Текст книги "Обретение (СИ)"

Автор книги: Елена Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– Сие мне неведомо. Пока неведомо, – уточнил я. – Сейчас нам необходимо как можно скорее прекратить кражи и компенсировать ущерб, ибо названная бакалейщица уже изменяет уготованную ей судьбу. Ее жизненный путь свернет не туда из-за безответственного поведения вашей молодежи, которой не объяснили элементарные законы и правила нашего мира.

– В этом есть наша вина, – согласился демон, принимая ответственность за судьбу птицедухов, – но есть и смягчающие вину обстоятельства. Несколько лет назад яйца, которыми были эти нерожденные еще отпрыски одной прекрасной демоницы, подло похитили из нашего мира, прямо из дома их безутешной матери. Похитил кто-то из людей, потому что службы розыска перерыли весь наш мир и не нашли в нем ни единого следа детей. И вот, что я вижу? Они здесь, в вашем мире, голодные и несчастные. Гнусные людишки не только лишили нас счастья растить их, но и сами не заботятся об отпрысках одной из самых уважаемых демонических фамилий, да еще, как я вижу, используют в грязных делишках!

Старший дежурный Балькастро, стоящий чуть позади начальника и переминающийся с ноги на ногу, кинул на меня угрожающий взгляд и показал кулак. Мне почему-то стало ужасно смешно:

– Вор здесь не я, но они – воры, – констатировал я, гадая, сможет ли демон опровергнуть обвинение, если уж взял на себя роль адвоката.

– Они дети, – мягко улыбнулся он, показав острые желтые клыки, и проворковал утробным басом, – они еще не знают разницы между добром и злом.

– Неважно! – я добавил в голос строгости, уже совершенно расслабившись, ведь демон включился в игру. – Незнание закона не освобождает от ответственности. Я велю Хранителю Сию отгрызть им «правую руку», как прописано в «Уложении о наказаниях»!

– Стой!!! – демон вскинул лапы, увенчанные острыми когтями. – Как они могут возместить причиненный вред?

– Уворованных товаров уже не вернуть, но, – предложил я решение, – пусть принесут владелице лавки денежную компенсацию за похищенное.

– Молодой человек, – вступил в разговор серьезный Балькастро, – в нашем мире не используют монеты, а то, что ценно у нас, вряд ли покажется ценностью вам.

– Мне не нужны ваши ценности, уважаемые. Но кто-то из людей заставил их воровать? Пусть ответит истинный виновник. Тем более что ваши дети, – на этих словах морда демона-начальника слегка скривилась, – показали себя весьма ловкими воришками. Как только ущерб будет компенсирован, они станут свободны от обязательств. Вы сможете забрать их домой утешать «безутешную мать» – передразнил я его пафос.

– Что же... Да будет так! – пророкотал он.

На каменной стене подвала вспыхнули огненные письмена договора, подтверждая соглашение между представителями разных миров.

– Действуй, человек, – властно бросил демон-начальник. – Мы будем свидетелями, чтобы все свершилось по справедливости.

Я забрал с крышки бочки свиное филе и протянул воришкам – не нести же его домой?

– Чьито? Чьито мы сделать? – спросил нерешительно один из птицедухов, вцепившись лапами в кусок.

– Вы должны вернуться к тому, кто вас послал сюда, и забрать у него деньги. Вы должны заплатить его деньгами за украденный товар.

– Чьито есть деньги? – трогательно захлопал глазами, опушенными длинными ресницами, разговорчивый смельчак.

Я вытряхнул из кошеля несколько монет, среди которых кстати попался и золотой.

– Мы знаем, да! Да, мы видим! – загалдели воришки. – Мы прибежать и принести. Сейчас.

Они задергались в путах, перебирая длинными ногами. Сдерживая смех, я развязал веревку, банда дружно поскакала к своей любимой стене и растворилась в ней.

