Текст книги "Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ

– Она искала Белый Лис. Меч ваших предков.

Кабинет Хромого Министра поражает хаосом. К серебристой обивке стен пришпилены бумаги и карты. В круговерти бумаг на столе можно потерять дюжину шнырков. Огромная карта прижата к полу корзинкой с котятами. Рыжий котёнок, попискивая, гуляет по Велейсе Пиратской.

– Или, вернее, ей сказали, что Белый Лис должен быть освобождён.

– После моей смерти, полагаю. Надо же, как занятно.

Шеннет перегнулся через ручку кресла и вовсю забавляется с котёнком.

– Между прочим, называть эту реликвию рода клинком девяти колен было бы не совсем верно. Есть старое поверье – если девять колен рода владеют родовым атархэ, при этом все девять колен – с одним и тем же Даром, то атархэ становится непобедимым. Потому их и именуют девятиколенными. Но Белый Лис видел девять колен Мечников ещё при Стимфереллах, а до того принадлежал Шеннетам из Вейгорда, хотя вир их знает, может, они не все были мечниками. Зато на их гербе как раз был белый лис. В общем, этому клинку самое меньшее – лет пятьсот, а в семейном предании и вовсе утверждалось, что он создан ещё до Войны Артефактов. Одними из тех Мастеров, которые владели настоящим искусством – так что их произведения были способны на невообразимое.

Остальные котята ползут вон из корзинки – всем хочется прогуляться по Кайетте. Хромой Министр уделяет внимание и им.

– Да… Но при мне эта реликвия в основном лежала в церемониальном зале. Непременный участник семейных церемоний – знаете, вынести, торжественно попялиться, не вынимая из ножен. При Вступлении в Право он так же торжественно передавался новому полноправному члену рода. На одну минутку. И хотя все родные как заведённые твердили, что это – бесценный атархэ… едва ли они знали, какие силы в нём скрыты. Если, конечно, такие силы вообще были.

– Про Белый Лис ходит множество легенд, – Она знает – кто мог рассказать бы эти легенды, но это потом, потом… Но всё же Гриз невольно прикрывает ладонью губы. Храня их тепло.

– Предок даже книжку написал. Вся эта чушь насчёт «гибель рода придёт, когда будет утрачена сия реликвия» и «лишь в деснице истинного Мечника Белый Лис просияет своей истинной силой». Считаете, даарду Хаата и её сообщники верили во что-то подобное?

– Вы сами видели. И слышали.

Едва ли Эвальду Шеннетскому нужно объяснять – кого хотели убить изгнанники-терраанты при помощи Белого Лиса. Потому что считали, что никак иначе его не убить.

Шеннет с немного обиженным видом рассматривает укушенный котёнком палец. Так, будто это не он пару часов назад в Сказочном зале обсуждал с Гриз судьбу Хааты. Будто это не его Гриз просила дать ей один разговор – а он в ответ настоял на месте этого разговора. И на присутствии «небольшой публики».

Будто это не было ещё одним испытанием.

– Всё хотел испробовать эти следящие артефакты. Мастер не соврал – качество отличное. Любопытно, где они всё же собирались искать этот клинок? Моя матушка озаботилась тем, чтобы драгоценная реликвия мне не досталась. Да к тому же, есть ещё эти семейные легенды. Будто бы Белый Лис исчезает для недостойных и появляется для достойных – словом, он сам по себе не так прост. Я, конечно, тоже интересовался этой тайной – полагаете, они могли напасть на какой-то след?

– Полагаю, едва ли. Скорее они нашли, что солгать терраантам-изгнанникам. Воспользовавшись тем, что на свой лад даарду весьма наивны. К примеру, сказали, что тайник может открыться только после вашей смерти. Или что мечом можно воспользоваться только после вашей смерти – помните, она сказала «освободить».

– К слову, знакомый клич. Вы не считаете, что это связано с…

«Освободи! Освободи! Освободи!» – взвиваются хриплые голоса среди стен внутренней крепости. Гриз давит озноб (губы такие тёплые!).

– Хаата как-то сказала, что этих одержимых даарду посылает на поиски сам Всесущий. Едва ли Всесущий послал бы их искать этот клинок.

– На его месте я бы как раз послал кого-то искать этот клинок. Если то, что говорила ваша подруга, – верно…

Молчание в серебристой комнате. Среди стен, расшитых шёлком.

Если что-то может тебя убить – ты найдешь это, пока не нашёл кто-то другой. Но едва ли станешь посылать на поиски врагов.

– А я-то уж думал, кто-то напал на след и решил заполучить себе бесценную реликвию, – Шеннет делает выпад воображаемым мечом. – Почти обнадёжился. Любопытно было бы узнать, куда всё-таки делся этот клинок.

О Белом Лисе ходит много легенд, – молчит в ответ Гриз. Некоторые знаю даже я. Например, ту, по которой один вельможа купил себе место министра в обмен на реликвию предков. Или продал эту же реликвию. Или заложил в древнем заговоре – в обмен на способность читать в душах людей.

Впору поверить в то, что эта способность есть у Эвальда Шеннетского.

– Итак, нашим милым заговорщикам понадобилось содействие терраантов – и в лаборатории, и здесь. А господин Флористан обладал нужными знакомствами даже и в этой сфере – и нашёл, чем привлечь даарду на свою сторону. Обставил всё как обмен клятвами и вынудил нескольких изгнанников из племени выполнять его приказы. Может, они и сами были этому не рады, но посчитали, что цель стоит средств. Всё ведь так и было? А теперь объясните же мне, Гриз, почему вы просили её отпустить.

Он поднимает серого котёнка на колени и нежно поглаживает его. Но Гриз кажется, что пальцы Шеннета высекают искры о кошачью шерсть.

– Я не спорил с вашим решением – даже отдал приказ её не задерживать. И я вполне уверен, что на свой лад даарду Хаата преследовала высокие цели. Но она всё же пыталась убить мою жену.

– И после единственного раза не повторяла попыток.

– Одна попытка в случае с веретенщиком – неоправданно много. Вам не кажется?

Котёнок выгибает спинку и шипит – полная противоположность расслабленному, благожелательному хозяину.

– Вы сами сказали. Я попытаюсь спасти всех. И кажется, как раз это вас устраивало. Но если вам интересно, были ли у меня другие причины…

В крепости Гриз– нашествие шипящих котят. Горбят спинки, разевают розовые ротики. Вцепляются коготками в незыблемо стоящие стены.

– Первая – вы получили агента среди терраантов. Это разве не драгоценно? Что бы ни происходило с Кайеттой, терраанты и их верховный жрец – часть этого. Хаата объявится, если будет нужно, поверьте.

Шеннет и котёнок следят за ней с интересом. Как за птичкой, которая пока не подлетела достаточно близко для броска.

– Вторая причина – то, что вы узнали имя своего заговорщика из Айлора. Мне нужно повторять, что Хаата говорила о руке, которая нашлась для клинка? И вы же только что сами озвучивали легенды из книги о Белом Лисе.

Шеннет приопускает ресницы и отпускает погулять лёгкую мальчишескую усмешку. Можно было бы уже умолкать, но Гриз выдыхает последнее:

– И ещё – вы можете считать это первым из обещанных мне желаний.

Какое-то время они смотрят друг на друга. Первый министр Айлора и варг из питомника Вейгорда. А стены вокруг обращаются в лунный лес, серебрятся шёлковые стволы. А возле них – перекрёсток, где сошлась вся Кайетта, и диковинные звери разгуливают по дорогам, и воздвигся холм у перекрёстка – припорошённый ранним снегом бумаг.

– Девятеро и все их дети – как же приятно ощущать, что не ошибся в своём выборе. Значит, вы всё-таки решили подумать над моим предложением. А как с остальными желаниями? Я не ограничиваю вас во времени, но если вдруг…

На лунных перекрёстках вечно встречаются духи-искусители. С ясными глазами и открытыми улыбками.

– Вы услышите оба сейчас. Второе желание… мне нужно название цветка. Противоядия для Йеллта Нокторна.

Ты предвидел это, – думает Гриз. Предвидел и сделал ещё одним испытанием. И судьбу Хааты, и судьбу бедного Нокторна. Ты никогда не давал мне три желания, лукавый министр.

