Текст книги "Мир оранжевой акварелью (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Глава 3
– И как давно вы здесь?
– Вчера зашли.
– А до этого?
– Разгружались западнее по побережью, в Белице. Там мы, кстати, с Арсом и познако…
– А корабль откуда?
– Купили почти рухлядью на Прато. Перегнали в ладменский Радужный Рог и полгода стояли на верфи у моего дядьки. Работали на него днем, а по ночам своим занимались.
– И чем Арс… чем вы теперь на жизнь зарабатываете?
– Чем? На жизнь? Перевозками грузов и пассажиров. Правда, «Крачка» – галеон небольшой и…
– «Крачка» – галеон? Не бригантина?
– Да-а. Нам сказали, на ней раньше флибустьеры промышляли, а потом их…
– Только лишь этим зарабатываете?
– Только лишь… Зоя!
– Что?!
Зача, встав, как вкопанный, обиженно набычился. Люса, воспользовавшись заминкой, наконец, нас нагнала:
– Святые небеса, я в последний раз… так от твоей зеленой курицы бегала. Уф-ф.
– А ты чего застыл? – в ответ подбоченилась я.
– А ты чего мне допрос устроила, как портовая цапля [8]8
На морском сленге – портовая охрана. Зовется так из-за форменных фуражек с длинными клювообразными козырьками. Ну и еще, от большой «любви».
[Закрыть]?
– Зача… Пошли. Или я сейчас орать начну на весь порт, и Арс сам наружу выскочит.
– Сумасшедшая, – буркнул, срываясь с места парень. Я, подпрыгнув, понеслась по пристани рядом, лишь стон Люсы за спиной успела расслышать.
В таком темпе мы и домчались до самого дальнего причала. И вот теперь уже встала я – так ведь раньше никогда на корабль… Это, как на чужую землю, в чужую страну, неведомый край…
– Ну, а теперь-то чего?
Да какой же он чужой? Там ведь сейчас…
– Арс, – выдохнула и ухватилась рукой за веревочные перильца сходней. – Зача, а он… О-ой, – корабль, пришвартованный к причалу боком, качнулся. Парень, идущий следом, обхватил меня рукой:
– Что, страшно?
– Угу… Но, не до такой степени, – рука медленно убралась. Я припустила на подъем уже гораздо уверенней.
Кусок широких перил, благоухающих лаком, был гостеприимно откинут, и я, спрыгнув на доски, первым делом осмотрелась: пол как пол, правда, «палубой» называется, прямо по ее центру, у одной из мачт – закрепленная шлюпка. А кругом, вдоль бортов, кольцами смотанные веревки и крупными ячеями, натянутые снасти. Только вот брата среди этого «неведомого края» нет. Зато присутствовали другие. С физиономиями, что хоть сейчас на флаг в перекрестье ножей. А может, этим двоим и команда вместе с галеоном досталась? Тоже по дешевке? И я, трусливо отступив обратно к перилам, даже открыла рот, чтобы данный вопрос Заче задать.
– Зоя! Зоя! Ну, наконец-то! – ух ты! А вот вверх-то взглянуть и не сподобилась: Арс смахнул с лестницы от штурвала и замер с распахнутыми настежь руками. Всего на мгновенье:
– Арс! Как же я по тебе соскучилась! – кинулась я к нему навстречу и сначала с разбега повисла на шее, а уж потом осознала. – Какой же ты стал…
– Длинный? – откинув с забранными в хвост волосами голову, загоготал тот. – Теперь-то тебя со мной точно не перепутают.
– Да вы и не похожи вовсе, – вставил сбоку от нас Зача. Мой брат одарил его скептическим взглядом.
– Арсеньюшка! Сынок! Дай я тебя хоть пощупаю! – только это и успел. – Зача, где у вас тут стол? Давай ко туда вместе с корзиной.
– О-ой! Люса! А мне ведь часто «являлись» твои божественные пирожки.
– Как был богохамцем, так и остался, – вытерла слезы из-под руки Арса женщина.
И как же все славно-то у нас. Душевно и радостно. Будто, собравшись здесь, в этой светлой каюте, под флагом иного государства мы все трое взяли и дружно вырвали страницы из жизненной книги. Все ее, еще не успевшие пожелтеть листы толщиной в четыре последних года – не было их. Нет.
– М-м-м… А и вправду, пирожки – божественны, – Зача, оторвав от потолочного окна глаза, уперся ими в меня. – Ты чего?
– Да так… ничего, – доказательство существующей реальности. Хотя, он-то в чем виноват?
– А-а.
– Ты мне лучше расскажи, сестренка, как все это время жила, – внимательно пригляделся к нам Арс.
– Нормально жила, – пожала я в ответ плечами.
– А сэр Сест?
– Что, «сэр Сест»?
– Он тебя не достает?
– Нет. Сэр Сест вообще дома теперь редко появляется. Так и живет здесь, в порту. И это просто чудо, что он вчера уехал вглубь материка по своим делам. Иначе бы тут уже торчал.
– А и пусть, – зло хмыкнул брат. – На палубу б все равно не поднялся – права юридического не имеет. Что же касается остального… он мне слово дал в обмен на мое.
– Это ты про что, сынок? – встрепенулась Люса.
– Он ведь тогда, четыре года назад, не просто так мне помог, из отеческой любви, а по обоюдной договоренности: я от доли своей наследственной в его пользу отказался. А он мне пообещал, что исполнит свой опекунский долг в отношении тебя, до самого конца.
– Святые небеса! Вот ведь, аспид на наши головы!
– Арс, ты же ребенком тогда был. Как ты мог такие обещания давать?
– Ребенком? – глянул на меня брат. – А за убийство получил бы, как взрослый. Да и свобода, она дороже любого наследства. Я это только тогда понял, когда с кормы «Витязя» последним исчез пик Волчьей горы. Зоя, поверь мне: жизнь за порогом начинается, а не заканчивается. Правда ведь, друг?
– Точно так, – весело подмигнул мне Зача. – А ты вообще чем собираешься заниматься после своего дня рождения?
– Я?! – растерянно оглядела я сидящих за столом. – Не знаю. Прокормить себя и Люсу, смогу и сейчас и без родительских средств. А вот масштабно мыслить… как вы…
– А в Канделверди тебя что-нибудь или кто-нибудь держит? – уточнил Зача.
– Кроме родительского дома и Люсы? – прищурилась я на него. – Не-ет. Наверное, нет… По большому счету, – попыталась и я мыслить «масштабно». На что Арс среагировал расплывшейся в улыбке физиономией:
– Ну так, подумайте тогда обе. Сроку вам – три дня.
– О чем подумать? – дуэтом выдали мы с Люсой.
– О досрочном наступлении твоей самостоятельной жизни, – со смехом ответил мой брат, а потом решил дополнить. – Правда, день назад мне эта затея казалась более продуманной.
– Ой, только вот не надо сейчас намекать! – взмахнул рукой над столом Зача. Я же немедля сощурилась на каждого из них по очереди:
– Это вы о чем сейчас? А, ну, отвечайте.
– О нашей с тобой свадьбе.
– Что?!
– Фиктивной!
– Да какая…
– Зоя, по закону твоя дееспособность наступает или в момент замужества или в двадцать один год. Ты ведь в курсе? – влез между нами Арс.
– Ну да, – пыхтя, кивнула я.
– Вот мы с Зачей и решили тебе предложить эту затею с фиктивной свадьбой, которая никого из вас ни к чему не обязывает. Ты бы сразу получила свою часть наследства и свободу, а во второй половине декабря – без проблем развелась. И все.
– А Заче то это к чему?
– Да ни к чему! Просто, друга хотел выручить. То есть, его сестру. Я ведь уже имею представление о вашем досточтимом опекуне.
– Ну, предположим, – протянула я. – А дальше что?
– А дальше? – усмехнулся мой брат. – А что пожелаешь. Хочешь – оставайся в Канделверди, а мы иногда «в гости захаживать» будем. А хочешь – перебирайся в… да хоть в Радужный Рог. У меня там домик есть небольшой… Зоя?
– А-а?
– Ты подумай хорошо. Обе подумайте. У меня роднее вас никого нет. И, возможно, я рассуждаю, как эгоист, но, мне очень хочется, чтобы мы были все вместе. Как и прежде. Но, если тебя настоящая жизнь устраивает и не в тягость…
– Я подумаю, Арс, обещаю. Только, без согласия сэра Сеста мне все равно замуж не выйти.
– А вот это уже не твоя забота, – выразительно оскалился Зача. – Аргументы в пользу жениха найдутся.
– Какие… аргументы? – испуганно выкатила я глаза, на что Арс, поспешил вмешаться:
– Письменные. Добытые по сходной цене у источника, не вызывающего сомнений.
– Вы оба! А ну, хватит зубы скалить! Выкладывайте толком, что да как! – мужчины удивленно переглянулись. Я скосилась на Люсу. Та громко выдохнула. – Уф-ф! Зоя, дочка, Арс дело говорит. И если есть возможность срок твой поднадзорный сократить, то надо ей воспользоваться. Как только узнаем нужное.
– Да, пожалуйста, – подскочив с места, метнулся к сундучку у кровати Зача и через мгновенье хлопнул на стол трубу из перевязанных шнурком листов.
– Что это?
– Это, Зоя, настоящая ведомость расходов на прошлый ремонт пристани порта Канделверди, – довольно пояснил Арс. – И в купе с ней еще парочка тоже «настоящих» документов, которые в суде сойдут за прямые улики. Что же касается источника, то… нас с ним свели на Прато. Там и не такое можно достать.
– По сходной цене, – не размыкая скрещенных рук, плюхнулся обратно на стул Зача. – Предложу обмен, если заартачится. Только и всего.
– Угу, – почесала я нос, а Арс, глядя на меня, рассмеялся:
– А ты все та же… трусиха… Зоя, тебе делать ничего не придется. Мы все сами. Зача, все сам. Я-то здесь – вне закона.
– Но, ведь это же, – подняла я на них глаза. – опасно?
– Зато весело, – беззаботно потянулся Зача. – Да и не слишком опасно, честно говоря. Бывало и…
– Кх-хе!
– По-разному, – быстро закончил рассказчик. Я же решилась лишь на иное уточнение:
– А почему, три дня?
– Три дня? – воодушевленно повторил Арс. – Так мы снимаемся через пару часов. У нас срочные дела недалеко отсюда, но как раз к намеченному сроку вернемся.
– Угу. Дела, значит, срочные. Недалеко.
– Зоя!
– Зача!
– Я тебе не муж, чтобы отчитываться.
– Да не о тебе речь, а о брате моем.
– А вы знаете? – глядя на нас, постучал пальцами по столу Арс. – Пожалуй, идея с замужеством, все ж, не такая плохая…
Два следующих дня я пролетала по Канделверди в совершенно приподнятом над лестницами и тротуарами состоянии. И хоть обещала брату лишь подумать, решение приняла уже когда с причала смотрела на отходящую в море «Крачку». Представила, как художница, себя на ней. А рядом Арса и Люсу. И как исчезает с линии горизонта родной зеленый берег со свечами кипарисов и застрявшими над горными пиками облаками… так красиво представила… А на третий день вспомнила про свое обещанье маэстро Бонифасу. И, подхватив облезлую папку, понеслась на пристань.
Народу сегодня было на удивление много и потыкавшись в галдящей на разные языки и голоса толпе, я, наконец, нашла себе местечко на парапете рядом с блаженно загорающим на солнышке одноногим Упсом. Он вообще, личность легендарная, в том смысле, что сам про себя много чего напридумал. А иначе в таком месте нельзя – конкуренты «морально задавят»: крикливые торговки и наглая босая ребятня. Те привыкли под круглых сирот косить. Торговки, в основном, опираются на «уникальность» товара (даже если каштан неправильно поджарен – так задумано для сохранения наиболее ценных свойств). Упс придумывал про себя истории. Да такие, что хоть с блокнотом рядом сиди. Впрочем, года три назад за ним один столичный писака таскался. А потом сэр Сест домой книжку принес под его авторством. И когда я ее Упсу выборочно читала, то много новых слов для себя постигла. В основном, пожеланий. И калека даже сам собирался в столицу «за правдой», да деньги на дорогу в ближайшей к порту траттории «нечаянно» прогулял. Грустно, конечно. Только, если он сам о том вспомнит. А напоминать охотников нет.
– А неплохой сегодня денек. Урожайный, – прищурясь снизу вверх, изрек мой сосед по парапету. Я же решила проявить стойкость духа, выражалась которая в отказе от очков. Поэтому сейчас восторг Упса не разделяла:
– Угу. Поживем – увидим, – и прицелилась взглядом к пришвартованному напротив судну.
Объект моего будущего пейзажа лениво, правым бортом покачивался на волнах и нагонял скуку убранными парусами.
– Знатная бригантина. «Заточенная».
– А?
– Говорю, узлов двадцать дает.
– А-а.
– И корвет сделает при кормовом ветре, а уж галеон еще на старте с горизонта растворится.
– Да что вы говорите? – выставив на четверть карандаш, протянула я. Произвела нужные «расчеты» и вновь вернулась к эскизу. – Галеон, значит, «еще на старте»?
– А то? – уверенно раззявил беззубый рот Упс. – Вот я, помнится, когда ходил на подобной красавице… – и далее соответственно выбранной на сегодня легенде. Хотя, на моих ушах это так, «разминка». В ожидании главных «слушателей».
Вскоре к нам присоединился еще один бесплатный ценитель устного творчества, мой собрат по веснушкам, рыжий Кирюха. Только в отличие от моих, его «украшения» были щедро наляпаны по всей физиономии и выделялись «выгодной» насыщенностью. Мальчишка сунул мне красное в желтые полосы яблоко. Я, проследив, как мимо пронесли несколько ящиков точно таких же, поблагодарила, и, шерканув пару раз об платье, засунула в рот. Упс тем временем, не отвлекаясь на обыденность, дошел до апофеоза:
– И в этот самый момент, на нас из морской тьмы вылетело…
– Мессир, прошу прощения!
– И в этот самый момент как вылетит…
– Мессир!!!
– Зоя! Что ж ты так орешь? Ты меня с мысли сбиваешь! – в сердцах ударил по своей деревяшке Упс. Мужчина, перегородивший мне корабль, наконец, развернулся.
– А иначе он меня не услышит из-за такого… О-о! Услышал. Мессир, не могли бы вы немного в сторонку? – помогая себе «отгребающим» движением руки, сморщилась я. Незнакомец, склонив темноволосую голову набок, хмыкнул:
– А в чем собственно дело? – как будто просто просьбы ему мало!
– Да ни в чем! Вы мне бригантину загораживаете, – еще больше озадачила я его:
– А зачем вам моя бригантина? – ах, вот оно что.
– Домой заберу. Да я рисую ее. А вы мне своими широкими плечами…
– Понял, – убрался он, наконец, в сторону, однако, недалеко. – Так вы…
– Сэр капитан! Помогите морскому герою, лишенному… – здесь вышла пауза, так как конец трагической истории из «морской тьмы» так и не обозначился. – волею зловещей судьбы конечности! – выкрутился таки Упс, полностью переключивший на себя внимание незнакомца.
Тот, порывшись в нагрудном кармашке, протянул «герою» монету. Упс, оценив вклад, воодушевился еще больше:
– Сэр капитан! А сколько узлов дает ваша посудина?
– Восемнадцать – двадцать, – скромно пояснил вопрошаемый.
– Да я так и знал!
– Ну, а раз вы такой «знающий», может, подскажете, где у вас начальник порта? – прищурился на калеку мужчина.
– Я могу проводить! – тут же подскочил с парапета Кирюха. А что? Подзаработать всем хочется. Однако «сэр капитан» коммерческий пыл мальчугана поубавил:
– Нам сначала не туда надо. Так что, можно и на словах.
– А он всё здесь знает: и «туда» и «не туда». И проведет вас в лучшем виде, – ну и кто меня лезть просил? Будто я – в доле.
– Всё-всё? – уточнил мужчина.
– Ага, – согласно пробасил Кирюха. – И даже то, что по возрасту знать не положено, – добавил совсем уж доверительно, на что капитан разразился смехом. А через минуту, с подошедшим к нему плотным бородачом и прыгающим впереди проводником исчез в толпе.
Мне же сидеть в сравнительной тишине долго не пришлось. Но, сначала, взбодрился Упс:
– Цапли, длинноклювые, чтоб вас не вовремя накренили, – заерзал он по мостовой своей деревяшкой, однако, уже через секунду удивленно открыл рот:
– Зоя.
– Что? – перевела я озадаченный взгляд с Упса на усатого начальника портовой охраны.
– Я – за тобой, – скосясь на калеку, пояснил тот. – Начальник порта приказал, как только ты здесь, на его территории в следующий раз появишься, привести тебя к нему.
– Неужели? И прямо под конвоем?
– Да что уж так то? – в ответ изобразил охранник неловкость. – Просто, рядом. Ты же видишь: я один и без сабли.
– Ну, и на этом спасибо… Пошли, – ох, давно я со своим опекуном откровенно не разговаривала. Видно, настал долгожданный час…
– Здравствуйте, сэр Сест! – пожалуй, начало «откровенной» беседы вышло преувеличенно радостным. Что тут же отразилось на ответной реакции:
– Проходи, садись.
– Хорошо, как скажете, – поубавила я пыл. И, сцепив перед собой на лакированном столе пальцы, приготовилась ждать.
Вообще, «ждать» здесь было даже приятно. В тишине и прохладе, обособленных от порта за окнами. И глазеть по сторонам, постоянно возвращаясь взглядом от карт и графических картин на стенах к одному и тому же – компасу на рабочем столе опекуна. Еще отцовскому. И что он здесь делает, я понятия не имела, а вот выяснить никак не решалась. Может, сейчас?
– Зоя, я знаю, зачем ты была в порту два дня назад, – ух ты! Хорошее начало.
– И зачем? – может, у него другие версии есть?
– Ты встречалась на ладменском галеоне с мужчиной, – воззрился на меня из-за своего стола сэр Сест. – Кто он такой?
– А вам какая разница?
– Зоя, пока я – твой опекун, я не позволю позорить честное имя твоей семьи.
– А я его… позорю?
– Да, ты его позоришь, – остался он непреклонным. – Ты же знаешь, как у нас относятся к «таким» женщинам?
– Понятия не имею. Вам – виднее.
– Это ты к чему, позволь узнать?
– К понятию «семейного позора», сэр Сест. И, слава Богу, у нас с вами разные фамилии.
– Зоя! – удивленно подскочил опекун из своего кресла. – Да как ты смеешь! Ты, недоразумение, появившееся на свет вместе с еще одним! Ты, посмешище всего Канделверди! Да если бы не я, тебя бы уже давно оплевали на всех площадях за твои больные фантазии.
– Больные фантазии? – раззадорил он меня уже по-настоящему. – А кому они жить мешают? За что меня «оплёвывать»?
– Кому они жить мешают? – прихлопнув руку ко лбу, переспросил мужчина. – Кому мешают? – и полез в один из ящиков стола, выудив оттуда мой пропавший недавно рисунок. – Ответь мне, что здесь нарисовано?
От такого вопроса я на миг даже опешила. Как это, «что»? Так ведь ясно же:
– Лодка на воде, – выдохнула, глядя в яркие голубые краски. Единственно возможные, если рисуешь в голубых линзах. Однако, опекун моего «понимания» не разделил, обличительно ткнув пальцем:
– А где тогда вода?
– Вода? – подняла я на него глаза. – Ее не видно, потому что она…
– Отсутствует?
– Прозрачная.
– А где ты такое видала? – ткнул он теперь самим рисунком и мне в лицо. – Где, я спрашиваю? Это же ненормально! Даже в нашем мире! Невозможно видеть то, что видишь ты, не имея в роду ни одного мага.
– То есть, я – юродивая?
– Получается так. А теперь и новая напасть – хождение по кораблям. Зоя, я тебя дома запру.
– Что? – даже подбросило меня. Нет, ну пусть «юродивая» – это с детства привычно. Пусть «шлюха» – я-то знаю, что это не так. Но, запирать в четырех стенах! – Права не имеете!
– Я – твой опекун!
– Да ненадолго!
– Как минимум…
– Несколько дней!
– Это как?
– Это – я замуж выхожу, – выдохнув уже от двери, ломанулась я наружу, да так и понеслась по длинной деревянной лестнице. А уже у ее основания остановилась и торжественно водрузила на нос свои очки. – Ну, Зоя, теперь держись! Трусиха!.. Что?
Мужчина с пристани, недавний «сэр капитан», замер с другой стороны двери, не сводя с меня ошалелого взгляда. Да. Видно, я сейчас еще то зрелище собой представляю. И, воспроизведя в своей гудящей голове оное, понеслась дальше, к центральному выходу из порта…
Глава 4
Женщины Чидалии взрослеют рано. Особенно настоящие, «породистые» южанки. На лицах таких уже годов с пятнадцати немилосердное местное солнце рисует «лучики» вокруг смородиново-карих глаз. А первая седина в блестящих, как черный обсидиан волосах, возникает сразу же во время венчания (по крайней мере, этот факт именно мужьям предъявляется). Меня же, точнее, маму мою, Бог такими завидными атрибутами «обделил»: и глаза слишком светлые, и волосы. Что же касается морщин, то здесь, думаю, «защита» очков сказалась (жаль, что они еще и нос не накрывают). Да, это все – мелочи. И вообще речь не о них. Ведь, в самом главном я с чидалийскими смуглянками солидарна: наши женщины взрослеют, конечно, рано, а вот умнеют…
– Ох-ох, и какой бес тебя за язык потянул? И не мог Святой Ник тебе по нему «драконьим огнем» [9]9
Оливковое масло с толченым чесноком, душицей и острым красным перцем.
[Закрыть]мазнуть?
– Люса…
– И ведь, как сердце чуяло, когда он с утра пораньше колпак свой ночной скинул и в сарай за лестницей попер.
– Лю-са…
– И не поленился же ставни собственноручно закрывать? И ведь, не зверзся с лестницы прямиком в…
– Да Люса! – подскочила я с пола на колени и уперлась лбом в дверь. Женщина с той ее стороны обиженно засопела:
– А вот теперь: «Люса, да Люса». Что еще остается то?.. Ты хоть не голодная у меня?
– Нет… Мне просто скучно и на душе как-то муторно: сегодня же вечером Зача должен прийти, – вздохнула я в потрескавшуюся краску двери. – Если они с Арсом, конечно, сюда вернутся.
– Да всю бутыль тебе «огня» на твой язык! – гаркнули с той стороны так, что меня отнесло с этой. – Как вообще такое можно, да еще и вслух?!
– Так ушел же портовый охранник? Дверь тебе с едой открыл-закрыл и ушел.
– Божий глаз, он всегда…
– Понятно.
– И всегда его ухо…
– Понятно, говорю! Мне вот другое непонятно: сколько меня здесь держать собираются?
– Так это… сэр Сест утром сказал: «Два дня, не меньше».
– Два дня? – озадаченно потерла я нос и снова шлепнулась на пол. – А что, за это время Я резко поумнею или он порт на вечный карантин закроет?
– Ох, дочка, боюсь, не на то срок установлен.
– А на что, по твоему?
– Да, не знаю. Про твоего опекуна в городе всякое треплют. И чем больше его ненавидят, тем сильнее тебя жалеют.
– Люса, а чего меня жалеть то? Я что, плохо живу?.. Жила до сегодняшнего утра? – оглядевшись в своем полумраке, уточнила я. Женщина же, через паузу, парировала:
– А что, сиротку и пожалеть нельзя? Святое дело.
– Понятно… Два дня, значит. И за эти два дня сэр Сест судьбу мою круто поменяет… А если я – против? – осознав, вдруг, реальность картины, подскочила я на ноги. – А если я… мне… Люса!
– Что, дочка? – встрепенулись с той стороны.
– Люса! Беги ко ты в порт. И если «Крачка» еще не вернулась, найти Кирюху: малец такой, рыжий…
– Я его знаю – с нашей же улицы.
– Угу. Тогда попроси его передать на галеон, сразу как тот зайдет, чтоб поостереглись на берег сходить.
– Это – дело, конечно. Только, как же ты сама то? Отсюда? К ним? Ведь теперь одна дорога – аспид этот даже слушать Зачу не станет.
– Так мне и это теперь… понятно, – только жаль, что, поздно. – А, знаешь, что?
– Что?
– Сейчас ведь время – послеобеденное. Значит… Люса, по дороге в порт, в Тимьяновом переулке есть кабачок одноименный. И там в этот час всегда Потап носом клюет – в гамаке на задней веранде. Не струсишь в такое место одна?
– Не струшу, дочка. Только, вопросик у меня: откуда ты про этот вертеп бандитский знаешь? – от самого «бандита», чтоб ты не переспрашивала.
– Люса, вот только – не сейчас! Скажи ему, чтоб летел ко мне со всех ног, но, через сад и прямо под окно моей купальни – мне его помощь нужна. Скажешь? – припала я к двери.
– Скажу, – буркнули с той стороны, а потом не утерпели и добавили. – А заодно и про то, откуда Потап…
– Да, Люса!
– Да, иду я уже… Иду!
А заодно и про мой первый «женский опыт» и про то, как я потом во всех мужиках разочаровалась. Да, и еще про то, как прямо из-под твоего курносого носа три месяца ключи от погреба «уводила». Вот про все это я тебе, Люса дорогая, и расскажу. Ага, сейчас:
– У каждой женщины в жизни есть события, которые она должна хранить в тайне, – важно пропыхтела я, усаживаясь на подоконник в купальне. А потом добавила. – Бедный Потап.
Ведь, дело здесь вовсе не в нем. Дело в моем личном заблуждении. И сначала, сразу после того, как Арс свалил за Море радуг, мы с Потапом просто «грустно дружили»: вздыхали по вечерам на нашей личной пристани и трескали Люсины мясные рулеты. А уж потом, когда к рулету парень присовокупил и бутыль сливянки, вдруг, решили нашу странную дружбу «углубить». А в чем заключалось мое заблуждение?.. Обычный девический туман в голове из взрослых книг, слухов и домыслов, изрядно замутненный еще и художественной «логикой»: хороший парень, значит – хороший друг и, конечно – хороший любовник. Или, с точностью до наоборот. В общем, всё – в одном цвете, только насыщенность разная. В живописи такая техника «гризайлью» называется. А у меня…
– Я-то думала, ты – другой: ласковый, нежный. А ты! – выдала я тогда не меньше моего обиженному герою-любовнику. Тот осторожно натянул на исцарапанную спину рубашку. Потом, уже застегиваясь, скосился в темноте на меня:
– Я тоже про тебя другое думал.
– И что именно? – с вызовом прищурилась я.
– Что ты – девушка, а не кошка с тюльпановой пустоши.
– Это я то – кошка? Ладно. Тогда ты – грубый, наглый мерин.
– Так мерин же – кастрат? – совершенно искренне удивился парень. Даже про пуговицы забыл.
Я же не растерялась:
– Да?.. А им и станешь, если еще раз ко мне с «этим» делом причалишь.
Потап уверенно хмыкнул:
– Да больно надо!
– Вот-вот. Сделаю тебе также больно, как и ты – мне, – мстительно пообещала я… На этом и разбежались.
И дальше около года делали вид, что оба в Канделверди – проездом. Так что, здороваться с «кем попало» не обязательно. А потом судьба свела меня с ветреной, как портовый флюгер, натурщицей маэстро Бонифаса. И в процессе ее позирования, я много чего из теории «вита интима» для себя почерпнула… Да… Бедный Потап. Хотя, мог бы быть и по терпимее. Так что, все равно, сам…
– Зоя!
– Чего ты кричишь? – шустро сунула я нос между рейками ставни. – Тиш-ше.
– Что у тебя стряслось? – подбоченясь, прошипел Потап.
Что у меня стряслось?.. Я сначала глянула на верхушки шумящих олив. Потом потянула носом дневной бриз с жасминовым шлейфом, подхваченным по дороге с моря, и скосилась вниз на мужчину:
– Я ухожу из дома, Потап. Если, конечно, ты поможешь… Ой, да не к тебе. Не переживай, – добавила, увидев округлившиеся на смуглом лице глаза. Парень не то облегченно выдохнул, не то тихо выругался и вновь задрал ко мне голову:
– Он тебя запер? – надо же, какая смекалка.
– Угу. Открыть дверь спальни сможешь? – надо же, какой вопрос умный.
– Сейчас гляну. Ты одна в доме?
– Одна. Но, все равно… – просунула я вслед Потапу до предела нос. – поспеши, – и сама, смахнув с подоконника, поскакала к заветному ящичку трельяжа.
Здесь, в шкатулке из радужных раковин, хранилось все мое материнское приданое: порванная золотая цепочка с медальоном, серебряное обручальное кольцо и самая большая драгоценность – «звездный» мамин набор. Подарок отца на наше с братом рождение, привезенный из заморской страны Ладмении: перстень, кулон и серьги с серо-голубыми звездными сапфирами. Вот его я напялила на себя сразу, как акт демонстрации собственной решимости. И… присела на кровать.
– Красиво, – первым оценил мой «настрой» Потап, секунду назад, закончивший колупание с дверью. – Зоя.
– Что? – оторвала я потерянные глаза от собственного отражения в зеркале.
– А ты точно решила?
– Угу. Мне, знаешь, в монастырь Святой Маргариты не очень хочется.
– Значит, и до тебя эти перечёсы дошли?
– Доползли, – медленно произнесла я, прислушиваясь к скрипу на лестнице. Потап бесшумно махнул назад, и вновь прикрыв дверь, встал сбоку у стены…
Хлобысь! Люса, ожидавшая от створки более стойкого сопротивления, замерла в проеме:
– Святые небеса!
– У него не те покровители, – подскочила я к женщине. – Ты в порту была?
– Ох, дочка, – скосилась та на выступившего Потапа. – Беда стряслась – Зачу охрана повязала.
– Как «повязала»? – ошарашено выдала я.
– Еще утром, когда он к тебе шел. Мне то… рассказали.
– И куда его увели?
– Зоя, это, тот самый? С колыбелью?
– Угу. Люса, куда его увели?
– Ясно, – снова влез Потап. – Да куда его могли увести, кроме портовой каталажки у западных складов? Не городским же властям сдавать, если дело… семейное. Ведь, семейное?
– Семейное, семейное, – растерянно кивнула я, а потом глянула на Потапа уже осмысленно.
– Нет, – категорично отрезал тот. – Я не могу тебе помочь.
– Почему? Тоже слово моему опекуну давал? – зло прищурилась я. Потап же отвел в стену взгляд:
– Считай, что давал. У него в сейфе – мое признание в соучастии в том проклятом убийстве. На всякий случай.
– Вот же аспид на наши головы! – от души сплюнула Люса. Я же, глубоко вдохнула, потом выдохнула и обвела комнату глазами:
– Та-ак… Все понятно… Потап.
– Да, Зоя.
– Спасибо за то, что меня сейчас вызволил. И давай отсюда – ты уже сильно рискуешь. А дальше – я сама. Дальше, действительно – дело семейное.
– Дочка! Ты ума лишилась!
– Зоя, куда ты лезешь? Он – смрадный тип. Половину города разными бумажками держит. К тому ж, у него нотарий вечно в карточных долгах, и на что угодно документ состряпает.
– Так, а что мне терять то? – недоуменно уставилась я на своих оппонентов. – В худшем случае – весь остаток жизни буду рисовать прутиком на песке Волчью гору. И вообще, у вас есть варианты по лучше?
– Есть – моя племянница в сорока милях отсюда.
– Зоя.
– Ну что, Потап?
– А давай вместе махнем подальше?
Вот я даже сейчас растерялась: еще секунду назад толкала в сумку из ящика комода вещи, а теперь замерла с зажатыми в руке…
– Потап. Я не могу, – произнесла в тишине.
– Почему? Все дело в нем? В этом Заче?
– Угу. Он шел меня выручать, а теперь сам страдает. А ты иди, Потап. А то, как бы мне и тебя не пришлось… выручать.
– Ясно… – глухо буркнул парень. – Там окошко внизу ненадежное – камни в кладке расшатаны. Но, дождись темноты. А теперь выходите обе. Я за вами снова дверь закрою.
– Хорошо, – разворачиваясь, кивнула я. – Люса! Давай вперед и тихими переулками, а если что: делай вид, будто шнурок на туфле развязался. Я – следом.
– Так у меня сандалии и на застежках, – тоскливо выдала та.
– Ну… будто, монету ищешь, – подтолкнула я ее к двери. И в последний раз обвела свою сумрачную комнатку глазами – да уж некогда толком прощаться. Да я и не умею…
В дороге до нужных складов два раза вышла заминка. Сначала из-за вечернего посещения портового охранника с ключом. Его Люса развернула быстро, сославшись на мою «протестную голодовку». Потом, уже на самом подходе к порту, женщина, вдруг, бросилась на «поиски» в пыли. Да так убедительно, что, колыхающийся навстречу по переулку пьянчуга (из-за которого заминка и вышла), галантно пристроился рядом. Та попыхтела-попыхтела кормой вверх, да и наддала помощнику под зад. После чего, он понесся своей дорогой (едва не присоединившись теперь уже ко мне в кустах акации), а мы, через несколько секунд, своей. И дальше, уже не останавливаясь.
Задней же стены одноэтажной портовой каталажки, облезлой и пахучей, я достигла уже в одиночестве и в сумерках, «накрывшись» ими сверху, как мутно-синим плащом. И, вспугнув с кучи мусора на углу парочку котов, аккуратно пошла по траве вдоль стены, в узком промежутке меж ней и высоким дощатым забором… Где там это окно? И где здесь вообще окна?
В итоге искомое обнаружилось почти на противоположном углу здания. И я сначала долго сбоку от него прислушивалась, от старания высунув язык. А потом, плюнула и тихо позвала:
– Зача… Зача.
– Чего тебе, сумасшедшая?
– О-ой!
– Тихо, – сквозь приглушенный смех, выдал мне узник с той стороны мерцающего камерного огонька. Я же праведно возмутилась с прежней диспозиции:
– Это я, «тихо»? А зачем ты меня пугаешь?
– Скучно мне.
– Что?
– Надоело слушать твое однообразное сопение за окном… Зоя.
– А?
– Ты чего пришла то? – тусклый огонек вовсе потух. Перекрылся мужской фигурой, занявшей целиком узкий оконный проем. Я отважилась и ответно заглянула вовнутрь:
