Текст книги "Тара (СИ)"

Автор книги: Елена Ларичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Что на самом деле, она сформулировать не сумела. Но чувствовала грядущие перемены. А к добру или к печали они – знать не знала.

Так в советском колхозе Красная Победа на окраине деревни проявилась ведьма Владленовна. Пришлые величали её исключительно по отчеству. Откуда взялось такое? Настасья помнила, что кого-то из родственников покойного мужа Владленом звали, вот и записали сироту Тарой Владленовной Тихоновой...

Стараньями языкастых односельчан приобретя славу в окрестных деревнях, девочка принялась за нелёгкий ведьмовской труд, уже не обижаясь на шепотки в спину и на заявления в лицо.

– Да, ведьма, – гордо отвечала она, окидывая злопыхателя презрительным взглядом. – А будешь язык распускать, наколдую, колючки вырастут. И на языке, и ещё кое-где. Там, кстати, в первую очередь.

Дом её был с высоким фундаментом, с добротными некрашеными стенами, с ещё приличной крышей, с широким просторным крыльцом. Внутри, правда, сильно запущен оказался, но маленькая чертовка слишком быстро и без построенней помощи привела его в приличный вид, такой, что и не стыдно чужих пригласить.

Первыми пожаловали гости из соседних колхозов. Приезжали, стесняясь, осторожно выспрашивали, где тут у вас чудо-девочка поживает. А выяснив, шли на поклон – кто с хворью, кто с вопросом, кто ради праздного любопытства. Были и такие, кто пытался вразумить глупую: не по коммунистически себя так вести – людям голову дурить. На что Тара задавала заранее заготовленные вопросы:

– А что, в нашем колхозе с моим появлением молоко у коров стало киснуть? Хвори новые пошли?

– Не слыхали, – честно признавались злопыхатели.

– Я вас к себе силком приволокла или чарами своими колдовскими?

– Не-е-ет, – терялись гости.

– Выходит вы по доброй воле ко мне пожаловали?

– Выходит, – кивали головами правдоборцы.

– Я никого не зову к себе. Люди сами идут. Как вы сейчас. Их дело – верить мне или нет. Раз вы пришли, значит, верите в мои ведьмовские силы. То есть ведёте себя не по заветам партии. А я вас у себя принимаю только как гостей. И всё. В чём беда, скажите? Чаю с баранками налить?

На такие аргументы возражений обычно не следовало, и разоблачители либо тут же выходили из избы, хлопая дверью, либо задерживались, беседовали с не по возрасту мудрой девушкой. А, покинув её, долго терзались размышлениями об устройстве мира и природе справедливости.

Председатель не раз делал попытки прекратить стихийное паломничество в дом чудной девицы, но в полную силу заняться ею ему не позволял тот факт, что Настасья теперь жила одна. К тому же доярка после исчезновения агронома оказалась куда более сговорчивой и ласковой к стареющему председателю.

Со временем осмелели местные. Вначале после заката робко скреблись в стекло. Потом и белым днём навещать принялись. Подумаешь, ведьма. А польза от неё какая-то есть. И не заносчивая. В школу даже иногда ходит, в колхозе за любую работу берётся... Сам Валентин Игнатьевич успокоился. Ещё бы, весна близилась, неся с собой множество забот. Не до таких мелочей стало.

Только неугомонный цыган Яшка да злопамятная Анфиса, чувствовавшая сердцем вину Тары, по-прежнему тыкали в девку пальцем.

4.

... Всё было хорошо в жизни Тары: уютный дом, верная Куся, перебравшаяся к ней от Настасьи. Средств на жизнь хватало за счет щедрых подношений гостей. Несли больше едой: кто полмешка картошки, кто баночку солений, кто саночки дров, а кто и деньгами. Даже трудодни за работу в сельском клубе шли. Тара стала художником. Рисовала она не ахти, но больше никто за «мазню» браться не желал. Только не спокойно было на душе у ведьмы.

Во-первых, теперь каждую ночь она видела себя старой, творящей ведьмовские обряды. Против чего обряды во сне делала, с такими случаями на следующий день люди приходили под дверь. Тут же наяву навыки и закрепляла. Тара перестала чувствовать время – кто она, где она, сколько ей лет на самом деле? Всё смешалось в голове.

