Текст книги "Мир оранжевой акварелью (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
– Тебя спасать пришла.
– Да ну? – весело удивился Зача. – Вот же какая молодец.
– А ты можешь без иронии?
– Сложно, – скривился парень. – Но, я попробую: Зоя, я – не принцесса в башне. А ты – не бродячий подстаканник. У тебя даже коня нет. Кстати, а где он?
– Кто? – от неожиданности выдала я.
– Люса.
– Я ее сюда не пустила. Она в антураж своим ярким нарядом не вписывается. И вообще, Люса – не конь. И я сама сегодня уже была принцессой. С почти рыцарем. А ты… да просто, хам, – а потом вспомнила про свою «важную информацию». – А ты знаешь, что это окно – ненадежное?
– Знаю. Проверил, когда удивился второй решетке на нем.
– Это как? – прищурилась я в перекрестья между нами.
– Очень просто. Видно, на днях поставили. Еще раствором попахивает с моей стороны, – беспечно пояснил мне узник. Я же совсем растерялась:
– Зача, а как же я тебя тогда…
– Спасешь?
– Угу. Погоди, мне надо подумать.
– Да не надо тебе думать, – хмыкнул тот, ухватившись за свежеводруженную преграду. – Я сам уже все придумал: есть средство надежное, много раз проверенное.
– Какое? – заерзала я в траве.
– Какое?.. Наклонись ко мне поближе.
– Ну?
– Поцелуй. Если ты, конечно, дотянешься.
– Угу, рукой, так точно, – отпрянув, выдала я.
Зача, оторвавшись от решетки, почесал затылок:
– Так я и знал. Ну, хоть пообещай. Может, все ж, сработает.
– Клянусь, – торжественно отсалютовала я. – Зача, а если серьезно? Что будем делать?
– Ждать, Зоя.
– Чего?
– Исполнения аврального плана. И я думаю, уже недолго. У нас с Арсом система обоюдно отработана.
– С Арсом? Так ему же сюда нельзя?
– На то он и авральный, – многозначительно скривился Зача. – Погоди ко, – и, вдруг, исчез из виду. Я же настороженно замерла в стороне от окна. Но, как вновь не старалась, кроме собственного старательного же сопения ничего расслышать не смогла.
Но, зато, два светлых силуэта в высоких фуражках, перекрывшие разом оба прохода, разглядела превосходно.
– Зача… Зача!
– И что же тебе дома то не сидится, Зоя? – почти дружески поинтересовался у меня местный начальник. – Может, сама отсюда выйдешь? – раздвинул он в ухмылке усы, но, вдруг, напрягся. – Двил, а, ну-ка, подержи девушку. Я – к крыльцу.
Второй охранник, загребающий траву с дальней от меня стороны, удвоил скорость. Но нашу «встречу» опередили:
– Зоя, в сторону уходи!
– Тебе же сюда никак нель…
– В сторону, я сказал!
Пришлось нырять прямо под руку брату в тот миг, когда он замахивался своей флибустьерской саблей на вылетающего из-за угла мужчину. И я сначала трусливо отползла вдоль стены. И даже уши ладошками прихлопнула. А потом, вдруг, распахнула глаза: «Нет. Буду здесь до конца. И смотреть – до конца. А то, в прошлый раз сбежала. И что случилось?»
Понемногу, вместе со зрением и слухом ко мне вернулась способность оценки действительности и я сначала пялилась на идущий невдалеке бой, а потом смогла осознать, что Арс дерется отменно. А еще оценила братское «благородство» (навершием по макушке вместо острия в живот). А чуть позже, когда тот, подхватив меня за руку, пихнул в ближайшие от коновязи кусты, смогла разглядеть и численное, почти равное соотношение бьющихся противников. И хоть до этого подобной картины не видела, она, все ж, показалась мне странной. Ведь ни одна из сторон не издавала воинственных воплей или криков о помощи. Будто для тех и других это было ниже достоинства. А еще через пару минут в помощь Арсу и трем матросам с «Крачки» из распахнутой двери выскочил Зача:
– Где Зоя?! Где…
– Я здесь! – пришлось мне отзываться.
