Текст книги "Мир оранжевой акварелью (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Глава 14
Ночь «спокойной», как я ни старалась заснуть, не вышла. Истаяла в срок, и лишь озноб от своих сквозняков прихватить позабыла. Поэтому, из-под одеяла я вылазить не стала. Так и лежала теперь в койке, слушая, вместо прежней тишины, утренний скрип над головой. А пусть ходят… Ходит… пусть. Может, хоть под него вздремнуть получится?
– Монна Зоя! Доброе утро и капитан просил передать!
Видно, что, отосплюсь уже после «апофеоза»:
– Я вас внимательно слушаю, Рубен. Кстати, можете войти… И вам – доброе утро.
Старик, сразу от входа осмотрел меня воспитательно-прицельно и сдвинул брови:
– Нужный нам остров – на горизонте. И, может, крепкого кофе, монна Зоя?
– Я его не люблю. Передайте капитану: очень за него рада… Рубен. Я сейчас умоюсь и поднимусь. Ой. Поднимусь, умоюсь и поднимусь. В общем…
– Просто, встаньте. Я на стол в гостиной уже накрыл.
«Он на стол в гостиной уже накрыл». Ну, так я и вас, Рубен, поздравляю. А еще могу поздравить и… мама моя… Сусанна под моим удивленным взглядом, закинула в кресле ногу на ногу. И постучала опорной, обутой в огромного размера дамский сапожок. Я упрямо подняла глаза выше: ничего себе, штанишки, ни чета моим – «вторая кожа». А блузка… Там что – полный Ньюпван обожателей женских красот или я сама такая «неженственная»?
– Здравствуй, Зоя, – с нажимом огласилась красавица. – Как спалось, хотя, можешь не отвечать. Может, кофе?
Пришлось брать себя в руки:
– Я его ненавижу, – и подправила свой рубашечный воротник.
– Доброе утро, – захлопнулась за моей спиной дверь, явив, через секунду еще один образец «высокого вкуса». Да он, наверное, сразу с постели в этот наряд облачился: сапоги до колен, жилет «Сто один кармашек», а на…
– Кого это ты «ненавидишь»? – оторвала меня дама от хмурого созерцания.
– Это сейчас не имеет значения, – качнулся мимо капитан. – Зоя, садитесь за стол. Нам всем надо хорошо подкрепиться, – ага. А вот это, действительно, не мешало бы…
Потому что, сразу после обеда настроение мое взмыло, как птичка. И даже нависший темной горной глыбой остров я встретила с улыбкой, полной дерзкого вызова.
– Монна Зоя, вам… страшно? – это что, она со стороны так, что ли… – А меня с вами капитан не пустил, – Дахи, совершенно искренне насупился. Причем, глядя туда же, на тихий Ньюпван.
Насчет, «тихий», это я так сама себя успокаиваю: может та «песня» ночная одноразовой была?
– Монна Зоя, по-берегитесь! – а вот кто был бодр и жизнерадостен, так наш уважаемый боцман. Я же лишь шарахнуться успела от пролетевшего мимо над перилами большого металлического крюка на подвешенном тросе. – Сейчас шлюпку будем на воду спускать – ближе к земле подойти нельзя. Ох, я и забыл: в вашей каюте у двери сапоги приготовлены с носками. Капитан еще на материке купил. Так что – на экипировку, пока мы здесь управляемся.
– А без них как-нибудь?
– Да что вы?! Змеи, скорпионы и неизвестно какая растительность под ногами. Да и, вдруг, нам воду придется переходить, а вы…
– Я по-няла, – раздув ноздри, двинула я вон с палубы, услышав за своей спиной:
– У-у-у, и я всё это пропущу?..
И какой же ты счастливый от этого, Дахи…
Храмовый остров Ньюпван. Перламутрово-белый прибрежный песок. Серо-зеленые высоченные пальмы. Чернильные горы на заднем плане. И над всем этим – синее-синее небо. Зловеще-прекрасная панорама… Только, рисовать ее, почему-то, не хочется.
– О-ой, – клацнув зубами, дернулась я вперед.
Корабельная шлюпка напоследок качнулась и окончательно села носом в береговое дно. Тут же со своих гребных мест повскакивали все шестеро матросов и слаженно, уже из воды, протащили ее, вместе с оставшимися «седоками» еще дальше.
– Ну, вот мы на месте! – оптимизма у боцмана и здесь явно не убавилось.