Во-вторых, чем больше она узнавала, тем яснее понимала – за знания однажды придётся платить. И сколь высока будет эта плата – не угадать, ибо дар её нездешний, как и она сама, ТАРА.

Что-либо вспомнить из жизни старухи (ЕЁ прежней жизни) не получалось при всём желании. Да и была ли она, эта прежняя жизнь? Была ли девочка Маша, детдомовка? Тоже уже не понять.

В третьих, рос страх: её будут искать. Когда-нибудь найдут. И она должна быть готова к встрече. Кто ринется на поиски? Явно, люди не из прошлого сиротки. И не люди вовсе. А те, кто связан со старухой: страшные, неумолимые, беспощадные. И чтобы выстоять, она сама должна стать такой же, и ещё лучше. На две головы выше. Иначе, как говорил Валентин Игнатьевич, бывший лётчик, жизнь будет, как полёт в горящем самолёте со сломанным механизмом катапультирования...

Память могущественной ведьмы, заключенная в ней... Память, касающаяся ремесла, заклинание за заклинанием волшебной нитью разматывалась перед её внутренним взором. За период самостоятельной жизни Тара многое обдумала, повзрослела не по годам, научилась ещё большему. И когда Анфиса, подстрекаемая дедом Яшкой, написала письмо в райцентр, дескать, проживает в колхозе сирота головой слабая, распространяет антисоветскую крамолу, умы тружеников честных смущает, ведьма ничего предпринимать не стала. И даже председателя предупреждать не захотела. Пусть его дочь поймёт, кому хуже сделала.

Из райцентра, к счастью, прислали не дознавателей, а журналиста мелкой газетёнки, что разозлило Анфису и расстроило деда Яшку. А уж Валентин Игнатьевич, едва прознав о цели визита, а, главное, о его причине, стиснул покрепче зубы, потом натянуто рассмеялся, мол, глупости всё это, вместо экскурсии к "пережитку прошлого" повёл писаку по коровникам, рассказывая о росте надоев, о планах по посевам кукурузы, о расширении площадей под лён...

Обошлось. Журналист разомлел, расслабился, после третьей рюмки согласился, что ведьм на свете нет и быть не может, заверил председателя, что уважает его за проделанную работу, да так и уехал заполночь... Зато Анфисе, не смотря на восьмой месяц беременности, досталось по полной.

– Ты что, змеюка, хочешь отца под суд отправить? Ты о себе подумала? Там же очутишься! Прямо дитя неразумное! – тормошил дочь Валентин Игнатьевич. И если бы не Настасья, вступившаяся за девку, отлупил бы Анфису отец.

Слухи дальше райцентра пока не поползли. Но в самом райцентре бояться Таре было некого. Двое самых влиятельных партийных начальников уже лечились у девочки, и курс их лечения был до-о-олгим, что давало юной ведьме немалые гарантии.

Так прошли зима и весна, настало лето. Настасья вышла замуж за председателя. У Анфисы родился сын Женечка. Дед Яков... Даже он, казалось, смирился с тем, что живёт бок о бок с ведьмой. Тем более, что ничего плохого, кроме хорошего о ней не говорили.

А потом в селе появился он. Ещё до полудня ясного июльского дня прямиком к дому ведьмы Владленовны подъехала заляпанная грязью машина. Если не обращать внимания на разводы земли с глиной на боках, можно было разглядеть – машина новенькая, ещё не битая, от рождения светло-бежевая. За рулём сидел мужчина лет тридцати пяти, городской наружности, в очках, клетчатой рубашке. Притормозив у самой калитки, он вышел, не спеша осмотрелся вокруг, втянул длинным носом чистый воздух, отчего-то поморщился и только тогда распахнул заднюю дверь.

– Приехали. Кажется, тут. Я зимой был, но не промахнулся. Её изба.

– Не верю я в неё, – отозвался второй мужчина, неторопливо вылезая из авто. Был он лет сорока пяти на вид, одет совсем уж не по-деревенски. Отглаженные светло-коричневые брюки, чуть-чуть примятые на коленках, белая рубашка с застёгнутым на все пуговицы воротом, галстук...

