Текст книги "Дьявол начинает и... (СИ)"

Автор книги: Елена Козак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

   – Нет, что ты? – Софа соскочила с печи. – Я сейчас, мигом вернусь. И десяти минут не пройдет.

   – Ты не спеши, а то снова ногу подвернешь, ходить не сможешь. Давай иди, только медленно!

   – Ничего, справлюсь!

   Со временем Софа снова напутала. Каких там десять минут? До лесу она дошла быстро, но найти агаву никак не удавалось. Темно, хоть глаза выколи. Софа даже подумала, лучше б она утром за агавой отправилась. Все равно сейчас ни зги не видно.

   Но повернуть назад не удалось. Заблудилась она. С тропы сошла, пока месяц тучами был сокрыт. От звезд не больно-то света. А что сейчас делать, и не знала.

   – Агава, агава... – Софа уже с час бродила по лесу, а ни агаву, ни путь обратный не нашла. – Ну, ничего, – успокаивала она себя. – Скоро солнышко встанет, обратная дорога и отыщется. Не могла же она пропасть? Не могла!

   До рассвета ждать не пришлось. Дорога все-таки отыскалась, а рядом с ней и агава. Софа обрадовалась, быстро полезла листья обрывать, одной из колючек поцарапав руку. Ничего, заживет!

   Теперь и идти стало легче. Листья совсем ничего не весили. А по дорожке, оно, знамо, легче, чем через кусты напролом переть. Скоро и родное село показалось. Только не дом родной другая окраина. Софа шла по селу, пытаясь добраться до противоположной окраины с родным домом. Вот и главная площадь с огненным столбом...

   Пальцы Софы по одному разжались. Листья упали на дорогу. Девочка стояла, онемев. Ни заорать, ни шагу ступить. Лишь в карих глазах отражались языки пламени.

   – Нет! – Софа вздрогнула и попыталась пробраться сквозь толпу поближе к пламени, пытаясь уверить себя саму, что ошиблась, что...

   – Мама!

   Сгораемая заживо открыла глаза, улыбнулась, как прежде, с легкой грустью, и крикнула:

   – Беги!

   Софа побежала, побежала, не разбирая дороги, слыша крики позади себя:

   – Быстрее, схватите ее, она пособница ведьмы!

   – Она и сама...

   – Ведьма!

   Одна улица, еще одна. Софа, как и положено ребенку, рвалась домой. Под крышу всегда надежного укрытия. Она доберется, и все будет хорошо! Это не ее мать сгорает заживо. Она ошиблась. Мать ждет ее дома. Она защитит!

   В одном из переулков Софу настигли...

   За несколько часов до...

   За ней пришли в полночь. Правой оказалась колдунья, она почувствовала свою смерть, почувствовала приход карателей задолго до того, как в дом ввалились чужаки. Впрочем, почему чужаки? Карима, что первым шел, она видела почти ежедневно. А теперь кончилось. Все закончилось. Тот, последний, разговор был началом ее смерти.

   А что дальше будет, Марта и так знала, не раз видела, как ведьму к смерти приговаривают. Сначала пытки, потом огонь. Знала, потому сразу и "призналась":

   – Я ведьма.

   Все равно ведь произнесет она эти слова, а вместе с ними и себе приговор. Не сейчас, так завтра под пытками под сотым ударом плети, если однообразие не надоест карателям. Или на колесе удачи, как его прозвали жрецы.

   Не важно, заслужила она это или не заслужила. Софа этого точно не заслужила! Если она должна умереть ради спасения дочери, она это сделает!

   Огонь... Сколько раз она смотрела на него, уже тогда зная, что он поглотит и ее. Сколько раз представляла себе этот день. На Марту нашло отупение. Она знала, что должна корчиться в огне от боли, знала, что должна испытывать нечеловеческие муки. Но не чувствовала ничего.

   А затем крик, что выбил женщину с предсмертного забытья:

   – Мама!

   – Беги... Беги! – Марте казалось, она еле слышно прошептала эти слова, но их услышал каждый на площади.

   И дочь побежала.

   Марта глядела ей вслед, пока глаза не затуманились от боли. Пока огонь не скрыл все, что было за ним. Пока боль не стала настолько сильной, что, казалось, вовсе исчезла. Она падала в объятия смерти, как когда-то с такой же безумной страстью упала в объятия Кристофа...

***

   – Пусти меня! – кто-то схватил Софу, скрутил ей руки за спиной и прижал животом к ограде. – Пусти! – словно раненное животное заорала девочка.

   Ловец ругнулся и зажал ее рот ладонью, тихо на ухо прошептал:

   – Ну вот, мы и встретились, ведьма!

   Софа дернулась, затем, чувствуя, что не может дышать: огромная лапища закрыла не только рот, но и нос, укусила незнакомца за палец. Хотя какого там незнакомца? Знакомца, Кривого!

   – Дрянь! – он вырвал ладонь и по-простому вдавил ее лицо в каменную кладку, больно ударив по носу. – Так тебе! Я же говорил, что отомщу!

   Девочка затряслась. Из разбитого носа капала кровь и смешивалась со слезами. Софе было больно, страшно и холодно. Она еще раз дернулась, но только больно потянула шею.

   – А-а! – из горла вместе с рыданиями вырвался крик. – Пусти!

   – Да заткнись ты! – его громкий шепот был как ушат холодной воды. Горло мгновенно свело судорогой. Девочке казалось, она не сможет больше промолвить ни слова, зубы затряслись, а из глаз перестали катиться слезы. Ужас сковал сердце, казалось, заморозив боль. Вот только навечно ли?

   Софа потерлась щекой об ограду, вытирая соленые капли влаги.

   – Чего тебе надо?! – с трудом разжав, казалось, намертво сросшиеся зубы, прошептала она.

   – Чего мне надо? Неужто не помнишь? – он больно укусил ее за шею. – Забыла? Ведьмино отродье! Как мне "слабак" кричали? Из-за тебя!

   – Я не хотела. Я... – Софа замолчала, совсем рядом услышав топот ног. И голос.

   Такой знакомый, казалось бы, родной голос сельского кузнеца. Вот только сейчас он стал ей чужим. Все стали таковыми, даже кузнец, его жена, что порой, в особо холодные зимы, кормили Софу лепешками. Не дал им Господь деток, а они детей любили. В кузню часто ребятишки бегали, смотрели на их работу, а еще говорили, что сами кузнецами станут, просили их научить.

   Давно это было. До того, как Софа увидела и кузнеца, и жену его, стоящих возле костра. Все там были. И пекарь, и священник и... Все село!

   А возле самого костра с факелом в руке стоял Карим. Надменное, чуть вызывающее, как всегда, лицо. Ему было не жаль софиной матери, никому было ее не жаль. Только у восьмилетней девочки по щекам и текли слезы.

   Внезапно душу сковал холод. Страх прошел. Осталась лишь пустота. Казалось, еще недавно плодородную землю выжгло безжалостное солнце, что не первый месяц сводило мир Сорины с ума. Так и душа Софы стала пустыней. Ни единого родника, только палящий диск и выжженный песок.

   "Что Кривой может мне сделать? Убить? А зачем мне жить?"

   Мысли прояснились. Будто бы ночь ушла, а вместе с ней мрак, неизвестность. Миг света. И новый мазок мрака. Ночь все еще правила балом. На небе лишь загадочно блестели звезды. Месяц, и тот скрылся за тучами. До рассвета было далеко. А время порой тянется так долго... Сейчас не было даже маленькой светлой полоски света на востоке.

   Вместе же с солнцем ушла надежда. На ее место заступила боль... Все тело изнывало от нее, а никого, кто бы помог Софе, в целом мире и не осталось.

   – Мамочка, мама! – зарыдала Софа, в один быстротечный миг почувствовав, что ее матери больше нет рядом. Отлетела душа в рай. – Она не ведьма, она...

   – Конечно, нет! – Кривой захохотал. – Она папке моему надоела, он и привел в ваш дом карателей. Старой она стала, обвисшей, – повторил мальчишка явно услышанные от отца слова. – Никому теперь и не нужна. Так пусть и отправляется в ад!

   Софа заорала, затрясла головой, попробовала лягнуть Пета по колену. Но мальчишка сам ударил ее раз-другой по спине.

   – Не рыпайся! Не видишь, мужики идут?! Не хочу отдавать забаву, – он сдавил ее шею рукой. Софа закашлялась и начала задыхаться. – Я тебя ненавижу! С удовольствием посмотрел бы, как огонь пожирает твои пальцы, руки. Но после. А сейчас что, если сделать вот так? – он с легкостью сдавил девочке руку.