– Вот там и сиди! – а то я не знаю? – Эх, хобьи рыла, цапли портовые! Саблю свою некогда искать! – спрыгнул он с крыльца, разбавляя задорным криком тоскливый скрежет металла…
Еще через несколько минут с защитниками местной каталажки было покончено: их, во главе с собственным начальником, связали, «законопатили» рты и волоком стянули в бывшую камеру Зачи. Я же покинула свои кусты чуть раньше, когда увидела, как Арс, зажав левой рукой предплечье правой, опускается на крыльцо. Но, Зача, руководящий «отгрузкой», меня с воплями опередил:
– А, ну, стоять, не голосить! – сам заорал он.
– Зоя, все нормально, – глядя на меня, выдохнул Арс. Однако тут же скривился. – Вскользь прошло. На «Крачке» перевяжут.
– Все нормально? Это тоже в «авральный план» входит? – опускаясь перед братом на ступень, уточнила я. Мужчины переглянулись. Арс скривился снова:
– Иногда… Редко. Сейчас следы уберем и быстро уходим.
– Куда? На пристань?
– Не-ет, – покачал головой брат. – «Крачка» оттуда сразу после Зачи снялась. Скалы за маяком помнишь?.. Мы за ними стоим, а шлюпка нас у семейного причала ждет. Вместе с Люсой.
– Понятно.
– Отлично, – хлопнул Арса по здоровому плечу друг и, закрыв массивную дверь каталажки, со всего маха запустил связкой ключей через дорогу. – Ну что, снимаемся? – констатировали мы их далекое звонкое приземление.
– Ага, – боком приподнялся с крыльца мой брат. – Зоя, я сам!
– Ну и пожалуйста… Зача, а тебя не ранили?
– Ранили, но, чуть раньше и не так легко, как Арса. Сумку свою давай.
– Куда? Когда?.. Да, фу на тебя! – смеясь, припустила я рядом с довольно ухмыляющимся парнем.
Постепенно темень затхлых портовых тупиков растворилась в свежести сини и вспыхнувшая из-за очередного поворота цепочка далеких фонарей, полукругом обозначила пристань. Мы понеслись вдоль нее прочь, и замыкающим, сразу за мной – Зача. С моей же пузатой сумкой подмышкой. А у самого каменного забора между портом и городом, тормознули. Первой наверх слаженно полезла пара матросов. Следом за ними, кряхтя – Арс. Нам же с последним из них пришлось на время затаиться в тени высоких каштанов, пережидая разворот «гуляющих» вдоль причалов охранников. Вот именно здесь, глядя из своего очередного укрытия на далекий свет в окне конторы опекуна, меня и посетила, пожалуй, первая в жизни «смелая» мысль.
– Зача, – не отрывая взгляда от желтого квадрата, выдала я. – Ты здесь постой. Я сейчас.
– Куда это ты, «сейчас»? – ошалело уточнил он и развернулся в том же направлении. – Хобье рыло!
– Сам такой. Я ведь навсегда отсюда ухожу. А там… там…
– Что, «там», кроме твоего мутного опекуна?
– Папино наследство, – уставилась я на Зачу. – Я быстро. Ну, пожалуйста.
– Ну, спасибо, – хмыкнул парень. – Вместе пойдем.
– Капитан? – протянул от забора невысокий матрос.
– А ты давай за остальными и скажи, чтоб на причале нас подождали, – хватая меня за руку, другой перекинул ему сумку Зача. – Пошли за наследством… Хоть что-то из него поимеешь…
Высокое, похожее на колодезный створ здание, казалось, сейчас спит. Лишь фонарь над крыльцом интимно обменивается скрипом с флюгером на крыше. Я даже засомневалась на миг: «Уж, не показалось ли?». А потом на цыпочках припустила за правый угол и уже там, задрав голову ко второму этажу, облегченно выдохнула.
– Что за маневры? – недовольно буркнул подоспевший Зача. – И вообще, объясни наш дальнейший план.
– Авральный?.. Ну-у, сегодня же среда, а, значит, сэр Сест со своими партнерами в суэку [10]10
Разновидность карточной игры.
[Закрыть]на деньги режется. В комнате за его кабинетом.
– А нам надо…
– В его кабинет. И я пойду туда одна. Тихо и незаметно.
– Зоя.
– Зача.
– Хорошо, я – у двери.
На том и порешили. И мой сообщник беспрекословно занял позицию у входа. Правда, с внутренней его стороны. Я же, опять на цыпочках направилась прямиком к рабочему столу опекуна. И уже разглядела в тусклом лунном свете, стоящий с самого его края компас – медную полусферу на дубовом треножнике. И уже протянула к нему руку…
И-и-и-ои… Бу-бух! Бу-бух!..…..
– Сест, что там?
