Текст книги "Дьявол начинает и... (СИ)"

Автор книги: Елена Козак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

   – Обещаю!

   – Ты, я, – она на мгновение замолчала. – Мы оба сволочи, эгоисты, которые ради своих жизней пожертвуют десяткой других. Ты не фанатик, как Бор, Локий, не испытываешь наслаждения, мучая ведьму, предавшую заветы Господа, как Демитрий. Ты просто живешь со всем этим, как и я. Живешь, чтобы самого ведьмаком не назвали. Такое ведь уже было. И не раз, – она подняла руку. – Ты обещал мне защиту от пламени, что бы я не сказала. А правда горька. Но ты знаешь не хуже меня, что это не ложь.

   – Ты думаешь, я смогу отправить тебя на костер? Что бы ни случилось! Но что дальше?

   – Ничего. Жить с этим, как жили прежде. Ты сказал мне почти то же самое в ту ночь, когда я впервые принадлежала тебе. Все осталось прежним. Вы уезжаете надолго? – сменила тему она.

   – Почти на год. Вернемся не раньше, чем через десять месяцев. Следующее время ведьм тебе придется провести без нас.

   – Ты все рассчитал, – она нахмурилась. – А что было бы, если епископ не пригласил бы нас к себе?

   – Ты на самом деле хочешь это знать? – жестокий вопрос, неправильный, колющий прямо в сердце. Кристоф слишком давно стал жестоким, чтобы сейчас меняться. Что бы ни лежало на кону, он просто не мог быть иным.

   – Нет, – она снова повернулась к окну. – Желаю приятной поездки...

   Поездка... Кристоф и подумать не мог, что будет так скучать. Просыпаться, не видя ее лица, не лаская податливое тело, не слушая мысли, такие похожие на его собственные. Они и впрямь были безумно похожи.

   К епископу они прибыли в начале осени. "Светоч" больше всех был удивлен этой встречей. Она тогда спросила, что бы он делал, если бы епископ не пригласил бы их к себе. Он и не приглашал. Потому и отослал их обратно много раньше, чем надеялся Кристоф, который придумывал всевозможные предлоги, чтобы остаться.

   "Дорогая сестра, в первый день зимы мы возвращаемся домой..."

   – Господин жрец, – окликнул Кристофа детский голос.

   – Что тебе, дитя мое? – мужчина перевел взгляд на ребенка, что появился на крыльце дома. Мальчик был ему знаком – Аким.

   – Я хотел спросить, – мальчишка засмущался. – А точно все, кого сжигают, Господа предали? У меня отца сожгли. Вчера... А еще раньше мать. К карателям мне дядя запретил ходить. Может, вы ответите? Мама, папа... Они не могли!

   Слишком глупый вопрос для ребенка. Слишком умный для взрослого. Опасный вопрос. Внезапно Кристофа захлестнула неожиданная волна нежности. Захотелось хоть раз в жизни сказать правду.

   Но нельзя! Слишком высокой будет цена.

   – Точно. Иначе на них бы никто не покусился. Продолжали бы жить, радоваться.

   – Да? – Аким совсем стушевался. Опустил глаза. Того и гляди заплачет. – Значит, и эта Марта тоже? А дядя говорит, она из-за карателя пострадала. Из-за Карима. Говорит, что глупая она, раз с ним связалась. Вроде того, что мамка моя тоже хотела с ним как-то эдак расплатится, а не получилось, сожгли ее. И Марту вон тоже.

   – Это Карим обвинил... – Кристоф запнулся, осознав, что все еще не может спокойно выговорить это имя. – Марту в колдовстве?

   – Да вроде. Хворост на костру точно он подпалил и стоял там, пока она в пепел не превратилась. Но тетка моя говорит, Марта точно ведьма, потому что сразу призналась.

   – Чтобы не пытали, – Кристоф снова воскресил в памяти дорогое лицо. Вспомнил, как она дрожала, когда пытали очередную ведьму. Будто ее саму в чем-то обвиняют. – Понятно, она "призналась"! – он резко ударил кулаком о стену. – Дьявол, мне одного дня не хватило! Зачем она призналась?! – он взял себя в руки. – И долго Карим к Марте ходил?

   – Еще до того, как маму мою сожгли. Тогда люди говорить о ней начали, – мальчик что-то подсчитал на пальцах. – Два года.

   – А потом решил, значит, убить.