Однако первым со скамьи поднялся капитан:
– Высаживаемся, – и махнул в воду вслед за своей командой.
– Вито! Здесь точно, не для моих сапог! – вскинула ему вслед руки Сусанна.
Я же решила выбираться наружу вполне самостоятельно.
– Яков!
– Монна Зоя. О-оп.
– А-а! – уже из боцманских крепких рук… Нет, я точно, «неженственная». А иногда, так приятно женщиной быть… Хоть напоследок. Да о чем это я?! – Что делаем дальше? Двигаем к лестнице? – огласилась уже стоя в глубоком песке.
Виторио, оторвав от меня изучающий взгляд (видно, задора в голосе все ж, не хватило), сунул пальцы в один из своих многочисленных карманов:
– Сейчас с картой сверюсь.
– А что, и такая есть? – решила я увесомиться полководческим взором вдаль.
– Есть, – качнул он головой, разворачивая свернутую бумажку. – В одной из купленных книг. Правда, приблизительная. Видно, уважаемый магистр не все здесь «бугры с бугорками» излазил. И по ней получается… – вот у капитана «полководческий взор» вышел куда натуральнее. – Высадились мы немного восточнее этого ориентира. Значит, сейчас двинем в нужном направлении вдоль берега.
– А что это за лестница, Вито? – скоро «двинула» сбоку от него, поправляющая сумочку, Сусанна.
– Южный подъем к главному храму острова. Если б мы бросили якорь напротив, то еще с корабля его разглядели. Но, с той, наветренной стороны, прибойная волна может быть очень большой. Так что, с высадкой рисковать… Зоя!
– Что?
– Я вас жду, – и остановился как вкопанный.
– Иду-у…
Так мы дальше все трое и шли. Следом – Яков. Замыкающими – матросы. Сначала, мили две, по полосе переплетенного выступающими корнями, песка. Под чахлой тенью береговых пальм. Потом, за капитаном, послушно вильнули вправо. И через десяток ярдов я запнулась об обвитый зеленью остроугольный камень, лежащий рядом с кучей точно таких.
– Зоя, ты и здесь себе под ноги не глядишь?
– Так не упала ведь? – пыхтя, одернула я рубаху после капитанских рук.
– Но, сильно в этом старалась.
– Девушки, а мы, кажется… пришли, – и все трое задрали головы из под пальм кверху…
Мама моя… И как Киприус Вист вообще разглядел в моем акварельном «праздничном торте» это… сооружение? Крутыми черными ступенями уходящее в далекую синь. Нещадно выбитыми, будто по ним падали и катились груды больших камней. Хотя, тот, об который я запнулась… Вполне.
– Я сейчас, – и первой подошла к самому подножью. Потом, повинуясь инстинкту, шлепнулась на колени… Получилось неожиданно (судя по «оху» Сусанны) и странно осмысленно (для себя самой). Так, а дальше то что?.. И просто приложила ладонь к нижней, утонувшей в белом песке, ступени… Она была теплой…
– Зоя… Что? – вот ведь: и опуститься рядом боится, и остаться в стороне…
– Пульсирует. Медленно, но, как живая, – тихо отозвалась изломанной мужской тени над собою. Тень поднесла ко лбу руку:
– То есть как?
– Натурально. Но… пение я почти не слышу. И такое чувство, будто Вананда сейчас еще дальше, чем ночью, в океане.
– Думаете, ее могли отсюда уже вывезти? – в голосе – явное волненье. А что я об этом могу «думать»? И рада бы, но…
– Не знаю. Надо подняться наверх, – и подскочила на ноги.
Отряхнула брюки под: «Все поднимаемся! Смотрим под ноги!» и тут же ощутила крепкий «капкан», сомкнувшийся вокруг левой ладони… О-ох. И как же сразу стало хорошо. Как спокойно…
Лестница тянулась целую вечность. То, подпихивая нас сзади горячим ветром, то закручивая им же в сильные вихри. Но, мы поднялись. Чтобы оказаться на совершенно голой, огромной площади. Лишь в самом ее центре, меж четырех выеденных колонн – высокий, точно такой же древний, алтарь.
– Это и есть, главный храм накейо? – скривилась запыхавшаяся Сусанна.
– Ага, – выдохнул в ответ капитан, протирая свободной рукой лоб. – А что ты хотела? Купола, лавочки для зевающих? Идем? – и теперь качнулся первым, потянув за собой меня. – Здесь, по мнению магистра – самая «сильная» точка на всем острове и на ней проводили главные сезонные ритуалы.
