Текст книги "Земля неведомая"

Автор книги: Елена Горелик

Соавторы: Светлана Головко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)

2

– Мадам, вы не вправе отправлять этих людей обратно!

– Месье д'Ожерон, если я не отправлю этих людей обратно, мне придётся отправить их на виселицу! – бушевала Галка. – Вы хоть видели, кого там прислали? Вор на воре сидит и взяточником погоняет! Это как изволите понимать? В Бастилии устроили день открытых дверей, или его величество таким элегантным способом избавляет метрополию от чиновного ворья?

– Мадам, успокойтесь, – ледяным тоном проговорил д'Ожерон. – Ваше негодование понятно, я и сам не в восторге от происходящего. Но воля его величества…

– Скажите лучше – месье Кольбера!

– Меня вызывают во Францию, – месье Бертран понял, что эту даму не переубедить. – Отплываем послезавтра. И не далее, как через семь или восемь недель я смогу передать месье Кольберу ваши соображения относительно благоустройства Сен-Доменга. Я также не исключаю возможной аудиенции у его величества. Но, сами понимаете, я не уверен в том, что к моему мнению прислушаются.

– А вы будьте чуть поубедительнее, – Галка немного сбавила тон, но в глазах по-прежнему горели опасные огоньки. – Тогда и прислушаются. Сен-Доменг ни в коем случае нельзя превращать в место ссылки! Тут и так хватает проблем с законом – это я о себе и о братве, между прочим – а уж если начнут из Франции этапы слать… Короче, мы не для того отсюда испанцев выжили, чтобы создавать в Мэйне пороховой погреб, способный взорваться от любой искры. Если уж на что и нужна эта земля, то для того, чтобы быть форпостом Франции, а не её выгребной ямой. Будьте добры, изложите это месье Кольберу как можно доходчивее.

– Но если всё же он не пожелает внять?

– Что ж, я искренне хотела как лучше…

…Солнце, просвечивавшее сквозь церковный витраж, разбрасывало по полу цветные блики. Галка нарочно выбрала время между службами, чтобы послушать тишину и полюбоваться на этот цветной полумрак. К тому же, нужно было успокоиться после утреннего скандала. Новоприбывших «колонистов» с ручонками, жадными до чужих денег, она так и не выпустила с кораблей. Пусть катятся обратно. Они – враги всего, о чём она мечтала… Галка не знала и знать не желала, кто проводил в соборе службы до вторжения. Из Франции уже пришло письмо, что скоро в Сен-Доменг назначат епископа, но мадам капитан знала: для французов, как и для её соотечественников, понятие «скоро» тоже растяжимо до бесконечности. Могут торжественно объявить новое владение епархией, но епископа прислать лет через десять. Потому в соборе Санта-Мария-де-ла-Энкарнасион распоряжался старый отец Пабло. Один из немногих испанцев, решившихся остаться в захваченном французами городе. Не потому, что он надеялся на доблесть испанского флота и решимость сеньора архиепископа вернуть потерянную колонию. А просто потому, что уже не мыслил своей жизни без этого собора. К тому же, старик читал не только Библию и канонические тексты, знал пять языков помимо испанского и латыни, умел поддерживать не только богословские беседы. Общение с ним для Галки и Джеймса было истинным удовольствием: по-настоящему образованных людей в Мэйне всё-таки маловато. А наезды со стороны прибывших из метрополии французских чиновников… На этих Галка быстро нашла управу: самых ретивых отметелили в тёмных переулках её пираты, а прочие, убоявшись за свои рёбра и физиономии, притихли. Хоть и затаили злобу.

– Донья Алина, – старик любезно поприветствовал эту даму, хотя, присутствие в католическом соборе иноверки, да ещё в мужской одежде, было вопиющим нарушением всех мыслимых церковных правил.

– Добрый день, отец Пабло, – женщина учтиво поклонилась в ответ. – Зашла спросить, всё ли в порядке, и не нуждаетесь ли вы в чём-либо.

– Благодарю за заботу, сеньора, у меня есть всё необходимое и для содержания собора в порядке, и для проведения служб, и для поддержания своего бренного существования, – с добродушной иронией ответил священник. – Вы сегодня пришли одна.

