Текст книги "Путь Святозара"

Автор книги: Елена Асеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 51 страниц)

Глава девятнадцатая

В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое студня праздновали рождение светлого Бога Ко-ляды. С самого утра беспокойные слуги носились по коридорам, готовясь к ночному пиру, кото-рый устраивал правитель для своей семьи, дружины и близких вельмож. В общей зале – гриднице были поставлены столы, которые образовывали неполный квадрат. Столы накрыли белой скатертью. Пол в гриднице устлали соломой, а по углам расставили небольшие необмолотые снопы ржи, рядом на небольших табуретах поставили мисы с кутьей – круто сваренной кашей из ячменной и пшеничной крупы, разбавленной медом. По поверьям в эту ночь, открывался проход между миром живых и миром мертвых, и умершие предки могли прилетать в Явь – белый свет, чтобы благословить своих потомков. Именно поэтому на столах обязательно было много поминальной пищи – хлеб, кутья, блины и овсяной кисель. А вокруг дворца готовились громадные костры, которые с заходом солнца разжигались, чтобы усопшие прилетая, могли обогреться около них.

Как только зашло солнце, Керк одетый в голубой ферязь – мужское долгополое платье с длинны-ми рукавами и без воротника, вошел в гридницу, там уже собрались дружинники отца вместе с супругами. Керк низко кланяясь знакомым, и малознакомым другам правителя прошел на свое место, которое находилось за центральным столом по правую руку от отца и сел. Следом в зал ворвался Тур, и ловко лавируя между дружинниками и их супругами, доскакал до своего места и опустился рядом с братом, а затем потер руки, о свой белый ферязь явно согревая их, и тихо сказал:

– Ну, и жарища, опять они перетопили, а на улице красота, снега столько навалило, мы с мальчишками весь день с горок в деревне катались, так не хотелось уходить, а Храбр приехал за Ратишей и давай его домой гнать, да и меня заметил…, фу…,– выдохнул Тур и расстегнул ферязь, – Да, как закричит…, а ты чего тут делаешь, дома отец тебя обыскался. Ну, я трухнул и дал деру домой, а верно Ратише достанется потому, что он за меня заступаться стал и говорить Храбру, что мне надо тоже повеселиться и поиграть, не век же мне мечом махать.

– Значит, ты с сыном Храбра, очень дружен? – заинтересованно спросил Керк, вспомнив свой не-давний разговор с Искреном.

– Ага, с ним и с сыновьями Дубыни Остромиром и Путиславом, они знаешь какие боевые ребята. Ух…,– довольно глянув на Керка, заметил Тур, – Мы, если на горке все вместе катаемся, к нам никто не подойдет, потому что хоть Ратиша и самый младший, но как надает, мало не покажется, и знаешь…

Но Керк так и не узнал, что хотел сказать брат так, как в гридницу уже входил правитель с прави-тельницей и не только Керк, но и все кто был в зале, поднялись, приветствовать их. Отец, как и Тур в белом ферязи, широко улыбаясь, шел сквозь строй поднявшихся, изредка останавливаясь и по свойски обнимая другов, да похлопывая их по спине. А следом за ним шла, словно плыла мать, молча и почти не улыбаясь, высоко она несла свою прекрасную голову, с туго плетеной косой, в длинном, без рукавов ярко-голубом сарафане, в который были вшиты тонкие нежно-зеленые рубашечные рукава и опаясанная золотым, с каменьями, пояском.

Проходя мимо сыновей, отец задержался возле Тура, шепнул тому, что-то на ухо и Керк увидел, как брат покрылся пунцовыми пятнами, а затем правитель подошел к наследнику, и, улыбнувшись ему, потрепал того по волосам. Мать прошла, мимо сыновей также молча, лишь кинула на Керка, как ему показалось какой-то тревожный взгляд и села по левую руку от правителя. И как только правители опустились, люди в зале пришли в движение, и, громыхая табуретами, да сиденьями со спинками расселись по своим местам.

