Текст книги "Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

Удалось или нет вложить нужную многозначительность в голос?

– Мне придётся оставить ему надежду на то, что это двойная игра, – говорил я, когда мы расписывали всё по пунктикам: егеря, мои связанные руки, горевестник в рукаве. – Вы, само-то собой, будете слушать, через артефакты. А я, уж конечно, не смогу заорать ему: «Эй, напарничек, я вытащить тебя отсюда явился!» Да он и не поверит. Но какой-то шанс оставить надо – так он будет спокойнее. Не подкинет неприятных сюрпризов, понимаете?

Желтоглазый старикашка в кресле пожёвывал гороховое пюре и кивал, ухмыляясь косой прорезью рта.

– Что касается питомника…

– Ха. Я улажу дело – никто не подкопается. Да и вообще, сомневаюсь, что по нему будут скучать.

– Гриз расстроится.

Могучие корни сплетались под ногами и тоже едва заметно светились изнутри. Егеря переглядывались тревожно. Наши разговоры им явно были поперёк горла.

– Зато у Мел будет праздник. И у Яниста. Возможно, и у Аманды. Новые Перекрёстки, ха.

– Но Гриз расстроится. Ты даже не представляешь себе, насколько.

– Кажись, у неё теперь есть, кому утешить. Ты что – заговариваешь мне зубы? Это вроде как моя работа.

– Думал, что твоя работа в основном втираться в доверие, а потом бить в спину. И бежать. Хотя нет, бежать – это результат.

– Знаешь, когда ты говоришь – во мне как будто что-то помирает.

Очень может быть, это остатки совести. Хотя нет, едва ли. Наверняка это чёртов грызун.

– Может, стоит идти потише? – это уже Борак, к нему вернулась вежливость после того, как мы доиграли трагедию «Пленённый напарник». – Зверь, знаете ли…

– Следит, – любезно откликнулся Нэйш, и крыса внутри перестала царапаться, но зато и разродилась двумя дюжинами мелких, ползучих крысенят. Холодных и влажных, и все носятся по хребту. – Как ты думаешь, Лайл, с учётом того, что я связан, а ты держишь меня под прицелом… Кто из нас кандидат для следующей атаки?

– Чёрта с два, – возразил я, но сделал это шёпотом. – Я-то не охотник.

– Безобидный милый грызун, и мы все это знаем. Не крадёшься, никого не выслеживаешь, а это просто дружеская прогулка, во время которой я безоружен и почему-то держу руки за спиной. Говорят эти милые создания смотрят на мир довольно иерархично. Так вот, если ты…

Я запнулся за толстенный корень, выругался шёпотом и от души посоветовал Нэйшу заткнуться, пока мы не решили, что мортаху пора завтракать. Устранитель хмыкнул и замолчал почти что до калитки.

А недобрый взгляд щекотал между лопатками. Что-то бесшумное, но быстрое шло по деревьям, иногда оказывалось справа, слева, сверху – и наблюдало, оценивало, прикидывало.

Готово дело, привлекли внимание. Неплохо бы – чтобы мортах и дальше шёл следом, только б не влез… В конце концов, никто из нас тут пока что не охотник, а? Связанный устранитель, два егеря-раба, которые вот-вот наперегонки рванут к заветной калиточке. Да толстая пожилая крыса, перепуганная и уповающая на свою удачу игрока…

Нэйш заговорил, когда впереди замаячила ограда, и бедолаги-егеря рванули открывать калитку, наплевав и на приказ, и на меня. Он остановился – теперь под прицелом только моего «горевестника» – повернулся вполоборота, глядя не на меня и не на оружие, а куда-то в лес. И обращался словно бы даже и не ко мне.

– Не боишься заиграться? – едва слышный шёпот продрал морозцем по коже. – Игра в «Вершину цепи» многим стоила жизни. Особенно когда не можешь определиться с целями… или со стороной.

В ответ он получил крысиный оскал.

– Будь спокоен. Насчёт стороны я уверен на все сто.

Или может быть, где-то на девяносто семь… как там говорил Флористан из сна? Нет, даже девяносто восемь. Два шанса против девяносто восьми – в вир болотный, у меня нет никаких особенных правил насчёт «привести живыми…»

Ни по поводу напарников. Ни по поводу заказчиков.

– А если вы лжёте? – спрашивал Нарден Трогири и по рассеянности прихлёбывал из отцовского поильничка. – Если он нас предаст?

