Текст книги "Обретение (СИ)"

Автор книги: Елена Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

– «Исправление имен» Учителя Куфа... – задумчиво пробормотал наставник, и подмигнул, в ответ на мой вопросительный взгляд, – наш личный, семейный мудрец. Мне было положено впитывать его мысли с молоком матери. И вот, сподобился увидеть воплощение этого учения на практике. Результат оказался неожиданным. – Я не смог вспомнить, к какой именно высшей семье принадлежал Учитель Куф, знаю лишь, что в библиотеке отцовского поместья его трактаты занимали отдельную полку, рядом с полкой сочинений Учителя Мина, нашего личного мудреца. – Способным человеком был этот Касипома: так лихо оболванить местных жителей! Обычно крестьяне не отличаются высоким интеллектом, но житейская смекалка и инстинкт самосохранения у них весьма развиты. Хотя, как показало наше путешествие, не всегда.

– И ведь никто не послал, как это положено, гонцов в ближайший город, в Управу! – на их месте я поступил бы именно так. – С самого начала, когда в деревне еще жили сильные молодые мужчины.

– Да, это уберегло бы их от захвата авантюристами. Для того и разрабатывались процедуры ежемесячных отчетов чиновников, служащих в глухих уголках страны. Горцы прекрасно знают тайные тропы, и любой, даже самый сильный и умелый противник, не сможет выследить гонца из местных. Если он привезет тревожную весть в Управу, то империя всей мощью встанет на защиту своих земель... Но сам видишь, что здесь творится.

– По-моему, местные жители… э-э-э, – я замялся.

– Сглупили? – закончил за меня Учитель Доо.

– Будто с ума посходили, – поправил наставника.

– Сон разума, – Учитель Доо задумчиво посмотрел на меня, – затронул их слишком сильно. Да, он распространился широко, захватив почти всю провинцию, но здесь, в эпицентре... Хорошо, что ты смог остановить процесс дальнейшего оглупления жителей Канамарки. «Ясность мысли» – этого им явно не хватает. Небыстрым будет результат воздействия, Камень силы меняет реальность не мгновенно, но то, что изменения будут положительными, что соображать они начнут чуть живее – факт.

Мимо нас, пыхтя, промчался гонец из деревни Муле в традиционном сером колпаке, и скрылся в клубах пыли за перевалом. Видимо, к кому-то разум уже вернулся.

8. Облака и туманы

– Ну еще разочек, – уговаривала меня временная подружка, актриска из маленького театрика, расположенного по соседству с нашим гостевым домом, – давай, дорогой! Вот так, мягко… голос идет на понижение…

– У Вас красивые глаза... – еще раз добросовестно мурлыкнул я.

– Вот! Получилось! – радостно взвизгнула. – Прекрасные бархатистые нотки! Все девчонки твои будут!

– Правда? Получилось?

– Ага! Аж мурашки по коже. У тебя приятный тембр, близкий к баритону. Это я говорю как профессионал, – она важно кивнула. – Таким голосом только и соблазнять.

Дверь внезапно распахнулась, и Учитель Доо просунул голову в мой номер.

– Одевайся. Караван отправляется.

Мы с подружкой переглянулись, и я кинулся спешно натягивать походную одежду, заблаговременно приготовленную, но заваленную женскими вещичками в процессе прощания с актрисой, появившейся под утро на пороге моей спальни. Она была забавная и симпатичная, и мы с ней легко и весело провели последнюю пару недель, практически не вылезая из постели.

– Жаль, что ты опять уезжаешь, – она со вздохом подобрала покрывало, упавшее на пол с кровати, и укуталась им. – Ничего, если я здесь посплю? Ночная премьера далась нелегко, наши до сих пор отмечают триумф, а номер твой все равно оплачен до вечера.

– Конечно, дорога-а-ая, – я мурлыкнул, как научили, и чмокнул ее в щечку с не до конца стертыми следами грима. Ох уж эти Куккья! – Счастливо оставаться, я побежал.

– Пока-пока, поцелуй за меня Сию, – сонно пробормотала она, вяло помахав рукой. – И запомни, все девчонки – твои...