– А почему тогда «главная» Вананда была на материке, а не здесь?
– Потому что, Зоя, здесь была своя. Но, где она теперь, одним их богам известно. Ее возлагали на… алтарь и… – алтарь был совершенно пустым… – Та-ак…
А красивое отсюда открывается зрелище, из каменного сердца острова. Бесчисленные длинные лестницы. Балюстрады из покосившихся узких колонн. Их и перилами назвать язык не повернется. А между ними – площади. Высохшие фонтаны с геометрическими фигурами в выбитых днищах. Улицы и снова колонны. Черное царство с редкими, нанесенными с берега, островками зацепившихся за камни растений. Но, они здесь явно, чужие. В этом мертвом царстве забытых богов.
– Капитан, руку мою.
– Что-о? – мужчина чуть склонился. Во взгляде – досада, а волосы треплет ветер. Они такие же темные, как камень вокруг. Но, живые… И тоже здесь чужие.
– Я попробую снова ее услышать. Вдруг?..
– Хорошо, – и разжал свой «капкан».
Я, сделав шаг назад, отвернулась. И закрыла глаза…… Ветер… Ветер… Лишь он и крики птиц… Кто-то сзади наступил ногой на камушек. «Да сто акул тебе в… и…»: гневное бурчание Якова. Лицо невольно расплылось в улыбке. Не думать. Не отвлекаться… Ветер……… Б-бух… Б-бух… «Муа-а я-я ма-авэ»… Б-бух. Б-бух. Б-бух… «Муа-а я-я ма-авэ! Дюш я-я инги-и-дэ… Муа-а я-я…»
– Мама моя, – и распахнула глаза.
– Зоя, что? – капитан, прямо передо мной, открыл рот.
– В сторону отойдите, – боясь шелохнуться, процедила в ответ. – Угу… А теперь по своей карте: что там, между высоким шпилем или шестом и отвесной скалой над площадкой?
– Не понял?
– Да чтоб, если не матом, у меня глаза сейчас от ветра выпадут. Проследите, куда я смотрю, пока они еще на мес…
– Ага… Вижу. Ориентир зацепил.
– Уф-ф-ф… – кажется, выдохнули все… Особенно, Макс, стоящий на одной ноге.
С картой сверялись долго. Боцман и капитан по очереди тыкали в нее пальцами и обязательно щурились в мой новый «ориентир». Наконец, первый выпрямил спину, а второй недоуменно изрек:
– Зоя, а ведь там – каньон. Между стелой богу дождей и западной «рассветной террасой». И дорога – только к нему. Дальше – сплошные горы.
– И что? Мне еще раз…
– Не надо. К сожалению, сноски к тому месту у магистра отсутствуют. Значит, будем разбираться на месте… Та-ак… – полководческий взор с «вражеской вершины». – Отсюда лучше спуститься по противоположной лестнице и дальше… Ага. Через площадь и влево. Идем? – и вновь протянул мне руку.
– Ребята, снимаемся! Живо! До заката – несколько часов, а у Даниэля на ужин – жаркое с телятиной! – оптимизм у нашего уважаемого боцмана по-прежнему бил ключом…
Храмовые улицы снизу оказались гораздо просторней. В Канделверди иные – Уже раза в два. По этим же с гулом носился ветер, подрывая вслед за собой прошлогодние листья. А что тут еще гонять? Или, кого? Мы ему – точно, не по силам. А вокруг – лишь мертвая, полная уснувшего величья, жизнь. Каменные, выдолбленные прямо из породы, дома с черными дырами вместо дверей и окон. Высокие арки поперек с почти стертыми письменами и стелы, стелы, стелы, принятые мной с высоты за простые колонны. Стелы на площадях, вдоль улиц. По одной и несколько. Ни одного памятника или настенного барельефа.
– Святой Эразм с… – рука, обхватившая мою, вдруг, ощутимо вздрогнула.
– Что? – развернулась я к стоящей посреди маленькой площади каменной птице. – А вот и первый памятник. Млинзи, – и будто зрение меня подвело: птица, раздвоившись в почти прозрачный двойник, оттолкнулась от постамента и, взмыв… исчезла на фоне высоких черных стен. – Вы это, по всей видимости…
– Видел, – сглотнул слюну капитан и, качнув головой, усмехнулся. – Личная защита…
– Угу. И разрешаю вам выругаться матом.
– Это почему?
– Потому что я – добрая. И сама испугалась.
– И наверняка, про себя позволили?