   – А-а! – Софа зашлась от крика. Казалось, еще немного, и кость с хрустком сломается.

   – Да замолкни ты! – Пет еще сильнее вдавил ее лицо в камень. – Костер будет тебе подарком. Ты меня порядком доставала, а я все никак не мог до тебя добраться! Долго мой отец не мог с твоей мамкой наиграться. Мельникова баба Мельта ему за неделю надоела. А здесь видишь как, больше года. Но всему наступает конец. Он и пришел. Год назад сдохла Мельта, сегодня...

   Он не договорил. Послышался резкий удар. Внезапно петовы руки разжались. Мальчишка полетел на землю. Софа обернулась и столкнулась взглядом с братом Акимки.

   – Рем?

   – Узнала? – злость исказила и без того обезображенное непонятно откуда взявшемся глубоким порезом на щеке. – Тварь!

   Он приблизился. По телу девочки вновь прошла дрожь. Рем-то пострашнее Пета. Кривому девочка хоть сдачи дать могла, чего он и осерчал. На той недели его мальчишки побили, потом еще кричали, что его даже девчонка победить сможет. Ну, он и решил проверить. А чего именно к Софе полез, так кто его, Кривого, знает? Тогда девочка не испугалась. Ее уже так мальчишки достали, что все равно было: Кривой, другой кто. Она ему подножку подставила, а потом уплыла по-быстрому на другой берег, пока он за ней не погнался.

   От Рема так просто не уйти. Высокий, сильный, он порой отцу на мельнице помогал. Да и старше был, что Софы, что Пета на целых четыре года.

   – Да что это вы все?! – Софа попыталась оттолкнуть от себя не то спасителя, не то палача. – Тебе-то я чего сделала?

   – Моего брата из речки ты днем вытащила?

   – Я помочь хотела, – Софа залепетала. – Утонул бы. Хотя до того меня хотел утопить!

   Лицо Рема еще больше перекосилось. Он поднял руку, но сдержался, не ударил Софу, так и стоял, дрожа.

   – Ведьму вода не возьмет!

   – Да с чего вы все взяли, что я ведьма?! – прорвало Софу. – В чем же моя вина, что каратель этот – поскорее его душа в ад бы попала! – к мамке моей ходил?! Чем же я виновата?! – Софа забыла про свой страх и накинулась на Рема с кулаками.

   Маленькие кулачки не причиняли боль. Комариный укус и то больше болит. Да девочка и не старалась ранить, просто выговориться, хоть на миг обо всем забыть.

   Мальчишка все понял. Еще миг, и маленькие кулачки оказались прижаты к его груди, мокрая мордашка уткнулась в плечо. Только тихие повизгивания от Софы и доносились.

   – Не могу я так! Устала! Ну чем же я виновата?! Мамочка!

   Несмело, с внезапно проснувшейся нежностью, Рем погладил ее по волосам. Провел раз-другой, а потом еще крепче прижал к себе, словно баюкая.

   – Все хорошо... Будет... Было... Не плачь! – его собственный голос срывался, да и нужных слов Рем никак не находил. Что можно сказать ребенку, который потерял мать, что может сказать он, как и эта девчонка, лишившийся самого дорогого? – Тише, тише...

   Снова послышались крики. Софу искали. Пламя требовало новую жертву. И люди охотно ему подчинились. Топот то приближался, то отдалялся. Вдали даже мелькнул свет факела, что один из ловцов держал в руках. Софа ничего не видела. Только хотела обернуться, но Рем снова прижал ее к себе.

   – Успокойся. Все хорошо...

   Мальчишка-то прекрасно знал, все как угодно, но не хорошо. Он видел, кто может заглянуть к ним на огонек. Впрочем, огонек гости захватят с собой!

   – Спасибо, – Софа, так до конца не успокоившись, но, попытавшись подальше спрятать все свои страхи, отстранилась от Рема.

   Мальчик молчал и смотрел на Софу странным взглядом. В Реме ненависть странным образом смешалась с нежностью, что внезапно пустила корни в его душе. Какая глупость! Мальчик отшатнулся, услышав свои собственные мысли. Словно девчонка! Он поднял софино лицо, вгляделся девочке в глаза, сам не зная, что хочет там найти. Не зная, нашел ли то, что искал.