Ожидание длилось недолго. За это время я попытался внимательно, хоть и незаметно, рассмотреть взрослых демонов, поразившись тому, насколько разными, но в то же время похожими друг на друга они были. Если старший дежурный щеголял коричневой чешуей, то его начальник мог похвастаться почти алыми бронированными пластинами, надежно прикрывающими огромное тело от атак любого острого предмета. Рога Балькастро достигали лишь половины длины рогов старшего демона и не закручивались такой сложной спиралью, когти были менее длинны и остры, а взгляд и манеры выдавали его подчиненное положение. Демоны почти не обращали на меня внимания, тихо переговариваясь между собой рокочущими голосами... но я чувствовал, что речь они ведут именно обо мне.

Я пропустил момент, когда птицедухи вернулись. Пыхтя и переругиваясь, они волокли небольшой, но тяжелый кованый сундучок со сломанной крышкой. В свете фонаря мягко блестело золото, уютно свернулись связки медных монет и аккуратно подшитые в книжицу бланки расписок. Я быстро просмотрел корешки: «Сим удостоверяю, что взял в долг 2000 (две тысячи) монет у купца Селадона Цунига...», «Сим удостоверяю, что взял в долг 20 золотых монет...», «Сим удостоверяю...»... Каждая расписка заканчивалась одной и той же подписью – Бубал Вайшиндаса. Бубал?.. Бу? Счастливый жених нашей милой бакалейщицы?

Вырвав из книжки чистый лист, я написал – карандаш с детства ношу в кошеле – крупными буквами: «Плата за похищенный товар», – и примостил его среди монет на самом видном месте, а расписки положил в карман. Демоны, внимательно наблюдавшие за моими манипуляциями, одобрительно покивали головами и даже помогли донести сундучок до ближайшего к выходу пустого стеллажа.

– Ущерб возмещен. У меня нет претензий к отпрыскам домны Торрекузы, – блеснул я хорошей памятью на имена, – они могут быть свободны.

Огненные строки договора стекли по стене лужицей чистой воды, из щелей между камнями пола повалил багровый дым, и вся демоническая компания скрылась в нем. До меня донеслось лишь подобострастное хихиканье Балькастро:

– Ой, не могу... примицерий Иниго, опять у Учителя Доо новый ученичок... наплачемся...

– Ничего, – пророкотал примицерий дефенсоров, – Осталось потерпеть какие-то лет тридцать-сорок. А там и он повзрослеет.

Я тщательно запер за собой дверь в подвал, надеясь никогда туда больше не вернуться.

Утро нового дня началось аккурат к обеду. И обитатели «Дома в камышах», и жители квартала Ворон, и вся столица так старательно провожали Две луны, что не нашли сил встретить восход одного солнца. Но, в отличие от некоторых, лично у меня совершенно не болела голова.

Учитель Доо наотрез отказался готовить, а при виде тщательно обжаренных свиных ушек, поданных мною на обед, позеленел и удалился к себе, старательно сохраняя достоинство. Позже я видел, как он спешил в купальню, крепко обнимая жбан какого-то незнакомого напитка и время от времени роняя литровую кружку, водруженную сверху.

Ближе к вечеру негромко звякнул гонг, размещенный на воротах. Мы повесили его недавно, потому что не всегда могли услышать стук нечастых посетителей и не хотели оскорблять их невниманием. К моему удивлению, в этот раз посетителем оказалась Шая, смущенно переминающаяся с ноги на ногу и тискающая в руках корзиночку своих знаменитых на весь квартал сладостей.

– Здравствуйте. Мне бы поговорить с наставником...

Я было хотел провести ее в зал для приема гостей, но побоялся смутить еще больше, поэтому просто вынес в галерею столик и кресла, усадил ее в одно из них и отправился в апартаменты Учителя Доо. Тот слегка удивился, узнав о неожиданном визите, но пообещал скоро выйти.

Я заварил свежего чаю, выложил остатки сладостей, присланных родней – не угощать же человека тем, что он сам продает? – и присоединился к Шае на веранде. Она выглядела странно: с одной стороны, была притихшей и настороженной, с другой, ее словно распирало какое-то приятное известие. Ну... я предполагаю, что приятное, хе-хе.