Сейчас мгновенно заснет, я ее знаю.

Прекрасное прощание со столицей востока!

Говорят, в благословенные времена правления императрицы Ксуеман обнаженная девственница с мешком золота могла пересечь империю, сохранив в неприкосновенности и золото, и невинность. Мы с Учителем Доо наполовину повторили ее подвиг несмотря на то, что были неплохо одеты, популярны у девиц из ночных кварталов и временами стеснены в средствах. Нельзя сказать, что путешествие далось легко: мы тонули в притоках Матери рек Манитулоо, попадали под горные обвалы на снежных хребтах Тянь-Мыня, сражались с разбойниками и беседовали с отшельниками. Наша подорожная пестрела печатями управ десятков городов и пометками старост мелких общин, всегда замкнутых и настороженных к чужакам, но берущих ответственность за безопасность путников, на несколько дней или недель становящихся «своими». Чуть больше года назад мы покинули Бахар, и за это время изменился не только я – изменился мир вокруг меня. Великая империя Янгао за время странствий сузилась до размеров, ограниченных окоемом. Тенистые сады и потрясающее искусство юга, прохлада библиотек университетов востока, торжества в честь Солнцестояния… Менялись декорации, маски актеров, но пространство ее сцены оставалось неизменным и измеримым шагами. Рассказывать о прошлом я могу долго… вот забавно, у меня появилось прошлое! Еще одно непростое обретение.

Казалось, совсем недавно мы с Учителем Доо рылись в архивах Ланкантая, города-школяра, легкомысленного и шумного, но трепетно сберегающего и угасающий шепот летописей былых времен, и дерзкий вызов научных трактатов, творящих будущее. И вот уже веселимся на празднествах, проходящих в Саксаюмане, столице Канамарки, где можно подробнейшим образом ознакомиться с широким ассортиментом чувственных искушений. Театры, симпосийоны, стихийные собрания интеллектуалов в парках под кронами тихо шелестящих деревьев, таверны и ресторации, кварталы домиков с умелыми обольстительницами – горному краю было, что нам предложить. За три месяца усердных развлечений я потратил в два раза больше денег, чем за все время путешествия. У Учителя Доо, казалось, был открыт кредит во всех Торговых домах, и он тоже ни в чем себе не отказывал… Его потребности были весьма умеренны – за несколько столетий жизни приедаются любые изыски – но столице удалось и его растормошить. При очередном посещении Торгового дома Туркисов мы договорились о присоединении к большому каравану, возвращающемуся в Зебанавар. Да-да, тому самому, о котором упоминали на прощальном пиру в доме Шандиса Васа Куккья. Я выкроил время из череды бесконечных развлечений и успел пробежать по банкам и лавкам, собираясь в дорогу.

В специально отведенной долине за пределами Саксаюмана формировался походный порядок торгового каравана. На почти четыре сотни крупных лам-гуанако навьючивали тюки с грузом, а вокруг суетилось, казалось, в два раза больше народу. Мохнатые ламы с царственным высокомерием смотрели на каждого, кто посмел грузить им поклажу на спину… а таких хватало. Погонщики в который раз проверяли упряжь, купцы и приказчики просматривали списки и ругались за место в цепочке, охрана готовилась рассредоточиваться по ходу движения. Старший караванщик встретил нас радушно и сразу определил в компанию к «свободным путешественникам». Пешком идти было нелегко и небыстро – равнялись по последнему, – но после того как спустимся с гор и сменим вьючных животных, можно будет, как нас уверили, перемещаться в кибитках «со всеми удобствами». Среди путешественников обнаружились математик-Терас, перебирающийся в Бахар вместе со всем скарбом и молодой женой, ремесленники, по предписанию властей отбывающие в другие провинции империи, парочка художников-Куккья, черпающих вдохновение в странствиях, и скрытный чиновник-Иса, не раскрывший рта даже для того, чтобы поздороваться. Похоже, государственный инспектор.