– Он под «Истиной на ладони», – щерился калека. – Даже если бы принял общий антидот – на зелье правды они не работают. Он нам не лжёт.

Замечательное зелье, покивал я и допил третью кружку с густым бирюзовым осадком. Располагает к откровенности и не снимается общим антидотом. Солгать ты всё равно не сможешь.

Только вот если ты собираешься кое о чём умолчать – общий антидот всё-таки помогает.

Мэйс Трогири не очень-то хорошо разбирался в зельях двадцать лет назад, и с годами знаний у него не прибавилось.

Это будет роскошная игра, – заверил я внутреннего грызуна, пока мы медленно шли к калитке. «Вершина цепи». Неостановимый круг «убийца-жертва».

Три охотника на одной арене – и маленькая крыска, которая остаётся в живых, потому что не участвует.

В роли случайного свидетеля есть куча плюсов, если вдуматься. В моём случае эта роль решает вообще все проблемы.

Калитка распахнула нам объятия, егеря потянули Нэйша внутрь. Маленькая ампулка хрустнула под ногой – и игра в «Вершину цепи» началась.

Только бы клятая тварь не подвела.

ЗВЕРЬ

Я самый сильный. Самый быстрый. Самый умный.

Но я промахнулся.

С Ним – промахнулся.

Он тоже быстрый. И сильный. И умный. Поставил ловушку – бросил синей пылью. Потом воздух стал жгучим, опалило изнутри, и на миг я потерял Его. Но всё равно я мог бы пойти за Ним, по следам магии. И Он не быстрее меня. Не сильнее меня. Он – как другие охотники, которые были целями. Только лучше.

Ушёл я не поэтому, а потому, что промахнулся. В первый раз.

Усомнился в цели.

Найти Охотника. Убить Охотника.

Охотник ли Он? От Него пахнет кровью и смертью, и ещё магией Защиты, не такой, как у Запретительной Черты, раньше я такого не чуял. И есть что-то ещё, что-то иное, чего я тоже не чуял раньше.

Хищник, но не охотник? Убийца, но не охотник? Или Он притворяется? У Него есть защитный окрас. Может, есть ещё хитрости? Чтобы я неправильно чуял?

Моё чутьё пострадало, и приходится потратить время. Я нахожу хороший ручей и окунаю в него морду. Убираю защитные чешуйки и пробую языком. Двое из тех, которых я убил, пытались положить в воду яд, но я сразу всё понимал.

Пью и отдыхаю в воде, струи щекочут морду, вымывают жгучее из ноздрей. Синее, блестящее на боку очень липкое. Нужно оттереть о траву и кору.

Чутьё возвращается, и скоро я смогу найти Его. Надо за Ним понаблюдать. Может быть его послал тот, главный Охотник из логова, чтобы запутать меня?

«Найти Охотника. Убить Охотника», – властно звенит под кожей.

Ухо ловит громкие крики. А чутьё начинает слабо различать кровь вдалеке. Вонючие Крикуньи дерутся над добычей. Глупые жертвы. Они мешают: чутьё ещё не вернулось, и я слышу только кровь, кровь, вонь и вопли.

И потом ещё визг и треск, и хрип. Это ещё одна жертва, из Больших-с-копытами, выходит из себя. Обычно они покорны. И хотят только еды и сна. Может быть, этот встретил Его? Но жертва только ранена, ранена и разозлена.

Нужно посмотреть. Понаблюдать. Прекратить. Это моя территория. Жертвы должны быть покорны. Соблюдать мои правила.

Я становлюсь ветром и иду к одному из Больших-с-копытами. Это самка, и она ближе всего. Приходится погнаться за ней и напомнить, что нужно быть покорной. Сначала она упряма, потом показывает, что подчиняется.

Тогда я иду к Вонючим Крикуньям. Они дерутся над телами двух своих. Чутьё работает плохо, и всё забивается кровью. И Крикуньи в крови, и не хотят подчиняться. Тогда я просто убиваю ещё трёх, а остальные разбегаются.

Кровь просачивается в чутьё, кровь и жгучее, которое ещё действует. Он тут был? Я ищу в округе и нахожу отпечатки Его ног. Если Он тоже наблюдал за Крикуньями, то я близко.

Слишком шумно. Ещё один из Больших-с-копытами взбесился и бьётся в деревья. Беспорядок. Вызов. Нужно прекратить.