   – Да. И Марту, и папу моего, и братишку Рема, и Софу.

   – Софа кто такая? – не знал, что еще спросить, жрец. – Сестра твоя?

   – Нет, – мальчишка улыбнулся. – Она дочка Марты. Они с Ремом исчезли. После того, как вчера ночью на площади она появилась, когда Марту сжигали, я ее больше не видел. Ну, Карим тогда крикнул, что она тоже ведьма, чтобы и ее сожгли. Но она хорошая, правда. Она меня спасла.

   – А сколько лет Софе? – хриплым голосом спросил Кристоф.

   – О, она взрослая. Не такая, как мой брат. Но тоже взрослая! Ей восемь. Скоро и я таким буду. Ведь правда?

   – Правда, – жрец уже не слушал мальчишку. Отвечал, не задумываясь. В голове вертелась мысль: "Дочке Марты было восемь лет".

   – Дьявол! – он резко ударил кулаком по столу, на мгновение сгорбился, но тотчас выпрямил спину. По губам проскользнула жестокая усмешка. – Значит, говоришь, виноват Карим. Прекрасно!

   Мальчик, во все глаза глядевший на жреца, вздрогнул. Никогда Аким не видел такой черноты в глазах. Столько злости, отчаяния, ненависти и боли. Пятилетний мальчишка, что он знает? Он смотрел, как изменяется дотоле спокойное лицо, как морщины прорезают чело, глаза зажигаются бешенством...

   Аким заорал от страха, подумав, что ему явился сам Лукавый, и бросился вон. Он все бежал и бежал. Вот и село исчезло из виду за очередным поворотом. Показались деревья. Внезапно ноги подломились от усталости. Аким повалился на мох. Да там и лежал, изнывая от усталости, с вот-вот готовым вырваться из груди сердечком.

   А еще был страх, липкий пот, стекавший по телу и отчаяние, что волнами захлестывало ребенка. Он так и сидел, пока на землю не начали опускаться сумерки. Не появился новый страх – остаться на ночь в лесу. Отец ему часто повторял, в лесу живут духи умерших. В ночь они выходят на охоту. Никому не посчастливится остаться в живых, если он до ночи из лесу не уберется.

   Аким еще сильнее задрожал и медленно поднялся, заковылял к дому.

   – Не Дьявол это, простой жрец, почудилось мне, – еле слышно бормотал мальчишка. – Но жрецы, они ведь пострашнее карателей будут. Вот и показалось. Не добрый он, но и не Лукавый, он жрец!

   Скоро и село показалось на горизонте. Мальчишка замер. В небо поднимались языки пламени. "Неужто, воскресенье сегодня? Вроде ж вчера ведьм палили". Но страх ушел. Слишком обыденным для ребенка было пламя. Ничего особенного. Еженедельное празднование.

   Но не сегодня!

   Дойдя до площади, мальчишка онемел. Так и стоял, разинув рот. На костре сжигали карателя – Карима. Не было слышно привычных разговоров. Люди стояли тихие, в глазах тетки, к которой тишком приблизился Аким, виднелся страх.

   "Чужаки казнили одного из нас, а вдруг не остановятся на этом? С карателей на простых людей перейдут!"

   Тетка, как заметила племянника, дала ему подзатыльник.

   – Чтобы не смел рта раскрывать, паршивец! Ехали бы жрецы мимо, не пришла бы к нам беда. С самого начала, как пришла эта Марта к нам в село, знала я, ничего путного из этого не будет. Но мужики наши на красоту ее купились, дом ей выстроить помогли. А нас, баб, кто слушать-то будет?

   Тетка еще раз замахнулась, но Акимки подле нее уже не было. Мальчишка приблизился к жрецам – двум темным, завернутым в плащи, фигурам. До ребенка донесся обрывок разговора.

   – Вступил в сговор с Лукавым, душу свою продал. Так покараем его... Кажется, именно это ты говорил. Но почему именно он, Кристоф?

   – Ты же сам сказал, он вступил в сговор с Лукавым.

   – Я слышал. Что он на самом деле сделал?

   Кристоф невыносимо долго смотрел на пламя. Бездушно. Ни слез на глазах, ни отчаянья, что дотоле видел Аким.

   – Он вступил в сговор с Лукавым.

   Второй, незнакомый мальчику жрец, покачал головой.

   – Что ж, как знаешь, – он легко кивнул Кристофу и отошел.