   – Мой отец, мой брат... – он еле слышно скрипнул зубами, снова начиная ненавидеть девчонку. – Погибли из-за тебя?

   – Погибли? – Софа отшатнулась от Рема, с удивлением на него глядя. – Как?

   – Сожгли их. За пособничество ведьмы. За то, что вытащила ты Акимку из воды. Ведьмы не спасают за просто так. Они забирают душу в обмен на спасение тела.

   – И там на площади... – начала Софа, но Рем не дал ей договорить. Как прежде Кривой, прижал к ограде.

   – Аким сбежал. Не дотянулись твои руки еще и его забрать. Я ушел. Убежал... – мальчишка со злостью прикусил себе губу. – Отец велел. Не то я бы остался, помог бы ему. Он бы выбрался! Не сожгли бы его, как ведьмака! Это все ты!

   – Я? – снова вскрикнула Софа. – В чем я еще виновата?! В том, что Люцифер предал Господа? В том, что души грешников в аду горят? Ты скажи! Меня два года кликали ведьмой, мою мать сегодня сожгли на костре рядом с твоим отцом только от того, что мамочка, – Софа всхлипнула, затем тряхнула головой, – Кариму приглянулась, от того, что он сволочь, каких мало! Просто скажи, – девочка снова всхлипнула, но утыкаться мальчишке в грудь не стала, посмотрела прямо в глаза, смахнув ладошкой слезы с глаз. – В чем моя вина?!

   – Мой отец погиб, братишка, а ему всего пять лет, тоже, если, конечно, до тетки не успел добежать. Я... Я солгал тебе. Я ослушался приказа отца. Убил одного из карателей, что ворвались в наш дом, он мне этот удар и нанес, – он провел большим пальцем по порезу на щеке, а затем долгим непонятным взглядом смотрел на свои руки. – Я нарушил один из заветов. И не жалею об этом! Я должен вымаливать себе прощение. Мои руки в крови, – он бросил слегка насмешливый взгляд на Софу. – Как и твое лицо. Держи платок, – он вытащил из кармана брюк какой-то грязный обрывок. И кивнул на все еще лежавшего без сознания Пета. – Это он тебя?

   Девочка кивнула, взяв у Рема платок и начав вытирать кровь с лица.

   – Дай сюда! – мальчишка выдернул у нее из рук платок. – Не там ты трешь!

   Он осторожно провел по ее лицу, вытирая кровь, а вместе с ней и слезы. Потом сжал кулак и отбросил платок в сторону.

   – Ты так и не сказала, кого мне винить?!

   – Не меня! – пошатываясь, девочка сделала несколько шагов в сторону. – Дай мне пройти. Я хочу домой.

   – Зачем? – опешил Рем.

   – Я хочу домой! – упрямо повторила Софа. – К маме. Я устала! Мне страшно! Я хочу...

   – Твоя мать умерла, – отрешенным голосом проронил Рем.

   – Она жива! Она не могла умереть. Я не верю, не верю! – Софа снова уткнулась мальчику в грудь, размазывая по его голому телу слезы. – Она не могла!..

   Рем прижал девочку к себе, надеясь, что хотя бы у него по щекам не текут слезы. Что он баба какая?! Затем отстранился, посмотрел ей прямо в глаза.

   – Твоя мать... Она, – он смотрел на покрасневшие, все в слезах глаза восьмилетнего ребенка и понимал, что не может вымолвить ни слова. – Она...

   – Я знаю, она умерла, – внезапно сказала Софа. – Мне некуда идти. Если только далеко-далеко, – ее глаза затуманились и поглядели куда-то вдаль. – Где никто не скажет, что я ведьма!

   – Такие люди всегда найдутся, – Рем глядел на Софу и не понимал, как за один удар сердца можно так повзрослеть. Одно мгновение назад перед ним стоял испуганный ребенок. Сейчас кто-то другой. Еще не взрослая девушка, но уже и не ребенок. – Да и не сможешь ты уйти. Отец сказывал до ближайшего села верст ^[15] десять.

   – Скажи, куда еще мне пойти? – в ее голосе засквозило безразличие к своей судьбе. – Если Господу угодно, чтобы я умерла...

   – Ну, а если нет?! – он тряхнул ее за плечи. – Я не тот юродивый пророк, что на той неделе ходил деревней, но знаю, ты забудешь о смерти матери. Жизнь продолжится!

