Текст книги "Тара (СИ)"

Автор книги: Елена Ларичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Травы на блюдах догорели. Арина словно парила в душистом дыму.

– Кристина Тутохина, где бы ты ни была, явись передо мной! – трижды повторил Олег, как вдруг Арина вздрогнула, открыла глаза и ответила:

– Здесь я, что раскричался!

Голос был чужим, не Аринкиным, девчоночьим. В нём слышались непокорные и жеманные нотки.

– Ты зачем меня сюда зовёшь? – недовольно спросила она, завертела Арькиной головой, осматриваясь. – А ты хорошенький, – повернулась она к вызывателю. – Я что, вернулась что ли?

– Где ты, Кристина? – повторил Олег.

– К тебе пришла. Пустишь?

– Где ты была до этого?

– Там меня больше не будет. Я сюда насовсем.

– Опиши мне место, откуда я тебя призвал, я приказываю.

– Там холодно, одиноко, много таких, как я. Я туда не хочу-у-у-у! – слова перешли в стон, от которого Богдана охватил страх.

– Кто тебя туда отправил?

– Антон. Редкий козёл!

– Почему? – допытывался Олег.

– Жмот, – лаконично заключила мадам Тутохина.

Богдан осторожно скосил глаза на замерших коллег. Саня грыз ногти. Ромик сосредоточенно следил за происходящим, и его, казалось, не отвлекло бы от этого процесса даже падение метеорита или визит делегации с Марса. Алёна нервничала. Пламя белой свечи в её руках дрожало, грозило погаснуть. А на лице читался ужас. Что волшебница разглядела непредвиденного? Неведомо.

– Почему отправил? – продолжался допрос.

– Надоела.

– Как вы познакомились? – пытался разговорить дух Тутохиной психолог.

– В магазине его корова себе тряпки покупала, а он ко мне приставать начал. Телефон попросил.

Арина пересела, поджала под себя ноги, встряхнула головой, словно откидывая назад длинные пряди.

– Кто он? Где живёт? Кем работает? – настаивал Олег.

– На силикатном заводе какая-то шишка. Директор что ли коммерческий, – Аринка глупо хихикнула.

Ромка не удержался, хмыкнул:

– Ать-два, попал в ямку солдатик.

– Как ты задолжала "Ассоциации прыгунов"? – в голосе Олега чувствовались усталость и раздражение. Свечи уменьшились наполовину, закапав линолеум воском.

– Я никому ничего не должна! Это мой лопух, что ли, вляпался? Говорила я ему – проси больше. За большие взятки не садят! Ты на меня его долги не вешай! – вдруг разозлилась Тутохина. – Скучно у вас, жарко и дрянью всякой воняет!

И к ужасу всех собравшихся Арина, пленённая духом, встала и вышла из границ звезды, словно той и не было.

Олег, было, кинулся её удержать, но Тутохина его отшвырнула, как котёнка прямо на Богдана с Алёной. Саню просто оттолкнула, но тот упал, обжег руку о свечу и застонал, сквозь зубы матерясь. Ромке досталось сильнее. Он вообще врезался в стенку, да так и остался лежать. А завладевшая Арининым телом тварь отперла дверь, схватила со столика сумочку Вязовой, села в машину и укатила.

Пришедший в себя Ромка, пошатываясь, кинулся за ней. Дрожащими руками отпер дверь своего джипа и, не слушая предостережений коллег, полетел вслед за красной тойотой.

– Доколдовались! – Саня сплюнул под ноги, поглаживая прижженную ладонь. – Надо ехать и к ней домой, и к бабке вашей безумной. Этой крысе некуда больше деваться.

Он включил свет, задул оставшиеся свечи и вопросительно посмотрел на Олега.

– Я виноват, я и поеду, – психолог в спешке натягивал на себя одежду.

– Не пущу! Спугнёшь! И эта Мара с Аринкой что-нибудь сделает! – Алёна, повисла у него на шее и запричитала. – Не пущу! Мара, Мара, гадюка из мёртвого царства! А ты не виноват, ты ни причём. Я предупреждала! Побесится, сама уйдёт. Не пущу!

Богдан не мог оправиться от шока. Его обожаемая Арина... Как она, такая умная и знающая могла попасться в плен к нежити?

– Вы двое, – принялся распоряжаться Саня. – Вы двое катитесь по домам. И так вымотаны сверх меры. А мы с Богдашей поедем на проверку. Богдан, давай к бабке, а я сейчас всё закрою и к Аринке на квартиру.

Подчиняясь его приказу, бухгалтер вышел на улицу, открыл дверь машины и в нерешительности замер, ибо вслед за ним на улицу выбралась скинувшая маскарадные костюмы парочка.

– Мы тоже поедем, – Алёна уже не желала слушать возражений, плюхнулась на сидение богданова жигулёнка, потянула за собой Олега, чёрного, как сажа от переживаний.

Богдану ничего не оставалось, как согласиться. Уж лучше парочка горе-чародеев побудет у него под контролем, авось, глупостей не наделает.

– Я бы на месте нежити схватил бы документы и рванул из города, – поделился он с коллегами, выруливая на широкую улицу. – Нас, то есть свидетелей, слишком много. Рано или поздно найдём.

Алёна всхлипнула, обеими руками вцепившись в руку Олега, точно боясь его отпускать.

– Я же просил её, – тихо вздохнул он. – Я предупреждал, не моё это. Впрочем, сам виноват, что согласился.

– Это не ты. Это Мара хитрая виновата, она оказалась сильнее Арины, – упорно успокаивала его волшебница.

Богдан вдруг затормозил, направил машину на тихую улочку, где резко развернулся.

– Ты куда? – ахнула девушка.

– Поедем-ка к Арине. Что-то я астрологу нашему не доверяю! Он эту гадостную пентаграмму чертил. Он значки рисовал. Он напутал, и от этого дух пересилил Арину. Кто знает, вдруг нарочно напутал.

– Саша не причём! Это я виноват! – вяло запротестовал Олежка.

– Ещё самобичеванием займись. Тебе хлыст на день рождения подарить?

Психолог промолчал. А Богдан расстроился окончательно. Арина! Красивая энергичная Арина попала в переделку и её срочно надо вытаскивать!

Скажи кто Богдану ещё вчера, что он будет так серьёзно рассуждать о всякой мистике, не удивляясь ни результатам обряда, ни муравьям на рубашке, он бы поднял на смех шутника. А сегодня, уйдя с головой в новую реальность, он уже принял её как данность и вполне комфортно ориентировался в изменившемся мире. Поскорее бы Арину вытащить из передряги и поделиться с ней этим открытием!

Город заливало вечернее солнце, делая провинциальный пейзаж ещё более убогим, демонстрируя все несовершенства. Но люди на тротуарах, люди в машинах словно не замечали этого. Привыкли, поглощённые мелкими заботами. Никто бы из них и не поверил, что в теле директора "Протуберанца" борются две сущности.

Проскользнув за возвращающимся с прогулки малышом в Аринин подъезд, потоптавшись на лестничной площадке и убедившись, что квартира Вязовой пуста, троица вышла в перегретый двор.

У песочницы ссорились две соседки. Одной из них поддтявкивала мелкая тупоносая собачонка, из-за которой, собственно всё и началось. Сейчас разъярённые женщины перешли на генеалогическое исследование происхождения друг друга, да так подробно, что Дарвин бы заплакал от умиления, проследив по их словам всю эволюцию человечества. Правда, Дарвин никогда не владел русским, тем более разговорным...

Под цветущей липой на скамейке обнималась парочка. На качелях компания подростков попивала пиво. В общем, жизнь текла как обычно.

– Она не придёт сюда, – вздохнула Алёна через пять минут. – Давно бы приехала, если бы хотела. И Сашка не приедет. У него, наверняка, появились другие версии произошедшего. Тоже, небось, помчался перепроверять.

– Ты чувствуешь это? – насторожено спросил бухгалтер. – Тогда поехали к бабке.

– Ничего я не чувствую, – отмахнулась Алёна. – Я после крыши ещё в себя не пришла. Тут дай бог помнить собственное имя. Не обращай внимания на мою панику. Может, ты один сейчас и прав.

Бухгалтер вздохнул. Золотистая тонкая стрелка на его часах пожирала секунды со скоростью гусеницы-дауна, вяло переползая по чёрному циферблату. Эти часы он купил с первой зарплаты в "Протуберанце", как символ своего восхищения Ариной. Только не впадать в панику. Всё образуется. На стороне Арины целая фирма колдунов-чародеев. Они справятся!

Чтобы отвлечься, он принялся глазеть по сторонам. На дереве над их лавкой без устали шуровали и сплетничали воробьи. Посреди клумбы прямо на заботливо кем-то взращиваемых анютиных глазках развалился жирный пятнистых котяра, подставив солнышку лохматый бок...

– Не знаю, – вновь заговорила волшебница, ёрзая на скамейке. – Не могу представить, где искать эту Мару.

– Кто это, Мара? – запоздало поинтересовался незнакомым словом Богдан.

– Богиня смерти у славян. Призрак, тварь с того света. Оборотень, – словно очнулся от забыться психолог. – В буддизме вообще – повелитель зла.

– Ясно. Чёрный властелин!

– И от этого ещё обидней, – парень отвернулся, уставившись на играющихся детей невидящим взглядом. – Уж кто-кто, а я должен был её одолеть.

– Ты? – заинтересовался Богдан, поглядывая на часы. Он дал себе зарок ждать ещё десять минут, а потом ехать к бабке.

– Я ведун. И сила моя вовсе не от света, а скорее от тени. Не от тьмы, не бойся. Я очень редко своими способностями пользуюсь. Это мой выбор. Но периодически должен "спускать пар", иначе зачахну.

– А что ты умеешь? – Богдан заинтересовался. Вот так, живёт на свете простой парень, на вид из толпы не выделяется. А оказывается ведун.

– Сглазить могу, порчу наслать. Скот, а то и человека извести. Проклясть могу. Ту же Мару вызвать. Но не так, как сегодня. Иначе. Это Ромик с Саней книгам на буржуйском верят. Я так не люблю, – он помолчал, подбирая слова. – Ты не думай, что я такой плохой. Лечить и спасать я тоже могу. Но не бесплатно. Тогда дар против меня повернуться может. Моя помощь забирает у человека один шанс. Кто знает, может быть, этот шанс самый главный. Встреча с единственной любовью, спасение жизни, предотвращение ссоры... Да, мало ли что! Уж лучше быть простым психологом, чем таким! Ставить такое на поток слишком опасно. Сегодня Арина как раз дала мне шанс пар спустить, а я облажался.

Он встряхнул светлой головой и встал.

– Я понял, я вызову её сюда. Хоть это не лучший выход, зато ни у кого шансов не отберёт.

Этот вызов не походил ни на один из предыдущих обрядов, виденных Богданом. Олег просто вытащил из кармана джинсов перочинный ножик, уколол указательный палец, словно на сдаче крови в поликлинике, выдавил пару капель на лезвие, и принялся нашептывать заговор. Затем достал зажигалку и держал пламя под лепестком стали до тех пор, пока кровь не засохла.

– В течение получаса дороги её приведут сюда, – заявил ведун и улыбнулся светлой солнечной улыбкой, словно и не вызывал потустороннюю тварь.

– И всё? – удивился Богдан.

– Ну, извини, чертей в кустах не держим, чёрные крылья под футболкой не прячем, в шаманский бубен не бьём.

Олег потянулся, поводя плечами, и Богдан обратил внимание, что нанесённые перед обрядом знаки не стёрлись. Наоборот, налились синевой. Кожа вокруг покраснела, припухла, словно вопрошая любопытного зрителя: "А так ли всё просто даётся?" Ведун проследил его взгляд, но ничего не ответил, отвернулся к своей спутнице.

– Почему ты Мару в офисе не остановил? – решил выяснить для себя бухгалтер.

– Подобные вызовы опасны для Арины. И время должно пройти, пока тварь в захваченном теле освоится, – нехотя ответил Олег. – Иначе не подчинится.

Богдан вдруг обратил внимание, что двор опустел. Тёток у песочницы не наблюдалось. Подростки, побросав пустые бутылки, незаметно удалились. Смолкли, умчались воробьи. Котяра вальяжно потянулся, отряхнулся и вразвалочку отправился искать тенёк. Бухгалтер понял – сейчас начнется.

И верно, Мара, нежить, завладевшая телом Арины, направляется к ним. Глазищи на лице горят. Движения не Аринины, более мягкие, и в то же время настораживающие. За спиной её точно тянется шлейф еле заметной дымки, искажающей очертания предметов. Или это только кажется...

Машину она бросила в другом конце двора возле арки, и сейчас спешит к вызвавшему, не шибко радуясь встрече.

Олег с Алёной настороженные, собранные, медленно встали со скамьи, готовые в любой момент колдануть. Богдан последовал их примеру просто потому, что бездействовать было страшно. От близости потусторонней твари мутило.

– Арина, – позвал он. – Арина, очнись.

Тутохина его проигнорировала. Её цель стояла по правую руку от Богдана и, похоже, пыталась решиться на какое-нибудь определённое действие.

– Ты звал меня. Я нужна тебе?

Богдану показалось, или в её голосе действительно мелькнула нотка надежды? Арина выглядела сейчас иначе, чем два часа назад, былая уверенность испарилась. Наглое поведение Тутохиной тоже не бросалось в глаза. Перед ними стояла потерявшаяся женщина.

– Кристина, – заговорил Олег. – Ты нужна нам. Нужна мне.

Он осторожно шагнул к ней. Так приближаются к пугливому зверьку. Тихим, вкрадчивым голосом, словно напевая колыбельную, он принялся её приручать.

– Тебе некуда идти. Тебя не узнают и боятся близкие. Скажи, это так?

– Да, – согласилась Мара. – Тётя Маруся меня не пустила.

– Тебе плохо в чужом теле.

– Очень. Эта жирная мымра мне противна! – обозвала она Арину.

Психолог сделал ещё один крошечный шаг к ней. Алёна напряглась, точно львица перед прыжком. Знать бы, что они задумали.

– Мы попробуем вернуть тебя в прежнее тело. Хочешь?

Тутохина проблеяла нечто нечленораздельное, но по-прежнему не сопротивлялась.

– Поехали туда, где ты вернулась в этот мир. Поехали. Мы выясним, что произошло и...

– Так вы ещё не знаете ничего?! – сорвалась с крючка Мара, истерично взвизгнув и затопотав ногами. – Не знаете! Заманиваете!

– Кристина, мы хотим тебе добра! – ведун протянул ей руку.

– А потом бросите, как он! Снова туда, во тьму! Не желаю!

Метнувшаяся к ней Алёна отлетела на клумбу. Олег завалился навзничь. Зато стоявший чуть дальше них Богдан не пострадал. Поэтому и бросился следом за убегающей Тутохиной.

– Ари...Тьфу, Кристина, стой! Пожалуйста!

Он успел прыгнуть в её машину, прежде чем та сорвалась с места. Олег с Алёной опоздали совсем чуть-чуть.

"Они не умеют водить! – запоздалая мысль обожгла сознание. – Моя машина для них бесполезна".

Возбуждённая Мара крутила руль. Бухгалтер терялся, что сказать ей, как остановить, образумить. Пока через несколько кварталов она не прижала тойоту к бордюру и не рявкнула:

– Проваливай!

– Езжай, видишь, стоянка запрещена! – взбеленился он. – Думаешь, я позволю тебе причинить ЕЙ вред? Кто ты такая? Покойница! Панночка! Думаешь, зацепиться в этом мире? Поздно! Раньше надо было думать, до того, как мужа на преступление толкнула, как с любовником на крышу полезла!

– Да что ты знаешь о моей жизни?! – она словно съёжилась от Богдновых слов. – Что ты себе позволяешь?

Кристина вдавила педаль газа.

– То же самое я у тебя хочу спросить! – Богдан почти кричал. – Какое право у тебя влезать в чужую жизнь? Это Аринино тело. Аринина машина. Аринино место. Не твоё! Пошла прочь, Мара!

– Что же ты своей Арине в Запредельное соваться разрешил?

Тутохина почти не смотрела на дорогу. Раскрасневшаяся, разъяренная, она гнала по улице, при этом умудряясь не столкнуться, не выехать на встречную.

– У неё работа такая, лезть, куда попросят, и за что заплатят, – уже тише отозвался бухгалтер. Он видел, Кристина спешит прочь из города. Что ей там надо? И что будет делать он? Мобильник остался в машине. Основная часть денег тоже. Ни сигнал подать, ничего...

– Куда мы?

Вопрос прозвучал на удивление буднично. Таким же будничным был и ответ.

– К маме в деревню. Она не выгонит. Не сумеет.

Вот оно что! Додумаются ли ребята? Алёна должна. И Ромка с Олегом тоже. И Саня... Думать о нём плохо уже не хотелось. Всякое может случиться. Но богатая фантазия продолжала рисовать разные нехорошие картины.

За окнами теперь мелькали одноэтажные постройки окраины, окруженные садами. Редкие машины спешили за город. Пятница. Кто может, по дачам расползается.

В облаке пыли протарахтел навстречу убитый жизнью и поверхностным техосмотром древний желтый автобус, накреняясь на левый бок. Из-под множества наложенных друг на друга слоёв краски по-партизански поглядывала ржавчина, особенно ярко расцветая вокруг фар и над колёсами. Из окон невидяще пялились в пространство ничего не выражающие лица пассажиров, загипнотизированные однообразностью пейзажа.

Несколько раз Тутохина притормаживала, пропуская то стадо гусей, то корову, то жеребёнка. Город плавно превратился в деревню. Потом и вовсе исчез за кукурузными полями и рощами.

Богдан периодически посматривал на Арину, то есть теперь Кристину. Куда подевалась целая электростанция энергии? Загнанная в угол женщина всё ещё стремилась бороться, держалась за руль машины, как за последнюю соломинку, связывающую её с прежней жизнью. Заходящее солнце гладило уже негреющими лучами упрямо поджатые губы, осунувшееся лицо. Отросшая тёмная челка опустилась почти до глаз, потухших, нечеловеческих. От Арины в сидящей рядом женщине осталось только имя в паспорте и водительских правах.

Страшная мысль озарила смущённый разум Богдана: вдруг это навсегда? Сейчас Мара увезёт его в глушь, и ребята их не найдут. Он даже номеров телефонов коллег наизусть не помнит. Даже материн номер не помнит. Всё в мобильнике осталось. И Арининого мобильника нет. Она оставила его на своём столе, готовясь к обряду...

Арины больше никогда не будет! Будет бродить по земле, смотреть из-под тёмной челки диким взглядом непостижимое существо, вернувшееся из царства мёртвых.

От этих дум стало ещё гаже. И удлинившиеся тени вечера казались зловещими когтистыми лапами, протянувшимися к его сердцу. И разрушенные, опустевшие деревеньки, проносящиеся мимо них, бесстыдно демонстрировали наготу стен и провалившихся крыш...

Богдан так расчувствовался, что пропустил свой шанс связаться с городом, когда Кристина заехала на заправку.

Уже совсем стемнело, когда Тутохина соблаговолила остановить машину в крошечной деревеньке. Запахи навоза и свежескошенной травы перемешались в прохладном воздухе. Бревенчатые домики лепились друг к другу, словно устрашившись окружающего их пустынного поля и угадывавшегося невдалеке леска. Обрадовавшись чужакам, бодро забрехали собаки. Жалостливо им в ответ откликнулась невидимая во мраке корова.

Кристина бросила машину и широко зашагала к одному из домиков. Тот оказался маленьким, в два окна, с невысоким крылечком. В какой цвет выкрашены стены в полумраке определить было сложно. И Богдан решил, что они зелёные.

Под ногами скрипнула ступенька, прогнулся под весом пол крыльца.

Тутохина забарабанила в дверь с упорством стенобитного тарана.

– Ма! Открывай! Ма! Оглохла, что ли? Открывай!

Защёлкали щеколды, дверь дрогнула и провалилась в полутьму коридора. Пахнуло солёными помидорами. В проёме появилась седая невысокая женщина.

– Чего кричишь, горластая! То полгода нет, то открывай ей дверь среди ночи! Кто это с тобой?

– Потом, ма. Домой пусти.

– Да входи, крикуха. Соседей переполошишь! – соблаговолила их впустить женщина.

Тутохина прошмыгнула внутрь. Решивший идти до конца, Богдан последовал за ней.

– Свет не включай, – остановила она мать. – Тебе не понравится, как я выгляжу.

– Да уж, всякую тебя видела, – мать оттеснила дочь и щёлкнула выключателем. – Боже ж ты мой! Что же ты с собой сделала, доча?

– Пластический хирург как сапер, ошибается лишь раз. И тоже навсегда, – попыталась отшутиться Кристина.

– Но что бы так! Путного в тебе была одна мордашка. Тебя теперь муж из дома выгонит! – безжалостно заключила мамаша.

Богдан с интересом рассматривал её. На вид обычная деревенская баба, не блещущая красотой. Крикливая, наглая, как и дочь. В застиранном халате, в серых шерстяных носках, причём совсем без тапок или ботинок. На шее крестик. И Мара совсем его не боится.

– Нет у меня больше мужа, мама! – выдохнула Кристина, присаживаясь на недавно выкрашенный в желтую краску табурет. – В тюрьме он. Надолго. Пятнадцать лет дали.

– Ой, беда! Как же мы теперь... – бабка прикусила язык и с недоверием уставилась на Богдана.

– Так кто это? – спросила она дочь.

– Просто попутчик. Утром уйдёт, – небрежно бросила Тутохина.

– Ар... Кристина, я тебя не брошу, – Богдан встал и слегка поклонился старухе. – Я Богдан Исаков, бухгалтер. Друг вашей дочери.

– Друг, съел двух мух! – Тутохина вышла из комнаты, хлопнув дверью. Под потолком закачалась лампа в простеньком абажуре, кидая оранжевый свет на покрытый цветастой скатертью стол, цветастые обои и полосатые дорожки, шкурой разноцветной зебры протянувшиеся от двери к двери.

– Хорошая работа, денежная? – заинтересовалась Кристинина мать.

"Она что, уже готова устраивать судьбу дочери с первым встречным?" – поразился такой незатейливой простоте бухгалтер.

– Мне хватает, – осторожно ответил он.

– А если семью заведешь? – допытывалась бабка.

– И семье тоже хватит, – решил ей понравиться Богдан.

– Это хорошо, – бабка хотела ещё что-то спросить, как в комнату ворвалась Кристина.

– Ма, как тебе не стыдно! Федьке меня подсунула, теперь этому!

– Молчи, дура! Ничего в жизни не понимаешь! – одёрнула её мать. – А ты, мил человек, не стесняйся. Сейчас я на стол накрою. Ужинать будем. Голодные, небось.

– Давно бы так, – отозвалась Кристина. – С самого обеда ничего не ела.

А если быть справедливой, то Арина и не обедала. Не успела... Теперь тело требовало у Мары должного ухода.

Богдану кусок не лез в горло. Но под взглядом двух женщин пришлось давиться холодной крольчатиной и недоразогретой картошкой.

Вспомнились зачитанные в детстве до дыр рассказы Гоголя. Какой сюжет пропадает: панночка восстала из мёртвых и пришла в родную хату! Вот ведьма, оборотничиха! Бледный свет лампы усиливал впечатление. Мать и дочь молча жевали. Мерно стучали вилки о тарелки. Вязкая, напряженная тоска, граничащая с безысходностью, окутывала два женских силуэта.

Богдану до одури захотелось убежать в ночь, во тьму, подальше от этого места, от нежити. В присутствии Мары страх только усиливался. Черты Арины почти не угадывались в новой владелице тела, и от этого становилось ещё страшнее. Её белые зубы вгрызались в мясо точно в беззащитную шею жертвы. И Богдан, борясь с накатившим приступом дурноты, выскочил из-за стола в огород.

Только там, при свете бусинок-звёзд, в трескотне цикад его разум немного прояснился.

"Я вытащу тебя, чего бы мне это не стоило, Аря", – сказал он себе.

Скрипнула дверь, заставив его вздрогнуть. Тутохина тёмной тенью спустилась к нему, оперлась о палисадник и уставилась на светлое пятно далёкого окна.

Всхлипнула и завыла собака. Ей хором откликнулись товарки. Богдан поёжился. Но как-то сразу сбегать было неудобно, и бухгалтер приказал себе терпеть.

– Мне было семнадцать. Я заканчивала культпросвет училище и мнила себя знаменитой художницей. Дура! – тихо начала она нежданную исповедь, торопливо, словно боясь, что слушатель перебьет, а то и вовсе остановит. – Влюбчивой была, как кошка, пока его не встретила. Виолончелист в доме культуры. Красив был, благородный на вид. Ему бы в кино сниматься, дворян играть. Я его Графом завала. Следы его целовать была согласна. В Москву на конкурс уехал, победить не победил, а там остался, в оркестре играет. Я к нему помчалась, чуть из училища не вылетела. А он заявил – зачем мне девка деревенская. Мне с московской пропиской нужна. Думала, повешусь, да мать жаль было. Вернулась, кое-как доучилась.

Она всхлипнула, утёрла глаза рукавом и продолжала.

– Мать меня тогда под Федьку подсунула. Он уже в город переехал, чем-то руководил. А мне всё равно было. Хоть Федька, хоть Петька, хоть чёрт рогатый. Учиться мне дальше не дал, работать тоже. Дома усадил. Я на стены от тоски бросаться стала. В столицу его толкала. Думала, хоть глазком на своего Графа взглянуть. Если очень повезёт, ребёнка от него хотела.

Вой собак стал совсем громким, замогильным. У соседнего дома показался чёрный силуэт, обматерил несчастных дворняг, запустил палкой во тьму и удалился обратно в тепло дома. По проселочной дороге громыхая и светя фарами проехала фура.

– Потом появился Антон. Тот самый, что с крыши меня... – голос Тутохиной стал вовсе безжизненным, далёким. – Он чем-то походил на Графа. Я почти поверила, что смогу хоть чуть-чуть урвать своего счастья. А оно вот как вышло. Козёл!

Она снова всхлипнула и вдруг прижалась к Богдану. Тот оторопело обнял её. Спроси Богдана, кого он обнимал в тот момент: Тутохину, которую ему в тот момент было жалко, или Арину, которую было жалко ещё больше, он бы не ответил, а скорее бы смутился и отвернулся.

– Меня никто не понимал, никогда. Старший брат насмехался над моей тягой к рисованию. Мать, едва я из дома съехала, все рисунки в печь на растопку пустила. У Феди вообще аллергия была на запах краски. Твердил мне: "Все бабы как бабы, а ты ненормальная". Так я и забросила это дело. Скажи, что я никчемная. Впрочем, молчи. Я ведь отняла у тебя Арину. Ты должен меня ненавидеть. А кто я? Дура, болонка комнатная, жена взяточника!

Кристинина мать выглянула в окно, разглядела идиллическую картину и со спокойной совестью отправилась спать. Непутёвая дочь отыскала нового кавалера.

– Может быть, ребята найдут выход, – предположил Богдан. Прижавшаяся Мара была вполне тёплой, пахнущей корицей, и по-прежнему пугающей. – Надо только попросить их.

Тутохина отстранилась от него, отвернулась, зябко обняла себя за плечи.

– Разве они будут разговаривать с мёртвой? – от её слов веяло полынной горечью. – Твой белобрысый друг снова пытался меня вызвать. Только кишка тонка. Далеко я от него.

– Как ты из пентаграммы вызова вырвалась? – поинтересовался он, расстроенный. Выходит, у Олега не получилось.

– Жить хотела, вот и вырвалась, – она подняла голову. Её профиль на фоне тёмного неба почти не напоминал Аринин.

Слабый ветер легонько качал верхушки трав, взъёрошивал волосы на её затылке. Собаки утомились, охрипли и теперь вяло потявкивали. На другом конце деревни жалобно затянули: "Вот кто-то с горочки спустился...".

– Что за место, откуда тебя вызвали? – пытался прояснить для себя Богдан.

– Плохо помню. Могу сказать, называется оно Запредельное. Где-то между миром живых и миром мёртвых. Там неуютно.

Она замолчала, сорвала соцветье укропа и принялась мять длинными пальцами. Бухгалтер не посмел её тревожить. Дальняя песня стихла. Собаки наконец-то успокоились. Деревня погрузилась в темноту и тишину. Цикады не в счет.

– Ты сильно любишь её? – вдруг спросила Кристина.

– Арину? Люблю и восхищаюсь. Рядом с ней мне светло.

Это был вечер откровений. И Богдан считал себя обязанным поделиться сокровенным в ответ.

– Почему не признался?

– Я недостоин её. Она... Она живая, яркая, сильная. Я же тряпка, – он впервые осмелился сказать это вслух. Странно, кажется, в груди стало легче. – Я хочу, чтобы мне постоянно разъясняли, как жить, что делать. Так проще. Нет ответственности. Всегда можно обвинить других в собственных неудачах.

– Ты не тряпка, – по её голосу он понял – она улыбается. – Ты бросился её спасать от меня, не остался за спинами друзей. Это меня подкупило.

Она вздохнула.

– Твоя Арина меня изменила. За те годы, что я прожила с Федей, я отупела что ли, забыла, что я художник, что имею право чувствовать и любить. Стала вульгарной, гадкой.

– Кристина, – как можно ласковей произнёс Богдан. – Наверняка есть какой-то путь, чтобы и ты, и она жили в этом мире...

– А мне нравится быть такой, – она топнула ногой и пошла в дом. – Да, – обернулась она на пороге, – мать тебе на лавке в кухне постелила.

Отдохнув, вновь затянули скорбную песнь собаки. Богдан ещё пять минут постоял, вдыхая тёплый воздух, и только тогда направился в домик искать лавку. Странные, смешанные чувства овладели его сердцем. Дать какие-то вразумительные объяснения им он не мог.

... Он поймал её утром у машины. Зло ругаясь, она запихивала на заднее сиденье вещи. Взъерошенная, растрёпанная, в узком ей халате, застёгнутым через пуговицу. На ярком солнце блестели серёжки-розочки. Не Аринины. Значит, у матери взяла.

– Ари... Кристина, что случилось? – спросил он как можно спокойнее.

Хмурая мать молча взирала на них с крыльца. За утро дочь уже успела с ней раза три поругаться.

– Белобрысый твой меня отыскал, – заслонив ладонью от солнца глаза, Мара глянула на дорогу. – Ма, – тут же повернулась она. – Где моя еда? Чего встала, как памятник Ильичу? Тащи жратву, если хочешь свою дочь живой видеть!

Мать скривилась, но ушла готовить.

– Кристина, погоди, наверняка всё можно миром решить.

– Как же ты меня достал своим мирным решением! Своей драгоценной Ариной, с которой ни разу... Тьфу на тебя! – окрысилась она. – Как ты себе это представляешь? Свою Арину ты спасать готов, а кого-то ещё подставить сумеешь, чтобы этот кто-то свою шкуру мне на прокат предоставил? Нашел идиотку!

– А твоё прежнее тело? – смутился Богдан. – Что с ним?

– Растаяло! Нет его.

Из-за заборов за ними наблюдали пару бабулек, но вряд ли они что-то поняли из разговора. Шедшей по деревенской улице кот затормозил при виде Мары, ощетинился, зашипел и задал стрекача обратно, высоко задрав пышный рыжий хвост.

Проводив его ненавидящим взглядом, Тутохина захлопнула дверцу тойоты, так же от души хлопнула калиткой и поднялась в домик.

– Ма, чего копаешься, как коза беременная? – донеслось до него. – Дай я сама всё сделаю, иди погуляй! Погуляй, кому сказала! Убивать меня едут, а ты...

Богдан вздохнул и сел на соседнее с водителем сидение. Через минуту, закинув пакет за его спину, плюхнулась рядом Тутохина.

– Шпионишь, да? И дальше хвостом ходить собрался? Проваливай! – она ткнула кулаком ему в плечо.

– Ар... Кристина, я никуда не уйду! И ты меня не заставишь...

Напрасно он это сказал. Глаза Мары полыхнули алым. Недобрая усмешка исказила красивый рот.

– Это мы ещё посмотрим.

Она выскочила, распахнула дверцу с его стороны и принялась вытягивать попутчика за руку. Богдану показалось, что его зацепило бульдозером. Рывок. Ещё рывок. Ткань на рубашке затрещала. От плеча поползла внушительная дырка. Вновь вернулся страх. Из последних сил цепляясь за кресло, бухгалтер сопротивлялся. Пальцы скользили по песочной обивке. В ушах шумело, пульсировало напряжение.

Но Мара всегда сильнее любого человека, будь у того хоть олимпийская медаль по подъему тяжестей. Рывок... И она повалилась в густые заросли календулы у палисадника. Богдан вылетел вслед за ней, ткнулся лицом в проржавевший чайник, некстати притаившийся в цветах. Щёку резануло погнутым носиком.

– Пошел вон! – она даже не запыхалась, встала, отряхнулась. – Шпион! Иуда!

– Кристя, вы же вчера миловались! – попыталась вступиться за него с крыльца тутохинская мать.

– Заткнись, ма!

Она села за руль и, чуть не наехав на поверженного Богдана, развернулась и помчалась к дороге.

– Ведьма! – плюнул он ей вслед.

Щека болела. Хоть крови не было. Царапина – не страшно. Лишь бы грязь не занести.

– Чего вылупились, любопытные? – тем временем разорялась с крыльца мать этой фурии. – Языки длинные дёгтем намажу!

Бабки принялись прятаться по домам, опасаясь громогласного голоса Кристининой матери.

– Иди, бедолага, хоть молочка попей, – смилостивилась старуха к Богдану. – Скажи, чем ей не полюбился?