Вскоре подошел и Учитель Доо. Выглядел он вполне здоровым и полным сил: вот что делает с человеком животворящие ванна и бочонок, в которых он отмокает несколько часов кряду.

– Мне нужен совет мудрого человека, учитель, – промолвила Шая, низко склонив голову. – Я просто не знаю, как мне поступить теперь...

– Ты хочешь посоветоваться насчет свадьбы? – искренне поразился Учитель Доо. – Но ведь у вас уже все решено...

– В том-то и дело, что сегодня поменялось абсолютно все в моей жизни! – перебила его бакалейщица. – Но дайте я расскажу по порядку...

И Шая поведала, что утром, несмотря на похмелье, решила не оттягивать неприятного финала своей самостоятельной жизни и отправилась к Бубнежнику Бу, как они и уговорились на празднике: прикинуть ресурсы лавки и свои возможности. В «Салоне "Надежда"» его не оказалось, но Шая не удивилась – без пяти минут муж не отличался трудолюбием и частенько открывал ее лишь после обеда. Но и на стук в жилую часть дома никто не отозвался. Шая удивилась и испугалась – после краж она часто пугалась непонятного – но, к счастью, мимо проходил с патрулем десятник Гёро, строгий, но честный служака. Она кинулась к нему за советом и помощью, и именно солдаты патруля обнаружили, что дом не заперт, а комнаты Бубнежника Бу несут явные следы поспешных сборов.

– Он посмеялся надо мной, наш десятник, но я не в обиде, – застенчиво улыбнулась Шая. – Сказал, что даже неудачникам не хочется жениться, не говоря уж о таких бравых молодцах, как он.

Обыскали они и лавку, не обнаружив ни единой монетки в кассе, после чего предположили, что новоиспеченный жених смылся из дома, покинул квартал и, возможно, даже столицу.

– Я не знала, радоваться мне или печалиться, – рассказывала Шая. – С одной стороны, отменяется ненавистная свадьба, с другой – мое положение от этого не улучшается ни на грош!

Она вернулась домой, бестолково посуетилась на кухне и, смирившись с тем, что жизнь ей, похоже, предстоит закончить в нищете, спустилась в подвал, чтобы упаковать для продажи оставшиеся продукты. И вот именно там, на стеллаже, вместо тыкв и картошки нашла сундучок с запиской «Плата за похищенный товар».

– Там столько денег... – тараща глаза, шептала она. – Я никогда за раз столько не видела. Что мне делать с ними, учитель? Подскажите, должна ли я их вернуть?

– Кому? – удивился Учитель Доо. – Разве там была подпись дарителя?

– Не-е-ет... – Шая растерянно замотала головой.

– Да и был ли даритель? Возможно, это в похитителе проснулась совесть, – Учитель Доо саркастично хмыкнул, но Шая не заметила сарказма. – Дорогая моя, ты почти потеряла лавку, ты была разорена, но совершенно неожиданно обрела богатство, покрывающее твои затраты и дающее шанс сделать торговлю еще больше, лучше и разнообразнее на радость всему кварталу. Это ли не закон всемирного равновесия в действии?

– Ну... Если Вы так говорите... – нерешительно, плывя сознанием, согласилась Шая.

– Именно так я и говорю. Иди домой, дорогая, отдохни, успокойся, подумай о будущем... Ты никому ничего не должна. И совсем не обязательно всем знать о том, какие загадочные события произошли в твоем доме.

Шая покивала, послушно встала с кресла, направилась к воротам и, лишь на полпути спохватившись, вернулась:

– Это Вам! – протянула она корзиночку. – Спасибо, наставник. И Вам спасибо, молодой господин.

Она низко поклонилась нам обоим и ушла, на этот раз окончательно.

– Твоя работа? – спросил Учитель Доо после недолгого молчания.

Я потупился, но кивнул.

– Почему не спросил совета?

– Я хотел сам разобраться во всем. Хотел проверить себя...

– Ну и как оно вышло?

И я рассказал в подробностях. Несколько раз хохот Учителя Доо прерывал мое эмоциональное повествование, но слушал он с неослабевающим интересом.