Потому что знал два из них.

– Вы любите «Балладу о васильковой деве»? Я обожал в детстве.

Шеннет слегка касается пальцами цветка в своём кармане. Полевой василёк. Свежий – они же наверняка есть в оранжереях…

Нужно сказать Аманде.

– Ещё что-то?

В голосе у него – настоящий интерес. Потому что этого он предвидеть не мог.

Гриз прикрывает глаза, делает вдох – ровный, будто вокруг неё сейчас – безумный смех кровавых нитей. Непременно нужно удержаться. Разжать ворота – нет, губы. Выпустить эти слова.

– Однажды… возможно… мне понадобится ваш Дар, Эвальд.

Котёнок спрыгивает с колен Хромца – и министр не ловит его. Он глядит на Гриз, приподняв брови.

– Мой Дар? Но ведь все в Кайетте сходятся на том, что вот тут, – он поворачивает затянутую в перчатку правую ладонь, – вир знает что! Кто-то говорит, что у меня и вовсе нет Дара. Некоторые уверены, что Печать у меня искалечена. Кто-то считает, что я при помощи Дара читаю мысли, кто-то – что перемещаюсь без Вира, а кто-то – что моя Печать содержит сотню других Печатей, и я могу пользоваться любой Магией Камня. Так что это вроде как одна из великих тайн Кайетты – и вы правда хотите купить такого кота в мешке?

Он даже нашаривает взглядом кота для сравнения, но под взгляд всё попадаются котята – слишком мелкие. Приходится остановиться на серьёзном лице Гриз Арделл.

– Мне кажется, понять, что у вас за Дар, не так сложно, – говорит она тихо. Берёт бумагу из залежей на столе. Добывает из причёски шпильку.

– Надо же, – удивляется Хромец, – и быстро вы это поняли?

– В первые пять минут нашего первого разговора.

Шпилька погружается в чернила, и Гриз вычерчивает на бумаге знак. Сворачивает свой рисунок и передаёт Шеннету.

Эвальд Шеннетский разворачивает бумагу и целых три мига рассматривает то, что на ней изображено.

Потом вскидывает глаза – и широкая улыбка делает его лицо совсем молодым.

– Приятно видеть – насколько я в вас не ошибся.

ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ

Они уходят на закате, завершив последние дела.

Зимний день алеет стремительно – через прозрачный купол оранжереи кажется, что в небесах разом расцвели сорок тысяч роз.

Касильда Виверрент выходит проводить их в оранжерею. Рихард Нэйш хорошо справился со своей ролью – прогуляться в плаще до черного хода и обратно. И теперь все, кто следит за замком, будут знать: нашёлся тот, кто по-настоящему любит хозяйку Цветочного Дворца. Высокий и статный, таинственный знатный вельможа – и спящая дева. Всё как в сказке.

Даже награда в конце.

– Надеюсь, это сможет хоть немного окупить то, что вы для меня сделали.

Касильда учтиво распрощалась с остальными и теперь вручает Гриз чек. Подпись и печать Линешентов – чтобы можно было обналичить деньги в Вейгорде. Сумма заставляет Гриз приподнять брови.

– Вы очень щедры.

Питомник наконец-то может расплатиться с долгами. Может быть, нанять пару новых сотрудников. Расширение птичника и загонов для гидр, защитные артефакты…

– Малая часть моей благодарности, поверьте. И если вам когда-либо понадобятся средства или услуга – прошу, обращайтесь ко мне не стесняясь.

Поблагодарить выходит скомкано и рассеянно – она знает, что едва ли прибегнет к этой возможности. Это слишком уж будет похоже на ответ.

– Эв не смог прийти, – говорит Касильда тихо. – Он, кажется, готовится к какой-то важной встрече. И потом…

Согласно легенде, мы ведь расстроили планы Хромого Министра. Так что едва ли он стал бы прощаться с нами.

И потом, всё ведь уже сказано.

Касильда не просит её больше подумать, не даёт напутствий. Дружески пожимает руку: «Для меня было честью познакомиться с вами и вашей группой». И вот уже Гриз Арделл идёт к выходу из поместья, нагоняя остальных.

Небо наверху прорастает небесными маками и гиацинтами, и в кармане куртки, рядом с чеком – два прощальных наставления от Эвальда Шеннетского.

Бирюзовый сквозник – «Если вдруг захотите связаться со мной».

И запечатанное письмо, адресованное неведомо кому.

«Однажды к вам придут», – и лукавый, мальчишеский прищур говорит: не хочу портить сюрприза. «Не волнуйтесь о проблемах из-за того, что вы съездили в Айлор. Но однажды к вам придут – и тогда вы передадите это письмо. А потом решать уже вам».

Туман вокруг ограды закручивается причудливыми спиралями. Укутывает два герба на воротах. Мягкой лапкой прикрывает девиз «Любыми путями» над перечёркнутым клинком.

Янист пытается поймать её взгляд, когда она проносится мимо них с Гроски – но она уже впереди. Потом. Она всё скажет ему потом. Объяснит, извинится. Найдёт нужные слова.

Нэйш, Уна… Мел чуть ли не обгоняет невозмутимого господина Даллейна. И прореха – на том месте, где была Хаата. «Тело» лишилось одного из членов. Опять.

– Зачем спешить, когда сказка закончилась, ненаглядная? – окликает Аманда, когда Гриз равняется с ней.

Гриз замедляет шаг:

– Ты веришь, что она закончилась?

– Сказки это плохо умеют заканчиваться – за каждой следом тянется другая… Это сказал кто-то, не помню, кто. Наши хальмау – мастера сказок – могут рассказывать иные истории днями и ночами – словно куют цепи из лунного серебра. И продолжится сказка или оборвётся – решает лишь её сочинитель.

Всесильный сочинитель, кивает Гриз. Тот, что всегда знает, как распорядиться сюжетом… может ли он предсказать все действия персонажей?

Аманда идёт рядом, чуть пританцовывая. Мурлычет песню. Может быть, о противоядии, которое наконец-то создано и отправлено в имение Нокторнов? О глупом мальчишке-Мечнике, который будет жить – пусть изуродованный, искалеченный, пусть на восстановление потребуются годы, целители, зелья…

– Новая? – спрашивает Гриз, вслушиваясь в незнакомый мотив. Аманда кивает, напевает пару строк на своём языке – о дворце, что утопает в цветах, о зачарованной царевне и ядовитом веретене.

– Веретено? – не так уж хорошо она знает язык нойя.

– У моего народа нет слова для веретенщика, медовая. Матариэ – ядовитое веретено. Не думаю, что от этого моя песня станет хуже: в ней столько всего! Любовь и чары, сон и обман, коварство и заговор… Клянусь блуждающими огнями, песни о сказках получаются самыми лучшими. Что ты печальна, золотая моя? Я должна спеть о ком-то ещё? О ком-то совсем особенном, может быть?

Аманда косится туда, назад, где бредёт рядом с Гроски молчаливый Янист… Но Гриз не оглядывается.

– Спой о коварстве сказок, – соглашается она. – О том, какими они были до того, как стали сказками. Спой о том, что в настоящей жизни злодей из сказки может оказаться героем.

– А! – нойя щёлкает пальцами. – Не зря тебя называют Попутчицей в наших лейрах: ты хорошо знаешь, как делают песни! Спою, сладкая, непременно спою. Только вот остаётся один вопрос…

Она поворачивает к Гриз разрумяненное лицо и выгибает брови-дуги:

– Если злодей в этой сказке оказался героем – кто оказался злодеем?

Глава 12

ХОРОТ ЭВКЛИНГ

Премилосердная Целительница Тарра улыбалась печально.

Простёртые ладони готовились дарить тепло. Одеяние и волосы источали свет – приглушенный золотистый, почти живой. Особый состав краски – от него в полумраке храма одежды и волосы статуи словно бы струились, а сама она, казалось, сейчас шагнёт вперёд. Встречать того, кто отмечен знаком её мужа – возлюбленного Хорота Мечника.

«Входи, входи, о благословлённый мужем моим, и простри ладонь в ответ, и назови имена тех, кого любишь – чтобы попросить для них моего милосердия…»

Хорот усмехнулся, подкрутил чёрный ус.

Истинный мечник любит лишь свой клинок.

Разящий лёг в ладонь теплой рукоятью. Родовой атархэ, клинок трёх колен Эвклингов – с льдистой сталью и удобной рукоятью из кости альфина, с завораживающей прямой статью ясного лезвия, чуть замутившегося у кромки – словно от дыхания. Вернее любой девицы, прекраснее глаз распутниц – и радует пальцы лучше, чем женская грудь. И музыка, когда – покидает ножны, и сливается с ладонью, с Печатью Дара, и они одно – мастерство мечника, магия клинка и Дар…. Танец, полёт, пламя и вино, и ни одни женские губки не подарят ощущения, какое испытываешь, когда видишь, как падает твой противник. А страх в глазах, когда в горло упирается наконечник Разящего, царапает кожу – чуть-чуть… Ликование толпы, восторженное сияние в глазках красавиц на трибунах, опаляющее ощущение того, что ты – опять! Ты – первый! Приз турнира твой!

Взгляд Целительницы из-под купола казался укоризненным. В храмах Тарры Премилосердной не обнажают оружия, не льют крови. Я же посланник твоего мужа, – усмехнулся Хорот. Зачем-то же меня нарекли его именем. И не зря к нему присовокупили прозвище Разящий – от имени моего меча. Ни одно из этих имён я – первый клинок Айлора – не посрамил. Пока я ещё не первый клинок Кайетты – но у меня всё впереди. Когда-нибудь Разящий встретится с Верным, клинком Дерка Горбуна, – и возьмёт верх, и напьётся крови, потому что какой смысл оставлять в живых калеку, который посмел одержать над тобой верх уже дважды?

В Вейгорде объявят траур, а Илай Недоумок будет рыдать по своему кузену-заступничку…

И та, которая носит на ладони твою Печать, – наградит меня, потому что я избавил её народ от врага.

Из глаз статуи медленно вытекали слёзы – ползли по щекам, сползали по одеждам к подножию. Всегда улыбается, чтобы подбодрить. Всегда плачет, чтобы посочувствовать.

Что ты делаешь в моём храме? – спрашивала Целительница Тарра из мрака, который разгонял свет её одежд. Зачем пришёл сюда, если тебе не нужна молитва о милосердии?

Мечники плохо знают, что такое милосердие, но хорошо знают – как разить.

Удобное место, – ответил он самому себе. Ночные жрицы здесь под обетами молчания, и легко перерезать выходы, в случае чего… и есть, где схорониться и послушать – здесь же повсюду «места для отдохновения», деревянные кабинки с мягкими креслами для странников и ищущих молитвы и уединения…

Памятное место. Ибо три года назад я был на той несостоявшейся коронации. Когда Гилмет, сын почившего Даггерна Шутника, готовился принять корону – и всё случилось: внезапная тьма в чертоге и зловещий шелест, онемевшие, растерянные жрецы валятся на колени, звенит корона, выпадая из рук посланника Кормчей, и пылает плащ, и мечется жалкий крик некоронованного… И истошный вой, вопль толпы, которая собралась снаружи: «Знамения! Знамения!!»

Ползущая по стенам храмов кровь, водные вихри и пожары, расколотые плиты и упавшие статуи, увядшие цветы – и всё это одновременно, но об этом он узнал потом. А тогда стоял вместе с остальными, оглядываясь во тьме, слушал пугливые крики, сквозь которые прорвался призыв: «Храм Целительницы! Храм Целительницы просиял!!»

Тогда в числе первых бросился наружу и сиянием Разящего отпугнул обалдевшую, вонючую толпу черни – он стремился сюда, к храму, вокруг которого погасали остатки золотистого, будто бы солнечного света.

Свет развеивался, уходил от стен, но задержался на дверях – и они распахнулись, когда Хорот был в двадцати шагах. Тогда он узрел её – дивное видение в золотом свете, девушку в короне ослепительных волос, посланницу Целительницы из Благословенных Земель и истинную королеву – это поняли все, кто увидел её и Печать на её ладони.

Позже её признают родовые артефакты, она окажется одной из дочерей свергнутого короля. Пройдёт проверку под зельями правды и расскажет, что её скрывала от погони её покровительница, Касильда Виверрент, жена Эвальда Шеннетского. Арианте присягнёт большая часть знати, и сторонники Даггерна Шутника будут арестованы, и будет коронация – совсем другая, сбывшаяся…

Всё будет позже – но в тот день он, Хорот Эклингский, Эклинг Разящий, шагнул вперед – и преклонил колено, и положил свой меч у её ног. Присягнул ей – первым.

Потому что уже знал, что видит перед собой.

Величайший из турниров – и самый желанный приз.

Мечники всегда склоняют колено, когда турнир начинается.

Она чуть улыбнулась ему тогда – слегка испуганной и немного детской улыбкой. И всю ночь он представлял её своей: острые ключицы и ещё не налившиеся соком бедра, немного угловатые плечики, бугорки грудей…

Это вскипало в нём каждый раз, как он видел её. Неважно – в тронном ли зале, на балах ли, где она иногда принимала его приглашения на танец, в делах ли милосердия – он обратился к благотворительности и был щедр, хотя на самом деле плевать хотел на ноющих, сопливых бродяжек. Но это позволяло видеть её чаще, а чтобы выиграть турнир приходится постараться.

Если разишь лишь клинком – непременно проиграешь.

Мечников считают прямыми и честными, усердными и недалёкими. Эвклинг старался не отходить от этого образа. Немного шрамов, немного танцев, тут вступиться за честь дамы, там бросить опасную шуточку про тирана-короля. И – имя божества, и прозвище, взятое от клинка, портрет истинного Мечника, во весь рост: широкие плечи, гордая посадка головы, лихо закрученные усики и небрежный вихрь чёрных кудрей, дерзко горящие вызовом серо-зелёные глаза. Охотничий или парадный костюм и сокол на перчатке, и рядом – непременно клинок, тоже обнажённый, открытый. Всем ведь известно, что Мечники умеют только сражаться в открытую.

Разве может Мечник укрыться за своей славой? За охотами, восторженными шепотками дам: «Какой галантный кавалер!», за безупречной вежливостью, танцами, дуэлями? Может ли скрыть изощрённый ум за Печатью? Спрятать за турнирами и призами истинный турнир?

Королева – последняя в династии. Династических же браков в Кайетте не заключалось вот уже тысячу лет, мелкие союзы князьков Тильвии не в счёт. Значит, муж будет избран из знати первого уровня любой страны, кроме враждебного Вейгорда. И тот, кто поведёт Арианту в храм, войдёт в род королей и станет со-правителем, а в случае рождения наследника и отхода королевы от дел – будет править.

Эвклингу было что предложить: его имя, его состояние, знатность, репутацию. И знамение – имя и Печать Мечника.

Мечник и Целительница, древний союз, который породил эту землю. Божественный брак правителей Таррахоры Сияющей – пусть Айлор и составляет лишь половину от неё.

Целительница и Мечник – освящённый веками союз.

И он предложил королеве службу. Всегда к её услугам и полон почтения. Оставил даже маленькие развлечения, которым предавался втайне: без визитов в Галотту, Град Разврата, было тяжко… но к турнирам следует приступать в хорошей форме.

Он швырял фамильное золото жрицам Целительницы. Строил больницы и жертвовал на приюты: хочешь завоевать приз – готовься к расходам. Он ликовал, когда прошёл процесс над Эвальдом Шеннетским – Шеннету не удалось одурачить юную королеву, и приговор к Правой Ночи выглядел только ещё более жестоким, чем мгновенная казнь.

Той ночью она была в королевской ложе вместе с Касильдой Виверрент. Но Эвклинг стоял недалеко и глядел на королеву. Видел её сошедшиеся брови, плотно сжатые губы. Неприкрытое сострадание за маской твёрдости. Одинокую слезинку на щеке. И пальцы её впивались в перила, и казалось, что маленькая королева сейчас отменит казнь, отступится, пошатнётся, отведёт взгляд. Но она стояла, выпрямившись, и всё смотрела туда, где извивался в руках палачей бывший Плесенный Министр.

Однако излишек милосердия всё же сыграл с королевой злую шутку. Стены храма помнят об этом. О её шагах, когда она явилась сюда, чтобы исцелить Шеннета.

Это и для него памятное место. Для моего противника.

Шеннет – скользкая гадина, и раз уж выжил, – нашёл способ втереться в доверие к королеве. И не потерпит рядом с Ариантой кого-то ещё.

Я понял это быстро – в поединках учишься опережать удар…

И тогда… слышишь, Целительница? Тогда я подготовился к настоящему бою.

Хорот прошёлся перед статуей, прислушался – нет, лишь эхо его шагов. Тишина – и нет звуков… дичи, решил он, нет, уже не противника. Ловушка расставлена, осталось лишь захлопнуть. И размозжить визжащую, извивающуюся тварь, которая так долго ему мешала. Правая Ночь? Нет, на этот раз нет.

Полагаться на милосердие Мечника – всё равно что взывать к воинственности Целительницы.

Эвальд Шеннетский был препятствием. Он и его жена – потому что они имели влияние на Арианту. Этот треугольник забавлял Хорота: супруги, которые терпеть друг друга не могут, тянут маленькую королеву в разные стороны, дают разные советы… к чьим она прислушивается чаще? Ходят слухи, что всё больше принимает сторону Хромца. Впрочем, уберёшь одного Шеннета – его жена обретёт большее влияние на королеву, может отговорить от брака. Нет, Арианта должна остаться одна – без наставников, без советчиков, растерянная, напуганная – чтобы прижаться к нужному плечу…

Своего героя и защитника, и истинного Мечника, а раз так – ему нужно не просто избавиться от докучливых помех. Нужен подвиг во имя Дамы – но не ради неё. Спасение своей жизни или репутации королева оценила бы, но Хорот знал, что она оценила бы больше. Видел, как она раздаёт свой Дар Целения – прикасается к язвам и гнойным ранам, к застарелым ожогам, к желтушным старухам в лихорадке…

Он должен был спасти народ, который она так любит. Уберечь от страшной опасности, источник которой – Хромец или Вейгорд – старое пугало со времён Братских Войн.

Старый Кодекс Мечника был намертво впечатан в память: «Истинный мастер клинка не должен быть тороплив и беспечен», «Разум – твой лучший клинок».

Эвклинг наблюдал за противником («Знай клинок противника лучше, чем свой!»). Он решил не полагаться на знакомых наёмников и остановил выбор на посредниках Гильдии Чистых Рук. Чисторучки не сдают своих заказчиков, а их картотеку невозможно отыскать.

Он не называл имён и целей, не заключал порочащих контрактов. Осторожно выспрашивал у знакомых посредников: не хочет ли кто-либо навредить Айлору и королеве? Или её приближённым лицам? Он – верный слуга её величества, он желает лишь предупредить опасность, поймите же верно.

В Гильди Чистых Рук хорошо умели понимать: Жаон Флористан подошёл к Хороту во время одного из благотворительных визитов. Учтиво раскланялся и завёл поразительной пустоты речь о благотворительности в Ирмелее: «Вы достигли таких выдающихся успехов, может быть, мы сможем обменяться опытом».

– Хотелось бы объединить усилия, – улыбнулся тонко, и перед глазами на секунду блеснула бляха со знаком Гильдии. – Досточтимая королева Ракканта утверждает, что взаимопомощь людей – истинное чудо. Вам ведь тоже нравится совершать чудеса?

Посредник Гильдии был обворожителен в общении и осторожен в речах. Когда они оказались наедине и в безопасном месте – он с пониманием выслушал слова Хорота о служении королеве.

– Королеву и впрямь окружают опасности, – промурлыкал сочувственно. – Впрочем, многие уверены, что некоторые из этих опасностей ближе, чем можно было бы представить.

– Я готов защищать его величество от любых козней и заговоров – пусть они даже исходят от доверенных лиц.

– О, мы всецело поддерживаем такие благие начинания, – улыбнулся Флористан мягко, и Хорот понял: Гильдия готова выступить против Шеннета-Хромца. – С надеждой на поддержку в будущем, когда вы – не сомневаюсь – обретете более высокое положение. Мы уповаем на то, что вельможа с такой репутацией не забудет тех, кто оказал ему помощь.