Наш отъезд несколько раз откладывался: на месте сбора мы в полном составе уже три раза напрасно встречали восход солнца, а через час, недоуменно пожимая плечами, расходились – зато с подружкой прощались каждый раз как последний, а потом не менее пылко встречались. Сегодня погонщики наконец-то взяли в руки поводья головных гуанако, связанных десятками. Резкий сигнал горна растворился в вековом безмолвии седых вершин – эхо молчало. Позвякивая железными деталями сбруи, ламы мягко тронулись в путь. Солнце светило нам в спину.

В пути разговаривали мало: берегли силы и дыхание. Зато вечерами на специально оборудованных площадках, где нас ждали разожженные костры, запекающиеся в ямах тушки альпак с овощами, навесы от ветра и непогоды, соскучившиеся в дороге по общению попутчики знакомились, переходили от группы к группе, от костра к костру, слушая чужие байки и рассказывая свои истории. Стоянки обустраивала специальная команда работников, которые заранее выдвигались вперед. Сию, воплощающийся в материальную форму лишь на привалах, с удовольствием бегал по лагерю и таскал от соседних костров кусочки: многие желали одарить чем-нибудь вкусным ласкового попрошайку. Поначалу то тут, то там вспыхивали ссоры, но их быстро ликвидировали караванщики – опыт помогал им гасить конфликты в зародыше. Странствовать в большой и хорошо охраняемой компании оказалось на удивление комфортно.

Лишь один из почти тысячи человек в караване вызывал стойкую стихийную неприязнь. Невысокий рыхловатый юноша примерно моего возраста с чистым виском и в желтых одеждах семьи Туркисов время от времени проезжал верхом на ослике вдоль цепочки мерно ступающих лам и людей. Единственный из всего каравана, кто не шел пешком. Его круглое лицо с орлиным носом и большими карими глазами можно было бы даже назвать приятным, если бы не брюзгливо поджатые пухлые губы. Небольшой залакированный пучок обвивала металлическая лента, сколотая шпилькой «Расцветание пиона», головной убор отсутствовал, выставляя на всеобщее обозрение символ высокого статуса. Черные прямые волосы, не забранные вверх, красиво обрамляли скулы и спадали водопадом на плечи. Прическа, такая уместная в роскошных залах дворцов, вдали от цивилизации выглядела нелепо. Обычно его сопровождал сам старший караванщик и пара-тройка телохранителей. Как понял из тихих дорожных разговоров обслуги, юный Туркис с трудом смог вырваться из водоворота развлечений, на которых так богат Саксаюман, именно поэтому наш отъезд и откладывался. Глава семьи Мягкого золота впервые отправил отпрыска-наследника руководить движением каравана, и он уж наруководил… На привалы мы останавливались тогда, когда скучающему аристократу приходила в голову идея отдохнуть или развлечься охотой. Любое более-менее живописное озеро надолго задерживало наше продвижение: юнец мог часами торчать на его берегах, увлеченно царапая в тетрадку слащавые вирши и вкушая вино из кубка, украшенного самоцветами. С приближением лесов обслуга, повинуясь его распоряжениям, бросала лам и грузы, уходила в заросли, чтобы спугнуть дичь и пригнать ее поближе к караванному пути. Туркис с азартом расстреливал кроликов и диких морских свинок из лука, не покидая спины осла. Тушки шли в общий котел, но погоды не делали – что для почти тысячи путников десяток кроликов, да и скота на мясо мы с собой гнали достаточно.

– Молодой господин, – увещевал сына своего повелителя старший караванщик, единственный, к кому юнец хоть немного прислушивался, – мы выбиваемся из графика! Если не уйдем из этих мест до прихода туманов, передвижение осложнится…

– Это твоя работа, – высокомерно процедил юнец, – сделать так, чтобы мы не сбились с пути.

Утонувшие в похмельных тенях глаза встретились с моим возмущенным взглядом… Напрасно я привлек его внимание.