– Ну что же, – подытожил он мой рассказ, – слава Судьбе, никаких фатальных ошибок ты не совершил... Несказанно повезло, что эти демоны уже общались с людьми и смогли правильно оценить твои вопиюще плохие манеры. Балькастро! Надо же, уже дефенсор, а я еще помню его одетым в шерсть аколитом. Да и Иниго вырос не только размерами... Как быстро летит время.

Он потянулся к корзиночке:

– Что там у нас? Я наконец-то проголодался, – и, кинув в рот пару крохотных рисовых пирожных, удовлетворенно вздохнул. – Я тобой доволен.

3. Магия костей

Вершина лета одарила привычной для столицы жарой. Днем улицы квартала Ворон плавились под яростным солнцем, листья деревьев выгорели и поникли, как уши спаниелей, практически не давая тени. Большинство жителей прятались в прохладе лавок и мастерских. Истомленную зноем тишину нарушали лишь деловитый перестук ткацких станков, скрип гончарных кругов и пыхтение горна в алхимической лаборатории Мунха, сопровождаемое клубами вонючего дыма. Случайные прохожие передвигались короткими перебежками, прячась в спасительной тени домов, да изредка, бряцая оружием, по улицам проходил патруль стражи. Хранитель Сию как дитя радовался жаркой погоде. Практически весь день он оставался в облике обычного серого кота и лениво охотился за разомлевшими мышами. Миска мелко шинкованной говядины и тень могучей шелковицы вполне примиряли его с реальностью.

Жизнь в «Доме в камышах» начиналась с рассветом с обязательной тренировки «единой нити». Днем мы валялись в бассейне купальни. В прохладе церемониального зала, развалившись на отдраенных мною лежанках, читали трактаты о приемах охоты на мелкого и крупного зверя, сочиняли стихи на древнем наречии, больше похожие на нескладные и неловкие молитвы в храмах Судьбы, а ближе к вечеру, когда прохлада окончательно покидала раскалившиеся стены дома, выходили в тень сада на медитацию. За пару недель под деятельным руководством Учителя Доо я обустроил весьма уютный уголок: на небольшом холме, окруженном старыми сливами и низкорослыми кустами барбариса-годжи, выложил круг камней, засыпав внутреннее пространство мелким озерным песком. В эту песочницу Учитель вкопал специальные чурбачки для стояния на одной ноге разного размера и высоты, распиленные так, чтобы рисунок годовых колец обнаруживал не только уникальность каждого, но и включался в общий ансамбль.

Медитация оказалась весьма опасным занятием. На первом уроке я изо всех сил старался очистить сознание, добросовестно отстояв по пятнадцать минут на каждой из своих ног и игнорируя противную дрожь в коленках. После чего самоотверженно приступил ко второй фазе: изображению на песке символа «спокойствие». Когда замыкал его конечный элемент, знак вдруг налился густо-синим цветом и взорвался. Взрывом разметало не только песок, но и вкопанные чурбачки. Учитель, стряхивая с шапочки мусор вперемешку с осыпавшимися листьями слив, сокрушенно покачал головой:

– Храмовое наречие пока исключим. Попробуй сделать надпись на современном бахарском, надеюсь, это избавит нас от жертв и разрушений.

С течением дней коленки начинали дрожать позже, чурбачки становились выше, медитации длительней. У меня стало получаться писать и даже рисовать, удерживая контроль над движениями кисти и вдохновением. Живопись и каллиграфия превратились в инструмент связи с изнанкой, лишив удовольствия от безоглядного погружения в поток воображаемого. Куккья это, безусловно, повергло бы в уныние, но Иса во мне лишь философски пожал плечами – значит, не судьба! Учитель наконец-то перестал называть меня «мой юный друг» и тыкать пальцем, а песочница уже не напоминала полигон для испытания пороховых зарядов.

После захода солнца квартал оживал. Жители собирались компаниями, рассаживались за столиками кабачков, пили, пели, ссорились, смеялись. У нас же было тихо: учитель, удобно устроившись на кушетке, углублялся в какой-нибудь мудреный трактат, а я, как ни старался, ни на чем не мог сосредоточиться и то и дело замирал, прислушиваясь к звукам улицы. Учитель, видимо, посочувствовал моей скуке и вечерами стал отпускать побродить.

Я наслаждался вечерней прохладой, любовался садами, шелестящими листвой из-за высоких заборов, с интересом наблюдал за театром теней, иногда дававшим свои представления на плотных занавесях окон. Мне отчаянно хотелось прикоснуться к простым и необременительным человеческим отношениям, хоть ненадолго стать частью чего-то большего, чем маленький мирок «Дома в камышах». Во время одной такой вылазки меня окликнул владелец кабачка, из которого я больше месяца назад изымал наклюкавшуюся Шаю. Это был немолодой грузный северянин с густой проседью в кудрявых волосах и лиричными синими очами, чья поэтическая красота уравновешивалась крупным мясистым носом.

– Привет, парень! Что же ты бродишь, как неприкаянный? Заходи в гости, – он гостеприимно распахнул передо мной дверь.

Мне предоставилась возможность более внимательно рассмотреть сам кабачок. Сельский стиль: беленые стены, высокая стойка из массивных каменных плит, вместо столов деревянные бочки, окруженные табуретками. За стойкой высились полки, заставленные чугунными котелками и сковородками, старинными кувшинами и деревянными блюдами. Нарочито грубый интерьер оживляло огромное окно, заключившее в свою раму картину уютного сада, заставленного легкой плетеной мебелью.

– Садись за столик, я угощу тебя особым напитком, – кабатчик доброжелательно кивнул в направлении окна.

Кресло было удобным, несмотря на хлипкий вид. Ветерок свеж, разговоры тихи и расслабленны. Откуда-то издалека доносились слегка фальшивящие звуки флейты, но это только добавляло очарования тихому летнему вечеру. Немногочисленные завсегдатаи играли в шашки и домино, потягивая напитки из высоких бокалов и тяжелых глиняных кружек. Рядом с досками для игр притулились легкие закуски – сырные шарики, сухарики в чесночном соусе, креветки и кольца копченых кальмаров. Две немолодые женщины за соседним столом негромко сплетничали под ароматный чай, смакуя кусочки кремового торта и раскладывая пасьянс... Статусу обители порока, как ее описывают в книжках, это заведение совершенно не соответствовало.

Кабатчик подошел неслышно, легко удерживая одной рукой увесистый серебряный поднос. На нем высился узкий сосуд с длинным изогнутым носиком и фигурной крышкой, изящная чашка и тарелочка с обжаренными ломтиками белого хлеба и кубиками масла. Ловким движением кабатчик намазал маслом хлеб, налил в чашку содержимое кувшинчика и с дружелюбной улыбкой поставил все передо мной. Напиток и вправду был незнаком. Горячий, густой, светло-коричневый с бежевой пенкой... он пах одновременно и горько, и сладко. И на вкус оказался таким же.

– Что это?

– Какао, дар далеких земель, – с улыбкой пояснил кабатчик и присел рядом. – Варится из особых бобов и молока.

Я внутренне содрогнулся и сглотнул, сдерживая тошноту. Молока? Сырья для сыра и масла? Употреблять в пищу жидкость, вырабатываемую коровами... Но в семье нас учили вкушать самые экзотические блюда не выдавая отвращения. Я хрустнул хлебцем и смело отпил еще. Кабатчик испытующе смотрел на меня:

– Меня зовут Умин. Ты будешь желанным гостем в моем заведении, – ободряюще кивнул он вслед следующему глотку.

– Спасибо, Умин. Мое имя Аль-Тарук, и я рад быть твоим гостем, – столь же церемонно ответил я.

С каждым новым глотком напиток казался все приятнее. Последние капли растаяли на языке, оставив на прощанье вкус тягучей сладости.

– «Какао»... – я покатал его во рту, – очень подходящее слово.

– Лучше всего это пить долгими зимними вечерами. Приносит душе радость, а животу сытость. Я варю его для своих особых клиентов... Мало кто способен оценить какао по достоинству.