– Не-е знаю… – голос, прозвучавший прямо у меня над головой заставил вжать ее в плечи по самые уши. Мужчина на некоторое время замер. Потом тихо ругнулся и затопал к открывшейся настежь коридорной двери. В аккурат туда, где пару секунд назад еще торчал на посту Зача. Я, казалось, так и окаменела – под столом с ушами из плеч… – По всей видимости, сквозняк! Вот обе двери и нараспашку! – голос снова приблизился, и его обладатель прошел назад. Однако дверь в смежную с кабинетом комнату закрывать не стал. Вместо этого я услышала звук придвигаемого к игровому столу кресла. – Ну что, уважаемый капитан, – с усмешкой произнес мой вернувшийся опекун. – Продолжим с того же места?
В ответ ему ухмыльнулись не менее впечатляюще:
– Уважаемый начальник порта, предлагаю увеличить ставки.
Я закатила к столешнице глаза – вот же встряла! И как теперь отсюда выползать? Для начала же решила просто высунуть наружу нос. Свет из комнаты, заполненной дымом вперемежку с ароматом крепких «мужских» напитков, косо накрывал ровно половину моего нового «убежища». Но, это – еще полбеды. Второй половиной был один из сегодняшних партнеров опекуна, сидящий сейчас ко мне боком. Темноволосый мужчина, заслонившись рукой, пальцами водил по высокому лбу, словно, мысли свои гонял, о чем-то усиленно размышляя. Я, посчитав этот процесс полезным и для себя, не отрывая от него глаз, дала задний ход в фарватер между креслом и крайней ножкой стола… Та-ак… та-ак… та-ак…все хорошо… еще немного…
– Уважаемый капитан!
– Что?
– Ой.
Мужчина повернул голову и на миг остановил рассеянный взгляд на моей застывшей с компасом у груди фигуре. Потом отвернулся и вновь…
– Зоя?..
– Зоя?! – удивленно переспросил сэр Сест. – Это что…ваше предложение по ставке?
– Да они тут сами все с ума посходили… Бежим, – пролетая мимо Зачи, теперь уже в коридоре, понеслась я вниз по лестнице…
Арс ругался долго. Все время, пока Люса бинтовала его предплечье. И тихо брату поддакивала. Но, это уже на «Крачке», в капитанской каюте, подсвеченной двумя разноцветными джингарскими фонарями. А еще здесь трещал дровами камин, в котором уже закипал закопченный медный чайник. И занавеси на высоких окнах надувались, прямо, как паруса… Я спустила ноги из кресла и подошла к насупленному брату. Чмокнула его в щетинистую скулу: «Я тебя люблю». Тот растерянно замолчал. И, посчитав воспитательный процесс оконченным, выскользнула под «парус» на узкий балкон…
– Ух, ты.
– Да… «ух, ты», – сочувственно скривился мне Зача.
– Да я не про то.
– А про что тогда?
– Красиво очень. Мы уходим?
– Ага. Сейчас выйдем из залива и встанем под попутный… Тебе не холодно?
– Нет. Мне хорошо.
– Правда?..
Это было правдой. Отчасти. Потому что мне в этот момент очень хотелось верить: все самое плохое, что в жизни до этого мига случилось, я бросаю здесь, на подсвеченном огоньками берегу. Вот в это я, действительно, верила. Потому как знала точные причины зла и его настоящее имя. Что же касалось другого, совершенно мне непонятного…
Бригантина с «заточенным» для скорости носом. «Сколько она узлов дает?» «Восемнадцать – двадцать». Ее широкоплечий высокий капитан. «Зоя?» Сказано странно со значением. Но, самое «странное»… Корабль, встреченный нами прямо на выходе из порта.
– С ремонтной верфи возвращается.
– Что? – развернулась я на палубе вслед за скользящим мимо высоким силуэтом. Щербатый матрос, сматывающий канат, пояснил:
– В центральных водах недавно штормило. Они там капитально встряли – чуть без рулевого пера не остались и бизань-мачты [11]11
Третья мачта (считая от носа к корме).
[Закрыть].
– Попали в шторм, – эхом повторила я, не отрывая взгляда от паруса, на котором в лунном свете едва различался вырисованный горящий факел. – Попали в шторм. И там гроза была.
– Вы о чем?
– Я?.. Об этой «заточенной» бригантине.
– А-а…
– Зоя?
– Зача?
Парень развернулся ко мне и облокотился на перила балкона:
– Что со свадьбой нашей будем делать?