Теперь при каждой встрече нас будто бил разряд молнии, и Туркис пытался задеть меня любым способом. Ослик, повинуясь безмолвной команде ездока, постоянно норовил столкнуть с тропы, по которой цепью шел караван. Не раз и не два я рефлекторно уходил с траектории движения невинного животного, заступающего путь. Однажды волевым усилием заставил себя остаться на месте. Было интересно: что он задумал? Юнец с наслаждением оттолкнул меня ногой, оставив след не очень чистого башмака на халате, и презрительно процедил: «Дорогу, хам!». Не опасно, но унизительно. С легкой душой отпустил на волю инстинкты и всегда успевал сместиться в сторону при его приближении. Неудачи еще больше усугубляли желание Туркиса меня достать. Было забавно наблюдать, как он почти падает с осла, не в силах дотянуться ногами до цели. Зачем? Не понимаю.

Как-то вечером на стоянке невольно оказался свидетелем истерики, которую юный господин закатил старшему караванщику:

– Почему ты набрал в мой поход отребье без роду-племени? Мы – Туркисы, а не шайка бродяг или нищих паломников!

– Все, кто идет с нами, – спокойно ответил караванщик, – оплатили пребывание в наших рядах. Весьма недешевое. Так что смиритесь, молодой хозяин, с тем, что ради прибыли необходимо переступать через личные чувства.

– Ты глуп! – парень вспыхнул как порох. – Зачем в моем караване я должен терпеть всякую шваль?

– Может быть, для того, чтобы научиться? – караван-баши был невозмутим. – Вас ведь за этим отправил в путь Ваш уважаемый отец.

Время от времени я обнаруживал песок и острые камушки в башмаках, обуваемых после ночевки, избыток соли в предназначенной мне порции мяса на ужин… Понятно, что не сам отпрыск высшей семьи творил эти каверзы, но то, что они делались по его распоряжению или личной просьбе, что выше приказа, – бесспорно. Такая наивная злокозненность вызывала лишь снисходительную усмешку. Пакостников не ловил, хотя и чуял их появление рядом с собой и своим ужином. Мусор из обуви вытряхивал – пригодилась привычка тщательно ее осматривать, приобретенная в период ношения хлипких сапог, – пересоленное мясо натирал диким луком и пряными травами, и употреблял, с удовольствием запивая молодым вином... Мое спокойствие и умение видеть насквозь их шитые белыми нитками козни еще больше усиливало неприязнь Туркиса. Учитель Доо не вмешивался и лишь ободряюще подмигивал, когда я ликвидировал очередные последствия мстительных выходок.

Однажды, когда мы спускались по достаточно опасной узкой тропе, он снова выехал в столь любимую, но совершенно бессмысленную и даже рискованную инспекционную поездку. Туркис продвигался, оттесняя идущих от безопасного склона горы, стеной высившегося справа. К нему жался весь караван, поскольку слева тянулся обрыв, время от времени осыпаясь камнями. Поравнявшись со мной, юнец разогнул ногу в пинке в полной уверенности, что уж теперь деваться мне некуда. Пришлось взять ее в захват и прямо взглянуть неуемному и надоедливому человечку в глаза, глупенькие и наивные, как у котенка. Чуть надавил локтем на коленный сустав. Лицо юнца накрыла тень страха. Только лишь тень: он не понял до конца уязвимость своего положения и не верил, что кто-то способен причинить ему боль, – но уже что-то начал подозревать. Неслышно и яростно зашипел Сию, в эфирной форме сидящий на моем плече. Ослик оказался умнее хозяина. Скотинка резко застыла на месте, и я, разжав руку, спокойно продолжил свой ход, попадая в такт размеренному шагу связанных поводьями гуанако и их погонщиков. Учитель Доо, идущий впереди и якобы внимательно смотрящий под ноги, расслабил напрягшиеся плечи.

После этого эпизода, длившегося пару секунд, не больше, оставшиеся дни странствий средь гор прошли спокойно. Видимо, спутники молодого Туркиса оценили возможные последствия его безрассудства и вправили мозги самолюбивому юнцу. Не отвлекаясь больше на такую ерунду, как наше нелепое выяснение отношений, я смог напоследок налюбоваться и навсегда сохранить в копилке памяти поросшие зеленью трав и кустов крутые обрывы, с которых сыпались в пропасть водопады стремительных рек. Зеленые долины в обрамлении суровых серых скал. Бездонные синие озера и снежные пики хребтов. Величественное парение кондоров в высоком небе и полные мудрой снисходительности глаза мохнатых лам.

Прощай, прекрасный Тянь-Мынь. До свиданья, гостеприимная Канамарка.

Караван-сарай Туркисов, где мы меняли вьючных животных, расположился меж округлых холмов, на самой границе равнин и горных кряжей. Имперская дорога, спустившись с гор, вела прямиком на запад, в Бахар, пересекая плато Алтыгель – южную оконечность Шусина. В Шусине расположены изумительной красоты долины, а Кайджун, куда мы стремимся, говорят, настоящая неоглядная степь. Намеченный нами маршрут лишь частично совпадал с путем каравана, но эти последние недели нам предстояло передвигаться с комфортом.

Предгорья дали возможность Туркисам основать у тракта настоящую факторию. В представительства Торговых домов тут же устремились купцы и приказчики. Рыночная площадь, на которой продавали остатки товаров, не реализованных в столице, припасы и снаряжение для продолжения пути, привлекла внимание всех путешественников. Они, с подкрепленным необходимостью интересом, прислушивались к ее шумной суете, бредя по дороге в гостиный двор. Рядом с прекрасно оборудованной местной кузницей, где можно было починить или заново выковать любой предмет походного обихода, сноровисто снаряжали походную. Расторопные слуги спешно открывали ворота загона для вьючных животных и заводили туда лам. За массивной загородкой соседнего лениво жевали жвачку могучие буйволы с саблевидными рогами – видимо, наш новый транспорт. Снятые с гуанако тюки грузчики перекладывали в возы. Охрана – около ста человек – собралась отдельной группой и внимательно слушала инструктаж своего командира. Все как обычно.

Мы выспались и отдохнули в комнатах для постояльцев, плотно позавтракали. Посетили базар, докупив все необходимое для передвижения в возках по равнине. Любимый халат за отдельную плату был вычищен слугами и упакован в заплечный мешок. В кибитке его длинные полы будут только мешать и путаться в ногах. Облачился в куртку и таоку, перетянул их заслуженным поясом, надел новые башмаки с каблуком, подходящие для верховой езды – вдруг удастся проехаться? – зашнуровал наручи и гамаши, тщательно прикрыл голову пестрым платком и войлочной шляпой с широкими полями, так похожими на парус корабля-сокровищницы. Учитель Доо, одетый сходным образом, ждал меня на площадке перед гостевыми апартаментами, негромко беседуя с управляющим караван-сараем.

Предназначенная нам кибитка ничем не отличалась от остальных: крепко сбитая из толстых досок немного неуклюжая телега с войлочным наметом, натянутым на железные ребра. Четверо пассажиров с удобством могли бы разместить внутри передвижного домика пожитки и расстелить постели, но мы оплатили ее на двоих. Грузовые возы были более приземисты и широки. Тюки с товаром прикрывала плотная ткань, жестко топорщившаяся на сгибах: такой не страшен ни дождь, ни ветер.

Опять, как в Саксаюмане, протрубил горн. Засвистели бичи, гортанные вопли возниц нарушили утреннее безмолвие. Огромные деревянные колеса, окованные железом, с чирканьем высекали искры из булыжников площадки. Караван тронулся. Первой ехала кибитка наследника Туркисов, и что это была за кибитка! На широком грузовом возу, который тянули шесть сильных животных, высился крытый белоснежным войлоком великолепный шатер, внутри которого, судя по размерам, можно было танцевать. Он посверкивал золоченой вышивкой, в боковых стенках были прорезаны затянутые кисеей окна, а над высокой центральной стойкой гордо реял флаг Туркисов с камоном, изображающим сложенные в пирамиду монеты. Даже я, видевший немало богатых выездов в столице, смотрел на него с удивлением.

Первую половину дня обживались во временном доме на колесах. Постель, на которой тут же растянулся Хранитель Сию, развернута на хорошо вычищенном войлоке пола. Походные чашки-кружки сложены в зоне ближайшей доступности, а новый ременный аркан, свернутый в кольцо, повешен на вбитый в борт гвоздик. Тубы с документами, кольцо для лука, которое так пока и не пригодилось, пенальчики для кистей и игл вместе с поясами спрятаны в мешки, веера-тешани отложены в сторонку. Ботинки и плотную походную одежду сменили матерчатые тапочки и легкие хлопковые штаны и рубахи – и стоило так долго зашнуровываться перед выездом? Мы с наставником поменяли пестрые канамаркские платки, скрывающие волосы, на куски белого полотна, закрепленные завязками вокруг пучков, и теперь почти не отличались внешне от обслуги каравана. Вот, один из них сидит на облучке, монотонно напевает что-то под нос и лениво пощелкивает бичом по широким спинам буйволов в упряжке, равняясь на едущую впереди кибитку. Ее заняли компания художников и молчаливый чиновник. Интересно, как столь разные по характеру пассажиры уживутся в тесном пространстве возка? Семья математика держалась за нами: я расшнуровал заднюю стенку, закрепив полотнища парой камней, и помахал рукой щуплому интеллектуалу, отдыхавшему рядом с возницей, пока жена копошилась внутри. Он довольно улыбнулся, блеснув стеклами очков, – пешее передвижение доставляло этой парочке неиллюзорные страдания.

Пообедали в фургоне. В фактории у тандыра колдовал молодой северянин, напомнивший мне Умина крупными кудрями, торчащими из-под под бирюзовой повязки, лиричными очами с поволокой и монументальным носом. Я получил от него то, на что и надеялся. Наши запасы пополнились пышными лепешками с хрустящей корочкой, свежей зеленью пряных трав, мясными рулетиками с сочной начинкой. Фляжки хранили прохладу шербета из кизила, кисло-сладкого и вяжущего рот. Сейчас наше обоняние щекотал почти забытый за год аромат северо-западной кухни из дельты рек Окуз и Наксарт. Сквозь раздуваемый сквозняком незашнурованный вход внутрь заглядывало жаркое солнце. Колеса поскрипывали, возница бормотал, войлочный свод колыхался в такт неторопливой поступи буйволов. Клонило в сон. Учитель Доо, разомлев, подремывал, подложив под спину заплечный мешок.

– Учитель, – лениво спросил я его, – почему ты перестал меня учить?

– Чему? – он приоткрыл один глаз.

– Ну… – я неопределенно помахал ладонью. – Всякому этакому…

– Снимай тапки, прыгай за борт, – пожав плечами небрежно бросил он и добавил, передразнив мурлыкающую интонацию, которой так старательно учила меня актриска, – «дорога-а-ая».

Солнце припекало по-летнему, не смотря на календарную осень. Я бежал за кибиткой, стараясь не отрываться от наставника, расшнуровавшего заднюю стенку и высунувшегося наружу. Далась мне эта учеба!

– Старайся скользить над землей. Не подпрыгивай! – он достал из-под войлока и положил мне на голову плоский осколок камня. – Потеряешь – вернешься искать.

– Ха! – я возмущенно фыркнул в ответ на лукавую усмешку.

– Как ты думаешь, зачем вообще нужен Учитель? – последние пару километров я не думал – берег дыхание. – Если ты слеп и не обойдешься без поводыря, найми его и не морочь мне голову. Я не наставник в семейной школе и не собираюсь вбивать в пустую голову знания, которые можно найти в любом учебнике… Ну-ка, забирайся сюда, – указал рядом с собой, ловко сняв с головы камень. Я встал на борт деревянного основания кибитки, придерживаясь рукой за железное ребро каркаса. – На одной ноге… и отпусти опору. Постой, отдохни. Ты уже запыхался.

Заботливый какой! На движущейся повозке было практически невозможно сохранять равновесие.

– Упаду ведь, – предупредил я наставника.

– А ты не падай, – по-доброму улыбнулся в ответ. – Думаешь, существуют особые тайные знания и умения, овладев которыми ты взнуздаешь Судьбу? Может быть, кто-то мудрый и опытный разработал для таких, как мы, методические рекомендации и учебные программы? Увы.

Я с тоской бросил взгляд на белоснежные шапки гор, провожающие нас уже половину дня. Они отдалились, подернувшись синеватой дымкой, но все еще смотрели вслед каравану. Кибитку потряхивало на камнях, попадающих под колеса. Раскинутые для равновесия руки устали. Я поймал баланс, заложил их за голову и закрыл глаза. Где-то в районе коленей продолжал журчать голос облокотившегося на бортик наставника.

– Предположим, у живого существа появилась нужда подняться на вершину горы. Змея заползет. Птица взлетит. Альпака взойдет. Может ли птица научить змею взлетать на вершину? Может ли змея передать альпаке свой путь меж камней?.. Смени ногу. – Я с облегчением поменял позицию и упер в колено левой ноги стопу правой. – Мы каждое утро сходимся в тренировочных битвах. Знаешь, почему ты проигрываешь? Потому что копируешь мои приемы и ухватки. А они рассчитаны на меня. Помнишь, ты негодовал, что я учу тебя ровной спине и пружинным коленям, а не хитрым приемчикам? Мои коронные удары неэффективны для твоего роста и сложения. Ищи свои, весь строительный материал для возведения собственного стиля я тебе дал. Сядь, отдохни. – Я плюхнулся рядом, вытирая рукавом залитое потом лицо. – Или еще чему-нибудь поучить?

– Не надо, – горло пересохло, голос звучал хрипло и даже как-то обиженно.

– Если что – обращайся, я могу. – Учитель Доо пожал плечами и снова устремил взгляд на удаляющиеся вершины гор. – То же самое и с познанием Судьбы. Ты хочешь идти моим путем, но ты не я. Мои рецепты тебе бесполезны: мы разные по происхождению, образованию и жизненному опыту. Все, что нужно человеку для обретения себя, у тебя есть. И есть я, чтобы подстраховать в сложных ситуациях, но только – подстраховать. Пора делать самостоятельные шаги по дороге Судьбы, принимать те решения, которые важны именно для тебя. Учитель не должен позволять слепо копировать, он просто поддерживает в собственном становлении. Открывает глаза, прочищает уши и настраивает мозги.

– Мои мозги уже вроде бы настроены, – буркнул я и старательно поковырял уши, проверив заодно, все ли в порядке и с ними.

– Но так и не поняли главного: каждый идет своим путем. Я шел сам. С помощью Учителя Баа, но сам. Нащупывал собственный путь слияния с миром. Каким пойдешь ты? Не знаю. Решай. Ищи. Я дал тебе практически все, что необходимо для этого: подготовил тело к выживанию, настроил разум на принятие нестандартных решений. Иди рядом со мной. Перенимай то, что годится тебе. Смотри на мои реакции, но вырабатывай свои. Не научить, но научиться… Что тебе нужно на самом деле? Пойми и возьми.

Сейчас, когда путешественники и торговцы уютно устроились внутри войлочных стен кибиток, стала заметнее наша охрана. Из сотни бойцов львиную долю составляли молодые ребята приблизительно моего возраста. Это были стажеры-Пиккья, которым впервые доверили столь серьезную миссию. Их услуги стоили дешевле, но общая сумма контракта, несомненно, была высока: каравану требовалось не столько качество подготовки, сколько количество охранников. Уследить за сохранностью груза и людей меньшим числом было бы проблематично. Около двух сотен возов, не считая пассажирских кибиток, растянулись на весьма немалое расстояние – и это был еще не самый большой караван. Я читал, что по-настоящему крупные перевозки включали до пяти тысяч животных, навьюченных поклажей.

Экипировка у бойцов была стандартной: легкие щитки на руках и ногах, шлемы-кабуто «бараний лоб», кирасы из лакированной кожи. Издали они мало чем отличались от караванной обслуги – детали доспеха были прикрыты плащами и головными повязками. Передвигались бесшумно, стремительным бегом, изредка подсаживаясь перевести дух на облучки телег и кибиток. Каждое утро часть охранников уходила на разведку. Во взаимоотношения караванщиков и пассажиров они не вмешивались и вообще держались несколько отстраненно от повседневной путевой жизни. Но дело свое их командир знал хорошо и достаточно толково расставил всю сотню по ходу движения. Юный Туркис не решался их задирать, только брезгливо морщил нос, когда охрана мягко, но строго пресекала чьи-либо поползновения прогуляться в гордом одиночестве. Но долгий путь, во время которого ничего особенного не происходило, явно расслабил их, и даже окрики командира не восстанавливали внимание и дисциплину надолго.

Тренировки молодые Пиккья не прекращали: то одна группа молодых бойцов, то другая отделялась на стоянках от основной массы и скрывалась в лесочках или лощинках подальше от любопытствующих глаз. Мы с наставником тоже тренировались каждое утро. Поначалу, конечно, за нами присматривали, но ничего особенно интересного не обнаружили, вернее, от души посмеялись над тем, как криворукого меня регулярно бьет веером по голове неловкий и совершенно нестрашный наставник. Зато уж мы первые несколько дней развлеклись вволю, отрабатывая корявость движений, призванных скрыть истинную подготовку. Все же Пиккья не только охрана, но и шпионы. А ну как кто-то узнает мою истинную фамилию и доложит старшим? Пусть лучше думают, что мы просто энтузиасты-неумехи, и недооценивают нас, будет им приятный сюрприз, если что. Проверку на лояльность мы прошли, и в дальнейшем к нашему уединению они относились с пониманием. Охранники тоже не спешили делиться подробностями своих тренировок и старательно следили, чтобы посторонние не заглядывали на полянки, где отрабатывались клановые приемы. Ну что же, у каждой семьи свои секреты, и было бы смешно, если бы тайные знания мастеров рукопашного боя смог подсмотреть любопытствующий зевака.

От личного шпиона-спасителя, как мне казалось, оторвались еще в Хариндаре. Наверное, спровадив из Бахара, Пиккья потерял интерес к моим передвижениям… хотя Учитель, с которым я поделился этими соображениями, лишь иронично хмыкнул. Да и демоны с изнанки давненько не нарушали наш покой. Даже обидно, что моя персона больше не вызывает у них интереса. Может быть, уговорить Сию снова прогуляться на ту сторону мира? А то чувствую себя прямо-таки осиротевшим. А хранителю было все нипочем: он продолжал скакать с нами на тренировках, отираться рядом с кострами стоянок и общаться с воображаемым другом, лупя лапами воздух и выпрыгивая из засады.

На очередной тренировке я перестал стараться во что бы то ни стало победить Учителя Доо, отдался ритму движений и окончательно расслабился. Настроение было прекрасным: осеннее солнце ласкало выцветающий купол неба, ветерок шелестел в кронах деревьев, рассыпая солнечных зайчиков в увядающую траву, паучки летали на стеклянных стропах паутины, холмы зябко кутались в шарфы туманов. Мир пел нежную и немного торжественную песню. В унисон его мелодии на контратаке я повел длинную связку из любимого комплекса «Журавль на взлете»: глубокие выпады, длинные размахи рук-крыльев, вечное парение над вечной землей… Кончик тешаня уперся в горло Учителя Доо. Взгляд напоролся на сияющий радостью взор.

– Ты нашел свой стиль, Аль-Тарук Бахаяли. Я горжусь своим учеником, – он торжественно поклонился.

Наследник Туркисов так и передвигался во главе каравана – видимо, чтобы ни одна песчинка, поднятая копытами буйволов и телегами, не опустилась на белоснежный войлок его кибитки. Рядом суетились слуги, время от времени отбегая по многочисленным поручениям. Молодой господин практически не выходил наружу в последнее время, что меня, безусловно, радовало. Перестали случаться и незапланированные остановки. Караван старался ускорить движение там, где это было возможно, чтобы спуститься с плато Алтыгель до прихода туманов. Наш возница, оглаживая крутые бока буйволов, каждое утро бросал тревожные взгляды на дымку, сгущающуюся над лесами и речушками. Вечерами зыбкие щупальца сырости пробирали до костей. Неприятно, но не смертельно. В горах влажные объятия туманов искажали реальность и могли привести к падению и гибели, но на ровном плато, посреди мощеной дороги… способны ли здесь они обмануть? Конечно, караванщикам виднее, они не первый раз идут этим путем. И если время туманов тревожит их, значит, оно действительно опасно.