Правитель великой Восурии Ярил, по реклу Щедрый, поднял чашу полную сверкающей медо-вухи, а когда в гриднице наступила тишина, громко возгласил: " За нашего светлого и чистого Бога Коляду, который принес нам нашу веру, и за достойных наших предков поднимем други чашу прекрасной медовухи и выпьем ее до дна!", в тот же миг все други повторили брошенный отцом клич и пригубили свои чаши. Керк глотнул немного медовухи. Крепкий, ядреный напиток ударил в голову, и та немного закружилась. Керк протянул руку, положил себе в чашу запеченного зайца, принялся есть. Стол сегодня просто ломился от явств, очень много было блюд из мяса и рыбы, на середине стола высились жареные глухари, жареные молочные поросята, обложенные запечеными яблоками, жареные гуси, разнообразные студни и заливные из дичи и рыбы, громадное количество блинов, пирогов, расстегаев. Как всегда быстро поел, Керк стал оглядывать присутствующих на пиру, останавливая взгляд на знакомых ему дру-жинниках и разглядывая их жен.

Спустя какое-то время на середину зала вышел старец с длинной, седой бородой, в белых одея-ниях и с гуслями в руках. Сел на поставленное для него сиденье устланное легким ковром и запел сказанье, славя рождение Бога Коляды"…. Великий ДажьБог прародитель восурского народа и прекрасная Майя Златогорка родили Бога Коляду, который сошел с небосвода, держа в руках книгу Вед, чтобы дать людям веру и ведические знания. И приветствовали его рождение все небесные Боги, и сам Бог Сварог, и приветствовали Коляду все люди и народы. И пришел, посланный Богом Сварогом, сам Огнебог Семаргл, чтобы поклониться прекрасному младенцу. И увидел Семаргл в пещере Майю Златогорку с младенцом Колядой, который, держал в руках великую книгу Вед. И ударил Семаргл по горе золотым бичом и разломилась гора и из нее потекла вода и пили ту воду Златогорка, и Коляда, и сама книга Вед, и пили ту воду восурские люди. И славили Коляду, потому что он принес в Белый Свет Ведические знания, и он карал и изгонял демонов и всю нечесть и все зло!"

Лишь допел последние слова старец, как Керку приблизился Борщ, и, смущаясь возложенным на него поручением, заговорил шепотом:

– Ваша милость, там сын Дубыни, Молчун прибыл и просится вас увидеть. Верно, они собрались нечесть из города, да деревень выгонять.

Керк кивнул головой, и немного робея, обратился к правителю, повысив голос потому, как грид-ница была наполнена голосами, смехом и звяканьем посуды:

– Отец, я могу покинуть пир.

– А, что так, Святозар, – переспросил, удивленно глянув на сына, правитель.

Керк посмотрел прямо в зеленые искрящиеся счастьем глаза отца и ответил:

– Просто меня, дружина моя заждалась.

Отец громко засмеялся, и легонько стукнув сына по спине, добавил:

– Ну, что ж, сын, тогда иди, не хорошо когда други тебя на морозе ждут.

Керк благодарно посмотрел на отца, радостно в ответ улыбнулся и поспешил из гридницы. В коридоре Борщ подал наследнику короткополый кафтан и теплую одежу: кунтыш на меху, со шнурами и откидными рукавами и соболью шапку. Наспех переодевшись, Керк выскочил из дворца, и увидел Молчуна, который держал под уздцу двух лошадей, он приветливо помахал рукой наследнику.

– О, да, ты уже взял мне лошадь, – улыбнувшись, заговорил Керк.

– Ага, это твой слуга привел. Расторопный такой. Ну, что мы едим? – радостно приветствуя Керка, спросил Молчун.

– А, то, как же, вперед, – и Керк взял своего коня, быстро и легко вскочил в седло.

Около дверей дворца ярко полыхали костры, и было видно словно днем. Молчун и Керк понудили лошадей и направили их к крепостным воротам. Выехав за пределы, города Керк и Молчун подъехали к поджидавшим их ребятам. Как только они поравнялись с парнями, Стоян протянул наследнику длинную метлу со словами:

– А, теперь пора всю нечесть выгнать с улиц нашего города и из деревень. И начнем мы с нашей деревни, – да поскакал вперед, улюлюкая и махая точно такой же длинной метлой.

Всю ночь ватага парней носилась по деревням, и улицам города, стуча палками по воротам и дверям домов и изб. Они били метлами и кнутами, по углам и заборам выгоняя всю нечесть затаившуюся там от Велесовых праздников. И попеременно возвещали громкими голосами, что настал праздник Бога Коляды, а значит, всем нечистым духам положено отправляться в подземный мир – Пекло.

Керк прибыл домой уже под утро, он так устал от ночной поездки, что еле слез с коня, расстегнул кунтыш и передав коня Борщу, узнал от него, что пир еще не окончен, и что если его милость хочет… Но Керк отрицательно покачал головой, взял у Борща факел и пошел к своим покоям, пройдя мимо все еще пирующей гридницы. Керк уже подошел к лестнице, на второй этаж, уже сделал первый шаг на ступеньку, когда вдруг почувствовал движение сзади. Он обернулся и в свете горящего факела увидел Эриха, тот стоял совсем близко и смотрел на него невидящим, туманным взглядом. Керк захотел его окликнуть, и уже было открыл рот, но не успел. Он только вдруг заметил, как правая рука Эриха дернулась вперед и в ней, что-то блеснуло. Затем Керк ощутил, как в грудь воткнулось лезвие кинжала, сильная боль сдавила сердце и оно два раза стукнув, остановилось. Керк потерял равновесие, выронил факел и тихо опустился на лестницу. Уже плохо видя, он кинул последний, угасающий взгляд в прояснившиеся глаза Эриха и еле слышно прошептал:

– О, брат, что ты натворил, – он уронил голову на ступеньку, закрыл глаза и умер…

Глава двадцатая

Когда Керк открыл глаза, он увидел высокое золотое небо с белыми пушистыми облаками, плывущими по нему. Он лежал на спине в высокой зелени травы, вдыхая аромат цветов и не чувствуя боли. Сначало Керк удивился, не поняв, что с ним произошло и где он находится, но когда он поднял руку и разглядел на ее месте лишь легкое очертание в прозрачной лазури, догадался, что он умер. И так стало вдруг ему грустно и обидно, и если бы могла душа его заплакать, потекли бы по лицу Керка горючие слезы. Керк посмотрел на небо и подивился ведь в отличие от белого света – от Яви, на небесном своде не было солнца, да и сам небосвод был не голубым, а каким-то желто-оранжевым, наверно поэтому кругом было так светло и тепло. Высокие травы, в которых лежал Керк едва колыхались, теплый ветерок доносил до Керка нижнейшие запахи цветов и тончайший аромат земли. Керк приподнялся на локтях, а потом сел, и увидел впереди зеленые луга, да высокие деревья, а еще дальше в далекой дали лежали скошенные пшеничные поля и стоги сена на них. Видел Керк на тех дальних полях работающих людей, и долетела вдруг до Керка песня, которую они пели:

" Вы же все не такие…, вы имели славу иную,

И дошли до нашего Ирия, здесь цветы увидели чудные,

И деревья, а также луга.

Вы должны тут свивать снопы, на полях сих трудиться в жатву,

И ячмень полоть, и пшено собирать в закрома Сварога небесного.

Ибо то богатство иное!

На земле вы были во прахе и в болезнях все, и в страданиях,

Ныне ж будут мирные дни"***

Сначало песню было еле слышно, но постепенно слова стали яснее и громче, торжественная му-зыка уже наполнила весь небесный свод, слушая ее, Керк понимал, что эта песня звучит для него, что этой песней предки встречают и зовут его к себе. И сразу вся грусть, и обида вдруг пропала, душа наполнилась радостью и благодатью, и засветилась золотисто-лазурным светом. Керк поднялся на ноги, собираясь идти к людям, зовущим его, но внезапно ощутил сзади чье-то присутствие и оглянулся. Позади него стояла высокая, неземной красоты женщина и нежно, с любовью глядела на Керка. Женщина была белолица, с небесно-голубыми глазами, длинными до земли светлыми волосами, красиво заплетенными в нетугую косу, и в бело-золотом одеянии. Керку показалось знакомым и лицо женщины, и ее красота, а мгновение спустя пришло понимание, что пред ним сама Богиня Смерти Буря Яга Усоньша Виевна проводник усопших душ и мать Бабы Яги.

Керк низко до земли поклонился Богине, а та засветилась еще ярче и сказала:

– Здравствуй, милый отрок, Святозар. Вот ты и прибыл на границу двух миров.

– Разве – это не загробный мир, в народе прозванный Ирий-сад, – переспроси Керк.

– Он, он, Святозарушка. Только он дальше, там вот где начинаются поля. А здесь, где ты сейчас стоишь, проходит граница между Явью– белым светом, в котором живут люди и Ирий-садом, где живут души мертвых.

– Значит – это граница, – протянул Керк, – И мне надо туда, – и он махнул в сторону полей, откуда все еще звучала призывная песня.

– Все, кто приходит сюда, – продолжала Буря Яга, – Идут туда, вперед, там ждут их предки. Отцы, матери, деды и бабки. Они встречают своих потомков этой песнью, лобызают и обнимают их. Но ты… – Богиня Смерти замолчала, не договорив, и, с такой нежностью посмотрела на Керка, что душа его затрепетала, – Ты, можешь выбрать, куда тебе идти. Туда вперед к своим предкам, или назад.

И она повернулась и показала Керку то, что находилось позади нее. Вначале Керк увидел лишь темно-черную стену, затем по ней побежали небольшие волны, стена пришла в движение, по-крылась рябью и показала Керку Явь: темную заснеженную землю, огромный утопающий в огнях дворец, гридницу наполненную теплом, смехом и весельем, в которой все еще пировал отец со своей верной дружиной.

Керк перевел взгляд на Бурю Ягу и спросил:

– Значит выбор за мной?

– Да, Святозар, выбор за тобой, – не громко ответила Богиня и бросила на него пронзительный взгляд, своих, небесно-голубых глаз.

– Но, почему, ты даешь мне право сделать выбор? – удивленно переспросил Керк.

– Почему, даю тебе право выбора? Что, ж – очень тихо сказала Буря Яга и посмотрела на него с какой-то нежностью и даже любовью, а затем чуть громче добавила, – На, это есть несколько причин. Во-первых, потому, что за тебя попросила, моя дочь Дарена, а она никогда ничего не просила у меня и я не могу отказать ей в ее просьбе. Во-вторых, – и Богиня Смерти вновь замолчала, она повернула голову к далеким и скошенным полям и уже более громко сказала, – Потому, что совсем недавно на испытании ты подвергал опасности свою жизнь, чтобы вывести брата, и, увидев это ДажьБог, просил меня за тебя. И, в– третьих, – и тогда Буря Яга вновь посмотрела на Керка, словно пытаясь этим взглядом что-то ему напомнить, и почти шепотом заметила, – А, в-третьих, ты и сам все скоро поймешь.

Буря Яга замолчала, и отвела взгляд от Керка, устремив его на золотой небосвод, красота ее словно озаряемая изнутри вдруг заполыхала золотистой лазурью. А Керк посмотрел на ее прекрасные волосы, чистое белое лицо с нежно очерченными алыми губами и вновь затрепетал весь, как будто видел, что-то давно забытое, но дорогое, он перевел взгляд на великолепные поля, откуда все еще вытекала, словно долгая река, музыка и ответил:

– Я хочу вернуться обратно, в Явь.

– Что ж, – встрепенулась от долгого затишья Богиня Смерти, – Твой выбор, но я должна прежде тебя предупредить. Так как на кинжал твоего брата был наложен черный заговор, то зло до конца не сможет выйти из твоего раненого сердца.

– И, что… – дрожащим от волнения голосом спросил Керк.

– А, то, что ты не выздоровишь до конца.

– Я, что буду больным? И нет никакой надежды на выздоровление?

– Надежда всегда есть. Но, чтобы ты выздоровел, тебе прийдется применить все свои знания и силы, чтобы найти лекарство, – очень мягко ответила Буря Яга.

– А, до тех пор… – понизив голос, почти прошептал Керк.

– До тех пор, ты будешь слаб и болен. Ни отец, ни другие ведуны не смогут тебе помочь. Ты дол-жен сам себя вылечить, такова воля Богов.

Керк тяжело вздохнул, и вдруг вспомнил зеленые искрящиеся счастьем глаза отца, и уже более громче сказал:

– Хорошо.

– Да, и главное…,– Буря Яга как-то по озорному глянула на Керка, и вновь озарилась золотисто-лазурным сиянием.

Она протянула ему руку, и когда он вложил свою ладонь в ее и ощутил тепло и свет, исходящий от Богини, крепко ее сжала и добавила:

– Помни, Керк – сегодня умер, а к жизни я возвращаю тебя, Святозар, – и повела его к черной сте-не.

Они подошли вплотную к стене и остановились, Керк в последний раз оглянулся назад и заметил, что музыка уже затихла, а потом посмотрел на Бурю Ягу Усоньшу Виевну и спросил:

– Скажи, Богиня Смерти, почему в народе говорят, что ты приходишь в образе страшной, черной старухи с косой в руке, а я тебя вижу красивой, молодой женщиной.

Буря Яга усмехнувшись, ответила:

– Ты видишь меня красавицей потому, что у тебя доброе и чистое сердце, потому что в Яви ты не кому не делал зла. Если бы твое сердце было полно зла, порочности и нечистот ты бы меня уви-дел уродливой старухой в черном длинном плаще с косой в руках, которой я бы гнала тебя прямо в подземный мир, в само Пекло. Ну, а теперь, если ты готов? – добавила Богиня и бросила на него пронзительный взгляд. А когда Керк утвердительно кивнул головой, выпустил ее руку, да сделал робкий шаг в черноту. Буря Яга легонько подтолкнула Керка в спину, и он полетел вниз в черную пропасть. Керк летел, как ему показалось очень долго, нечувствуя своего тела, но ощущая ускоряющуюся быстроту полета, а когда вдруг приземлился, то почувствовал сильный удар, словно он плашмя всем телом упал на что-то твердое, и, ощутив страшную боль в груди, глубоко вздохнул и потерял сознание.

Глава двадцать первая

Святозар очнулся от глубокого обморока и почувствовал сильную боль в сердце, он с трудом от-крыл глаза и первое, что увидел – это потемневшее от страданий и горя лицо отца. Святозар ле-жал на своем ложе, а рядом сидел правитель и держал его за руку.

– Отец, – еле слышно прошептал Святозар.

– Молчи, молчи, сын, тебе нельзя говорить, – с тревогой в голосе сказал правитель, и поправил холодную тряпицу, которая лежала на лбу сына.

Святозар посмотрел на отца и вдруг заметил, что виски его темных волос побелели, ему так захотелось поддержать его, рассказать ему о встрече с Богиней Смерти, и, конечно же, успокоить. Святозар было, опять попробовал, что-то сказать, но лишь невнятно простонал. Правитель приложил свои пальцы к губам сына, и, замотав головой, добавил:

– Святозар, не говори ничего, тебе нельзя. Ты лучше поспи, поспи сынок, – и тогда Святозар вы-тянул губы, поцеловал пальцы отца, и закрыв глаза, забылся тяжелым сном.

Каждое последующее пробуждение Святозара было очень тяжелым и болезненным. Вся грудь и левая рука не просто болели, они пылали, словно Святозар очень сильно обжог их, но только боль была не снаружи, а шла изнутри. Но горела не только рука и грудь, жар не спадал со всего тела, временами Святозара лихорадило, а впадая в забытье, он бредил. Сколько это, длилось времени, Святозар не мог, понять, изредка приходя в себя, он видел лишь встревоженное лицо отца, да слышал жалостливое всхлипывание доброжила.

Наконец Святозару стало легче, это случилось ранним утром. Как и раньше до этого Святозар открыл глаза и заметил, что солнечный свет заливает его опочивальню, грудь и рука все еще бо-лели, но жар уже пошел на убыль. Святозар осмотрелся и увидел, что рядом находится отец, он сидел на сиденье, положив голову на ложе сына. Правитель, видимо утомленный бессонной ночью, крепко спал. Святозар аккуратно, так чтобы не потревожить отца, приподнялся на правой руке и оперевшись на подушку оглядел опочивальню. В покоях еще находилась няня Бажена, которая сидела в уголке, и что-то перебирала в руках. Как только Святозар зашевилился, она подскочила со своего места и бросилась к нему:

– Что, ты, Святозарушка, что? – и тихонько погладила правителя по волосам, отец резко поднял голову и испуганно посмотрел на сына, а увидев, что тот жив, тяжело вздохнул, протянул руку и потрогал ему лоб.

– Прости, отец, я не хотел разбудить тебя, – больным голосом проговорил Святозар и с укоризной посмотрел на няню Бажену.

– Зачем ты поднялся, Святозар. Сейчас же ляжь, – беспокойно сказал отец и помог сыну лечь, – Не подымайся, пока. Тебе нужен покой.

– Отец, мне кажется, что тебе надо отдохнуть. Ты плохо выглядишь, очень уставшим. А, за меня не тревожься, со мной все будет в порядке, – негромко заметил Святозар.

– О, сын, пусть твои слова исполняться. Но сейчас для меня важно одно, чтобы ты поправился, – добавил правитель и вновь потрогал лоб сыну.

– Отец, – продолжил Святозар, – Я хочу с тобой поговорить.

– Нет, нет, сын, оставим все разговоры на потом. Тебе нельзя волноваться. Ты должен отдыхать.,– поспешил сказать правитель.

– Я, чувствую себя намного лучше, отец. А мой разговор не может ждать.

Правитель посмотрел в лицо сына и явно терзаемый сомнениями, по поводу его состояния добавил:

– И этот разговор не может подождать?

– Нет, отец, не может, – негромким, но твердым голосом сказал Святозар.

– Что ж, хорошо. Бажена, – и он повернул голову в сторону няни, – Будь добра, сходи и принеси для наследника теплого молока, нам надо поговорить.

Бажена молча, кивнула головой и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

– Отец, скажи мне, что с Эрихом, – спросил Святозар.

Лицо правителя потемнело, уголки рта дрогнули, он тяжело вздохнул, а потом тихо ответил:

– Он в темнице.

– Отец, – сказал, дрогнувшим голосом Святозар. – В том, что случилось, виноват я, – и когда отец не-доуменно посмотрел на сына, то продолжил. – Да, виноват, я. Если бы я рассказал тебе то, что знал. Может быть, я сейчас не лежал на этом ложе. Тогда в лесу после испытания, когда я отпра-вился на выручку к Эриху, я видел около костра, за которым сидел слуга Эриха – Нук. Видел очер-тания и глаза волка, а позже когда я дотронулся до него, спящего, я почувствовал словно не жи-вую плоть, а каменное, бездыханное тело. Отец я уверен, что Нук не просто вурколак, человек – волк, он злой ведун. Именно он натравил Эриха на меня, именно он заговорил кинжал, именно его злобный взгляд и дух я видел в глазах брата перед нападением. Ты должен отправить его в темницу, это все он, поверь, я знаю, – Святозар замолчал и от долгой речи тяжело задышал.

Отец, услышав тяжелое дыхание сына, беспокойно осмотрел его, и тихо ответил:

– Я не могу взять Нука. После нападения на тебя он исчез из дворца. Но я пошлю своих людей на его поиски и сообщу во все города о нем как о тате!

– Нет, отец, он не тать, он ведун, злой ведун.

– Хорошо, Святозар, я сообщу людям кто таков Нук, – отец замолчал, а потом вдруг добавил, – Я думал, что потерял тебя, навсегда.

Святозар протянул руку и погладил отца по лежащей на ложе руке:

– Ты, думал, что я умер? – и когда отец утвердительно качнул головой, досказал, – Я, думаю, что теперь должен быть до конца честен с тобой. И я, верно, умер. Но Богиня Смерти – разрешила мне вернуться.

– Почему? – изумленно спросил правитель.

– Потому, что за меня попросила Баба Яга, и потому, что за меня попросил ДажьБог, который ви-дел, как я спас Эриха, – закончил Святозар.

Наступило молчание, которое прервал отец:

– Слава великому ДажьБогу, что он просил за тебя, видя твой светлый поступок, слава светлой ведунье Бабе Яге, что она попросила за тебя Богиню Смерти, и спасибо Буре Яге Усоньше Виевне, что она вознаградила тебя жизнью, мальчик мой. А, теперь, Святозар, если у тебя все, то я посоветую тебе отдохнуть, так как жар, хоть и спал, но рана твоя еще не зарубцевалась, и это меня очень тревожит.

– Отец, рана моя не зарубцуется, – еле слышно сказал Святозар, – Ни ты, ни какой другой ведун не сможет вылечить мою рану. Это одно из условий, с которым я вернулся в Белый Свет.

– И боль не пройдет, – тревожно спросил правитель.

– Нет, отец, боль не пройдет. Но есть надежда, отец, Буря Яга сказала мне, что я смогу выздоро-веть, если применю все свои знания и силы и найду лекарство, такова воля Богов.

– Что ж, сын, хорошо, что есть надежда, – тяжко вздохнув, добавил отец.

– Отец, прошу тебя, выпусти из темницы Эриха, он ни в чем не виноват, – начал было Святозар.

Но правитель вдруг грубо перебил сына, и, повысив голос, сказал:

– Нет, Святозар, не проси за Эриха. Он будет сидеть в темнице. Так будет мне спокойней. И это будет до тех пор, пока я не решу, как с ним поступить.

В опочивальню тихо постучали, открылась дверь и вошла няня Бажена, неся в руках кувшин с мо-локом. Она поставила кувшин на стол около ложа Святозара и налила в чашу молока, от которого шел пар, протянула правителю. Отец взял чашу и поднес к губам Святозара, а другой рукой при-поднял его голову, чтобы было удобно пить.

– Отец, я сам смогу пить, дай мне чашу. Что ж ты со мной словно с маленьким, – возмутился Свято-зар и резко протянул правую руку, чтобы взять у отца чашу, но тут, же ее уронил и застонал, так как почувствовал острую боль в груди.

– Тише, – негромко и очень мягко сказал отец, – Нетрепыхайся, а то опять кровь пойдет, лежи пока смирно и позволь мне самому напоить тебя молоком.

Святозар посмотрел в лицо отца, на складку, что залегла между бровями, на поседевшие виски и молча, принялся пить молоко. По телу стала разливаться живительная влага, которая словно ис-точник живой воды предала Святозару сил. Допив чашу почти до конца, Святозар оторвался от нее и промолвил:

– Спасибо, отец, я больше нехочу.

Правитель опустил голову сына на подушку, передал чашу Бажене, а потом, раскрыв рубаху, снял с раны кровавую тряпицу. Бажена подала чистую, и прежде чем положить ее на рану, отец зашептал заговор, и в том месте, где он водил рукой почувствовал Святозар едва легкое покалывающее тепло. Святозар закрыл глаза, и утомленный долгим разговором и теплым питьем, уснул.

А когда Святозар проснулся, то в комнате уже горели свечи, скорей всего был поздний вечер, на том месте, где с утра сидела Бажена, теперь поместился Борщ, и, опершись головой о стену, да приоткрыв рот, громко похрапывая, спал. Отца в опочивальне не было, но зато на краю ложа си-дел доброжил и своей маленькой ладошкой утирал глаза.

Святозар ласково улыбнулся старичку и сказал:

– Добрый доброжил, да не расстраивайся ты так, ведь я жив, – и протянул ему правую руку.

Старичок тут же поднялся, подошел к руке Святозара и приник к ней мокрой бородой.

– Жив, я, жив, доброжил.

– О, хозяин, если бы я не загулял в общем зале во время праздника, если бы я не пил медовухи и не ел кутьи, ты бы мой милый, Святозар не лежал бы сейчас тут, – закончил старичок, громко всхлипнул и уткнулся в ладонь Святозара.

– В этом нет твоей вины, доброжил. В том, что случилось, повинен только Нук. Это он одурманил ум Эриха и заставил взять в руки заговоренный кинжал. Послушай вот, что доброжил когда я летел с Ирий-сада в Явь, я вдруг увидел как Нук отдает Эриху заговоренный кинжал и приказывает брату, что он должен убить меня до восхода солнца, так как восходящие лучи изничтожат всю нечесть и сила кинжала иссякнет, и еще я видел как плакал брат, как он мучился и не хотел слушать Нука.

Святозар вздохнул и опустил на ложе мокрую от слез доброжила руку. Старичок приблизился к Святозару достал из кармашка крохотную глиняную кубышку, откупорил ее и поднес к его рту, со словами:

– Выпей хозяин – это предаст тебе силы.

Святозар не торопясь выпил предложенное снадобье, которого на удивление оказалось, очень много, в такой крохотной кубышке, и вскрикнул. Потому что в тот же момент и рот и все внутренности вдруг обдало ледяным огнем, но огонь пылал лишь мгновение, а потом и верно появились силы и боль вроде как притупилась. Святозар так громко вскрикнул, что чуть было, не разбудил Борща, тот даже приподнял голову, пытаясь разлепить скованные сном глаза, но доброжил лишь дунул в его сторону, и слуга вновь уронил голову, всхрапнул, да уснул еще крепче.

– Это старинное снадобье, которое давно, меня научила готовить моя мать. Я каждый вечер его приношу, отец твой, видя, что заговоры не затягивают рану, разрешил меня давать его тебе. И хотя я слышал твой разговор с правителем о том, что только ты сам сможешь себя вылечить, все же я думаю, оно придаст тебе силы, – сказал старичок.

– Знаешь, доброжил, может я неправильно сделал, что выбрал Явь, – глянув в глаза старичка, спросил Святозар, – Может мне не стоило возвращаться. Ведь, что я теперь – больной какой-то, совсем отца уже измучил. И сколько пройдет времени, прежде чем я смогу найти лекарство.

Доброжил отрицательно покачал головой, а потом еще раз всхлипнув, ответил:

– Что ты такое говоришь, Святозар. Если бы ты видел горе твоего отца, ту боль которую он пере-жил, чуть не потеряв тебя…,– старичок вдруг хлюпнул носом и досказал, – Разве ты не заметил, как побелели его виски.

Святозар молчал, пристыженный доброжилом, а потом спросил старичка:

– А, как, отец, узнал, что со мной случилось?

– Это я ему сказал. Ведь я, как и другие мои братья, тоже празднуем рождение Бога Коляды. Мы всю ночь пируем в гриднице, примостившись, на снопах ржи, пьем медовуху и едим кутью. Я ви-дел, как ты уехал с сыновьями Дубыни, знал, что Эрих наказанный сидит в своей опочивальне и позволил себе повеселиться. Внезапно я услышал стон и твои слова хозяин: " О, брат, что ты на-творил", я почувствовал, что случилась беда. И ринулся к тебе на выручку, но ты лежал на полу с кинжалом в груди и уже не дышал, рядом с тобой на полу сидел Эрих, и громко рыдал. Я вернулся в общий зал и закричал твоему отцу, который как раз поднимал чашу с медовухой: " Торопись Ярил, твой сын, убил твоего сына".– доброжил замолчал, утер концом бороды струя-щиеся по лицу слезы и продолжил, – Правитель вскочил с места выронив чашу из рук и побежал вслед за мной. Он бежал так быстро, что почти нагонял меня, но в отличие от меня он в темноте не видел и тогда я прочитал заговор, факел, лежащий возле тебя, вспыхнул. При свете факела правитель увидел тебя, на полу, всего в крови. Эрих лежал рядом и словно маленький кутек лишь изредка всхлипывал и стонал. Прибежавшие следом за правителем дружинники принесли факелы и увели Эриха. Отец встал на колени и принился осматривать тебя, но ты, верно, был уже мертв. Он вынул из тебя кинжал, положил рядом и зажал рану на груди руками. О, если бы ты видел его в этот момент. Я сказал, ему не молчи, говори заговор. Но он только мотал головой и твердил: " Убил, убил, моего сына". Я так разозлился, мне казалось, что он теряет последние возможности вернуть тебя к жизни. И я опять закричал: " Да, не молчи же ты хозяин, не молчи". И прибольно ударил его по макушке, – старичок замолчал, сжав кулачок, и показывая как он, стукнул правителя по голове, – И тогда он вроде как бы очнулся и зашептал заговор. Но ничего, ты был недвижим, он зашептал вновь и вновь и опять ничего. Все дружинники обступили правителя и многие из них, я это видел, утирали глаза. " Шепчи, шепчи…"– говорил я ему и он шептал. А потом ты вдруг весь дернулся и тихонько вздохнул. Правитель прошептал еще заговор, а когда приклонил голову к твоему рту, прислушался, то радостно сообщил всем: " Дышит, дышит, мальчик мой". Храбр и Дубыня подняли тебя на руки и осторожно отнесли тебя в опочивальню. Отец сам раздел тебя, непрерывно продолжая шептать заговор над тобой, сам отер всю кровь с тебя и десять дней не отходил от твоего ложа. А, ты, ты говоришь, что сделал неправильный выбор. Глупый ты еще, глупый мальчишка, – сказал доброжил и вновь залился слезами.