– Со свадьбой? – выпала я из своего видения обратно. – Так, теперь-то она, вроде как, неактуальна?
– Ну, тогда придется продолжать с промежуточного этапа, – скосился он на распахнутую дверь каюты. – Помнишь про свое обещание?
– Угу.
– Тогда расслабься и не сопротивляйся.
– Звучит, как речь флибустьера над странствующей по морю монашкой… А ты брата моего не боишься? – хихикнула я прямо в приоткрытый мужской рот. Но, словесного ответа так и не дождалась… Просто, мне совсем «хорошо» стало…
Глава 5
Лазурь была повсюду. Будто море срослось с небом. Даже облака у самой линии горизонта, и те висели прохладно-лазурные. Галеон скользил внутри этой «лазурной раковины», бесшумно обгоняя собственную косую тень. Плыл навстречу двум раскинутым в стороны скалистым «клешням». И ярким береговым краскам, видным отсюда лишь пестрыми пятнами, разбросанными по склонам гор. И хрустящему под ногами мокрому песку. Да мало ли чему еще навстречу? Поживем – увидим… Это я так «масштабно мыслить» учусь.
– Крабья бухта – маленькое тихое место, – откорректировал мои «масштабы» Арс, стоящий рядом у перил. А потом обернулся к застывшей с другой стороны Люсе. – Ты твердо решила? Не передумала?
Женщина, вздохнув, погладила плечо его висящей на перевязи руки:
– Арсений, Зоя, вы мне, как дети. И я вас люблю, как своих. Но, пора вспомнить про собственную семью. Может, племяннице моей помощь нужна? За вас-то я теперь спокойна.
– Так племянница твоя в два раза нас старше и по твоим словам, настолько же умнее, – капризно уточнила я. – И замужем давно, и дети у нее взрослые.
– Замужем?.. Дочка, да ты сама скоро туда же, раз из-под надзора вырвалась. Недолго при брате побегаешь.
– Ну, это мы еще посмотрим, – буркнул в сторону штурвала Арс. Зача со своего рулевого мостика на всякий случай расплылся в улыбке. Я тоже – за компанию. – Это мы еще…
– Ох-ох, какой глазастый: посмотрит он. Я вон при ней с утра до вечера была, и то недоглядела. Вместе с опекуном вашим, – смеясь, покачала головой Люса. Арс же понимающе хмыкнул:
– Потап?
– Он самый. Дружок твой давний. И ведь когда успели? Я их…
– Арс! – в ответ на такую тему, громко встряла я. – Ты мне лучше скажи: почему «дружку своему» не дал о себе знать?
– Он сам виноват, – категорично отрезал брат. – Вот, если бы не бросил тебя у портовой каталажки, то обязательно там встретились. И я бы даже с собой его позвал. Я специально Люсу предупредил, чтоб раньше времени про меня не распространялась.
– Понятно. Значит, Потап твою проверку не прошел. А Зача?
– А что, «Зача»?
– Он – какой друг?
– Хороший, но… смотрите у меня. Вернетесь завтра – проверю.
– Это, каким же образом? – с одинаковым интересом уставились мы с Люсой на заявителя. Тот неожиданно смутился:
– Да по глазам. Я ж его знаю.
– А-а, по глазам. А, не много ли ты на себя берешь? Я вообще ни за кого замуж не собираюсь. Художник должен быть свободен душой.
– А-а, – насмешливо прищурился Арс. – Ну, ты сейчас меня успокоила.
– Эй, на палубе! План не поменялся?! – с ладошкой у лба, поинтересовался от штурвала обсуждаемый. Арс качнул головой:
– Нет! Заходим в бухту, бросаем якорь. До берега – шлюпкой, – и добавил уже Люсе. – В гости хоть не передумала к нам?
– Что ты, – шмыгнула та носом. – Как и договаривались – через год. Ну, а если, кто из вас куда раньше надумает…
– Люса! – дуэтом выдали мы с Арсом. Женщина мысль закончила:
– Так только кликните, – и уткнулась мокрым лицом брату в грудь…
Крабья бухта, действительно, была тихой и маленькой. Если не считать три рыбацкие лодки, качающиеся в ее сонных волнах. Люса чуть за борт не выпала, пытаясь разглядеть в ответно тянущих на нас шеи, смуглых мужиках, своих деревенских знакомых:
– Вон тот, под штопаным парусом, вроде как на Дула-шнобеля похож. Хотя у нас полдеревни – носатые. А этот… да, бес его разберет.
Я же ревниво наблюдала за своей взбодрившейся нравоучительницей и тихо вздыхала.
– Зоя, это – глупо, – бросил на ходу, идущий вдоль борта, Зача.
– Что именно? – развернулась я ему вслед.
– Цепляться за свое прошлое. Тем более, ты с ней лишь завтра простишься. Вот завтра и повздыхаешь. Чуть-чуть.
– Да что вы говорите? А вы теперь вместо Люсы будете меня жизни учить? С братом на пару?
– А почему бы и нет? – с улыбкой прищурился на меня наглец. – Жить надо легко. Так, чтобы весь твой мир умещался в заднем кармане штанов.
– Сам придумал?
– Нет. Прочитал… в утренней газете, – доверительно шепнул мне Зача и быстро чмокнул в нос.
– Ну, ты и наглец, – смеясь, проводила я взглядом уходящего прочь мужчину. А потом еще раз глубоко вздохнула… Как же хорошо. Даже страшно… Интересно, что по этому поводу утренние газеты пишут?..
Конечно, утренние газеты вряд ли напишут про страхи и грезы отдельно взятых девиц (если только они на этой почве не «вычудят» чего-нибудь выдающегося). Впрочем, как и про деревню Кверчи, спрятанную посреди дубовых лесов и клеверных пастбищ. Да и людям, живущим в ней, тоже, вряд ли до данного факта есть дело. Особенно племяннице Люсы. Потому как эта высокая длиннорукая женщина, стремительностью движений, сильно смахивающая на ветряную мельницу, слишком занята делом. Важным семейным делом:
– Детка, а ты с медом еще попробуй. С бурратой майский хорошо по вкусу сочетается.
– Да? – удивленно уставилась я на очередной белый шарик на своей тарелке. – Так это же…
– Ну да, сыр! – от всей души расхохоталась Дрина, ради таких гостей (Зачи, двух матросов, меня, ну и собственной тетушки), дела свои отложившая. – А с помидорчиками и перцем пробовала?
– У-у.
– А маслицем с шафраном сверху поливала?
– У-у.
– А плохо потом не станет?
– У… Что?
Зача ехидно добавил:
– Столько сыра стрескать. Это какой сорт по счету?
– Я их не считаю, а ем… М-м-м… Дрина… с медом, это…
– Ну-ну. А у меня еще после второго язык щиплет.
– Что ты говоришь? – навострила уши сыровар. – Тогда попробуй канестрато. Он месяц, как созрел. И к нему подходит вон то красное вино, что из четырех сортов винограда.
– О-о… Пожалуй, канестрато мне… подходит. Дрина, твои аргументы очень убедительны.
– Это еще что, – усмехнулся в пышные усы супруг Дрины. – Видел бы ты ее на ежегодной ярмарке в Белице. Сам от умиления плачу.
– Ну, дорогой, плачешь ты, предположим, не от моих речей, а из-за дегустации за компанию со всеми покупателями подряд.
– А тебе что, так после нее… плохо? – тревожно скосилась я на Зачу. Однако Люса с улыбкой пояснила:
– Да просто, к каждому сорту сыра имеется свой сорт вина.
– Правильно, тетушка Люса. Так давайте же выпьем за гармонию в этом пёстром мире многообразья! – мигом нашелся дегустатор.
– Э вэрро!!! [12]12
Традиционный возглас согласия в Чидалии.
[Закрыть]– дружно зазвенели над столом бокалы и громкий смех.
Я же радостно присоединилась. Потому что и сама, вдруг, ощутила теплые благодатные волны «гармонии». На прогретой июльским ветром веранде, за длинным шумным столом, над которым гудели пчелы. Тыкались в гроздья солнечного винограда и миски с медом. А люди не обращали на них никакого внимания. Людям было хорошо. И еще немного, кто-нибудь обязательно вспомнит про красный, с потертыми мехами баян. Не зря же его выставили на подоконник. А потом и… как там маэстро Бонифас говорил… «в месте, где танцуют, когда счастливы, и когда убиты горем».
– Зоя, да брось ты ее! – темноволосая Ида, точная копия своей матери с другого от меня бока добавила. – Их тут множество летает – пасеки рядом.
Я замерла, накрыв тенью от руки прилипшую к меду пчелу, а потом беззаботно хмыкнула:
– Да я их не боюсь – они меня никогда не жалят, – и подцепила ногтем мизинца страдалицу под брюшко. Пчела, оторвавшись от тягучего плена, криво пошла на взлет. Ида проводила ее взглядом:
– И не мудрено. А еще тебя, наверное, гнус никогда не кусает. И собаки не облаивают.
– Откуда ты знаешь? – качнула я девушку плечом. Ида ответила мне тем же:
– Догадалась. И знаешь, что?
– Что?..
– Да так, ничего. Хотела купаться тебя позвать. У нас тут… озеро недалеко.
– Купаться? – заинтересованно встрепенулся Зача.
– Купаться? – настороженно уточнила со своего конца стола Люса. – Зоя, Идунья, Зача, вы туда серьезно надумали?
– Не-ет, – оценивающе глянула я в свой недопитый бокал и состроила парню гримасу. – Ида, я знаешь, чего сейчас хочу?.. Можно тебя… нарисовать?
– Нарисовать? Ух, ты! – пригладила та густые волосы. – Конечно, можно. Только давай, я платье другое надену.
– Это совсем не обязательно, – опершись рукой на плечо Зачи, со смехом поднялась я из-за стола… И как же хорошо то. Жаль лишь, что кроме нескольких листов бумаги и пары карандашей ничего из Канделверди не прихватила…
Поэтому сейчас, сидя в пол оборота на лавочке за изгородью, рисовала исключительно карандашом и растушевывала подушечкой пальца. Натурщица моя, торчащая рядом, проявляла чудеса терпения в купе с неуемным женским любопытством. Она их чередовала:
– А это…
– Портрет.
– Ух, ты, – и поправила кружевной воротник на груди. На всякий случай. – Меня еще никогда не рисовали. Только в детстве… в тетрадке… Рудик.
– Рудик?.. Это кто? – профессионально прицелилась я к девичьему овалу. Ида поправила теперь прядь, подхваченную порывом ветра:
– Это – мой жених. У нас в сентябре свадьба. Рудик очень умный. Правда, он пока – помощник настоятеля нашего прихода, но Отец Франчезо готовит его себе на смену.
– Понятно…
– А еще Рудик…
– Вот так и улыбайся.
– Хо-ро-шо… А еще у него много разных книг. Он мне их раньше вслух читал. Когда мы…
– На берегу озера загорали?
– Не-ет… Зоя.
– Что?
– А вот мне интересно… Каково это, быть «эхом»?
– Кем… быть? – оторвала я взгляд от работы.
Ида сменила одухотворенную улыбку на смущенную:
– У нас так называют тех, кто носит в себе отголоски древней силы. Мне почему интересно: я такое свечение, как у тебя, всего второй раз у людей вижу. Один раз в Белице, у совсем старой монны. А сейчас – твое.
– Свечение?.. А я вот свечений не вижу, – теперь уже, отчего-то смутилась я сама. – А ты, значит…
– По ветви отца. Его прабабка была магом-целительницей, – качнув головой, пояснила девушка. – А про наше озеро… Я тебе о книгах Рудика говорила. Среди них была и не совсем его – из церкви. Там про историю нашей деревни с самого начала. Ее ведь, четыреста восемьдесят лет назад, клан бенов основал.
– Клан кого?
– Бенанданти. Они через Крабью бухту, по реке сюда зашли. Да так и остались – уж больно им место понравилось. Только, сначала бенам пришлось выжить отсюда племя древнего народа накейо [13]13
Древнейшая цивилизация, населяющая материк Бетан задолго до открытия его алантами. Вымерла по неизвестным причинам, оставив после себя несколько архитектурных памятников, в том числе западные и восточные Врата на территории Ладмении.
[Закрыть].
– Понятно. А причем здесь озеро?
– Так у них, у накейо, там на берегу, храм был. Как раз на месте заброшенной сейчас мельницы. Наши местные стороной то озеро огибают. Говорят, его до сих пор дух этой земли стережет.
– А ты сама? – засунула я в рот кончик карандаша.
– Я? – самоуверенно расплылась Ида в улыбке. – Я же – почти маг. Купалась и много раз. Со мной только девчонки и ходят.
– И что? Видела духа-охранителя?
– Неа. Но, я точно знаю, кто он – наш покойный мельник.
– И откуда такая уверенность? По свечению определила?
– Нет. Я его при жизни ни разу не встречала – он задолго до меня умер. Да только, знаешь что? Рудик говорит, в приходской книге про него ни слова нет. Там за четыреста восемьдесят лет отмечены все поколения жителей Кверчи, а его нет. Хоть он и местным считается, а мельницу заложили через три года после основания деревни.
– Ну-у, мало ли… – надула я щеки. – Может он, просто в церковь вашу не ходил? Поэтому там про него запись и отсутствует.
– Да моя прабабка по отцу и бабка тоже туда не показывались. Однако про них в книге о-очень подробно прописано: до пациентов и их болячек. И еще, знаешь, что? Я тебе сказала, что свечение, как у тебя, второй раз в жизни вижу… у людей. Однако над развалинами нашей мельницы я точно такое же лицезрею очень часто. И не я одна. Отец тоже, – авторитетно прищурилась Ида вдаль. Где, поверх высоких олив в садах темнело у границы гор маленькое озеро. Правда, самого «источника» свечения отсюда, с пригорка, видно не было. Да я бы все равно его не разглядела. А поэтому…
– Та-ак… Лицо – в пол оборота и улыбку обратно.
– Это как?
– Ру-дик… Вот, молодец. Все остальное – позже…
Продолжить позже у нас с Идой как-то не получилось. И сначала причиной тому стал, возникший из калитки Зача. Однако сам процесс рисования он ускорил значительно. Потом нас на пару потащили по местным «сырным святыням», активно живописуя весь ритуал превращения створоженного молока (хотя, створоженье, это тоже – ритуал) в божественно вкусный результат. Очень, конечно, познавательно, но, «чародейство» вкуса после увиденных чанов и прессов сразу в трубу сыроварни улетучилось. В результате, к концу экскурсии я уже откровенно зевала. Идина же угольная макушка торчала из-за изгороди рядом с совсем другой – чуть светлее и гораздо кучерявее.
– Рудольф, – с крыльца прищурилась туда же довольная мать и обернулась к нам. – Вот бы всем так повезло… Вам как стелить то?
– Раздельно, – дуэтом выдали мы, а потом так же слаженно, но, в разные стороны, хмыкнули… Повезет, конечно. Но, не в этот раз…
Хотя, почему в жизни всегда должно везти? Это, наверное, расслабляет. И, наверное, вредно для справедливой самооценки. Вот набожная Люса, например, сопящая сейчас через комнату от меня, если б ее спросили про хроническое везение, обязательно сказала: «Господь испытывает на прочность лишь тех, кого любит». Значит, везение, получается, от его «нелюбви»? Или от того, что до этого слишком долго было наоборот?.. Да и как вообще понять: повезло тебе сейчас или ты просто жизнелюб?.. А, может…
– А может, я, все-таки, сегодня усну?.. О-о-о…
Из распахнутого настежь окна вид на дома внизу и по-деревенски широкие улицы, располагал как раз к полноценному покою. Это вам не шумный портовый Канделверди, где круглыми сутками переливается жизнь. Она лишь краски меняет: днем – солнечно-синие, ночью – красно-зеленые. Здесь же сейчас властвовала одна холодная молчаливая луна. Не особо усердствуя в освещении (а для кого?), она лишь вскользь обозначила границы ночной яви. И только озеро за деревней было отмечено особой честью светила – в его глади луна отражалась. Я прищурилась старательно, обводя взглядом темные далекие берега, но, как и прежде, безрезультатно – мельницу так и не разглядела. Мне лишь на миг показалось, что луна в зеркале озера, вдруг, качнулась. А, может, это меня «повело»? Ведь, давно уже спать пора… Я, зевнув, развернулась от окна к белеющей в темени комнаты постели… Спать. А то: везет, не везет. Вот же дура… А Зача, наверное, дрыхнет давно. Да и что я все с Зачей?.. Наверное, потому что мне с ним хорошо… И как же хорошо то…… Ба-бах!
Сон, накрывший меня с головой, был таким отчетливо-ясным, что все его детали казались обведенными грифелем по краям. И жесткие заросли прибрежного тростника, и мелкие бляшки кувшинок. Я даже их сонный аромат уловила. А ивы-плакальщицы, шелестящие под ветром узкой листвой, казалось, исподтишка за мной наблюдают. Но, самым «прорисованным» сейчас было каменное здание неподалеку на берегу. Высокое, с двухъярусной черепичной крышей и огромным колесом у стены с которого, разбиваясь в брызги, в озеро летела вода. Однако, совершенно беззвучно. Я даже дернула головой: не заложило ли уши?.. Нет. Все остальные звуки наличествовали. Кроме шума вращающегося мельничного колеса… Вращающегося?
– Светлых тебе дней, баголи!
– Чтоб мне провалиться… – а вот это явление в ночи переплюнуло даже бывшую «заброшенную» мельницу – статный мужчина с зачесанными назад седыми волосами и хищным носом птицы орлан, выжидающе замер в нескольких ярдах от меня:
– Зачем ты пришла сюда? – вот вопрос занимательный. Откуда я знаю?
– Наверное, мне захотелось. Откуда я…
– Захотелось? – мужчина позволил себе слегка удивиться.
– Ну, да. Почему бы и нет? – позволила я себе учтивую улыбку – все-таки, дух. Мой собеседник в ответ, вновь преисполнился серьезности:
– Я обязан тебя об этом спросить. Таков ритуал.
– А я в нем уже… участвую? – с пристрастием огляделась я по сторонам, но, изменений в пейзаже не разглядела. – Тайный, запретный?
– Запреты устанавливают люди. Боги же всегда предоставляют нам выбор. И раз ты пришла сюда по собственному желанию, то свой уже сделала.
А странный у нас разговор получается. Не говоря о самом сне:
– И что будем делать дальше?
– Дальше, баголи, за нас все сделает колесо судьбы. Ты же видишь, оно уже вращается.
– Вращается. Точно. И это, видимо, что-то означает.
Мельник терпеливо вздохнул:
– Колесо – наш древний символ, олицетворяющий собой Солнце. Солнце всегда было покровителем моего народа и его защитником.
– Угу, понятно, – изобразила я старательное внимание. Мужчина, оценив, продолжил:
– Но, как нет света без тени, так нет Солнца без Луны, – скосил он глаза на оную и, приложив руку к правому плечу, отвесил ей поклон. – Они, как два небесных супруга, неразлучных и равных по силе. И когда ее теряет один, на помощь всегда спешит другой. Но, много лет назад гармония была нарушена.
– Четыреста восемьдесят?
– Сколько?.. – прервав повествование, уточнил дух. – О, нет. Хотя, ход твоих мыслей, баголи, мне понятен. И он верен: пришлые люди, считающие себя вправе решать судьбы богов, вмешались в законы мирозданья. Они глупы и невежественны, и из-за своей глупости сумели сотворить зло.
– Зло? – насторожилась я. – Так мне со злом надо… сразиться?
Однако дух от таких перспектив напрягся не меньше моего:
– Баголи – не воины. И времена битв давно прошли.
– Уф-ф. То есть, а что тогда?
– Что?.. У каждого – своя роль. И порой, маленький проросший росток способен… способен… В общем, всему свое время, – скомкал конец метафоры повествователь. Я же недоуменно потерла нос:
– Тогда, зачем я сюда, по-вашему, пришла?
– Запустить колесо.
– А, если…
– А, хочешь, я покажу тебе свой народ?
– Весь?
– Нет. Я покажу, как мы жили здесь до прихода чужих.
– А, покажите, – а, почему бы и нет?
– Дай мне руку, – подал дух свою широкую ладонь. А, почему бы и…
И мир, вдруг, взорвался яркими красками. А уже через миг их фонтан, обвалившись в воды озера, явил совершенно иной пейзаж. Хотя, берег и лес в нем присутствовали. Только на небе сейчас было солнце. А вместо мельницы с колесом, белокаменный, остроконечный храм… И люди, выходящие из него. Светловолосые, в просторных одеждах. Одни покидали распахнутые настежь двери поодиночке. Другие – целыми семьями. Но, все шли прочь, вдоль берега озера. Туда, где среди дубов виднелись высокие дома с круглыми крышами. А над озером кружили большие птицы, отражаясь вместе с облаками в воде. Птицы были похожи на аистов, но с опереньем пестрым и массивными клювами. Одна из них пролетела так низко, что я непроизвольно втянула голову в плечи. А потом вновь задрала ее к небу. И как же ярко светит солнце. Оно…
– Зоя!.. Зоя!!!
– Чтоб мне… провалиться. А-а-а!!!
Мокрые волосы. Мокрая ночная сорочка, прилипшая к телу. И рядом на песке – мокрый насупленный Зача. В очередной раз сплюнув в траву, поинтересовался:
– Какой хоб тебя сюда понес? Одну ночью на это озеро? Уж если… хотя, – прикинул в уме и снова ожесточенно сплюнул.
Я в ответ тоскливо заныла:
– Я не знаю. А, чего ты так орал то? Ты меня еще сильней напугал.