Завидев таких видных гостей, вешавшая бельё тётка Варвара чуть было не уронила на землю полотенце, но вовремя опомнилась, пригнулась к кусту красной смородины, затаила дыхание – что дальше будет.

А дальше второй мужчина наклонился, бережно вытащил из машины чернявую девочку лет пяти и понёс к ведьминому дому. Шофёр открывал этим двоим калитку, стучал в выкрашенную в белый цвет дверь, потом в высокое окно. Наконец, дверь отварили, и мужчины вошли внутрь.

Тётка Варвара ещё пару минут постояла, пригнувшись, а потом, бросив в тазу на грядке чистое бельё, кинулась к соседке – рассказывать.

Открывшая гостям Тара впервые не знала, что делать. Сегодня снов ей не было. И по этому случаю она планировала грандиозную уборку. Разные люди приходят. И мысли у них не всегда чистые. Надо иногда от них убирать жильё...

Одета ведьма оказалась неподобающе случаю. На девочке была старая застиранная юбка, на которой угадывался цветочный узор, да кофта размера на три больше положенного. Светлые густые волосы сдерживала чистенькая беленькая косынка.

– Я вас помню, – бросив взгляд на водителя, сказала ведьма. – Вы в марте приезжали, убеждали меня дела бросить, как все советские дети об учебе думать.

– А сейчас помощи приехал просить, – ответил водитель, пропуская в избу мужчину с девочкой.

– Вижу, – нахмурилась Тара. – Обождите тут, пока вам комнату помою. Койку мне поможете принести от соседей, а я на печи посплю пока.

– Разве ты вылечишь её? – без всякой надежды в голосе спросил второй мужчина, прижимая к груди не реагирующую на окружающее дочку. Её зелёное нарядное платьице примялось, лента из черных волос норовила выскользнуть на пол. Широкоскулое лицо было бледным и безжизненным. Кукла, по жилам которой бежала кровь, а тело нуждалось в еде и постоянном уходе, безразлично смотрела в потолок.

– Я пока не отказывалась. Подумать надо! – ответила Тара, взяла с пола тяжелое ведро и тряпку и отправилась в указанную комнату мыть полы.

Гости прошли к печи, присели на широкую скамью, переглянулись, помолчали. Взгляды их скользили по чистому столу без скатерти, украшенному букетом полевых цветов; по полочкам с посудой, наполовину завешенных алой шторкой; по стопке журналов про кино, лежащих на тумбочке... И не скажешь, что ведьма живёт...

– Она последняя, к кому я согласился поехать! – заявил измотанный отец. – Уж если в Москве все отказались... Я, руководитель лаборатории, надзирающий за всеми этими колдунами, магами... Тьфу! Со всего Союза провидцев собирали, ни один не помог!

– Игорь Михайлович, не горячись. Я не знаю, поможет ли нам эта девочка, но попробовать стоит. Она хромого вылечила, за месяц слепому глаза выправила... Ты хочешь вытащить Киру?

– Да я ради неё...

Он замолчал, ибо из комнаты вышла ведьма, вынесла в огород грязную воду, вымыла руки у железного умывальника, подсела к мужчинам, потрогала ладонью ледяной лоб девочки.

– Ничего обещать не могу, – осторожно сказала она, не глядя отцу в глаза. – Здесь подумать надо дня два. Только тогда отвечу – способна ли я ей разум вернуть.

– И ты даже не спросишь ни её имя, ни отчего такое с ней случилось? – шепотом спросил Игорь Михайлович. Но даже так в его голосе сквозило недоверие, точно холод зимой прокрадывается в комнату через раскрытую форточку.

– Захотите, сами поведаете, – пожала плечами Тара. – Комната за вами, а я пошла о кровати договариваться.

И она привидением выскользнула из избы.

Весь день и весь вечер Тара думала, как ей поступить. И дело было не в отсутствии подсказок со стороны пожилой помощницы. За полгода опыт в ведьмовстве был накоплен немалый. Дело было в девочке. Её боялась старая Тара. Боялась браться за этот случай, ибо для того, чтобы ребёнок смог самостоятельно ходить, говорить и отвечать за свои поступки требовалось попросить помощи оттуда, из Запредельного...