– У нас не принято употреблять в пищу молоко.

– Да. Это было твое маленькое испытание, – лукаво улыбнулся Умин, сверкнув своими чудными глазами.

Он заговорщицки наклонился ко мне и заговорил нараспев, как сказитель:

– Молоком диких кобылиц вспаивают железных воинов степей Кайджуна, молоком тучных коров лакомятся черноокие нежные красавицы Зебанавара, молоком упрямых жилистых коз поддерживают силы изнуренные работой простолюдины Канамарки... и только благословенный Бахар отвергает этот дар жизни.

Он откинулся на спинку стула, жалобно скрипнувшую под весом массивной спины, и торжественно воздел вверх палец:

– Но какао не для простых людей, а среди бахарцев есть о-о-очень непростые люди. Бобы привозит брат мой, торгующий с заморскими странами. Говорят, жители их черны как ночь, скоры на расправу и верны в приязни. Этот напиток предназначен для ищущих необычного... Сегодня я угощаю тебя за свой счет, но надеюсь, – хитро улыбнулся он, – ты еще не раз придешь насладиться им по собственному желанию.

Я согласно кивнул, околдованный цветистой вязью слов.

С этих пор стал заходить к Умину почти каждый вечер. Дорогое какао заказывал не часто, под особое настроение, в основном пил чай со сладостями и наблюдал за посетителями. Степенный поставщик воды Суфьян ад-Фатых любил сравнивать качество вин из разных частей империи. Он много путешествовал и, казалось, по единственному глотку влаги мог воссоздать вкус мирового океана. А уж если глоток был не один – мировой океан становился ему по колено. Владелец самой большой местной оранжереи Мулилле Ананта был страстным спорщиком и азартным игроком, исследующим пороки и пристрастия всех холостых жителей квартала в надежде найти надежных мужей для своих, безусловно, прелестных, но увы, многочисленных дочерей. Этим же занималась Ло Лита, молодая вдовушка учителя классической словесности Гуаньберта Гуаньберта, скончавшегося в весьма преклонных годах. Стоит уточнить, что действовала она в собственных интересах. Постепенно они привыкли к моему присутствию и приняли в свою компанию. Я то присоединялся к играм в шашки или кости, то меня привлекали к дискуссиям о проблемах воспитания подрастающего поколения, где я служил в доводах оппонентов примером как «pro», так и «contra».

Не меньше поводов для бесед находилось и у остальных завсегдатаев. Иногда разговор за одним столиком перекидывался на соседние, а там захватывал и весь сад, и в этом общем разговоре каждый мог высказать свое мнение и задать вопрос. Тут уж я только успевал крутить головой по сторонам, чтобы не пропустить ни единого слова. Доставалась мне также своя порция сплетен, будоражащих квартал. С некоторых пор причиной бурных споров была загадка личности таинственного незнакомца, скрывающего лицо широкополой шляпой, а фигуру – длинным плащом. Он появился в квартале не так уж давно, но уже оставил после себя шлейф разбитых сердец молодых служанок, садовниц и ткачих. Но в последние дни очарование тайны незнакомца слегка померкло: все судачили о загадочной шайке воров, появившейся в квартале. Все больше общественное мнение склонялось к тому, что преступники не были людьми, и проводило аналогию с происшествиями в «БакОлейной лавке». Заодно услышал, что свое постепенно выправляющееся финансовое положение Шая объяснила тем, что, до столицы, наконец, добрался караван с товаром, заказанным и оплаченным давным-давно, а духоборец Мельхиор загодя изгнал вредящих делу духов. Хорошо придумала. Добропорядочные обыватели сожалели, что не могут немедленно воспользоваться профессиональными услугами для защиты имущества, поскольку упомянутый духоборец отбыл по своим духоборческим делам.