   – Как ты можешь знать? – на мгновение в ее взгляде промелькнула надежда. Но тотчас исчезла. Будто резкий порыв ветра затушил так и не разгоревшуюся свечу.

   – Когда погибла моя мать... Ее убили, как сегодня твою, – Рем сжал кулаки, почувствовав, что вместе со словами вернулись, казалось, давно утерянные воспоминания. – Сожгли на костре, как проклятую ведьму! Мне тогда было чуть больше, чем тебе сейчас. Сегодня убили моего отца. У меня никого не осталось, ровно как у тебя.

   – Как же Аким?

   – Я убил карателя. Мне лучше держаться от него подальше. Хоть какой-то шанс, что братишка, – на мгновение лицо Рема посветлело. – Останется жив.

   – Ты пойдешь со мной?

   Он усмехнулся.

   – Далеко-далеко, где нет карателей, где сожгут тебя на костре или нет, не зависит от прихоти одного придурка?

   – Ты же сам сказал, такого не бывает.

   – Мы найдем, – на мгновение Рем коснулся щеки Софы, а потом одернул руку. – Я только закончу здесь кое-что.

   Рем сделал шаг в сторону, присел возле неподвижного тела Кривого, достал из кармана перочинный нож и...

   – Стой! – Софа схватила его за руку, пытаясь остановить. – Не надо!

   – Из-за его отца погиб мой отец, моя мать. Я никогда не узнаю, удалось ли спастись моему брату. Он и тебя едва не убил сегодня!

   – Не убил ведь! Ты не можешь винить его в том, что творил его отец. Кариму мне тоже было бы что сказать! – ее губы затряслись. – Но он не Карим! Это его сын, кривой, к тому же! Не трогай его!

   – Ты же слышала, что он говорил о мамке моей!

   – И что?! Если ты убьешь его, станешь таким же, как они все, убийцей!

   – Ты прослушала, я уже убийца!

   – Ты защищал отца, себя... Не знаю. Но ты не можешь убить беззащитного!

   – Это уж мне решать! – Рем оттолкнул Софу, поднял выпущенный было из руки нож и замахнулся. – Он все равно станет таким же, как Карим. Отправит на костер десятки.

   – Я младше, слабее, – вскрикнула Софа, привлекая внимание Рема. – Я не смогу тебя остановить. Но если ты... Если ты убьешь его, я уйду сама! Пусть я погибну... Я не смогу уйти с убийцей!

   – Одна жизнь вместо десятка? Выбор очевиден! – Рем занес над Кривым кинжал. Сжал так, что костяшки на руках побелели. Да так и замер с вот-вот готовым сорваться вниз лезвием. Туда, навстречу с податливым, мягким, совершенно беспомощным в эту минуту телом. Мальчишка скрипнул зубами, отбросил нож в сторону и поднялся. – Когда-нибудь ты пожалеешь, что я не прикончил его сегодня. Пошли, уже светает. Мы должны покинуть село до того, как взойдет солнце.

Глава 16. Великий инквизитор  

   Потом болтали, они пришли с запада. Как ветер переменился, так гости и явились на порог. Будто бы он их и принес. Глупо. Но люди порой способны поверить в любую глупость. Трое их было. Один совсем молодой.

   – Ты гляди, еще молоко на губах не обсохло, а все туда же!

   – Жрец...

   Бабы прижимали к подолам детей, мужики снимали шапки, кое-кто угодливо кланялся господам. Да и каратели загрустили, льстились к гостям, глядели, как послушные псы на хозяйскую руку.

   – Говорят, есть тут у вас девушка. Белокурая, голубоглазая, с древней кровью в жилах, – заговорил самый высокий из гостей, спрыгивая с коня и подходя ближе к карателям. – Двадцати восьми лет отроду.

   – Не видели, господин, – из рядов карателей выделился один. Рыжеволосый, с веснушками по всему лицу. Явно в детстве его конопатым кликали. Но то давненько было. Сейчас перед жрецом стоял уверенный в себе мужчина. Жестокий, себялюбивый, готовый на все ради своей цели.

   – Уверены?

   Ответить каратель не успел. Из толпы крестьян, стоявших на обочине, послышался детский крик:

   – Так это ж верно ведьма та – Марта!

   Жрецы переглянулись, один из них – тот, что вел переговоры – приблизился к заговорившему мальчишке.

   – Что за ведьма?

   – Не знаю я. Я правда ничего не знаю... – затрепетал мальчик, лишь только жрец приблизился, и попытался скрыть лицо в юбке женщины, что стояла подле него.

   – Тебя как зовут?

   – Акимка, – мальчишка осторожно высунул любопытное лицо из-под юбки. – А вас?

   – Кристоф, – мужчина легко улыбнулся. – А что это за ведьма? Давно у вас живет?

   – Так всегда-то, – удивился мальчик. – Она на отшибе жила. И все, как вы описали: беловолосая, красивая. Но ведьма!

   – Врет мальчишка! – вперед выступил мужчина. – Точнее, не ведает, что говорит. Баба эта пришла к нам лет семь назад. Акимки тогда еще на свете не было. Жила здесь, а вчера ее на костре сожгли. А еще свояка моего, отца Акимки, спалили. Мальчишка теперь с нами живет, – мужчина еле слышно скрипнул зубами. – А ведьма эта... Она ведь сразу призналась в сговоре с Лукавым! Так и повели ее с дома на костер.

   – Вчера... – бездушно повторил жрец.

   – А хотите... Хотите я вас на пепелище отведу? – предложил появившейся из ниоткуда кирпатый каратель. – Тут недалеко.

   Кристоф поглядел на двух других жрецов, кивнул одному из них, подзывая к себе, и приказал карателю:

   – Ведите!

   Проводник поклонился и повел жрецов по центральной улочке, все болтая и болтая без умолку. А потом, оказавшись на месте, как-то весь ссутулился, покивал головой и закончил:

   – Если еще понадоблюсь, кликните!

   Когда шаги карателя стихли вдали, жрец заговорил:

   – Это ведь она.

   – Я не понимаю тебя, – еще не старый человек. Кристофу не было даже сорока лет, впрочем, как и его спутнику. Но в мужском голосе уже сейчас ощущалась смертельная усталость. Старуха с косой, ангел смерти, а, возможно, и сам Лукавый – Кристоф уже не знал, во что он верит – стояли у него за спиной и язвительно усмехались. Скоро он попадет в их жаркие объятия. Скоро...

   – Прекрасно понимаешь! Та, о ком ты думаешь почти десять лет. Мы слишком давно знакомы, чтобы я не замечал этого. Фрод и Малик могут ничего не видеть. Но не я!

   – Ты забываешь, с кем говоришь, Демитрий! – впервые за разговор в голосе Кристофа заклокотала ярость. Прошлое на миг отступило, вернув жреца на бренную землю. – Епископ уже стар.

   – И ты скоро займешь его место. Я знаю, – Демитрий насмешливо улыбнулся. – Разве это что-то меняет? Мы оба знаем, это...

   – Нет! – Кристоф на мгновение присел и взял в руку горсть пепла. Затем поднялся и долго смотрел, как пепел просачивается сквозь пальцы. – Наша сестра уж никак не может оказаться ведьмой!

   – Ты ведь знаешь, что я прав. До сих пор не могу понять, почему она тогда осталась в замке! Зачем ты отдал такой приказ?!

   – Я тебе уже говорил, епископ хотел встречи только с четырьмя из нас. Кто-то должен был остаться. Я выбрал ее. И хватит ворошить прошлое! Здесь сожгли ведьму за сговор с Дьяволом. И только-то! Иди, проверь, нет ли здесь кого из ордена. Если найдешь...

   – Я помню обычную процедуру, – прервал Кристофа Демитрий и зашагал прочь.

   До оставшегося на пепелище жреца донеслось:

   – Веришь ты или нет, это она!

   Кристоф позволил себе легкую улыбку. Он не хуже Демитрия знал: это она.

   "Дорогая сестра, в первый день зимы мы возвращаемся домой. За те месяцы, что прошли с нашего расставания, многое изменилось. Слуги Дьявола сейчас как никогда сильны. Потому-то епископ и отослал нас домой. Но не тревожься, мы не зря отправлялись в путь. Скоро Светоч сам почтит нас своим присутствием, поможет бороться с Лукавым. Но в час ведьм мы будем одни. От нас потребуется вся сила, все мужество, вся вера, что есть, чтобы не поддаться на уговоры, чтобы..."

   – Господин жрец, – Кристоф отвлекся от воспоминаний, заметив, что его уже несколько минут безуспешно пытаются окликнуть. Один из местных карателей. Все тот же кирпатый. Карим, кажется.

   – Я вас внимательно слушаю.

   – С домом-то ведьмы что прикажете делать? – услышав голос Кристофа, спросил каратель.

   – Сжечь! Впрочем, нет, – взгляд у Кристофа стал осмысленным. – Отведи меня туда. Избавлю я его от дьявольских чар.

   Карим угодливо кивнул и повел высокого гостя вперед. Кристоф шел прямо, не оглядываясь, продолжая сжимать в кулаке пепел. Казалось бы, так просто разжать пальцы, позволить воспоминаниям остаться там, где им самое место – в прошлом. На самом дне огромного сундука, что скопил Кристоф за свои тридцать три года жизни.

   В нем и кровь, и боль, и горечь утраты, море ненависти и надежда – словно выросший на крови бесценный цветок. Бывает же на поле битвы, на земле, что еще недавно была усеяна трупами: храбрые солдаты, чьи имена так и остались неизвестными – пушечное мясо, которое никогда не жалели и отпускали в бой на смерть, великие полководцы, имена которых останутся в веках, дезертиры... – для смерти не важно, кого забирать, вырастают цветы. Они впитывают все: предательство, отчаянные предсмертные крики обреченных, но сами вырастают чистыми, невинными.

   Так и эта надежда, что внезапно умерла.

   – Вот ее дом, – показал каратель на совсем маленький домик, стоявший последним на длинной улице. За ним начинался лес.

   – Благодарю, – Кристоф отчужденно поблагодарил карателя и в одиночестве зашел в дом.

   Ничего необычного: широкая печь, кровать без простыни, перины. Видать каратели постарались. Они всегда были не прочь поживиться, прежде чем предать логово ведьмы огню. Порой, даже нарочно обвиняли в колдовстве кого побогаче. Впрочем, это не всегда шло впрок. У богатых ведь и защитников больше, у кого, может, и связь с пятеркой имеется. Далекая, еле заметная, но все же линия. Так и у... Марты.

   Впрочем, это дело особое. Не далекая родственница, сама одна из пяти. Дочь высокого рода сожжена, как простая ведьма в глухом селе!

   Дьявол!

   Если бы Кристоф верил в Господа... Но от веры той уже давно ничего не осталось.

   "Дорогая сестра..."

   Ложь, все ложь! Какая, скажите на милость, она ему сестра?! Братские поцелуи невинней, прекрасное тело не манит взгляд, страсть не сводит с ума, не заставляет забыть обо всем, лишь бы ласкать ее, лишь бы она принадлежала ему!

   Сводящие с ума поцелуи, полные страсти стоны, еще один вздох, будто последний, а затем новое прикосновение. Когда желание затмевает рассудок, кто думает о будущем, кто вообще о чем-то думает?!

   "Дорогая сестра..."

   Он увидел ее впервые двенадцать лет назад. Полжизни тому. Пятнадцатилетняя девочка. Сущий ребенок. Уже тогда она была прекрасной, страстной, отчаянной и в тоже время покорной...

   – Я счастлив приветствовать у себя высоких гостей. Рад, что то, что случилось с моей женой не помешало вам приехать.

   – Одна паршивая овца не означает, что стадо испорчено, – брат Кристофа Винс, что умер через несколько месяцев после визита в Миконский замок, никогда не отличался особой щепетильностью.

   Аристократ нахмурился, но тотчас взял себя в руки.

   – Больше такого не повторится. Я бы хотел, чтобы вы встретились с моими девочками: дочерью и воспитанницей – наследницей моей погибшей сестры. Ну, да вы лучше меня знаете эту историю. Она ведь была одной из вас.

   – А после ее смерти мы решили оказать честь вашей жене. Она этого доверия не оправдала, – продолжил Винс. – Что ж, ведите нас.

   Две фигуры, разодетые в шелка. Чем-то похожие. Но разные. Одна рыжеволоса, улыбчива. С большими зелеными глазами, румянцем на щеках и подрагивающими от волнения губами. Вторая годом или двумя младше. С холодным, будто мраморным лицом, светлыми волосами, уложенными в сетку с драгоценными камнями, и пронзительными голубыми глазами. Ни смущенной улыбки, ни румянца, только чуть вздернутый подбородок и понимание в глазах. Сколько ей тогда было? Пятнадцать лет? Мало у кого встретишь такую силу и такое понимание.