"Тара, он москвич, – повторяла про себя юная ведьма. – Он мой шанс. Я не желаю закончить свои дни в этой глухой уральской деревне. Я хочу больше жизни, света, блеска... Я создана для этого!"

Та, старая Тара показала ей другую жизнь – сытую, красивую, полную интересных событий и встреч, пусть и не очень счастливую. Но разве сиротка Маша была когда-либо счастлива?

Чтобы добиться чего-либо следовало дождаться совершеннолетия, чтобы уехать в столицу поступать в театральный, окунуться мир чудес, мир сцены и кино... Уж там бы она со своими талантами блистала... Ради этого стоило закончить школу, накопить денег. А москвич – это хоть какая-то зацепка за ту жизнь...

Винить в Тариной мечте следовало восстановление сельского клуба. Как только клуб привели в приличный вид, из соседнего села по четвергам стал приезжать киномеханик, крутить фильмы о далёкой, такой заманчивой жизни. Жизни, которую, наверняка, вела когда-то помогавшая ей старуха...

"Сегодня в клубе тоже кино", – с тоской подумалось маленькой ведьме. Но идти туда, когда в избе ждут гости, было неудобно.

Тара нехотя побрела домой, заглянула в комнату. Отец сидел на кровати и молча баюкал на руках куклоподобную дочь.

– А где второй, который в очках? – для порядка спросила Тара, хотя и так знала – уехал он, чтобы не мешаться.

– Ты про два дня говорила, – бесцветным голосом ответил мужчина. – Вот через два дня и заберёт.

– Ясно. Есть хотите? Могу снова простокваши налить с плюшками, а могу и вчерашние щи разогреть.

– Не откажусь, – мужчина уложил девочку на кровать, укрыл одеялом и вышел вслед за хозяйкой.

Тара запихнула в печь несколько поленьев – ровно столько, чтобы подогреть еду, подожгла сухую растопку.

– Ты одна тут живёшь? – спросил он, усаживаясь за стол.

– Не совсем. От прежней хозяйки Куся перебралась. Приглянулась я ей, видать.

Она разогрела ужин, налила гостю полную тарелку щей и вышла на крыльцо, присела на ступеньки. Тут же в руки ткнулась чёрная лохматая голова Куси.

– Милая ты моя, – пробормотала Тара. – Что мне делать, подскажи. Он мой шанс, он из столицы. Но ОНИ... Это странное Запредельное чего-то от меня хочет... – она вздохнула, погладила собаку. – Я вылечу девочку, чего бы мне это не стоило. Надо только решить как именно...

Отправилась спать она только после того, как над рощей взошла полная луна, а в комнате несчастного отца погасло окно.

Взобравшись на тёплую печь, по привычке накрывшись одеялом, ведьма никак не могла уснуть. Что делать с девочкой? Если сегодня не приснится старуха, будет худо. Придётся выкручиваться самостоятельно.

Освещённый луной прямоугольник окна, спящие в соседней комнате гости, затихающая рядом деревня – все мешали Таре погрузиться в мир сновидений. Устав ворочаться, девочка слезла с печи, накинула кофту и вышла во двор, потом побежала в рощу.

У истока ледяного ручья, пробивавшегося из-под камней, было её любимое место. Сюда точно никто из деревенских в это время не забрёдёт. Тихо, темно. Только пятна лунного света между верхушками деревьев пробираются вниз, иногда даже дотягиваются до земли, смешиваются с водой... Через полверсты, уставший петлять по полю, ручей соединяется с рекой, теряя звонкий голос и чистоту воды. Но здесь, в его колыбели, бьётся маленькое отважное сердце исследователя.

Тара могла часами смотреть на вырывающуюся из земли воду. Вот и сейчас ей предстояло подумать. Попросить помощи у Запредельного так просто... Попросить помощи и увязнуть, как птичка увязает лапкой в гудроне. Вроде, бьёт крыльями в надежде взлететь, и никак не может оторваться...

– Что мне делать?

Девочка – пустышка. Костюм, лишенный души. При желании её можно заставить ходить, говорить, реагировать на окружающих. Но она останется куклой, и будет живой лишь в присутствии ведьмы.

Что заставило душу улететь прочь – какая разница. Прежнюю чистую детскую сущность не вернуть. Остаётся одно – подсадить вовнутрь НЕЧТО не злое, согласное прожить человеческую жизнь. Таких тварей немало в Запредельном...

Свет плывущей по небу Луны посеребрил мокрые камни, рассыпал пятнышки-монетки по дну ручья. Пересекавшая их вода, блестела и искрилась, точно волшебный эликсир. Блестели серебром и листики чахлой осинки, и иголки молоденькой сосёнки. Высоко в ветвях старых сосен вскрикнула ночная птица, треугольной тенью пересекла лунные лучи и скрылась во тьме.

Словно разбуженная её криком Тара поднялась с холодных камней и побрела к дому. Иногда на её лицо тоже падал лунный свет, и тогда случайный наблюдатель, окажись он вдруг здесь, узрел бы не девочку-подростка, а эльфийскую принцессу, по недоразумению занесённую в мир людей: остроухою, с узкими раскосыми глазами, красиво изогнутыми бровями, благородными чертами лица... Она не шла – скользила над склонёнными венчиками цветов. Но не было никого, способного её сейчас увидеть. И эльфа скрылась в избе, забралась на печь и спокойно уснула. Она приняла решение.

... Ранним утром, когда Тара подскочила в шесть утра по привычке, как в школу, и принялась замешивать тесто на пироги, встал и Игорь Михайлович, разбуженный шорохами и звоном посуды. Не обуваясь, застёгивая на ходу рубаху, он прошлёпал к столу, присел рядом с девочкой, не здороваясь. Не глядя на ведьму, принялся рассказывать, словно надеясь, что от этой исповеди станет легче.

– Кира поздний ребёнок. Мы с Майей одиннадцать лет вместе прожили, прежде чем она родилась. Майе запрещали рожать, сердце у неё слабое. А она ослушалась. И появилась Кира. Всю душу вложили, растили, радовались... Не думали, что так выйдет.

Он помолчал, наблюдая, как девочка отмеряет стаканом муку.

– День рождения у друзей был. Мы ненадолго отлучились. На один вечер. А с Кирой девушка-студентка осталась, наша домработница. Понадеялись на неё, дуру...

Игорь Михайлович закрыл глаза. На широком круглом лице напряглись мышцы, углубились морщины. Морщась, как от зубной боли, он продолжал.

– Домработница с Кирой обещала погулять, одела девочку, обула. А потом ей кто-то из подруг по телефону позвонил. По моему телефону! Она и заболталась, напрочь об обязанностях своих забыв. Кира моя девочка бойкая. Была бойкой, – исправился он. – Не дождалась, вышла сама из квартиры.

Он снова замолчал. Тара не торопила его, присела рядом. Когда пауза затянулась, осторожно спросила:

– Так что же домработница?

– Когда эта тетеря вспомнила про Киру, та пропала. Дура-пэтэушница, нет, чтобы сразу людей на поиски поднять, в милицию позвонить, сама искать отправилась, по району бродить. Когда мы с Майей из гостей вернулись, полночь была. Темнота. Майя в обморок. Соседи "ох" да "ах". Толку от них! Милиция по району поехала кататься, Киру мою искать. А она...

– Она рядом была... – помогала несчастному отцу ведьма.

– Да. В люк у подъезда провалилась. И просидела там до утра. Случайно обнаружили. Когда достали, она уже ни на что не реагировала! У Майи приступ. До сих пор не оправилась. А я вначале по врачам, потом по колдунам и священникам. Всё перепробовал. Руками разводят. Говорят – может, придёт в себя когда-нибудь, а, может, до конца дней растением останется. Растением! Как каштан или тополь!

Тара протянула, было, руку, чтобы погладить Игоря Михайловича по плечу, но спохватилась – пальцы в муке. Тогда она молча встала, поставила тесто в чуть тёплую печь доходить, потом вымыла руки в рукомойнике.

– Да ты слушала меня или нет? – стукнул по столу кулаком Игорь Михайлович. – Ты сможешь помочь, или мы зря теряем время?

– Даже если время теряется, оно теряется только вами. Ваша Кира никуда не торопится, – неожиданно жестко ответила девочка. – Для начала я приму других гостей. Им сейчас моя помощь нужнее. А после обеда о вашей дочери подумаю.