   К оставшемуся в одиночестве жрецу медленно приблизился Аким. Кристоф заметил его, кивнул мальчишке.

   – Почему ты тогда убежал? – в тихом голосе сквозила усталость.

   – Я испугался, – Аким и сам не знал, что заставило его ответить правду. – Вы были таким злым. А сейчас нет.

   – Мне стало больно от того, что ты сказал. Думал, месть поможет забыть, исправить ошибки, отдать долги... Я ошибся. Месть ничего не меняет. Черное не станет белым, как ни крути.

   Кристоф снова взглянул на костер, переставая обращать внимание на мальчишку. Сколько на его памяти уже было таких костров? Не счесть. Он думал, этот будет иным. Зря, все едино!

   – Месть ничего не меняет, малыш.

   Теплый ветер ударил в лицо, оставляя на губах вкус пепла.

   Огонь разгорался вовсю. Безжалостное пламя, которое, дай ему волю, сожжет все вокруг, не оставит ничего живого. Только невыносимый жар и ее лицо.

   – Кристоф, забудь все, что я сказала про эгоизм, желание жить. Я люблю тебя, что бы я тебе ни говорила. И всегда буду любить...

   На следующее утро нежданные гости исчезли. Только пыль от лошадиных копыт так и осталась висеть в воздухе.

Глава 17. Ночь, длиною в жизнь  

   Софа тысячи раз бывала в лесу. Порой собирала ягоды. Уж очень чернику любила, вот и радовала себя. А затем приходила домой вся измазанная соком. С посиневшими губами, языком, иногда даже на щеках оставались следы от любимых ягод.

   А бывало, сбегала подальше от мальчишек, что изводили ее своими криками, будто она ведьма, или пряталась от Карима.

   Лес был родным другом, что приголубит, даст совет, а коль нужно, то и спасет. Сегодня что-то неуловимо изменилось. Возможно, они с Ремом зашли дальше, чем она заходила прежде. А, возможно, возможно...

   – Мне страшно, – дрожащей рукой Софа нащупала руку своего спутника. – Почему мне так страшно?

   – Что ж тут странного? – Рем пожал плечами. – Акимка вон тоже боится леса.

   – Но я ведь старше его! – Софа с детским упрямством топнула ногой и едва не провалилась под землю. Заорала от страха и только в последний момент успела ухватиться за куртку Рема. – Ч-что эт-то? – заикаясь, а, потому, мало понятно спросила она.

   – Ловушка для оборотня, – хладнокровно объяснил Рем.

   – Д-для к-кого? – еще больше заикаясь, спросила девочка.

   – Для оборотня, вервульфа, волкодлака, – мальчишка, не выдержав, рассмеялся. – Ну, это отец так Акимку запугивал, чтобы братишка в лес без спроса не совался. А ловушка для волка, наверное. А, может, для медведя.

   – Т-точно не для об-боротня? – все еще заикаясь, но, уже начиная успокаиваться, пролепетала Софа.

   – Точно! – Рем щелкнул спутницу по носу. – Не бывает ведь их. Байки только для того, чтобы у костра травить, и придумывают. Ну, и отец бывало. Пошли быстрее, а то как бы за нами в погоню не пустились.

   Дети ускорили шаг. Попасться не хотелось никому. Еженедельные сожжения слуг Дьявола давно стало обыденным делом что для Рема, что для Софы. Но становиться одной из жертв пламени детям, тем не менее, совершенно не хотелось.

   Сквозь листву деревьев проглядывало яркое солнце. Оно уже давно встало и теперь напоминало детям о том, что они уже несколько часов без устали идут, а при этом и маковой росинки во рту не держали.

   – Может, ягоды поищем? – предложила Софа. – Покушать-то нам нужно. А то и не дойдем ведь.

   – Заблудимся, – возразил Рем. – На самой-то тропинке ягод нет. Лучшие умельцы, нежели мы с тобой, их уже собрали. А за нее выходить опасно.

   – Разве тут люди ходят? – удивилась Софа. – Мы ведь уже далеко от села отошли.

   – Далеко? – Рем присвистнул. – Да мы и двух верст не прошли!

   – Как же это? – Софа округлила глаза. – Вроде ж, уже порядком прошли.

   – Самую малость. До ближайшего села еще очень далеко.

   – Тогда тем более, нужно ягод найти! Ведь не дойдем. Ты стой на дороге, а я ягоды поищу. Тебе тоже принесу! – крикнула девочка, скрываясь в придорожных кустах.