Я обращаюсь в воду, в лес, в ветер. Останавливаю глупых жертв. Они слышат не сразу. Но потом всё-таки принимают позы покорности. Понимают, что я самый сильный.

Только Дышащая Огнём бросает мне вызов, и приходится убить и её тоже. Она молода и вкусна, и я подкрепляюсь ею.

Чутьё почти вернулось, но слишком много гари вокруг. И запаха магии, и страха, и бешенства, и горького древесного сока. И крови. А Его я совсем не чую, наверное, Он очень хорошо запрятал следы.

Хочет схитрить. Выманить меня сейчас. Но я слишком много обращался в ветер, и я поел и уже не так лёгок. Нужно подождать света. Тогда последить.

Я оттираю остатки синего, блестящего: катаюсь по траве, трусь о стволы деревьев. Заскакиваю на дерево. Дремлю и прислушиваюсь. И думаю, почему я промахнулся.

Свет приходит с большим шумом. Это идут жертвы, посланники того, из-за Запретительной Черты. И ещё кто-то с ними. У него холодная магия и незнакомый запах.

Никто из них не охотник. Новая жертва – неуклюжая и смешная, громко пыхтит и много разговаривает. Другие пихают этого, как будто они тут хищники. Они хотят охотиться на него на моей территории? Или съесть его? Или отдать мне?

Всё это очень интересно, потому я превращаюсь в листву и следую за ними.

Потом они кричат. Зовут кого-то, и в голосе того, нового – страх. И ложь. В голосах двух других – угроза и тоже страх. Это ловушка. Приманка. Как если бы вкусного козлёнка привязали к капкану. Один из охотников, которых я убил, так поступил.

Тот, кого они призывают, здесь. Тоже следит за ними, тихий и невидимый для них. Я вижу и чую Его сверху, но не начинаю охотиться. Они с Ним вместе? Или охотятся на Него? Но тогда они – охотники, а Он – жертва? Этого не может быть.

Но Он зачем-то выходит к ним, снимает маскировку. Потом отбрасывает своё жало. Потом принимает позу покорности, потому что тот, третий угрожает ему чем-то.

Я самый умный, самый хитрый. Легко читаю следы, запахи, магию. Вижу ловушки.

Но я запутался.

Тот, третий внизу низкого роста и слишком жирный для охотника. Магия его слабая. Но я слышу в нём что-то не то. Он носит с собой ещё магию? Или это то, как он ведёт себя?

Они все идут теперь к Запретительной Черте. И я мог бы убить их всех, но не стану. Они не угроза. Не охотятся. И не бросают вызова.

Опять превращаюсь в листву и слежу за ними. Может быть, этот, третий, тоже хищник и охотится на Него? Обманул Его и поймал в ловушку? Тогда получается, что тот лучший охотник. И того надо убить, хоть он и выглядит безобидным.

Или они все тут жертвы, а это – ловушка для меня от Того-что-в-Логове?

У Запретительной Черты они останавливаются, и я думаю, не броситься ли на них. Но это плохая охота. Слишком быстрая. Но если прореха в Запретительной Черте откроется – может быть, я смогу проскочить внутрь? Найти, кто там есть, в логове?

Я пытался раньше, но у тех, кто там засел, есть глаза в воздухе. Они следят. И не открывают прореху, если я близко.

Две жертвы и два хищника проходят за Запретительную Черту. Я иду за ними и тут слышу странный запах. След того, третьего, пахнет невиданным, огромным хищником. Большой добычей.

«Иди за мной, там большая охота», – шепчет след, и я иду к Запретительной Черте, к прорехе в ней, потому что это так интересно и соблазнительно.

Ловушка? Нет?

В магии Черты зияет дыра, я чую её. Дыра отдаёт магией холода. Они оставили мне проход? Хотят, чтобы я пошёл прямо в логово?

В логове может быть ловушка. Но в логове может быть Охотник, которому покорны все другие. Может, он прислал этих двоих, чтобы они заманили меня к нему?

Цель стучит в крови, цель подталкивает. Исполнить цель и уйти, и получить ответы на вопросы, и быть свободным.

Я беру разбег и опускаю защиту, и зову мою магию. Металл поддаётся под моим ударом. Слышны крики испуганных жертв. Пусть себе кричат и бегут. Я иду по следу.

Найти Охотника. Убить Охотника.

Если они все окажутся Охотниками – я просто убью их всех одного за другим.

Глава 7

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

Грызи в припадке заботы приказала Конфетке не давать мне бодрящего. Теперьлакаю «Верный глаз» не чаще остальных в питомнике (может, малость чаще). Зато и вырубаюсь мгновенно.

В узенькой комнатушке – терпкий запах трав, захватывает и кружит. Ныряю в сон, будто в вир. И вижу что-то удивительно приятное. Вроде бы, даже бью морду Мяснику. Только вот меня пихают в бок, и сквозь сонный покров приставучим ростком проклёвывается шёпот:

– Мелони, Мел!

Резун под подушкой сам вползает в ладонь. Ещё секунда – и я сделала б дырку в бывшем наречённом.

– Сдурел? С Грызи перепутал – так она в другой комнате!

Его Светлость в полутьме перекрашивается в рассветные тона.

– Прости, я… это непозволительно с моей стороны, но…

Случилось чего, что ли? Приподнимаюсь на локте.

– Мне тревожно.

С приглушённым стоном валюсь обратно. Ладно, малого чуть не сожрали недавно, так что его сейчас и эликсиры нойя не возьмут. Но если он тут, чтобы всю ночь делиться своими переживаниями – не знаю, на сколько меня хватит.

– Из-за Гриз, – поправляется Янист. – Понимаешь, у меня такое ощущение, что… будто бы она уже поняла решение, понимаешь? После того, как Аманда сказала про ту варгиню, Креллу. Будто бы Гриз… ну, знаешь… пойдёт одна.

Морковка ждёт, что я обзову его дурнем и перестраховщиком и пошлю в вир болотный. Но я-то кое-что знаю про Грызи.

Просыпаюсь совсем. Приоткрываю ладонь с Печатью и вслушиваюсь в дом.

Храп хозяйки с размаху ударяет по голове. Будто два яприля пытаются перепилить дерево. Простуженные яприли. Ржавой пилой. И что тут услышать можно? Разве что если половицы заскрипят, вот они не заскрипят, потому что…

Если она задумает уйти – уйдёт не так.

Прижимаю палец к губам, выскальзываю из-под одеяла. Амулет-антиподслушка в самом низу сумки. Чем бы нагреть? Убираю защиту с фонарика и вытряхиваю кусок мантикоровой желчи прямо на амулет. Прикрываю пустым ночным горшком, чтобы свет не был виден. Морковка наблюдает за моими приготовлениями с непониманием на веснушчатой физиономии.

– Одежда твоя в комнате? Будь тут, я принесу.

Как он ещё весь дом не поднял, пока ко мне крался.

Чую ступнями в носках каждую половицу. Мысленно прошу двери не скрипеть – и они слушаются.

Инстинкт говорит, что за тильвийскими лесами притаился рассвет. Рулады хозяйки набирают спелости и глубины. К простуженным яприлям подваливает компания пьяных скроггов. Потом голодный алапард. Торопливо хватаю барахло Яниста, задвигаю арбалет в сумку, сверху трамбую сапоги и шапку. Напоследок вслушиваюсь – ищу за раскатами храпа знакомое дыхание. И нахожу. Только не такое мерное, как у спящих.

Обратно крадусь в два раза медленнее и осторожнее. В комнате кидаю одежду Янисту.

– Сапоги надень, маску на лицо, остальное пока не надо.

Сама начинаю открывать окно.

– Окно?! – поражается Морковка позади.

– Ага, надеюсь, сигналок от воров нету. На двери точно есть какая-нибудь дрянь, хоть засов, хоть колокольчик. Запалимся, так она сама в окно выскочит – потом не догоним.

– Ты… мне веришь?

– Не, просто в окно охота выйти. Если Грызи что-то такое решила – она не будет тихонько мимо проходить, ясно? Тут у нас тревожный ты, нойя и Следопыт. Так что она нас всех вырубит. Маску на лицо, кому сказала!

Ночью тащиться по незнакомой местности на рожон глупо. Так что Грызи дождётся своей любимой поры – предрассветной. А там уж глушанёт всех, чем – неясно, может, «Бирюзовым сном», может, чем полегче, у неё в сумке всего полно.

Хорошо, если до полудня очухаемся.

Рамы разбухли, скрипят и не поддаются. Подходит Морковка и от расстроенных нервов чуть не выдирает раму из окна. В лицо лупит морозным воздухом. Высовываю голову, проверяю, что внизу.

– Давай, лезь. И тихо, понял?

Окошко для Морковкиных статей узковато Каким-то чудом пропихивается, принимает из моих рук вещи, глушилку, потом принимает меня. Ставит на утоптанную снежную дорожку – верх галантности.

Осторожно прикрываю окно – может, и не обратят внимания на сквозняк. Окно Грызи и Конфетки на другой стороне дома. Хозяйский пёс-пустолайка заводит стократное «вай-вай-вай-вай!», когда мы с Янистом перемахиваем через забор там, где поближе. С разных сторон звучат собачьи ругательства – но скоро умолкают.

Теперь надо отойти так, чтобы перехватить Грызи на пути к реке. Уходить она будет по воде, пешком до третьей деревни долго. По пути натягиваем куртки-шапки, заматываемся шарфами. Промозглая сырость влезает в рукава, Морковка нервно хихикает рядом:

– Немного иначе представлял себе наш побег… – и замолкает со вздохом.

Во мне копится злость, побольше, чем в закромах сумчатого шнырка. На слишком острую чуйку Морковки, на слишком тупую свою, на то, что пришлось лезть в окно. На Грызи и на эту Креллу, из-за которой приходится морозить зад поутру.

На подходе к речному мостику раскорячился дуб-патриарх, весь в буроватых ошмётках листвы. Затягиваю Морковку за патриарха. То что надо: собак не побеспокоим, нужный дом видно, дорога к реке как на ладони. Остаётся понадеяться, что Грызи не решится уходить огородами.

– Приличия, да какого вира, – бубню под нос. – Остался б с ней в одной комнате – Конфетка ж предлагала? Ну, и убеждал бы… чтобы без дуростей… по-всякому.

– Ты серьёзно думаешь, что её может кто-то убедить? – верно понимает сущность Грызи Янист.

Так и тянет ляпнуть, что, мол, у Мясника получалось, раз она его не выставила из «Ковчежца» к вирам свиньячим.

– Она меня бы вырубила первым, – ёжится Морковка. – И в любом случае – мы с ней не настолько…

Будто я не знаю, что Морковке надо сперва трепетно гулять под луной за ручку, потом стихи-цветы-свиданки в сени дерев, а потом поцелуи в щёчку.

Его Светлость перетекает в занудную свою ипостась и шёпотом разливается насчёт того, что отношения-де предполагают кучу граней, помимо этой самой, и это самое там совсем не самое главное, и Гриз для него в первую очередь личность, да и вообще…

Зеваю в рукав. Зря ляпнула про одну комнату. У Морковки и так весна впереди.

На горизонте небо становится беловатым, а в воздухе проклёвываются запахи дымка. И чуть-чуть сонного зелья. Грызи бахнула от души – аж сюда долетает. Сама она появляется через пару минут. Куртка-сумка-быстрый шаг-сердитая мина.

– Я знаю, что ты слышишь, – говорит ворчливо на ходу. – Вылезайте уже… заговорщики.

Даю пинка Морковке и вываливаюсь на дорогу сама. Руки у Грызи пустые, так что она не собирается шарахнуть по нам чем-нибудь этаким. Вроде бы.

– Ты проверила комнату.

– А вы вылезли в окно.

– Потому что не хотелось дрыхнуть следующие сутки. Ртом сказать не могла?

– А кто-то из вас меня бы послушал?

– К вирам свинячьим!!

– Я и говорю.

Плохо дело. Грызи упёрлась всерьёз, я-то это выражение лица знаю. Сейчас она пойдёт душить меня аргументами.

– Мел, там Хищный Пастырь, возможно – варг-на-крови с невыясненными способностями. Что у Креллы на уме – только боги знают… но мы с ней были знакомы, понимаешь? У меня есть шанс к ней подойти и сделать хоть что-нибудь. Но присутствие кого угодно другого может всё осложнить. Вы не сможете оказать мне помощь…

– Ну, могу ткнуть эту тварь ножом.

– Исключается, это убьёт всех животных, которых она держит. Мел, – голос Грызи набирает звона и свиста кнута. – Всё только усложнится, если она получит заложников. Если вы окажетесь под угрозой удара…

В упёртости Грызи я безнадёжно проигрываю.

– Да что ты там сделаешь-то?! – слова будто отскакивают от гладких каменных стен. – Куда тебя вообще несёт, ты там… кого спасать собралась? Она полсотни человек убила, да может, она и тебя тоже, почём ты знаешь, что ты вообще к ней подойдёшь?!

– Потому что она поприветствовала меня. Потому что мы равные. Там должен быть варг, Мел… должен быть Пастырь. И мы родня по крови. Для варгов это имеет огромное значение.

– Да? Разве тебя не папаша из общины выпер?

Лицо подруги каменеет, рука сдёргивает кнут с пояса. Вир болотный, никогда не умела во всю эту риторику. Даю толчок в бок Морковке, его Светлость вздрагивает и шагает вперёд.

– Ты думаешь, что не вернёшься, – говорит приглушённо. – Что ты… скорее всего не вернёшься. Так?

Губы у Грызи дёргаются, но ложь с них так и не срывается.

– Но ты считаешь, что всё равно должна. Потому что она… эта Крелла… ты понимаешь, что происходит с ней. Потому что ты тоже… – поднимает подрагивающую руку и пальцем проводит черту по линии жизни. – Однажды ты сказала мне, что в ваших общинах неправильно поступают, изгоняя тех, кто преступает запреты варгов. Сказала, что в такие моменты… в страшные моменты… очень важно, чтобы рядом был хоть кто-то. Кто поможет удержаться. И что те, кто рядом с тобой… может быть, смогут тебя удержать. Гриз, прошу, выслушай. Если вдруг та не услышит тебя, если ты не пробьёшься, и тебе придётся… воззвать к своему Дару не так, как обычно – разве мы не сможем помочь хоть чем-то?

Что значит прочитать кучу книжек. Морковка стелет так, что Грызи приотпускает свои форты и бастионы. И опускает кнут. Теперь смотрит просто грустно.

– Наверное, в этом вы могли бы помочь, – говорит почти неслышно. – Но мне не хочется платить вашими жизнями.

– А, золотенькая! Всё в руках Великой Перекрестницы!

Конфетка выныривает откуда-то сбоку. Добиралась непонятными дорогами, как положено нойя.

– Усыпить Травницу её же эликсиром, – качает головой. – Некоторые варги бывают так наивны, да-да-да? А скажи мне, сладенькая моя, может быть, эта Крелла тоже открыта, словно объятия Премилосердной Целительницы и бесхитростна, как Травница со своим мужем на ложе?

– Это вряд ли, – угрюмо цедит Грызи. И берётся вызывать «поплавок».

* * *

– Мел, глянь арсенал, Аманда, будет возможность – применяй весь свой набор усыпления. Вплоть до некрозелий и мощных артефактов. Защитные амулеты есть?

– «Клетка Таррона», – перебирает свою сумку Конфетка. – Ай-яй, не пойдёт, плохо работает на открытой местности, нужна ровная поверхность… Но несколько парализующих, отпугивающих… есть ослепление, есть маскировочный дым – если понадобится быстро скрыться…

Выволакиваю из-под лавки сундук с конфискованным у контрабандистов барахлом. Ценного нет ни шнырка – манки-капканы-отпугиватели… Достаю пару перстней со змеевиком – эти будут помощнее, главное – чтобы не разряженные. Беру себе, один кидаю Морковке. Под мерный речитатив нойя:

– Есть, с чем потанцевать, о да! Только вот я слышала, что звери при контроле на крови трудно поддаются эликсирам. Откуда бы я это могла узнать, м-м-м?

Будто не она усыпляла бешеных бестий во всех этих зверинцах. Нащупываю трубку в кармане у сердца. Хватит ли парализующих стрелок? В зверинце Гэтланда по три штуки в гарпию садить приходилось.

– Аманда, твоя роль – защита остальных. Креллу не атаковать, первой не бить, но если на вас кинется – лупи всем, что найдёшь. Мел – смотри за территорией, неизвестно, сколько у неё зверей на крючке. И…

– Что? И эту не калечить?

– Если там контроль на крови – любое воздействие на варга…

Резуну придётся полежать в ножнах. Вир знает, как любое воздействие на варга отразится на зверях. Прикончим Креллу – Дар-на-крови и без контроля. Бешенство всех зверей. И непонятно, справится Грызи или нет.

– В случае чего прикрываешь Яниста.

Что делать Морковке – не говорит. А он всем своим видом так и орёт: «Меня, меня забыли!»

Всплываем. От кабины Пиратки слышен яростный бубнёж:

– В трясину им… В следующий раз напрямую в Бездонь завалитесь? Лошадушек бедных потом мыть по три часа…

Грызи вообще-то просто пояснила, куда нам надо. И попросила высадить поближе. Но у Пиратки плавать, где никто не плавал, – вроде как у Пухлика жрать что ни попадя. Так что она посадила нас прямиком в Охотничью Погибель.

Гиппокампы всплывают из мутных болотных вод. Вокруг – поросшая кочками и бурым мхом трясина. Твёрдая поверхность – шагов за двадцать. Пиратку это не смущает, она осведомляется у меня и Яниста, точно ли там берег. А потом магией воздуха всех нас на этот берег перекидывает. И садится курить вонючую трубку прямо на крыше «поплавка».

– Зовите, коли что!

Небо сочится и подтекает алым из кровавых царапин. Под ногами хлюпают остатки болота. Охотничья Погибель тянется за нами трясинистыми ручонками:за кустами проступают ровные мшистые лужайки, кое-где даже травка пробивается. На некоторых – россыпи клюквенных ожерелий. Вкусные ловушки. Смертоносные, как стряпня Плаксы.

Иногда трясина шлёт гонцов вперёд – приходится обходить. Путь нащупываем моим Даром и Даром Морковки. Его Светлость кривится и шипит, держится за ладонь, но исправно предупреждает, что впереди вода.

Первый зверь появляется минут через двадцать. Игольчатник – не тот, который играл с Морковкой. Самец покрупнее и потемнее, выходит на дорогу с приветственным оскалом.

– Не трогать, – говорит Грызи.

Игольчатник поворачивается задом и трусит впереди. Потом появляются другие – за деревьями и кустами.

Алапард. Две гарпии. Грифон. Ещё алапард.

Не прячутся, но и не подставляются. Провожают.

Дорогу теперь можно не выбирать: эта Крелла расщедрилась на пышную встречу. Идём по звериной еле заметной тропке гуськом. В ложбинах – грязноватые остатки снега, на пригорках – первые венчики весенников.

Мошкары нет, но вместо неё летает и жалит память.

«Что случается с кровавыми варгами?»

«Они меняются».

Это был третий месяц, как я пришла в питомник. И первый раз, как она это сделала на моих глазах.

Покрасила первый снежок в алый цвет, чтобы не дать беременной мантикоре раскатать в блин охотников, а заодно и их деревню. Охотники были полные отморозки, деревня была ни при чём, а про кровавых варгов я ни шнырка тогда не знала, потому мне было интересно.

«Меняются в смысле головой едут?»

«Иногда да. Иногда остаются в своём уме, но изменения всё равно заметны. Я встречалась с несколькими из тех, кто пытался практиковать Дар на крови…»

Я-прежняя наполняю молчание вопросом. Я-настоящая полагаю, что воспоминанию надо бы заткнуться.

«Меньше сочувствия, сострадания. Меньше эмоций – им приходится постоянно контролировать себя, они же постепенно прибегают к “лёгким путям” всё чаще. Иногда они считают, что открыли некое тайное знание, увидели “изнанку мира”. Оттого глядят на тебя свысока. Впрочем, они почти всегда смотрят на нас с презрением».

«Ну, вы же их вроде как изгоями считаете. И в общины им же…»

«Да, – Грызи задумчиво касается забинтованной ладони, – в общины путь заказан. Там слишком боятся финала. Того, к которому ведут “лёгкие тропы”».

Тут я молчу, даже в прошлом. С запретами варгов Грызи уже успела меня познакомить. Исповторялась про первый, самый важный – «не отнимай жизни».

«Как хищники… как охотники… – доносит мой Дар почти неразличимый шёпот – должно быть, вспоминает, как глядят эти, которые применяют Дар на крови. – И так часто… через последнюю черту».

По хребту проносится армия кусачих мурашей. Конфетка рассказала, что Хищные Пастыри тоже бывают разные. Бывают – случайно убивают животное, и ничего – становятся отшельниками, борются как-то с хищностью. Бывают – трогаются рассудком и начинают умерщвлять подопечные стада. И всё равно не доходят до «последней черты».

«Убей подобного».

Если варг убил человека – он, считай, совсем конченый. А если варг мало что использует Дар на Крови – так ещё и угробил человека, а то и несколько? Каверзный вопрос точит червяком – но прошлой-мне всё-таки хватает мозгов не ковырять в ране. Вместо этого я говорю:

«Ты-то не изменилась».

Хочется её приободрить. Прежнюю и нынешнюю. С прежней у меня получилось скверно. Та ответила только: «Мы не всегда замечаем перемены в себе».

– Ты не черта не изменилась, – говорю нынешней. Грызи поворачивает голову и глядит удивлённо. Не может понять, чего это я на ровном месте.

– Не знаю, как там насчёт внутри. По мне так всё такая же упёртая и спасаешь всех кого ни попадя.

– Иногда это единственный способ удержаться, – шепчет Грызи едва слышно. И не понять – приободрила я её хоть сколько или наоборот. Мантикоры корявые, раз в жизни мне хочется побыть немножко Морковкой.

Но мы уже пришли.

Хижина крошечная. Полусгнившая крыша, покосившаяся труба, обомшелые стены. Вытоптанные остатки жухлой травы. Бестии расселись по небольшой полянке. Глядят пустыми, равнодушными глазами. Марионетки на ниточках. Почти два десятка: пяток алапардов, четыре игольчатника, грифон, гарпии…

Морды повёрнуты не к нам. К двери ветхого домишки. Дверь распахивается гостеприимно, будто за ней долго ждали.

И я получаю ответ – что случается с кровавыми варгами.

Вот это.

ГРИЗЕЛЬДА АРДЛЕЛЛ

Округа пропитана кровью. Пронизана её властным голосом. Алые прожилки прорастают сквозь тину, багряные метки неявно проступают на деревьях. И звери давным-давно утонули в её песни – и глядеть в их сознания опасно. Там колышется густое, солёное, вязкое, – норовит сковать, стиснуть, уволочь и подчинить. Оттуда глядит насмешливая, почти что незнакомая тень.

Только тень.

Отзвук прежнего на пороге ветхой избушки. Иссохшее лицо, и почти нет плоти на костях, дунет ветер – развеет. Ноги у тени черны и изранены – но она словно не чувствует, что идёт по подмерзшей земле. Плывёт, едва её касаясь, закутанная в сумерки – нет, в ветхое рубище, что-то наподобие жреческой хламиды с капюшоном.

Костистая тень с хищным взглядом, в котором – зыбкий багрец. Алой меткой сияет порез на бесплотной руке, вытянутой вперёд. Порез плачет мелкими, гранатовыми зёрнышками. Лениво скатываются на землю одно за другим. Ткут тонкую цепочку.

Неразрывную цепь чар, опоясывающих поляну.

У тени остались только губы – алые, молодые. Да волосы – чёрные и тяжёлые, совсем не тронутые сединой. Да ещё остался голос, тот самый, которым она пела ребятне весёлые песенки.

– Гризельда. Дочь Арделла из общины Тильвии. Ученица старой Изеллы. Ковчежник. Я рада, что мы вместе. И ты привела жертв, это очень хорошо, это облегчит тебе путь.

Что говорят тени того, кого не видел десять лет? Безумной жрице, которую – едва ли знаешь?

– Тётя. Я не знала, что ты здесь. В эту местность нас привели известия о смерти охотников. И рядом со мной не жертвы – ковчежники, как я.

– Привели, конечно, привели, – Крелла не говорит – выпевает слова монотонно и ровно. – Но разве ты не с нами? Я видела твою ладонь, твой нож над ней. И мне говорили, что ты давно на верных путях, и никто из нас не сомневался, что ты будешь одной из Жриц, величайшим из сосудов.

Ладонь исчерчена белыми шрамами. Утро холодит её, вынутую из кармана. И синие жилки бьются под кожей, стучат нетерпеливо: выпусти, выпусти, хватит клеток…

– Я восемь лет на «лёгких путях». И не считаю их ни верными, ни лёгкими. Но я хочу узнать больше о том, что происходит с варгами и с Кайеттой. И что случилось с тобой. Тётя Крелла… я дочь Хестер из дома при общине. Ты помнишь тот дом, совсем рядом с рекой? Помнишь мою мать?

Багряная трясина словно размыкается, открывая чистую воду тёмных глаз. На глазах проступают слёзы – воды прошлого. Блеск льда, и хохот малышни на катке, дымок из трубы, запах коричного печенья, простые, успокаивающие слова. Гриз собирает всё это внутри себя – во взгляде, в пустых руках, в стуке сердца – и посылает вперёд.