– А как же. Про себя я много чего себе позволяю. А вы?
– Я?.. Ну, я…
– Вито, здесь всем жутко или мне одной?
– Не вам одной, монна Сусанна, – огласил улицу хриплым кашлем боцман. Ага, конец оптимизму.
– Сусанна, разрешаю тебе ругаться матом. Вслух.
– Это, отчего же? – вскинула брови женщина, на что капитан глубоко вздохнул:
– Потому что, я – добрый, – и зашелся вместе со мной смехом. Правда, тихим. На всякий случай…
Однако, примерно через милю, смеяться нам резко расхотелось. Потому что мы, наконец, дошли. Хотя, уместнее будет сказать, уткнулись. В неровный край большого глубокого каньона. На самом дне его, почти по центру, крУгом с расходящимися лучами были натыканы каменные столбики. Одни – повыше. Другие, совсем небольшие. Справа, на постаменте, приземистое здание с плоской крышей. А слева…
– «Последний спуск», – голос рядом со мной показался мне странно угрюмым.
– Почему?
– Потому что… видите, узкую башню слева на дне?
– Так я на нее и смотрю?
– А с ее вершины к краю каньона перекинут каменный мост. Через этот мост идут вовнутрь башни и спускаются по ней вниз, на дно. Это и есть – «последний спуск» жреца храма накейо.
– Там такая лестница что ли? – нахмурила я недоуменно лоб. – По ней подняться нельзя? Только…
– Нет, Зоя. Этот каньон – островное кладбище, – вот и… пришли…
– Да, хобья карусель с мертве… Да, тьфу! Точно, капитан? – Яков с другого от меня бока, почесал пятерней короткую бороду. – Монна Зоя, а может, еще раз… послушаете?
– Да что толку? – в ответ скривилась я. – Мне и сейчас ее… прекрасно слышно.
– Зоя, и откуда? – оторвал взгляд от подвесного моста капитан.
– Вон из того маленького здания, – качнула я головой в противоположную от башни сторону. – Ну что, идем?
– Та-ак… Считайте, что вы – пришли. Дальше – я один.
– С чего, вдруг, такой вздор, Вито? – отозвалась со своего края Сусанна.
– Дальше – я один. И это не…
– А это вы видите? – и он их прекрасно видел… Впрочем, как и мы все. Закат только лишь занимался и в его розовом свете, тонущем на каньонном дне, меж столбиков тихо, будто танцуя, кружили полупрозрачные тени… Как там сказал боцман?.. «Карусель»… – Видимо, тот кто оставил Вананду именно здесь, знал – ее обязательно будут охранять, – не отрываясь от этого танца, произнесла я. – Вы, капитан, здесь чужой. Мало того, бенанданти. По крови. А значит, враг вдвойне. Вам одному туда не пройти.
– Зоя, вас я с собой уж точно…
– Опять эта ваша «честь»? – зло выдохнула я и тут же осеклась. – Послушайте… Я умею защищать от атак чужеродной магии. Я смогу вас защитить. Надеюсь, что смогу. Но, мне для этого надо быть всегда рядом.
Мужчина, отведя в сторону взгляд, усмехнулся:
– Как в наших жизнях быстро все меняется… Предположим, Зоя. А себя защитить?
– Себя?.. Так я для них – «родная душа».
– И их атаки вы сами отбить не сможете? Так?
– Вито, мы все туда идем!
– Да, капитан.
– Ну, знаете ли… Боюсь, на всех моей защиты не хватит. Капитан, время не тяните. Я все равно – с вами. Тем более, куда уж ниже проваливаться? И не вы ли сами мне угрожали, что мы всегда будем рядом? А, вдруг…
– Ладно, – видно, фантазия в варианте «А, вдруг?» мужчину не подвела. – Остальные ждут у основания моста. Если, что…
– Э-эх, капитан.
– Яков?!
– Слушаюсь, капитан, сэр.
– Сусанна?.. – женщина в ответ живописно скуксилась: «Не больно то и надо».
– Яков, по дороге приготовьте нам фонари и… Зоя, идем, – и снова подхватил меня за руку.
Сразу у начала перил я, краснея от смущенья, наложила на капитана «защиту баголи». Просто, зачерпнула воздух в ладони и «пролила» родную стихию ему на опущенную макушку. Ах, да: еще два слова на языке накейо, но, уже про себя. Надеюсь, ему поможет. По крайней мере, Виторио мне жизнерадостно подмигнул… Я – зарделась еще и ушами. А потом мы, пройдя через мост, с двумя корабельными фонарями в руках начали свой, сильно уповаю, не «последний спуск». Без труда миновали гулкую башню с винтовой узкой лестницей, где капитан плечами обтер все стены. И через низкий выход вынырнули на самое дно каньона, оставив у него непотушенные фонари… Вот здесь и началось самое интересное. Примерно, с середины пути.
Потусторонняя защита налетела на нас очень резво. Словно, скучающие дети на брошенную в их кучу игрушку. Первые, обойдя над землей с боков, вертикально взметнулись. Виторио, ненароком замедливший ход, и вовсе замер напротив зависших пустых глаз. Кажется, мужских. Хотя, кто их разглядывать то…
– Мама моя, – вырвав ладошку из капитанской руки, обхватила я ее и уткнулась носом в мужское плечо. – Мама моя…
– Зоя, – тихо огласился он. – А как ваша защита работает?
– А кто его знает.
– Ага… Значит, вы не в курсе, почему они перед нами расступились.
– Что? – а вот ради такого стоит и глаза вновь открыть. – И правда…
– По-шли, – протянул капитан и уверенно пошел между низкими погребальными столбиками. – Зоя?
– А-а?
– Вот так будет удобнее, – взметнув свою руку, прижал он меня за плечи. – А почему вы не спросили о том, как сюда покойных раньше спускали? По этой башне?
– Вот как-то на ум… – качнулась я мимо особо любопытного «сторожа». – не пришло… И как?
– Никак. Их сжигали еще наверху, – тихо хмыкнул мужчина. – А еще, знаете, что интересно?
– Это вы так от реальности меня отвлекаете?
– Ну да… Могли бы и подыграть… Кстати, там, куда мы с вами так бодро идем, совершали последний посмертный ритуал: прах перемешивали со специальными порошками. В зависимости от пожизненной специализации жреца.
– Лучше бы вы про другие «приключения» в детстве читали. Сейчас бы истории ваши были гораздо…
– Пришли, – да я и сама успела заметить.
Здесь, в отличие от других строений на острове, двери были в полном порядке. Они даже не скрипнули, когда капитан их распахнул. Тусклое закатное солнце выхватило маленькое пространство с темными рядами каменных полок вдоль стен и одним большим столом посредине. И на этом столе…
– Пришли, – глухо повторил мужчина и выпустил меня из-под руки.
– Так берите ее. Зачем пришли то?
– Ага…
Лунная часть Вананды оказалась меньше, чем я до этого много раз представляла. Величиной в половину блюда, с которого мы вчера так шустро уплетали бананы. Здесь это «вчера» казалось «другой жизнью». Далекой. Потусторонней. И я, вдруг, вспомнила кладбище в Канделверди, где все именно так для меня и началось:
– Берите ее. Берите и уходим…
И Вананда исчезла в закромах капитанского жилета.
Обратно нам пришлось очень быстро бежать: «сторожа», распознав страшную кражу, сначала просто молча преследовали, но у самой башни, вдруг, началось настоящее представление. Вот бы где дверь не помешала. Потому что, скакали мы вверх по ступеням под холодящие душу стоны, усиленные округлостью стен, как длинной трубой. А когда, запыхавшись, вылетели из темени на мост, ее и потряхивать за нашими спинами стало. Виторио, глубоко вдохнув, понесся дальше. И я уже видела распахнутые рты встречающих нас «подельников», когда огромной силы холодная волна, ударив из-под моста, разбросила нас в разные стороны…
Мысли получилось собрать не сразу. Затылок гудел, как и башенная стена за ним. Звуки и того припозднились, с трудом пробившись сквозь этот гул. Я осторожно поднялась на ноги, пытаясь вглядеться в противоположный край моста, и не сразу сообразила: его больше нет… Люди с той, недосягаемой стороны, что-то кричали. И, вытряхивая мешки, пытались связать воедино веревки. И один лишь капитан стоял у самого сколотого края. Молча и неподвижно. Я тоже качнулась к стене у прохода. Та отозвалась мне в спину новой судорогой, обломив очередной каменный кусок от моста… И зачем теперь эти веревки?.. Зачем теперь всё это?.. А в небе, прямо над мечущимися духами, парили на широких крыльях, млинзи…
– Ну что, птицы: вам ко мне не пробиться, – оторвала я от неба прищуренный взгляд и снова опустила его на мужчину.
