руки. Дыши. Дыши, Тарук! Раз-два, раз-два, вот так. Приди в себя. Гомон постоялого двора слышен как сквозь вату, но уже слышен. Учитель Доо отфыркивается, умываясь. Сию нежится на подоконнике, скребет подбородок лапой и не реагирует на опасность... Все хорошо, я здесь не один. Вместе мы отобьемся от тех, кто готов отнять наши жизни... или дорого их продадим.

Я должен взглянуть в глаза своему страху!

Преодолевая отвращение, заставил себя взять в руки шнур и рассмотреть внимательнее. Прочные шелковые нити насыщенного желтого цвета скручены крупными витками, видимо, чтобы на шее жертвы не оставалось следов удушения. Идеально для пережимания сонной артерии. Края заканчивались кокетливыми пушистыми кисточками, головки которых были упакованы в бронзовые футляры в виде усеченных пирамид. Их грани украшали расписанные изящными миниатюрами эмали. Вечная битва. Пляска мечей, фонтаны крови. Огонь и тела павших. Оскаленные морды демонов... Очень красиво. Смертельно красиво. Руки опять задрожали... Спокойно! Концы шнура завязаны сложным фигурным узлом, скрепленным красной сургучной печатью, – им уже нельзя пользоваться. Я смог предотвратить еще один приступ паники: сердце бьется в привычном ритме, дыхание ровное...

– Доброе утро, ученик, – Учитель Доо был подтянут и бодр. – Нашел что-то забавное?

Более чем! Я судорожно взмахнул оружием братьев-душителей.

– Что это? Откуда? – он перехватил в воздухе шнур и тщательно осмотрел. Тревога в глазах сменилась сардонической усмешкой. – О-о-о, как интересно... Они извинились, надо же! На свой лад, конечно. По сути, ты теперь «почетный член» секты братьев-душителей – аскетов и бессребреников, хранящих границы бытия. Повезло, да? – Он было расхохотался злым неприятным смехом, но обратил внимание на мое состояние и поспешил успокоить. – Не смотри так сердито. Никто не заставит тебя заниматься их промыслом, этот шнур служит скорее оберегом. Ни один из приверженцев древних культов не сможет причинить тебе вреда, ибо сама Повелительница Пепла отказалась принять твою добровольную жертву и даровала жизнь. Ты не предлагал? Естественно. Но она и от недобровольной редко отказывается. В нашем с тобой существовании нет места Матерям, как нет в жизни их адептов места для Судьбы и Смерти... да-да, все эти жертвы призваны утвердить своеобразную вечную жизнь. Я не утверждаю, что Богини есть фантомы или плоды больного воображения, но власть свою они простирают лишь над теми, кто признает их силу. Над теми, кто добровольно присоединяется к особой реальности, подконтрольной древним богам. Блажен, говорят, кто верует, тепло ему на свете. А мы с тобой будем и дальше наслаждаться холодом и грязью дорог, по которым нас тащит Судьба.

Я согласно кивнул. Неторопливая речь наставника привела в чувство и вернула в реальность окончательно. Я уже не сомневался, что вместе мы справимся с любой бедой. Учитель Доо еще раз осмотрел шнур и положил обратно на столик.

– Судьба плетет свою нить... Давай завтракать. Займи-ка местечко получше, а я пока приведу себя в порядок.

Я вышел в крытый навесом дворик, уставленный длинными столами, за которыми теснились постояльцы. На пальмовых листьях и в плошках были разложены традиционные южные кушанья: чечевица в остром соусе, овощи, жареный панир, тонкие лепешки. Ели шумно, хватая еду руками, что-то увлеченно обсуждали и жестикулировали. Мое появление было замечено: мальчишка-прислужник услужливо проводил в уединенный уголок, где располагался отдельный столик, посетители на какое-то время замолчали, провожая глазами, а потом вернулись к своим разговорам, но уже много тише и без прежнего азарта. Кухонный мальчик принес поднос:

– Повар просит откушать райту с огурцами и мятой, лепешки с бобовой начинкой...

Я благожелательно кивнул. Стол быстро заполнился мисочками, чашечками, соусниками, блюдцами... да, вон и Учитель Доо идет на запах. Жующие постояльцы дружелюбно машут ему руками, приветствуют и подшучивают.

– Пора, пора нам подкрепиться... – все еще улыбаясь, приземлился напротив и первым делом приоткрыл крышку горшочка с далом. Пряный пар окутал довольное лицо. – Ух ты! Маленькие радости огнеедов.

Да, такая еда способна, пожалуй, прожечь дыру в животе. Даже в «диетический» райту не пожалели острого перца. Но все было очень вкусно приготовлено, а обилие пряностей на самом деле помогает сохранить здоровье во влажной жаре юга. Если, конечно, вас не душат в глухом переулке.

В номере было тихо и прохладно, лишь надоедливая муха жужжала и кружилась над головой дремлющего на подоконнике Хранителя Сию, не поводящего ухом. Учитель Доо присел на подушки рядом со столиком и вновь осмотрел подарок талхов.

– Интересно, как они смогли пробраться к нам в комнату, не потревожив хозяев? Даже Сию не учуял их. Высокое искусство, граничащее со сверхъестественным. Кстати, скажи, друг мой, ты видел в переулке еще кого-нибудь? Нет? Жаль. Твое чудесное спасение... – он замялся. – Ты ведь знаешь, почему брат-душитель не успел покончить с тобой...

На стол, рядом со шнуром, лег острый гвоздь, извлеченный из спины талха.

– Мастерский бросок. Чтобы быстро убить человека, нужен точный удар тяжелого оружия. Бо-сюрикен для этого и предназначен. Он может пробить кожаные и даже, при должном усилии, металлические доспехи с расстояния двадцати метров. Удар в сердце – и шансов на спасение нет, мгновенная смерть гарантирована. Далеко не каждый имперский воин обучен бросать сюрикены. Вернее, ни один не обучен. У воинов есть луки, арбалеты, алебарды и острые мечи. Они сражаются лицом к лицу с врагом. Это, – он кивнул на лежащий на столе гвоздь, – оружие тайное. Оно прячется в одежде простого, на первый взгляд, обывателя. Только те, чья жизнь подвергается ежесекундной опасности, пользуются такими незаметными приспособлениями. Шпионы и наемные убийцы. Но один убийца у нас с тобой уже был. Был да сплыл. Конечно же, совершенно случайно, – голос Учителя Доо сочился ядом и тревогой, – мимо твоего переулка проходил еще один специалист высочайшей квалификации, подготовленный школой боевых искусств Пиккья. Его никто не заметил, никто не узнал, но сам он видел все и полностью контролировал ситуацию. Я рад, что тебя спасли... Я счастлив, черт побери! Но зачем? Как эта история затрагивает интересы Шипов Роз? Не думаю, что Пиккья преисполнились абстрактного альтруизма и человеколюбия. – Он покачал головой в ответ на мою пантомиму. – Нанял твой отец? Как Аландара Делуна? Не думаю. Этикет требует от официально нанятых телохранителей представляться клиенту, чтобы их не приняли за шпионов. Шпионы же твоему отцу не нужны: это чревато привлечением внимания к вашим непростым отношениям, в чем он, судя по всему, не заинтересован. Так что, скорее всего, тайное наблюдение за нашими передвижениями является инициативой самих Пиккья... Что им от тебя надо? Я опасаюсь, что придется играть в чужую игру по чужим правилам, нам пока неизвестным. Ну ладно, – он снова смахнул бо-сюрикен в рукав, – рано или поздно мы сможем прояснить ситуацию, а пока просто займемся своими делами.