   Рем и глазом не успел моргнуть, как она исчезла. Мальчишка постоял с минуту, а затем скрылся в противоположной стороне дороги: "А то как же это так получается, Софа – девчонка о еде позаботится, а я истуканом буду стоять!"

   Долго искать ягоды не пришлось. Софа и Рем почти одновременно выскочили на дорогу. Девочка набрала ягод в подол юбки, мальчишка скинул с себя рубашку и сложил добычу туда.

   Ягоды – хороша же добыча! Но ни лука со стрелой, ни простой рогатки не было. Рем даже Петов нож оставил лежать возле тела односельчанина. Не подумал тогда о том, что он может понадобиться. Сейчас оставалось только сожалеть о своей глупости.

   Софа набрала черники, Рем нашел несколько кустов малины. Хоть и дикой, но все одно лучше, чем ничего.

   – Будем делиться? – софины глаза загорелись, лишь только девочка увидела, что принес Рем. – Меняемся кучка на кучку?

   – А то!

   Дети со смехом разделили ягоды, а затем быстро съели. Голод давал о себе знать. Да и спешить нужно было. Поев, молча собрались в дорогу. Рем не стал снова надевать рубашку, зацепил за пояс, на случай, если еще понадобится, и пошел вперед.

   Редко детям нужно было совершать такие длинные переходы. Да и лес все густел и густел. Тропинка мало-помалу мельчала. Порой сложно было разглядеть, где она, а где лес. Хорошо хоть пить не хотелось. В лесу было не так жарко, как в селе, да и съеденные ягоды оказались сочными, несильно утоляющими голод, но прекрасно справляющимися с жаждой. Так что одной бедой меньше.

   Путники не останавливались до самого вечера. Все надеялись, до соседнего села дойдут. Все время казалось, за следующим поворотом покажется опушка, а за ней домики, в которых приютят маленьких путешественников. Но конца лесу все не было. Казалось, вот он – просвет – но, подойдя ближе, дети обнаруживали, что это лишь видение.

   Остановиться решили только тогда, когда на землю опустились сумерки. Солнце скрылось за деревьями, редко когда сквозь густую листву проникали его лучи.

   С исчезновением солнца все как-то изменилось. В нескольких шагах от детей раздавались непонятные шорохи, будто бы даже голоса доносились. А еще тени. Они кружили вокруг в непонятном хороводе, то приближаясь, то вновь отдаляясь.

   – А-а! – Софа внезапно вскрикнула и посмотрела Рему в глаза. – Там за деревом что-то есть!

   – Да что там может быть? – Рем хотел сделать шаг в сторону, но Софа схватила его дрожащими руками.

   – Подожди! Не ходи туда! Давай останемся здесь?

   – Но там ведь ничего нет! – попытался проявить терпение мальчишка. – Показалось тебе!

   – А если нет?!

   – Ну, оставайся здесь, – Рем по одному расцепил пальцы, что вцепились в его рубашку. – Я сам пойду, проверю.

   – Нет! – девочка испуганно оглянулась. – Здесь страшно! Не ходи! Давай здесь на ночевку остановимся.

   – Нужно подальше от деревьев отойти, – не согласился Рем. – Чтобы ветки от костра не загорелись. Вон, смотри, – мальчишка поглядел куда-то в сторону и показал рукой Софе на недавнее пепелище. – Там и остановимся на ночлег.

   Дети собрали немного мха, веток (хорошо дождя давно не было, все вокруг сухое). Рем достал из кармана штанов огниво. Высек искру, как учил отец, а затем раздул огонь. В сердце при воспоминании об отце пришла тоска, горечь утраты, даже в сердечко что-то кольнуло. Мальчишка спрятал в карман огниво, поборов мгновенно вспыхнувшее желание избавится от предмета, что навел грустные воспоминания. Он уже не взял нож. Еще раз поддаться эмоциям было бы глупо.

   – Ремка, что с тобой?! – заметив, как по щеке друга скатилась слеза, Софа отбросила ветку, что как раз держала в руках, в сторону, и подошла к мальчику, подняла вверх твердый подбородок. – Что не так?

   – Все не так! – Рем со злостью спиной ударился о ствол дерева. – Отца убили, братишку могут со свету сжить. Мы с тобой идем незнамо куда!

   – Мы знаем, куда. В соседнее село, к добрым людям.

   – Не бывает добрых людей!

   – Бывает, я точно знаю! – Софа обхватила Рема за шею, прижалась щекой к его голой груди. – Только вчера мне сон снился. Там люди были добрыми, они хотели помочь. Я правда видела!

   – Видела, конечно, видела, – Рем погладил девочку по волосам, чувствуя, как по его щеке катится слеза. Порыв Софы его ничуть не убедил: чего ждать от ребенка! Просто хотелось успокоить Софу. Она ведь, как и его братишка, верила простым заверениям, что все будет хорошо. Зачем же лишать ее этой веры? Ни к чему это.

   – Успокоился? – улыбающаяся физиономия поглядела на Рема.

   – Конечно, – мальчишка порылся в карманах и вытащил кусок хлеба. – На вот, держи. Вчера с обеда унес. Хотел собак покормить, но и нам сгодится!

   Маленькие пальчики схватили хлеб, дернули раз-другой, разделив на две части.

   – Держи, – Софа протянула Рему один из кусков.

   – Да тут и на одного мало! – попытался воспротивиться мальчишка.

   – Но нас двое. Ты со мной поделился, значит, и я с тобой должна! – маленькие пальчики вложили в ладонь другу хлеб. – Ешь!

   Хлеб таял во рту, ведь окромя ягод ребятишки ничего не ели. Правда, маленький кусок хлеба скорее распалял голод, а не утолял его. Но тут уж ничего поделать было нельзя. Пришлось довольствоваться изрядной порцией слюны, а затем глядеть на весело горящий огонь, чтобы хоть как-то отвлечься от урчащего в ожидании прибавки к скудному ужину желудка.

   Внезапно раздался холодящий кровь вой. Софа мелко задрожала и прижалось к Рему.

   – Страшно.

   – Волк простой, – Рем и сам ощутил, как к горлу подступает предательская дрожь. Но все же попытался справиться со страхом, ободряюще улыбнуться. – Он не подойдет к костру. Боится огня.

   – А если оборотень? Ты про них утром говорил.

   – Да в них только Акимка и верил!

   Внезапно вой усилился. К первому голосу добавился второй, затем третий. А вместе с волками свою песню затянул ветер. Ударил в спины усталым путникам, зашелестел листвой. Софа уже сама не знала, отчего она дрожит. То ли от страха, то ли от холода.

   Рем снял перевязанную вокруг пояса кофту.

   – На вот, держи. А то чего доброго замерзнешь.

   Девочка протянула ладошки вперед, но тотчас одернула.

   – Сам лучше одень, чтоб до утра не околеть.

   – Я закаленный, – отмахнулся Рем. – Мне холод не страшен.

   – Страшен! Надевай!

   Мальчишка усмехнулся, но все же надел кофту. А затем обнял Софу, надеясь хоть так помочь ей согреться.

   – Так тепло?

   Ответить девочка не успела. В двух шагах от костра промчалась тень. Софа еще крепче прижалась к Рему.

   – Зверь!

   А затем еще один гость. Шорох то справа, то слева, мрачное угуканье совы...

   Ночами в лесах чертовщина всякая происходит. Духи ушедших выходят на свет Божий, на смертных охоту начинают. Горе тем, кто на ночь в лесу останется. На утро только оболочка от человека и останется. Поглотят душу. Одно тело по свету и будет ходить.

   Вспомнились Рему рассказы отца, которыми он пугал младшего сына.

   А парни возле костра и того пуще рассказывали. Будто в лесах вампиры живут. Они кровь всю из человека выпивают. Несчастный тогда замертво падает. А на следующую ночь тоже вампиром становится, на людей охоту открывает. Может и брата убить, и отца, и мать, и невесту...

   На этом месте кто-то из мальчишек – друг рассказчика – выпрыгивал будто из ниоткуда, и к шеям слушательниц тянулся. Девчонки и разбегались кто куда от страха.

   – Успокойся, нет там никого! – Рем подскочил на ноги, схватил одну из веток из костра и бросился туда, где только что промелькнула тень. – Видишь, пусто! – Рем вернулся к спутнице, снова бросил ветку в огонь. – Пусть только сунется кто!

   А затем новая тень.

   – Не ходи туда! – Софа схватила уже готового вскочить Рема за рубашку. – Там никого нет. Мне не страшно!

   Ее губы дрожали, но отпускать от себя Рема девочке хотелось меньше всего. А вдруг там все же есть кто, вдруг он нападет!

   Дети сидели, обнявшись, Рем так вообще пытался скрыть, что боится идти тень искать не меньше, чем Софа. В первый-то раз оно как-то само собой получилось. Как вспомнил деревенскую жизнь, так сразу спокойнее стало. Но ненадолго. Пытаясь скрыть дрожь, мальчишка подбросил в догорающий костер еще мха, кинул несколько веточек. Сосну старался не кидать. Знал ведь, что она в одно мгновение прогорит.

   Так они и сидели, греясь от костра и оберегая друг дружку от страха. Порой казалось, странные звуки лишь мерещатся, а затем накатывала новая волна ужаса. Детские глаза открывались и с надеждой смотрели на костер, что будто бы должен был спасти их ото всех бед.

   – Знаешь, это самая страшная ночь в моей жизни. Не думала, что когда-то так напугаюсь, – тихо прошептала Софа на ухо Рему. – Самая-самая страшная.

 ***

   Светать начало рано. Жаль только ни Софа, ни Рем этого не заметили. За несколько часов до рассвета детей все же сморил сон. Усталость взяла свое, победила и холод, и страх. Два одиноких, прижавшихся друг к другу тела.

   Тут-то их и нашли!

Глава 18. С попутным ветром

   997 год по местному летоисчислению. За 3 года до заключения пари...

   – Хватит прохлаждаться, лоботрясы! – мясистый кулак ударил о стол, подбрасывая вверх разноцветные фишки. – Живо за работу! Ишь, нашли себе забаву! Фиц, давай в руки тряпку и драй палубу, Креск... Дьявол, вот же имечко, язык сломаешь, пока выговоришь. Кресктений, бери Рема и к парусам!

   Матросы разбрелись по кораблю, оставив риксы ^[16]  на столе. Только выигранную мелочь в карманы и засунули.

   Трехпарусное судно уже давно, по всему было видно, отметило свое пятидесятилетие. Некоторые доски прогнили, другие даже успели заменить дешевыми грубыми поленьями из карте ^[17] . Монет на колиандр ^[18]  не хватило. Да, золотое время судна давно минуло. Паруса были кое-где залатанные, кое-где вообще порваны после недавнего шторма...

   – Убрать паруса! Быстрее!

   Взмывшая до небес, что казались такими близкими, волна, на миг укутала весь корабль вместе с грот-мачтой. А затем отступила. Полуживая, выброшенная на борт "Цирцеи" грозным Карским морем рыбешка задыхалась. Все медленней, а вместе с тем обреченней шевелились жабры.

   Еще один рывок. Туда – в море... Еще один...

    А затем замерла навсегда.

   Но у всего в этом мире есть цена. Даже у полуживой рыбешки! Один из матросов поскользнулся на влажной чешуе. Даже вскрикнуть не успел, как покатился к корме и достался водной стихии взамен рыбы.

   – А-а! – яростные волны поглотили крик несчастного.

    – Бирда смыло. Капитан, прикажите...

   – Нет времени! Уберите паруса, иначе мы все отправимся на корм морскому Дьяволу ^[19] ...

   – Кресктений, не знаешь, чего это наш капитан с утра разбушевался?

   – Да кто ж его знает, – невысокий человек лет тридцати с огромной буроватой родинкой на щеке сплюнул в сторону. – Может, не с той ноги встал, или ему Морской приснился.

   – Всяко бывает, – Рем вздохнул и покрепче натянул паруса. – Когда мы уже вернемся?!

   – На берег? Не глупи! Ничего хорошего в нем нет. Баба моя опять пилить начнет, что денег у нас нет, ребятишек не во что одевать. Будто бы я сам об этом не знаю!

   – Я хочу вернуться. Давно дома не был. Софу не видел. Скучаю по ней очень.

   – Главное чтобы она себе пока тебя не было, кого другого не нашла, – Кресктений снова сплюнул. – Бабы они такие. Подлые до жути. Была у меня раньше такая. Чуть я в море, она к любовничку своему. Хорошо хоть друг у меня нашелся, рассказал про все ее шашни. А то я бы и не узнал ничего. Так бы и ходил с рогами на голове. Барсения, – в голосе Кресктения прозвучала нежность, – хоть баба и стервозна да и пилит все время, зато верна мне.

   – Софа не такая, – Рем мечтательно вздохнул. – Я ведь ее, почитай, всю жизнь знаю. Сначала за сестру считал, а как в море вышел, понял, совсем не могу без нее. Какая же мне она сестра?

   – Это ты сейчас так говоришь, – моряк расмеялась. – Помню, я сам в любовь вечную верил. Чепуха все это. Надоест она тебе, как на суше денька два побудешь.

   – Нет, – Рем поглядел на небосвод, надеясь увидеть там очертания родного берега. – Как сбежали мы с ней с родного села, так почти и не расставались.

   – Помню, ты рассказывал. И о том, как по лесу бродили, и о том, как вас крестьянка нашла, когда в лес по грибы-ягоды ходила, как приютила она вас. Точнее, – Кресктений поморщился. – Одну Софу. Ты ей не по нраву оказался.

   – Да все не так было! – Рем рубанул воздух кулаком. – Совсем не так...

   – Эй, просыпайтесь! Просыпайтесь! Вы чьи будете?

   Рем открыл глаза, вздрогнул, увидев перед собой незнакомое морщинистое лицо. Длинные спутанные волосы, горящие огнем глаза – кикимора, все, как рассказывали мальчишки!

   – Убирайся, нечисть! – громко заорал Рем, пытаясь побороть страх. Мальчишка даже хотел вскочить на ноги, но поскользнулся на валяющейся подле него ветке, с которой он еще вчера на лесных духов охотился (она внезапно показалась несуразной, не наделенным магией оберегом, что спасет от врагов, а простой палкой, каких еще тысячи в лесу), и повалился наземь.

   Кикимора расхохоталась.

   – Да какая я тебе нечисть?! Живу я здесь. А вот вы, кто такие будете?

   – Я – Софа, – открывшая вслед за Ремом глаза девочка, показала на своего спутника. – А это Рем. Мы с села Большицы.

   – Далеко же вы от дома ушли, – кикимора, оказавшаяся старухой, покачала головой. – Здесь за поворотом уже Кислици начинаются.

   – Неужто, дошли?! – дети переглянулись. На чумазых лицах начала появляться улыбка. – Мы ж то думали, что заблудились!

   – Нет, – старуха покачала головой. – Родители ваши где? Неужто вы сами в такой путь длинный отправились?

   Дети снова переглянулись. Только на этот раз не улыбка мелькнула на их лицах, таких похожих в это мгновение – самые настоящие слезы.

   – Погибли они. Вот и ушли мы, – Софа шмыгнула носом.

   – Бедное дитя, – старуха потрепала Софу по волосам. – Так рано осиротеть. Но Господь на вашей стороне, раз дошли вы так далеко, не заблудились, дикий зверь по дороге не растерзал. Пошли-ка со мной в деревню. Вы же, наверно, голодны. Я вас и накормлю.

   – Как же ваши дети? – додумался спросить Рем, в то время как Софа доверчиво льнула к незнакомке.

   Старуха вздрогнула, тяжело вздохнула.

   – Погибли они. И дочь моя, и муж ее, и внучка. Кто-то их хату подпалил, пока они спали. А наутро одно пепелище и осталось, – старуха еще раз вздохнула, смахнула слезинку с глаза и попыталась улыбнуться. – Идемте!

   Дорога легко, не то, что вчера, стелилась под ногами. Ну, оно и понятно. День. Ярко светило солнце, отгоняя ночных призраков, что на проверку оказались простыми тенями от деревьев да свистом ветра, подкрепленными суевериями детей, что впервые заночевали в лесу.

   Новая знакомая все выспрашивала ребятишек, кто они, зачем на дорогу вышли, неужто в Большицах у них родных не осталось, или натворили они чего. Дети по большей части молчали, Рем так вообще хмурился, а Софа коротко отвечала и не плакала, как это обычно у девчонок бывает, чтобы разжалобить старуху, которая представилась Анисьей.

   Наконец показалось и село. Точная копия Большиц. Детям даже показалось, что они назад вернулись. Но первый же встречный развеял эту мысль. Своих-то соседей и Софа, и Рем всех на перечет знали, а этот был незнаком. Мужик раскланялся с Анисьей, не обратив на детей ни малейшего внимания. И пошел своей дорогой.

   – Заходите, – остановившись перед небольшим домиком с черепичной крышей, Анисья пригласила детей в середину. – Только не бойтесь меня, я вам зла не желаю...

   – Хватит лясы точить! – перед Кресктением с Ремом вновь возник силуэт капитана. – Давно сообщить нужно было, что на горизонте берег! Никакого от вас толку! Только хлеб дармовой жрете! Рем, вместо Фица палубу драй! Надеюсь, там от тебя пользы больше будет. Чтобы я тебя еще раз на корабль взял, лентяй! Быстрее давай!

   Рем спустился на палубу, нашел Фица, к вящему удовольствию последнего, взял у того тряпку.

   – Ну, бывай, рассказчик, – Фиц, которому было прекрасно известно о любви Рема к долгим историям, отсалютовал парню и пошел к парусам. – Да смотри, начисто драй. Наш капитан грязь терпеть не может. Если заметит чего, беде быть.

   Рем вздохнул, окунул тряпку в ведро, выжал, как следует, и опустил на дерево. Работа спорилась, хоть мысли молодого матроса все время блуждали далеко от мытья палубы. Парень все возвращался и возвращался в то далекое время, когда они с Софой познакомились с Анисьей...

   – Кушайте, кушайте. Голодные ж, наверно.

   – Да уже нет, сытые! – Софа засунула в рот последнюю ложку супа. – Спасибо вам. Мы с Ремом вас объели. Давайте я хотя бы тарелки сполосну. Вы не думайте, что я маленькая. Меня многому успели выучить. Я и на кузне у кузнеца работала, и на мельницу забегала, видела, как жернова крутили. Я даже плавать умею, – похвасталась девочка, собирая посуду и подходя к ведру в углу. – Вот увидите!

   – Я уже вижу, – в голосе Анисьи чувствовалась необычная мягкость. – Ты так похожа на мою внучку. Сколько тебе?

   – Осенью восемь исполниться.

   – Моя внучка младше была. Ей и шести не было. Она красивой была. Волосы, аки воронье крыло. Черные, шелковистые. Глаза ясные-ясные. Черты лица яркие. Даже что-то не нашенское, казалось, проглядывало в ее лике. Кожа смуглая такая. Где еще такое чудо увидишь? Думала, будет она мне на старость утехой, а оно вон как вышло. Ей ведь и шестого годка не сравнялось. Вот-вот должно было исполниться. В конце лета... Да погибла она. Теперь никогда уж не исполниться!

   – Мне жаль, – Софа помыла тарелки, отставила их в сторону и теперь смотрела на Анисью. – Мне, правда, очень-очень жаль. И что с ней такая беда приключилась, и что я вам ее напомнила. Мы сейчас уйдем, чтобы вас не тревожить.

   – Не нужно, – Анисья улыбнулась. – Оставайся. Мне твое присутствие только в радость. Не так горько.

   – Правда, а...

   – А я пойду! – Рем вскочил на ноги, когда их взгляды с Софой пересеклись. – Не пропаду, ты не думай! Я уже большой.

   – Но... – пыталась возразить Софа.

   Рем ее и не слушал. Он с мольбой поглядел на Анисью.

   – Вы уж позаботьтесь о ней. Она такая ранимая.

   Сказал и выскочил за дверь, прекрасно понимая, что он старухе не нужен ни как напоминание об умерших родственницах, ни как лишний рот. Ничего, проживет как-нибудь, не маленький!

   Прожил. То у плотника работал, то кузнецу помогал, бывало, рыбакам работы убавлял (в чужих, расставленных на ночь, сетях шарил). Иногда ему Софа еды приносила. То пирога кусок, то украдкой вынесенный суп. А, бывало, Анисья его к ним звала.

   Жил мальчишка в полуразрушенном доме. Хозяев, поговаривали, в колдовстве обвинили и сожгли, как это принято. Вот изба и пустовала. А как она развалилась, пришлось новое убежище искать. Рему тогда семнадцать исполнилось, он и подался к морякам, что в море выходили. Всю черную работу делал. Палубу драил, по ночам за морем следил. А потом вроде как стал полноправным членом команды, в раксы с ребятами играл, шутки рассказывал.

   Сначала ненадолго они в море выходили. Бывало на день-два, бывало на месяц. А затем мальчишка на "Цирцею" устроился. Говорят, богатей какой в честь любовницы своей так судно назвал. А, как она его бросила, то и корабль продал, чтобы глаза не мозолил. Но то все слухи. Рему до них и дела не было. Главное, чтобы монеты платили.