Мужчина открыл, было, рот, чтобы разразиться ругательствами в адрес маленькой нахалки, но та его опередила.

– Вы какое варенье больше любите? – она отвернула край серо-красной полосатой дорожки у входа, распахнула лаз в погреб. – У меня сливовое есть и клубничное. А как солнце над крышей председательской избы встанет, яблочное принесут. За заику.

Игорь Михайлович отвернулся. Его доверие к деревенской ведьме улетучивалось с каждой минутой.

... Смотреть, как она листает книгу жизни своих гостей, Тара не позволила. Игорь Михайлович был вынужден взять Киру и отнести её за дом на лавку, где принялся тихо рассказывать дочери сказки, тщетно надеясь, что девочка поймёт хоть слово.

После полудня гости ушли, зато заглянула высокая статная женщина по имени Настасья, принесла десяток яиц и шмат сала, а сама забрала четыре банки варенья и убежала, немало встревожив чёрную кудлатую ведьмину собаку.

Игорь Михайлович вернулся в выделенную ему комнату, маясь от безделья, в который раз принялся рассматривать помещение. Солнце медленно перебиралась на эту сторону дома, просвечивало через полузанавешенные алые шторы, бросая тревожные отблески на стены, на алый же коврик, занимавший треть давно некрашеного пола. Над принесенной для Киры кроватью висел вышитый лебедь, аляповый, скорее похожий на гуся. Больше никаких украшений в комнате не обнаружилось.

– Вот и всё, – худощавая фигурка ведьмы неслышно приблизилась к Игорю Михайловичу, заставив его вздрогнуть от неожиданности. – Кира пойдёт со мной. Вам нужно ждать нас здесь. Пироги на печке. Там же гречневая каша. Если мы задержимся, в подвале есть еда. Но скорее всего завтра утром я отвечу точно – оживёт ли ваша дочь или нет.

– Погоди, – встревожился отец. – Ты что, хочешь без меня? Я не отпущу её одну! Больше никогда не отпущу! – запротестовал он, вставая и загораживая собой ребёнка.

Тара только снисходительно кивнула, присела на корточки и, дивясь собственной наглости, улыбнулась безвольно сидящему на кровати ребёнку.

– Убежим от твоего папки? Кто первый до двери?

Игорь Михайлович вздрогнул, нервно обернулся, чтобы отшатнуться от самостоятельно слезающей с кровати дочери. Он не успел рассмотреть её безразличное к окружающему миру, неживое лицо. Всё его внимание было приковано к ногам. Тоненькие ножки ступили на пол, застучали беленькими туфельками по направлению к ведьме.

Вовремя поймав девочку за руку и отвернув её лицо от отца, Тара только произнесла:

– Не ходи за нами, хуже сделаешь. Кроме меня её никто тебе не вернёт. А я люблю работать без посторонних, – жестко произнесла она. – Пошли, малыш, – обратилась она к ребёнку и повела её из дома.

Теперь пришла очередь Игоря Михайловича безвольно плюхнуться на кровать. Он не видел, как у вышедшей из дома Тары сошла с губ беззаботная улыбка, как нахмурились брови, как споткнулась и чуть не упала на траву девочка. Не знавший этого мужчина был счастлив впервые за три неизмеримо долгих месяца ада. Его дочь пошла! Сама! И незачем ему было знать, каких усилий это стоило ведьме.

Тара уводила девочку вначале в рощу, потом к реке. Там у скособоченного дуба лишенное души человеческое существо можно как следует осмотреть и решить – кого именно призвать в пустующее жилище. Ведьма шла не оборачиваясь, прозевав случайного наблюдателя и личного врага, слишком въедливого и любопытного, чтобы пропустить столь занимательное зрелище.

У реки было тихо. Вода весь июнь текла ледяная, несмотря на жаркие дни. Купаться в ней никто не осмеливался. Рыбу ловить в таком мелком месте желающих не находилось.