   Они выбрали ее сестру.

   – Брат, вы уверены, в своем выборе? – Кристоф взлетел на коня, глядя, как будущая жрица прощается с родственниками.

   – Вполне. Она послушна, верует в Господа. В той, второй, дурная кровь. Если бы не ее тетка, вслед за матерью отправилась бы на костер.

   "А еще она наивна и глупа. Легко ею будет управлять" – Кристоф отвернулся, не желая выказывать свои неподобающие мысли, и скользнул взглядом по замку. В одном из окон на мгновение промелькнул тонкий стан. Девушка улыбалась, махала рукой недавней сопернице, которой повезло больше, чем ей. Повезло ли? На мгновение их глаза встретились. Словно нить связала два взора на один удар сердца, а в следующий разорвала...

   – Не веришь мне? – прервал мысли Кристофа Винс. – Послушай, что я тебе скажу, опыта-то у меня побольше твоего, с такими, как эта девчонка лучше не связываться. Себе дороже.

   – Я и не собирался. Едем?

   – Да, больше нас здесь ничего не держит.

   Тогда в холодный осенний день Кристоф в самом деле думал, что никогда ее больше не увидит. Но судьба распорядилась по-иному. Девушка все же стала жрицей. Одной из лучших, как говорили его братья. Ни жалости, ни сомнения в своем выборе.

   Были в новой жрице и то, и другое...

   – Это нечестно, слышишь, нечестно!

   А потом горячие губы, дрожащее, словно лист по ветру, тело, слезы на всегда невозмутимом лице, страх...

   – Я не хочу умирать! Не так!

   – Ты о чем-то жалеешь? – она посмотрела ему в глаза, потом, так и не дождавшись ответа, закрыла ему рот ладонью. – Не отвечай. Я не жалею!

   Кристоф убрал ее руку, нежно коснулся ее губ своими губами.

   – Жалею? – он отстранился и покачал головой. – Я мечтал об этом с тех пор, как впервые увидел тебя.

   – Когда я приехала к вам жрицей?

   – Нет, когда жрицей стала воспитанница твоего отца. Лишь только закрою глаза, видел твое лицо, твое тело. В тот день, когда...

   – Молчи! – она снова заслонила ему рот своей ладонью. – Я не хочу вспоминать. Я устала. Везде смерти, боль, постоянные крики, что будут преследовать меня до могилы. Я не могу больше. Не говори ничего! – у нее на глазах выступили слезы. – Завтра я снова буду сильной, снова дам клятву никогда больше не лить слезы. Но сейчас я хочу быть слабой, Кристоф, хочу принадлежать тебе, забыть на эту ночь обо всех воспоминаниях, о смерти, о поруганной справедливости. А завтра... Завтра будет новый день.

   ... – Мы уезжаем завтра. Епископ зовет нас к себе.

   – Я тоже еду? – она смотрела в окно, не обращая внимания на его приближающиеся шаги.

   – Кто-то должен остаться. Ты, – он прикоснулся руками к ее плечам, почувствовав, как по стройному телу девушки прошла дрожь. – Мы вернемся нескоро. Я буду скучать, – он коснулся губами ее обнаженной шеи, носом случайно уткнулся в одну из шпилек, что удерживала высокую прическу. – Очень.

   – Почему бы мне не поехать с вами? Тебе ведь решать. Оставь здесь кого-то другого.

   – Ты сможешь... – Кристоф замолчал, думая, как сказать. Когда годами лжешь, сложно начать говорить правду.

   Она обернулась. Посмотрела в его глаза.

   – Как ты узнал? Спросил ту, сожженную несколько дней назад, ведьму? Не поверил, что мы с ней незнакомы?

   – Не поверил. Но я и сам не дурак. И спрашивать не стал, а ведьма знала?

   Она легко, немного грустно улыбнулась.

   – Я приходила к ней. Хотела, чтобы она помогла, – девушка покачала головой. – Смешно, на следующий день на ее след напал Демитрий и я осталась без зелья. Но что дальше? Меня отправят на костер?

   – Не говори ерунды! Неужели ты считаешь меня такой сволочью?

   – Пообещай, что не сожжешь меня за то, что я сейчас скажу, – она снова посмотрела ему в глаза. – Пообещай, инквизитор!