Он высоко поднял руку и, задрав голову, громко выкрикнул в самое скопище:
– ЭТО вам от нее надо?! Забирайте! Только… – конец взорвался в общем призрачном вое, и взлетевшая в небо Вананда, перевернувшись в воздухе, исчезла из глаз. Враз все вокруг стихло.
И в этот самый момент башня, оставленная в покое, решила самостоятельно рухнуть… Больше я не увидела ничего. Потому что от страха зажмурила глаза.
– Мама… Мамочка…
– Зо-оя!!!
Полеты бывают разными. Полеты-падения. В детстве я много «летала». И всегда приземляться не хотелось. Потому как болезненно это, в отличие от остального «процесса». В этот, последний (все же, «последний») раз, вышло иначе. То есть, я полетела – ветер в лицо и между пальцами раскинутых рук, как и положено. Только, феерично-трагичного «Хлоб-бысь!» не получилось. Вышло лишь «шлёп». Мягкое, как на подушку. Причем, пыльными сапогами. Пришлось глаза разлеплять…
Жесткие заросли тростника. Мелкие бляшки кувшинок. Ивы-плакальщицы шелестят под ночным ветром. А вдали, на тихом берегу, старая-старая мельница… Я подняла кверху глаза – вот оно, то, что обязательно соединяет… Пестрые аисты, целых шесть огромно-прекрасных птиц, сделав надо мной круг, исчезли, растворились в лунном небе одна за другой. И озеро постепенно начало преображаться. Вспыхивать, подсвеченными изнутри картинами. Первым двинулось мельничное колесо, постепенно набирая беззвучные обороты. Широкие оси замелькали, срастаясь между собой. А в туманной от скорости сердцевине стеблями по сторонам потянулись странные знаки… Цифры. Символы… Календарь… И краем глаза я уловила новую вспышку: прямо из отраженной луны на воде потянулся к небу тонкий росток. Все выше и выше, по дороге выпуская голые ветви. И сравнявшись с береговыми ивами, замер… С лунной половиной Вананды – светящимся «плодом» на самой длинной из них. И вновь заработало колесо. Правда, на этот раз ни знаков, ни символов не проявилось. Лишь маленькое желтое «солнце» с сиротливо ополовиненными с одной стороны лучами – все, что осталось от мельничного колеса… А потом вода «взорвалась». В аккурат между двумя половинками разъединенной Вананды и, в ее брызгах, как в опадающих жемчужинах, появилось огромное дерево…
Картина эта, преисполненным смысла «триптихом» на несколько секунд зависла передо мной и обвалилась в воду уже целиком… Еще несколько секунд я так и торчала. Посреди озерной ночной глади, под стук собственного сердца, хватая ртом запахи трав. А потом и сама… «обвалилась».
– О-о, да что ж это за жизнь такая?.. О-ой, – опять эти аспидные, черные горы. Этот прОклятый берег и этот белый, пропахший солью, песок. Песок кругом. Даже, кажется, на зубах. – Тф-фу! – хотя, стоило лишь с него подскочить, как тут же пришло «просветление»: кроме песка есть и каменные ступени (я головой на нижней как раз лежала)… Южный подъем в главный храм. – Да мать же твою! Да хобья карусель с… Мама моя…
Мысли забились в голове наперегонки с колотящимся сердцем: забыли, бросили, оставили, не нашли. А когда я, уже у самой воды с ладонью у лба, скосилась на низкое солнце… оно должно садиться с другой стороны. Значит, не закат, а…
– Мама моя… Мамочка, – и понеслась вдоль пены прибоя…
Сколько я так «пролетала», не помню. Но, в итоге, наконец, замерла. И громко дыша, еще раз обвела глазами уже ненавистный пейзаж. Да, солнце вставало. Бриз, прохладный, влажный, пробуя силы, качал макушки пальм, и птицы уже проснулись. А может, я их разбудила… И только черные храмовые горы по прежнему возвышались символом мрачной вечности… Всё. Больше бежать некуда. И, рухнув на колени, я опять «обвалилась». На этот раз, в «возвышенный тоскливый» рёв…
– Монна Зоя. Монна…
– А чё и я ничёви… А-а! Яков! – запыхавшийся боцман, от моего «душевного порыва» чуть на спину с колен не опрокинулся. – Яков… Я думала, вы меня бро-осили-и… А вы… Вы…
– Да мы вас до самой темени по этому хобьему лабиринту искали, – обхватив меня, запричитал тот. – Монна Зоя…
– Угу-у… Яков. Мне было так страшно одной здесь… В этом хобьем… А где капитан? – отпрянула я от него. Мужчина, тихо ругнувшись, сдернул с шеи свисток. – Макс! Давай живо вдоль берега и свисти по громче. Надо команду собирать.
– Три коротких? Как договаривались, если…
– Ага. Давай! – крикнул уже вдогонку. – Монна Зоя, мы с капитаном разделились.
– Зачем?
– Чтобы лучше вас искать.
– Так вы меня… искаи-ли-и… – вновь уткнулась я в уже мокрую мужскую грудь.
– Ну, конечно. Я ж говорю: сначала, до самой темени. Потом, переждали пару часов в каком-то доме и с первым лучом, снова, – гладя меня по спине, будто убаюкивал Яков. – Мы ж не знали, где именно. После такого-то… Вас же эти птицы с собой унесли. И пропали все оптом. Чтоб им. А капитан…
– Что, «капитан»?
– К мосту тому рухнувшему вернулся и там всю тьму просидел. Он нас и поднял.
– Угу… Наверное, по своей Вананде страдал… Это же все из-за меня-я…
– Ох, монна Зоя.
– Ох, Яков… Как же это страшно, когда одна. Я не хочу больше одна. Я не хочу больше много чужой воды и чужих островов. Я хочу домой. Я хочу, чтобы меня любили. И берегли. Это так…
– Зоя…
Первым моим огромным желаньем было из разжавшихся боцманских рук перекинуться прямиком к нему. Совсем рядом опустившемуся на песок. А потом я увидела его взгляд. Тоскливый, будто с чужим зябким холодом на дне. И просто хлюпнула носом:
– Да-а?
– Вы больше не плачьте. Теперь все у вас будет хорошо… Яков, вы с Максом – молодцы.
– Ну, так, – хмыкнул боцман. – Только странно: мы по этому месту уже второй раз проходили и монны Зои тогда здесь…
– Здесь все странно, – глядя в сторону, скривился капитан. – Зоя, пошли? – и, подскочив с колен первым, поднял за собой и меня…
Два следующих дня я беспробудно в своей койке спала. Без каких-нибудь снов и многозначных видений. Они меня «бросили». Исчерпали запас. Надеюсь, теперь, навсегда. Маленькое окно попеременно извещало о наступлении солнечного дня, потом, ночи, но я, отвернувшись к стенке, упрямо продолжала сопеть… Пока океан не накрыл туман.
В тумане утонуло всё: палуба бригантины, кармовые лестницы, мачты и даже звуки в нем растворялись. Лишь запах камбузного дыма, путаясь в его непролазном мареве, висел над кораблем странным «коктейлем». И непонятно было: утро сейчас, день или вечер. Хотя, Рубен, вроде как… Ну да, уже вечер.
– Добрый вечер, Сусанна, – запустила я вслед за собой в гостиную туманное облако.
Женщина кивнула, ставя на клавесин недопитый бокал. Потом поддернула сползшую с плеча шаль:
– И тебе… Зоя. Выспалась?
– Угу… А ты почему одна скучаешь?
– Скучаю? – усмехнулась Сусанна. – Я думаю. Много. Как раз, пора.
– А о чем?
– О многом, Зоя. О своем будущем, например. О своем деле.
– А чем вы с капитаном занимаетесь? – хлопнулась я на стул, и подхватила из вазы зеленое яблоко. – Какое у вас «дело»?
– Фарфоровое, Зоя. У Вито своя большая мастерская в Диганте. Там делают очень тонкий красивый фарфор. Он высоко ценится. А я его по всему Бетану продаю.
– А-а… Понятно… Сусанна, он… очень переживает?
– Из-за чего? – вскинула она на меня глаза.
– Из-за своей Вананды.
– Не знаю. Я его не видела почти столько, сколько тебя.
– Почему?
– Он из своей каюты почти не выходит. А заходить к нему – табу, – и, хмыкнув, добавила. – Для друзей.
– Значит, сильно, – вот ведь… несчастье. – Сусанна, я, пожалуй, пойду.
– Куда? Сейчас Рубен на ужин накроет.
– А я не голодная, – и, уже у двери, демонстративно откусила свое яблоко. – А ты «думай». Не буду те-бэ мэшать, – но, пошла совсем не к себе. «Табу» у него. Так ведь, лишь на «друзей». Хотя, Сусанна имела в виду, «подруг». А вот, я кто? Наверное, теперь, лишь «обуза»…
На настойчивый стук мне не ответили. Пришлось дергать дверь. Иначе, вся храбрость в тумане растворится. И, уже оробев, скользнула в неожиданный полумрак… Вот оно как… Мужской профиль, склоненный над далеким столом, качнулся и медленно повернулся ко мне:
– А странные картины выдает туман.
Храбрость моя, заскулив, махнула хвостом в закрывшуюся дверь. Я – осталась. Лишь спиной к двери прислонилась:
– Угу… А вы что, пьете? Один?
– Я? Нет. Может, вам налить, Зоя?
– За упокой Вананды?
– А причем здесь… Та-ак.
– Ну, вы же по ней страдаете? Безвозвратно потерянная честь и как теперь без нее все будущие дети от любовниц? И как вы теперь докажете, что лучше собственного отца?
– Зоя, прекратите нести чушь.
– Чушь?.. А вы прекратите страдать. Да вы лучше его во много раз, хоть я его и не знала. И вам нечего и некому доказывать. А я к вам не «чушь» пришла нести, а извиняться за… за… А вообще, за что мне перед вами извиняться?
– Вот и мне интересно, – поднялся он из-за стола и медленно двинул через всю свою огромную каюту. Я, глядя на это зрелище, тоскливо скосилась в горящий камин. – Продолжайте, Зоя.
– А-а… Я сначала хотела вас подбодрить. Ну, и извиниться.
– Так, за что? – вперился в меня взглядом мужчина.
– Да за стечение обстоятельств.
– Теория предначертанности. «Колесо судьбы», – с усмешкой качнул он головой. – Вы-то тут причем? Нас с вами «неизбежно свело». А теперь «разведет». Я подписал ваше разрешение на брак с этим… Зачей.
– Спасибо. Только, мне оно теперь – ни к чему.
– Оно – без приданого.
– Ну и что.
– Не понял?
– Я замуж за Зачю не пойду. Что здесь непонятного?
– Та-ак. Но, тогда вам придется до середины декабря «болтаться повсюду» за мной?
– Угу… А если просто…
– Нет.
– И даже под расписку от брата и…
– Нет.
– Да почему «нет» то?!
– А почему «замуж не пойду»?!
– А это, не ваше дело!
– Я пока – ваш опекун.
– О-о, опять – старая песня. Сейчас-то она к чему?
– Вы на вопрос мой еще не ответили?! Вы понимаете, что у вас сейчас лишь два пути: либо с ним под венец, либо со мной до зимы? С человеком, который принес вам одни лишь несчастья и которого вы до сих пор ненавидите?
– А-а…
– Причем, по мнению его же, он это чувство вполне заслужил… Вы что-то хотели сказать?
– Да. С чего вы взяли, что я вас «до сих пор ненавижу»?
– Да от вас же самой, перед тем, как нам отчалить на Ньюпван.
– О-о… Капитан, вы большой фантазер и много на себя берете. Я имела в виду не вас, а всего лишь кофе, что мне Сусанна предлагала.
– Да, неужели?
– А почему я перед вами оправдываюсь?
– Я вас об этом и не просил. Тем более, вы на вопрос мой до сих пор…
– Да идите вы, вместе с вашими вопросами. Страдает он. Несчастья одни приносит. Вам, наверное, нравится вот так «страдать». А я хочу просто жить и любить… – распахнула я рот, но наткнулась на выразительный мужской взгляд. – Понять бы еще, что это… такое… Я пойду, – и развернувшись, дернула дверь.
– Что «понять»? – приложила ее обратно взметнувшаяся передо мной рука. – Зоя?
– Что такое любовь. Чтобы больше не ошибаться. Может, вы мне расскажите, как опекун? – а, что уж там? Однако мужчина сглотнул слюну:
– Зоя, мне на этот вопрос…
– Да вы просто трусите.
– Что?
– Я буду говорить, а вы меня слушайте… Это, когда видишь в другом все самое лучшее. Так?.. И он вызывает у тебя желание делать добро. И каждое его слово, как драгоценный дар. А еще…
– Что, «еще»?
– Еще он пахнет… Его запах. Он – родной. Так больше никто на свете не пахнет… Так?
– Зоя…
– Что? – и качнулась к нему. Чтобы еще раз вдохнуть. Проверить. Хотя, какие уж тут…
Мужская рука обхватила мой подбородок и с силой приподняла. Глаза в глаза. Всего на какой-то миг. Чтобы понять… Теория предначертанности. Да и хоб с ней.