Потом обсуждали условия – и Хороту казалось, что он пытается догнать на охоте лисицу среди деревьев. Флористан оплетал словами, говорил о своих «обширных связях». И цеплялся меленькими зубками за каждое условие в контракте: время – до года, в случае успеха – не менее ста тысяч золотом за контракт посредника, до пятисот тысяч – за услуги Гильдии в течение пяти лет, возвращение Гильдии вольностей, ограждение от законников и конкурентов…

Эвклинг хмыкал, выслушивая это. Что ж, если Гильдия поможет ему избавиться от Шеннета и Касильды и совершить подвиг во имя королевы – можно отдать им многое.

– Вы торгуетесь так, словно уже отыскали решение моей небольшой проблемы.

– Я же говорил, что мне нравятся чудеса, – оскалился по-лисьи посредник. – И я ведь упоминал о своих обширных связях? Вас ждёт воистину великий подвиг: похоже, вам придётся спасти королеву и всю страну от нового Сонного Мора.

Новость о веретенщиках поразила Хорота. Безумцы, которые возродили этих тварей – и более того, собираются их разводить!

– Они ведут дела с пустошниками Гегемонии, – сказал посредник, и Хорот поморщился: проклятые самим Камнем, обделённые неудачники, мелкое недогосударство, провозгласившее, что ему не нужна магия.

Пришлось согласиться на личную встречу при одном из сотни храмов Эрдея. Благочестивая миссия – поездка в Град Жрецов, ничего больше. И четверо мужчин в полутёмной пристройке Храма Мечника. Все в капюшонах, никто не называет подлинных имён. Дерганный и нервный тип – от этих безумцев-разводчиков; низкий полноватый коротышка с чистой ладонью – от Пустошей. И он, первый мечник Айлора – подавляющий дрожь от общения с мразью.

«Мне хотелось бы узнать – для чего вы возродили этих тварей?»

«Но… научный интерес… вы же понимаете, уникальные создания! И если воссоздать их в первозданном виде, времён Братских Войн…»

Шайка помешанных на науке восторженных нищебродов – им нужны были деньги, деньги и затишное место для экспериментов, а в обмен они готовы были предоставить что угодно.

Пустошник же общался с Флористаном как со старым знакомым. Тихо заверял, что они всемерно поддерживают проект и обеспечат обустройство лаборатории. Однако у них не хватает нужных знакомств в остальной Кайетте, и они были бы признательны, если бы кто-нибудь оплатил охрану.

Низменное отребье, пустошник был уверен, что попал на глупца, который не поймёт – что нужно Гегемонии. Устроить ещё один Сонный Мор. Навести ужас на тех, у кого магия есть – что ещё может эта разбойничья шайка с Пустошей, как не мстить исподтишка тем, кому повезло больше?

Однако как щит годились и эти. Заговор Гегемонии и Вейгорда – и он, Эвклинг Разящий, – тот, кто его разоблачит. Нужно было только впутать Хромца и его жёнушку.

Эвклинг предложил устроить тайную ферму веретенщиков в Вейгорде, на бывших землях Шеннетского. Флористан через связи Гильдии в Мастерграде разузнал о защите Цветочного Дворца: нет чар от бестий. Пустошник сообщил, что их учёным в союзе с чокнутыми разводчиками веретенщиков удалось создать особый состав, приманивающий тварей.

Через год Арианта вступала в Право – и после двадцатилетия могла связать себя браком. Всё должно было решиться раньше – к осени.

– Нужен кто-то, кто сможет подсыпать «пыль фей» госпоже Виверрент, – говорил Флористан, когда они в очередной раз связывались через «сквозник». – Кто-то, кто обеспечит успех дела, если что-то пойдёт не так и её не укусят сразу. И нельзя исключать, что в этом случае Касильда Виверрент обратится к кому-то за помощью. Хорошо бы заиметь возможного человека в такой группе.

Слуги Цветочного Дворца не годились: они приносили серьезные обеты – да и непонятно, сколько среди этих слуг соглядатаев Хромца. Следить удавалось лишь за самим замком да за нравами его госпожи – через частых гостей Касильды. С ними Хорот старался сойтись покороче – чтобы узнавать об интересах Виверрент.