Текст книги "Тара (СИ)"

Автор книги: Елена Ларичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

10.

Она отперла ворота лабиринта, поманила пальцем, вызывая из сияющего зеркалами пространства бесчувственное тело его величества, короля Кавиры. Королева, повздыхав по поводу молоденького эльфа, утерев слезу о поманившей мечте – править страной единолично, приняла единственное верное решение – разделить власть с супругом. Наученный жизнью Илварад теперь станет куда более сговорчивым. Избавляться от него теперь нет смысла. Вдвоём с Аллвадой они уравновесят друг друга. А вот их детей Тара воспитает настоящими владыками, за которых не будет стыдно ни перед собственной совестью, ни перед соседями.

Тело короля неуклюже подплыло к Вечной. Та поморщилась от резкого запаха. Фууу, какой вонючий!

– Отмойте это душистое величество, – приказала главная королевская ведьма своим временным слугам, светящимися тенями толпящимся позади. – Оденьте, отнесите в покои. И дайте через Мироза знак Тайной Службе – пусть мои волки возвращаются. Тогда можете быть свободны.

Она усмехнулась своим мыслям. Сегодня утром начнётся работа. Мастер Нарсо вместе с Рувасом обязательно придумают способ обработки металла, чтобы обеспечить хотя бы первоочередные нужды страны. Эльфа поклялась себе – Кавира выберется из ловушки первой.

Это не поражение, а временное отступление. Она, Тара выиграла снова. Во-первых, со всей ужасающей наглядностью продемонстрировала Илвараду, чего стоят и чем грозят стране его игры в самостоятельность. Во-вторых, исправила ситуацию с захватом лабиринта, и единственным из возможных способов отразила удар Ири, оказавшейся куда более проворной, чем она рассчитывала ("Опасная оплошность! – пометила она себе. – Эльфо-люди развиваются гораздо быстрее, чем я считала"). К счастью, Тара успела перенаправить поток силы так, что та промчалась сквозь её страну, как ветер мчит сквозь степь – не встречая преград, и во всей полноте обрушилась на соседей. А в третьих... Впрочем, хорош считать.

Она главная ведьма Кавиры, женщина с противоречивой репутацией, спешила снова увидеться с мастером Нарсо, чтобы обсудить спасение его новой страны, и не только... Было в этом ведьмаке нечто, привлекающее Тару, интригующее. Что же, он подарил ей жемчужное ожерелье – древний символ зарождающейся любви. Теперь пусть отрабатывает заявленную преданность...

... Ночь нехотя таяла, одна за другой гася фитильки звёзд. С вершины Белой Башни уже можно было разглядеть светлеющую полоску неба на востоке. А Тара отдавала приказы прибывшим к ней сотрудникам Тайной Службы. Пора передать привет соседям и предложить добровольно сдаться.

Она ещё не знала, что способ производства металлов Вимер отыщет через четыре года, спустившись в глубокие гномьи шахты. Ещё два уйдёт на налаживание массового производства отливок и штамповок. Через десять лет Кавира станет единственной страной, производящей и экспортирующей устойчивый к коррозии металл. И на протяжении четырёхсот лет останется монополистом в этом деле, бережно охраняя секрет от завистливых соседей.

Она ещё не ведала, какую сильную роль будет играть ведьмак в её собственной жизни. Тара на протяжении девяноста шести лет будет беречь его от покушений, пока одно из них не увенчается успехом. Самый изворотливый убийца по имени Человеческая Старость метким выстрелом остановит сердце Вимера...

Всё это будет позже. А пока в голове главной ведьмы Кавиры зрели грандиозные планы. И для их воплощения снова требовалось вызывать Запредельное...

Ларичева Елена.

Февраль 2009 – июль 2010 г.

История третья. Приговорённая к морю
...Территория людей и эльфов. Людские государства Кавира и Лирадра. 600 лет спустя...

Этим утром море пришло к моему порогу, не поленившись преодолеть каменистую равнину, рощу, три холма и овраг. Перед четвёртым, моим, оно сдрейфило.

Мост через овраг, целиком перебравшись на соседский холм, обиженно сушился на ярком солнце, очевидно размышляя, стоит ли ещё оставаться здесь, или следует избавиться от такого бесперспективного соседства.

