Текст книги "Земля неведомая"

Автор книги: Елена Горелик

Соавторы: Светлана Головко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)

– Теперь назад мне ходу нет, сами понимаете. Провалившихся шпионов убирают безжалостно, – Галка понимающе кивнула, и Этьен продолжал. – Ренегатов тоже не жалуют. Так что отныне не будет у вас более преданного слуги, чем я, – И поклонился Галке с почтительностью. – Мой генерал.

– Принимаю твою присягу, – хмыкнула она, – Но слуги мне не нужны. Мне нужны друзья.

Этьен невесело улыбнулся, и в этот момент в дверь каюты постучали.

– Подходим к рейду Сен-Доменга, – сообщил вахтенный из коридора. Видимо, Эшби не велел ему заходить в каюту. Ну, и слава Богу – вопросов меньше.

– Спасибо, сейчас иду, – откликнулась Галка, надевая камзол. Потом поднесла руку ко лбу, провела по волосам.

Голова не болела.

17

На фортах Сен-Доменга были установлены восемь нарезных орудий, точно таких же, как на трёх кораблях пиратской флотилии. Но стрелять с качающейся палубы или с каменной стены – это, как говорят в одном причерноморском городе, две большие разницы. Ещё при установке орудия хорошенько пристреляли, и теперь ближе чем на полторы мили к форту подходить рискованно. «Гардарика», «Сварог» и «Перун» эту невидимую границу пересекли спокойно. Зная, что ни одна пушка крепости не выстрелит, если никто не начнёт стрелять с кораблей. Следом в кильватерном строю шли «Жанна» и «Дюнуа», ещё не оснащённые нарезными орудиями, но в ближнем бою очень опасные – они были быстрее и маневреннее прочих линкоров эскадры, а по огневой мощи почти им не уступали. Фрегаты выстроились второй линией вслед за «Амазонкой».

Корабли, свернув паруса, остановились в восьми кабельтовых от форта. Вполне достаточно, чтобы открыть огонь по бастионам. И получить от них адекватный ответ. Теперь преимущества по вооружению не было. Было преимущество в маневренности, но это мадам адмирала как будто не волновало вовсе.

– Она словно думает, стрелять или нет, – проворчал д'Ожерон, стараясь не пропустить самое интересное.

Он сказал только это, но подумал куда больше. Впрочем, он был слишком умён, чтобы говорить вслух всё, о чём думал.

– Если она промедлит с атакой ещё хотя бы полчаса, у вас будут все основания отдать её под суд, – не слишком довольно проговорил де Баас.

Д'Ожерон невесело усмехнулся. "Смешно, – подумал господин губернатор. – Каким образом де Баас теперь собирается отдавать её под суд?" Он уже понял, что сделал большую глупость. Если мадам Спарроу решит пойти с колонистами на переговоры – кто сможет ей помешать? Если решит к бунтовщикам присоединиться – кто сумеет её остановить? Хотя… А кто, собственно, может дать гарантию, что вся эта каша с бунтом не заварена ею самой? Если так, то для чего?…

– Я вам говорил, что мы влипли в прескверную историю? – усмешка д'Ожерона сделалась едкой. – Я ошибся. Мы с вами, месье де Баас, сейчас угодили в такую… – и он назвал точный адрес места, в которое они, по его мнению, угодили.

В те времена, если поблизости не было дамы, и на самых высших уровнях могли ввернуть в разговор непристойность, крепкое словцо. Но сейчас де Баас смотрел на своего коллегу с Тортуги с нескрываемым изумлением.

– Будьте любезны пояснить ваши слова, – сказал он.

– А вы ещё не поняли? – д'Ожерон уже откровенно издевался. – Вы ведь неглупый человек. Можете попробовать просчитать наши шансы против пиратской эскадры, а потом уже заговаривать о каком-то суде. Или вы думаете, эта дама испугается вашего грозного окрика и сама наденет на себя цепи?

– На этот случай у меня есть страховка, сударь, – проговорил де Баас. – Мой человек на борту галеона. В случае, если мадам выйдет из подчинения, ему приказано её убить.

– Надеюсь, вы понимаете, насколько в данном случае это опасно? – нахмурился д'Ожерон.

– Как бы там ни было, а отозвать своего человека или отменить приказ я уже не могу.

– О, в таком случае я буду молиться, чтобы у вашего человека благоразумие одержало верх над инструкцией, – буркнул д'Ожерон. При всём желании он тоже уже ничего не мог сделать. Разве что действительно помолиться.

Ожидание грозило затянуться. Нервы у обоих губернаторов были на пределе: д'Ожерон теребил манжету, де Баас расхаживал по мостику, и оба молчали. О чём ещё говорить? Они здорово прокололись, и дай Бог, чтобы опасения месье Бертрана оказались напрасными… А если нет? Тогда им обоим предстоят долгие и тошнотворные объяснения с месье Кольбером, директорами компании, а возможно, и с его величеством. Бунты и во Франции не редкость, но во время войны улаживать ещё и эту проблему – увольте. Испания ведь не упустит момент, чтобы воспользоваться этой брешью. Маракайбо-то уже придётся отложить на неопределённое время. А там, глядишь, будет готова к выходу в море эскадра, стоящая сейчас на рейде Сантьяго…

– Что это? – де Баас вскинул подзорную трубу, и, убедившись, что зрение его не обмануло. – Что она делает, чёрт бы её побрал?!!

Д'Ожерону и без трубы было видно, как с клотиков пиратских кораблей спускают французские флаги. Плохо знавший мадам Спарроу человек мог бы подумать, что она таким манером пытается уломать бунтовщиков на мирные переговоры. Но уж кто, кто, а месье Бертран хорошо знал эту женщину. Она за всё время только раз спустила флаг. Чтобы тут же поднять на клотик красный вымпел и вступить в неравный бой с испанцами. Но сейчас порты её кораблей закрыты. Стало быть, сражаться она и не думает. Зачем же тогда?…

"Ах, чёрт, я её недооценил!.."

Не красные вымпелы, а точно такие же, как на форте Сен-Доменга, трёхцветные флаги поднялись над пиратской флотилией. Чёрная полоса, белая, красная.

– Вы… вы это видите? – вскричал де Баас.

– Вижу, – пожал плечами д'Ожерон, всем своим видом демонстрируя олимпийское спокойствие.

– Это же заговор! – бушевал де Баас. Он крайне редко впадал в такое бешенство, а тут было от чего рвать и метать. – Голову даю на отсечение: это всё – и бунт в том числе – её рук дело!

– Незачем так кричать: я об этом уже догадался, сударь, – невозмутимо ответил д'Ожерон. – Будьте любезны, успокойтесь, вас может удар хватить – на такой-то жаре. Всё равно мы ничего не можем с этим поделать.

Де Баас выдернул из кармана камзола тонкий батистовый платочек и вытер взмокшее лицо.

– Господи! – простонал он, закрыв глаза. – Д'Ожерон, вы хоть представляете, что для Франции означает потеря Сен-Доменга?

– Ещё ничего толком не известно, сударь, – осадил его месье Бертран. – Шлюпку на воду! – крикнул он боцману. – Месье Вальдемар, – это уже офицеру, стоявшему за его спиной и прилагавшему немалые усилия, чтобы сдержать улыбку, – вы едете со мной.

Де Баас явно хотел сказать что-то насчёт заложников и благоразумия, но промолчал, наткнувшись на холодный взгляд своего коллеги. Что ж, д'Ожерон всю сознательную жизнь водился с пиратами, ему виднее, как поступать.

– Я тоже поеду с вами, – это единственное, что он ещё мог сделать ради спасения своего тонущего престижа.

Имей он дело с другим пиратом – поостерёгся бы. Взять в заложники богатого и влиятельного господина для этих разбойников как раз плюнуть. Но эта дама… До сих пор она брала в заложники только испанцев, да и то – не в пример иным джентльменам удачи обращалась с ними предельно гуманно. А сейчас ей придётся удариться в политику, да и реальной опасности со стороны французов пока не было никакой, так что с этой стороны всё должно быть в порядке. При одном условии, конечно.

Если он сам сумеет сдержаться. Франция далеко. Слишком далеко…

18

– Представляете, какие рожи они сейчас скорчили? – посмеивались пираты, глядя на «Экюель». Говорили они, понятное дело, о господах губернаторах, наверняка сделавших уже выводы из всего увиденного. – Сто чертей им куда не надо… А если сдуру палить начнут – потопим к дьяволу.

– Не начнут, не дураки же они, в самом-то деле, – проговорил Хайме, знавший, что его капитан никогда ничего не делает, не прикинув последствия. – О, глядите! Шлюпка!

– Встретим дорогих гостей как положено, – усмехнулась Галка. – С берега, я вижу, вышел кто-то под парусом.

– Это ял, – сказал Джеймс. – Ветер ему не попутный, но будет здесь раньше шлюпки.

– Замечательно.

Пока всё шло чётко по плану, без сюрпризов. Пока… Если же де Баас сумеет переломить д'Ожерона, и Влад останется на «Экюеле» в качестве заложника, то ситуация может стать весьма интересной, малопредсказуемой…и опасной. Но губернатор Тортуги и Сен-Доменга слишком умён, чтобы пойти сейчас на такой риск. Всё, чем он располагал на данный момент – пара фрегатов и шесть штук кораблей помельче. Но его сила была не здесь, в Мэйне, а в Версале. И если вопрос поставить не тем ребром и не в той плоскости, то ссора с Версалем обеспечена. Тогда рано или поздно их задавят. А нет на свете ничего горше мимолётного успеха…

…Когда шлюпка с «Экюеля» пришвартовалась к борту «Гардарики», Галка встретила гостей во всеоружии. Она ещё за пару кабельтовых высмотрела, что едут оба губернатора в сопровождении трёх офицеров. В числе коих был и Влад. Разум возобладал над вполне понятными чувствами, и теперь на пути странной республики – полупиратской, полуторговой, с зачатками высоких технологий – может возникнуть только два препятствия. Враги – понятно. Испанцы, узнав о случившемся, форсируют подготовку своей эскадры. Если опять губернатор с вице-адмиралом не разругаются в пух и перья. Англичане тоже любители прибрать к рукам чего плохо лежит, и могут прозондировать почву на предмет халявы. Халявы, понятно, не предвидится, но попытки урвать кусок будут непременно. И это не могли не понимать оба губернатора. Потому Галка крепко надеялась на их здравый смысл. Ну, и кое-что интересное – в качестве вкусной приманки…

– Господа, рада вас видеть на борту «Гардарики», – спокойно и вежливо произнесла Галка. Пираты тем временем ненавязчиво взяли прибывших в плотное кольцо. – Нам с вами есть что обсудить.

Де Баас зыркнул на неё, на месье Аллена – недавно прибывшего с берега на том самом яле – но с ним говорили вполне корректно. А это означало, что ещё не всё потеряно. В общем-то, д'Ожерон был прав: хорошо, что Бретонец пока не убил её. Он вполне может сделать это и позже, когда окончательно станет ясно, кто есть кто.

– Мадам, я полагал, что вы окончательно отошли от пиратства, но увы, мои надежды оказались напрасны, – де Баас, однако, позволил себе начать разговор с выпада в адрес этой дамы. Если она играет в мужские игры, то пусть не обижается, если с ней и разговаривать станут по-мужски. – Имя вашему поступку – измена.

– Ни в коем случае, – проговорила женщина. – Будь всё это изменой, по вашим кораблям открыли бы огонь. Кое-кто из капитанов даже выдвигал подобную идею. Но я её отклонила, и знаете, почему? Во-первых, я не хочу, чтобы французы стреляли по французам. Во-вторых, вы ещё не оценили всей политической выгоды, которую Франция может получить от этой коллизии. И наконец, у вас на борту был мой брат, – тут Галка весело улыбнулась и подмигнула Владу.

Д'Ожерон обмахнулся надушенным платочком. Так получилось, что он стоял на самом солнцепёке. От палубы поднимался смоляной душок, из камбуза доносился запах жареной рыбы, пиратам, окружившим делегацию, тоже было жарко. И эту неудобоваримую смесь – а ведь на пиратском флагмане вообще было куда чище, чем на прочих судах – не мог побороть даже окрепший ветер.

– Нас безусловно радует ваше желание уладить дело мирным путём, мадам, – произнёс он. – Но зачем же было доводить до крайностей? И кто этот месье? – он кивнул в сторону гостя с берега.

– Робер Аллен, – учтиво, но с достоинством, поклонился «месье». – Я в своё время выкупил верфь Сен-Доменга, господин губернатор, если вы помните. Но в данный момент я говорю с вами не как владелец верфи. Я уполномочен заявить, что если король Франции не может или не желает обеспечить благополучие своих подданных в Сен-Доменге, то Сен-Доменг выходит из подчинения королю Франции. Декларацию о независимости, принятую вчера на совете, я привёз с собой – дабы мадам Спарроу имела возможность либо поставить свою подпись, либо отвергнуть её положения.

– И мадам подписала, – д'Ожерон уколол Галку ледяным взглядом.

– Конечно, подписала, – усмехнулась та. – Сьер де Шаверни кое в чём был прав. Что же это за армия и флот без страны? И что за страна без армии и флота? Курам на смех.

Мрачные губернаторы переглянулись…и помрачнели ещё больше.

– У вас был чудесный шанс послужить Франции, мадам, – не без скрытой язвительности сказал де Баас. – Де Шаверни был прав ещё кое в чём: это великая честь. Но вы, к сожалению, предпочли её отвергнуть.

– Отвергнуть? – в серых глазах пиратки загорелся опасный огонёк. – Здесь вы правы. Я действительно кое-что отвергла. К примеру, эту унизительную зависимость от деляг из Вест-Индской компании. Как бы я ни сопротивлялась, они всё равно убили бы все мои замыслы и дела. В зародыше. Эдакий политико-экономический аборт, прошу прощения. Ещё я отвергла это ожидание у моря погоды… пардон – ценных указаний из Версаля. Пока напишешь письмо, пока оно дойдёт – если вообще дойдёт; пока король изволит его прочесть – если изволит… А будет ли ещё реакция – Бог его знает… Мы не можем позволить себе немыслимую роскошь жить задним числом, господа. Мэйн – это такое место на земном шаре, где нужно жить своим умом.

– Мы не отвергнем дружеских отношений с Францией, господа, – добавил Аллен. – В случае, если Франция сочтёт нужным их предложить. Но мадам Спарроу права: если Франция согласится с тем, что мы будем жить по своему разумению, то ничего, кроме чистой выгоды, она не получит.

– Вот как, – д'Ожерон обладал удивительным чутьём на выгоду, какова бы она ни была. Слова месье Алена действительно могли обернуться немалой прибылью. Если повести себя должным образом. – Вы желаете вести переговоры по всей форме, господа?

– Именно, – ответил Аллен.

– Не удобнее ли это будет делать в кают-компании?

– А зачем? – Галка пожала плечами, и добавила под смешки пиратов. – Здесь все свои, чего стесняться-то? Впрочем, если вам тяжело стоять, сейчас вынесут стулья и натянут парусину.

– Я помню ваш спор с господином де Шаверни по поводу всеобщего обсуждения важных вопросов, – криво усмехнулся де Баас. – Что ж, если ваша команда желает присутствовать при историческом событии, – тут его усмешка сделалась язвительной, – я не имею ничего против.

– Не только присутствовать, но и участвовать, – уточнила мадам капитан. – И уверяю вас, сударь, ирония здесь неуместна. Это действительно историческое событие. Но вот какого масштаба – судить уже не нам с вами…

…Оба губернатора были политиками по профессии, а пиратка – по призванию. А когда политики начинают "перетягивание каната" – кто, кому и за какую выгоду должен что-то уступить – это как правило надолго и всерьёз. Обе стороны вымотались до предела. Помнится, пираты предлагали Галке заставить губернаторов вести переговоры в присутствии совета капитанов. Только Билли был против этой затеи: мол, не будем давить на них ещё и полным составом совета, они и так будут очень сильно расстроены. Пусть думают, будто представляют из себя что-то важное, всё равно решение принимать не им, а королю. Мы так или иначе получим свою гавань, свою страну, но вот надолго ли – зависит от того, насколько д'Ожерон и де Баас поверят в наше дружелюбие… Когда солнце стало подбираться к западному горизонту – переговоры и впрямь затянулись – стороны пришли к некоему соглашению. Закрепив его на бумаге, отметили это дело праздничным ужином – на все двести пятьдесят человек… Солнце зашло, и на бархат тропического неба кто-то щедрой рукой высыпал пригоршню звёзд-бриллиантов. Губернаторы, вежливо отказавшись от приглашения остаться на борту «Гардарики» или переночевать в городе, отправились на «Экюель». А Галка, сидя на планшире и держась рукой за вантину, смотрела на звёзды. Помнится, едва ли не самым первым её впечатлением от этого мира был торжественно сияющий Млечный Путь. Пять с лишним лет не жизни, а выживания из кого угодно выбьют романтическую пыль. Но Галка так и не разучилась восхищаться великолепием этого зрелища. В общем-то, не сохрани она в себе эту способность восхищаться красотой мира и мечтать, ничего бы этого не было. Ни ограбления Картахены на двадцать с лишним лет раньше, ни захвата Сен-Доменга, ни, тем более, провозглашения его независимым государством. В Мэйне на какое-то – и весьма недолгое – время появилась бы женщина-пиратка. И закончила бы она свои дни в лучшем случае в бою. А в худшем – не стоит описывать, это не для слабонервных. Но эта мечта превратила обыкновенную, в общем-то, бандитку в сильного руководителя, за которым пошли никогда не признававшие ничьей власти пираты.

Галка не только нашла свой курс. Она обрела и свою гавань.

Надолго ли?

19

– Что, трудно быть демиургом?

Влад, ни дать, ни взять, думал о том же: надолго ли? И у него были целых две причины для волнения: Исабель и дочка. Пропадёт он – им тоже не выжить.

– Демиургом… – хмыкнула Галка, не без сожаления отрываясь от зрелища Млечного Пути – на него она могла бы смотреть хоть вечность. – Скорее, камнем, брошенным в воду и не желающим тонуть.

– А что, есть разница? – усмехнулся Влад. – Лично для меня – нет.

– Тогда что же тебе не нравится, братан? – Галка хитро прищурилась. В скудном свете кормового фонаря её лицо казалось отлитым из светлой бронзы. Тропический загар тогда был не в моде, но во всём, что касалось внешности, она плевала на условности, сохраняя право быть собой.

– Я не уверен, что французы согласятся принять твоё предложение.

– Ну… Я в этом тоже не на сто пудов уверена, но всё-таки… Ты бы отказался пригрести чужими руками такой шикарный островок как Куба? И за компанию получить весь технологический цикл по производству нарезных пушек – в обмен на признание независимости и поставки лотарингской руды? Или на целых двадцать лет поиметь нехилые торговые льготы?

– Вряд ли, – с улыбкой ответил Влад. – А ты бы смирилась, если бы у тебя из-под носа увели такой жирный кусок как Гаити, да ещё условия при этом ставили?

– При большом желании и адекватной замене – пожалуй, смирилась бы.

– Ну ты, блин, политик, – хмыкнул Влад. – Честное слово, сколько тебя знаю, до сих пор привыкнуть не могу. Откуда в тебе это?

– Что – это?

– Умение убедить человека в своей правоте, даже если ты врёшь.

– Ну, брат, это и есть самый главный компонент для успешной карьеры политика, – негромко рассмеялась Галка. И тут же, прекратив смеяться, призналась: – А ты в курсе, как меня сегодня перетрясло? Причём, не один раз. Месье Бертран… Удивляюсь, как он раньше нас не раскусил.

– Он до последнего не верил, что ты решишься, – сказал Влад. – Да тут никто на твоём месте не решился бы. Вице-губернаторство в кармане, чего ещё надо?

– А у меня запросы чуть побольше, чем у Моргана.

– У тебя… Ведь это Билли настаивал на варианте с независимым государством, а не ты.

– Я предпочитаю не столько говорить, сколько делать. Ну, а Билли – он же вне себя от счастья, – Галка улыбнулась. – Сбылась его – и не только его – давняя мечта. Не зависеть больше от капризов левой пятки дяди за океаном, а строить жизнь по своему усмотрению… Правда, Причард предупредил, что не всем капитанам это придётся по душе…

– А чего ты хотела? Мало кто из братвы захочет ради своей гавани пожертвовать хоть каплей своей вольницы.

– Насчёт "мало кто" ты чуток погорячился, но всё равно этого не миновать… А, ладно! – Галка махнула рукой. – Можно подумать, это единственная проблема, которая нам светит в ближайшем будущем. А своя гавань… Многие парни прямо говорят: вот это именно то, за что и сдохнуть не стыдно.

– Парни – понятно. А за что готова умереть ты?

– Блин, и ты тоже взял моду задавать неудобные вопросы, – рассмеялась Галка. – Научила на свою голову!.. За что я готова умереть, спрашиваешь? – совершенно серьёзно сказала она пару секунд спустя. – За будущее для Жано, для твоей Кати, для других детей. За то, чтобы страна, в которой им предстоит жить, не стала для них диким лесом, где каждый шаг – это борьба за выживание. За то, чтобы они могли учиться, чтобы стали по настоящему знающими людьми, и тогда им не будет страшна никакая лапша на уши. Помнишь, как Ефремов писал? "Нельзя быть свободными и невежественными". Тысячу раз прав был старик. А если нам удастся воплотить этот девиз в жизнь и не погибнуть, то тогда можно будет сказать, что мы жили не напрасно.

– Как говорил герой одной известной книги: "Не слишком ли сильно сказано?" – Влад ещё в своём родном двадцать первом веке устал от "сильных фраз" с нулевым содержанием, сыпавшихся из уст разного рода деятелей.

– Знаешь, братец, – проговорила Галка, – бывают ситуации, когда пафос уместен. Просто подзатаскали его, используя по делу и без дела.

– А, – протянул Влад, уже с юмором. – Прости, я, грешным делом, подумал, будто ты заболела профессиональной болезнью наших политиков.

– У меня иммунитет на этот вирус, – Галка хихикнула, вспомнив родину. И тут же мотнула головой: кажется, подступает очередной приступ мигрени, и пора на боковую. А то так совсем сгореть недолго. – Ладно, брат, пошла я баиньки. Тебе тоже советую выспаться – завтра денёк будет ничем не лучше этого.

– Да уж, выпроваживать из города всю контору Вест-Индской компании… Не завидую, – искренне посочувствовал Влад. – Ну, всё, спокойной ночи… сестрёнка.

Самый лучший способ для политика-ничтожества доказать свою значимость и незаменимость – убедить народ, что при его власти люди живут в сущем раю. А раз для построения рая в отдельно взятой стране клёпок в голове не хватает, то существует один испытанный метод: показывать людям всяческие ужастики. Там что-то взорвалось, упало, затонуло, а там вообще стреляют. В общем, пипл, живите и радуйтесь, что у вас всего этого нет. Пока нет.

Я ещё в своём времени задавала ярым либералам один вопрос. Ответа, который не вызывал бы у меня дикий хохот, я так и не услышала. А вопрос таков: почему при тоталитарной советской власти, под тяжёлой пятой «кровавой гэбни», население росло, а при суперположительных демократах и «свободе слова» – народ попросту вымирает? И ведь не только в Украине. Сказки про то, что аборты в Союзе не делали вообще, чуть ли не под страхом смертной казни – полная фигня. У моей матери могло бы быть четверо братьев или сестёр, но бабушка решила, что ей достаточно одного ребёнка. И никто её за это в КГБ за шиворот не тащил… А биологи давно дали бы ответ: популяция вида уменьшается при изменении условий проживания этого самого вида к худшему… Надеюсь, дальше пояснять не надо?

Здесь, в семнадцатом веке, кстати, мораль ещё иная, религиозная в полном смысле. Количество детей не зависит ни от материального, ни от социального положения, а только от здоровья женщины. Со мной, наверное, что-то не то, раз за четыре года у нас с Джеком получились только два выкидыша на ранних сроках. Братва даже и не знала, что я вообще была беременна. Но речь о другом. Речь о том, что в моём времени родители имеют возможность выбора – рожать или не рожать. Когда они не знают, какая напасть ждёт завтра их самих, то как они могут быть уверены, что их ребёнок получит нормальное образование, хорошую работу, возможность самому иметь детей? И какое решение они в большинстве случаев примут?…

Страх и неуверенность в завтрашнем дне убивают нас в прямом и переносном смысле. Нельзя бояться. Страх – это бессилие, поражение и смерть. Он – наш самый главный враг.