Не раз служивший мишенью для молнии дуб, наполовину засохший, но не сдающийся, из года в год выпускающий зелёные листья на вывернутых узловатых ветвях, был упорен и жаден до жизни как сама Тара. Вокруг него сейчас стояла поразительная тишина. Солнце уже прошло больше половину пути по небу, и голосившие с рассвета птицы притихли. Насекомые тоже не рвались стрекотать и жужжать, что было ведьме на руку. Уставшая Тара разжала пальцы, выпуская холодную ладонь Киры, и девочка упала к её ногам.

"Какого духа для тебя вызвать?"

Память полнилась именами существ другой реальности, призвать которые можно было только через Запредельное. Духов этого мира Тара изучила плохо. Вначале казалось боязно, а потом некогда. К тому же они были мало понятны могущественной эльфе, и сами её не жаловали.

При мысли о Запредельном липкий страх сдавливал горло. Таре начинало казаться, что гигантская волна захлёстывала её с головой и тянет на дно – в тёмные, лишенные радости бездны.

"Да что же это такое? Я, ведьма, сдамся, уступлю этому глупому предрассудку?!"

Усадив ребёнка под дерево, спиной к реке, Тара направилась искать площадку для вызова. Осмотревшись, она прошла правее, где берег становился пологим, образуя широкий песчаный пляж. Там у самой зеленоватой воды росла плакальщица-ива. Тара обломала длинную гибкую ветку, очистила её от листьев. Потом, подумав, наломала целый веник и принялась выметать песок, очищая его от мелких камешков, веточек, прочего мусора. Убедившись, что площадка достаточно чистая, она закинула веник в реку и начала чертить прутом знаки и линии на песке.

– Аль`ванах`кар афэ дек интар ланх... – лились новые для этого мира слова на древнеэльфийском.

Каждая линия многогранной фигуры, соединяясь с соседней, на миг вспыхивала фиолетовым светом и медленно угасала – до следующего пересечения.

Оставив маленький проход для себя и девочки, Тара позволила себе передохнуть. Пора отправляться к дубу за Кирой.

А у дуба уже хозяйничал дед Яшка. Он тормошил ребёнка, пытаясь привести в чувства.

– Уйди от неё! – тихо приказала Тара. – Не мешай мне вернуть её миру.

Но дед, неожиданно резво для хромого подхватил Киру, перекинул через плечо и, помогая себе костылём, заковылял по направлению к деревне, приговаривая:

– Всё председателю расскажу! Людоедка! Душегубка!

– Стой, дурак старый! – Тара догнала хромого, вырвала у него из рук костыль, отбросила в сторону, отняла девочку.

– Не смей к нам приближаться! – пригрозила она пальцем, держа ребёнка за шкирку. – Убирайся!

Дед смерил её ненавидящим взглядом, с трудом согнулся, поднимая костыль, и заковылял прочь.

"Он же сейчас весь колхоз поднимет!" – во время посетила её здравая мысль.

– А ну стой! – выпустив ребёнка, она хлопнула в ладоши.

Ноги Яшки заплелись, подкосились. Цыган упал в траву, заголосил, как рожающая баба. Но ведьма второй раз хлопнула в ладоши, и старик онемел. Не в состоянии даже мычать, он по-рыбьи разевал рот, выпучивал глаза, скрёб ногтями землю, выдирая с корнями траву.

Тара, чьё лицо озаряло изнутри пламя гнева, хлопнула в ладоши и третий раз. Не сильно, но достаточно, чтобы Яшка потерял сознание, упал ничком в только что вырытую ямку.

Ногой перевернув деда на спину, чтобы тот не задохнулся, Тара нагнулась к девочке. Принюхалась, брезгливо поморщилась, сорвала два широких листа конского щавеля, вытащила из-под Киры мокрые пелёнки, отбросила их подальше и потащила ребёнка к начерченным знакам, попутно заговаривая луг от постороннего глаза. Нечего колхозным приглядываться, чем она тут занимается. Спать крепче будут...

... Девочка легла в центр фигуры навзничь, широко раскинув руки и ноги. Вокруг распластавшегося на песке ребёнка змеились лиловым светом линии защиты: мало ли кто вырвется в мир.

Круг Киры соединялся с другим, в котором должен был появиться вызываемый дух. В третьем на коленях стояла сама Тара – худощавая девочка в красном платьице, в белой косынке на светлых чуть волнистых волосах.

Три круга были заключены в одну большую сложную фигуру. Если смотреть на неё сверху, больше всего она напоминала парящего орла или дракона. Но драконов в этом мире давно не встречали...

Летевший мимо ветер огибал по широкой дуге ведьмин чертёж, не касаясь ветвей задумчиво склонившейся ивы, не тревожа рябью её отражение в мелкой речушке.

Шло время, а ведьма никак не могла решиться на вызов. Близость воды внушала смутные опасения. Яркое солнце слепило глаза. Неимоверно зудело под правой лопаткой. Хотелось пить...

– Ну же, Тара, ты сильнее этого страха. Ты же водила в бой армии! – сквозь зубы пробормотала ведьма, обращаясь к древней твари, изменившей её сущность. – Тебя боялись там, откуда ты пришла. Что же ты сейчас размякла?

Говорить стало больно. Казалось, язык потрескался точно выжженная солнцем земля. Из-под волос по щеке скатилась первая капля пота. А Тара всё медлила, точно там, за гранью этого мира её ждал целый легион врагов. Но вот она набрала в лёгкие побольше воздуха и запела. Голос был чужим, хриплым, словно прокуренным.

– Сата, сата ла амарен`тхар атар мефним сэ...

Воздух над пустым кругом заколебался в такт убыстряющейся мелодии. Напрягшаяся ткань мира в любой момент была готова разорваться, но Тара удержала оборону. Из расцарапанного усилиями горла вырвались нужные слова, и граница просто стала прозрачной, образовав овальное окно в Запредельное. К этому окну мотыльками на свет ринулись твари, чей облик постоянно менялся от прекрасного до уродливого и наоборот.

– С кем я могу говорить? – вопрошала ведьма.

Звук голоса рассыпался в пространстве, точно соль на пол – глухо и тихо.

Существа за стеклом пришли в движение. На их мордах отразились все грани удивления и обиды – с ними не захотели общаться! Потом тварей унесло вихрем, и Таре открылся вид на вращающееся огненное колесо. Сквозь него со сноровкой иллюзиониста прошла женщина прекрасная и беспощадная.

"Судья!" – подсказала ведьме память старухи.

– Чего ты хочешь, дитя? – приторно ласково поинтересовалась страж границ.

– Не хочу. Требую. Душу! Душу, достаточно светлую и незапятнанную для этого существа, – Тара указала на девочку.

Судья сделала ещё шаг вперёд, и, наткнувшись на преграду, удивлённо изогнула брови.

– А ты опытная, – отметила она уважительно. – Твоё лицо мне кажется знакомым. Кто твой наставник?

– Не отвлекайся. Я требую душу! – упорствовала Тара.

– А иначе? – игриво улыбнулась Судья.

– Иначе... – ведьма замешкалась на миг, но решение само пришло в голову. – Иначе проживёшь жизнь в смертном теле! Без способностей. Но с памятью о бывшем могуществе. Не самое приятное для тебя, не так ли? – пригрозила она.

Страж запредельного смерила ведьму изучающим взглядом, отвесила шутовской поклон:

– Уважаю грамотных врагов. Особенно тебя!

У Тары внутри всё похолодело. Узнала! Но показывать страха нельзя. Ни в коем случае! Чем же ты так отметилась перед ней, древняя Тара, что тебя так хорошо помнят?

– Будет тебе душа, о, непобедимая. Открой проход, – сдалась Судья.

– Только самую малость, когда ты пропустишь вперёд того, кто достоин занять тело этого ребёнка.

Судья озадаченно покачала головой, отступила на шаг, дунула на подставленную ладонь и продемонстрировала ведьме желтый светящийся шарик – маленький, будто цветок одуванчика, и такой же пушистый.

Внутренне собравшись, Тара открыла проход. На одну секунду, достаточную, чтобы шарик проскочил в её мир и шлёпнулся в песок. Окно в Запредельное померкло и исчезло, а Тара, не отрываясь, смотрела на пушистое солнышко. Если сейчас не прочертить дорожку к девочке, солнышко приобретёт материальную форму и исчезнет. И всё придётся начинать сначала.

Тара взяла в руку ивовый прут и потянулась изменить узор, как за спиной раздался такой знакомый скрипучий голос Яшки: