Текст книги "Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

И в безумной жрице узнаёт на миг любимую тётю.

– Я… помню, я знаю. Малышка Гризи, всегда убегала на лёд, никогда не мёрзла. И тепло рук Хестер, и её утешения, когда я плакала…

– Отчего ты плачешь, Крелла? – шепчет Гриз, и впускает её в свой взгляд, как в память: они вдвоём сидят за деревянным столом с ситцевой старой скатертью, а в комнате жарко натоплено, и все холода остались за стенами…

– Потому что с моей наставницей случилось страшное, – отвечает Крелла дремотно. Она словно загипнотизирована прошлым и нежданным теплом. – Община в Единорожьей Долине подалась на «лёгкие пути» из-за неё. Они звали меня с собой. И я плакала, потому что не могу спасти их. Я ушла, я думала, что смогу стать ковчежником… в Ирмелее… Но не смогла вынести боли… крови… смерти. Столько смерти… И я опять ушла, скиталась от общины к общине, пока не появился он. Я думала… думала, он спасёт меня. Но варгам не дано вить гнёзда.

Гриз упрямо сжимает губы, проталкивает в горло горький комок. Нельзя, нельзя смотреть сейчас на Яниста, нельзя потерять тонкую нить, уводящую в прошлое.

– Он и не собирался. Я не была ему нужна. Без Дара. Без детей. Он соглашался держать меня только любовницей, и ещё два года я задыхалась в каменном брюхе города – лишь бы он приходил. Потом поняла, что не могу спасти даже себя. И пришла в вашу общину – потому что больше мне было некуда идти. Я всё время пыталась бороться, малышка Гризи. И всё время проигрывала и сбегала. От того, что видела и чувствовала. Но от этого не сбежать. Это повсюду.

Лёгкое покачивание ладонью – везде, везде… Охотники и жертвы, люди убивают зверей, и звери убивают людей, и люди убивают людей – и цикл не разомкнуть, не встать на пути у вечного колеса…

Самое страшное для варга – понимать, как мало ты можешь сделать. Многие пытаются сохранить хоть что-то. Скрыться в общинах, ухаживать за животными при них…

Может ведь так быть, что ты исцелилась бы со временем, Крелла? Ты пробыла у нас почти десять лет, могла остаться и дольше. Учила бы детей в общине – бабуля прочила тебя в свои преемницы, до того, как в возраст войду я. Сушила бы и заваривала травы, накладывала бы повязки зверям и помогала моей матери с выпечкой. Или тебе всё-таки слишком хотелось хоть кого-то спасти – и невозможность этого делала рану кровоточащей и вечной?

– Это случилось в тот день, когда ты ушла за травами?

– Да, малышка Гризи. Я ушла за травами… зашла далеко от общины… раненая волчица выбежала прямо на меня. За ней шли трое охотников со сворой – и мы не успели уйти. Они были пьяны и злы – им пришлось гнаться за ней слишком долго, и она увела их от логова. И когда я закрыла её собой, они не послушали.

– У них был арбалет?

– Нож. Охотничий нож у первого, который шагнул ко мне. Они все смеялись, а тот говорил, что сдерёт с меня шкуру заодно с волчицей, только натешится вдоволь. Я пыталась заслониться – и он полоснул по ладони. И оно пришло.

Улыбка у неё становится шире, будто Крелла прислушивается к чему-то родному. Давно обосновавшемуся под кожей.

Алый прилив накатил – и захлестнул её и зверей, взметнул на волне общей ярости, и легко, так легко она пропела первую команду.

«Крови…»

Керберы своры услышали. Раненая волчица тоже. У них в венах жил истинный закон всего живого: есть лишь хищники и жертвы, охотники – и добыча.

Потом были попытки охотников бежать и бить магией, и вопли, и треск разрываемой плоти, и впервые она ощутила глубоко внутри – спокойствие и правоту.

И только немного – голод.

– Отец говорил – тебя искали. И не нашли следов.

– Значит, он лгал. Я приказала керберам оттащить в старый вир то, что осталось от… тех. И вещи тоже сбросила туда. Но я не заметала следы – просто сразу же ушла оттуда. Кто умеет читать строки леса – прочёл бы. Но твой отец никогда не признался бы, что в его общине появился варг крови. Хуже того – Хищный Пастырь.

«…посмела показаться на глаза!» – гремит в памяти – и нить в прошлое оборачивается тонким, жгучим щупальцем скортокса: «…даже появляться рядом с общиной!», «Не смей её защищать, Хестер, чем меньше проживёт эта тварь, тем…»

Гриз дёргает головой – и связующая нить рвётся, воспоминания дробятся и исчезают, есть лишь она – да безумная жрица неведомой веры.

– Они называют нас изгоями. Нечистыми. Кровавыми. Тех, кто посмел. Преступил запрет и вышел из роли безмолвной жертвы. Они так опасаются нас и того, что мы можем сделать. Что могут они? Перевязывать лапы после капканов? Лечить отравленных детёнышей? Рыдать над могилами? Никто из них не достоин самого звания пастыря над чудовищами. Они лишь жертвы тех, кто властвует над миром. Пугливые. Бессильные. И мнящие, что они могут судить. Неужели ты ещё – вместе с ними, малышка Гризи? Неужели считаешь, что можешь судить меня?

– Я не судья. – Не таюсь за завесами и не выношу приговоров. Не сажаю людей или зверей в клетки. – Но ты не до конца рассказала свою историю. Если ты решила жить здесь, в отдалении от всех…

Значит, тоже пыталась бороться, – договаривает она мысленно – и Крелла едва заметно кивает.

– Я была отравлена запретами, которые нам внушали с детства. Не проливай крови. Не отнимай жизни. Я испугалась и посчитала то, что ощутила, скверной. А себя – изгоем, и захотела жить как изгой. Я добралась сюда, в болотный край. Звери помогли мне отыскать жильё. И я спасала раненых охотниками, доставала добычу из силков, лечила раны – и никого не трогала, даже из тех, кто поднимал руку на живое. Доставала детей из болот… отыскивала заблудившихся…

Старалась искупить. Вместо слов говорит властный шёпот крови да её воспалённый взгляд. Старалась искупить то, что отняла жизни. Пыталась жить в мире с теми, которые ставят ловушки и сдирают со зверей шкуры. Быть пастырем по заветам варгов.

Но кровь звала всё сильнее. Кровь моих стад, напитавшая эту землю. Их стоны в ловушках. Вопли над опустевшими логовищами. Шкуры в деревнях, клыки на ожерельях…

– Скажи мне, дочь Перекрестницы – если кто-то будет убивать твоих друзей… мучить твоих родных… Резать их на части, уводить в рабство, вырезать их детей… что вы делаете в таких случаях? Какую плату берёте?

– Кровь, – глухо отзывается Аманда. – Кровь и жизнь.

Победоносная улыбка проносится по лицу Креллы безумной птицей: «Ты не можешь меня судить, нойя».

А шёпот становится жгучим и торжествующим:

– Сначала это было… немного. И редко. Те, кто слишком уж зарвался. Кто забрал многих. Они не возвращались из леса, и в селениях всё приписывали болоту, или опасным хищникам, или злым духам, выходящим из виров по ночам. И я встала на Верный Путь, но пыталась бороться с собой… оплакивать их. Я была глупа, малышка Гризи, – глупа и слепа, пока она не разыскала меня. Пока не объяснила мне. Не отверзла глаза.

– Она?

– Да… Роаланда Гремф, моя наставница. Та, что давно вступила на Верный Путь. И открыла истину, и собрала иных Верных, кто хочет спасти Кайетту от пропасти. Мы долго таились,– но теперь час наш настаёт. Ты должна была видеть, малютка Гризи… Знаки, которые мы подавали нашим собратьям и магам Камня.

– Знаки… бешенство в питомниках? Зимняя Охота в Дамате?

– Знаки, знаки, малютка Гризи! Эти и иные. Варгам. Магам. Всем. Чтобы поняли.

Она говорит это с восторженным, безумным придыханием, и в ней словно истлевают остатки прежней Креллы – остаётся лишь ало-бурая зыбь в глазах. Расходящиеся волны, которые обрушиваются на Гриз одна за другой – как истина.

Бывшая наставница варгов из Ракканта – Хищный Пастырь. Наставники общин умеют вести за собой, нас же этому учат. И она уводила их – годы уводила за собой, создала секту и переманивает к себе варгов, и неясно – кто из наших уже…

Гневный крик Яниста едва продирается через пелену осознания.

– …убивали людей! Вы считаете это справедливым, не так ли? Там, в зверинцах, на охотах – вы хоть понимаете, сколько вы…

– Малую часть, – голос Креллы распахивается, словно пасть – а под ним голод, и решимость, и багряное торжество. – Малую часть от того, что обязаны взять. Несравнимо с тем, сколько взяли они. Сколько они взяли? Даже только в этих деревнях? Тысячи? Не для того, чтобы укрыться от холодов или наполнить желудок – но чтобы нацепить на себя побрякушки, утолить похоть со многими женщинами, показать, что они лучше и богаче других… Сколько они забрали тех, кто дышал, любил, веселился, печалился? Они охотились годами, и теперь, когда пришла я и стала охотиться на них – я забрала куда меньше! Я не брала их детёнышей, не брала слабых. Только тех, кто делал больнее всего. Кто сам взошёл на этот путь!

– Вы вообще слышите, что говорите? – Олкест делает пару шагов вперёд – и останавливается только когда наперерез шагают алапард и знакомая драккайна. – Понимаете, что вы говорите?! Да, многие из них алчны! Но это люди, вы убиваете людей – чьих-то отцов, дочерей, и…

– В их венах течёт кровь. У них есть оружие. Они охотятся. Почему нельзя охотиться на них? Не только у людей есть отцы и дочери. Но ты ведь думаешь иначе, маг Вод. Ты считаешь, что любой человек всегда ценнее любого зверя. Так тебе внушили те, кто тебя учил. Жизни людей для тебя не равны жизням тех, кого люди убивают. Человек выше, так, маг Вод?

Ответ вспыхивает в Янисте – но наружу изо рта рвутся только густые клубы пара. Он не может сказать этого при мне, – думает Гриз, когда Янист поворачивает лицо и бросает на неё виноватый взгляд. Не хочет, чтобы я услышала.

И торжество звенит в смешке безумной варгини – «Ты не можешь судить меня, маг Вод!»

– Человек на вершине, а природа у его ног. И вот, к чему ведёт нас это… к краю пропасти. Чаши весов так страшно качнулись, маленькая Гризи. Весы качнулись во всей Кайетте. Ты видишь знаки?

Всё больше драккайн в логовах. Грифоны становятся на крыло. Виры сходят с ума, и замолкают воды в реках, а земли остаются без магии. Прогрессисты и Мастера в заговоре, и поднимается новое государство на Пустошах, и кто-то разводит веретенщиков, и ходит в пламени тот, кто явился недавно в Энкере. И выходят из своих общин безумные даарду, нападают на людей, выкрикивают: «Освободи! Освободи!»

– Чаши весов качнулись, – в глазах Креллы – алая клокочущая бездонь. – Маги Камня взяли слишком много. Теперь настало время вернуть равновесие. И если мне нужно назваться Охотницей на охотников и напомнить им, что и они могут быть жертвами – так тому и быть. Ты понимаешь, девочка-Следопыт, правда же. Тоже любишь живое. Защищаешь живое. И тебе приходилось убивать тех, кто поднимает на живое руку – разве они не заслуживали этого?

– Заслуживали, – хрипло говорит Мел, и торжество сверкает во взгляде Креллы алой молнией: «Ты не можешь меня судить, девочка-Следопыт!» – Прямо как ты, по твоей же логике. Раз пятьдесят, или сколько ты там грохнула? Бывают люди-уроды. Бывают звери-людоеды, которых не остановить. Ты то и другое сразу. Ты вообще не имеешь права по земле ходить!

– Мел… – остерегает Янист сквозь стиснутые зубы, но Крелла только смеётся.

– Глупая девочка. Слепа, глуха и бесчувственна – несмотря на свою Печать. Я – Охотница. И я – Пастырь, пекущийся о своих стадах…

– Заставляешь зверей убивать! – шипит Мел, и теперь уже она делает шаг вперёд. – Превращаешь в марионеток! В оружие! А ты их-то спрашивала – хотят они загонять охотников?!

Крелла оглядывает бестий вокруг себя удивлённо. По её короткому знаку свита приходит в движение – и круг смыкается плотнее. Гарпии рядом с алапардами. Драккайны – с грифонами. Керберы с игольчатниками.

Увязшие в зове алой трясины.

– Они должны уметь защищаться – и я учу. Должны уметь охотиться на тех – я даю им шансы. Я не причиняю им боли – они рады следовать за своим Пастырем по проложенному пути. Они хорошо знают Истинный Закон. Сами стремятся к равновесию.

– К какому равновесию? – пронзительно спрашивает Янист. – Вы хоть понимаете, к чему это приведёт? На бестий и на варгов начнут охоту из-за вас! Это будет как… как Война за Воздух! Только страшнее!

– Это будет как Война за Воздух, – шепчет Крелла, довольная, что они догадались. – Только в этот раз мы будем вооружены как следует.

– Какой оригинальный способ нырнуть в Водную Бездонь, – мурлычет вкрадчивый голос нойя. – И если бы вы не собирались забрать с собой всю Кайетту…

– Мы спасём её, – зубы у Креллы повыгнили, и улыбка обнажает кровоточащие дёсны. – Мы вернём равновесие, мы – Верные… и ты вместе с нами, малышка Гризи. Так ведь? Роаланда говорила – ты непременно будешь с нами. Что же ты молчишь?

– Потому что они всё сказали за меня. Прости, Крелла. Мы не можем позволить тебе продолжать. Ради людей в деревнях, ради этих несчастных зверей… и ради тебя самой.

Странный колкий шелест врывается в уши. Нетерпеливый утробный засасывающий звук.

Алые прожилки в глазах Креллы становятся ярче – словно кровь проступает через тину.

– Как вы хотите остановить меня, сестра? – она выделяет последнее слово, покачивая разрезанной ладонью. – Девочка-Следопыт считает, – я должна умереть. Но Дар уведёт вслед за мной и всех этих зверей. А если даже и нет… ты знаешь, что происходит, когда кровь варга пролита, но никто не взывает к ней. Они не бросятся на тебя – звери чуют высшее покровительство над пастырем, даже когда в них говорит кровь. Но все, кто рядом с тобой, умрут. И ты не сумеешь удержать моё стадо. Потому что пока ты слаба, как слаба была я, и колеблешься, как колебалась я. Но это ничего. Это пройдёт, когда ты шагнёшь со мною. Когда ты отбросишь сомнения и поймёшь…

– Что вы с собой делаете, Крелла? – шепчет она сквозь сжатые зубы. – Как обретаете такой контроль над Даром?

– На Верных путях мало невозможного. Для истинных сосудов, – Крелла манит её окровавленной ладонью. Медленно сочатся капли из глубокого пореза. – Хочешь остановить меня, сестра? Здесь я не стану тебя слушать. Пойдём со мной – и поглядим на твой истинный Дар. Без оков, которые на него надели глупые жертвы. И тогда… если ты будешь достаточно убедительна… я подчинюсь. По праву сильного. Пойдём же. Это легко.

Это тяжко. Делать шаг в предвиденную ловушку. Прибегать к крайнему средству – в котором не уверен, потому что не знаешь достоверно – что таится там, внутри… в клетке, которую она собирается отомкнуть. И горячечный шёпот Яниста: «Не нужно, Гриз, прошу, не нужно» – созвучен её собственному внутреннему шёпоту.

Но чутьё варга говорит иначе. Оно – и то, что колотится под кожей, властно зовут сделать шаг: «Ты знала, что так и будет, отсюда её не остановить».

– Низшее звено склонится перед высшим, – мурлычет Крелла, и губы у неё кажутся окровавленными. – Ты опять колеблешься, сестра… Я сделаю проще. Позови свой Дар, или твои ковчежники умрут на твоих глазах.

Шелест прибоя или движущихся льдин… нет, это приходят в движение бестии. Выпускают когти, оскаливают клыки, дышат пламенем и запевают тихую, слитную Песнь Крови – и в ней тонет проклятие Аманды, которая не знает – успеет ли она со своими зельями и артефактами, удержит ли…

Или знает, что не успеет.

– Высвободи свой истинный Дар – и покори меня, и останови их, – нашёптывает Крелла-Охотница и посмеивается, когда в левой ладони Гриз сверкает нож. – Что, сестра? Больше нет колебаний? Теперь всё легко?

Теперь всё легко. Нет колебаний.

Губы Гриз едва заметно смыкаются-размыкаются в шёпоте. Выпуская коротенькое слово. Напоминание тому, кто сам взял на себя эту роль.

– Держи.

Гриз Арделл проводит алую черту по ладони – и пропадает.

Падает в солёную бездну с запахом безумия.

Глава 8

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

«Как это? – спросил я её. В один из редких вечеров, силой вырванных у тысяч, тысяч дел питомника. – Ходить по лёгким путям?»

На землю падали сумерки, а выздоравливающие фениксы радовались первому весеннему полёту и оттого процветали в воздухе пламенем.

Она долго следила за ними, прежде чем ответить.

«Больно. Страшно. Чувствуешь себя обнажённой – будто ты перед стихией. Отчасти ты и есть эта стихия. Твои страсти. Желания. Искушения. И нужно постоянно держать контроль, иначе и тебя опутает…»

«Что?»

«Огненная паутина, – она взмахнула рукой и начертила сеть, соединяя пламенеющие следы феникса. – Горящие нити с запахом крови и безумия. Пронизывающие мир. Животных. Тебя. Прорастающие внутрь. Паутина, за которую тянешь – и тебе подчиняются».

Травы, – подумал я, потому что видел сам и потому что она мне уже рассказывала: «Мы вместе» – и стремящаяся вперёд, обвивающая зелень её взгляда. И у других варгов по-разному: бывает море или ручей, или звенящая птичья песня, извивающиеся лесные тропы, звёздные пути… То, что привлекает, успокаивает, соединяет…

Не у варгов крови.

«Наверное, тоже у всех по-разному, – сказала она и поглядела на правую ладонь, скрытую мягкой кожей перчатки. – Пламя, или ураган, или воды… Не знаю, не спрашивала у таких же, как я».

Потому что таких, как ты, вообще нет. Почему я не сказал ей это тогда?

«А если… встречаются два варга? В сознании одного животного или…»

«Такое бывает редко. И это опасно. Чтобы удержаться в сознании животного, где уже есть варг, нужны сила и умение. Обычно на это решаются опытные наставники – если что-то не получается у учеников».

«А…»

«Хочешь спросить – что будет, если я решу побороться с одной из тех, кто сорвал Зимнюю Травлю в Дамате. Поспорить за сознания животных».

Она об этом думала постоянно. Я понял это, глядя на её запрокинутое в небо лицо. Озарённое вспышками фениксов.

«Сильно зависит от того, кто будет моим противником. И чего он будет хотеть. Но те, в Дамате, проявили способности далеко за пределами моих. И если я в таком противостоянии попытаюсь докричаться до подконтрольных зверей, высвободить их сознания, то сама я окажусь уязвима».

Учитель Найго говорил: «На лёгкие пути легче вступить, чем вернуться с них»…

«Ты говорила мне о тех, кто не вернулся. Из сознания животных».

Бывает, что варг уходит слишком глубоко, пытаясь спастись. Не рассчитывает силы. Не может выдержать боли. Или теряет контроль – потому что варгам нужно сохранять спокойствие в чужом разуме. Тогда они уходят – куда?

«Смутные тропы… Вечные тропы. О них всё больше в преданиях, потому что путешествовать по ним никто не решился. Но когда провожаешь зверей – чувствуешь: там что-то есть. Там, куда они идут. Моя наставница полагала, что это некие тайные жилы, по которым течёт магии, то, что хранит в себе отголоски прошлого и признаки будущего – нечто, чем связано всё живое в Кайетте».

«Нечто вроде Пуповины даарду?»

Вспышка в небесах высветила её слабую улыбку.

«Ты не зря общался с Хаатой, а? Но если хочешь спросить меня – есть ли шанс попасть во время поединка варгов на эти самые тропы…».

«Не хочу. Хочу спросить о том, есть ли совсем другой шанс».

«Стены – это не выход, – шепнула моя невыносимая едва слышно. И, следя за огненными узорами в небе, спросила: – Если я сейчас упаду – ты подхватишь? Удержишь?»

Она думала об этом всё время… Она к этому готовилась.

Застывшая Крелла – высохшая мумия со спокойным величием на лице. Лениво ползут с ладони мелкие тёмные капли.

Ладонь Гриз опущена, и с неё стекает ручеёк, проливается на землю у её ног, расплывается по влажной почве причудливым рисунком – словно сетка вен, а может, паутина.

Момент истины. Поединок варгов, в котором я зритель.

– Усыпляй зверей! – кричит Мел и выхватывает трубку с усыпляющими иглами. – Конфетка, давай!

– Можем навредить! – яростно отдаётся слева. – Не когда она там! Они там сейчас вдвоём, в сознании каждого, понимаешь?! И если мы хоть что-то нарушим…

– Что ж нам, так и стоять, на эту сволочь пялиться, – шипит Мел, и я знаю, что она сейчас сжимает свой атархэ, хотя я совершенно на неё не смотрю.

Я стою позади Гриз и готовлюсь – подхватить и удержать, в случае надобности. Я должен – быть здесь, и ждать её, и прикрывать, и ничего не делать, глядя на жуткую картину: две варгини застыли друг напротив друга, и неподвижная свита животных, и кровь на земле…

– Держи.

Держусь.

Невыносимо хочется махнуть рукой Аманде – давай! – и закрыть окровавленную ладонь одной варгини повязкой, разбудить её, вернуть, прекратить… Я не знаю, смогу ли я удержаться, если что-нибудь пойдёт не так. Не знаю, сколько смогу удержаться от того, что в книгах называют опрометчивыми поступками.

Потому что она там, захлёбывается в алых волнах чужого сознания, одна, совсем одна…

Нет, – поправляю я себя. Не одна.

Где бы она ни была – мы вместе.

ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ

Она разодрана, размазана, распята между чужими сознаниями. Разделена среди бестий, у которых нет больше своего «я» – только, нутряной зов холодной трясины, алая зыбь, бесконечное: «Крови, крови, крови». Гриз падает, захлёбываясь, в их сознания, и пытается добраться до боли, до живого, взывает к своей крови, огненному смеху паутины, но паутина шипит и гаснет в ледяной чешуе, и густая топь глушит крики. Холодное, солёное наползает грузно, совсем немного – и она растворится в этом, останется только тело без разума.

Ты здесь не за этим, сестра, правда же? Не за тем, чтобы показать свою слабость.

Соберись же. И погляди иначе.

Вздох – и словно собраться из частей, перестать распылять себя между бестиями. Ещё вздох – и открыть глаза в зыбком мире, где не бывает зрения и слуха, где только пронзительно пахнет кровью.

Бескрайняя чёрно-алая топь. Корка тины, стеклистые прожилки льда, редкие кочки, вот-вот уйдут под воду. Только вот это не вода. Вязкая масса мелких льдинок шипит, потрескивает, ползёт вперёд. Кровавое, колючее, липкое тесто. В нём увязли фигуры бестий. Облеплены щупальцами, клейкими, красными, щупальца чуть пульсируют. Тянутся к ногам исполинской фигуры посреди топи. Скользкой, обнажённой до мяса и сосудов – и сосуды словно выходят наружу, прорастают в топь, становятся тем, что обвивает зверей.

«Что ты сделала с собой, что это такое?!» Гриз глохнет от своего внутреннего крика, улыбка повелительницы здешней топи обжигает холодом.

– Моя сила. Моя Охотничья Погибель. Истинный, высвобожденный Дар!

Кровавые вены-щупальца вросли в зверей. Впились в сердца, в головы. Прощемились под шкуру и перья. И стоит чуть шевельнуть их – марионетки приходят в движение, вокруг трёх фигур… трёх жертв, которые смутно виднеются из этого мира.

«Остановись!» – кричит, надрываясь, Гриз, но Крелла только смеётся, заставляя зверей танцевать вокруг нойя, и мага Вод, и девочки-Следопытки.

– Останови меня ты. Иначе погибнут не только они. Избавься от сомнений, сестра. Стань выше.

Стать выше. Привычно облечься в стены, в старинные башни, в форты и бойницы – затворить ворота, и устоять.

Хохот и шелест вязко накатывающих волн глушат, падают на стены одинокой крепости. Хрупкой крепости, воздвигшейся на болотах, той, внутри которой… что?

Что ты скрываешь там? Что такое страшное прячешь, маленькая девочка из общины?

– Освободи себя-настоящую, сестра! Освободи – и ударь меня, и стань надо мной…

Перейди черту, шипят змеиным голосом наползающие льдинки. Кровяная топь булькает, клокочет, ползёт на приступ, бормоча: ты же знаешь, что нужно, чтобы обрести силу, любой охотник тебе скажет. Нужна жертва, жертва и добыча, давай же, останови меня, сестра, переступи черту!

Крепость вздрагивает, испуганно, всеми стенами, крепость теряет камни – и густое, ледяное, алое месиво с причмокиванием вбирает их в себя, щупальца ползут по выбитым стенам, вот-вот переберутся…

И в каждом – всё тот же голос.

Возьми кого-нибудь из них, кто тебе дорог меньше? Маг Вод, девочка-Следопыт или дочь Перекрестницы – возьми, я дам тебе любого из своих зверей, я дам тебе всех своих зверей, если нужно – возьми…

И убей.

Стань истинным Пастырем – Хищным. Стань над другими – глупыми жертвами.

Стань надо мной – ибо я знаю тебя, ты сильнее.

С её стен в вязкое месиво летят огненные стрелы. На улицах громоздят баррикады. Ставят подпорки под треснувшие городские ворота. Но стены не выдерживают, когда на них наваливаются липкие, кровавые волны, и шёпот: «Нет, нет, никогда» тонет в треске и щёлканье наползающих льдинок. Несущих с собой приманчивый шёпот:

Только одна жизнь – одна жертва. Сколько потом ты спасёшь? Это равновесие. Это честно. Они сами поймут это. Они готовы были умереть, когда шли сюда. Чтобы остановить меня. Убей одного – и останови меня, или я заберу всех сразу!

Трещат и ломаются ворота, и властные волны затекают внутрь, затапливают подвалы памяти, перекормленными змеями распластываются вместо воды в почтовых каналах, пятнают мостовую и стены домов. Алые следы – так знакомо. Сейчас промчатся алапарды, и закричит мальчик на площади…

Звук мягких лап, скрежет когтей, шорох перьев. Алапарды не мчатся – идут, покорные воле обвивших их щупалец. Словно предводители воинства, а за ними – солдаты: гарпии, грифоны, драккайна, керберы… Призраки, истуканы со слитными созданиями – отростки от здешней топи. И в их глазах, бессмысленных мордах, ощеренных в ухмылках пастях – всё тот же прилипчивый шёпот:

– Страх – удел жертв. Тот, на площади, не боялся, и ты не должна. Закричи на них, как тот: «Умрите».

Но он не кричал, – думает Гриз. Все твердили: тот, на площади Энкера, был тих, как посланник неба. Или как внезапная смерть.

Только преступи черту. И пройдёшь на первую ступень познания своей силы, а дальше… дальше ты поймешь, и Роаланда Грейф проведёт тебя вместе с сёстрами по нужным тропам.

Что ты скрываешь там, за стенами? Нельзя всё время скрываться и бежать, иначе однажды может случиться так, что бежать больше некуда.

Бежать некуда. Гарнизон крепости сломлен. Жильцы попрятались по подвалам. Осталась последняя площадь, в самом центре.

Маленький храм с плотной дверью – что же там? Испуганные горожане? Или, может, то, что ты так боишься выпускать наружу, сестра?

Шелестящая масса вваливается сквозь окна внутрь, продавливает двери. Ползёт по стенам, гасит последние светильники – и воцаряется темнота и холод, и в вязкой, кровавой темноте Гриз – одна. Варг крови, не вьющий гнезда. Восемь лет на «лёгких путях».

Бежать больше некуда.

Звук трущихся друг о друга льдинок – словно в темноте возятся, перевиваясь друг с другом, тысячи змей. Закрыть глаза, ощущая вязкий холод. Нельзя постоянно бороться.

«Один человек сказал мне, что так недолго и сжечь себя изнутри».

Хищное потрескивание льда – звуки крошечных панцирей, а может, челюстей. Холод царапает ступни, влажными пиявками присасывается к икрам. Прикасается к каждой части тебя стылыми губами, хранящими ласковый напев:

– Он был прав. Не сомневайся, сестра. Поддайся. Высвободи то, что прятала. Истинную себя.

Голос щедр: не хочешь забирать жизнь у одного из ковчежников? Пусть останутся живы. Бери любого из зверей. Бери всех – вот они (и щупальца приносят сознания зверей, и Гриз прорастает в эти сознания, единая с ними, с Креллой, с кровью…). Пастырь имеет право и на такую жертву. И они отдадут себя с радостью, во имя твоего восхождения. Ты чувствуешь их? Бери же.

«Тот человек сказал мне, что нужно иногда потакать желаниям. Подчиняться инстинктам. Высвобождать то, что живёт внутри».

– И был прав, – шёпот теперь живёт в её собственных губах. – Открой свою клетку и возьми то, что я даю. А потом… если не хочешь убивать их, мы пойдём, поохотимся. В любое селение. Ты сама наметишь того, кто заслужил наиболее. Я расскажу тебе – как надо. Вот так, молодец. Ты же сама понимаешь, что…

«Стены не выход…» – стен больше нет, осталась последняя клетка-скорлупка, болотистые щупальца сжимаются всё крепче, заковывают в ледяной, чешуйчатый кровавый панцирь. И в каждой чешуйке – одуряющий, слитный напев: «Яоткрываютвоюклеткутысвободнасестра».

«Крелла…»

Губы немеют, щёки поглаживает кровавая тина. Со лба на глаза медленно наползает алая изморозь.

«Ты… не могла… зн…»

Стылая трясина укрывает с головой. Звук падения тягучих капель отмеряет последние миги.

Чего я не могла знать? Что ты скрываешь? Но я сейчас узнаю. Сейчас, когда родится новый варг. Слышишь треск твоей скорлупы? Время перерождаться в нечто новое..

Сейчас мы узнаем, что тебя так пугало. То, чему ты не давала воли.

Скорлупки потрескивают, отлетают. Падают, обожжённые. Тем, что таилось внутри. Что было там всегда.

Чего ты хочешь?

– Спасти, – отвечает Гриз и открывает глаза, и в них поселяется то, что жило за стенами.

Крошечная, едва заметная искорка.

В молчании выстывшего, тёмного храма – скользят слабые отблески по стенам. Прорываясь из непрозрачного, ледяного кокона.

Словно чьи-то крылья случайно коснулись огня.

Глупые, слабые отблески. Глупые искры – разве можно кого-то ими согреть?

– Это – твоё тайное? То, чего ты боишься? Основной завет варгов, который ты и так повторяешь на каждом шагу? Зачем же ты скрывала его, глупенькая сестричка? Зачем?

Если вспомнить о тех, кто там, во мраке и боли, огоньков станет больше. Если крылья чуть-чуть расправить – они загорятся по краям. Если думать, о тех, к кому идёшь – ледяной кокон покажется глупостью.

Просто я знаю, во что разгораются искры.

Лёд лопается, алые мелкие льдины с шорохом сыплются вниз. По венам бежит тепло, всё быстрее и быстрее, осталось совсем немного – и Гриз думает о несчастных бестиях, которым пришлось убивать – и делает первый взмах.

Светильники в храме обретают оранжевые крылья. Трепещут десятками радостных бабочек и прогоняют тьму.

– Что ты… как ты…

Пламени всё больше, и его не удержишь – люди в четырёх селениях, и охотники, и трое ковчежников там, на поляне, и несчастные, околдованные бестии, и варги в общинах, и маги, и их всех… нужно…

Волосы, занимаются, треща, и под кожей струится пламя, пламя глядит из глаз, льётся с пальцев, горят на полу чьи-то извивающиеся щупальца, тает ледяная крошка, и чей-то испуганный голос повторяет, что так не должно быть.

– Ты… не сможешь, ты не умеешь ходить в пламени!

Я и не пытаюсь. Прости, тётя. Сквозь пламя ходят чистые из легенд и безумцы. А я вечно всех разочаровываю. И ты была права, тётя. Наши законы ничто. Они лишь средство не встречаться с искушением – но не средство перебороть его. Они исходят из того, что каждый, кто преступил черту – не выдержит и обратится в Хищного Пастыря.

Об этом же говорят ваши законы.

Потому они тоже ничто.

Высвобожденное пламя бьётся в перьях, перебегает по волосам, наполняет теплом и светом выстывший храм. Искры бегут по площади, перескакивают по домам крепости – и входят в зверей, привязанных к Гриз, тех, что сама Крелла привела и отдала, и перекидываются по болотным кочкам – к огромной, властной фигуре. Та вздымает все свои щупальца – и поднимает кровавую топь на дыбы, заставляет её выгнуться сотней кошачьих спин. Пухнут высокие волны – пытаются дотянуться до мелкой бабочки в высоте.

– Меня заполнили! – заходится булькающим смехом Кровавая. – Меня заполнили, а ты слаба! Так что ты делаешь, глупая девочка?