Я выглянула через стеклянную дверь, потом осмелилась её отворить. Тренькнул колокольчик над порогом.

Некрашеные деревянные ступеньки крыльца щекотал лёгкий прибой. На второй грелась стайка золотисто-голубых рыбок.

Вода оказалась неожиданно чистой. Сквозь лёгкую рябь виднелась колышущаяся трава вперемешку с маргаритками. Скоро вся эта яркая зелень превратится в водоросли.

Я поманила мост, но он не откликнулся, со скрипом потягиваясь на солнышке. Впрочем, что я выиграю, даже перебравшись на соседний холм, ставший теперь островом? Там всё равно ничего нет, кроме кустов с ещё неспелой красной смородиной, молодого клёна и качелей на двоих.

Качели жаль. Заскучают. А если вода поднимется выше, улетят. Свежевыкрашенные полосатые спинка и сидение станут крыльями, перила превратятся в голову и хвост. Настоящий журавль получится. Останутся только цепи, свисающие с металлической трубы, принесённой как-то ураганом. Я ещё в этих краях не обосновалась, сама не видела. Но местные жители говорили, сильно дуло. Половину берёз в роще переломало.

Маниоль взял и закрепил трубу эту на двух деревянных столбах, сделал для нас качели. Знаю, они всё равно улетят, а цепи при сильном ветре будут греметь, подпевая непогоде. Но это если меня здесь не будет. А я намереваюсь тут жить долго, несмотря на причуды моря.

Я осторожно разулась и ступила с порога на ступеньки, распугав рыбок. Тёплая вода обняла меня до щиколоток, осторожно ощупала медные браслеты.

У крыльца из воды торчал куст цветущего жасмина. На конёк крыльца тяжело опустилась жирная белая чайка и протяжно закричала. Теперь мне суждено засыпать под её вопли.

Но в нынешнем положении есть свои преимущества. Я с детства мечтала отправиться в волшебное путешествие, но не находила возможности. Путешествие не дождалось меня и заявилось само вместе с запахом йода, брызгами солёной воды и шорохом прибоя.

Над недавно пестревшей одуванчиками лужайкой проплывали медузы, величественно летели сияющие скаты, и искры загорались по краям их гибких крыльев...

Может, Маниоль что-нибудь придумает с качелями?

Я сделала ещё несколько шагов и поплыла. Не впервой шокировать соседей своим странным поведением. Впрочем, о чём я, после того, как море пришло под мои окна? Прощай репутация уставшей от суеты горожанки.

Встающее солнце отражалось в гребешках волн. Как хорошо, что шторма никогда не придут в тот край, где живу я. Море всегда отыщет, а бури пройдут стороной.

Не просто быть водяной ведьмой. Сама путь выбрала. Сетовать нет смысла. Думала, навсегда освободилась от особого расположения морского короля после того неудачного заклинания. А нет, через три года оно меня отыскало.

Я выбралась на траву, выжала подол платья и села на качели. Вон и соседи, удивлённые, испуганные и раздосадованные произошедшим проснулись, подошли к кромке воды, обсуждают что-то. Неужели вспомнилась старая история? Вряд ли. Скорее жалеют меня, что погреб затоплен. А с соседями придумаем что-нибудь. Не я, так Маниоль.

Кстати, где ты, солнышко моё сероглазое? Давно ушел. Четыре дня уже не обнимала тебя, не перебирала тёмные, как ягоды чёрной смородины, волосы, не слушала твоих грустных песен. Соскучилась.

Качели поскрипывали. Тёплый ветер занимался моей растрёпанной причёской. Русые волосы выбились из-под заколки на затылке и развивались в такт моим движениям.

Мне стало смешно. А ведь я когда-то чуть не променяла личное счастье на балы и приёмы у герцога Мила Бенара ш`Радебриля. Теперь он не станет меня просить стать его придворной ведьмой и, что ещё хуже, его супругой. Прощай навсегда, столица ясной Вирнарзии. Свобода! Уже полгода на большой земле – и ни единого упоминания той старой истории, когда я нажила себе большие неприятности...

Я тихо хихикала своим мыслям, когда с берега закричали.

– Дарька, что как полоумная посредь воды качаешься! Смотри, и твой дом утопнет!

Я рассмеялась и отмахнулась. Хорошо, они не знают ещё, почему пришло море. Успокоить их или нет. Они даже не ведают что я ведьма. Только на Маниоля чудеса списывают. Так он не человек вовсе. Ему простительно.

Воспоминания посыпались разноцветным бисером. Три... Нет, четыре года назад. Турнир ведьм и чародеев герцогства. Я, тогда ещё совсем глупая, едва покинувшая лесной монастырь, так и не пройдя посвящения, разинув рот, бродила по мозаичным мостовым Герры, столицы Вирнарзии, спускалась к морю, прохаживалась мимо кораблей, поглощённая мечтами и неразумными амбициями.

Наняться бы на корабль направляющей... Не судьба. Туда берут только мужчин. Почему-то считается, женщины не способны заплетать ветра, выискивать лучшие маршруты в узоре морских течений, договариваться с демонами бури.

Покачивающиеся у причала корабли меланхолично слушали песню прибоя. Разноцветные полотнища парусов, подобранные к мачтам, терпеливо ждали своего часа, своего ветра. Серьёзные капитаны подкручивали усы, матросы таскали ящики с грузом, шутили, либо хмуро зыркали на боцманов – когда же отпустят на берег повеселиться.

– Эй, молодка, чего шатаешься без дела, пойдём с нами в кабак! – окликнули меня.

Я повернулась. Морячки. Двое. Не слишком симпатичные, но и не противные, в сине-зелёных куртках и рыжеватых крапчатых беретах. Я откинула прядь длинных волос за плечо, и морячки увяли, рассмотрев на ключице знак летучей мыши – метку ведьмовского клана.

– Можно и в кабак, – я призвала для этой фразы всю нежность.

И почему они так быстро убежали? Отчего люди боятся ведьм? Когда в семье рождается девочка с родимом пятном под левой ключицей, матери тут же отдают её прибывшем к порогу ведьмам, будто так и должно быть. И больше никогда не интересуются, что стало с их отпрыском.

Знак отмеченности, избранности – одновременно и знак присяги государству. С рождения. Ведьм обучают и всегда находят им практическое применение.

Но со мной вышла заминка. До моего выпуска ушла в лучший мир последняя наставница – настоятельница монастыря Даа. Истаяла серым дымом, оставив после себя только ворох тряпья, которое я с чистой совестью поместила в ларец в подземелье рядом с такими же грустными напоминаниями о нашей участи.

Я покинула опустевший монастырь за полгода до истечения срока обязательной учёбы и, вообще-то, должна была отыскать, где её продолжить.

Герра привлекала как раз тем самым объявлением о турнире. Не факт, что меня, недоучку, допустят. Но попробовать стоило. В конце концов, я могла соврать, будто ищу здесь новых наставников.

Город, обвитый разноцветными флажками и лентами, тянул рыжеватые, медово-желтые и светло-коричневые дома к подернутому белёсой облачной паутиной небу. Кареты и ландо были выкрашены тоже в рыжевато-желтые цвета. Чёрные с золотым шитьём наряды чародеев и алые с белым ведьм здорово разбавили пёструю толпу горожан.

На перекрестке, усевшись прямо на холодных камнях, девушка-менестрель, казалось слишком хрупкая даже для небольшой лютни, хрипловатым высоким голосом тянула балладу об обретении железа после неудачных чар злокозненной Ири, восхваляла давний подвиг кузнеца Вимера, вещала о скорой постройке первых железных повозок и лодок на пару. И после этого удивляется, почему в шляпе у её ног пусто! Положила на музыку содержание свежей газеты с хвастливыми заявлениями королевских инженеров, и ждёт подачек. Как не стыдно!

Я прошла мимо попрошайки, испытывая неловкость. Денег у меня мало. Как бы самой не усесться на углу? Нет уж, турнир – моё единственное спасение. Так просто я не отступлюсь!

Я устремилась к стоящему на холме герцогскому замку. Тот не имел классической формы. Хаотичное нагромождение арок, башенок, скульптур из лунного камня придавали ему вид ледяной глыбы то оттаивавшей, то вновь намерзавшей под мелким весенним дождём.

Герцог ш`Радебриль славился своей эксцентричностью. Не было в Вирнарзии человека более странного. Все, небось, слышали про песенный турнир в честь его ручной крысы? Или забег гонцов-скороходов ради спасения приговорённых к смерти. Приговорённый, чей гонец прибежал первым, прощался, независимо от тяжести совершенного преступления.

Вот и сегодня, судя по объявлению, герцог возжелал нечто необычного. После полудня он объявит условия и даст ночь на выполнение задуманного. А завтра утром к одиннадцати потребует отчёта...

Всё, хорош вспоминать. Нечего душу мучить!

Я раскачалась посильней и спрыгнула прямиком в воду, подняв множество брызг. Так и есть, маргаритки уже превращаются в актинии. Полосатые зелёно-малиновые рыбки щиплют траву у крыльца. А на пороге стоит и улыбается мой Маниоль.

Я ухватилась за его загорелую руку, вылезла на ступеньки и, ни сколько не стесняясь своей наглости и мокрого платья, повисла на шее любимого, вдыхая цветочный аромат чёрных волос. Как же хорошо, когда он дома!

– Опять наводнение устроила, – зашептал он мне.

Что тут ответишь? Я уткнулась носом в тёплое плечо.

– Уходить надо, Дармиана. Серые ищейки встали на след.

Он ещё сильнее обнял меня, словно мог укрыть от ледяных игл ужаса, впившихся в тело с его словами. Выходит, герцог не желает отступиться. О, держатели небес, за что мне это?

– Сколько у нас времени?

Я подняла голову, чтобы утонуть в серой бесконечности его больших глаз под густыми изогнутыми бровями.

– Может, день. Может, неделя. Они ещё далеко.

Высокий, звонкий колокольчик его голоса успокаивал и волновал одновременно. Я же ощущала, как напряглись его мышцы под рубашкой, расшитой пушистыми шариками алого клевера.

– Уверен?

Он только кивнул. Тогда я осторожно толкнула его в грудь. Светлый деревянный домик захлопнул за нами дверь. Через два часа, полюбовавшись на спящего Маниоля, я заставила себя встать и начать собирать сумки, мысленно листая ещё такие яркие страницы прошлого.

Герцогский дворец. Овальная вытянутая площадь, венчаемая статуей. К счастью, я пришла рано, могу пробраться поближе к хрустальным воротам.

Оглашения условий ожидают не более сотни чародеев и ведьм. Солнечные зайчики блуждают по аркам и башням дворца, пытаются найти выход из лабиринта узоров и статуй.

Почему-то, на фоне медово-желтых соседних строений, не слишком изысканных на мой взгляд, обиталище герцога кажется ещё более несуразным, нелепым. И лунный камень уже не удивляет. Такой оттенок имеет вода, если в ней растворить целый кусок мыла и подсветить фонариком.

Я подошла почти вплотную к статуе. Мил Бенар на ней вышел плюгавым замухрышкой. Близко посаженные глаза едва ли не наползали друг на друга. Нижняя губа презрительно оттопырена, верхней почти не видно. Нос короткий, точно обрубленный. Сутулость тоже увековечена в бронзе. Герцог держал в высоко поднятой руке часы – настоящие, точные, с резво бегущей секундной стрелкой.

Вполне заурядный памятник. Таких в герцогстве сотни. Но здесь под ш`Радебрилем была вовсе не лошадёнка и не броненосный козёл, а благородный собакодрак – помесь прибрежного дракона с гигантской боевой овчаркой. Я аж замерла, восхищённо разглядывая металлическую копию чудовища. И потерялись на его фоне и заносчивые маги, стоящие ближе к дворцу. И высокомерные ведьмы, чьи прически замысловатостью напоминали гнёзда птиц пиу.

– Эй, деревенщина, хорош глазеть! – пихнули меня в бок. – Тут благородные люди собрались. Пошла вон, замухрышка!

Медленно, чтобы не продемонстрировать богатое знание народного языка, почерпнутое от покойной настоятельницы, я повернула голову в сторону обидчика. Корявый чародей едва доходил мне до плеча. Крашеные белые волосы, собранные на затылке в конский хвост и перехваченные ярко-розовой лентой, плащом спускались почти до колен. Крысиная мордочка. Широкая грудь в богато расшитом камзоле. Короткие ручки-ножки. По сравнению с ним и нашего герцога красавцем признаешь.

– Чего стоишь, девка? Пшла-а-а, работай! Хозяйка, небось, уже твои обноски за порог вышвырнула, пока ты с любопытства тут зеньки пялишь, – упорствовал он.

Ах ты, красавчик, увидел, что у меня платье попроще, распетушился.

– Драгоценный господин, у вас в чародейской Академии культуру общения всем читают, или для вас особый курс как для избранного преподавали?

Бояться мне было нечего, хоть я и не посвящённая. Известно, что даже весьма посредственная ведьма на голову выше каждого второго дипломированного чародея. Если чародеи наследуют силу в течение множества поколений, преимущественно по мужской линии, то ведьмы редкость. И родиться они могут как у королевы, так и у нищенки, сразу одарённые небывалым талантом. Бывают среди нас и мальчики, но не все из них доживают до взрослого возраста. Слишком трудно идёт процесс становления силы.

– Тебе наверняка в Академии завидовали за твою красоту, сравнимую с гномьей? – невинно поспешила добавить я и отвернулась.

Как он взбеленился! Из узких ноздрей готов был повалить дым пополам с пламенем. Ах, какая я чудесная, нашла больную мозоль и промаршировала по ней ротой солдат!

– Ты, мерзкая каракатица! Да я тебя превращу в... в...

Он замер, пытаясь придумать что-нибудь позаковырестей.

Я скрестила руки на груди, наблюдая за столь забавным зрелищем. Очаровашка!

– Что, краса, гномьего королевства, фантазия в отпуске?

Я понимала, что нарываюсь, но уж очень он меня достал!

– В коровью лепёшку превращу! – выдала эта прелесть и воздела руки, чтобы воплотить в реальность задуманное.

– Я ошиблась, любезный. Вы достойны даже не горных карликов представлять на смотре красоты, а пустынных норкоделов.

Это было серьёзное оскорбление. Норкоделов не то что презирали. Эти мелкие тварюжки вызывали приступы омерзенья у самых выносливых борцов с нечистью.

Ни сколько не пораженный моей эрудицией, чародей забубнил заклинание. Я дала время довести начатое до конца и в самый последний момент поставила зеркало.

– А-а-а, ведьма! – успел пробормотать обречённый чародей, прежде чем покрылся пупырышками, редкими жесткими волосами и серой вонючей слизью.

Дорогой, а ты бы пораскинул мыслишками, кто мог преодолеть кольцо силы вокруг площади? Думать надо хоть иногда.

От моего обидчика с омерзеньем шарахались. Кто-то откровенно потешался. Но ни один не предпринял ни малейшей попытки помочь ему. Всё-таки эти чародеи завидные хамы.

– Молодец, девочка, – с одобрением похлопала меня по плечу пожилая дама с узкими раскосыми глазами и вытянутыми, словно листики плакучей ивы ушами.

Эльфа! Неужто среди них ведьмы встречаются? К тому же такие... такие... в возрасте. Я испугалась, что своей неудачной мыслью могу обидеть древнее существо, выглядящее сейчас как заботливая бабушка.

Мне уже было стыдно за своё поведение. Не могла сразу сказать этому оболтусу, кто я. Промахнулся чародей, увидел простое серое платье, принял за служанку-ротозейку. Теперь не меньше недели ему прятаться по углам, быть посмешищем даже среди портовых нищих. Стоп, он чуть меня саму не превратил в это самое посмешище! Жалостливая выискалась!

Народу на площади прибывало. Не все были в форме несущих службу. Попадались и странствующие лекари, и менестрели-сказочники, и твареборцы. Я впервые осознала, что можно жить и вольной жизнью, не становясь ручным зверьком у мало-мальски состоятельного вельможи, не быть приписанной к военному отряду. Это радовало. Шестнадцать лет напряженной учебы, из которых пять строгой монастырской жизни, не сломили моего свободолюбивого характера.

Нас с эльфой начали теснить в глубь площади прочь от статуи. Не обрадованная этому ведьма щёлкнула пальцами, и вокруг нас взмыла стена необжигающего призрачного пламени. Над головой старухи закружилось огненное колесо. Моя богиня, это же Тара, вечный щит королевского рода, одна из трёх личных телохранителей короля!

Видя моё удивление, эльфа только подмигнула. Меня же захватили мысли – во что может вылиться подобная опека.

Но вот на часах в руках бронзового герцога пробило половину второго. Хрустальные ворота дворца распахнулись, и верхом на собакодраке выехал сам ш`Радебриль.

Что могу о нём сказать? Собакодрак как бронзовый, так и живой впечатлил меня больше. Укутанные чёрной чешуёй длинные ноги, гибкая драконья спина с впалыми боками, пушистый собачий хвост серо-коричневой шерсти, собачья морда, усиленная клыками, свисающие до середины груди драконьи усы... Лапушка! В смысле, кличка у него такая, Лапушка.

Из копания в прошлом меня выдернули довольно грубо.

– Дарька! – дверь задрожала от ударов кулака.

Застегнув ворот платья, дабы не продемонстрировать соседям метки, я выскочила на крыльцо. В лицо дохнуло полуденной жарой.

Люрка, сердобольная соседка, решила навестить меня.

– Дарька, утопнешь. Давай поможем перенести вещи в Пихнову хату. Развалюха, а всё-таки крыша над головой, – затараторила она. Я же засмотрелась, как блестят её золотые серьги-кольца. Ришек купил? Или Каськин муж? Жаль, не будет времени выяснить...

Люрка, усыпанная канапушками, будто сдобная булочка маком, подоткнув за пояс юбку, добралась до нас. Теперь она непонимающе смотрела на мою беспечную улыбку, ожидая ответа.

– Спасибо, соседка. Мы и так уезжаем. У Маниоля важные дела, я должна быть рядом, – свела я на нет её усердия. – Если наш дом смоет к возвращению, с удовольствием поселимся в хате покойного Пихна, пока не отстроим разрушенный.

– А когда уезжаете? – недоверчиво осведомилась Люрка, пытаясь заглянуть мне через плечо, высмотреть вставшего Маниоля.

– Наверно, завтра. Не знаю, соседка. Ты прости, собираться пора.

Я захлопнула дверь, едва не прищемив её курносый любопытный нос.

Смех Маниоля колокольчиком прозвенел в уже начавшему грустить о нас доме. Не оплакивает ли? Вроде, нет. Значит, вырвемся. Не впервой убегать!

– Поедим на дорогу? – любимый уже ворожил у печи. Молодец, знает, что я такую работу терпеть не могу.

Узорчатые бело-розовые ширмы, разделяющие пространство домика на комнаты, были сдвинуты к стенам и постепенно теряли яркость. Картины уже стали бесплотными, еле различимыми на грубой деревянной стене. Ткань на шторах утратила загадочный рассветный оттенок.

Статуи и вазы, украшавшие комнаты, вновь превратились в речные камешки и смятые листы бумаги. Вившаяся под потолком диковинная лиана с гроздьями алых кисло-сладких ягод обернулась полузасохшим придорожным вьюнком, по недосмотру горе-садовника проросшим в кадке. Наш дом возвращался с первозданный вид. Усилиями Маниоля. И когда он успел?

Только кухня хранила привычный уют, напоминая поляну в сказочном лесу. На травяном полу бледными звёздочками рассыпались цветы, чьи тычинки светились, если захлопнуть ставни. Стены – плотно стоящие друг к другу стволы. Потолок – сплетение ветвей, через которое виднелись неровные лоскуты вечернего неба или полная луна. Всё – старания Маниоля.

Я всегда удивлялась, почему счастье так легко разрушить, спугнуть. Берегли, годами создавали, а тут раз – и нет ничего. Вот от нашего уютного дома останутся просто деревянные трухлявые стены, скрипящие доски в полу, паутинки в углах...

"Не грусти", – беззвучно говорит мне Маниоль, раскладывая мясо с душистыми приправами по тарелкам, разрезая клюквенный пирог.

Я и не грущу, милый. Я просто пытаюсь разобраться, как дошла до жизни такой.

Перед глазами снова площадь у герцогского дворца. Со всех сторон доносится ропот собравшихся. Ведь задание, придуманное ш`Радебрилем, абсолютно несправедливо – удивить его сильнее всего. Подайте тоскующей душе настоящее чудо! Кто же знает, что ты сочтёшь таковым, капризный герцог Вирнарзии?

На раздумье ночь. А к завтрашнему дню... О, богиня, мне ведь хочется если не выиграть, то хотя бы отличиться! К ведьме с именем отношение будет совсем иным, чем к неизвестной девчонке-грязнуле из опустевшего монастыря. Впрочем, не смотря на всю мою задиристость, я понимала, рядом с той же эльфой я ничтожней втоптанной в пыль пуговицы. Тем более до посвящения, когда сила моя ещё зависит от настроения, фаз луны и места наложения чар. Но тут как раз место хорошее. А с остальными что-нибудь придумаем. Можно удивить и малыми силами. Знать бы ещё как...

Я пошла, проталкиваясь через толпу, вспоминая, умею ли что-нибудь необычное я, водяная ведьма? Больше часа шаталась по улицам, не замечая прохожих, не испытывая голода. Ноги сами привели в гостиницу на окраине. На две ночи у меня здесь оплачена комната.

Затворив хилую дверь и небрежно наложив на неё охранные заклинания, я села на стул и задумалась. Яркий солнечный свет, перебрёхивания собак и низкий голос далёкого певца не позволяли сосредоточиться. Жаль, нет здесь ставен, а только тонкие бледно-желтые занавески с коричневыми розочками, словно тараканы расползшимися по ткани.

Тогда я легла на кровать, накрылась с головой и вновь оказалась на старом тракте. Монастырь богини Даа, покровительницы источников, расположился примерно в середине леса, всего в пяти минутах ходьбы от тракта.

Не думайте, что каждый прохожий мог просто так прийти в гости. Ровно пятьдесят два белых шара висели в воздухе по обе стороны тропы. И каждый хранил память об одной из прежних настоятельниц. Забредёт не свой, непроверенный, неравный по силе – выступят из туманного стекла иссушенные временем лица, загорятся алым огнём пустые глазницы. И такой страх одолеет непрошенного гостя, что пошлите боги живым на тракт вернуться. А что поседел, как заяц зимой, или штаны обмочил – это так, дополнительное приложение к недозволенной прогулке.

Но если преодолел гость первый рубеж обороны, его ждёт колодец. Ни один человек не способен пройти мимо, не заглянув в его прозрачные хрустальные воды, ибо сияют они даже днём. А уж ночью весь монастырский двор освещают – читать можно.

Заглянет путник, а там монеты. И круглые, что в нашем королевстве чеканят, и квадратные из земли Ирь, и продолговатые с дырочкой посередине с островов. Много-много монет. И каждая достоинства немалого. И близко. Нагнись, протяни руку – сами в ладонь прыгнут.

Знающий не позарится. Да из своего кошеля вытащит – пожертвует в угоду богини и монастыря. А незнающему стоит только руку в ледяную воду сунуть да к монетам тем прикоснуться. Закипит колодец. Заорёт осквернитель, проклиная свою непомерную алчность. Да только пойдет кожа струпьями, пальцы скрючатся. И если не поможет настоятельница, останется на всю жизнь метка разгневанной Даа. И любая проточная вода кипятком будет казаться.

На пятнадцатом году обучения мы научились накладывать на колодец защитные чары. Только не стану я живого человека подобным образом мучить, даже если потом вылечить смогу.

За невысокими белыми стенами во дворе на замшелом камне сидит мраморный менестрель. Каждое полнолунье он оживает, словно спадают с него древние заклятья (но я-то знаю, это настоящая статуя). Белое лицо розовеет, башмаки кажутся деревянными, короткие штаны шелковыми, синими, подвязанными под коленками алыми ленточками. Ветер трогает светлые волосы, выбившиеся из-под соломенной шляпы. Перебирают мертвенно-ледяные пальцы струны арфы, и струится незамысловатая мелодия. Всегда одна и та же. Луна льёт серебристый свет на травы и деревья, отчего кажется, что вернулась зима, и не нежная листва, а острые иголочки инея проросли на ветвях.

Если оживить статую дражайшего герцога? Не получится. Нет под дворцом подземной реки, над корой стоял монастырь. Неоткуда черпать силы. Да и вряд ли это удивит Мила Бенара ш`Радебриля.

Что ещё там было необычного? Наверно, больше ничего. На многие хранящиеся в памяти заклинания силы не хватает. А если бы и хватило, толку-то? Учили нас, молоденьких девчонок, по общеустановленным книгам, заверенным главной ведьмой королевства, этой самой Тарой, как выясняется, эльфой. Не выйдет у меня чуда. А с общеизвестными фокусами нет смысла позориться.

С такими грустными мыслями я уснула, скинув душное одеяло и обняв руками подушку. Во сне глядела в колодец с монетами. И смотрела на меня из него Даа – женщина-богиня с головой черепахи. В её мудрых чёрных глазах стояли золотые слёзы. А на поверхности воды, подёрнутой рябью, льдинкой звенел вопрос: «Почему ты не желаешь попросить помощи у меня, верно служившая столько лет?»

– Выходим.

Голос Маниоля коснулся воспоминаний, и они проросшими семенами посыпались под ноги.

Волшебной поляны вокруг нас уже не было. Голые стены и пошелушившаяся, давно не беленная печь – всё, что осталось от неё...

У порога стояли две заплечные сумки.

– Прощай, дом, – шепнула я лишившемуся волшебства жилищу. Мне ответил тихий скрип половиц и еле ощутимое дуновение сквозняка.

Маниоль надел чёрную куртку, взвалил на плечи сумку. Вторую взял в руки.

– Нет уж, – впихнув себя в шерстяную синюю кофту, я выхватила причитающуюся мне ношу.

– Тише ты, – улыбнулся мой ненаглядный. – Я могу нести и эту сумку, и тебя, и нисколько не устану.

– Не надо. Знаю, что ты можешь. Позволь мне тоже заботиться о тебе.

Я понимала – это обыкновенная вредность. Маниоль не человек. Он может слишком много, что не позволено смертным. Но я-то знаю его главную тайну. Он хоть бессмертен, его слишком просто убить.

Запирать дверь не было смысла. Пусть во взгрустнувшем доме похозяйничают ночные бабочки, летучие мыши и ночная прохлада. Им будет интересно. И дому не так одиноко.

Выйдя вслед за Маниолем на крыльцо, я не сразу поняла, что не так. Мелодия спускающейся ночи была надломленной, сиротливой.

На другом краю деревни играли на гармошке. Подвыпивший голос выводил не всегда приличные куплеты. Пахло дымом и скошенной травой.

Что-то не так. Море! Моё море обмелело. Чувствует, что я ухожу. На склоне холма беспомощно засыхали актинии. Вода стояла только в низинах. И шорох прибоя, и крики чаек уже казались чужим сном, по невероятной ошибке залетевшим в мою голову под утро...

– До встречи, море, – шепнула я и зашагала следом за Маниолем.

Лямки сумки давили на плечи. Пыльная дорога развёртывала серо-коричневую ленту по выцветшим к середине лета холмам. И протяжная песнь птицы пиу звенела вслед...

Клонились к земле ветви садов. Почти закатилось за горизонт солнце, окрашивая небо в таинственный фиолетово-малиновый цвет. Нас обгоняли обозы, груженые товарами и простые крестьянские телеги. Один раз промчался богатый экипаж. Я не узнала гербов. К счастью. На дороге даже схорониться было негде.

Меркли на ночь синие звёзды цикория. В траве заводили вечернюю песню цикады. К полуночи мы дойдём до Бильда, маленького городишки. Главное, поскорей пересечь границы княжества. Вряд ли меня будут искать в этой стороне. Если бы искали, давно бы награду за голову назначили, листовки на каждом столбе развесили, как тогда, три года назад...

Хотя, весть о наводнении лучше всяких листовок. Одна радость, море рядом. Нельзя отлучаться вглубь побережья, чтобы себя не выдать.