Похождения удачливого повесы, признаться, не вызывали особого интереса, но с кражами все обстояло иначе: первый опыт поимки воришек породил энтузиазм охотничьего пса, вставшего на след. Пользуясь возможностью, я выспрашивал у посетителей кабачка Умина все, что им известно о совершенных преступлениях, интерес представляла любая мелочь. Рассказы подстегивали воображение, и размышлять я продолжал даже в песочнице, что не могло не сказаться на качестве тренировок. Учитель Доо сердился, я рассеянно кивал в ответ на его упреки и замечания, но выбросить мысли из головы просто не мог и в конце концов решил записать и привести в систему то, что удалось вытянуть из посетителей кабачка. Складывалась такая картина:

1. Все преступления были совершены в течение последнего месяца;

2. Вторжению подверглись зажиточные дома квартала, но их хозяева не имели административных должностей и не были защищены семейными связями с представителями власти. Пострадавшими оказались:

Сяолян Канола – богатая вдова;

Веймин Замагр – ювелир;

Генгис Абхиманью – хозяин одной из крупных гончарных мастерских;

3. Все преступления совершались перед рассветом или после заката, когда почтенные домовладельцы еще спали или готовились ко сну;

4. Злоумышленников ни разу не смогли учуять сторожевые псы;

5. Следов взлома на дверях не обнаруживалось, но вторгшиеся громили комнаты, из которых крали ценности;

6. Похищены наличные деньги, отложенные на домашние расходы, не самые дорогие украшения и безделушки;

7. Основные накопления и драгоценности пострадавших остались нетронутыми, и злоумышленники даже не приближались к тайникам;

8. Их никто не видел, хотя следы проникновения обнаруживались практически сразу.

Странность этих краж на самом деле бросалась в глаза, что и подвигало меня постоянно размышлять о людях, способных совершить такое. Я оперировал лишь сведениями, полученными от посетителей кабачка Умина, очень не хватало достоверной информации, и получить ее не представлялось возможным. Причинами выступали, во-первых, юный возраст, из-за которого меня не принимали всерьез, а, во-вторых, отсутствие социального статуса, позволяющего изучать место преступления лично.

Как-то вечером мне было особенно скучно, и я заторопился к Умину, даже не поужинав, чем вызвал ехидную усмешку Учителя Доо. Заказал чаю, сладостей и стал дожидаться окончания кона у игроков в кости, чтобы подменить кого-то из них. Коротая время непринужденно болтал с Ло Литой и ткачом Веньяном. Вдруг их глаза удивленно округлились. Гул голосов стих. Я обернулся: в сад вплывала Шая в сопровождении высокого незнакомого мужчины. Он выглядел более чем солидно, но сразу не понравился мне. До тошноты. Может быть, реальность чуть сместилась относительно привычной оси... А может, дело было в щегольски завитой и подкрашенной хной бородке, высокомерном взгляде томных глаз, полуприкрытых тяжелыми веками, в общей ауре превосходства, которую излучала его статная фигура, затянутая в дорогую шелковую куртку с отделкой из золоченых витых шнуров.

– Господин Мельхиор, – загалдели мои собеседники, призывно взмахивая руками. Морок развеялся. – Просим к нам!

– Ну что вы, – снисходительно улыбнулся тот узкими, саркастично изогнутыми губами. – Неужели не видите, что я пришел с дамой? Не сейчас... не могу... сожалею...

Поминутно раскланиваясь с завсегдатаями, он подвел Шаю к заранее подготовленному столику, уставленному холодными закусками. Она проплыла мимо, даже не ответив на мою улыбку. Просто скользнула равнодушным взглядом, будто я был докучливым незнакомцем, обременяющим ее излишним вниманием. Из кухни спешил Умин, баюкая в руках тяжелый кувшин с длинным узким горлом, залитым сургучом. Добродушно прогудев приветствие, артистично смахнул невидимые пылинки с прозрачных бокалов и наполнил их густым и, судя по насыщенному цвету, совсем не дешевым вином. С поклоном пожелал приятного вечера и удалился на кухню. Выждав какое-то время, я последовал за ним.

– Я правильно понял...

– Да. Это наша местная знаменитость, духоборец Мельхиор Железный, – сварливым голосом пробурчал тот. – Э-э, почему всполошился? Уж не ревнуешь ли ты Шаю, малец?

– Что ты! – засмеялся я над столь нелепым предположением. – Никогда раньше не видел его, вот и интересуюсь. Шая мне знакома давно, а этого... – я не смог сдержать раздражения, – первый раз вижу.

– Да уж, – усмехнулся кабатчик, – я помню, как ты высиживал ее в день... да! как раз когда закончились ее несчастья. Кто бы мог подумать...

– А что случилось-то? – было интересно, как изменение судьбы бакалейщицы прокомментирует кабатчик.

– Да кто его знает! – отмахнулся Умин. – Но Шаю как подменили. Выгнала жениха, привезла из храма Смерти священника, он в лавке три часа молитвы пел, Мельхиору, вон, чуть ли ни руки целует... – и пояснил, в ответ на мой удивленный взгляд, – за ее счет этот пир, сама все оплатила. Как он вернулся из деловой поездки, так сразу сюда притащила. Благодарит. Да смотрю я, заказы снова к ней пошли, на лад все движется... В общем, чудны дела твои, Вечносущее Небо, – он раскрытой ладонью описал перед лицом круг.

Я растерянно молчал. И впрямь, в последнее время в бакалейной лавке нестерпимо пахло ладаном, Шая больше не шутила по-свойски, улыбалась натянуто, как бы выстраивая между нами и собой невидимую стену. Однажды даже прилюдно отругала грузчиков, неаккуратно обошедшихся с заказом «уважаемого господина Мельхиора», что было совершенно не похоже на ее обычное обращение с работниками.

– Ну, Бу, говорят, сам сбежал, – уточнил я, справедливости ради.

– Может, и сбег, – благодушно согласился кабатчик, оттирая до блеска тарелку. – Он ведь в долги влез под залог лавки, думал, как Шая работать станет – тут он и разбогатеет... – кинул пронзительно-синий взгляд из-под кустистых бровей. – А если Шая ему, скажем, отказала?.. Если, вон, Мельхиор и взаправду духов выгнал, которые паскудничали на ее складах? Толку ли Бу с тех займов? Только пропить! Прихватил денежки, да и сбег. Ростовщики злы были, как кобры, – Умин довольно хохотнул, – в розыск объявили... да разве в империи так просто найдешь кого? Затеряться в наших просторах – проще некуда, а с деньгами-то и подавно.

Ох ты ж! Я чуть не треснул себя по лбу кулаком. Конечно, Шая на самом деле поверила, что ритуал, проведенный Мельхиором, спас ее. Благодаря ему духи вернули деньги, прекратили кражи и избавили от нежеланного брака. Потому она и сторонится нас, что мы знаем о деньгах и побеге Бу больше, чем следует... Но разве стоит нас опасаться?

И вдруг сердце кольнула обида: никто не оценил моих личных заслуг в поимке духов-воришек и восстановлении справедливости! О них даже не знают...

Но пора было возвращаться к ужину, все равно из Умина я уже вытянул все, что он позволил вытянуть.

Слова Шаи остановили на входе в сад: «Все знают, что за беда приключилась со мною! Уважаемый Мельхиор помог в трудном деле...» Дружная компания моих ежевечерних собеседников сгрудилась у ее столика, а господин Железный вещал ощутимо нетрезвым звучным голосом:

– Конечно же, эти дерзкие преступления – суть безумства духов, зловредных и злочинных. Поэтому если рассудок, жизнь и сохранность жилища дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот, когда силы зла... э-э-э... я хотел сказать, может воспользоваться моими услугами и обеспечить свою безопасность за разумную плату...

– Я жду Вас завтра, уважаемый... – щебетала с придыханием Ло Лита, просительно заглядывая в глаза сидящему духоборцу, для чего ей приходилось сгибаться в пояснице, с трудом определяемой в пухлой фигуре.

– А потом сразу ко мне, будьте любезны... – не отставал от нее гончар Иизакки, тряся тощей бороденкой и почти подпрыгивая от нетерпения. – Я живу рядышком.

– И я...