– Мой муж занят, – Галка решила не уточнять, что Джеймс был занят укреплением береговых батарей. – А я, собственно, хотела бы узнать ваше мнение по поводу парочки вопросов… если вы не против, конечно.

– О, донья Алина, вы можете спрашивать меня о чём угодно, я с удовольствием отвечу.

"Симпатичный старик, – подумала Галка. – И совершенно открытый, никаких фиг в кармане и камней за пазухой. Если бы все отцы церкви – причём, не только католической – были такими же, скольких проблем можно было бы избежать?…"

– Отец Пабло, – она старалась как можно точнее сформулировать свою мысль на чужом языке. – Мне сегодня задали вопрос: если расхождение между православной и католической церквами не такое уж сильное – пара слов в "Символе веры" и разночтение относительно того, исходит ли Святой Дух от Сына – то почему я не приму католичество?

– И что же вы ответили, сеньора? – лукаво прищурился старик.

– Я сказала, что подумаю и дам ответ вечером, – не менее лукаво улыбнулась Галка. – А сама пришла спросить вашего совета.

– Видите ли… – отец Пабло замялся. – Как католический священник я обязан был бы разрешить это сомнение в пользу перехода в лоно матери нашей святой церкви. Но как человек… Как давно ваш народ исповедует христианство? Простите, историю восточной церкви я изучал лишь отрывочно.

– Официально с девятьсот восемьдесят восьмого года, – уж что, что, а историю своей страны Галка, в отличие от многих её современников, знала хорошо. – Неофициально – гораздо раньше. Во всяком случае, есть даже легенда, будто апостол Андрей проповедовал среди скифов, а они наши предки.

– Следовательно, ваша страна имеет многовековые традиции, – кивнул старик. – И отречься от них для вас равносильно предательству. Ведь если вы откажетесь от веры предков ради избавления от преследования, ради общественного положения или материальной выгоды, то кто даст гарантию, что вы однажды не откажетесь от обязательств перед вашими людьми?

– Лучше, чем вы сейчас сказали, мне не сказать никогда, – Галка склонила голову в знак уважения. – Это действительно странный для католического священника совет, и потому я никому не расскажу, что подали его именно вы. Но есть ещё один вопрос. Более глобальный, так сказать…

– Вы приняли какое-то решение, но не знаете, насколько оно верно, – догадался старик.

– Можно сказать и так, – произнесла Галка. – Скорее, я приняла решение, но боюсь о нём говорить.

– Вы суеверны?

– Нет. Боюсь, что если я проговорюсь, мне не дадут совершить задуманное.

– Речь идёт о…военном походе на владения Испании?

– В том-то и дело, что нет… – вздохнула Галка. – Я не могу пока вам сказать, в чём именно заключается моя идея, но одно могу утверждать точно: если мне удастся её реализовать, и я неверно поставлю дело, то врагов у меня будет – весь мир.

– Я смог бы дать вам дельный совет, если бы знал все тонкости, – задумчиво сказал отец Пабло. – Но раз вы не желаете посвящать меня в эти тонкости, то дело наверное того стоит, – он усмехнулся. И, выдержав небольшую паузу, добавил: – За то небольшое время, что я вас знаю, сеньора, я сделал кое-какие выводы. Вы странный человек. С одной стороны, вы умеете быть предельно жестокой как к себе, так и к своим людям, и к противнику. Если это необходимо. С другой – вы последовательно искореняете насилие над беззащитными, используя в качестве инструмента не только убеждение, но и приказ, и всё ту же жестокость, если ваш приказ нарушен. Я слышал о том, как вы казнили английского капитана и его команду за бессмысленное уничтожение двух наших поселений. Кажется, вы так же казнили испанского и французского капитанов?

– Да, чтоб никому не было обидно, – мрачновато усмехнулась Галка. – Вы осуждаете меня за эти убийства?

– Кажется, вы сами себя за них осуждаете, сеньора. И это в какой-то мере хорошо. Пятая заповедь гласит: не убий. Но раз вы понимаете греховность своих поступков, то путь к спасению для вас не закрыт. Хуже обстоит с теми, кто пытается оправдать свои грехи служением некоей высшей цели. Жизнь – бесценный дар Господа. И отнятие её противно его замыслу, какими бы благими целями люди ни прикрывались…

– Отец Пабло, со мной вы можете говорить свободно, я не донесу, – сдержанно улыбнулась женщина, правильно истолковав его оглядку по сторонам. – А если кто рискнёт это сделать, – добавила она чуть громче – на всякий случай, вдруг всё-таки подслушивают, – то я боюсь, что в очередной раз нарушу пятую заповедь. Причём, весьма нехристианским способом.

Невесёлая усмешка священника больше была похожа на гримасу печали. Отец Пабло не фанатик, но вынужден чуть не ежедневно с таковыми общаться. А значит – скрывать свои истинные убеждения.

– Вы вольнодумны, сеньора, – сказал он. – В наше время это большая редкость.

– Я понимаю, почему, – Галка позволила себе нотку иронии. – Но я уже не изменюсь. Может быть, к старости. Если доживу, в чём у меня есть большие сомнения.

– Но вы уже сейчас видите свет, сеньора. Что же до прочих, то я не устаю молиться за их прозрение.

– Прозрение… Жизнь, вы говорите, бесценный дар Господа? А как же быть с теми, кто её отнимает просто потому, что им это нравится? Ведь есть же такие… особи. И проповедь с молитвой против этого зла, увы, бессильны. Значит, такое зло нужно останавливать теми средствами, которые будут более эффективны в данный момент времени. Скажем, петлёй или пулей.

– Возможно, это и так, но поступая так, вы губите свою душу, – покачал головой священник. – Убивая даже ради искоренения зла, вы становитесь на одну доску с теми, кого убиваете.

– Вот именно, – согласилась Галка. – В том-то и дело, что кто-то должен взять на себя такой грех. Иначе все эти, прошу прощения, нечистоты придётся разгребать ещё очень долго – вашим методом. Он даст результат. Через сотни лет. Но скольких жизней будет стоить этот долгий путь? И сколько всякого – не буду выражаться в святом месте – ещё пожирует за счёт добрых людей? Нет. Осуждая меня, вы правильно делаете. Но я из тех, кто расчищает дорогу для таких, как вы – милосердных проповедников. Моя душа будет погублена? Пусть. Невеликая цена за избавление от отморозков. Или хотя бы за начало такового процесса.

– И вы готовы заплатить столь кошмарную цену за то, чтобы мы могли безбоязненно нести свет Божий в души людей? – отец Пабло, если Галке не изменяло зрение, был неприятно удивлён. Или даже напуган, но хорошо это скрывал.

– Я это уже делаю.

– Следовательно, вы тоже оправдываете свои убийства высшей целью…

– Нет. Я не могу оправдывать ничьи убийства – ни свои, ни тех, кого я сама убиваю. Потому что вы правы: отнятие жизни противно Господу. Но я слышала ещё у себя дома такие слова: допустить зло – всё равно, что творить его самому. Вот я и живу по этому принципу, зная, что меня ждёт в итоге. Но иначе не могу. Просто не могу. Вы видели старика, которому сожгли ноги, чтобы узнать, где он спрятал своё имущество? Вы видели девчонку четырнадцати лет, изнасилованную полусотней выродков? Вы видели разрубленного пополам мальчишку, вся вина которого заключалась в том, что он пытался защитить мать или сестру? Если видели хоть раз, то вы должны понять, почему я убиваю.

– Здесь дилемма, – задумчиво произнёс священник. – Сложно сразу сказать, кто из нас насколько прав. Ведь мир в самом деле беспримерно жесток. Но и я вижу некую надежду. Ведь от бессовестных убийц подобные вам мстители отличаются как раз тем, что в их душах горит огонь великой любви к людям.

– Слишком сильно сказано, отец Пабло. Это точно не про меня.

– То-то и оно, что про вас, сеньора. Не будь в вас этого огня, вам было бы всё равно, какое зло творится вокруг. Лишь бы оно не касалось вас лично. И, глядя на истерзанных несчастных, вы бы не загорались иным огнём – гневом, желанием отомстить за их боль. Восстановить справедливость хотя бы таким жестоким способом… Знаете, а ведь вся разница между сеньором Морганом и вами именно в том, что в вас есть эта любовь к людям. В нём её не было и в помине. Во всём прочем вы удивительно схожи.

– Вы знали Моргана?

– Я был в Маракайбо.

– Тогда позвольте восхититься вашей верой, отец Пабло. Только святому дано сохранить столько милосердия в душе после того, что вам пришлось там увидеть.

– Не присваивайте мне столь высокого звания, сеньора, – улыбнулся старик. – Моё терпение и моя вера – результат прожитых лет. И вы, если на то будет воля Божья, в моём возрасте будете рассуждать так же. Хотя… Вы – воин. Вы будете сражаться, пока не упадёте замертво. Но время воинов рано или поздно пройдёт, и тогда…

– И тогда настанет ваше время. А я и будучи в аду порадуюсь этому, – Галка как бы подвела черту под разговором. – Главное, чтобы не настало время подлецов.

– Я не могу ни благословить вас, ни осудить, – ответил отец Пабло. – У нас с вами попросту разные задачи. И всё же не теряйте вашей веры, что бы ни случилось. Вы понимаете, о чём я говорю.

Тяжёлая красивая дверь едва слышно скрипнула, в проёме ослепительно – в полумраке собора – сверкнуло выбеленное солнцем тропическое небо. Парочка испанцев, мужчина и женщина, одетые как люди среднего достатка. Пришли помолиться в тишине.

– Не буду мешать, – тонко улыбнулась Галка. – К тому же, у меня есть ещё пара дел до вечера.

– Удачи вам во всех ваших делах, – ответ старого священника был двусмысленным. Впрочем, при посторонних он и не мог выразиться иначе.

Испанцы холодно, без особой приязни, кивнули пиратской адмиральше. Та кивнула в ответ и преспокойно вышла – в этот океан света, затопивший старейший в Мэйне европейский город.

Странно. Она не чувствовала себя здесь чужой.

3

Возвращение господина д'Ожерона на фоне событий в Сен-Доменге прошло как-то даже незаметно. Оно совпало с грандиознейшим скандалом, устроенным этой чёртовой пираткой. Нет, чтобы уладить вопрос миром. В конце концов, деньги есть деньги, и если бы она согласилась тихонько положить в карман десять тысяч ливров, то представители Вест-Индской компании, предложившие взятку, вернули бы эти деньги сторицей в течение месяца. Но нет! Обязательно надо было вызывать своих головорезов, орать, грозиться повыгонять из города представителей компании… Что и говорить: московиты – сущие варвары… Д'Ожерону доложили об этом, само собой, едва он оказался на пирсе. Но, вместо положенного ему по рангу возмущения, реакцией на доклад представителя компании стала саркастическая усмешка.

– Вы ещё не знаете, с чем я прибыл из метрополии, сударь, – месье Бертран сходу озадачил обеспокоенного клерка. – В контору компании я, разумеется, наведаюсь, но лишь после того, как выслушаю доклад мадам.

– Но, господин губернатор…

– Я привёз много интересного, – загадочно проговорил д'Ожерон. – Так и передайте. Ступайте, сударь. Вечером я переговорю с господином директором.

Расстроенный клерк ушёл, а господин д'Ожерон в сопровождении двух офицеров – невозмутимого Кадоля и ухмыляющегося Влада – степенным шагом направился в Алькасар де Колон.

Галка, когда ей это было нужно, умудрялась поставить вверх тормашками даже самый тихий и приличный дом. Вот и сейчас резиденция гудела, как растревоженный улей: последнее распоряжение мадам насчёт поддержания местных ремесленников и организации мануфактур поставило на уши всех, кто имел свой – и весьма неплохой – процент от перевозки товаров из Европы. Пиратка отчего-то решила, что колонистам будет куда лучше покупать, скажем, дешёвые местные ткани, чем баснословно дорогие европейские. Во всяком случае, если она наладит здесь производство – неважно, чего – то это "неважно что" уже не принесёт желаемого дохода компании-монополисту… Одним словом, возмущению честных торговцев не было предела. И господин д'Ожерон застал весьма живописную картину, слегка напоминавшую ему процесс ограбления испанцев в захваченных пираткой городах. С той лишь разницей, что доны вели себя относительно тихо, а здешние французы возмущённо кричали, размахивали руками, то и дело вскакивали с мест. Пиратка же преспокойно восседала в красивом резном кресле – ни дать, ни взять, помнившем ещё Диего Колона, одного из основателей Санто Доминго – и наблюдала эту картину с таким видом, будто собралась зевнуть. Наконец, дав господам негоциантам выкричаться, она откинулась на спинку кресла и подняла руку – жест призыва к тишине. В первые мгновения этого никто не заметил. Но затем вернулся на место и притих один торговец, за ним последовал другой, третий, четвёртый… Через пару минут в зале воцарилась мрачная тишина. И в этой тишине д'Ожерон в сопровождении своих офицеров неспешно проследовал на почётное место – за большим столом с красивыми резными ножками и узорной столешницей, набранной из различных пород дерева. Рядом с пираткой. Что, естественно, не добавило присутствующим оптимизма. Галка же, весело подмигнув названому братцу, скрестила руки на груди и со слегка нагловатой усмешечкой воззрилась на купцов.

– Господа, – сказала она на своём корявом французском. За эти годы произношение у неё улучшилось ненамного, хотя, она честно старалась. – Причины вашего возмущения мне ясны, как Божий день. Однако, входить в ваше положение и отменять свои распоряжения я не намерена. Почему? Сейчас объясню… Как официальное лицо и представитель власти, я обязана заботиться обо всём населении вверенной под мою ответственность колонии. То есть, об их жизни, здоровье и довольстве. А при таких ценах на завозные ткани население Сен-Доменга, боюсь, скоро начнёт одеваться по индейской моде – в набедренные повязки. Что для добропорядочных христиан, согласитесь, неприлично. Во-вторых, я намерена обязать плантаторов отводить определённый процент земли под засев хлопком, маисом, пшеницей. Завалили сахаром весь Старый Свет, а хлеб вынуждены завозить. Так нас без всякой осады Испания задавит – достаточно будет лишь перехватывать торговые суда. В-третьих, я намерена добиться полной отмены для французских колоний государственной монополии на соль. А то, прошу прощения, фигня какая-то получается: захватили остров с залежами нормальной, пригодной в пищу соли, а эти умники из метрополии первым делом закрыли все испанские копи, наставили там патрулей, и привезли к нам соль из Бреста. Да ещё намешанную пополам с землёй. Маразм полнейший. Родная земля – это конечно приятная вещь, но только не в тарелке. Даже буканьеры возмущаются: они теперь и мясо как следует засолить не могут – незаконно. Они почему-то должны платить сумасшедшие деньги за натуральную отраву, а это означает – так, на минуточку – подорожание солонины в три-четыре раза. Всего-навсего. Хорошая забота о французском колониальном флоте, нечего сказать. А что говорить о людях, не способных выложить пять ливров за фунт этого патриотичного мусора? Они либо вынуждены обращаться к контрабандистам, либо тайком копают её сами, потому что в нашем климате без соли не выжить. Выходит, колонисты без всяких преувеличений идут на нарушение закона ради спасения своей жизни. Но самое главное: я слышала на днях кое-что похуже. Соль через океан возить уже не будут. Начнут тихо разрабатывать здесь, на месте мешать с землёй, чтоб не отличалась от завозной, а продавать по прежней цене. Извините, господа, но вот это уже настоящее преступление. В связи с чем я делаю официальное заявление о начале расследования. Кое-кого встретят на выходе, не удивляйтесь. А остальным я вот что скажу: извольте не возмущаться, – добавила Галка, повысив голос, – а работать на благо Франции. Лично я понимаю его как благо каждого из подданных французского короля, в том числе, и простых колонистов. А как понимаете его вы, мне безразлично… Кстати, если кто-либо из вас надумает написать на меня донос – мол, поносила его величество и злостно ущемляла его королевские права – можете не пачкать бумагу. Его величество и без вас в курсе, что я за птица.

Ровный гул, повисший в зале после её слов, был наполнен разочарованием пополам с испугом и плохо сдерживаемой досадой: мол, неужели нельзя было назначить кого-нибудь посговорчивее? Тот же д'Ожерон, например, охотно входил в долю и закрывал глаза на некоторые деликатные вещи.

– Есть вопросы? – поинтересовалась Галка. – Если есть, задавайте, не стесняйтесь.

– Мадам, его величество отдал Сен-Доменг во владение Вест-Индской компании, и вам это известно, – хмуро проговорил один из представителей вышеназванной компании – некий господин Готье. На его холёных пальцах и на эфесе декоративной придворной шпаги сверкали такие самоцветы, что сразу становилось понятно: он представляет весьма не бедную фирму. – Ваши же распоряжения противоречат сему указу его величества. Ведь если колония является собственностью компании, то вполне естественно предположить, что именно компания должна устанавливать правила торговли, ставки пошлин и монополию на те или иные товары.

– А вы никогда не задавались вопросом, почему французы, желающие пополнить запасы провианта, охотнее заходят в английские гавани? – Галка ждала этого вопроса, и ответ у неё был готов заранее. – Это притом, что у англичан действует какой-то акт, весьма невыгодный для иностранных судовладельцев. Англия всеми способами поощряет своих торговцев и производителей товаров. Почему Франция считает необходимым поступать наоборот? У неё много лишних денег?

– Но монополия, мадам, и есть вернейший способ быстро и в полном объёме собрать нужные средства…

– Монополия на что? На продукты питания? – фыркнула пиратка. – Любая монополия на жизненно важные продукты преступна, и порождает одно злоупотребление за другим. Какие – я приводила примеры. Из жизни. И терпеть эти злоупотребления далее не намерена. Монополия оправдана либо на стратегические товары вроде пороха, оружия и боеприпасов, и то лишь при условии строжайшего контроля, либо на атрибуты азартных игр. Всё прочее – от лукавого.

– Повторю свой вопрос в иной формулировке: вы собираетесь спорить с его величеством? – недобро усмехнулся неугомонный оппонент.

– Прежде я поспорю с вами, – сказала Галка. – А потом уже делом постараюсь доказать его величеству свою правоту. Вы против? Ваши проблемы. Я же здесь для того, чтобы решать проблемы колонии и колонистов. А если вы вдруг собрались каким-то образом увеличить список этих проблем, то головной боли прибавится не у меня, а у вас. Это я гарантирую железно.

Ропот в зале усилился до возмущённых криков, и тут же утих под суровым взглядом пиратки. Уж французы-то лучше других знали: у неё слова с делом не расходятся.

– Господа, – д'Ожерон счёл, что самое время ему вставить своё веское слово. – Прошу вас не возмущаться по поводу распоряжений мадам Спарроу, ибо я уже изложил всё вышесказанное его величеству и месье Кольберу. Если вас интересует, какова была реакция, то я привёз указ его величества о назначении мадам вице-губернатором южной части Сен-Доменга. Надеюсь, дальнейшие разъяснения не нужны?…

…Вот кому Галка была искренне рада, так это братцу. За те месяцы, что они не виделись, Влад изменился. И, по мнению названой сестрицы, снова к лучшему. Во всяком случае, уверенности в себе у него стало побольше. Офицер французского флота, как-никак. И, пока д'Ожерон гостил во Франции, Влад помотался с Тортуги на Мартинику, с Мартиники на Гваделупу, с Гваделупы в Пти-Гоав и Кап-Франсе, оттуда обратно на Тортугу… В Сен-Доменг его почему-то не посылали, и Галка догадывалась, почему. Чтобы не водился с плохой пиратской компанией. Ведь это только она с мужем почти безвылазно сидела в Сен-Доменге. Прочие капитаны, решившие остаться на французской службе, то и дело ходили в рейды… прошу прощения – диверсионные операции на коммуникациях противника. Требютор вон недавно умудрился в одиночку захватить испанский торговый галеон и фрегат сопровождения, остальных просто потопил. Так что пиратствовала недавно сформированная эскадра Сен-Доменга вовсю, и опасения господ губернаторов по поводу Влада были не лишены оснований. А ну как вспомнит старое и начнёт подбивать команду «Экюеля» к неповиновению?…

– Ну, блин, и видок у тебя! – смеялась Галка, разглядывая братца. – Нет, Влад, борода тебе не идёт, поверь мне как женщине.

– Да это так, эксперимент над собой, – Влад с усмешкой провёл ладонью по своей короткой ещё бороде. – Вот если не понравится Исабель – точно сбрею на фиг… Ты-то здесь как?

– А, – Галка махнула рукой, сразу перестав смеяться. – Кручусь, как белка в колесе, занимаюсь не своим делом. Да ты и сам видел. Предприниматели хреновы… А я предупреждала д'Ожерона: если возьмусь тут всё обустраивать своими методами, они взвоют.

– Не боишься? – Владик знал, что если купца прищемить за кошелёк, можно и беды какой-нибудь дождаться.

– Этих? Нет. Вот если за дело примутся деятели уровня Кольбера и директоров компании, тогда можно будет начинать бояться. Но я рассчитываю завершить наше дельце до того, как нами займутся всерьёз.

– Я не буду спрашивать, сможешь ты это сделать, или нет, – Влад всё всматривался в лицо сестрицы, пытаясь понять, что же в ней изменилось. – Если надеешься – всегда есть шанс на успех. Но вот одно меня смущает… Не слишком ли много случайностей может повлиять на твои планы? Плохая погода, встречный ветер, явление испанской эскадры в самый ответственный момент? Всего не просчитаешь.

– Влад, я и не пытаюсь просчитать всего, – пожала плечами Галка. – Но насчёт испанцев – есть одна идея. Правда, сперва нужно будет подраться с голландцами. Месье Бертран меня уже обрадовал: через месяц всей толпой выступаем к Мартинике, на свидание с самим Рюйтером.

– Меня он тоже обрадовал, тем же самым, – усмехнулся Влад. – Рюйтер… А ты знаешь, что на его «Айнтрахте» шестьдесят пушек, как на твоих красавцах-линкорах? Знаешь, наверное. Ладно, ты сейчас скажешь, что на одной «Гардарике» уделала два испанских восьмидесятипушечника и ещё один линкор с фрегатом. Но там был дон Педро, флотоводец из него как из меня программист. А здесь будет Рюйтер, и он своё дело знает очень хорошо.

– У Рюйтера есть одна слабость, – Галка, попав в прошлое, внимательно изучала описание сражений европейских флотоводцев, и делала должные выводы. Потому и стала одним из самых удачливых пиратов Мэйна. – Он привык к европейским театрам военных действий, и полагается не только на умение, но и на число. Помнишь Картахену? Вот тут то же самое. Но сейчас нам придётся вернуться к старой пиратской тактике – брать внезапностью и наглостью. Против этого, ты сам знаешь, количество кораблей и пушек у противника не является решающим фактором. Правда, голландцы в рукопашную дерутся ничуть не хуже французов…

– Зато гораздо лучше англичан, – уверенно заявил Влад. – Ты поэтому не приглашаешь ямайскую братву?

– Спасибо, с меня одного Роджерса хватило. Хотя, там есть пара толковых капитанов, которых не помешает сманить к нам. Но это мы отложим на потом. После того, как познакомимся с Рюйтером. Михал Андреич – дядя куда более серьёзный, чем адмирал Эверстен или лихач Бинкс… А теперь, братец, – улыбнулась Галка, – ну её на фиг, эту стратегию с политикой! Пошли лучше обедать. Я сейчас пошлю кого-нибудь, чтобы сообщили Джеймсу – он тоже будет рад тебя видеть!

Сколько я ни крутила в голове разные варианты, всё равно прихожу к одному единственному выводу: нет для страны ничего хуже, чем производство оружия, отданное в частные руки. Пока страна живёт мирно, ни с кем не ссорится, эти частники сидят себе тихо, пробавляются мелкими заказами да изготовлением штучных шпаг для господ офицеров. Но стоит этой стране провести хоть одну победоносную войну – всё, кранты. Разбогатевшие на военных поставках частники типа Круппа уже никогда не смирятся с возвратом к прежним скудным заработкам мирного времени. Они тут же – ещё чернила на мирном договоре просохнуть не успеют – начнут толкать свою страну к новой войне, и под этим соусом доить бюджет по полной программе. Надо же расширять рынок сбыта, не так ли?…

У нас никогда не будет Круппа и круппов, клянусь.