Текст книги "Ночная (СИ)"
Автор книги: Елена Ахметова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Храмовник проследил за моими действиями с плохо скрываемым неодобрением и устало прикрыл глаза.
– Обет дает куда больше сил, если для того, чтобы его держать, приходится жертвовать чем-то действительно желанным.
– То есть?.. – переспросила я, заранее заливаясь краской.
Слишком уж заранее, разумеется.
– То есть я в любой момент могу послать твоих покровителей ко всем чертям, – любезно пояснил Раинер. – Мне достаточно просто сломать обет, и никакие литании из меня даже под пытками не вырвут. Пусть я не смогу вернуться домой, но и они ничего не получат. Я настоятельно рекомендую сообщить им об этом, когда речь зайдет об условиях сотрудничества.
– Ты хочешь что-то еще, помимо возвращения? – спросила я, глотая иррациональную обиду.
А храмовник выразительно ткнул пальцем в окно.
– Этот город – рассадник колдунов, творящих магию направо и налево. Но здесь как будто вообще нет Темных туч, только обычные облака. Я хочу знать, как это возможно, и хочу быть уверен, что об этом сообщат во все храмы Тангарры.
Я перевела взгляд за окно, где над Нальмой радостно сияло жаркое летнее солнышко, щедро рассыпая золотистые блики по крышам и рисуя кружевные узоры теней на площади Спиральных Фонтанов. И не сдержала предвкушающей улыбки.
Как я только сразу об этом не подумала?..
Глава 7 Заядлый турист и вражеский снайпер
Результатом нашим переговоров лейтенанты Гейб были предсказуемо недовольны.
Братья заглянули на жилой этаж ближе к вечеру, когда я уже успела надоесть Раинеру лекцией по ирейским бытовым мелочам и собиралась удрать к себе в комнату, позволив храмовнику переварить свои впечатления в одиночестве, – но вынужденно задержалась, честно выполняя обязанности переводчика.
– Ты собрался всю планету купить, чтобы потом заключить договор с Альянсом на правах единоличного владельца? – только и спросил Рэвен, услышав условия Раинера.
Оберон молча приземлился на единственный стул и, кажется, задремал, дожидаясь итога спора. Храмовник насупился так, словно вопрос его глубоко оскорбил – но беспокоило его на самом деле то, что мы с Рэвеном без долгих церемоний расселись на краю его кровати.
– Это, кстати, решило бы множество проблем, – отозвалась я вместо Раинера, послав храмовнику виноватую улыбку. Нет, а куда еще деваться-то? – Он все-таки единственный, кто владеет боевыми литаниями и сейчас находится в зоне досягаемости. Вы же не станете похищать другого поющего храмовника? Раинер, по крайней мере, прыгнул в портал сам.
Рэвен мученически вздохнул. Связываться с похищениями с закрытой планеты дураков не было. Поди еще найди там поющего, если не всякий храмовник подходит…
– Скажите честно, это вы его надоумили? – невежливо спросил он на унилингве.
Я одарила его кристально честной улыбкой человека, добросовестно следующего своему долгу.
Естественно, Раинер не знал ирейских расценок за консультационную работу. Но он был достаточно сообразителен, чтобы поинтересоваться ими у меня. Возможно, я несколько переоценила уровень инфляции за два года, но ведь в таком деле главное – не назвать сумму меньше реальной, а вот завысить-то само Равновесие велело!
– Действительно, о чем я спрашиваю… – пробормотал лейтенант себе под нос и вернулся к тангаррскому языку. – Сам я не имею права принимать подобные решения, но передам ваши требования наверх. Надеюсь, в расценки уже включена работа с Его Сиятельством маркизом ди Грейвинд-Ариэни и Ее Высочеством принцессой Эмори ди Ариэни?
Перед титулами он как-то подозрительно запнулся, и я немедленно начала терзаться любопытством.
– Включены, – кивнула я и, помявшись, все-таки спросила: – Мне показалось, вы знакомы с Ее Высочеством лично?
Оберон подозрительно усмехнулся сквозь полудрему, а Рэвен и вовсе звучно фыркнул, заставив Раинера нервно напрячься и потянуться к поясу – где, разумеется, давно не было меча.
– Полагаю, раз уж нам с вами предстоит долгая и тесная работа, в наших же интересах познакомиться поближе, – сообщил лейтенант. – Видите ли, Эйвери, Его Величество счел, что обычай распределять ненаследных членов королевской семьи по главным государственным должностям, прерванный после мятежа и истребления побочных ветвей, стоит возродить, благо внуков у него, в отличие от детей, предостаточно. Словом… Ее Высочество – наша кузина, и у нас не было ни малейшего шанса избежать личного знакомства.
До меня как-то медленно, очень неспешно начало доходить, что я сижу, по привычке подобрав под себя босые ноги, на одной кровати с внуком короля, да еще торгуюсь с ним за чужую зарплату. Но подхватываться и кланяться было поздновато, так что я ограничилась тем, что по-детски залилась краской и ляпнула:
– А почему вы только лейтенант?
А Рэвен еще и не смутился ни на мгновение и честно ответил:
– Потому что мой отец – бастард.
Если бы я не покраснела заранее, то проделала бы этот трюк сейчас. Правда, уже не от смущения, а от неуместного восторга.
Сыновья того самого Ирейского Носорога, раскрывшего ни много ни мало четыре заговора против королевской семьи! Вживую, передо мной! А один – даже на той же кровати…
– Судя по всему, тебе это о чем-то говорит, – страдальчески вздохнул Раинер, вклиниваясь в несвязный поток моего восторженного сознания.
– Папа – достаточно известная личность, – беспечно отозвался лейтенант. – Но это очень долгая история, а день был утомительным. Как вы смотрите на завтрак где-нибудь в городе? Вам будет полезно выбраться и своими глазами увидеть Нальму, а Эйвери, должно быть, любопытно, что успело измениться.
Да не то слово! Только вот одна ложка дегтя никак не позволяла о себе забыть.
– А нам позволено покидать здание? – подозрительно уточнила я.
– Только с сопровождением, – ввернул Оберон, не сводя глаз с насторожившегося храмовника. – Но, к счастью, мы с Рэвеном вполне можем его заменить.
– О решении начальства будет известно, в лучшем случае, к вечеру, – улыбнулся Рэвен. – Так что скажете насчет прогулки?
Я согласилась с энтузиазмом. Раинер – кажется, только потому, что согласилась я, очень неохотно. И, как обычно, оказался прав.
– Отлично, – кивнул лейтенант и злодейски добавил: – Тогда мы зайдем около семи утра.
И ушел, оставив меня мученически смотреть на часы и гадать: он вообще спит когда-нибудь?
Зато хронический недосып его брата получил отличное объяснение…
* * *
Привычный к долгим ночным бдениям организм яростно сопротивлялся сначала попыткам уснуть пораньше, потом – проснуться вовремя. Два года в трущобах сделали мой сон нервным и чутким, но даже они спасовали перед необходимостью встать в половину седьмого.
В итоге меня разбудил Раинер, которого лейтенанты добросовестно проводили до моей комнаты и коварно впихнули внутрь, воспользовавшись мастер-ключом. Сам храмовник был раздражающе свеж и бодр: в храме на утреннюю молитву вставали и того раньше, а на мои прогулы смотрели сквозь пальцы. Настоятеля более чем устраивало, что последователи не отвлекаются на единственную девицу в самом сердце Собора, так что мне было позволено дрыхнуть, сколько хочется.
Увы, отечественные порядки были куда жестче. Лейтенантам предстояло выгулять подопечных и явиться на службу вовремя – а потому мои шансы спрятать голову под подушку и доспать, и без того не слишком-то высокие, устремились к нулю.
Раинер использовал самую действенную и безжалостную методу: приподнял меня за плечи – и отпустил, позволив силе тяжести завершить побудку за него. Ощущение падения взбодрило так, как не смогло бы даже ведро холодной воды, опрокинутое мне на голову – хотя, проморгавшись и спросонья обругав храмовника не на том языке, я обнаружила, что сам он критически близок к тому, чтобы использовать-таки еще и ведро.
– Уже? – жалобно простонала я, не спеша выбираться из-под одеяла.
– Одевайся, – пробурчал Раинер и ретировался, не поддаваясь на провокации.
Судя по взрыву хохота в коридоре, переводом моей утренней тирады он предпочел поинтересоваться у братьев Гейб – и правильно сделал. Лично я бы переводить точно постеснялась. Рэвен же, судя по тому, какое выражение лица было у Раинера, когда я высунулась из комнаты, объяснил все подробнейшим образом, а то еще и от себя добавил.
Уважительно «выкать» людям, из-за которых тебя разбудили ни свет ни заря, и разводить прочие политесы оказалось слишком сложным для моего утреннего автопилота, но Рэвен на мои оплошности в речи благовоспитанно не обратил внимания – а потом и сам перешел на «ты», как-то удивительно легко и ненавязчиво. Общение с Обероном здорово облегчило внезапно нахлынувшее сочувствие и взаимопонимание: лейтенант был изрядно помят и щеголял такими синяками под глазами, что его худое лицо в переплетениях сумрачных теней напоминало маску черепа, добросовестно сооруженную из папье-маше. Поскольку сама я выглядела точно так же, мы с Раинером быстро поделили собеседников по необходимой нам степени бодрости и из здания штаб-квартиры вышли уже парами.
Рэвен с храмовником вырвались на пару шагов вперед. Мы с Обероном, напротив, чуть поотстали, вяло перебирая ногами, и шли с прикрытыми глазами, ориентируясь на голос Рэвена, самоотверженно взявшего на себя роль экскурсовода.
А вот реакция Раинера заставила меня потихоньку проснуться.
Его не напрягал ни незнакомый город, ни необходимость следовать точно за сопровождающим, ни толпы народа, спешащего на работу. Он не бросался петь боевые литании на Спиральные фонтаны, главную достопримечательность столицы, совершенно спокойно отреагировал на телепортационные арки по краям главной площади Облачного района, а на систему перепускных труб, отводящих горные речушки от построенных на скалах зданий, смотрел с умеренным интересом заядлого туриста.
Рэвен тоже заметил храмовничьи странности, но пока просто продолжал экскурсию, уверенно выводя всю компанию за пределы торговых улочек, в рабочие кварталы. Логично: в Облачном районе вряд ли нашлись бы круглосуточные заведения. Те, кому приходилось дежурить ночами, обычно жили ниже.
Что лейтенант определенно не собирался поступаться качеством своего завтрака ради его переноса на раннее время, стало понятно еще за пару домов до нужного. Пахло до того упоительно, что даже мой желудок, не слишком обрадованный возвращению к ирейской пище со всеми ее консервантами и добавками, по-волчьи взвыл и решительно перебрался на сторону патриотов.
Виранийский кофе со жгучей смесью специй и свежая выпечка.
Этому маленькому семейному ресторанчику, по совести, даже вывеска была не слишком-то нужна. Раинер резко утратил интерес к экскурсии, благо Рэвен уже не горел желанием ее продолжать, а мы с Обероном приободрились и внезапно обнаружили интерес к жизни – по крайней мере, к одному из ее аспектов.
Лейтенанты, похоже, забредали сюда регулярно: примечательно усатый хозяин поздоровался с ними, как с родными, и безо всяких вопросов загудел кофемолкой, а симпатичная пухленькая девушка – должно быть, его дочь, сразу сообщила, что свежая партия булочек с корицей будет через пару минут. Рэвен тут же клятвенно пообещал съесть, по меньшей мере, половину – «и, пожалуй, слона».
Я кое-как придержала при себе комментарий, что слоном ему придется поделиться, и, покрутив головой, выбрала угловой столик у окна, украшенного до того кустистой и разлапистой геранью, что полупрозрачные занавески походили на профанацию.
– Ты заняла мое обычное место, – заметил Оберон, когда я уселась спиной к углу.
Раинер, метивший на то же плетеное кресло, стоически смолчал. Я растеклась по сиденью и привалилась плечом к стене, выдав самое жалобное выражение лица, на какое только была способна.
– Потерпишь, – посмеиваясь, сказал Рэвен, расслабленно плюхнувшись в кресло напротив, и подмигнул мне. – Он обычно там досыпает. Причем в точно такой же позе.
Оберон на мгновение подвис, оценивая сходство, но потом вздохнул – и уселся рядом с братом, потому что в соседнее со мной кресло непреклонно приземлился Раинер.
– Вот появятся у тебя дети, тоже будешь засыпать где угодно и как угодно, – пробормотал Оберон, откинувшись на спинку.
– Просто признай: ты всегда спал на ходу, а теперь у тебя появилась удобная отмазка, – хмыкнул Рэвен. Подколка прошла мимо: его брат уже отодвинул свое кресло от стола и прикрыл глаза, упершись затылком в стену. – Вот же… – Рэвен разочарованно махнул рукой и отвернулся. – Кстати, Эйвери, в приемную поступило заявление от твоих сестер. Секретариат в дрожи и панике пытается написать такой отказ, чтобы юная пиромантка не выразила свое негодование в чрезмерно эмоциональной форме. МагПро – все-таки закрытое заведение. Мало ли что твои сестры могут услышать, поднимаясь на нужный этаж? В общем, давай ты им позвонишь, и мы рискнем гостиницей, где они остановились, а не родной приемной?
– А мне можно будет с ними видеться? – подозрительно уточнила я. – А то вы все равно рискнете приемной.
Что из них двоих куда опасней целеустремленная и юридически подкованная Юнити, а вовсе не взрывная Ясмайн, я предупреждать не стала. Раинера и без того явственно терзал очередной разрыв шаблона.
– За пределами закрытых государственных учреждений – сколько угодно, – заверил меня Рэвен.
– Значит, только под конвоем? – удрученно уточнила я, а Раинер отчего-то нехорошо сощурился.
– Увы, – развел руками лейтенант. – Указание сверху.
Я окинула его оценивающим взглядом, и он по-разбойничьи заломил левую бровь:
– Девичьи секреты?
– Хуже, – заверила я его и развела руки, демонстрируя, как печально на мне сидит казенная одежка. – Поход по магазинам. Больничную рубашку я еще могу стерпеть, но вот все остальное…
– О, – только и сказал Рэвен, явно не проникшись моей двухлетней тоской по нормальному нижнему белью. – Да, вообще-то, хорошая мысль. – И с нескрываемым сочувствием посмотрел на Раинера. – Наверное, тебе тоже не помешает…
Храмовник, знать не знавший, что грозящий ему шоппинг в женской компании способен вызвать острое мужское сочувствие, подобрался и насторожился, ожидая серьезного подвоха. А чужой и незнакомый мир подло прибег к отвлекающему маневру – в лице хозяйской дочки, принесшей кофе.
Раинер пробовал осторожно, точно ему было не впервой приспосабливаться к иностранной кухне, но после первого глотка все равно смотрел в кружку с таким озадаченным видом, словно только из вежливости не спросил, как мы это вообще пьем.
А Оберон и Рэвен переглянулись, безмолвно переговариваясь о чем-то, и я впервые подумала, что здесь мы оказались не из-за прихоти говорливого лейтенанта. В Нальме хватает ресторанов и забегаловок. Ничто не мешало выбрать заведение с нейтральным меню – без соленого виранийского кофе с ванильным ароматом, корично-сладких булочек по-хелльски и вырвиглазно острых аррианских лепешек. Но братья Гейбы явно рассчитывали взглянуть, как Раинер отреагирует на такое угощение.
Похоже, он их ничуть не разочаровал.
* * *
Делиться своими догадками лейтенанты не спешили – да и вообще предпочли завершить прогулку, сославшись на необходимость явиться на рабочее место и клятвенно пообещав заглянуть вечером, чтобы поделиться последними новостями. Я изнывала от любопытства, но приставать с расспросами к должностным лицам не решилась.
Благо у меня под боком находилось лицо совершенно не должностное.
Впрочем, с прогулки Раинер возвращался таким озадаченным и обескураженным, что со своими вопросами я предпочла повременить и даже мирно ушла в свою комнату, позволив храмовнику переварить свои впечатления в одиночестве. А он взял и не оценил моих титанических усилий по сдерживанию своего нездорового любопытства.
Уже четверть часа спустя Раинер стучался в мою дверь. Я опасалась, что Юнити прорвала-таки блокаду МагПро и явилась проведать свою непутевую сестру, а потому открывала с опаской – которую храмовник почему-то принял на свой счет и сразу отступил назад, демонстрируя безоружные и расслабленные руки.
– Я хотел поговорить.
Судя по напряженному лицу, хотел он скорее выговориться, но меня более чем устраивали оба варианта, так что я с готовностью впустила его в комнату и даже благовоспитанно предложила чай.
– Если это такая же горькая дрянь… – мученически вздохнул Раинер, закрыв за собой дверь, и махнул рукой. – А, все равно давай.
Чай, в отличие от кофе, ему понравился, и я воспользовалась моментом, чтобы осторожно поинтересоваться:
– Ты заметил, что Рэвен и Оберон решили тебя прощупать?
Раинер резко перестал умиротворяться над чашкой.
– Значит, действительно… – пробормотал он и устало прикрыл глаза. – Зачем? Они же своими глазами видели, на что я способен. Этого мало? Я же… – храмовник помолчал, явно сдерживаясь от излишне резких слов, и раздраженно отставил чай. – Ладно. Ты явно понимаешь больше, чем я, иначе и не начала бы этот разговор. Что ты хочешь за объяснения?
Я открыла рот, чтобы возмутиться… и закрыла.
Он видел меня только торгующейся за лучший кусок. Видящей возможность поторговаться за что угодно, где угодно и с кем угодно. Что еще, по большому счету, оставалось делать, когда торги вдруг оказались единственным способом избавиться от нищенского существования? Я выцарапала благосклонность у самого настоятеля, грамоту – у младшего епископа, работу для всего Мертвого квартала – у синода… и даже самого Раинера уговорила помочь мне, выторговав свою шкуру на тишину и порядок в городе. А потом еще и нахально качала права уже перед Магическим Противодействием – и самой принцессой.
Естественно, Раинер ждал, что за информацию я тоже что-то попрошу. С чего бы ему подозревать меня в желании совершенно бескорыстно подружиться с человеком, с которым предстоит работать на всем протяжении контракта?
– Рэвен и Оберон ожидали, что ты куда негативнее отреагируешь на… – растерявшись, я провела пальцем поперек лба, обозначая главный магический канал, которого там давно не было. Раинер проследил за жестом и снова опустил взгляд – куда-то на уровень моих губ. – Ты провел всю жизнь, борясь с магией, состоишь в Ордене, который поклялся ее истребить, – я запнулась, пропустив напрашивающееся «хотя ты там явно не на самом хорошем счету», но встряхнулась и продолжила: – Я полагала, тебе будет сложно смириться с мыслью, что магией можно исцелять и творить, а не только наводить порчу и нагонять облака. Думаю, лейтенантов тоже смущает то, насколько легко ты воспринял перемены. Они пытаются проверить, действительно ли ты тот, за кого себя выдаешь, или же техника боевых литаний известна еще и где-то за пределами Тангарры. Потому что если так… – я развела руками и спросила в лоб: – Они правы в своих подозрениях?
Раинер долго молчал, заставив меня здорово понервничать под тяжелым изучающим взглядом. Но, как выяснилось, он вовсе не отказывался отвечать – а просто прикидывал, во что ему в итоге обойдется мой внезапный порыв к подозрительно бесплатному сотрудничеству. Мои уверения, что это просто откровенность в обмен на откровенность, заставили его насторожиться еще больше.
– Я вступил в Орден только год назад, – огорошил меня храмовник после долгой паузы, когда я уже подумывала срочно кликнуть сыскарей. – А до того путешествовал с бродячим цирком.
– А…
– Пел, – горько усмехнулся Раинер, не дожидаясь, пока я отойду от шока в достаточной степени, чтобы задать осмысленный вопрос. – В соседнем герцогстве, в отличие от Ордена, менестрелей привечали. В пределах разумного, конечно. В города нас пускали только на праздники. На очередном Равноденствии присутствовала сама герцогская дочь…
Он так вздохнул, что я уже стиснула зубы и приготовилась слушать историю о неравной любви. Что там еще могло быть? Наивной аристократке понравилось пение, повлекло к туману странствий и ореолу таинственности, окутывающему любого путешественника. Раинер же отлично понимал, какое впечатление производит, и наверняка воспользовался ситуацией в сугубо личных интересах. А потом об интрижке проведал папа-герцог, и артистам пришлось уносить ноги – хорошо еще, если все успели…
– Я от нее удрал.
Несколько секунд я просто смотрела на него, не веря собственным ушам, а Раинер продолжал – каким-то отстраненным, равнодушным голосом, будто рассказывал вовсе не о себе.
– Оглушил ее пажа, запер компаньонку в уборной, где она велела дожидаться, и ушел из цирка, пока маркиза смотрела на выступление жонглеров. До границы герцогства было больше недели пути, еще два – до храма… меня даже не хотели поначалу брать в дружину, в такого доходягу я превратился. Но в послушники приняли, и тогда я дал обет безбрачия. Когда герцог, тронутый обидой дочери, нашел меня, было поздно.
Кажется, у меня было странное выражение лица, потому что Раинер неожиданно вспылил:
– Что?! Это была единственная дочь чертова герцога!
– Это была единственная дочь чертова герцога, – поддакнула я. – А ты променял ее на компанию потных мужиков и бродячих мертвецов.
На Тангарре за последние слова я бы здорово огребла (костер, костер и еще раз костер!), но Раинер успокоился так же неожиданно, как и разозлился.
– Если ты из тех, кого влечет романтика странствий и случайных связей… – он окинул меня рассеянным, отстраненным взглядом и отвел глаза. – В цирковой труппе был немой скопец. Жонглер, к слову. Он как-то крутил роман с прекрасной маркизой и несколько недель жил в замке. Был счастлив, наверное. А потом он ей надоел.
Меня продрал холодок – таким ровным тоном Раинер это произнес.
– Сплетни, конечно, все равно ходили, – помолчав, добавил храмовник. – Всем слугам язык не отрежешь. Но сам герой-любовник молчал и другой женщине уже точно не достался бы, а остальное маркизу волновало мало. В общем… если я и променял несколько недель с герцогской дочерью на бродячих мертвецов, то не жалею об этом. Ничуть.
А мне вдруг совершенно иррационально захотелось его обнять. Словно передо мной сидел не битый жизнью десятник из храмовой дружины – а все еще юный менестрель, вынужденный учиться обращаться с мечом и часами стоять на коленях в холодной келье из-за прихоти избалованной девчонки.
Что ему после этого небольшое путешествие в другой мир? Мало ли стран он успел повидать?..
– Думаю, тебе стоит рассказать об этом лейтенантам, – посоветовала я, справившись с неуместным порывом.
– Стоит? – вдруг с нажимом переспросил Раинер, заинтересованно подавшись вперед.
А я осеклась и почему-то с полминуты вдумчиво смотрела на тронутую робким загаром полоску кожи под воротом рубахи – вместо того, чтобы сообразить, что за какой-то несчастный год можно либо научиться сносно владеть мечом, либо вызубрить все храмовые литании. Но никак не одновременно. А умение махать кулаками, увы, в повседневной жизни было куда актуальнее – пока в город не прокралась чума…
Когда-то – кажется, целую вечность назад, – я пришла к нему с похожим вопросом, не зная, как отнесется храм к моим идеям по поводу местонахождения нахцерера. А теперь Раинер и сам хотел бы знать – стоит ли говорить своим новым хозяевам, что выучил только самые ходовые молитвы.
«Ему просто некого больше об этом спросить», – напомнила я себе, давя неуместное умиление и самодовольство.
И подумала, что у герцогской дочки-то губа не дура…
* * *
– На твое счастье, ты сейчас под покровительством официальных властей, которые поостерегутся и похищать кого-то поопытнее, и вышвыривать тебя, как отработанный материал, – подумав, сообщила я. – Вряд ли МагПро будет довольно, но поделать ничего не сможет, опасаясь скандала. Строго говоря, они и задерживать тебя больше, чем на трое суток, не должны, но наверняка надеются в случае чего отговориться затяжной бумажной волокитой в связи с отсутствием прецедентов. Хотя твое согласие как оправдание отказа в депортации куда предпочтительнее. А вот если ты промолчишь, а потом выяснится, что есть литании и поинтереснее… – я бессмысленно уставилась на стену за его спиной: она, по крайней мере, не сбивала меня с мысли. – Тебя могут обвинить в нарушении условий контракта, а меня – в утаивании государственно важной информации. Тюрьмы здесь, конечно, по виду куда лучше ваших келий, но я все же предпочла бы оставаться на свободе.
Раинер кивнул с таким видом, будто и сам пришел к тем же выводам – а теперь я их подтвердила. А потом встрепенулся:
– К слову, о кельях. Откуда, говоришь, ты знала про второй выход из мертвецкой в Соборе?
Я обреченно вздохнула и налила себе еще чашку чая, как никогда сочувствуя Старшому. Он-то прошел со мной через все то же самое: и отказ разговаривать, и вспышки гнева, и молчаливое отрешение, будто эта новая реальность меня не касалась, – и через затяжной период бесконечных вопросов, усложненных языковым барьером. Если задуматься, мне с Раинером повезло куда больше.
– Это не собор, – безжалостно огорошила я его. – Это типовая офисная высотка… такое здание, где люди собираются для бумажной работы. Очень старое. Ему, должно быть, что-то около трехсот лет.
Храмовник помолчал, переваривая сказанное, и осторожно произнес вполголоса:
– Прежний настоятель как-то говорил, что это город построили вокруг Собора, а не Собор в городе, – как будто и сам опасался оказаться на костре за свои слова.
Я тоже не выдержала и воровато огляделась – словно во встроенном шифоньере с огромным зеркалом могла притаиться разъяренная толпа с вилами и факелами. С карателями во главе.
– Так и было, – выдавила я и обняла чашку обеими руками. – Считается, что человечество как вид появилось около семидесяти тысяч лет назад. На другой планете, Вирании. Нет, дослушай, – остановила я храмовника, явно собравшегося вставить комментарий. – Маги появились еще позже, буквально пару тысяч лет назад, когда ядро планеты начало остывать, – тогда же возникло поверье, что с каждым рождением одаренного ядро остывает все сильнее. На самом деле, конечно, это никак не связано, но наука о магии развивалась годами и, само собой, изобиловала ошибочными теориями. Да и сейчас, наверное… – я растерянно пожала плечами и вернулась к теме. – Понижение температуры на планете дало мощный толчок прогрессу. Часть населения посчитала, что оставаться на Вирании опасно. Тогда были изобретены первые звездолеты, медленные и неповоротливые, но достаточно вместительные, чтобы выслать поселенцев к потенциально пригодным для жизни планетам. Некоторым экспедициям повезло; была открыта Ирейя, где мы сейчас находимся, Иринея, где я училась на помощника целителя, Хелла, где я пыталась восстановить свой магический канал, и Аррио. Они относительно близко друг к другу. Поселенцы могли обмениваться сообщениями, хотя их доставка и растягивалась на несколько десятилетий. Но перелет занял бы лет двести-триста, так что это еще неплохо – по крайней мере, они не оказались изолированы. Конечно, каждая планета вынуждала приспосабливаться под себя, и поселенцы постепенно менялись. На Ирейе, например, наиболее пригодным для жизни местом поначалу был крошечный вулканический островок на месте нынешнего архипелага Лиданг; поэтому у ирейцев немного отличается строение легких и терморегуляция. А в экспедиции на Хеллу половина членов экипажа была одаренной – так что теперь дам засилье колдунов, а от естественного климата и рельефа ничего не осталось…
– Это как-то связано с Собором? – не выдержал Раинер.
– Ну да, – обескураженно кивнула я. – Рассказчик из меня, конечно… я подвожу к тому, что планеты не могли свободно обмениваться ни знаниями и открытиями, ни веяниями, ни товарами и туристами. Ирейя, Иринея, Хелла и Аррио еще поддерживали какое-то подобие связи, но остальные экспедиции либо не долетели, либо не смогли послать сообщение, либо послали, но ответ получили к тому моменту, когда сменилось уже несколько поколений. Первые годы адаптации были тяжелыми, и занятые физическим трудом люди не всегда успевали обучать детей. Сотня лет изоляции – и молодежь попросту уже не знала, что вообще должна была получить ответ. Расселение отбросило нас назад в развитии. Но все люди произошли с Вирании, и первые поселенцы везли с собой одинаковые чертежи для первых построек. Судя по Собору, на Тангарре поначалу было неплохо, раз у поселенцев дошли руки до высоток, а не только до теплиц и базовых модулей, как на Тейнаре. А потом… – я пожала плечами. – Должно быть, часть экспедиции верила, что все зло от магов, и у Тангарры тоже остынет ядро. Маги оборонялись, колдовали без меры, защищая себя и своих детей – и над планетой начала формироваться силовая облачная завеса из неправильно распыленной энергии. Это окончательно уверило поселенцев в зловредности «колдунов», и от классической магии ничего не осталось. Выжили только те, кто рассеивал энергию ритуально и не привлекал внимания – вроде того же бокора или особо удачливых травниц-шептух. А постройки тех времен стоят до сих пор. На Ирейе тоже сохранилось несколько похожих зданий. В Собор я действительно попала впервые, но была в историческом музее, который занимает такую же башню, и видела ее план.
– Значит, вы просто умеете правильно «рассеивать» энергию? – успокоившись насчет Собора, Раинер снова выцепил самое главное.
– Большинство не умеет, – честно призналась я. – Поэтому на всех планетах Альянса, кроме Хеллы, запрещено применение магии высоких ступеней без специального разрешения. А слабая, низшая магия рассеивается сама.
– Что относится к высоким ступеням? – тут же спросил Раинер, и меня начало преследовать ощущение, что ему отчаянно не хватает блокнота и ручки.
Лично мне не хватало учебника по основам экологии, но это, кажется, должно было войти в оплату храмовничьих консультаций, так что я ограничилась общим:
– Все, что требует диаметра главного силового канала свыше трех миллиметров. Маги чувствуют это по-другому, как усиление запаха, но градация строится на обычных физических замерах. Например, чтобы вылечить твою руку, нужен был канал не меньше полутора миллиметров, а чтобы телепортировать нас с Тангарры – не меньше… пяти, – запнувшись, закончила я, впервые задумавшись, какая же махина сидела в голове у Оберона. – У меня было всего два, – грустно добавила я. – Зато мне не ставили никаких ограничений в заклинаниях.
– Прекрасно, – саркастически протянул Раинер, задумавшись о своем. – И что же нам теперь, вскрывать всем, заподозренным в колдовстве, черепные коробки, чтобы замерить канал?
Я растерялась. Тут явно имела место проблема этического характера.
– В Альянсе используются преимущественно диагностические заклинания, – призналась я. – На Павелле – там, к слову, почти нет коренных магов, а потому развивается в основном техника – додумались до машин, которые работают по принципу звукового резонанса… – я осеклась, заметив на лице собеседника чрезмерно озадаченное выражение. – В общем, есть машины, которые могут замерить канал, но они очень громоздкие и дорогие. Наверное, это лучше обсудить с лордом Эйденом. С согласия правительства Тангарры можно будет прислать вам дипломированных магов, которые проводили бы обучение… – я замолчала, обдумывая последствия, и Раинер будто мои мысли прочитал:
